Смена эпох

ПОД ЧУЖИЕ КОМАНДЫ

Это случилось в мирном афганском кишлаке Яхчаль близ уездного центра Гиришк провинции Гильменд. В ясный солнечный день сюда прибыла съемочная группа телевидения и большой отряд вооруженных людей, одетых в форму солдат афганской армии. Деловито осмотрев объекты съемки и расставив по местам ассистентов, сценарист и режиссер будущего фильма скомандовал сопровождавшим его солдатам: «Приступайте!»

И в кишлаке начало твориться нечто невероятное. В считанные минуты селение превратилось в огромный пылающий костер. Переодетые бандиты бросали в огонь активистов здешнего кооператива и добровольцев — защитников революции. Головы детей разбивали о глинобитные стены и стволы деревьев. Нескольких женщин разрубили шашкой, беременным вспороли животы. Результаты этого хладнокровного истребления ни в чем не повинных крестьян тщательно фиксировались на видеопленку. Один из звукооператоров в сторонке с помощью двух головорезов выколачивал из жителей села «свидетельские показания» о том, как афганская армия «бесчинствует» в непокорных кишлаках.

Немногие обитатели Яхчаля пережили эту бойню, в которой было убито и замучено более ста человек.

Как удалось установить органам порядка ДРА, палачом с видеокамерой оказался некто Майкл Бэрри, американский гражданин, давний агент ЦРУ, работающий под прикрытием тележурналиста и получивший довольно широкую известность в своей стране после создания нескольких телевизионных шоу об Афганистане. Как убедился читатель, он отнюдь не ограничивался павильонными съемками, предпочитая им живую натуру. Точнее говоря, живую до включения камеры…

Бэрри неоднократно проникал в Афганистан по бандитским тропам и с бандитскими целями. Он заслужил особое признание американской администрации как один из активных проводников в жизнь небезызвестной директивы № 138, подписанной президентом США 3 апреля 1984 года. Этот документ под предлогом борьбы с международным терроризмом предусматривает нанесение «упреждающих ударов» — под ними следует понимать диверсионные акции, подрывную деятельность, а также принятие карательных мер экономического характера и прямое вмешательство во внутренние дела других государств с целью свержения независимых правительств.

Как знать, возможно, такого же признания удостоился бы и Чарльз Торнтон, еще одно доверенное лицо ЦРУ и официально — репортер провинциальной американской газеты «Аризона рипаблик», вернись он живым из своей «творческой командировки» в Афганистан… Еще бы, в сентябре 1985 года ему удалось претворить в жизнь сенсационный сценарный замысел: уничтожение при наборе высоты гражданского самолета ДР А с 52 людьми на борту. Торнтон и два его американских спутника сами доставили в банду муллы Гауса ракеты, проинструктировали душманов, а потом спокойно засняли запланированную им воздушную катастрофу на кинопленку. Профессиональный подвиг, да и только! Но вот незадача — возвращаясь в Пакистан, журналист попал в случайную душманскую засаду и погиб от рук героев своих несостоявшихся репортажей.

Ведущие империалистические государства и реакционные режимы Востока переходят ко все более открытым и активным формам поддержки афганской контрреволюции, поднимают спираль необъявленной войны против ДРА на новый виток. Особенно это касается США. Если ранее дело ограничивалось — по крайней мере внешне — визитами в Пакистан высокопоставленных чиновников администрации Рейгана, их посещениями лагерей беженцев и центров подготовки душманских боевиков, финансированием их содержания и злодеяний по закрытым каналам ЦРУ, то сейчас США уже не утаивают свою финансовую помощь душителям афганской революции.

Ревизуется, совершенствуется и специализируется вся система боевой и моральной подготовки душманского воинства. При этом особое внимание уделяется освоению нового, современного оружия. Когда после уничтожения афганского пассажирского самолета я прилетел в Кандагар, местные товарищи рассказывали мне, что мулла Гаус шесть месяцев провел в Пакистане, где получил навыки владения зенитным и ракетным оружием…

А вскоре в Кабуле меня познакомили с взятым при переходе границы душманом Рахматуллой. Около двух лет он провел в пакистанском городе Пешаваре, сначала в лагере беженцев, а затем в учебном центре «Низампур». Когда-то здесь размещались военная школа и полигон пакистанской армии. Затем власти Пакистана гостеприимно передали учебные классы, казармы и стрельбище контрреволюционной афганской «партии» ИР ДА — Исламское революционное движение Афганистана, которую возглавляет ортодоксальный теолог Мухамад Наби.

По свидетельству Рахматуллы, учебный центр «Низампур» рассчитан на 220 слушателей. Один американский и три пакистанских инструктора обучают их стрельбе ракетами «земля — земля» и обращению с другим современным оружием. В центре часто появляются высокопоставленные американские советники.

Такие же «курсы» имеются в пакистанском городе Кветта, в пакистанских районах Авали и Муч… По оценке афганских специалистов, сегодня не менее двадцати диверсионно-террористических школ, центров и лагерей, занимавшихся в прошлом общевоинской подготовкой душманов, переквалифицировались в последние год-два в учебные заведения с зенитным и ракетным «уклоном». Поставлена задача: обучить искусству стрельбы реактивными снарядами и ракетами, в том числе самыми современными — «стингерами», всех главарей бандгрупп. Не потому ли на территории ДР А обстреливаются ракетами «земля — земля» жилые районы, целые административные центры, гражданские объекты, а по пассажирским самолетам бьют ракеты «земля — воздух».

По-прежнему обучают душманов и обращению с химическим оружием. Некоторое время назад в тридцати километрах восточнее города Пешавара был создан специальный центр. Здесь слушателей готовят к использованию боеприпасов со слезоточивым газом, нервно-паралитическими и другими отравляющими веществами. Активные участники операции афганской армии по очистке пограничной с Пакистаном провинции Пактия, полковник Мухаммад Хашим и подполковник Абдул Заргун рассказывали мне, что отступающие душманы несколько раз устраивали «химический заслон» на пути преследующих их воинов ДРА. Ядовитый дым на долгие часы, порой на целые сутки выводил из строя целые отделения и взводы. А в захваченных народной армией душманских складах были найдены сотни противогазов. К химической войне бандитов готовили всерьез…

Нельзя не отметить, что в последнее время диверсионнотеррористическая подготовка «борцов за веру» пополнилась многими неведомыми раньше элементами. Так, к подрывной деятельности решено активнее привлекать женщин. Специально для такой цели в Пакистане «с подачи» американских спецслужб созданы двухгодичные женские курсы, где обучаются одновременно 160 слушательниц. Им выплачивается необычно высокая стипендия. После сдачи экзаменов они будут направляться в Афганистан в качестве связных, «подруг» и вербовщиц военнослужащих, крупных работников госаппарата. Когда одна такая «Мата Хари из Пешавара» была задержана в Кабуле, она сообщила об одном характерном требовании к выпускницам курсов: «Нас снабжают ядом и говорят, чтобы мы все время имели его с собой — на случай ареста…»

В 1986 году в Кветте открылись шестимесячные разведкурсы для афганских беженцев с высшим и специальным средним образованием. Здесь под патронатом американских советников обучаются 70 будущих подмастерьев ЦРУ. Основная задача выпускников — проникновение в ДРА, устройство на работу по специальности, сбор и передача секретной информации.

В том же году иностранные советники начали на территории Пакистана подготовку афганских водителей «особого назначения». Их планируется внедрять в различные государственные учреждения ДРА, желательно в качестве персональных шоферов к людям, занимающим ответственные должности и высокие посты. Завоевав доверие, они должны совершить убийство, а еще лучше похитить живым своего начальника. Принято решение о направлении в ДРА большой группы контрреволюционеров призывного возраста для внедрения в Вооруженные Силы ДРА или органы внутренних дел. Назначение этих агентов — склонять отдельных военнослужащих и, если удастся, целые подразделения к переходу на сторону врага, дезертирству со службы, к сдаче душманам важных экономических, военных и государственных объектов.

В 1985 году на совещании главарей контрреволюционных организаций и партий по рекомендации американских советников было принято решение о создании так называемых отрядов «джанфеда» — смертников. Для начала речь шла о четырех группах по 50 человек. Всем основным партиям афганской реакционной эмиграции поручено отобрать в эти отряды наиболее преданных идеям «священной войны» муджахеддинов, обязательно холостых, хорошо владеющих оружием, имеющих положительные отзывы и не боящихся, как говорилось на совещании, ни ада, ни ХА Да (афганские органы безопасности).

За всеми этими новшествами, «гибкостью тактики» ясно вырисовывается более систематический и изощренный подход к организации и ведению преступной войны против ДРА, поднаторевшая рука могущественных и опытных иностранных спецслужб. Терпит неудачу один метод — контрреволюции тут же предлагается другой, благо в арсенале шпионских и подрывных центров империализма за десятилетия борьбы с «революционной заразой» и «красной опасностью» выработано их предостаточно.

Выделяя огромные средства на обучение, вооружение и содержание душманских полчищ, опекуны и покровители контрреволюции стали значительно строже спрашивать со своих подшефных за каждый серьезный прокол, каждую крупную неудачу. 21 марта 1986 года (в этот день начинается новый год по мусульманскому календарю) в лагере диверсионно-террористической подготовки «Варсак» близ Пешавара состоялось совещание командиров душманских «фронтов», подчиняющихся семи главным контрреволюционным партиям и организациям. На нем выступил официальный американский представитель. Содержание его речи стало известно афганским компетентным органам. Хочу привести несколько цитат из нее:

«Прошедший год не принес успеха «муджахеддинам». Они теряют свои позиции. В рядах патриотических сил по-прежнему нет единства, силен разброд. Необходимо сплочение и нанесение на этой основе смертельного удара по армии ДР А и советским войскам… Если борцы за веру не объединятся и не станут воевать по-настоящему, США откажут им в помощи… В будущем причины поражения того или иного фронта будут тщательно анализироваться, а виновные строго наказываться… В случае захвата и удержания крупной территории в восточной зоне Афганистана и создания на ней свободного правительства мы значительно увеличим материальную, военную и моральную помощь народу Афганистана (имеется в виду, конечно, помощь наемникам. — Г. У.)»

Вполне понятно, что провозглашенный правительством ДРА односторонний отказ от ведения огня, призыв руководства республики к национальному примирению никак не «вписываются» в долговременные планы сценаристов из спецслужб. Однако этим планам, скорее всего, не суждено сбыться. Из тенет контрреволюции вырывается все больше людей. В свои дома возвращаются тысячи и тысячи афганцев, еще вчера проходивших муштровку в спецлагерях, с оружием в руках сражавшихся против республики, своего народа. Может быть, они еще не осознали всей исторической правоты революции. Но в неправоте служения чужим интересам, под чужие команды убеждаются все глубже и основательней.

ОБОРОТНИ ПО НАЙМУ

Это был последний день уходящего мусульманского года, 20 марта по нашему календарю. Солнце клонилось к закату, и жители Кабула заканчивали покупку подарков, фруктов и сладостей к новогоднему столу, цветов для своих друзей и близких. Дуканы — маленькие лавки столичных базаров, все еще не могли закрыть двери из-за припоздавших посетителей. Хватало народа и на обширном рынке первого кабульского жилищного массива, застроенного современными домами еще в 60—70-е годы и называемого в просторечии Старым микрорайоном.

В 16 часов 50 минут здесь раздался оглушительный взрыв. Взлетели на воздух крыши и стены десятка дуканов. Разметало в стороны тележки и лотки с апельсинами и яблоками, изюмом и орехами. Взрывная волна выбила окна в трех расположенных вблизи многоэтажных жилых домах. Пострадали стоящие неподалеку банк и библиотека. Кусок кровельного железа повис на проводах городской электролинии и вызвал короткое замыкание, оставившее микрорайон на добрых два часа без света.

Зато на базаре света хватало. Занявшийся в лавках пожар жадно глотал свитера и куртки, башмаки и рубашки, школьные тетради и ручки, пачки сахара и бутылки растительного масла — скромный набор товаров каждого частного магазинчика. Простенькие дощатые и фанерные строения горели, как порох, бросая щедрые горсти искр в собравшихся людей, в пожарных, работников «скорой помощи».

Дел у медиков в тот вечер было немало. Уже в начале шестого в городские госпитали и больницы стали поступать первые пострадавшие от взрыва и пожара. Кое-кому удалось оказать помощь прямо там, на площади, и обойтись без госпитализации. Часть легкораненых предпочла вообще не показываться на глаза врачам, чтобы провести все же предновогодний вечер дома, в кругу семьи, а не в больничной палате. Но около тридцати человек пришлось увезти в машинах с красным крестом. И спасти удалось не всех…

Кому понадобилось это кощунственное злодеяние в самый канун Нового года? За ответом на такой вопрос далеко ходить не надо. Вот уже несколько лет подряд Соединенные Штаты Америки объявляют 21 марта «днем», порою перерастающим в «неделю» Афганистана. С экранов американских телевизоров, с самых высоких государственных трибун льются потоки клеветы в адрес народной власти и пышные речи о солидарности с мужественными «борцами за веру», торжественные обещания всесторонней помощи «истинным патриотам», а заодно и подстрекательские призывы активно продолжать «священную войну» против революционного правительства, не стесняя себя в средствах и методах ее ведения.

Чтобы выдать при этом черное за белое, вопиющую ложь за голубиную истину, дирижеры из американских спецслужб науськивают душманское воинство на проведение в канун новогодних торжеств особенно жестоких и впечатляющих диверсионных и террористических актов. Что там кровь и слезы невинных людей! Зато потом в очередной пропагандистской шумихе можно будет опереться на достоверные факты «борьбы» афганского народа против «безбожного режима», стоящего у власти в ДРА. Чем больше удастся организовать таких преступлений, тем более массовой и значительной будет выглядеть эта «борьба», тем аргументированней и основательней станет «солидарность» с нею.

Еще одним доказательством этому стало перехваченное афганскими силами порядка и опубликованное в газете «Правда Апрельской революции» 20 марта, то есть до взрыва, любопытное письмо, проливающее немалый свет на случившееся. Привожу его полностью:

«Совершенно секретно.

От: заместителя директора разведывательной службы СЗПП (Северо-Западной пограничной провинции), Пешавар.

Кому: директору центральной разведывательной службы Пакистана, Исламабад.

6 февраля 1985 г.

В соответствии с решением о создании атмосферы хаоса в Афганистане и особенно в Кабуле к 21 марта 1985 г. мы внедрили пятерых наших весьма активных и искушенных людей в группы муджахеддинов и направили их в Афганистан. Каждый снабжен аптечкой и афганскими документами.

Исключая командиров групп, остальные муджахеддины не знают, что это наши люди.

Секретность должна соблюдаться на всех этапах исполнения этого плана.

Мухаммад Ахмед Хан, заместитель директора разведслужбы СЗПП.

Копии:

Военной канцелярии президента Пакистана.

