Смерть от тысячи ран

Двадцать четыре часа спустя

Стефани Пети́ открыла дверь кухни и заморгала: на улице холод, освещавшие фасад фермы фары слепили глаза, ей было страшно. Она тихонько плакала. На мгновение она обернулась и успела бросить взгляд в прихожую и на ведущую в их комнаты лестницу.

«Я буду с Зоэ. Я все услышу».

Мотоциклист грубо развязал ее и вытолкал из подвала по ступенькам наверх:

— Сюда кто-то едет, избавьтесь от него!

Жандармы. Она различала проблески мигалки на крыше голубого фургона. Сколько месяцев она обвиняла их в некомпетентности, как давно из-за безнаказанных нападений на свою ферму утратила веру в их помощь, сколько тревожных ночей провела, — и ни один представитель власти, призванный защищать ее, не смог обеспечить ее семье покой. А тут — вот и они. Явились не запылились. Очень кстати.

Моторизованные жандармы.

«Не подумайте, что я стану колебаться. Я уже давно лишен всяких сомнений».

Обрести уверенность, хоть капельку, хоть ненадолго.

Стефани Пети́ сделала глубокий вдох, вытерла лицо, бросила последний взгляд назад и вышла во двор, чтобы встретить подполковника Массе дю Рео, который, стоя возле своего автомобиля с шофером, поджидал ее за воротами.

— У нас… — Она осеклась, закашлялась, поднесла руку ко лбу, чтобы заслониться от света, и выпалила: — Какие-то проблемы?

«Я все услышу».

— Да. — Массе дю Рео увидел, как глаза молодой женщины внезапно широко раскрылись. — Впрочем, нет. Ничего, что касалось бы вас. Вы одна?

Краткое замешательство.

— Здесь? Да.

— Мужа нет?

— Он работает.

— Уже поздно. А где?

Стефани надоело.

— Зачем вам?

— Просто спросил. — Массе дю Рео приблизился к воротам. — Что-то не так?

— Нет.

— Вы уверены? Похоже, вы плакали?

— От холода.

— А у вашей дочурки все в порядке?

— Нет… («Я буду с Зоэ».) Да! — Стефани прикусила губу. («Я уже давно лишен всяких сомнений».) — У нее все в порядке. — До крови. («Не подумайте, что я стану колебаться».) — А вы почему здесь?

Неужели жандармы что-то заметили?

«Я буду с Зоэ».

Он-то уж точно заметил. Услышал. И отыграется на Зоэ. Надо бы сказать им. Она должна молчать. Иначе он отыграется на Зоэ. Причинит ей зло. Сделает Зоэ больно. Ее ребенку. Сказать. Спрятать ее. Или поверить, хоть капельку.

— У вас есть какие-то новости или вы приехали просто так, чтобы надоедать нам?

Нет. Не этим людям.

Смущенный Массе дю Рео с трудом выдержал враждебный тон Стефани Пети́.

— Нет, никаких новостей. В Ла-Мулине произошел несчастный случай. Три трупа, — испытывая неловкость, он взглянул на шофера, — и я решил воспользоваться, — внезапно он подумал, что выглядит ужасно глупо, — в общем, я приехал, чтобы убедиться, что у вас все в порядке.

— Это местные?

— Кто?

— Трое мертвых в Ла-Мулине.

— Нет.

— И ради этого вы приехали? Нас не надо держать за руку. — Стефани Пети́ повернулась к жандармам спиной. — Чем терять здесь время, пошли бы да арестовали тех, кто издевается над нами! — И она, встревоженная, направилась в сторону кухни.

Не успела она дойти до порога, как послышалось характерное щелканье автомобильных дверей. Служебная машина тронулась с места, дала задний ход. Тень Стефани плясала на фасаде фермы, пока фары светили ей в спину.

Войдя в дом, она тут же побежала в прихожую.

Мотоциклист ждал ее, сидя в полумраке у подножия лестницы. При ее появлении он встал:

— Где это, Ла-Мулин?

— Я хочу видеть свою дочь. — Молодая женщина попыталась подняться по лестнице.

— С ней все в порядке. — Мотоциклист ладонью оттолкнул ее. — Далеко?

— Что?

— Ла-Мулин.

— Отсюда километров десять! А вам-то что?… — Голос Стефани Пети́ дрогнул. Она сделала шаг назад. — Что произошло в Ла-Мулине?

