Смена эпох

НАЧАЛО ПУТИ

В марте 1983 года в министерство просвещения ДРА пришел новый министр Абдул Самад Каюми. А два месяца спустя в Кабул из Москвы приехал новый руководитель группы советских специалистов при этом министерстве Евгений Петрович Белозерцев. Советник. Или, как говорят в Афганистане, — «мушавер».

К своему сотрудничеству в столь важном для Афганистана деле, к своей большой личной дружбе, выросшей в общих заботах, они шли разными путями. Каюми никогда не был педагогом. Закончив Кабульский политехнический институт, он работал на заводе азотных удобрений в городе Мазари-Шарифе, где прошел путь от сменного инженера до директора предприятия. Затем его отозвали в Кабул, где он стал генеральным председателем управления местных органов власти ДРА. И вот год спустя новое назначение, в совершенно неведомую, если не считать школьных лет, область. «Ничего, — утешали его в ЦК НДПА, — ты способный организатор, тебе всего 36 лет. Быстро войдешь в курс».

Белозерцев — педагог профессиональный. В 1963 году он закончил пединститут в городе Ельце на Орловщине. Получив диплом, добился путевки в Магадан. В Магадане работал в знаменитой традициями средней школе № 1, первом каменном здании города. Вел уроки труда, преподавал физику, был заместителем директора по воспитательной работе. Затем участвовал в создании пионерского лагеря ЦК ВЛКСМ «Орленок». Аспирантура Академии педагогических наук… Высшая комсомольская школа при ЦК ВЛКСМ… Наконец, Министерство просвещения СССР, где Евгений Петрович был заместителем начальника управления подготовки педагогических кадров. Оттуда его и командировали в Афганистан.

Предшественникам Каюми и Белозерцева было очень тяжело. До революции Афганистан считался одной из самых отсталых стран в области просвещения. Число неграмотных здесь превышало 90 процентов населения…

Прежде чем ставить перед собой конкретные задачи, Каюми и Белозерцев решили четко выяснить, с какой точки отсчета они начинают. То есть сколько в стране школ, сколько учителей, сколько детей школьного возраста. Статистические учреждения, Госплан, губернаторы провинций, международные организации называли разные цифры, сильно расходящиеся между собою.

Министр и его советник с другими сотрудниками аппарата побывали в шести провинциях, тщательно изучив отчеты из остальных двадцати четырех. В Госплане и ЦСУ решили перепроверить их сведения и направили на места свои комиссии. Выяснилось: министерство просвещения дает предельно объективную картину…

В первые годы после революции афганские органы просвещения при поддержке Народно-демократической партии и правительства успели лишь обозначить политические ориентиры своей деятельности. Были приняты два декрета Революционного совета ДРА: 26-й — о реорганизации системы просвещения и 28-й — о ликвидации неграмотности. С помощью советских специалистов начались разработки и внедрение в начальных классах новых школьных программ. Были составлены новые учебники вместо прежних, не только примитивных, слабых по содержанию и устаревших, но нередко и реакционных, антидемократичных.

Одновременно надо было браться за проблемы, которые не решались в стране десятилетиями. Острая нехватка учителей, особенно в глубинных кишлаках и уездах, где порой на сотни километров вокруг не было ни одного грамотного человека… Пренебрежение к образованию как таковому, царившее во многих не только сельских, но и городских семьях… Резко отрицательное отношение к обучению девочек… Сильный недостаток школьных зданий, усугубившийся в ходе необъявленной войны: как Кабульский политехнический институт, так и скромная сельская школа были в числе главных мишеней контрреволюции…

Слушаю взволнованный рассказ министра и его советника и вспоминаю скромную школьную стройку в белуджском поселке под Кандагаром, затеянную местным племенем белуджей на свои деньги. Оказывается, оба моих собеседника прекрасно осведомлены о ее судьбе. Школу выстроили за месяц. Министерство оплатило племени его расходы и взяло все дальнейшие заботы на себя. Вот уже три года все здешние дети («Так бы в целом по стране!» — вздыхает министр) занимаются под опекой кандагарских учителей в ее пятнадцати классных помещениях…

Легко сказать: новые программы, новые учебники… А одних учебников — свыше ста. Кому их писать? Создали в министерстве департамент подготовки учебной литературы, во главе его поставили детского писателя Нурани. Чтобы показать пример другим, он взялся за учебник «Человек и природа». «Надо рассказать в нем детям начальной школы, — объяснял ему Белозерцев, — что есть их дом, их улица, их селение, но существуют еще и страна, мир, отношения между людьми, человеком и природой, идут социальные процессы». Выписали из Москвы прекрасную книгу писателя Дмитриева «Большой дом человечества», собрали гору дополнительного материала. Учебник рождался трудно. Наконец, направили автора в командировку в СССР, попросили Союз писателей помочь ему. И сейчас работа подходит к концу.

Трудности тут понятны: рождалась новая школьная дисциплина, призванная дать детям материалистический взгляд на окружающий мир… Поэтому, когда зашла речь об учебнике по военно-патриотическому воспитанию, решили не спешить. Тоже нелегкие вопросы: что такое родина, кто ее друзья и враги, почему и как надо защищать революцию…

Потенциальному автору, сотруднику министерства обороны ДРА подполковнику Джуме предложили подготовить и прочесть в одном из лицеев Кабула полный годичный курс нового предмета. На первое занятие, где присутствовал и Белозерцев, он пришел в парадной форме. Наглаженный, начищенный мундир, боевые награды, золотые эполеты, великолепная выправка… Эффект колоссальный. Что ни говори, и впрямь — по одежке встречают… Но и провожали в конце учебного года: полный триумф!

А учебник — старшеклассники по нему занимаются уже второй год.