Председателю комитета по делам афганских беженцев, Исламабад».

Тесные связи между американскими и пакистанскими спецслужбами, полная координация их враждебных действий против ДРА не оставляют сомнений в том, кому принадлежит инициатива создать в новогодние дни на афганской земле «атмосферу хаоса». Центральное разведывательное управление США, понимая очевидную бесперспективность прямых боевых столкновений контрреволюционных банд с силами порядка республики, уже давно ориентирует душманов на ведение диверсионно-террористической войны.

При этом шпионское ведомство США лицемерно отказывается от своего авторства в плетении новых тактических планов. Как сообщала газета «Вашингтон пост», главари афганской контрреволюции попросили у своих «американских друзей» предоставить им оснащение для террористических актов и дать информацию о нахождении высокопоставленных военных и гражданских лиц. Представители ЦРУ, по словам газеты, заявили, что они не имеют возможности заставить руководителей муджахеддинов воздерживаться от террористических акций. «Мы не контролируем проведение операций, мы только поддерживаем их».

… После взрыва на рынке Старого микрорайона я побывал в расположенном ближе всего к месту происшествия госпитале «Вазир Акбар Хан». Как рассказывает несший тогда дежурство молодой врач Бисмилла Шивамал, среди привезенных сюда пострадавших были дети, женщины, старики. Шавали Ходже — 12 лет. После занятий в школе он помогает отцу в их дукане. Ранены оба. Ману чу Кумару — 10 лет. Он пришел на базар вместе с младшим братом и племянником потратить выданные им родителями праздничные деньги. Успели купить только воздушные шары. Все трое лежат в одной палате. Фарида Джамал — мать семерых детей. На базар зашла буквально на минуту, докупить яблок к новогоднему столу.

Оттуда поехал на пепелище. Пожарники продолжали растаскивать тлеющие головни. У магазинчика с надписью «Афганская оптика» нахмуренный человек вынимал из обгоревших рам осколки закопченного стекла. Знакомимся. Мухаммад Хаким, хозяин и продавец. «Мне повезло, — говорит он, — очки к новому году не покупают, и я закрыл дукан сразу после обеда. Вряд ли бы сейчас разговаривал с вами: взрыв раздался прямо за стеной моей лавки. Но, конечно, весь товар вдребезги. Полмиллиона убытка…»

…С кем бы я ни разговаривал после этих взрывов — с пострадавшими, с постоянными покупателями базара, духанщиками, представителями органов порядка, — все они с гневом и презрением отзывались об организаторах и исполнителях этих подлых акций. «Продажные наемники ЦРУ… Убийцы из-за угла… Но пусть не обольщаются — революционное возмездие настигнет их и воздаст им должное».

Если в первые годы после революции молодые силы порядка ДРА не всегда могли найти преступников, то сейчас, как правило, убийцам не удается уйти от наказания. Не стали исключением и те, кто совершил диверсию на столичном базаре. Уже четыре месяца спустя в Кабуле состоялся судебный процесс над виновниками этого преступления. Он еще раз показал истинное лицо «активистов» контрреволюционного подполья и разоблачил подстрекательскую роль их зарубежных хозяев.

Судили троих. Все они, Таир, Ареф и Рамаджан, члены ИПА — Исламской партии Афганистана, штаб-квартира которой находится в Пешаваре. Корреспондент газеты «Нью-Йорк тайме» в своем репортаже из Пакистана так характеризовал главаря этой контрреволюционной группировки: «ИПА возглавляет бывший студент инженерного дела в Кабульском университете по имени Гульбуддин Хекматьяр, благочестие которого заметно по его выражению лица — иностранцы никогда не видели, как он улыбается».

Именно «благочестивый» Хекматьяр установил для своих боевиков и террористов следующие тарифы: за каждого убитого солдата афганской армии — от пяти до семи тысяч афгани; за каждого партийного активиста — от 10 до 15 тысяч; за каждого офицера армии — 30 тысяч; за уничтоженный танк— 100 тысяч афгани.

За организацию взрыва на кабульском базаре непосредственному исполнителю были обещаны 70 тысяч афгани…

Но вернемся к действующим лицам нашего рассказа. Главарь боевки Таир — родом из зажиточной семьи. Ему 24 года, у него две официальные жены. Он образован, закончил 11 классов лицея. Довольно давно сражается против революции. В ИПА вступил еще на школьной скамье.

Девять классов лицея закончил Ареф. Таким образом, оба преступника хорошо знают, что к чему, и не могут ссылаться на свою неграмотность, невежество и темноту — типичные аргументы контрреволюционеров, пытающихся спастись от наказания.

Третий в компании — Рамаджан не умеет читать и писать. Сообщники отмечали его особую жестокость и слепой фанатизм. Он, в свою очередь, во время следствия обличал их корыстолюбие — «эти за деньги сделают все», а о себе говорил, будто бы он единственный из троих настоящий «борец за веру».

В свое время все три террориста прошли подготовку в Пакистане. Ареф «учился» в известном лагере «Варсак» под Пешаваром. Учебный центр здесь организован в 1979 году. Он рассчитан на 700 «курсантов». За три — шесть месяцев из рядовых бандитов в лагере готовят специалистов высокого класса: зенитчиков, подрывников, радистов и т. д.

Таир и Рамаджан получили диверсионно-террористическую выучку в лагере «Кабули». Он помоложе и поменьше, но специализация та же. В обоих лагерях, по свидетельствам бандитов, преподавателями работают пакистанцы, американцы и китайцы.

После «выпускного бала» будущие «нелегалы» выехали в Афганистан. Здесь им предстояло пройти «практику» в боевых операциях. Они попали в одну группу из 12 человек, руководителем которой был назначен Таир. Группа входила в состав бандформирования, возглавляемого Суфи Хадсаром, личным эмиссаром Хекматьяра на большой территории южнее Кабула.

За полтора года своего существования группа Таира совершила немало злодеяний. На ее счету, в частности, сожженная школа в городе Баграми, разрушенная птицефабрика в Пули-Чархи, несколько военных и царандоевских (милицейских) объектов, человеческие жертвы.

Однажды Суфи Хадсар вызвал к себе Таира, Арефа и Рамаджана. «Сдавайте дела и отправляйтесь в Кабул. Ваша задача — обосноваться там и ждать указаний».

В столице Таир, имеющий шоферские права и небольшой опыт, устроился водителем автобуса в государственную компанию «Миллибас». Немного погодя он определил туда же и Рамаджана, подсобным рабочим. Ареф сумел проникнуть в царандой. Как человек грамотный, он через несколько недель получил звание сержанта. Ему дали взвод и поручили охранять ту часть Старого микрорайона, где находятся банк, библиотека, большой квартал многоэтажных жилых домов. А также — базар.

Все трое жили тихо и скромно, каждый пользовался на службе репутацией усердного, надежного работника. Приказ не проявлять личной инициативы соблюдался свято. Никаких связей с другими представителями «пятой колонны» они не имели. Лишь несколько раз Таир ездил к Хадсару — обозначиться, что они живы, здоровы и готовы к делу.

Когда спецслужбам Пакистана пришла из ЦРУ инструкция «о создании атмосферы хаоса в Афганистане и особенно в Кабуле к 21 марта 1985 года», соответствующие директивы были отправлены в Афганистан. Хадсар вызвал Таира и сообщил, что его час настал. Главарю тройки было вручено взрывное устройство с наказом установить его в любом людном месте так, чтобы оно сработало 20 марта. Мина была английская, пластиковая, механического действия, с часовым заводом. В Афганистане мне их приходилось видеть нередко…

Они последовательно отвергли автобусную остановку в час пик, крупный универмаг, еще несколько объектов. Базар показался им самым подходящим местом. Всегда толкучка, легче появиться и скрыться. К тому же кто, скажите, заподозрит в сомнительном поведении сержанта царандоя, которому поручено охранять здешние места?

Да, главная роль в предстоящей акции выпала на долю Арефа. Рамаджана вообще не допустили к делу — «пригодишься в будущем». В послеобеденные часы сержант долго слонялся по базару и вокруг него, выжидая подходящий момент и выбирая удобный дукан.

К ничего не подозревающему лавочнику Хайдару он зашел в три часа дня. В руках у него был большой пакет с фруктами, прикрывавшими мину. Поболтал с хозяином — нет ли новых товаров. «Все то же, — повел рукой тот. — Чайные сервизы, парфюмерия, авторучки, одежда…» Ареф угостил Хайдара бананом. Затем он «нечаянно» обронил монету и, разыскивая ее, сунул мину под прилавок. Она была в оберточной бумаге — таких свертков у Хайдара полная лавка.

Без пятнадцати шесть произошел взрыв… В восемь часов Таир вручил Арефу обусловленный гонорар — 70 тысяч афгани. До этого у Арефа не было времени. После взрыва он как командир поста «организовал» оцепление места происшествия, «помогал» эвакуировать пострадавших, «тушил» пожар… Оборотень по найму…

Сколько полагается за успешную акцию ему самому, Таир так и не узнал — свидеться с Хадсаром ему больше не довелось.

Арефа арестовали через неделю. Следственные органы Кабула провели поистине титаническую работу, собрав по крохам неопровержимый обвинительный материал. Преступник признался довольно быстро, но когда речь зашла о соучастниках, выкручивался невероятно. Называл десятки имен совершенно невиновных людей и даже пытался свести кое с кем личные счеты. Лишь поняв, что его могут судить не только за исполнение, но и за организацию террористического акта, он назвал имя Таира.

Все остальное было, как говорится, делом техники.

И вот они сидят перед судом, валят вину друг на друга (Ареф: «Он водил меня по базару под пистолетом». Таир: «Ты с ума сошел! Да когда речь зашла о таких деньгах, у тебя глаза засверкали!»), на Хадсара, других приближенных Хекматьяра, поносят пакистанскую разведку и «американских дьяволов» из ЦРУ. В своем неистовом стремлении выжить, спастись от революционного возмездия они выбалтывают все, что знают и чего не знают, о чем лишь отдаленно слышали, совершенно забыв о данной на коране клятве: в случае ареста хранить абсолютное молчание и достойно принять приговор.

Решение суда однозначно: высшая мера наказания. Мера осознанная и необходимая. «Пятая колонна» должна знать, что ей не дадут вольготно жить и действовать в Кабуле.

ОПРОСТОВОЛОСИЛИСЬ

В огромном арсенале средств, применяемых Центральным разведывательным управлением США в борьбе против Демократической Республики Афганистан, не на последнем месте находятся шпионаж, «вязание» плотной разведывательной сети, вербовка платных агентов. Как свидетельствуют данные, собранные компетентными органами ДРА, в последние годы практически ни один афганец, совершавший поездку в США, не был оставлен «без внимания» американскими спецслужбами. После слежки и прощупывания гостю, как правило, предлагалось сотрудничество с ЦРУ, хотя бы в «не обременительной» для него форме, но за существенную плату.

Чтобы во всеуслышание разоблачить подлый, нечистоплотный характер провокационных действий ЦРУ, органы безопасности республики (ХАД) решили вступить в игру со скандально известным ведомством… О ее содержании после выполнения задания мне рассказал афганский чекист Абдул Маджид. Наша беседа шла два долгих вечера, и привести ее полностью, естественно, невозможно. Но даже и в сокращенном виде она достаточно красноречива.

— Товарищ Маджид, как родилась идея «посотрудничать» с ЦРУ?

— Меньше всего мы гнались за сенсацией. Ведомство, в котором я работаю, неоднократно получало информацию о том, что Центральное разведывательное управление США занимается вербовкой афганцев, приезжающих в США, и затем использует некоторых из них в подрывной деятельности против нашего народа и Родины. Иногда этих лиц привлекают для получения интервью с тем, чтобы довести до мировой общественности надуманные измышления ЦРУ о нашей революции. Кое-кого из завербованных ЦРУ вооружает и засылает в нашу страну с заданием проводить диверсии, террор, собирать заведомо ложные сведения во враждебных целях. После спецобучения в США или Пакистане их отправляют в нашу страну и некоторые другие государства, находящиеся в зависимости от США, со шпионскими заданиями. Несмотря на то что ранее уже публиковались неопровержимые материалы о вмешательстве американского империализма во внутренние дела Афганистана, было необходимо еще раз показать эти преступления США и разоблачить перед нашими соотечественниками и международной общественностью методы их работы. Поэтому я получил специальное задание: воспользовавшись удобными обстоятельствами, болезнью и необходимостью лечения, выехать в США. Американцам я должен был представляться как ответственный сотрудник МВД, чтобы заинтересовать их местом своей работы. Главная задача состояла в том, чтобы они включили меня в шпионскую сеть ЦРУ, действующую в ДР А.

— Какое у вас было заболевание?

— Болезнь сердца.

— С чего вы начали?

— Я получил свидетельство о болезни и после того обратился в американское посольство в Кабуле за визой. Охранники посольства в течение трех дней не разрешали мне войти в посольство. Их решительные действия меня устраивали, так как они позволяли рассеять сомнения американцев. Наконец, на четвертый день сотрудники, несущие охрану посольства, разрешили мне войти в него. Консул посольства встретил меня и провел в свой кабинет. Там он стал знакомиться со мной: расспрашивал о моей семье, должности, характере работы, знакомствах, связях, членстве в партии. Я рассказал свою биографию-легенду и объяснил, что служу в МВД. Как мне было рекомендовано, свое членство в партии я отрицал. Консул говорил на языке дари. На его вопрос о том, почему я хочу поехать на лечение в США, я ответил, что, как мне известно, в США лечат лучше, чем в какой-либо другой стране. Задав еще несколько вопросов, консул сказал, что даст мне письмо, которое я должен буду вручить в посольстве США в Дели, после чего мне оформят визу. Американцы подготовили письмо и вручили его мне перед отъездом. Консул сказал, что дополнительно направит телеграмму в посольство США в Дели с просьбой выдать мне визу. Я понял, что привлек их внимание.

Получив необходимые рекомендации от своего руководства, я выехал в Дели. По прибытии в Индию отправился в посольство США и попросил оформить мне визу. Зав. отделом виз американского посольства сообщил мне, что, так как отношения между нашими странами являются сложными, он успеха не обещает, но подумает. Мне велено было заглянуть через несколько дней. Через пять дней я пришел в посольство, где меня встретили и отвели в рабочий кабинет. Там мне сказали, что из Кабула пришла «касающаяся меня» телеграмма. Двое сотрудников посольства стали задавать мне те же вопросы, что и в Кабуле. В беседе принимал участие переводчик по имени Джон. В конце разговора мне сообщили, что правительство США дало разрешение оформить визу. Затем от меня потребовали сообщить, куда конкретно я намерен выехать, к какому доктору и в какой клинике начать лечение. Я сказал, что не могу ответить на этот вопрос, так как намерен по прибытии в США изыскать наиболее подходящие возможности, исходя из моих средств и срока пребывания в США. Через два дня мне передали письмо, адресованное японской авиакомпании, и сказали, что я должен купить именно в этой компании билет, а затем они выдадут мне визу. Я купил билет и вновь обратился в посольство. Консул посольства оформил мне визу, вручил свою визитку, сказав: «В случае каких-либо осложнений покажи эту карточку и тебе окажут необходимую помощь».