Они пристально посмотрели друг на друга.

— Это вы их убили?

— Возможно. — Казалось, мотоциклист задумался. — Без сомнения.

— Вы не уверены?

— Да. — Пауза. — Я ехал недолго.

— Что? — Стефани отступила еще на шаг. — Вы сумасшедший.

— Возможно.

— С чего бы вам убивать этих людей?

— Это было необходимо. — Мотоциклист опустился на нижнюю ступеньку. — Они или я. — В руках у него ничего не было, пистолет исчез. И рюкзак тоже.

Зоэ наверху. Надо посмотреть на нее, прикоснуться к ней. Убедиться, что все в порядке. Молодая женщина рванулась вперед, решившись штурмовать проход. Ей удалось оттолкнуть мотоциклиста, он потерял равновесие, но все же поймал ее за руку. Она исступленно стала отбиваться, кричала, что хочет видеть свою дочь, звала ее по имени. Он схватил ее за другую руку. Они уже было сцепились, но тут он дал ей затрещину — и она рухнула наземь.

Наверху возле запертой двери плакала Зоэ и изо всех сил звала свою мамочку.

— Кто вы? — Губы Стефани Пети́ были в крови, она с трудом переводила дыхание. — Мы вам ничего не сделали. — Рыдания перехватили ей горло. — Оставьте нас в покое.

Мотоциклист вытащил свой «глок», засунутый сзади под ремень:

— Поднимитесь наверх и приготовьте поесть. И тогда сможете увидеть малышку. А ты там, наверху, заткнись!

— Не смейте с ней так разговаривать!

Дернув ее за волосы так, чтобы голова откинулась назад, мотоциклист ткнул Стефани дулом под глаз:

— Делайте, что говорю.

— Профессор Гибаль не отвечает, — администратор повесила трубку, — пойду поищу его.

Сидя поодаль от двух адвокатов, стоящих у стойки регистрации, Тод провожал женщину взглядом, пока она удалялась по освещенному бледным светом коридору с блеклыми стенами. Над широко распахнутой огнеупорной дверью посетитель мог прочесть на табличке: «Университетская клиника Тулузы, госпиталь Рангёй, судебно-медицинский сектор танатологии».[47]

На стульях, расположенных у противоположной стены зала ожидания, сидела какая-то семья: женщина лет шестидесяти и молодая пара слегка за тридцать. Они жались друг к другу, объятые общим горем. Тод решил, что молодые — пара, по тому, как они цеплялись друг за друга, по каким-то мелким жестам, знакам внимания, отличным от тех, что свойственны отношениям брата и сестры. Значит, мать, сын и невестка. Или мать, дочь и зять. Он пристально разглядывал их.

Очень скоро молодой муж заметил его нездоровый интерес. Он попытался встретиться с Тодом взглядом, ему это не совсем удалось, и он наклонился к жене, чтобы что-то сказать ей. Она повернула к навязчивому наблюдателю оскорбленное лицо. Осмелев от такой поддержки, муж воинственно выставил подбородок.

Никакой реакции, затем по-испански:

— Думаешь, я смотрю на твою жену или на старуху? — Тод отрицательно покачал головой, — Las mujeres[48] обладают способностью придавать нам храбрости. — Он по-прежнему не спускал глаз с сидящего напротив мужчины, который беспокоился, не понимая причины такого внимания. — Я всегда испытывал ужас при виде грустных женщин.

Супруг занервничал, этот непонятный монолог, в котором он предчувствовал провокацию, надоел ему. Он поискал взглядом поддержки присутствующих, в частности вернувшегося на шум Аранеды и его французского представителя, местной знаменитости Эдуара Риньи.

— А все из-за моей матери, sabes?[49] Она никогда не улыбалась, mi madre, у нее словно был груз на плечах, да к тому же тяжелый. И так всю жизнь.

Мужчина хотел перебить Тода и с вызывающим видом сопроводил свои слова жестом.

Колумбиец невозмутимо продолжал:

— Не люблю грустных женщин. Из-за своей работы я сделал грустными целую толпу женщин, sabes? И продолжаю. — Он на мгновение опустил глаза. — Но я не выношу их грустного вида, я от этого болею.

Вне себя, муж сделал вид, что встает, но мать удержала его.