Революция ведет сражения сразу на многих и многих фронтах. Для просвещения в такой стране это, наверное, особенно характерно. Кроме, так сказать, регулярной школы, им предстояло организовать масштабный ликбез для страны. Начали с десятков и сотен, перешли к тысячам курсов по всей республике. Агитировали учиться всех: женщин, стариков, кормильцев больших семей. К преподаванию привлекали кого только можно, чаще всего старшеклассников — активистов ДОМА — Демократической организации молодежи Афганистана. Сейчас в стране 20 тысяч таких курсов, рассчитанных на девятимесячный цикл. Одновременно на них занимаются 400 тысяч человек. А всего на них научились читать и писать более 1 миллиона 600 тысяч афганцев. Координирует работу по ликбезу в республике национальная комиссия во главе с Председателем Правительства ДРА товарищем Кештмандом.

Когда Белозерцев приехал в Афганистан, пионерская организация делала первые шаги. Сейчас в стране 5 домов пионеров, 5 пионерских лагерей. Ежегодно сотни афганских мальчишек и девчонок проводят лето в гостях у своих советских сверстников, вместе с ними поют у костров, ходят в дальние походы, играют в любимые детские игры.

Быстро растет число детских садов. Три года назад их было 24, сегодня 130. Раньше в Афганистане было мало работающих женщин, сейчас их все больше и больше. И министерство стало ставить перед крупными ведомствами такой вопрос: не надо надеяться только на нас, стройте свои детские учреждения. В последние год-полтора многие заводы и фабрики, министерства и другие центральные учреждения открыли свои детские сады.

Впервые просвещение как целая отрасль подготовило свою пятилетку на 1986–1990 годы. Задачи выдвинуты ясные и реальные. Сейчас в стране учатся 700 тысяч детей. К концу пятилетки будет 1110 тысяч школьников. Запланировано построить 64 новые школы и восстановить 150 старых. Начнется активное оснащение школ учебным оборудованием и партами (на цементном и глиняном полу школьники сидят не только в селениях, но и в городах, поэтому и каникулы здесь проходят в зимние месяцы). Закончится переход всех учащихся на новые учебники и программы…

Глубоким следом осталась афганская командировка Белозерцева не только в делах и заботах министерства, но и в его личной судьбе. Когда я попросил Евгения Петровича вспомнить какой-нибудь особенно яркий эпизод, он рассказал мне такую историю:

— Было это в первые недели моего пребывания в Афганистане. Мы с министром тогда считали школы и учеников на севере страны. В одном из кишлаков, на окраине, стоял крошечный гарнизон советских воинов. Пока мы жили здесь, я наблюдал, как один солдат каждый вечер любовно поливал молодое деревце у входных ворот. Познакомились. Оказалось, что этот паренек из Белоруссии в первые же дни службы посадил здесь дерево и решил выходить его. Климат там жаркий…

Я похвалил его и пожаловался: а вот у меня ничего не получается. Хотели с министром в этом кишлаке вновь открыть школу, но учительница молоденькая, боится. Ее предшественника убили душманы. Солдат мне отвечает: дело, думаю, поправимое.

На другой день за министром и мной приезжает на «козлике» советский майор: «Пожалуйста в школу». А там полно детей, принаряженная учительница. А возле школы врытый в землю танк. Пушка его повернута к горной тропе, по которой в кишлак спускались бандиты. «Отныне будем защищать школу как самый важный объект, — заверил майор. — Сегодня дать афганским ребятишкам знания — это же как судьбу в подарок!»

Белозерцев следит за «своей» школой внимательно. Все эти годы она работает отлично.

ПО ЗАКОНАМ ДРУЖБЫ

Мы встретились в полуденный час в пустыне Гауди, где наш вертолет, требовавший небольшой починки, сделал короткую остановку.

Ртуть бортового термометра тут же полезла вверх и остановилась на отметке плюс 56 градусов. Безжалостно синее небо, где уже три месяца не появлялось ни одного белого перышка, знойное, равнодушно-стеклянное марево над песками, сами эти нескончаемые пески, глубокие, сыпучие, — все было прокалено лучами солнца, словно навечно замершего в зените.

Здесь-то на нас и вышел небольшой караван кучи, животноводов-кочевников, перегонявших своих овец на горные пастбища. Их предводитель, высокий сухощавый пуштун в темной чалме, приблизился к нам и, с трудом двигая обложенным языком, произнес одно лишь слово: «Пить!».

Разделив между своими людьми две пятилитровые канистры воды, подаренные командиром вертолета, он рассказал нам, что караван уже восьмой день находится в пути. За это время они выпили все свои запасы. По дороге им встретились три колодца, но два из них пересохли. За последние дни в отаре пало больше ста овец.

— Через несколько часов выйдете к реке Гильменд, — махнул рукою на север командир вертолета.

— Знаем, — устало промолвил пуштун. — Потому и решили добираться до нее в дневное время. Перед этим шли только по ночам, иначе так бы и остались в песках…

Вернувшись в Кабул, я заглянул к своему старому другу — руководителю группы наших советников и специалистов в министерстве ирригации Аркадию Петровичу Василенко и поведал ему эту историю. «Да, афганским кучи пока нелегко, — сказал он. — Но ситуация меняется. Посмотрите-ка этот документ. Он подписан в 1983 году».

Поскольку речь идет о миллионах кочевников-животноводов, приведу название документа полностью: «Соглашение между правительством ДРА и правительством СССР об оказании Афганистану технического содействия в бурении артезианских скважин и сооружении колодцев в южных и юго-западных районах страны». За эти годы будут пробурены десятки мощных скважин и шахтных колодцев. Пастбища и караванные пути общей площадью 1,8 миллиона гектаров получат надежные, неиссякаемые источники воды. Осуществляя намеченную программу, говорится в соглашении, советские организации проведут проектно-изыскательские работы, поставят оборудование и материалы, командируют своих специалистов в ДРА и примут в СССР афганских граждан для производственно-технического обучения.