В Делийском аэропорту представитель японской авиакомпании с подозрением отнесся к моей визе, заявив, что не пропустит меня. Я показал визитку американца, и он быстро закончил регистрацию моих документов и разрешил выезд.

И вот я прибыл в аэропорт Лос-Анджелес. Не успел подойти наш багаж, как ко мне подошла служащая аэропорта и, вернув мой паспорт, который я сдал в бюро контроля, грубо заявила, что мне выдадут визу только сроком на два дня. Я показал ей визитку, она ушла, и через полчаса ко мне подошла другая женщина. Приведя меня в свой кабинет, она заявила, что оформит мне визу сроком на 6 месяцев, подчеркнув, что это является исключительным случаем. После этого я понял, что все идет так, как было запланировано руководством.

На следующий день на квартире моего друга, афганца, который длительное время учился и сейчас работает в США и у которого я остановился, раздался телефонный звонок. Друг сказал, что меня просят к телефону. Я спросил: «Кто?» Он ответил, что не знает. Когда я поднял трубку, мужчина с явным иранским акцентом назвал меня по имени и сказал: «Господин Маджид, добро пожаловать в США! Я к вашим услугам. Разрешите мне подъехать к вам?» Я спросил, что он хочет. Он ответил, что хотел бы познакомиться со мной и оказать мне любую услугу. Он вновь попросил принять его. Учитывая мое задание, я дал согласие. Через час он пришел и предложил мне прогуляться. Незнакомец отметил, что знает лучших докторов в области сердечно-сосудистых заболеваний и готов оказать мне всяческую помощь. Меня это ничуть не удивило, так как я понимал, что, видимо, информация обо мне поступила из Кабула в Дели и из Дели — в США. Мы зашли в какой-то отель, и он начал расспрашивать меня о положении в Афганистане, о моей работе, членстве в партии и, наконец, сказал: «Я понимаю, что, раз вы не член партии, ваше положение в обществе шаткое. Но ничего, режим в Афганистане скоро падет…»

Пока идут поиски клиники, он предложил мне принять участие в пресс-конференции по телевидению, а также выступить в печати. Я спросил о характере пресс-конференции. Он ответил, что нужно рассказать о существующем строе, положении в Афганистане. Я отказался, так как понимал, что, если я дам интервью, замысел моей поездки в США не будет осуществлен. Свой отказ я объяснил тем, что после интервью моя семья окажется в опасности. Незнакомец утверждал, что моей семье нечего беспокоиться, так как в любое время она через Пакистан может приехать ко мне в США. «В Афганистане, — сказал он, — действуют значительные силы, поддерживающие США. Они позаботятся о ваших близких».

Мой отказ вызвал у него раздражение, и незнакомец начал поносить существующий строй в ДРА, Советский Союз, социалистические страны, их «предвзятость» по отношению к «свободной» прессе. В его тоне чувствовалось сильное недовольство мною. Он намекнул, что в полученном из Кабула специальном сообщении я характеризовался иначе. Раз я отказываюсь от сотрудничества, значит, на самом деле не являюсь другом США, а с врагами они безжалостны.

После долгого ворчания он отступился от идеи выставить меня под журналистский обстрел и перешел к разговору о «более серьезной работе». Почти сразу же прозвучало слово «ЦРУ». Мне были обещаны всяческие блага: работа, воссоединение с семьей, деньги, дом, машина… «Можно работать и здесь, но было бы лучше вернуться в Афганистан и там сотрудничать с нами. Участок боевой, будет больше денег, больше всяческих привилегий».

Я ответил, что подумаю об этом предложении. Затем он проводил меня на квартиру моего друга, продолжая по пути склонять меня к согласию. На следующий день он вновь пришел за мной, и мы направились в тот же отель. Справившись о моем здоровье и впечатлениях от США, он спросил, что я решил.

— Простите, Маджид, но как все-таки звали этого человека и гражданином какой страны он, по-вашему, был?

— Точно не знаю, он так и не представился. Когда я спросил его имя, он ответил: «Зачем вам мое имя? Я американец, несколько лет жил в Иране. Изучал язык в США и Тегеране. Занимаюсь торговлей и в свободное от работы время оказываю подобного рода помощь иностранцам». Я понял, что он является опытным сотрудником спецслужб США. В Тегеране он, без сомнения, был, так как говорил на чистом иранском диалекте.

Да, так вот, я дал согласие сотрудничать с американцами по возвращении в Афганистан, так как это отвечало нашим планам. Правда, при этом спросил, в чем оно будет заключаться. Незнакомец очень обрадовался, поздравил меня и сказал, что все это мы обсудим позже, он все организует. Затем он сказал: «Так как вы сейчас нуждаетесь в лечении, займитесь этим, а завтра я принесу вам необходимую сумму». Он дал мне свой номер телефона и сказал, чтобы я поставил его в известность о месте лечения. Одновременно он предупредил меня, что теперь я буду беспрекословно выполнять его указания. «Я буду знать о каждом твоем шаге…» На следующий день он вручил мне 10 тысяч долларов и порекомендовал обратиться в клинику «Даллас» в Техасе. «В этой клинике тебе будет оказана самая лучшая помощь. А после лечения обсудим вопросы наших дальнейших отношений».

В понедельник меня положили в клинический госпиталь в Техасе, во вторник оперировали, а через две недели выписали из больницы. Меня лечили профессор Шрайбер и его заместитель Фаздак. Через два дня после выхода из больницы незнакомец позвонил мне, спросил о здоровье и сказал, что скоро навестит меня. Он прибыл через полчаса и увез в какое-то место, называя его «отделом». В этот раз он задавал много вопросов, особенно о семье, родственниках, месте работы, структуре МВД. Я был заранее подготовлен к этим вопросам в Кабуле и отвечал на них уверенно, несмотря на то что многие из них неоднократно повторялись. Он много спрашивал о задачах и методах работы Политуправления МВД, о том, что оно из себя представляет. По инструкции я должен был скрывать свое членство в партии… Поэтому я ответил, что о политуправлении знаю только то, что оно занимается партийными вопросами, а другой информацией не располагаю.

На следующий день меня вновь привезли в это здание, где доставили в комнату, забитую аппаратурой. Мне пристегнули ленту на пояс, подвели провода к пальцам правой и левой руки и сказали, что машина определит, кем я в действительности являюсь. Я был готов к этому. Во время моей подготовки к выполнению задания мне говорили, что американцы используют такого рода аппаратуру и что я должен быть готов к проверке на ней, не бояться ее. Я хладнокровно ожидал развития событий. Из-за моей спины человек с иранским акцентом задал 10 вопросов, повторяя их с первого до последнего и наоборот.

— Что же это были за вопросы?

— Я их хорошо помню… Ты афганец? Оперировался в США? Член НДПА? Имеешь семью? Работаешь вместе с советскими советниками?

На вопросы я отвечал спокойно и правдиво, только скрыл членство в партии и принадлежность к ХАДу. Мне несколько раз повторяли вопросы и, наконец, сказали, что проверка прошла успешно, я отвечал на вопросы правдиво и теперь можно приступать к моему специальному обучению. При этом участники проверки заявили, что не прощают предателей. В случае нарушения их указаний где бы то ни было меня ждет расплата. После этого предупреждения экзаменаторы ушли, а в помещении появился уже знакомый мне американец. Это был тот самый человек, который переводил в Дели мою беседу с начальником визового отдела, — Джон. Он сказал, что работает в посольстве США в Кабуле, и проинструктировал меня о способах связи с ним после моего возвращения на родину.

Джон сравнительно слабо владел языком дари. Он сообщил мне, что является сотрудником американской разведки и ведет в посольстве вопросы, связанные с положением в вооруженных силах, органах безопасности, внутренних дел и партийно-государственных учреждениях ДРА. Далее он отметил, что я располагаю хорошими возможностями по оказанию ему помощи в Афганистане.

Джон поспешил сказать мне, что ЦРУ выдало на мое лечение 10 тысяч долларов. Кроме того, по просьбе этого ведомства на 15 тысяч долларов была снижена стоимость лечения. Далее он сообщил, что будет платить мне в Кабуле 500 долларов ежемесячно.

Джон взял мой адрес и передал мне график встреч. Их местом он определил улицу Кабула, расположенную за МВД ДРА. В стене рядом с воротами одного из домов был вмонтирован тайник, куда я должен вкладывать информацию.

В заключение он пригласил меня поужинать. Во время ужина продолжались расспросы о моей работе, друзьях, о моем отношении к партии и руководству страны. Действуя в соответствии со своей легендой, я осторожно подыгрывал ему. Джон еще раз отметил, что ЦРУ проявляет большую заботу о своих негласных помощниках, однако в случае нарушения приказов или предательства оно жестоко мстит, а террор в его работе является обычным и повседневным делом…

После предварительного инструктажа начались 4-дневные занятия по моей специальной подготовке и обучению. Курс обучения включал в себя следующие дисциплины: нанесение тайнописи на чистый лист бумаги; проявление тайнописи двумя способами: с помощью воды и с помощью раствора, настоянного на особых таблетках; способы укрытия разведдонесений в специально изготовленных контейнерах, закамуфлированных под камни, бытовые предметы, и тайниках.

Когда занятия закончились, Джон попрощался со мной и сказал, что он уезжает в Кабул и что теперь мы встретимся уже там. Через несколько дней ко мне приехал «незнакомец» и предупредил, чтобы я готовился в путь. Перед моим выездом на родину он проверил, как я владею приемами, которым я обучался. Затем сказал, чтобы из Кабула я написал тайнописью письмо и направил его по почте в Индию, в указанный Джоном адрес.

Если дома все пройдет хорошо и ХАД не проявит ко мне интереса, в письме после приветствий я должен был написать, что «в Кабуле тепло». Это означало, что все нормально. Если я напишу, что «в Кабуле холодно», это означало, что наша встреча в Кабуле может быть сопряжена с трудностями и тогда нужно будет ждать улучшения обстановки. Затем «незнакомец» дал мне по десять таблеток двух видов для работы в Кабуле при проявлении тайнописи. Он напомнил мне, что в случае опасности я могу проглотить эти таблетки, и заметил, что они для здоровья безвредны и могут вызвать лишь легкое расстройство желудка и слабую головную боль, которые пройдут на следующий день. Кроме того, он дал мне чистый лист бумаги и сказал, что это копировальная бумага, которую я должен взять с собой.

Когда я приехал в Кабул, я, естественно, доложил о выполнении задания своему руководству, представил отчет о работе, где подробно изложил все, что произошло в США. Затем я написал в Индию письмо обусловленного содержания и стал ждать. Еще в США Джон сказал мне, что 13 и 26 числа каждого месяца в 8 часов вечера я должен находиться на дороге, расположенной за МВД. С Джоном были обусловлены точное место встречи и сигнальные знаки. Увидев друг друга, мы должны сблизиться и обменяться паролем. Затем мне предстояло действовать согласно указаниям Джона (или его помощника).

В ХАДе хорошо понимали, что моя дальнейшая работа по разоблачению средств, методов и форм подрывной враждебной деятельности ЦРУ против ДРА будет зависеть от моего правильного поведения, осторожности и умения завоевать доверие американцев, которые, конечно, будут присматриваться ко мне и проверять меня. Пока все шло хорошо, поэтому было решено пойти на установление конспиративного контакта с американским разведчиком в Кабуле и выполнение его требований по сбору «информации».

5 мая, в день, определенный еще в США, я подошел к месту встречи. Однако там никого не было. 6 мая также никто не явился. Два раза подходил к тайнику и осматривал его. Никаких указаний не было и в нем. Когда я вышел на встречу в третий раз, то первоначально никого не заметил. Однако затем увидел, что по дороге двигаются 3 автомашины марки «Шевроле». Одна из этих машин, черного цвета, шла впереди, две другие двигались за первой. Они не остановились, хотя и проехали рядом со мной. Оценив обстановку, мы поняли, что американцы хотят убедиться, осуществляется за мной наблюдение или нет.

В четвертый раз, 26 мая, я снова был на месте встречи. Рядом со мной остановилась американская машина черного цвета, без номерного знака. Выглянув из окна, Джон сказал мне: «Хелло, это я». И, не выходя из машины, вручил мне пакет. Я взял пакет и направился к месту службы. В пакете находился лист бумаги, одна страница которого была чистой, на другой странице было написано «вода». Мы обработали эту страницу под струей воды. После обработки проявилось следующее письмо.

«Я был рад Вас видеть. Как Вы провели время в США? Как обстоят дела с конспирацией? Как Ваша семья? 26.06 8 час. 01.07. 18.07. 26.07, все три в 8 час. вечера».

26 июня я находился на обусловленном месте. Мимо меня медленно проехала американская машина без номерного знака. Развернувшись в обратную сторону, она остановилась рядом со мной. Джон открыл заднюю дверь и приказал, чтобы я лег на сиденье. Мы проехали вперед, и после разворотов направо и налево, а затем снова направо машина въехала в гараж. После того как Джон закрыл ворота, он велел мне выйти из машины. Мы вошли в дом. Джон сказал, что он живет здесь.

Поинтересовавшись состоянием моего здоровья, положением в семье, вопросами конспирации, он начал спрашивать о работе и делах. Я отвечал ему согласно плану, составленному заранее. Я заверил его, что у меня все нормально, и сказал, что пока не приступил к работе, так как еще нахожусь в отпуске. По состоянию здоровья. Он очень обрадовался и предупредил меня, чтобы я был осторожен, что ХАД стал очень сильным, активно работает и в связи с этим американцам стало в Афганистане трудно. Он добавил: «Будь осторожен, как бы не разоблачили тебя». Я заверил его, что буду осторожен. Затем он дал мне долгосрочное задание — собирать сведения о структуре Министерства обороны и МВД; накапливать информацию о руководящих партийных и государственных работниках, местах их проживания, маршрутах их следования на работу и домой; добывать данные о боеготовности армии и царандоя.

Джон сказал, что следующие встречи будут осуществляться в дни и часы, указанные в письме. Из дома он вывез меня так же, как и привез. Я лег на заднее сиденье машины, после движения по городу и разворотов влево и вправо он высадил меня рядом с Шаринау (Новым городом) и сам быстро уехал.

Наши свидания состоялись несколько раз. На третьей встрече он вручил мне 40 тысяч афгани и сказал, что мое ежемесячное содержание составляет 300 долларов. Согласно полученному указанию, я сказал ему, чтобы мне выплачивали 500 долларов, как об этом мне было сказано в США. Он ответил: «Хорошо, ваша работа идет отлично, остальное я вам выплачу». На этой встрече он вручил мне контейнер, закамуфлированный под камень, и сказал, что в случае необходимости будем им пользоваться.