— Я убиваю их мужчин: отцов, братьев, — и они грустят, это нормально. — Тод поднялся и медленно подошел к семье, члены которой инстинктивно еще теснее прижались друг к другу. — А я это ненавижу. Они заставляют меня вспоминать о моей матери. Тогда я их тоже убиваю.

Эдуар Риньи собирался вмешаться, но в этот момент появилась женщина-администратор в сопровождении врача, желающего незамедлительно понять, что происходит. Ему никто не ответил. Тод отвернулся от троицы в трауре и больше не обращал на нее ни малейшего внимания.

— Эти господа только что прибыли из Южной Америки, — пояснил Риньи и прокашлялся. — Они представляют семью, полагающую, что в результате несчастного случая, произошедшего вчера вечером на шоссе, потеряли родственника. Он в этих краях путешествовал с двумя друзьями. А мне известно, что сюда нынче во второй половине дня доставлены трое погибших в автомобиле.

— Я несколько удивлен столь… поспешным визитом. Кто вам сказал, что мы получили эти тела?

— Они здесь?

— Все зависит от того, кого вы подразумеваете, когда говорите «они».

— Будьте добры, профессор Гибаль, прекратим игру, мы знакомы уже достаточно давно.

— Я не играю, мэтр Риньи, — раздраженно ответил профессор. — Кто эти господа с вами? Я их не знаю. И я не владею никакой информацией относительно того или тех, кого они разыскивают. Что же до ваших потерпевших… Тела троих погибших этой ночью действительно только что доставлены в нашу службу, — он поднял руку, не давая собеседнику перебить его, — но мы ничего не знаем относительно их личностей. Кроме того, они умерли не в результате несчастного случая, — он особенно подчеркнул последние слова, — если только не квалифицировать как таковой умышленный поджог автомобиля.

— Умышленный поджог?

— Да.

— Не несчастный случай?

Гибаль отрицательно покачал головой:

— И родным будет затруднительно узнать их.

Адвокат из Тулузы повернулся к Аранеде и по-английски объяснил ему ситуацию. Какое-то время они напряженно переговаривались, пока вмешательство Тода не положило конец их беседе.

— Возможно ли увидеть… — Риньи запнулся, — тела?

— Кто эти господа?

— Это мэтр Аранеда…

Игнасио Аранеда кивнул.

— …из Боготы. Его клиента зовут Альваро Грео-Перес, они полагают, что один из покойников — сын дона Альваро. Что касается этого господина, — Риньи, отказываясь смотреть на Тода, не оборачиваясь, указал в его сторону, — если я правильно понял, это друг семьи Грео-Перес.

— И они только что прибыли в Тулузу?

— Именно так.

— Вы говорите, они были предупреждены вчера вечером?

— Да.

Профессор Гибаль позволил себе восхищенно присвистнуть:

— И кем же?

— Не вижу, почему это может быть важно.

— Это важно, мэтр Риньи, поскольку ваши «друзья» прибыли с другого конца света почти в то же время, что и трое чертовых — простите мне это выражение — покойников, обнаруженных всего в часе езды отсюда. И похоже, ваши «друзья» совершенно уверены в том, кто эти жертвы, а вот нам их имена пока неизвестны. Я говорю «жертвы», ибо именно так вам следует называть их в будущем, поскольку они являются объектом судебного расследования по разряду «умышленное убийство». — Врач развернулся, чтобы уйти. — А теперь, если вы изволите подождать здесь, мне надо позвонить.

Первый звонок поступил к Массе дю Рео, когда он еще находился в двадцати километрах от Тулузы. Он снял трубку в кабине, выслушал компьютерного оператора, приказал соединить его с гражданской телефонной сетью, снова что-то слушал, задал несколько вопросов, озабоченно ответил профессору Гибалю и положил трубку. Затем он попробовал связаться с Кребеном, потом со своим аджюданом в Сен-Мишеле. Безуспешно. Раздосадованный, взглянув на часы, он оставил обоим сообщения. Несмотря на позднее время, ему хотелось бы иметь возможность хотя бы поговорить с аджюданом.

— Планы меняются, едем в Рангёй.

Второй звонок раздался несколько минут спустя. Из казармы. Из Испании только что прибыл человек от Guardia Civil. Их привлекли по просьбе…

— Подполковник Массе дю Рео, командую следственным отделом Тулузы.

— Капитан Мигель Баррера… Из Мадрида.

— Мы ждали вас завтра. Сожалею, что сегодня вас никто не встретил.