…Аркадий Петрович Василенко, один из инициаторов и вдохновителей этого плана, — давний друг и помощник афганских дехкан. Многие советско-афганские проекты сотрудничества в области ирригации прошли через его руки и сердце. Тропою дружбы ирригаторов двух стран прошагал и его отец Петр Степанович Василенко, старый среднеазиатский инженер — «мираб», строивший в свое время Большой Ферганский, Ташкентский, Большой Чуйский и многие другие каналы и водохранилища, поднимавший к жизни Голодную степь. Вместе с ним по всем этим стройкам кочевал и его сын, сначала школьник, потом студент Ташкентского института инженеров ирригации и механизации сельского хозяйства.

В 1961 году старший и младший Василенко встретились в Афганистане. Петр Степанович был главным советским специалистом на строительстве ирригационной системы «Сарде», давшей воду восьми тысячам гектаров земли. Аркадий Петрович работал главным инженером проекта на строительстве Джелалабадского ирригационного комплекса (ДИК), рассчитанного на орошение 24 тысяч гектаров. За три долгосрочные афганские командировки ему довелось поработать на всех главных ирригационных системах страны. Он досконально узнал историю, характер и возможности каждой здешней реки, каждого озера.

Хорошо помню, как в начале нашего знакомства он взволнованно рассказывал мне о природных особенностях страны. «Горы, пустыни, засушливый климат… Годовое количество осадков от 100 миллиметров на юге до 250 на севере. В большинстве своем дехканские поля испытывают хронический недостаток воды. В то же время Афганистан располагает весьма солидными водными ресурсами. Вовлечь их в хозяйственный оборот — важнейшая экономическая и политическая задача. Вот почему так велика здесь сегодня роль мелиораторов».

Надо сказать, что даже после Апрельской революции в республике не все хорошо понимали, казалось бы, естественную и нерасторжимую связь между землей и водой. На первом этапе аграрной реформы среди бедноты распределялись только земельные наделы, принадлежавшие в прошлом кулакам. Общинные же арыки, а порой и целые местные оросительные системы оставались под властью и влиянием богатеев, по-прежнему наживавшихся на поливе.

А. П. Василенко, бывший в ту пору одним из главных советских специалистов и советников по ирригации, прилагал все свои усилия, использовал весь свой авторитет, чтобы в корне изменить отношение к водным делам в республике. В январе 1982 года Революционный совет ДР А принял важный декрет о воде. В нем было провозглашено, что вода отныне становится в Афганистане всенародным достоянием. Она должна распределяться бесплатно и справедливо. Для управления общинными каналами и арыками будут создаваться кишлачные комитеты водопользователей, избираемые демократическим путем.

В мае того же года было образовано самостоятельное министерство ирригации ДРА с широкими правами и полномочиями. В его ведение были переданы большие средства, закуплены современные бульдозеры, скреперы, экскаваторы, грузовики. На местах стали создаваться провинциальные органы водного хозяйства. По разнарядке министерства в учебные заведения Советского Союза и других социалистических стран были отправлены за получением специальных знаний сотни молодых афганцев.

Во всех этих делах Аркадий Петрович принимал самое непосредственное участие, а нередко был и их основным инициатором. Он назубок помнил имена всех толковых инженеров воды, работающих где-то в глубинке, порой даже не по специальности, знал их заслуги, их возможности, мог порекомендовать их ответственно и авторитетно. Он искренне радовался, когда на пост министра новой отрасли — ирригации — ЦК Народно-демократической партии Афганистана предложил кандидатуру Ахмад Шаха Сурхаби…

— Можно показать на примере вашей отрасли, как Советский Союз вообще помогает Афганистану? — спрашиваю я товарища Сурхаби.

— Скажу вам от всей души, что не только мы, но и наши внуки будут благодарны Советскому Союзу и КПСС за то, что они делают для нас. Если бы не помощь вашей страны, наша отрасль вообще не могла бы существовать. А без воды в Афганистане никуда.

Так вот, как только было создано наше министерство, СССР предоставил нам на выгодных условиях долгосрочного кредита тракторы, самосвалы, автокраны, скреперы. Эти машины работают уже в 29 провинциях Афганистана. Раньше дехканам давали технику в аренду феодалы на кабальных условиях. Сейчас арыки и каналы чистят и ремонтируют созданные на местах отряды мелиораторов, оснащенные советской техникой.

Советская помощь всесторонняя. Расскажу одну историю. В засушливой провинции Нимруз мы построили канал. Но воду туда из реки Гильменд надо было гнать мощными насосами. Обратились к советским товарищам. Наши коллеги из СССР выделили нам эти насосы из своих фондов, поделились по-братски, доставили их в Кабул.

Встал вопрос, как переправить их из Кабула в провинциальный центр, город Зарандж. Требовались они срочно. А техника эта тяжелая, простыми самолетами везти невозможно. Вновь просим помощи у советских друзей.

Нам говорят: «Хорошо, бесплатно доставим насосы на АН-12. Аэродром есть?»

Откуда быть в таком захолустье современному аэродрому? Построили мы, как могли, примитивную посадочную полосу. Все надежды на мастерство летчиков. Что вы думаете — не подвели. Дважды в день прилетал из Кабула в Зарандж тяжелый АН-12 в сопровождении АН-26. Сначала садился более легкий, потом по его сигналу — грузовой великан. За неделю насосы были на месте, а осенью орошенные земли Нимруза дали уже урожай, первый за последние двести лет…

Сейчас в СССР учатся десять тысяч афганцев — в вузах, техникумах, ПТУ, на различных курсах, в школах-интернатах, в аспирантуре. 90 процентов технических кадров нашего министерства получили образование либо в СССР, либо в учебных заведениях ДРА, созданных с помощью Советского Союза, таких, как Кабульский политехнический институт. Все эти специалисты не только обрели хорошие знания, но и приобщились к новому мировоззрению.