Джон так торопился сделать из меня ловкого и расторопного агента, что нам с ним «поневоле» пришлось расстаться. Выполни я его задания — это нанесло бы серьезный ущерб интересам ДРА. Поэтому было решено не продолжать нашу игру с ЦРУ далее. Своей цели — разоблачить грязную подрывную работу ЦРУ против нашей революции — мы добились, так сказать, в полной мере.

…Когда наша беседа была закончена, я поблагодарил афганского чекиста за его откровенный рассказ и выразил свое восхищение его мужеством, присутствием духа. Задание его, что и говорить, было не из простых. Ведь зародись сомнение у вербовщиков из ЦРУ, операция в их подшефной клинике «Даллас» могла бы закончиться совсем иначе…

— Ну а как же «Джон»? Его вы не опасаетесь?

— Слушайте завтра радио. Смотрите телевизор… — загадочно улыбнулся Маджид.

Следующий день у меня был беспокойным. Но куда беспокойнее он прошел у «Джона». Утром в МИД ДРА был приглашен временный поверенный в делах США в Афганистане Эдвард Гурвиц. Ему было объявлено, что за действия, не совместимые со статусом дипломата, сотрудник американского посольства в Кабуле Ричард С. Вандрайвер объявляется персоной нон грата и должен в 24 часа покинуть афганскую столицу.

Весь день «Джон» паковал вещи, недоумевая, чем он провинился перед афганскими властями. Вечером, после программы новостей, на экране телевизора появилось знакомое лицо его подшефного «агента» Маджида и начался подробный рассказ о провалившейся афере Центрального разведывательного управления.

ВОЗМЕЗДИЕ

Просторный зал, где проходят судебные заседания революционного трибунала ДРА, был забит до отказа. Здесь собрались представители общественности Кабула и северной провинции Балх, корреспонденты афганских и зарубежных газет, видные юристы, сотрудники органов безопасности, милиции, народной армии, участвовавшие в разгроме банды Кале и расследовании ее преступлений.

Тесно было и на скамьях для подсудимых. Во время операции в кишлаке Девали афганские солдаты взяли живыми 38 членов банды вместе с ее главарем Абдулом Куддусом по кличке Кале — Плешивый. Все они сидят сейчас за перегородкой в правом углу зала, щурясь от яркого света направленных на них телевизионных юпитеров. На первой скамейке перед узким столиком рядом со своим младшим братом Мухаммадом — 35-летний Куддус (Кале). Месяцы следствия и ожидание суда произвели в нем разительные перемены. Куда девались его надменность и неприступность, о которых ходило столько слухов! Потупленные глаза, растерянность и обреченность на лице, мокрые от пота руки, оставляющие пятна на мелко исписанном листке бумаги — прошении о помиловании.

О чем он думает сейчас? Сожалеет о содеянном? Клянет свою судьбу? В молодости ему досталось неплохое, вполне мирное занятие: он был извозчиком, доставлял на базары Мазари-Шарифа, центра провинции Балх, продукты из окрестных кишлаков. Не уйди он четыре года назад в душманы, не сидел бы сегодня здесь. Но и после были, были возможности все изменить, все начать снова. Указ об амнистии, изданный Революционным советом, дарует прощение бывшим врагам республики, добровольно и с оружием сдавшимся властям. А он называл этот указ пропагандой. Сколько раз руководство провинции предлагало ему перейти на сторону государства, а он отвечал на это презрительными отказами. Даже в тот зимний день, когда их окружили в кишлаке Девали, где он со всей бандой гулял у своего тестя, было еще не поздно. Душманам до пос; ледней минуты дается шанс повернуть свою жизнь. Первыми в любой операции гремят не автоматы, а громкоговорители: «Сдавайтесь! Не проливайте напрасно кровь! Вам будет оказано снисхождение!» Но он понадеялся на свое до той поры не изменявшее ему счастье, на шесть ящиков патронов, спрятанных в здешнем тайнике, не прислушался к голосу, оказавшемуся голосом судьбы. И вот он здесь, в большом, но таком негостеприимном зале, где на него направлено столько чужих взглядов.

Встать! Суд идет! За просторным председательским столом усаживаются трое членов ревтрибунала. Сбоку пристраивается секретарь-стенограф. Куддус (Кале) мрачно рассматривает их. Так вот оно как бывает…

С этой минуты вся его жизнь последних четырех лет, до того известная только ему да следователям, становится публичным достоянием. Государственный обвинитель долго, очень долго читает перечень совершенных им злодеяний, где чаще других звучит слово «убийство».

…Банда Кале напала в городе Мазари-Шарифе на рабочий поселок «500 семей». Убиты шесть солдат, повешен механик — член НДПА, несколько человек захвачены душманами в плен.

Кале напал на фабрику очистки изюма в этом же городе. Двое рабочих убиты, один ранен, еще двоих бандиты взяли с собой. Их дальнейшая судьба неизвестна.

Члены банды сожгли школу «Султон Розия».

Кале и его люди-устроили засаду на колонну автомашин, следовавших с продовольствием и другими товарами для жителей Мазари-Шарифа. Часть грузовиков разграблена, остальные сожжены. Убито несколько водителей.

Кале направил владельцу автомастерской Сидику неисправный грузовик с требованием срочно отремонтировать его. Сидик отказался выполнить этот заказ. Его застрелили. Банда напала на уездный комитет партии в поселке Шульгара. Перестреляла его охрану и всех находившихся на работе сотрудников. Здание укома было взорвано.

За месяц до ареста Кале остановил в Мазари-Шарифе автомобиль «скорой помощи». Шофер был убит. Машина угнана в место расположения душманов…

Все это — лишь малая часть преступлений банды Абдулы Куддуса. Насилие, грабеж на больших дорогах, осквернение мечетей, выколачивание из кишлаков незаконных штрафов и налогов, издевательства над женщинами, мучения и жестокие пытки пленных — каких только кровавых следов не оставила банда в провинции Балх!.. И в ходе следствия, и на суде Кале пытался свалить вину на рядовых членов банды. Лично он, дескать, сражался за идею, защищал от неверных ислам, а эти ослушники тайком от него набивали себе карманы и сводили счеты с неугодными им людьми. Неправда! И выступившие на процессе душманы (трибунал предоставил слово каждому из подсудимых), и приехавшие из провинции свидетели утверждали, что в банде Кале была строгая дисциплина, что Плешивый беспощадно карал своих подчиненных за малейшую провинность.

Слушая гневные высказывания граждан Балха, их единогласное осуждение душманских злодеяний, я невольно вспоминал речь президента США Рейгана, посвященную очередному ‘ «дню Афганистана», которые так любит устраивать Вашингтон. Вновь и вновь он пытался доказать, будто бы народ этой страны не принимает революцию, что большинство простых людей поддерживает «храбрых муджахеддинов». Сколько кощунственной лжи и фарисейства в этих словах! Взять хотя бы дело Кале, которое слушается сегодня. Когда банда и ее главарь были обезврежены бойцами народной армии, провинциальные органы Балха получили от жителей Мазари-Шарифа и его окрестностей свыше двух тысяч благодарственных писем. В провинциальный комитет партии, к губернатору, в следственные органы приходили делегации из ближних и дальних кишлаков с рассказами о зверствах душманов, с требованиями сурового возмездия каждому члену шайки, и особенно ее главарю.

Многие из пострадавших требовали немедленной казни «плешивого атамана» — публичной, на главной площади Мазари-Шарифа, без суда и следствия.

— Нельзя, — объяснял при мне одной из таких делегаций первый секретарь провинциального комитета партии Мохаммед Шариф. — Это контрреволюция вершит скорый и неправый суд. Революция не может позволить себе быть жестокой и несправедливой.

На этом я хотел бы остановиться особо. В стане врагов молодой Демократической Республики Афганистан постоянно твердят, будто при нынешнем строе не существует законности и правового порядка, что захваченных в плен душманов на месте ставят к стенке, а если и судят, то формально, для соблюдения приличий. Перед нынешней сессией революционного трибунала я долго беседовал с его председателем Каримом Шаданом. Вот что он сказал мне:

— Такие утверждения не имеют под собой никакой почвы. Наш суд гораздо более демократичен, чем существовавший при прежних режимах. Тот стоял на страже интересов феодалов и богачей, королевской семьи. Мы защищаем интересы всего народа, завоевания революции. При этом мы строго следим за соблюдением революционной законности. Примером может служить подготовка к предстоящему процессу над бандой Кале. Свыше десяти следователей, как провинциальных, так и кабульских, на протяжении полугода кропотливо изучали все факты, связанные с преступной деятельностью подсудимых. В подготовленных материалах нет ни одного обвинения, которое не было бы многократно проверено и которое не было бы подтверждено многочисленными свидетелями.

Собранные следствием документы и показания очевидцев свидетельствуют о том, что банда Куддуса действовала по указке реакционных кругов Ирана. Там он жил в течение пяти лет, сблизился с контрреволюционной эмигрантской организацией «Джамиате ислами» и прошел подготовку для ведения террористической деятельности на территории ДРА.

Весомо, доказательно, неопровержимо. Добавлю к этому: примером может служить и сам суд над бандой Кале. Он велся обстоятельно, серьезно и объективно. Это видели все, кто присутствовал в зале. Об этом говорили в своих заключительных словах сами обвиняемые. Поскольку дело приобрело большой общественный резонанс, председательствующий спросил у Куддуса, оказывалось ли на подсудимых в ходе следствия какое-либо давление, не вырваны ли их признания под воздействием незаконных мер. В ответ Кале во всеуслышание заявил, что все это время с ним и его бывшими подчиненными обращались хорошо, все они имели нормальные условия для жизни и им было предоставлено право пять раз в день совершать намаз. Что же касается следователей, ни один из них не превысил своих прав и каждый беседовал в строгой, но спокойной манере.

…Встать! Суд идет! Председательствующий на сессии трибунала объявляет приговор. За многочисленные и тяжкие преступления перед республикой часть бандитов во главе с Абдулом Куддусом, известным под прозвищем Плешивый, приговорены к высшей мере наказания. Остальные — к разным срокам тюремного заключения. Присутствующие встречают этот приговор аплодисментами, возгласами: «Правильно! Смерть бандитам!»

Подсудимых уводят из зала. Уходим и мы, журналисты, приглашенные на процесс. На следующий день об исходе этого дела будет широко рассказано в афганских газетах, в теле- и радиорепортажах. Пусть знает весь народ: контрреволюционному отребью не уйти от справедливого возмездия. Рано или поздно оно настигнет каждого врага республики, если он не одумается вовремя и не придет с повинной.

КАМЕНЬ ЗА ПАЗУХОЙ

Пять львов — так звучит в переводе на русский язык название знаменитой в Афганистане долины Панджшир, которую вот уже какой год пытается отбить у республики здешний некоронованный князек от контрреволюции Ахмад-шах Масуд. Однако, сколько раз я ни бывал в этом величественном горном краю, и в мирные дни, и во время боевых действий, львов мне видеть не приходилось. Да и откуда, если в стране они не водятся. Зато олени в Панджшире есть. Летишь узким каньоном на вертолете и нет-нет да и спугнешь прыгучего красавца, а то и целую семью. Гордые, ловкие, выносливые, они, словно орлы, живут на заоблачных высотах.

В Панджшире вам скажет каждый, что одному из этих царственных зверей принадлежит честь и слава открытия афганских изумрудов.

Признаться, когда я только узнал об этом, услышал само название первого здешнего рудника — Олений колодец, — то подумал: как стойки бродячие сюжеты! Вспомнились и Серебряное копытце из бажовской «Малахитовой шкатулки», и слышанная мною в Чехословакии легенда об Оленьем прыжке, которому обязаны своим рождением Карловы Вары… Но нет, в основе моего рассказа не миф, не легенда, не побывальщина. Послушайте свидетельство очевидца.

Вот он сидит передо мной, седобородый старик в теплом домотканом халате-плаще с национальной вышивкой. Хаджи Гулистану за семьдесят, а он кряжист и белозуб, его память свежа и остра. Панджшир его родина, в кишлаке Сафедши — «Белое молоко» — сложенный из каменных глыб отеческий дом, где родился он сам, а потом и двенадцать его сыновей и дочерей. Пахал землю, охотился на разную дичь. Однажды, было это ровно двадцать пять лет назад, подстрелил оленя. Долго преследовал с двумя сыновьями раненое животное, пока оно не провалилось одной ногой в горную расщелину. Вытащили оленя, а в трещине сверкнули брызги зеленого света. Из любопытства наскребли в породе горсть зеленых камешков и вместе с охотничьим трофеем принесли в кишлак.

Дальше все было донельзя просто и хрестоматийно. Хаджи снес находку в уездный центр Руху к знакомому дуканщику, который торговал всякой всячиной, в том числе и дешевыми украшениями. Тот заплатил за камешки семь тысяч афгани, целое состояние для бедного дехканина. Дуканщик с первым попутным караваном подался в Кабул, где продал камни столичному ювелиру, «заргару», за 90 тысяч. А тот, в свою очередь, отправился в пакистанский город Пешавар, известный центр ювелирной торговли, и выручил за свой товар в пять раз дороже.

Найденные на головокружительной панджширской крутизне камни оказались изумрудами. Горную расщелину назвали Оленьим колодцем.

Королевское министерство горной промышленности быстро узнало о находке и прислало в Сафедши свою комиссию. «Остановилась она у меня в доме, — рассказывает Хаджи. — Но только один из ее членов, западногерманский советник министерства, смог подняться к месту находки. Он выковырнул ножом еще несколько камешков, много фотографировал и писал в свои тетради, а потом опечатал расщелину специальной материей, не боящейся ни дождя, ни снега, ни солнца, ни ветра. Вечером председатель комиссии собрал весь кишлак и объявил о строгом запрете вести там какие-либо раскопки под угрозой крупного штрафа и тюремного заключения».

Такова история открытия панджширских изумрудов. Афганский дехканин крепко привязан к земле отцов и не покидает без нужды свой дом, свой кишлак. Так и Гулистан, в жизни которого после находки в горах мало что изменилось. На его глазах развивались события всех последующих лет, и он, находившийся в их эпицентре, лучше других знает драматическую судьбу сокровищ долины Пяти львов.

Старый режим так и не собрался взяться за освоение этих богатств. Бездорожье, высокогорье, отсутствие специальной техники и квалифицированных горняков, крупные первоначальные вложения в разведку и добычу — все это пугало королевских министров. Зато здешние жители стали потихонечку вести старательский промысел. Даже ковыряя горную твердь такими примитивными орудиями, как кайло да лопата, они никогда не покидали «изумрудных вершин» с пустыми руками. Зеленых камешков тут были целые россыпи, и не только в Оленьем колодце, но и на десятки километров вокруг. Дошло до того, что некоторые из семей забросили свои пашни и пастбища — новое дело казалось им куда проще и доходнее.