— Я хотел прибыть неожиданно. — Его французский был правильным, с легким испанским акцентом и слегка шепелявыми «с».

— И правильно сделали. Вы офицер отдела взаимодействия?

— No, Antidroga.[50] — Прошло несколько секунд. — Подполковник?

— Этот Руано, которому принадлежит внедорожник, один из ваших объектов?

— Да. Он и двое других, которые нас… интересующих нас, три дня назад ушли от слежки.

— Исчезли?

Новая пауза.

— Как вы полагаете, когда я смогу увидеть… cuerpos, тела?

— В самое ближайшее время. — Массе дю Рео на мгновение задумался. — Аранеда, Грео-Перес — эти имена вам что-нибудь говорят?

— Одного из двоих других desaparecidos[51] зовут Грео-Перес. Разумеется, надо поговорить, но сначала я хотел бы видеть трупы.

— Там с вами рядом есть жандарм?

— Да.

— Передайте ему трубку.

— Вы закончили? — В голосе никакого волнения, простой вопрос, требующий простого ответа.

— Почти.

Держа пистолет на виду, мотоциклист сидел на стуле у входа в комнату Зоэ. Чтобы наблюдать за ужином малышки. Он всмотрелся в лицо Стефани. «Я знаю, что ты знаешь, что я знаю, что…» Она явно растягивала удовольствие, и он улыбнулся ей с полным безразличием.

— У вас две минуты.

Мать и дочь переглянулись, потом Зоэ уставилась на незваного гостя, постаравшись сконцентрировать в своем взгляде всю злость, на какую только была способна. Она перестала плакать, но глаза еще были красные. У Стефани тоже.

Они поспешно завершили ужин, и двое взрослых в молчании покинули комнату. Запирая девочку, мотоциклист слышал, как она спрыгнула с кровати, чтобы прильнуть ухом к двери. Он повернул ключ в замке, сунул его в карман и, подталкивая перед собой женщину, стал спускаться.

— Посуда, а потом в подвал.

— Там холодно, нельзя ли…

— Я принесу вам другие одеяла.

— Я запрещаю вам рыться в наших вещах!

— Посуда! — Дулом пистолета он указал на раковину и хромая проковылял от Стефани почти к самому концу обеденного стола. Она не двинулась с места.

— Не забудьте: с вами или без вас.

По щеке женщины скатилась одинокая слеза. Чтобы успокоиться, она вытерла лицо, шмыгнула носом и приступила к уборке.

— Кто вы? — Она включила воду. — То есть я хотела сказать… мне просто интересно, как можно превратиться в такого подонка, который срывает зло на детях. — Стефани обернулась к мотоциклисту. — Вы из тех, над кем издевались в детстве, и теперь мстите обществу, да?

— Поторапливайтесь.

— А что, мои вопросы вас смущают? — Пауза. — Тогда почему? Может, ваш отец бил вас или, что похуже, изнасиловал вас, когда…

— Я не сумасшедший, мадам Пети́, хотя вам очень хотелось бы так думать. Мне платят, вернее, платили за то, что я хорошо делаю свою работу. Хорошо платили. Потому что я всё, что угодно, только не сумасшедший. И чтобы зарабатывать на жизнь, мне случается убивать людей. И их детей тоже, если в этом есть необходимость. — Мотоциклист склонил голову набок. — Неужели такая необходимость появится? — Он снова махнул пистолетом в сторону раковины. — Посуда.

Стефани отвернулась к мойке.

— А что будет, — она шумно вздохнула, — когда вы уйдете?

— Ничего. Поторапливайтесь. Подумайте о Зоэ.

Они замолчали. Сквозь звяканье вилок и тарелок в раковине слышались едва сдерживаемые рыдания молодой женщины.

Вскоре мотоциклист уже не обращал на нее внимания. Визит жандармов озадачил его. Они упомянули о трех трупах в местности, расположенной в десяти километрах отсюда. Слишком далеко. Он не верил, что вчерашняя слабость могла так сильно подействовать на него, чтобы он оказался не в состоянии оценить дистанцию, которую проехал от места расстрела до этой фермы. Так что трудно вообразить, что речь идет о тех типах из леса. Однако предположение, что три других трупа, не имеющие отношения к его жертвам, могли быть обнаружены в том же пространстве-времени, представлялось нереальным.