— Характерно, что советские педагоги стремятся воспитывать у нас патриотизм, любовь к Афганистану, — говорит товарищ Сурхаби. — Замечу, что многие из моих сородичей, учившихся в США и других западных странах, впоследствии меньше всего думали о своей стране, оставались после учебы там, стремились разбогатеть.

Сейчас в области ирригации работают свыше пятидесяти советских специалистов. В Кабуле группы проектирования, строительства, эксплуатации. И небольшие группы на самых важных объектах в провинциях. С их помощью водное дело в Афганистане быстро встает на ноги. В этой пятилетке, 1986–1990 годах, мы ежегодно восстанавливаем, приводим в порядок местные оросительные системы для полива земельных угодий площадью в 500 тысяч гектаров. Да еще хотим ввести в строй 10 тысяч гектаров земель нового орошения. Планы большие, но мы смело смотрим вперед, знаем, что рядом с нами всегда плечо друга.

РУССКИЙ ХЛЕБ

В толпе прохожих, с рассветом заполняющих улицы Кабула, сразу обращаешь внимание на разносчиков утреннего хлеба. С огромными подносами на голове, где лежат в чистой тряпице несколько десятков продолговатых горячих лепешек, они направляются к шашлычным, ресторанчикам, бензоколонкам и даже к зданиям государственных учреждений, где старички-курьеры уж заваривают первые чайники черного и зеленого чая для сотрудников и посетителей.

Хлеб для афганца — повседневная и основная еда. Один мой кабульский знакомый, учитель-филолог Мухамед Акбар, рассказал мне, что его семья из десяти человек съедает за завтраком полтора, за обедом — четыре, а за ужином три килограмма хлеба. Ничего удивительного. Мясо здесь всегда было дорого, средней семье оно доступно не чаще чем раз в неделю. Рыбы, как и молочных продуктов, почти нет. Фрукты, виноград в изобилии и дешевы только летом. Вот и приходится полагаться на простые и традиционные продукты: картофель, свеклу, лук, редиску да прочую нехитрую зелень, чай и сахар, ну и, конечно, — хлеб.

На афганский стол хлеб, или по-здешнему нан, издавна попадал из нан-тандурй. Это вкопанная в землю печь из обожженной глины, главная принадлежность каждой кустарной пекарни, нан-вай. В одной нан-ваи работают обычно пять-шесть человек, хозяин и его родственники. Они обслуживают несколько окрестных кварталов.

Мне не раз приходилось наблюдать, как пекарь ловко хватает раскатанные в виде продолговатого блина будущие лепешки и пришлепывает их к раскаленной внутренней стенке тандури. В его руках всего два инструмента — мокрая ватная подушечка, спасающая от ожога при погружении лепешки в печь, да длинный железный крюк, с помощью которого готовый хлеб вытаскивается наружу. От постоянного жара, пышущего со дна печи, глаза пекаря всегда воспалены, лицо и руки закопчены. Но ему некогда даже подумать об этом. Хлеб на мгновенье нельзя оставить без призора, горелый никто не купит. Быстро снуют руки мастера. Раз лепешка, два лепешка, и вот на специальном подносе уже аппетитно и благоухающе высится горка свежеиспеченного хлеба.

Что говорить, горячие, только что из нан-ваи, лепешки очень хороши: хоть с чаем, хоть с арбузом, хоть с похлебкой. Захочется шашлыка, в ближайшей шашлычной завернут тебе пряные, сочные кусочки мяса вместе с зеленью прямо в лепешку. До самого дома она сохранит тепло да еще пропитается ароматом и соком нежной баранины (как тут не вспомнить находчивого Ходжу Насреддина!). Зато назавтра лепешка значительно теряет во вкусе, становится пресной, серой на вид. Последнее, впрочем, легко объясняется. Хозяева нан-ваи — люди экономные и покупают не белую, а более грубую, серую муку. Она значительно дешевле.

У хлеба из нан-ваи есть и еще один существенный недостаток. Маленькие пекарни принадлежат не государству, а частным хозяевам. Они диктуют цену — и немалую! — готовой продукции. Поэтому многие кабульцы, любящие традиционные афганские лепешки, приходят в нан-ваи со своей мукой (ее, как и сахар, все трудящиеся города покупают в специальных государственных магазинах по твердым, низким ценам). Такая лепешка обходится потребителю в два-три раза дешевле.

Есть люди, даже в городе, которые пекут хлеб у себя дома. К ним относится и семья уже известного вам Мухамеда Акбара. «Во-первых, все домашнее гораздо вкуснее, а, во-вторых, я, единственный работник в нашем доме, просто бы не смог прокормить своих ближних «с базара», — объяснил мне причину старый учитель.

И тут я подхожу к теме «русского хлеба» в Кабуле. Речь пойдет о знаменитом в стране кабульском хлебозаводе, первой ласточке афганской хлебопекарной промышленности. Именно промышленности, а не традиционного, кустарного производства.

Тридцать семь лет назад Афганистан обратился к своему северному соседу, Советскому Союзу, с просьбой о помощи в строительстве хлебозавода, двух элеваторов и мельницы. Нужда в этих объектах была огромная. Жаркое афганское лето часто «снимало урожай» раньше крестьянина. Значит, надо всегда иметь запас. Но и в урожайные годы из-за отсутствия мощных современных хранилищ значительная часть зерна терялась. Перебои в снабжении хлебом и мукой были в центре страны хроническими.

Просьба дружественной страны была воспринята у нас с пониманием. Советский Союз выделил на постройку этих объектов и закупку для них оборудования кредит в 3,5 миллиона долларов и взял на себя большую часть забот по созданию всего комплекса, вплоть до подготовки специалистов. Это было первое крупное соглашение в истории афгано-советского экономического сотрудничества.

В 1957 году кабульский хлебозавод вошел в строй. С тех пор и до сегодняшнего дня специализированные магазины города несколько раз в сутки получают крупные партии еще горячих, румяных, с поджаристой корочкой, буханок белого хлеба. Хотя он и выпекается из белейшей муки высших сортов, хлеб этот значительно дешевле, чем из частных нан-ваи. Ведь для его производства требуется гораздо меньше человеческого труда, все технологические процессы здесь механизированы.