Конечно, были тут свои потери, свой риск. Старателей нещадно грабили скупщики. Кое-кто из тех, что на свой страх и риск подавались в Пешавар, никогда не вернулись домой, став жертвами дорожного разбоя. Решил попробовать счастья и Гулистан, отправившись туда на знаменитую международную ювелирную ярмарку, которая проводится в Пешаваре каждый сентябрь. Но разбогатеть ему не довелось. «Где мне против таких матерых спекулянтов…»

После революции, которой пришлось сражаться сразу на многих фронтах, случилось так, что изумрудными месторождениями завладел Ахмад-шах Масуд. Сам он из здешних мест. Его отец, королевский полковник, дал ему неплохое образование: Масуд учился в Кабульском университете, во Франции, Египте. Властный, честолюбивый и реакционно настроенный афганец не ушел от внимания западных спецслужб. Его обучали методам ведения «партизанских» действий, с ним вели подробные инструктивные беседы. Облеченный доверием контрреволюционных заправил, снабженный оружием и крупными средствами, окруженный головорезами-телохранителями и иностранными советниками, он объявил революции войну. Это жестокий и фанатичный человек, опасный и непримиримый враг республики, терроризирующий жителей десятков панджширских кишлаков. В интервью, щедро раздаваемых западным журналистам, он называет себя «правителем Панджшира», а в будущем — и всего Афганистана.

Один из главарей афганской контрреволюции, лидер ИОА (Исламского общества Афганистана), Б. Раббани назначил Масуда своим заместителем по военным делам. Официально оба «защитника ислама», якобы оказавшегося в ДРА после революции в опасности, выдают себя за идейных борцов, а Панджшир — за плацдарм своей войны с народной властью. Однако за высокими фразами кроются весьма низменные интересы. «Доблестные патриоты», как их любят величать на Западе, не столько утруждают себя «партизанскими» операциями, сколько занимаются беззастенчивым разграблением национальных сокровищ. Они монополизировали добычу изумрудов, поставили ее на широкую ногу и, легко оставляя другие районы, стоят насмерть, защищая месторождения драгоценного камня.

Хаджи Гулистан, до недавнего времени бывший прямым свидетелем этого мародерства, продолжающегося уже более пяти лет, рассказывает мне:

— Грабеж идет с размахом. Масуд создал из бывших старателей, простых дехкан сотни горняцких бригад, работающих под надзором его боевиков. Приемкой и оплатой изумрудов занимается лично он или его самые доверенные люди. Камни скупаются за бесценок, при этом Масуд, как «хозяин рудников» и «кормилец рабочих», сразу же удерживает десять процентов назначенной им цены в свою пользу. Он под угрозой смерти запретил любой другой вид или адрес сбыта найденных изумрудов. Ни один частный торговец не осмеливается сунуться на «его» территорию, ни один член старательской бригады не решится утаить хотя бы камешек из недельной добычи.

Особым предметом заботы Масуда стала доставка изумрудов в Пакистан. Продуманы и хорошо охраняются контрабандные маршруты, на всем пути следования созданы надежные явки. Драгоценный груз из Панджшира легок по весу, не требует громоздких караванов, как, скажем, бадахшанский лазурит — еще одна статья душманского бизнеса. Из афганского Бадахшана в Пакистан везут лазуритное «сырье», породу: тяжелые хурджины по 50–70 килограммов. Нужны машины, кони, опытные проводники. А что изумруды? Камень за пазуху, и в путь.

В Пешаваре агенты Масуда сбывают товар на одном и том же месте, которое носит название Садыр-базар. Здесь в десятках ювелирных лавок, с которыми живущий в этом городе Раббани поддерживает тесный деловой контакт, скупают камни уже по сравнительно реальной цене. Часть вырученных денег идет на покупку оружия для масудовских банд. Несколько рейдов незаметных гонцов из Панджшира, и можно собрать в дорогу караван с автоматами, пулеметами, горными орудиями и даже ракетами — благо все это свободно продается на пакистанских базарах.

Ну, а остальные средства, и немалые, идут в карман двум «вождям» ИО А — Раббани и Масуду. Оба «защитника ислама», нещадно грабя национальные богатства Афганистана, обзавелись в последние годы крупными счетами на свои и подложные имена в пакистанских и других иностранных банках. Контрреволюция — выгодный бизнес. Когда-то Раббани был скромным преподавателем в Кабульском университете и бежал в Пакистан без гроша в кармане. Теперь он один из самых богатых людей в Пешаваре. Чтобы укрепить деловой союз с Масудом, он выдал за его младшего брата свою дочь. На грандиозной свадьбе присутствовали главари всех остальных эмигрантских «партий» и «союзов», с которыми председатель ИОА в то время не был в ссоре, десятки иностранных «советников» афганской контрреволюции.

Кстати, о советниках. В расположении банд Масуда часто появляются пакистанские, американские, английские, западногерманские, французские инструкторы. Они помогают душманскому воинству осваивать новые виды вооружения, готовят новичков к террористической и диверсантской деятельности, ведут пропагандистскую обработку дехкан. Но, по свидетельству Хаджи Гулистана, многие из них не прочь увезти из окрестностей Оленьего колодца свой камень за пазухой. Масуд нередко награждает полюбившегося ему «иностранного друга» мешочком с десятком изумрудов.

Не остаются в долгу и визитеры: то пришлют партию неплановых гранатометов, то лишнюю сотню мин. Это по их инициативе все подходы к изумрудным месторождениям напичканы смертоносной взрывчаткой… А кое-кто и прямо содействует преступному бизнесу. Перед своим уходом из родных мест Гулистан видел, как трое шустрых иностранцев, не раз гостивших у Масуда, привезли сюда две современные горнодобывающие установки. Бандитский атаман тут же выделил десять грамотных пареньков для обучения работе на этих машинах.

Масуд строго следит за подневольными старателями, их тяжким трудом. Малейшая провинность жестоко карается его палачами. В районах добычи создано несколько душманских тюрем. Побег с изумрудной каторги связан с большим риском. Тем не менее старый Гулистан пошел на это, пользуясь тем, что все его дети давно переселились в Кабул.

Его рассказ — еще одно яркое доказательство того, что «высокие цели» ИОА и других контрреволюционных организаций лишь дымовая завеса, что афганские муджахеддины никакие не борцы за веру, а обычные мошенники и воры. Им не свято ничто, а уж тем более родина, национальное достояние афганского народа.

ПРЕСТУПНЫЙ СГОВОР

В жизни каждой страны есть мгновения, когда ее народ сплачивается в могучем и едином порыве, предстает перед миром как монолитный организм. Именно таким выглядел и был по сути революционный Афганистан в сентябрьские дни 1985 года. Около трех недель в Кабуле гостили представители пуштунских племен, живущих вдоль границы с Пакистаном. Они съехались сюда, чтобы обсудить один вопрос: как положить конец переброске в Афганистан вооруженных банд контрреволюционеров и транспортов с боеприпасами, оружием, обмундированием, продовольствием для их содержания.

Афганистан — многонациональное государство, его народ говорит на сорока языках. Большую часть населения составляют пуштуны — примерно 55 процентов, или восемь миллионов человек. Почти все они, особенно приграничные племена, сохранили до наших дней родоплеменной образ жизни со всеми приметами этого общественного уклада, и в первую очередь с безоговорочным подчинением главе семьи, начальнику рода, старейшине племени, численность которого нередко достигает 100–200 тысяч человек. Большая часть пуштунов занимается примитивным земледелием на скудных, каменистых и безводных землях, используя такие орудия, как деревянная соха и мотыга, остальные кочуют со своими стадами овец по обширным, но бедным на траву и воду пастбищам.

Живя замкнуто и изолированно от внешнего мира, приграничные пуштуны практически еще не приобщились к достижениям цивилизации. В их селеньях почти нет школ, больниц, электричества. В то же время этот гордый и независимый народ необычайно бережно хранит свои обычаи и традиции и всегда готов с оружием в руках защитить неприкосновенность семейного очага, священные права своего рода и племени.

Как совершенно справедливо говорилось на той джирге (совете) пуштунских племен, ни эмиры, ни короли даже не пытались как-то изменить судьбу обитателей приграничных уездов, волостей и провинций Афганистана. Только после победы Апрельской революции появились благоприятные условия для решения их коренных проблем. Позиция ЦК НДПА, Революционного совета и правительства республики по отношению к пуштунским племенам определена в конституции страны. С учетом традиций, истории, обычаев каждому племени предоставляются полные права на свободу и самоуправление в рамках государства. Правительство ДР А за последние пять лет вложило в развитие экономики и культуры племен 44 миллиарда афгани. Впервые племена, народности и кланы приграничных пуштунов получили возможность учиться, издавать газеты, слушать и видеть радио- и телепередачи на родном языке. Республика посылает в эти районы ирригаторов, агрономов, врачей, учителей, технических специалистов, выделяет для их жителей сортовые семена, удобрения, технику и средства транспорта, всячески заботится об улучшении жизни пуштунов.

Но пуштуны живут не только в Афганистане. В 1983 году Англия, следуя своей колониальной политике, навязала находившемуся под ее влиянием афганскому эмиру Абдуррахману соглашение о так называемой линии Дюранда (М. Дюранд был главой английской миссии по демаркации границы между Афганистаном и Британской Индией), в соответствии с которым территория восточнопуштунских племен с населением в несколько миллионов человек была включена в состав Британской империи. После раздела Индии и создания в 1947 году нового государства — Пакистана эта территория стала его частью, сохранив старое название «зона свободных племен».

Связанные общностью языка, традиций, многочисленными племенными и родственными узами, схожестью судьбы, приграничные пуштуны Пакистана с интересом и симпатиями следят за революционными переменами в жизни своих собратьев на афганской земле. Во время джирги пуштунских племен они прислали в Кабул своих самых уважаемых и авторитетных представителей. Вместе с пуштунами Афганистана они во всеуслышание высказались за то, чтобы на территории племен, по обе стороны афганско-пакистанской границы не оказывалось никакой помощи контрреволюционным террористическим бандам. В резолюции джирги говорится: «Мы верим, что благородные племена будут решительно пресекать коварные попытки военного режима Пакистана превращать районы, населенные пуштунскими племенами, в арсенал оружия и центр подготовки бандитских формирований». Вернувшись домой, полномочные представители зоны свободных племен развернули широкое разъяснение целей и задач Апрельской революции, подлой роли реакционной афганской эмиграции, обосновавшейся в пограничных пакистанских городах, и ее иностранных покровителей.

Все это оказалось не по душе пакистанским властям. Военный режим Зия-уль-Хака решил задушить начавшееся движение племен. В начале декабря 1985 года он вторгся на их территорию крупными вооруженными силами, имеющими танки, бронетранспортеры, авиацию и другое современное вооружение и технику. Как сообщало афганское информационное агентство «Бахтар», войска разрушали селенья, дома, мечети, проводили кровавые карательные акции для устрашения приграничных пуштунов. Под бомбежкой и артиллерийским огнем, под гусеницами танков гибли женщины, дети, старики. Пакистанская солдатня предавала огню скромное имущество пуштунов, вытаптывала и сжигала поля, огороды, сады и пастбища, отравляла общинные колодцы.

Несколько месяцев продолжалось вторжение пакистанских войск в район Хайберского прохода. Несколько месяцев мужественные воины-пуштуны племен афридй и шинварй давали отпор бесчинствующим солдатам. Их борьбу открыто и гласно, на традиционных многолюдных джиргах поддерживали представители других пуштунских племен зоны свободного расселения: моманд и вазирй, ахмадзаи и саларзаи… Они не хотели мириться с тем, чтобы на исконных территориях их проживания находились бесчисленные учебные лагеря боевой подготовки душманского воинства и принадлежащие афганской контрреволюции склады с оружием. Росло их недовольство и произволом душманских шаек, хозяйничающих не только близ этих лагерей, но и во всем приграничье. А главное, они больше не намерены были пропускать через свои земли банды наемников мировой реакции, несущие их соплеменникам, афганским пуштунам, горе и смерть.

Видя такую сплоченность и солидарность свободных племен, военный режим Исламабада начал подыскивать союзников и себе. Не найдя опоры в пакистанской общественности, резко осуждающей действия карателей, военный режим Исламабада потянулся — как бы вы думали, к кому? Все к тем же убийцам и насильникам из стана афганской контрреволюции. Аргумент простой: «Упустим племена, туго придется и вам. Так что мобилизуйте, пока не поздно, своих молодчиков». И вообще, за столь долгое хлебосольство и гостеприимство надо платить… Окрик этот прозвучал чуть не в первые дни конфликта.

И сразу в штабах реакционной афганской эмиграции началась лихорадочная деятельность. Закипели вулканы страстей на заседаниях и советах. Полились лавой циркуляры и инструкции главарям банд, находящихся на «зимних квартирах» в зоне пуштунских племен и в самом Афганистане.

Во время поездки на границу ДРА с Пакистаном в город Джелалабад и пограничный пункт Торкхам мне довелось свидеться и побеседовать с десятками пуштунов из племен африди и шинвари, покинувших свои сожженные карателями кишлаки и поля. Они рассказали о бурной активности душманских головорезов, которые словно по команде ополчились против коренных обитателей граничащих с Афганистаном районов Хайбер и Боджавур. Впрочем, почему — словно? Команда была самая настоящая. Доказательство тому — многочисленные документы, захваченные пуштунскими воинами в боях с противником и привезенные в Афганистан.

Мне бы хотелось познакомить читателя с образчиками директив контрреволюционных «партий» своим подчиненным и ответных писем шефам из Пешавара. Но прежде замечу, что все они напечатаны на официальных бланках бандитских «ведомств», снабжены печатями и размашистыми подписями. Совершенно очевидно, что отправители никак не предполагали, что их корреспонденция окажется в нежелательных руках… Есть у них и еще несколько особенностей. Читатель, бесспорно, обратит на них внимание сам. Итак:

«Исламское общество Афганистана (ИОА).

Командиру партизанского отряда в Боджавуре Фазль-уль-Хаку.

Брат мой и борец! В соответствии с приказом руководителя ИОА профессора Раббани вы должны как можно быстрее начать партизанские действия в вашем районе. Необходимо воспрепятствовать здешним племенам осуществить их предательские планы. Ваша задача безжалостно подавлять движение неверных. От имени военного комитета ИОА — подпись (неразборчива), печать».

«Движение исламской революции Афганистана (ДИРА). Командиру партизанского отряда Таза Голю.

Дорогой брат, приветствуем вас! Вы знаете, что положение в зоне пуштунских племен ухудшилось. Сторонники и агенты кабульского режима поднялись против пакистанских властей и ислама. Вы должны содействовать мусульманскому брату Зия-уль-Хаку в его борьбе. Во время боевых действий в Хайбере вы должны сражаться бок о бок с пакистанскими солдатами. Это приказ вождя нашей партии Мухаммада Наби. Свое участие в подавлении мятежа тщательно скрывайте. Военный комитет». И снова — подпись, печать.

