Служебный роман, или История Милы Кулагиной, родившейся под знаком Овена

«СЮРПРИЗ, ЦЕЗАРЬ!»

Все-таки моя работа и я идеально подходим друг другу. Я радостно иду на службу утром и радостно возвращаюсь со службы вечером. Сейчас я дождусь, когда народ потянется на обеденный перерыв, и выйду в сеть. А сама перекушу позже. А то и вовсе попрошу Мишеньку стать мне родной матерью и принести чашечку чаю прямо в кабинет. Он, добрая душа, еще ни разу не отказал распоясавшейся директрисе в чашке чая на основании того, что у нее у самой есть и ручки, и ножки… Не то что некоторые.

Припомнив последний разговор о ручках и ножках, я подавила смешок. Боюсь, этот разговор и стал причиной трехдневного молчания Бродяги. И Профессора. Хотя не исключаю, что с Бродягой мы просто разминулись, а Профессор, глядишь, что и оставил для меня — я же не проверяла…

Тьфу ты… Сама никак не привыкну, что эти двое — «два в одном».

Тишина. Даже за стеной, в кабинете Снегова, больше не слышны шаги.

ЛЕДИ: Привет дебоширам! Как самочувствие?

БРОДЯГА: Спасибо, добрая госпожа, по сравнению с тем, что было позавчера — превосходно.

ЛЕДИ: Поделом вам, старый бродяга! Впредь не пейте во вред здоровью. Берегите себя для ближних.

БРОДЯГА: Я, как правило, так и поступаю…

ЛЕДИ: Особенно третьего дня?

БРОДЯГА: Ох… Не добивайте, если сможете… Если уж вам без этого не обойтись тогда, конечно, добивайте.

ЛЕДИ: И не подумаю! Сами не маленький.

БРОДЯГА: Да и так уже… Примете ли вы мои извинения за все, что я позволил себе в ту роковую ночь?

ЛЕДИ: Вы, к счастью, по причинческим технинам не могли себе особенно много позволить. Вот если бы между нами не было монитора…

БРОДЯГА: Если бы между нами не было монитора, я бы не позволил себе нажраться… То есть, простите, злоупотребить. Меня, в сущности, развезло с непривычки.

ЛЕДИ: Все так говорят, милейший, абсолютно все!

БРОДЯГА: Нет, действительно, Леди, простите, а? Вы вправе потребовать сатисфакции, если захотите. Я вам ее с радостью предоставлю.

ЛЕДИ: О какой сатисфакции речь? Как вы себе это видите, голубчик? Я что же — должна теперь в отместку ваши, что ли, конечности перецеловать?..

БРОДЯГА: Ой!.. Не смею настаивать… Но отказаться тем более не смею.

ЛЕДИ: Ну нет, покладистый вы мой, этого, полагаю, не произойдет никогда.

БРОДЯГА: Никогда-никогда? Даже если в противном случае небо рухнет на землю?

ЛЕДИ: Да, неслабые у вас возможности!.. Впрочем, пусть его падает, мое, что ли, небо?

БРОДЯГА: Узнаю мою Леди. Непреклонна и нерасчетлива.

ЛЕДИ: Я, конечно, могу ошибаться, но по-моему, ваша давешняя распущенность не так уж вас и тяготит.

БРОДЯГА: Вы не можете судить. Ужасно тяготит. Другое дело, что я невольно приблизился к вам на крохотный шажок и не могу заставить себя удалиться на прежние позиции.

ЛЕДИ: Невольно?

БРОДЯГА: Хм!.. Да, был неправ! Но ведь был нетрезв. Да, уронил честь советского офицера… Ну и пусть себе валяется — моя, что ли, честь? Как выражается одна моя хорошая знакомая.

ЛЕДИ: Ваша знакомая, допустим, выражается совсем иначе. Впрочем… Вы, мой безымянный друг, похоже, и правда не совсем в своей тарелке. Может, если я по всей форме дарую вам прощение, вы переползете обратно в свою тарелку? Договоримся так: я никогда больше не напомню о вашем новогоднем разгуле, если вы не дадите мне повода. Иначе буду напоминать что ни день. А иногда и по ночам.

БРОДЯГА: Спасительница! Поверьте мне на этот раз я вас не подведу!.. А скажите, Тикки не была свидетельницей моего падения?

ЛЕДИ: Так вот что вас больше всего беспокоит! Хорошо же! Если вы не сдержите своего обещания — она будет первой, кому я сдам вас как стеклотару. То есть, естественно, открою на вас глаза. Впрочем, вы с ней разве знакомы? А чтобы в вашем буйстве участвовал Профессор не припомню.

БРОДЯГА: Ну еще бы. Он вообще нелюдим. Его на подобные мероприятия не выманить. А кроме того, этот спесивый, чопорный и рассудочный тип даже в одиночку и по медико-профилактическим показаниям не прибегнет к искусственным стимуляторам.

ЛЕДИ: Боже! Находка, а не мужчина.

БРОДЯГА: Да? Может, мне уйти?.. Впрочем, нет, так легко вы от меня не отделаетесь!