Одновременно с хлебозаводом вошли в строй два элеватора мощностью по 20 тысяч тонн зерна каждый (до этого зерно хранилось в примитивных каменных сарайчиках) и мельница производительностью 60 тонн муки в сутки. Все это помогло организовать бесперебойное снабжение жителей афганской столицы таким важным продуктом, как хлеб.

Кабульский хлебозавод стал первой ласточкой хлебопекарной промышленности Афганистана. Вслед за ним такие же комплексы стали появляться и в других городах страны. Все они строились с активным участием советских специалистов, по нашим проектам, с нашей технической и экономической помощью. Последний такой хлебокомбинат сооружен на севере республики, в городе Мазари-Шарифе. Я побывал в его новеньких, чистых и просторных цехах накануне пуска этого предприятия в строй.

Не стоял на месте все эти годы и первенец «русского хлеба». Население Кабула быстро растет, сегодня оно приближается уже к 2 миллионам человек (в пятидесятых годах было четыреста тысяч). Поэтому построена и действует вторая очередь столичного хлебокомбината. Одновременно в городе расширилась сеть булочных.

Интересно, что, заполучив столь мощный, надежно и эффективно работающий хлебозавод, Кабул отнюдь не спешит расстаться со старыми нан-ваи. Мэр города Абдиани рассказывал мне, что, во-первых, было бы неправильно круто ломать национальные традиции и лишать людей лепешки из нантандури. Ведь многие века она была обязательной частью трапезы каждого афганца. А, во-вторых, маленькие пекарни, которых в столице насчитывается свыше сотни, — серьезный помощник в производстве хлеба для горожан.

Так они и соседствуют на столах жителей Кабула — старинная лепешка и современный белый хлеб. Что лучше? Вопрос кощунственный, хлеб «хуже» не существует. И все же, когда я знаю, что уличный продавец сигарет, десятилетний Ахмад, на свой скромный заработок может лепешкой лишь заморить червяка, а хлебом Наесться досыта, на сердце у меня становится теплее.

ТОЧНЫЙ АДРЕС

Его первый рабочий день в столичном муниципалитете подходил к концу. Голова разбухла от калейдоскопа новых фактов, имен, цифр, впечатлений. Толстая записная тетрадь была почти наполовину испещрена заметками. Бобровников разрешил переводчице собираться домой, налил себе — которую за день? — чашку зеленого чая. И тут же спохватился:

— Да, а я не спросил ваш адрес? Случись срочное дело, как вас найти?

— Недалеко от бани в Старом городе. Рядом с лавкой, где продаются чапаны — полосатые халаты. Это легко, она единственная на весь Кабул. Дом с железной калиткой. То есть не тот, где лавка, а наш.

— Что-то очень сложно. Да вы назовите улицу и номер дома!

— Но она никак не называется. И номера нет. В Кабуле так почти повсюду.

«Боже мой, — пронеслось в голове у Бобровникова. — Но как же тогда работает почта? Как находят друг друга люди? Учреждения?»

— Нет, вы, должно быть, шутите? — со слабой надеждой посмотрел он на переводчицу. — Есть же адрес у нашего муниципалитета? Каждый день столько бумаг поступает…

— И у нас нет адреса. На почтовых отправлениях написано: Кабульский муниципалитет. Все знают, где он находится. Изредка кто-нибудь припишет: «Дех афгана» — «Афганский кишлак». Так наш квартал называется. А у самой улицы имени нет. И номера дома, конечно.

Разговор этот происходил 2 сентября 1985 года, когда Эдуард Николаевич Бобровников только приступил к своим обязанностям советника при городском муниципалитете. Многое, если не все, было для него тогда необычным, хотя перед отъездом из Москвы его предупреждали, что специфики и экзотики на новой работе он встретит немало. И разве не столкнулся он с этой спецификой уже по дороге из аэропорта, когда увидел, что по прекрасному, прямому, как стрела, проспекту движутся отары овец голов по двадцать — тридцать, неспешно шагают, покачивая горбами, верблюды? «Не удивляйтесь, — улыбнулся сидящий с ним в машине мэр города Абдиани. — У нас возле центральной площади, где проходят праздничные парады и демонстрации, целый городок кочевников, десятки палаток».

Или их квартал, Дех афгана… Рядом с современными зданиями муниципалитета, Министерства просвещения, строящимся, первым в Кабуле, небоскребом Министерства связи — целое скопище, многоходовый муравейник глиняных мазанок с дырами вместо окон и дверей. Женился старший сын — сооружает над или под отцовской хижиной свою. Завел семью следующий — расстраивает вширь, ввысь и вкось выделенный ему балкон «фамильного дома». Самостийно, без всякого, разумеется, проекта, без ведома пожарной и санитарной службы. В самом центре города улицы изгибаются кривым коленом, вгрызаются туннелями в землю, взбираются чуть не вертикально по крутому боку горы. Никакой городской дисциплины, многие мазанки вырастают буквально за ночь, хорошо если вдоль, а то и поперек такой улицы… Естественно, у этих строений нет будущего, они обречены на снос, но когда дойдут до них руки и куда деть их обитателей?

…Советские специалисты, приезжающие по просьбе Афганистана для оказания помощи в развитии страны, как правило, обладают немалым житейским и деловым опытом. Эдуарду Николаевичу 45 лет. Детство и юность он провел в Донецке, там же закончил с отличием металлургический техникум. После службы в армии поступил в Московский инженерно-строительный институт Куйбышева, да так и остался москвичом. Работал прорабом, строил и жилье, и промышленные, и культурные объекты, несколько лет был заместителем председателя исполкома Дзержинского райсовета. Еще до начала Олимпийских игр в Москве принял в качестве генерального директора знаменитый спорткомплекс «Олимпийский» на проспекте Мира, достраивал, а потом обживал его.