«Афганистан.

Командиру Кунарской провинции.

Приветствуем вас, брат наш! Молюсь, чтобы вы одержали победу в священной войне против безбожников. Положение в зоне свободных племен ухудшается. Вероотступники не сдаются, и может случиться так, что власть Зия-уль-Хака в этих местах падет. Тогда наш джихад («священная война». — Г. У.) тоже не будет иметь успеха. Поэтому я даю вам задание как можно быстрей войти в контакт с пакистанскими военными в вашем районе и вместе с ними активно сражаться против безбожников, недостойных носить звание пуштуна. Посылаю вам опытных людей в помощь. Американские друзья проинструктировали их, что надо делать в новой обстановке. Главное — соблюдать строжайшую секретность, чтобы люди восставших племен не знали, что вы взаимодействуете с пакистанской армией.

Сабгатулла Моджаддеди, руководитель Фронта национального спасения Афганистана. Пешавар».

«Исламская партия Афганистана-2 (ИПА-2, есть еще просто ИПА, возглавляемая «инженером» X. Гульбуддином. — Г. У.).

Командиру 5-го партизанского отряда ИПА-2.

Брат наш! Согласно приказу главы партии моулави Юнуса Халеса вам поручено соединиться с пакистанскими солдатами, переодеться в их форму и начать действовать с ними в Боджавуре. Обмундирование должны получить у губернатора СЗПП (Северо-западной пограничной провинции Пакистана. — Г. У.) лично вы.

Военный комитет ИПА-2».

«ИОА.

Партизанскому командиру Фазль-уль-Хаку.

Руководитель ИОА уважаемый профессор Раббани просил передать вам свое удовлетворение всеми боевыми операциями, которые вы провели в Боджавуре. Вам надлежит продолжать эти действия. Профессор рекомендует облачить всех ваших людей в одеяния, характерные для коренных жителей этих мест. Захваченных мятежников передавайте пакистанской армии. Ей важно иметь информацию о замыслах племен.

После прочтения письмо сжечь. Военный комитет ИОА».

Следующее письмо требует небольшого комментария. Оно было обнаружено вместе с процитированной выше инструкцией ДИРА в полевой сумке убитого в бою бандитского главаря Таза Голя и уже не дошло до адресата.

«Пешавар. Штаб-квартира ДИРА. Руководителю военного комитета.

Уважаемый брат и борец! Привет вам! Мы очень признательны военному комитету за оружие, которое вы нам прислали. Сообщаю, что вместе с караваном прибыл и один наш английский друг. Он хорошо знает наш язык и каждый день проводит занятия с членами моего отряда. Мы тщательно охраняем его, чтобы он мог вернуться в Пешавар целым и невредимым. Пришлите лекарства — нужда в них большая. Таза Голь».

«Пешавар. Руководителю Исламского союза за освобождение Афганистана (ИСОА) А. Р. Сайяфу.

Приветствуем вас, уважаемый профессор Сайяф!

Отчет о нашей операции в агентстве Хайбер направлен вам. Спешим в дополнение сообщить следующее. Вы прислали в помощь нам двух китайских друзей. Ночью нас неожиданно атаковал отряд восставшего племени шинвари. В бою получил ранение один из китайцев, брат Ванг. Дайте указание, куда его доставить.

Командир партизанского отряда в Хайбере. (Подпись неразборчива. — Г. У.)»

«ИСМА, Пешавар. 10 января 1986 г.

Ассалам алейкум, брат, борец, вождь Афанди!

Сообщаю вам, что несколько ночей назад в операции против безбожных мусульман мы отправили в ад 15 человек из них и захватили восемь автоматов. У нас пять раненых, а один из бойцов отряда, Джан Мухамед, погиб в этом сраженье. «Бог нас произвел на свет, и к нему мы уходим» (цитата из Корана,—Г. У.).

Это письмо помогает мне писать наш друг Майкл. Он просит передать, что доволен нами.

Хаджи Ата-Мамад».

Я процитировал лишь малую толику из документов, наставлений и писем, захваченных пуштунскими воинами во время военных действий в Хайбере и Боджавуре. Но и то, что сказано, — отчетливое и неопровержимое доказательство активного участия душманов в злодейской войне против пуштунских племен. Другой вопрос, почему это участие так тщательно скрывалось, почему «братство» пакистанской солдатни и душманского отребья рекомендовалось держать под строгим секретом, зачем понадобились эта игра в прятки и переодевания.

За ответом на него, думается, далеко ходить не надо. В контрреволюционных штабах прекрасно понимают: начни душманы воевать в Хайбере и Боджавуре открыто, они окончательно восстановят против себя все пуштунские племена. У бандитов начнет гореть земля под ногами, и тогда придется сворачивать и учебные лагеря, и склады с оружием, искать пристанища в другом месте.

Не новость и другая деталь событий в зоне пуштунских племен — дирижерская роль иностранных советников. Вот уже более восьми лет они тренируют и натаскивают душманских головорезов. В центрах диверсионно-террористической подготовки и непосредственно в бандах работает свыше полутора тысяч зарубежных «друзей» и «братьев». И когда в судьбе их «подсоветных» наступил неожиданный поворот, иностранные мастера подрывной деятельности не могли оставить своих подмастерьев без руководства и помощи.

Но шила в мешке не утаишь. Существование «братства под секретом» выплыло наружу. Подвергшиеся агрессии пуштуны справедливо потребовали, чтобы мир узнал о преступном сговоре за их спиной, о совместных замыслах пакистанской и афганской реакции, ее зарубежных покровителей, об их преступных действиях, направленных на полное закабаление всех пуштунских племен, от которого недалеко до геноцида юаровского типа. Пуштунов в резервации и банд у станы не загнать!

ЛИМИТ НА ЩЕДРОСТЬ

Они приходят в Торкхам, Спинбулдак и другие афганские поселки, лежащие на границе с Пакистаном, почти каждый день — то поодиночке, то небольшими группами в две-три семьи, то целым караваном в триста-четыреста человек. Разные причины сняли их после революции с насиженных мест и увели на чужбину: традиционное подчинение своим феодалам и баям, решившим удрать из республики, бесчинства душманов, щедрые посулы пакистанского радио, обещавшего афганским «братьям» мир, покой и беззаботную жизнь…

После долгих месяцев и лет безрадостных скитаний, жалкого существования в специальных лагерях и резервациях, испытав на себе подлинный смысл и содержание «иностранной помощи» афганским беженцам, многие из них принимают решение вернуться домой. В 1986 году свою родину вновь обрели тридцать тысяч афганцев. Одиссею одного из них я и хочу рассказать сегодня читателям. Мы познакомились в маленьком пограничном селенье под Кандагаром на другой день после того, как он вернулся домой, когда на его глазах еще не высохли слезы свиданья с афганской землей.

Сорок первый год живет на белом свете Хабибулла Таджик. Он родился в уезде Майванд провинции Кандагар. Здесь закончил восемь классов местной школы, здесь начал крестьянствовать. Человек толковый и грамотный, непосредственно перед революцией он занимал место управляющего землями здешнего феодала Гуляма Расула. По его словам, капиталов не нажил, но, когда в провинции начали хозяйничать душманские шайки, к нему пришли едва ли не к первому. «Движению патриотов требуются средства, — сказал ему главарь. — Ты довольно долго вел дела Расула. Не может быть, чтобы к твоим рукам ничего не прилипло. Надо поделиться».

Как ни клялся Хабибулла, что у него ничего нет, кроме скромного личного достояния, бандиты не верили ему. Добиваясь выдачи «припрятанного», они искололи его штыками, а жене отрезали грудь. Когда «патриоты» покинули их дом, полуживые супруги бежали к родственникам в приграничный кишлак, а оттуда, немного подлечившись, в Пакистан. «Я не оправдываю себя, — говорит Хабибулла, — но время в моих родных местах настало смутное, и я решил переждать его на чужбине».

Начались долгие месяцы скитаний, поиска работы и жилища. Потом пакистанская тюрьма, куда он попал за бродяжничество. И, наконец, лагерь беженцев в селенье Мухамадхейль уезда Панджпаи Северо-западной пограничной провинции Пакистана. Здесь счастье улыбнулось Хабибулле. При оформлении документов пакистанский начальник лагеря обратил внимание на то, что новичок имеет неплохое образование и опыт административной работы. В итоге его направили в хозяйственное управление лагеря, сначала рядовым сотрудником, а потом и руководителем. Это подразделение насчитывало десять чиновников из числа беженцев и ведало всем имуществом, продовольствием и финансами лагеря, где нашли свое временное пристанище 285 семей, покинувших по разным причинам провинцию Кандагар, — 2650 человек.

Лагерь находился под контролем Махсуда Вали-бека, главаря одной из контрреволюционных группировок, базирующихся в Пакистане. Это богатый хазареец, бывший при короле депутатом афганского парламента. У него есть свои роскошные виллы в пакистанских городах Пешаваре и Кветте. Ездит он исключительно на машинах марки «мерседес», причем, едва успевает появиться новая модель, немедленно бросает старую и покупает последний образец. Имеет теологическое образование. Невероятно жесток с подчиненными и патологически скуп, когда дело доходит до чужих интересов и нужд.

Под властью Вали-бека находятся 60 тысяч афганских беженцев. Все деньги из различных благотворительных фондов, материальная помощь от иностранных государств, предназначенная этим людям, сосредоточиваются в руках руководителя партии и его штаба. Самим беженцам, утверждает Хабибулла, перепадают жалкие крохи. На еду, одежду, лекарства не давалось ничего, хотя гуманитарная помощь предназначается прежде всего для этого. Бюджет лагеря составляла в основном зарплата служащих управления и охраны да кое-какие деньги для оплаты счетов за электричество, воду и вывоз мусора.

Но даже на эти скромные ассигнования Вали-бек нередко накладывал руку. На протяжении последнего года, к примеру, он дважды посылал на ночевку в лагерь направляющиеся в Афганистан банды душманов с требованием дать им деньги и продукты на дорогу.

«Чтобы укрепить бюджет лагеря, администрация по совету казначея партии насильно загоняла в ее ряды всех жителей нашего городка, включая детей и стариков, и собирала с них вступительные и ежемесячные членские взносы», — свидетельствует Хабибулла.

Можете себе представить, как жили обитатели лагеря. Даже те, кто смог заполучить сносную работу, не могли приобрести для себя палатку. Спали под открытым небом на циновках, укрываясь одним и тем же суконным одеялом: днем от жары, натягивая его как тент, ночью — от холода. При этом в хозяйственном управлении лагеря хорошо знали, что в Пакистан идут не только деньги для беженцев, но и спальные мешки, палатки, примусы, котлы для плова, самовары и чайники. Все это Вали-бек передавал бандам или сбывал через своих посредников на базарах.

Больше всего люди в лагере страдали от холода и голода. Не было дров, хлеба, теплой одежды. Воды давали в обрез — только на похлебку и чай. Посуду чистили песком и степной травой, помыться для большинства было роскошью. Поэтому, с горечью рассказывает Хабибулла, все беженцы курят анашу и другие дешевые наркотики. Чтобы забыться… Среди молодежи развивается преступность: воровство, грабежи, насилия, похищение и продажа девушек и женщин. «Из числа обитателей лагеря постоянно находились под следствием или сидели в пакистанских тюрьмах 100–150 человек».

Несколько раз в год, по словам Хабибуллы, в лагере происходили удивительные вещи. С утра сюда приезжали два-три грузовика с продовольствием и различным скарбом. Следом заявлялись «почетные гости» — американцы, западные немцы, французы, англичане. Они передавали «подарки» беженцам, произносили долгие речи, фотографировали раздачу привезенной помощи, снимали фильмы для телевидения и кинохроники. Не успевали они уехать, как начиналось «перераспределение» подаренного. Те, кто повлиятельней и посильнее, забирали с помощью своих подпевал все лучшее. Затем иностранные подарки появлялись в пакистанских лавках. Впрочем, туда же сносила все, что досталось ей, и беднота: есть-то надо.

По вечерам люди собирались у обладателей транзисторных приемников и слушали вести с родины. Несмотря на постоянный пропагандистский нажим со стороны пакистанских средств информации, регулярные «политбеседы» функционеров партии, выступления «иностранных друзей» и главарей контрреволюционных организаций, включая Вали-бека, беженцы далеко не всё берут на веру и, в основном, знают, что происходит дома. Почему же они не возвращаются? Сделать это не так-то просто. Лагеря окружены постами пакистанской полиции, перед границей шныряют душманские наряды. Хабибулле известно немало случаев, когда группы беженцев, направившиеся домой на свой страх и риск, бесследно пропадали. Самому ему удалось выбраться только потому, что его должность давала ему право свободного передвижения. Доехав до пограничного селенья Чаман, он бросил машину и перебрался в афганский пограничный городок Спинбулдак. Здесь и состоялось наше знакомство.

…У Киямуддина Вардака все начиналось, казалось бы, куда более благополучно. Между ним и американской помощью беженцам не было никаких «посредников» и передаточных звеньев, вроде чиновников из пакистанских эмиграционных ведомств или главарей типа Вали-бека. По профессии он дипломат, с 1979 года работал вторым секретарем в посольстве Афганистана в США. В 1982 году попросил политическое убежище у американских властей. Когда оно было предоставлено, переселился с женой и шестью детьми из Вашингтона в небольшой городок Ферфакс того же штата Виржиния.

Как быстро выяснилось, вся «гуманитарная помощь» афганскому беженцу на этом и кончилась. Ему не дали никакой работы, которая соответствовала бы его образованию. В Ферфаксе он смог устроиться только таксистом. Ему не помогли с жильем: он снял квартирку, за которую сам платил 800 долларов в месяц, больше половины своего заработка. Продукты были очень дорогими, и он послал свою жену от шестерых детей работать. Она стала подручной у портнихи.

Вскоре пришла нежданная беда: у него обнаружили порок сердца. С такси пришлось расстаться. Он с трудом нашел место в частной библиотеке, которое оплачивалось значительно скромнее. Семья оказались на грани крайней бедности.

«Надо сказать, — подчеркивает Вардак, — что моя ситуация по сравнению с положением большинства афганских эмигрантов в США была предпочтительней. Я знал язык, присмотрелся к американскому образу жизни. Если нет того и другого, привыкнуть, приспособиться к здешней жизни невероятно трудно. Едут в США, главным образом, афганцы с образованием, те, кто более или менее уверен, что сможет устроиться на новом месте. Как правило, найти работу по специальности им здесь не удается. Они вынуждены браться | за любое занятие: работают грузчиками, дорожниками, каменотесами, таскают цемент и кирпич на стройках, моют посуду в ресторанах, убирают мусор на городских улицах».