ЛЕДИ: Как вам будет благоугодно, милейший. Кстати, давно ли вы навещали объединивший нас сайт?

БРОДЯГА: Недавно. Там сейчас есть на что взглянуть любительницам посмеяться над пьяными выходками могучих скандинавских воинов. Вы, надеюсь, помните, что настоящие скандинавские пирушки были развлечениями для неслабых духом мужчин?

ЛЕДИ: В каком смысле? Что похвалившись всласть, они тут же, на месте начинали отвечать за свои слова?

БРОДЯГА: И это случалось. Но я имел в виду, что их любимый напиток содержал минимум дурманящих веществ и максимум сивушных масел. Так что напиться допьяна удавалось далеко не сразу и не всегда, а вот жутчайшее похмелье было бедолагам обеспечено. Оно было чуть ли не единственным гарантированным удовольствием от пира.

ЛЕДИ: Как же, припоминаю. Поделитесь своим частным мнением: для чего им это было нужно? Удовольствие-то, что ни говори, сомнительное.

БРОДЯГА: Предлагаю рассматривать «это» как экстремальный вид спорта.

ЛЕДИ: Может, это своего рода наркомания?

БРОДЯГА: Пожалуй, да, эмоциональная наркомания. Как человеку, так и его организму необходимы сильные чувства, необходима возможность выплеснуть невостребованную энергию. Ведь как большинство из нас живет?.. Боже, как большинство из нас живет, для чего и за счет чего!.. Вот вас, друг мой, что поддерживает на плаву? Что придает осмысленность вашей жизни?

ЛЕДИ: Ну, в данный момент — вы.

БРОДЯГА: Спасибо. А в прочее время? Вы любите свою работу? Своих друзей? Вас радуют перспективы?

ЛЕДИ: Если позволите, я вам на эти вопросы чуть позже отвечу. Пока скажу следующее: работу свою я люблю достаточно, чтобы не забывать о ней на весь рабочий день. Ваше общество меня действительно в большинстве случаев радует, но пора и честь знать.

БРОДЯГА: И то правда. Но потом-то вы мне ответите?

ЛЕДИ: Смотря чем и на что… <<улыбающийся смайлик>> А впрочем, конечно, отвечу. До встречи, Бродяга!

БРОДЯГА: До встречи, Леди.

Телефон зазвонил, едва я вышла из И-нета. Возможно, потому, что раньше было не прозвониться. Чувствуя себя школьницей, застигнутой учителем за чтением романа на уроке, я решительно объявила, в трубку.

— Агентство «Шанс».

— Здравствуйте, Людмила Прокофьевна! Рад слышать вас наконец! Это Левинскис.

— Здравствуйте, Борис Артемьевич. Чем обязаны?

— Узнаю своего лучшего локального директора. Сразу быка за рога.

— Сомневаюсь, что вы звоните просто поинтересоваться нашим здоровьем, а о делах мы вам регулярно отчитываемся. Так что…

Все правильно, Людмила Прокофьевна. Отчеты я получаю, финансы приходят вовремя, и тем, и другим я доволен. Так что сегодня скорее я сам перед вами отчитаюсь.

— Вот как?

— Да. Дело в том, что я собираюсь расширить сферу охвата своей центральной конторы — и саму контору, естественно, тоже. В том числе поменять офис, увеличить штат, внедрить новые виды деятельности… Ну, не вам все это объяснять. Кстати, ваши идеи и ваш опыт я активно использую. В общем, мне необходим второй заместитель. Младший. И поскольку из всех моих дочерних предприятий лучшим заслуженно считается ваше, я, естественно, подумал в первую очередь о вашей кандидатуре…

Как только в словах начальника для меня забрезжил смысл (а это произошло куда раньше, чем он договорил), я непроизвольно протестующе замотала головой.

— Борис Артемьевич, может быть, вы еще раз подумаете?

— Напрасно торопитесь, Людмила Прокофьевна. Дослушайте сперва меня. Я понимаю, что этот перевод выглядит как понижение в должности. Но сами посудите — ведь вы первое время будете, что называется, не в теме, вам придется вникать заново. Я знаю, что вникаете вы быстро и глубоко, однако все равно на это понадобится время, тем более что человек вы основательный. В дальнейшем же, по мере того, как вы будете осваиваться, вам откроются превосходные перспективы, каких на периферии у вас никогда не будет. — В голосе Левинскиса отчетливо промелькнули нотки превосходства. — А в финансовом смысле вы со временем значительно выиграете. Что вы скажете теперь?

Я очень, очень старалась не давать воли эмоциям. В конце концов, к этому меня обязывал не только устоявшийся имидж, но и собственные интересы: с холодной головой у меня было больше шансов отбояриться от почетной ссылки в чертову первопрестольную.

— Видите ли, Борис Артемьевич… Во-первых, «Шанс» я веду уже достаточно давно и каждый винтик в механизме знаю. Естественно, интересы предприятия, которое я чуть ли не с ложечки выкормила, мне на порядок ближе, чем кому бы то ни было («И чем контора в Москве, с которой я никаких дел не имела и впредь не собираюсь», — договорила я уже про себя). Так что для моего агентства сейчас нет лучшего директора, чем я.