В Кабул он прибыл в особую для города пору, когда полным ходом началась реализация генплана столицы, рассчитанного до 2005 года, когда его авторы — московские проектировщики вместе со своими афганскими коллегами — принялись за планировку всех одиннадцати кабульских районов и городского центра. Большие перемены ожидались и в самом муниципалитете. Еще до второй половины 1980 года он находился в системе Министерства внутренних дел ДРА. Его деятельность ограничивалась административнополицейскими функциями, сбором налогов и поддержанием минимального санитарного порядка. В восьмидесятые годы многое изменилось, но по-прежнему муниципалитет оставался административным, а не выборным органом и по этой причине не мог опираться на хозяйственные кадры и трудовые коллективы министерств, ведомств, предприятий, расположенных в столице. Летом и осенью 1985 года впервые в истории города состоялись выборы в местную джиргу (совет). Кабульцы направили туда 95 своих представителей.

19 сентября, когда Бобровников был уже кабульцем «со стажем», состоялась первая сессия нового совета, где был избран ее исполком: мэр, его заместители, секретарь и пятнадцать членов. Среди них — представители трудящихся, торговцев, духовенства, партийные и профсоюзные работники, деятели культуры… Отныне этому штабу предстояло вершить судьбы большого города, думать о его будущем.

Я встретился с Бобровниковым спустя восемь месяцев после той сессии, и мой первый вопрос к нему был вполне естественным: что изменилось за это время в жизни города? Чем и как проявили себя совет и исполком?

«Мы стали на семь порядков выше — и по своим правам, и по своим обязанностям, и по самому содержанию нашей работы. Поднимаем такую целину, которую не трогали веками. К примеру, только что у нас прошло заседание исполкома. На нем обсуждался вопрос о наименовании улиц и нумерации домов в Кабуле. С этой целью создана городская комиссия во главе с первым заместителем мэра, вернее, председателя исполкома. Туда вошли представители академии наук ДРА, министерства связи, милиции, других организаций. Определен принцип: улицы, площади, переулки, проезды будут называться в честь выдающихся событий в истории Афганистана, национальных героев страны, крупных писателей, ученых, общественных деятелей прошлого и наших современников — тех, кто отдал свою жизнь за революцию.

В Кабуле не останется безадресных уголков, и почтальон не сойдет с ума, разыскивая, «где эта улица, где этот дом». Исполком уже заказал Джангалакскому авторемонтному заводу 200 тысяч табличек с номерами домов. Всю работу хотим завершить к будущему афганскому году, то есть к 21 марта 1987 года по нашему календарю».

Большое дело подмечено, затеяно, движется, и если не авторство, то соавторство точно принадлежит тут Бобровникову. А главное — энергия в реализации столь очевидной, а вот поди ж ты, прежде никем не выдвинутой на уровень конкретного плана идеи. Бобровников вообще с первых дней существования исполкома стремится прививать его начинающим руководителям вкус к плановости в работе. Начали с простого: приняли полугодовой план работы совета и исполкома. А пришли к главному — разработке и утверждению на сессии комплексного плана социально-экономического развития Кабула на очередной афганский год, по которому работают, не отклоняясь и не отвлекаясь.

Возможно, читателю все это покажется понятным и естественным, но ведь муниципалитет-то раньше, особенно при короле, при Дауде, работал совсем по-другому. А в аппарате немало людей осталось старых. Как-то совсем недавно приходит к Абдиани (он, опытный администратор, из мэра превратился в председателя исполкома) группа чиновников с предложением построить в городе новый ресторан. Красивый, модерный и смета с размахом — 125 миллионов афгани. А это десять процентов городского бюджета столицы. Абдиани, умеющий считать народные деньги, переглянулся с Бобровниковым и укоризненно начал выговаривать своим подчиненным:

— У нас на жилье, на школы денег не хватает, а вы с такой идеей приходите…

Со школами вопрос в Кабуле стоит остро. Ребята занимаются в три смены, и все равно всех пока посадить за парту город не в состоянии. Программу строительства новых зданий, краткосрочную и на перспективу, обсудили уже в октябре, когда совету и исполкому не исполнилось еще трех недель. Решения приняты хорошие, но что сделаешь за неполный год? Любой хозяйственник скажет вам, что в такие сроки школу не поднять. А они за это время дали городу ни много ни мало — 32 тысячи новых ученических мест. За счет чего? Приспособили под школы 28 двухэтажных особняков, брошенных теми, кто после революции сбежал за границу. Ведут и одну ударную стройку, предложенную Министерством просвещения ДРА. Это будет лицей на 1300 мест с преподаванием от первого до десятого класса на русском языке. В Кабуле уже есть несколько школ подобного рода, где обучение ведется на немецком, французском, английском языках. Новостройка должна войти в действие к новому учебному году, от желающих там учиться нет отбоя.

И все-таки жилье остается главной городской проблемой. А потому Бобровников делает все для того, чтобы быстрее удвоились мощности Кабульского домостроительного комбината, главного поставщика современных благоустроенных квартир для кабульцев, теребит Моссовет, который свыше 20 лет назад подарил это предприятие афганской столице и с тех пор осуществляет непрерывное шефство над КДСК и построенными им в Кабуле новыми микрорайонами. Проектная мощность комбината — 50 тысяч квадратных метров жилья в год, а через два года, после перевооружения, он должен давать 100 тысяч.

Ситуацию это разрядит, но не разрешит. Подспорье — индивидуальное строительство, но, конечно, не такое, о каком шла речь вначале. И вот исполком, юный, едва вышедший из пеленок, принимает дерзкое для нынешних революционных условий решение: создать вокруг Кабула девять поселков для индивидуальных застройщиков. Программа рассчитана на десять лет, поселятся там полмиллиона человек. Труд, материалы, расходы — личные. А вот дороги, инженерные коммуникации, создание инфраструктуры берет на себя городской совет. Его архитектурно-планировочный отдел уже засел за чертежи и схемы.