Тяжелая, неквалифицированная работа, плохое и нерегулярное питание, трудные жилищные условия приводят к тому, что многие афганские беженцы быстро теряют здоровье. Лечение же, говорит Вардак, хорошо знающий это по себе, стоит в США очень дорого. Путь в бесплатную клинику афганцу заказан. А если пойти к частному врачу, скажем, с больным зубом, то это минимум три визита по 35 долларов каждый. Откуда взять такие деньги? Болезнь для афганца в США — это прямой путь к разорению и нищенству. От отчаяния люди начинают пить, курить гашиш и опиум. «Мне не раз приходилось видеть, как мои опустившиеся земляки рылись в мусорных баках в поисках корки хлеба, доедали в дешевых ресторанах остатки чужих обедов. Особенно часто этим вынуждены заниматься старики из афганских семей, не желающие быть обузой для своих близких. Им нельзя рассчитывать даже на черную работу, тем более на какое-то пособие».

Афганец, даже специалист высокой квалификации, не может рассчитывать на работу в государственном учреждении — только в частной фирме, на частном предприятии. Да и то всегда очень скромном: в парикмахерской, прачечной, на бензоколонке. Причем им дают самую грязную, самую черную или унизительную работу, от которой отказываются сами американцы.

— Человек, живущий в Америке, — продолжает свой рассказ Киямуддин Вардак, — ежедневно слышит по радио и телевидению слова о помощи афганцам. Сотни миллионов долларов идут только по открытым каналам. Но вся эта помощь направляется афганской контрреволюции, душманским бандам, которые ведут кровавую войну против своего народа. А тем, кто в качестве частного гражданина живет в США, не занимаясь никакой политической деятельностью, не дадут и ломаного гроша.

Администрация США яро выступает в защиту ислама. Но, как убедился мой собеседник, для Рейгана и его пропагандистов это только прикрытие, предлог, чтобы вмешиваться в афганские дела. Простой пример. Афганец, работающий на любом американском предприятии, не имеет права совершать в рабочие часы намаз. Хозяин тут же вышвырнет его на улицу «за безделье». В школах мусульманский ребенок тоже быстро отучается от веры отцов. Вместо корана он получает библию, во время школьных экскурсий навещает близлежащие церкви, пышно обставленные, сильно отличающиеся своим богатством и блеском от скромных мусульманских мечетей. В душе ребенка понемногу происходит перелом, и это порой приводит к трагедиям в эмигрантских семьях.

Проблемой для афганской семьи в США стали даже похороны. Участок земли на кладбище стоит 5000 долларов. Его можно приобрести в рассрочку на десять лет. Если ты платил нормально, он твой, если это оказалось тебе не по карману, там будет погребен другой человек. «У моего товарища Зикрии умерла жена. За участок и похороны с него потребовали пять с половиной тысяч долларов. Он обегал всех земляков, влез по уши в долги. Все это время, 20 дней, жена лежала в морге».

— Ежегодно, — говорит Вардак, — США объявляют 21 марта днем Афганистана. Но все это не более чем шумная антиафганская кампания, за которой нет ни грана заботы о самом афганском народе. Судите сами: афганец, работающий в США, никогда не получит 21 марта выходной. А это ведь наш новогодний праздник! С работы отпускают только тех, кого афганские контрреволюционеры и их шефы из ЦРУ сгоняют для участия в антиафганских сборищах и демонстрациях. Во время этих сборищ хорошо подготовленные ораторы клевещут на нашу республику, ее друзей, рисуют в самых мрачных красках ситуацию в Афганистане. Чтобы отвадить афганских беженцев от каких-либо помышлений о возвращении на родину, им говорят, что жизнь в афганских селах и городах замерла, что люди не могут открыто появляться на улицах. Но я теперь живу в Кабуле и хорошо вижу, что это грязный вымысел. Город живет бурной жизнью, люди работают, учатся, открыты все мечети, торгуют все базары, улицы полны машин и пешеходов. Американские «документальные» фильмы об Афганистане, которые транслируются по самым популярным телевизионным программам, — не более чем ловко состряпанные фальшивки.

…Для обоих героев моего рассказа самое трудное позади. Решив добровольно вернуться на родину, они снова обрели свой дом, надежную работу, друзей и близких. А в своих скитаниях они пришли к твердому убеждению, что в американских заклинаниях о симпатиях к «бедным афганцам» и «искренней солидарности» с ними от правды нет ничего. Американская помощь, когда она оказывается беженцам, находится на строжайшей диете. Она не знает лимитов только тогда, когда речь идет о содержании наемников контрреволюции, об оплате их кровавого труда.

ФАРИСЕИ ИЗ СПЕЦСЛУЖБ

«Афганские женщины лишены элементарной гинекологической помощи». «Афганские дети умирают от эпидемий». «Половина Афганистана больна туберкулезом». «Врачи бегут из республиканского Афганистана»…

Что за чушь, скажет читатель! И будет прав. Результаты «слушания» в сенате, США вопроса о медицинском обслуживании населения Афганистана иначе оценить трудно. Стенограмма этого «слушания», приуроченного к афганскому Новому году и проходившего весной 1986 года, попала в руки компетентных органов ДРА и была предложена афганским и зарубежным журналистам, аккредитованным в Кабуле.

Еще даже не познакомившись с содержанием проходившей в Вашингтоне «дискуссии», невольно задаешься вопросом: какое дело американским сенаторам до того, как развивается в Афганистане здравоохранение? Ни одной государственной или общественной организации ДРА в голову не придет посвятить целый рабочий день обсуждению того, как, к примеру, складываются дела у США в области просвещения или спорта. Каждый здравомыслящий человек скажет, что это забота самих американцев…

Но, как известно, США считают сферой своих интересов чуть ли не весь мир. Исходя из этой концепции, конечно, было необходимо досконально разобраться в таком «важном» для американских законодателей вопросе, как состояние афганской медицины.

Представим читателям постановщиков и главных действующих лиц этого спектакля. Инициатором «слушания» был сенатор Гордон Хамфри, считающийся в политических кругах США крупнейшим специалистом по афганским, точнее, антиафганским делам и тесно связанный с ЦРУ. Любопытный факт: разжалобив своих коллег пространным докладом об отставании здравоохранения в Афганистане, он внес в сенат и пробил законопроект об оказании помощи этой стране. Вы думаете, речь шла о строительстве на американские деньги новой больницы или медицинского центра в Кабуле? Ничего подобного. Опираясь на итоги «слушания», сенат выделил деньги на создание в рамках скандально известного радиоцентра «Свобода» и «Свободная Европа» дочерней радиостанции «Свободный Афганистан». Эта станция уже ведет свое регулярное вещание из Мюнхена. Пятеро ее редакторов ежедневно сеют клевету и ложь, в том числе и о медицинском обслуживании в Афганистане.

Гордону Хамфри активно помогал сенатор Альфонсо Д'Амато, также креатура ЦРУ, давно подвизающийся на ниве антикоммунизма, антисоветизма, а в последние годы и на антиафганской тематике. Он известен своей горячей поддержкой пресловутого АБН — «Антибольшевистского блока народов», организации власовско-бандеровского толка, и лично участвует в проводимых ею манифестациях, митингах и «научных симпозиумах», охотно фотографируется с заправилами этого черносотенного союза.

Еще теснее связан с ЦРУ третий организатор «слушания» — доктор Роберт Саймон. Он ведает в США нелегальной засылкой на афганскую территорию врачей и медсестер для работы в душманских «госпиталях». Саймон переправил на деньги ЦРУ в Афганистан уже не менее двухсот американских «добровольцев».

Доклады сенату кроме Саймона представили француженка Жюльет Фарно и афганский эмигрант Халед Акрам. Доктор Фарно действительно кое-что знает о состоянии афганского здравоохранения, поскольку еще при королевском режиме долгие годы работала здесь врачом. Карьера ее закончилась бесславно: даму-благотворительницу выдворили из страны за спекуляцию наркотиками и антиквариатом.

X. Акрам представлял на «слушании» тех самых врачей, которые «бегут из республиканского Афганистана». Правда, называя себя врачом, он малость прилгнул. Медицинский институт в Кабуле он закончить не успел, так как был изгнан оттуда за систематическое воровство лекарственных препаратов, которые сбывал частным аптекарям. Не имея диплома, он все же занялся медицинской практикой. Когда одна из его пациенток, которой он сделал незаконный аборт, умерла, Акрам сбежал от судебного преследования в Пакистан. Стало быть, и ему было что рассказать американским сенаторам…

Нетрудно представить себе, какой ушат грязи вылили они на революционный Афганистан и его систему медицинского обслуживания. Не было слова сказано о том, какое наследие в этой области получила от прошлых режимов республика. Никто из «докладчиков» не обмолвился о том, что больниц и врачей в стране не хватает из-за душманских зверств, что главные трудности в медицинском обслуживании населения Афганистана вызваны действиями контрреволюции.

Министр общественного здравоохранения ДРА Мухамед Наби Камьяр в беседе со мной подробно рассказал о положении с медицинской помощью в Афганистане, не приукрашивая успехов и не скрывая проблем. Он сообщил, что за годы революции, несмотря на тяжелые условия необъявленной войны и ограниченные в связи в этим возможности народной власти, число больничных коек увеличилось с 3237 до 4896, численность врачей — с 860 до 1527, количество фармацевтических работников со 142 до 357. Ассигнования на нужды здравоохранения выросли с 546 миллионов афгани до 1010 миллионов.

Особенно большое внимание оказывается медицинскому обслуживанию женщин и детей. Сегодня лечебную помощь им предоставляют свыше сорока специализированных центров здоровья, поликлиники, больницы, медпункты школ и детских садов, филиалы крупных больниц в кишлаках. Открыты детская республиканская клиническая больница, детский инфекционный стационар. В Кабульском медицинском институте создан педиатрический факультет для подготовки детских врачей. Ведется проектирование родильного дома, пока еще второго в стране.

Впервые в истории Афганистана стали проводиться медицинские осмотры детей, предродовой патронаж беременных, диспансерное наблюдение за детьми, страдающими хроническими заболеваниями. Большое внимание уделяется гигиеническому воспитанию и обучению женщин, особенно в предродовом периоде.

Эти успехи могли бы быть значительно большими, подчеркнул министр, если бы не преступная война против ДРА, развязанная международной реакцией. Контрреволюционеры разрушили 31 больницу, убили сотни медицинских работников, уничтожили много машин скорой помощи. Несколько раз они пытались устроить взрывы в медицинском институте и в медучилищах, чтобы запугать студентов, отбцть охоту к продолжению образования.

Бандиты борются с народной властью, ее приверженцами гнусными, изощренными методами, нанося непоправимый ущерб здоровью людей. Они не щадят ни малых детей, ни стариков, ни беременных женщин. Широко известны случаи применения разнообразных мин-ловушек, закамуфлированных под детские игрушки, авторучки, зажигалки, брелоки. Все чаще душманы используют отравляющие, а также психотропные и наркологические вещества. Все кабульцы помнят, как в одном из женских лицеев города бандиты отравили воду в питьевых бачках. Свыше ста девушек от пятнадцати до восемнадцати лет угодили тогда в больницу.

В свете этих фактов устроители «слушания» в Вашингтоне выглядят особенно неблаговидно. Пытаясь оправдать прямое участие США в агрессии против Афганистана, обосновать необходимость выделения все новых и новых средств на содержание душманского воинства, они устроили не более чем очередное грязное пропагандистское шоу с густым антиафганским подмесом. Но правда сильнее заклинаний. Завесой из лживых слов не скрыть подстрекательскую и организаторскую роль США в жестокой войне, которую ведет на афганской земле контрреволюция. Крокодиловы слезы, пролитые в сенате, имеют кровавый оттенок.

ПОДМАСТЕРЬЯ ЦРУ

В тот день для журналистов, пришедших на пресс-конференцию в кабульский отель «Ариана», была устроена любопытная выставка. На ее стендах размещались учебные пособия и наставления, сочиненные опытными профессионалами ЦРУ для центров террористическо-диверсионной подготовки душманов, расположенных в Пакистане, а также для бандитских шаек, действующих непосредственно на территории Афганистана. Десятки таких учебников, брошюр, подробных инструкций и директивных документов были захвачены афганской армией у душманов в ходе боевых операций.

Перед участниками пресс-конференции выступили арестованные органами порядка ДРА агент пакистанской разведки С1Д Мухамед Мирза Кашиф; «дипломированный» террорист из реакционной группировки ИПА («Исламской партии Афганистана») Зайнутдин; его «коллега», главарь бандгруппы ИОА («Исламского общества Афганистана») в провинции Кабул Абдул Вахед, а также турецкий подданный Тургит Узала. Все они были заброшены из Пакистана в ДРА не столько с боевыми целями, сколько для проведения глубокого инструктажа, а если получится, для организации систематического обучения рядовых душманов, которым по разным причинам не светит образование в бандитских лицеях и колледжах за рубежом. Несостоявшиеся инструкторы были взяты не только вместе с кипой литературы, но и с другими «учебными» пособиями: бесшумными пистолетами, портативными взрывными устройствами, гранатами новой конструкции. А у Абдула Вахеда, к примеру, был обнаружен целый килограмм сильнейших отравляющих веществ — цианидов, которого бы вполне хватило, чтобы отправить на тот свет весь Кабул.

Говорят, ученье — свет… Знакомясь с выставленными на пресс-конференции экспонатами, поневоле начинаешь сомневаться в том, что эта мудрая истина хороша на все случаи жизни. Как выглядит ликбез по ЦРУ? Давайте полистаем некоторые из реквизированных у душманов книжек.

Вот маленькая, карманного размера брошюра «Уроки партизанской войны». Ее распространяет ИПА. В ней всего 95 страниц, но текст набран весьма убористым шрифтом. На яркой, цветной обложке фотография бандитского боевика в пятнистой десантной форме и берете (правда, не зеленого, а песочного цвета) с автоматом в руках и дехканского парня в разношерстном одеянии с допотопной винтовкой наперевес. Так сказать, братья по оружию. А может быть, «наставник» и его ученик?

В оглавлении идет перечень разделов: «Что такое партизанская война», «Как пользоваться легким оружием», «Виды военной техники», «Химические материалы и их практическое использование», «Применение противотанковых и противопехотных мин», «Зенитное и ракетное оружие», «Организация засад», «Методы маскировки», «Как скрываться в горах и на равнине», «Разрушение дорог, мостов и средств связи», «Бой с превосходящими силами противника», «Отступление и транспортировка пострадавших», «Как вести себя в случае ареста», «Способы шифровки и передачи писем из тюрьмы»…

Ко всему этому приложены ясные и вполне доступные схемы, рисунки, чертежи, знакомящие с устройством и действием артиллерийского и ракетно-зенитного вооружения, минометов, пулеметов и стрелкового оружия, самодельных взрывчатых и отравляющих веществ.