— Отчасти оно, конечно, так, — покладисто согласился Левинскис. — Но я давно и внимательно слежу за вашими успехами, и, думаю, не погрешу против истины, если скажу: к настоящему моменту вы так все отладили в работе конторы, что теперь она и без вас способна неплохо функционировать. Использовать вас там, где может справиться любой, — непроизводительная трата высококлассных кадров. А вот в Москве, где многое придется начинать с нуля, вы мне действительно понадобитесь. Ну не капризничайте, Людмила Прокофьевна! Вы же понимаете, что я прав.

Я и впрямь понимала, что он прав, а я, увы, не права — но ни за какие пряники, ни под каким соусом не собиралась перемещаться в Москву!.. Я уже пробовала жить в этом городе и теперь точно знаю, что мы с ним несовместимы. Не хочу, не могу больше видеть эти улицы, этих людей, не могу каждую минуту ждать встречи с общими знакомыми, дабы выслушать подробнейший отчет о нынешнем положении дел и новом семействе бывшего мужа. Нет, ни за что!..

Левинскис меж тем продолжал:

— Людмила Прокофьевна, что вас по-настоящему держит в Петербурге? Жилье? Мы вам выделим казенное, ничуть не хуже.

«Вот теперь уж точно не выйдет, товарищ Левинскис, — подумала я. — Вы бы хоть взглянули на мое “родовое гнездо”, прежде чем давать опрометчивые обещания. Впрочем, обещайте, обещайте — я слушаю».

— Семьи у вас нет — я специально навел справки, — сообщил Левинскис, словно отвечая не на мои сдержанные слова, а сразу на агрессивные мысли. — Так что ни одного возражения, на которое я не мог бы ответить, вы мне сегодня не предъявили. Скажу откровенно: я действительно хочу видеть вас у себя, всерьез на вас рассчитываю и очень, очень обижусь, если вы откажетесь. Не хочу выглядеть деспотом, но все же напомню, что вы — сотрудник моего предприятия. Превосходный сотрудник, но едва ли незаменимый.

Я молчала.

— Если вам тяжело сразу решиться, не расстраивайтесь раньше времени: пока мой проект еще на стадии разработки, такие дела быстро не делаются. И хотя я твердо намерен его осуществить время у вас еще есть. В зависимости от того, как пойдет реализация планов, вы располагаете где-то полугодом, а то и годом на раздумье, подготовку дел к передаче, подбор достойной кандидатуры на свое место. Я ведь понимаю, что кому попало вы контору не оставите. У вас ведь есть заместитель, так? Не думаете его сделать своим преемником? Или он слишком хорош на должности заместителя?

— Если время у меня еще есть, я лучше действительно сначала как следует все обдумаю, Борис Артемьевич, — отозвалась наконец я.

— Вот и превосходно, Людмила Прокофьевна, — с заметным облегчением проговорил Левинскис. — Не обижайтесь на меня, пожалуйста. Я ведь и правда забочусь не только о себе, и насколько это от меня зависит, собираюсь пересадить вас на новую почву с минимальными потерями. Надеюсь, мы еще неоднократно созвонимся. Всего хорошего!

— До свидания. Послышалось или правда мелькнули в голосе босса почти неуловимые нотки злорадства? Уж не собирается ли он припомнить мне все, причем сразу? Слушая короткие гудки, я вспомнила собственные недавние сетования на рутину и налаженную жизнь, ностальгию по мобилизующим все силы авралам. Повесила трубку и обозвала себя идиоткой. А потом, подумав, еще несколькими словами близкими по смыслу, но куда более эмоционально насыщенными.

Я не собиралась ехать в Москву. И знала: что бы ни произошло, решение мое останется неизменным. А это значит, что, если мне не оставят выхода, придется искать себе новую работу. Жаль… Однако о дальнейшей судьбе агентства надлежит позаботиться в любом случае.

Естественным наследником моей должности является, по сути дела, Снегов. Он не из тех заместителей, которые, будучи превосходными ассистентами хорошего начальника, становятся совершенно беспомощными в «вольном плаванье». Я также не думала, что он откажется — безответственности за ним до сих пор не наблюдалось.

Но этот вариант я почему-то с самого начала рассматривала как аварийный. То есть ясно почему, хотя и очень неприятно в этом сознаваться: я не любила Снегова. Да и как можно было любить этого черствого бесцеремонного типа? Но серьезные взрослые люди не руководствуются в делах симпатиями и антипатиями… Что же делать?

Похоже, выбор мой был невелик. А потому я постановила сделать две вещи. Во-первых, собрать наконец сведения о… О любом достойном кандидате на должность директора, наличие которого позволит мне, если что аргументированно и с соблюдением всех приличий отказать Снегову. Во-вторых, обратиться к советчику, которого уже давненько не привлекала, дожидаясь, видимо, черного дня.