Водоснабжение. Канализация. Транспорт. Топливо. Торговля. Безопасность… Всем этим теперь, после выборов, должны заниматься в городе не только чиновный люд, но и народные представители в районных, городском советах. Причем в первую очередь они. А как быть, если у того же старейшины кабульских кузнецов Асефа (смотрите первую главу) есть и желание помочь людям, и партийная совесть, а опыту взяться неоткуда? И вот в декабре 1985 года по прямой инициативе Бобровникова в бывшем муниципалитете прошло нечто вроде Дня депутата для всех народных представителей Кабула, и городских, и районных. Здесь они поделились своими первыми проблемами и трудностями, здесь узнали о том, как строить работу в своих округах, как вести прием избирателей, что делать с их наказами, где решать возникающие проблемы. Азбука, но без нее не прийти ни к высшему, ни даже к начальному образованию…

«Работа эта порой трудная, но благодарная, — рассказывает Бобровников. — Если бы вы знали, сколь серьезно люди воспринимают доверие своих земляков, как тянутся к общественным делам, насколько ответственно и государственно мыслят. Недавно был случай — контрреволюционеры взорвали машину с взрывчаткой у гостиницы «Кабул». Жертв, на счастье, не было, нс; ущерб — три миллиона афгани. Мы выделили из нашего бюджета эти средства и в считанные дни отремонтировали здание. А вскоре на встрече народных представителей городского совета с духовенством Кабула встает один наш посланец, рабочий Джангалакского авторемонтного завода, и говорит:

— Сегодня еще неизвестно, кто в городе пользуется большим авторитетом: мы или муллы… Почему бы вам, духовным наставникам, не разъяснять в своих проповедях подлинный смысл душманских действий? Вы только посмотрите: три миллиона исполком, конечно, нашел. Но ведь это значит, что какой-то городской район получит воду позже, чем обещали людям, или новая школа не успеет войти в строй…

Вот так растут люди…»

…У Кабула давняя дружба с нашей столицей. На его улицах лежит «московский асфальт» — еще в начале 50-х годов только три кабульские магистрали имели современное покрытие. А по остальным в период дождей было ни пройти, ни проехать. Поставленное из Москвы оборудование для асфальтобетонного завода позволило уже к концу 1955 года полностью застелить асфальтом все улицы и площади.

Первыми кабульскими такси стали пять «Побед», подаренных городу Моссоветом тоже в пятидесятых годах. Две из них до сих пор можно встретить на кабульских улицах.

А Центр матери и ребенка, еще один подарок Москвы Кабулу? До него женщинам и детям города не оказывалась специализированная медицинская помощь, а сейчас здесь уже с десяток детских больниц, женских консультаций…

У дружбы — точный адрес забот. Тысячи посланцев Москвы, других советских городов отработали за три последних десятилетия в Кабуле, поднимая, украшая и благоустраивая этот древний город. Сотни наших специалистов в самых различных областях городского хозяйства трудятся здесь сейчас, оставляя глубокий след в судьбе и облике афганской столицы, в сердцах ее обитателей. И кабульцы искренне благодарны им за бескорыстную помощь, подлинно товарищескую дружбу. Вот почему это слово— «Дусти» («Дружба») так часто звучит в названиях новых школ, детских садов, парков. И, конечно же, улиц.

ГОНОРАР ДЛЯ ДОКТОРА

При всем своем немалом опыте невропатолог из Центральной кабульской поликлиники с подобными пациентами еще никогда не встречался. На приглашение: «Следующий!» в дверь его кабинета вошли два огромных, под два метра, почтенных старца. На вид абсолютные близнецы — с одинаковыми, пожелтевшими от старости седыми бородами, в одинаковых просторных национальных одеяниях и белых чалмах. Однако при более близком знакомстве выяснилось, что это отец и сын. Одному — 106, другому — 88 лет. Бережно усадив старика, «младший» (как тут не поставишь кавычек!) сказал, что до последнего времени ата (папа) был крепок, но вот после минувшей зимы у него стала отказывать правая нога. Быть обузой в семье он не хочет, поэтому решил полечиться.

Во время заполнения истории болезни вскрылись и другие удивительные факты. Оказывается, старый Селим, не говоря уже о его сыне Назаре, в жизни не был в больнице, не пробовал никаких лекарств. С одной стороны, судьба наградила его отменным здоровьем, но с другой — живут они с сыном в высокогорном кишлаке, откуда по скалистым тропам надо добираться до административного центра их окраинной провинции Бадахшан два дня; там несколько суток ждать вертолета до ближайшего крупного города — центра другой провинции — Кундуз, а уже потом ехать в переполненном междугородном автобусе в Кабул. Без крайней нужды на такой путь не решишься. А ближе хорошей больницы нет.

…Для того чтобы встретиться со столь необычными для него пациентами, долгий путь совершил и ведущий сегодня прием невропатолог. Из Харькова он летел в Киев, оттуда — в Москву, а затем, через Ташкент, в Кабул. Здесь Григорий Дмитриевич Перцев получил направление в качестве врача-консультанта в Центральную кабульскую поликлинику. Ему тридцать девять лет. Он из семьи медиков. Его отец был военврачом, прошел всю Великую Отечественную войну — от первого до последнего дня — в полевых госпиталях. Мать была фельдшером. Сам Григорий Дмитриевич закончил Крымский мединститут в Симферополе, а позднее — ординатуру в Харьковском НИИ неврологии и психиатрии. В 1981 году защитил кандидатскую диссертацию, а в 1982 году приехал в Афганистан.

Центральная кабульская поликлиника — самое старое и самое уважаемое медицинское учреждение страны. Она была построена в тридцатых годах, когда в Афганистане только начало зарождаться здравоохранение. Расположенная действительно в центре города, близ автобусной междугородной станции, среди самых оживленных базаров, она уже в ранние утренние часы распахивает свои двери для всех без ограничения посетителей. Они приходят сюда из ближних и дальних кварталов Кабула, летят и едут из всех провинций. И никто здесь не получает отказа.