На одном из таких чертежей я увидел знакомую мне бутылку с невинной трубкой в пробковой затычке. Туда наливается ядовитая жидкость. При добавлении специального реагента в бутылке происходит бурная реакция, и из трубочки выделяется удушливый газ с запахом печеного яблока. Именно такое устройство, завернутое в обычную газету, кто-то спрятал в приемном покое гинекологического отделения Центральной кабульской поликлиники. Около десятка пациенток и трое сотрудников больницы получили сильное отравление.

Другой «учебник», вышедший в «издательстве» ИОА, называется «Война в тылу врага». Он обращен не к душманам, воюющим в составе бандитских шаек, а к тем, кто находится в рядах контрреволюционного подполья. Здесь советы совсем другого рода: как легализоваться, втереться в доверие, вести подрывную работу по месту жительства и службы, ссорить руководителей и подчиненных, торговцев и покупателей, сосредоточивать в тайниках оружие, изготовлять самодельные отравляющие и взрывчатые вещества…

И снова я наткнулся на рекомендацию, последствия применения которой мне были очень знакомы… В 1983 году террористы из подпольной группы ИПА взорвали Кабульский международный аэропорт. В итоге этой злодейской акции пострадало более двухсот человек. Было установлено, что для большей силы поражения бандиты обложили намагниченное взрывчатое устройство двумя килограммами сапожных гвоздей. Нет, до этого они додумались не сами. Вот он, на картинке «рецензируемой» мною книжки, — прямоугольный ящичек с прилипшими к его поверхности широкими шляпками и торчащими остриями каленых гвоздей.

Заботясь о профессиональной подготовке «нелегалов», авторы пособия не забывают и о, так сказать, моральной стороне дела. Уж они-то знают, с какой шушерой имеют честь водить компанию. В учебнике жирным шрифтом выделены семь правил, обязательных для каждого члена подпольных групп: «Приказ начальника — закон». «Относись к людям с традиционным восточным уважением». «Если работаешь или торгуешь — будь предельно честным». «Взял у кого-то деньги — верни». «Принес вред — исправь». «В отношениях с женщинами соблюдай законы ислама». «Никакого грабежа и воровства — коран это категорически запрещает».

Не знаю, как насчет деловых советов, но эти рекомендации рядовые бандиты, да и их главари, выполнять отнюдь не склонны. С первых дней необъявленной войны за ними прочно и заслуженно закрепилась репутация обычных грабителей, изуверов-насильников и кровавых убийц, для которых ничто не свято…

Читатель, конечно, помнит, какой шум вызвали в свое время сообщения о «методологической» помощи спецслужб США бандам сомосовцев, воюющим против революционной Никарагуа, и как яростно официальные представители ЦРУ отвергали свое причастие к сочинению и распространению литературы такого рода. Вряд ли кто-нибудь из них признается и в организации душманского ликбеза.

Однако правду не скрыть. Как выяснилось на пресс-конференции, все трое захваченных агентов прошли спецподготовку в Пакистане и выучились на инструкторов, преподавателей, наставников, словом, «сеятелей знаний». Именно такова их специализация. Кашиф получил образование в секретной школе С1Д. Его учителями были двенадцать американских советников, сплошь кадровые сотрудники ЦРУ. Зайнутдин учился в лагере диверсионно-террористической подготовки «Халданд» под Пешаваром, также исключительно у американских инструкторов. Вахед был слушателем военного училища в Пешаваре, где, кроме американцев, преподавали пакистанцы, те и другие — профессионалы спецслужб.

На пресс-конференции были выставлены и «учебные пособия», изданные для контрреволюционного отребья в Никарагуа. Похоже, что при подготовке наставлений афганской реакции авторы не очень утруждали свою творческую мысль. Та же структура, те же рекомендации, даже схожие иллюстрации. Лишь чуть-чуть причесано под мусульманский колорит…

То же ядовитое варево с той же адской кухни…

Немало повеселил участников пресс-конференции Тургит У зала. Можно смело сказать, что ЦРУ подобрало его на самом дне общества. В свои двадцать с небольшим лет У зала перебрал немало занятий: был мелким мошенником, перекупщиком наркотиков, контрабандистом, беспаспортным бродягой. Не раз попадал в тюрьму. Один из дружков по тюремной камере свел его с главарем контрреволюционной организации ИПА в Пешаваре Мухаммадом Рахимом. После недолгой проверки тот представил Узалу «американскому другу», хорошо известному афганским органам безопасности. Уоррен Марик — один из старых резидентов ЦРУ на Востоке. Он много лет проработал в Турции, Афганистане, а тогда числился консулом генконсульства США в пакистанском городе Карачи.

Ловкий на все руки малый, знающий к тому же два распространенных в Афганистане языка — узбекский и туркменский, приглянулся опытному разведчику, и тот решил лично заняться У залой. Несколько раз приезжал он из Карачи в Пешавар и вел долгие разговоры с будущим агентом. Были там и пышные фразы типа «ты должен помочь американскому народу в его борьбе с коммунизмом», и профессиональные наставления. Во время беседы Марик включал шумовые приборы, исключающие возможность подслушивания и записи разговора. У зале категорически запрещалось вести какие-либо заметки.

Специальность для новичка выбрали довольно сложную. На территории Афганистана он должен был вести кино- и фотосъемки боевых эпизодов. «Пустяки нас не интересуют, — заявил в одной из бесед Марик. — Надо показать всему миру, что афганские мятежники — серьезная сила. Если тебе удастся раздобыть добротный пропагандистский материал, получишь от нас хороший куш».

Завербовав Узалу, Марик оформил на него личное дело и поставил на довольствие. Ежедневно турецкий подданный получал сто пакистанских рупий. Профессионалы из ЦРУ и пакистанской разведки два месяца натаскивали его искусству киношпионажа в пешаварском телецентре. Затем последовали экзамены по теории и практике. У зала даже снял на военных учениях свой первый фильм, который был высоко оценен приемной комиссией.

И вот в составе банды контрреволюционеров из 170 человек, прошедших боевую выучку в одном из пакистанских центров подготовки террористов и диверсантов, Тур гит Узала перешел на территорию Афганистана. Уоррен Марик снабдил его современной съемочной аппаратурой и выдал из фондов ЦРУ под расписку деньги на расходы, в том числе 500 долларов стодолларовыми банкнотами.

И на афганской земле Узала остался верным себе. Увидев, что новое занятие не сулит легкого хлеба, он после первой же вооруженной стычки засыпал свою аппаратуру грудой камней и сбежал из банды. По дороге в город Шибирган, где его ждала явочная квартира, Узала был задержан милицейским патрулем. На допросе он заявил, что разочаровался в афганских муджахеддинах, что они — никакие не борцы за веру, не патриоты, а обыкновенные грабители и насильники… Разбойник с большой дороги мелкому жулику не товарищ…

Любопытная деталь. Когда реквизированные у несостоявшегося шпиона доллары сдали в государственный банк ДР А, опытный кассир отказался принять их. Бумажки оказались фальшивыми. То ли ЦРУ таким образом экономит на своих подручных, то ли резидент Марик обкрадывает свою контору — поди разберись…Достоверно одно: американские и пакистанские наниматели уже не раз рассчитывались с афганскими террористами и боевиками фальшивыми долларами.

Тургит Узала, узнав о подлоге, ругался самыми черными словами. А он-то держал Уоррена Марика за джентльмена, его слова и деньги — за чистую монету! А он-то собирался помочь американскому народу! А он-то хотел поведать всему миру о «страшных злодействах» афганской революции!

Жулики от пропаганды… Наемные «патриоты»… Высокопоставленные фальшивомонетчики… Международные авантюристы… Профессионалы наркобизнеса… Кого только не встретишь в рядах врагов афганской революции! И на эту разношерстную публику делается серьезная ставка?

Быть такой ставке битой. И — больно.

ТАТРУН С СЕКРЕТОМ

У этого события, случившегося на моих глазах в приграничном с Пакистаном афганском городе Джелалабаде, есть своя предыстория. На севере страны, в провинции Кундуз, была разбита банда душманов, принадлежавшая к контрреволюционной группировке «Харакате инкелабе ислами Афганистан» — «Исламское революционное движение Афганистана». Остатки банды, уползшие в горное ущелье, решили на своем собрании послать в штаб «движения», находящийся в Пакистане, специального курьера с отчетом о случившемся, а всем остальным рассеяться до времени по близлежащим кишлакам…

В Джелалабаде наступал обеденный час. Маленькие шашлычные и чайханы быстро заполнялись людьми. Сайед Махмад огляделся по сторонам и нырнул в темный, прохладный ресторанчик, затерявшийся в бездонных недрах шумной базарной площади. Он заказал себе гороховую похлебку и тарелку сваренной в масле рыбы, а потом долго и со вкусом пил крепкий индийский чай.

Поглядывая на хозяина ресторанчика, рассчитывающегося с посетителями возле открытой входной двери, Сайед решал про себя самую трудную задачу своей миссии. Спросить или нет у этого торгаша, как найти Абдула Калами? Знать-то он наверняка знает, на базаре между собой знакомы все. Но вдруг нарвешься на человека, дружащего с царандоем или ХАДом? Правда, ничего компрометирующего у него при себе нет — ни оружия, ни секретных писем. Вывернуть наизнанку рубашку они вряд ли догадаются…

Сайед попросил принести еще один чайничек чая и, расслабившись, закрыл глаза. Какой же у них рай здесь, в Джелалабаде! Хоть и март, на дворе теплынь, все в цвету, кругом чистые арыки, журчащая вода, тенистые деревья. А там, в Кундузе, все еще холодно и неприветливо. Вот найдет Абдула Калами, хорошо отмоется с дороги, отдохнет денек-другой и вместе с проводником двинется дальше, в Пакистан. Миновать границу не проблема. Говорят, на этом, восточном ее участке 67 переходов, и только два — по автомобильным дорогам, то есть с пограничными пунктами, таможнями и прочими строгостями.

Закончив обед сигаретой, Сайед встал и решительно направился к хозяину. «Пятьдесят афгани», — быстро посчитал тот плату за еду. Гость добавил сверх этой суммы еще сотню и тихо спросил: «Не сведешь меня с Абдулом Калами?» — «Чего проще, поговори вон с теми двумя ребятами за угловым столиком».

Молодые парни, сидевшие за этим столом, были из местной хадовской службы. Они хорошо знали, что Абдул Калами, старый контрабандист и торговец наркотиками, профессиональный проводник через тайные тропы пограничья, недавно был арестован их коллегами и находится под следствием в доме предварительного заключения. Искать этого человека мог только тот, кто хотел воспользоваться его услугами. Любознательного гостя, несомненно, следовало задержать и познакомиться с ним поближе…

В это время я и мой давний друг, корреспондент чехословацкой газеты «Руде право» 3денек Кропач, прилетевший из Праги в двухнедельную командировку в Афганистан, вели беседу с руководителями джелалабадского управления ХАДа. Нам рассказывали, что число банд в провинции заметно сокращается, да и сами они по количеству людей становятся меньше — 20–30 человек в каждой. На открытые столкновения с силами порядка они уже не отваживаются, действуют исподтишка, методом террора и диверсий. Народ ненавидит душманов и при каждой возможности стремится способствовать народной власти в борьбе с ними.

— Да вот только что, буквально полчаса назад, простой дуканщик помог нам задержать душманского гонца аж из Кундуза, — заметил начальник оперативного отдела. — Хотите посмотреть, какие сведения тот нес в Пакистан? — И он принес из соседней комнаты зеленый татрун — длинную национальную афганскую рубашку, которая носится навыпуск, поверх шаровар. Увы, надежды Сайеда Махмада не оправдались. Татрун был вывернут наизнанку. У него оказалась хитрая подкладка — пять-шесть пришитых друг к другу наподобие лоскутного одеяла кусочков ткани, исписанных химическим карандашом.

Не только мы со Зденеком Кропачом, но и профессионалы — афганские чекисты, пять лет ведущие борьбу с афганской контрреволюцией, с удивлением рассматривали это необычное одеяние. «Ну и хитрецы, — присвистнул начальник управления, — впервые вижу такое. Ход понятен — при досмотре на границе пограничники могут прощупать одежду. Бумага шуршит, ее обнаружить легко, вот и написали на тряпках…»

Материалы, вшитые в татрун, были разного толка: доклад о ситуации в провинции Кундуз, финансовый отчет, личное послание одного из членов банды своему брату. Но одно письмо носило принципиальный характер. Именно ради него пустился в дальнюю дорогу Сайед Махмад. Его текст я и хочу привести ниже.

«Почтенному и многоуважаемому моулави Мухаммаду Наби Мухаммади (лидер и организатор «движения», теолог с высшим образованием, яростно выступающий против философских воззрений «безбожников-материалистов», «захвативших» власть в ДР А и «не признающих аллаха»; эмигрировал в Пакистан после Апрельской революции 1978 года. — Г. У.) или его уважаемым заместителям.

С прискорбием сообщаем, что в результате тяжелого четырехчасового боя 4-го хута (22 февраля) наш отряд понес серьезные потери. Убит наш предводитель Азиз, погибло еще девять человек, около двадцати получили серьезные ранения. Часть людей покинула отряд. Неверными захвачены два наших главных склада — с оружием и продовольствием.

На совещании оставшихся в наличии членов отряда предложена кандидатура нового начальника — уважаемого Рахмана. Данные о нем содержатся в нашем предыдущем письме, направленном вам четыре месяца назад. Просим рассмотреть это предложение и выслать с нашим курьером санкцию на его утверждение.

Просим также как можно быстрее оказать нашему отряду материальную и военную помощь. Для этого лучше отправить из Пакистана два каравана с интервалом в один месяц, на случай, если один из них будет перехвачен властями. Мы же тем временем будем стремиться к восстановлению численности нашего отряда.

Да благословит вас всевышний!

28-го хута, в Кундузе».

Дальше следовали два десятка подписей.

Сайед Махмад, сорокалетний крепыш, которого привели по нашей просьбе в кабинет начальника управления ХАДа, был переодет уже в другое одеяние, более отвечающее его нынешнему положению: полосатые штаны и куртку, смахивающие на пижаму. Он упорно отказывался от своей причастности к «движению», к банде, говорил, что взялся доставить лоскутное послание за деньги, какие сведения и кому нес — не знает, неграмотен, и что единственная ниточка, доверенная ему, — имя Абдула Калами.

Так это или нет — покажет дальнейшее расследование. Да и не в гонце из Кундуза, в конечном счете, дело. Получено еще одно веское и неопровержимое доказательство того, что необъявленная война, ведущаяся против Демократической Республики Афганистан, организуется, дирижируется и оплачивается зарубежной реакцией, лютыми недругами революционных перемен на нашей планете.

Кто такие Азиз, Рахман, Калами или Махмад? Не более чем платные наемники, маленькие злодеи, третьеразрядные фигурки в чужих руках. Им ли противостоять неудержимой поступи новой жизни, светлым переменам на афганской земле? Зарубежные покровители и опекуны подрывной борьбы против ДР А давно должны бы были понять, что вкладывают свои средства и силы в бесперспективное дело.