— Обращается к нам в первую очередь простой народ: дехкане, ремесленники, мелкие торговцы, домохозяйки, — рассказывает мне Григорий Дмитриевич. — На большинстве промышленных предприятий действуют свои медпункты, у государственных служащих есть поликлиника, у военных — хорошие госпитали. Вот почему перед тобой на приеме нередко оказывается человек, имеющий самое смутное представление о врачебной помощи. Занедужив, он поначалу идет к своему деревенскому или квартальному мулле. Тот, «пошептав» над ним, прижжет больное место раскаленным железом, а когда пациент попадет к нам, выясняется, что у него воспаление легких… Тут уж не до медицинского просвещения. Быстро выписываем ему направление в одну из сотрудничающих с нами больниц и вызываем «скорую».

• Но даже и у давних жителей Кабула, зачастую людей грамотных, так или иначе знакомых с медициной, наш подход к больным, само поведение на приеме зачастую вызывают недоумение. Объяснение тут простое. Своих врачей в Афганистане мало. Перед революцией на страну с 16-миллионным населением их было чуть больше 900, сейчас — около 1200. Естественно, на каждого приходилась уйма работы. И нередко, особенно в случаях попроще, выслушав жалобу больного, доктор сразу выписывал рецепт и вызывал следующего.

Советские врачи работают здесь, как дома, не изменяя привычным для них нормам и правилам. Я присутствовал на приеме у Перцева: обстоятельнейшая беседа, осмотр, тщательное простукивание и прощупывание. Если нужно, больного посылают в биохимическую лабораторию или на рентген к коллеге и доброму товарищу Геннадию Ефимовичу Кравчене, опытному рентгенологу из Москвы. И только потом — направление на лечение, четкие врачебные рекомендации, рецепт.

Даже в тех «случаях попроще», где действительно можно обойтись медикаментозным лечением, Перцев предупреждает: когда купите лекарство, принесите нам. Предупреждение не из лишних. Пока большинство аптек в стране — частные. Дуканщик-фармаколог, заботящийся о том, чтобы его товар не залеживался, может дать вместо одного лекарства другое, вместо свежих таблеток — старые, с давно прошедшим сроком использования.

Беседует с больными Перцев да и почти все его товарищи из СССР на разновидности фарси, наиболее распространенной в Кабуле. Причем, как я убедился, при полном взаимном понимании. Практика такова: первые два месяца советский врач, направленный в Центральную поликлинику, работает с нашим же переводчиком. Сейчас их здесь четверо во главе с Саидмурадом Давлятовым. А врачей-то — восемнадцать! Поэтому за краткий срок наш специалист должен освоить всю врачебную терминологию своей профессии на местном наречии.

Перцев показывал мне огромную карту, сложенную во много раз и мелко исписанную необходимыми ему словами на русском и местном языках. Лоб, колено, плечо… Одеревенение, бесчувственность, трещина… Ходить, лежать, принимать и даже грустить, переживать… Названия всех лекарств, имеющих хождение в Кабуле…

— Человеческая память несовершенна. Наверное, весь первый год, — улыбается Перцев, — я совершал самые забавные языковые ошибки. С важным видом говорил больному — ложись, а он обиженно выходил из кабинета. Обращаюсь к нему: снимай рубашку, а он, со смущением глядя на сестру, начинает стягивать брюки. Сейчас, конечно, таких ошибок уже нет, хотя в свою карту-словарь я практически не заглядываю.

Через это прошли они все: и врачи, и советский средний медицинский персонал, и старшая сестра поликлиники Татьяна Макаренко, и даже прикрепленные к нашему медицинскому коллективу советские шоферы.

Я познакомился и с главным врачом поликлиники Ахмадом Вали Бабаком. На мой вопрос, как он оценивает работу советских врачей, отвечает не раздумывая:

— Об этом лучше всего скажет наша статистика. До 1981 года, когда к нам впервые приехали врачи из СССР, поликлиника принимала в день 400–500 человек. Сейчас — втрое больше. Причем больные стремятся попасть именно к советскому доктору.

— Помощь советских врачей, — продолжал Бабак, — понадобится еще больше после того, как мы переедем в новое здание. Это случится через несколько месяцев. Новая поликлиника — настоящий дворец здоровья, она значительно просторнее старой. Это будет самое крупное медицинское учреждение в Афганистане. Строили его по советскому проекту. Все оборудование также прислано из СССР. Участие Советского Союза в развитии афганского здравоохранения просто неоценимо…

Такого же мнения и сотни тысяч афганцев, которым советские врачи, работающие в центральной клинике, вернули здоровье, а порой и жизнь. Свою признательность они выражают трогательно и душевно. Как-то старый кабульский штукатур Мамад, страдавший сильным остеохондрозом, принес в кабинет к доктору Перцеву пакетик с двумя мандаринами и бананом.

— Что вы, баба (дедушка)! — сказал Григорий Дмитриевич. Разве может врач взять что-нибудь от больного?

— Ноя же столько лет страдал, и никто мне не мог помочь. Ты лечил меня целых полгода… Я теперь могу снова работать.

— Представь, Мамад, что будет с нашим кабинетом, если все пациенты станут приходить с такими подарками, — поддержала врача сестра. — Отнеси-ка лучше эти фрукты своему внуку.

— Но как все же я могу отблагодарить вас?

— Очень просто, — засмеялся доктор. — Будьте здоровы. Мамад поворчал, но, уходя, дружески пожал обоим руки. Перцев посмотрел ему вслед — фигура старика была снова стройной и крепкой, а в первый раз он вошел, весь согнувшись, и охал от боли.

Это был один из тридцати тысяч афганских пациентов, получивших помощь у доктора Перцева.