Те же трупы. Этому может иметься всего два объяснения. Либо жандармы умышленно солгали и запустили дезу, что маловероятно — слишком сложно, бесполезно и нехарактерно для этой организации, — либо тела были перемещены.

Кем, для чего? Был ли он замечен тем или теми, кто это сделал? Чтобы понять, во что он влип, хорошо бы найти ответы на все эти вопросы.

А для этого мотоциклист располагал лишь очень небольшим количеством деталей. Трое мужчин, иностранцы, вероятно итальянцы или испанцы, он не расслышал. Граница с Испанией близко, кое-что об этом ему известно, первоначально он предполагал двинуться именно туда. Возможно, испанцы. Они прибыли на внедорожнике глубокой ночью в глухое место. Свидание. Не любовное. Один из них, вооруженный боевым ножом, похоже, готов был без колебаний, не задумываясь воспользоваться им. Просто чтобы убрать незнакомца, виноватого единственно в том, что оказался поблизости. Чтобы избавиться от свидетеля. Нежелательного. Никто не должен был их видеть. Высоки должны быть ставки, чтобы оправдать смерть человека. Тайная встреча. Один автомобиль. Выходит, те трое, которых он убил, первыми оказались на месте. Они ждали других. Которые прибыли позже. Нашли трупы и решили перетащить их. Чтобы замести следы.

Тайная встреча, решительные, хладнокровные, испанцы или… может, баски. ЭТА?[52] Что за черт, еще не хватало!

Мотоциклист увидел, что Стефани Пети́ закончила с посудой и теперь, подойдя к большому шкафу, стоящему возле стены в прихожей, внимательно смотрит на него. Он уловил в ее глазах сомнение, которое она тут же попыталась спрятать за вымученной улыбкой. Она не сдастся и попытается воспользоваться малейшей возможностью. Он невольно залюбовался ею и испытывал некоторое смущение.

— Ружья там нет, — вот и все, что он сумел выдавить из себя, прежде чем отвести ее вниз и снова связать в подвале на ночь.

Затем он проверил путы ее мужа и поднялся, чтобы в последний раз убедиться, что все выходы забаррикадированы.

Когда он вошел в комнату девочки, Зоэ лежала к нему спиной. Казалось, она спит. У изголовья горела лампа, он погасил ее и зажег ночник. Неподвижно стоя у постели ребенка, он некоторое время смотрел на девочку и чуть было не подскочил, когда через некоторое время ее голосок нарушил царящую в доме тишину:

— Не хочу, чтобы ты был тут, со мной. — Зоэ не пошевелилась. — Оставь нас в покое.

Некоторое время мотоциклист медлил у ее постели, затем отступил на несколько шагов к порогу, стараясь двигаться как можно тише, чтобы никого не побеспокоить.

Снаружи, сидя у входа, поджидал Ксай. Кухня была погружена во мрак, но пес, вероятно, услышал мотоциклиста, потому что, когда тот подошел к стеклянной двери, повернул голову в его сторону. Когда дверь отворилась, пес встал. Принюхавшись и явно успокоившись, вошел в кухню.

— Вы не могли их задержать? — Только что прибывший в госпиталь Рангёй подполковник Массе дю Рео плохо скрывал свое раздражение.

— Клиенты Риньи совершенно очевидно не испытывали желания ждать. — Доктор Гибаль пожал плечами. — К тому же мне есть чем заняться, и я не склонен предаваться пустой болтовне, чтобы удерживать кого-то. Я известил вас. Что касается всего остального…

— Они оставили свои координаты?

— Нет, но я полагаю, вам известно, как связаться с Риньи. Кстати, я слышал, как администратор что-то говорила про отель «Кроун…».

Слова врача прервало появление другого жандарма в сопровождении высокого сухощавого мужчины с такой огромной черной бородой и шевелюрой, что его голова казалась непропорционально большой. В руках у него были чемодан и сумка с ноутбуком.

Массе дю Рео обменялся рукопожатиями с Мигелем Баррера и после краткого изложения ситуации приступил к делу. Измученный Гибаль вынужден был вновь пересказать всю историю, затем, несмотря на его протесты — «день был слишком долгим», — направился вместе с обоими офицерами в «морозильник».

— Кто, по вашему мнению, эти люди? — спросил Массе дю Рео.

Мужчины быстро шагали по главному коридору службы судебной медицины. Впереди, торопясь покончить с делом, шел Гибаль.

— По их словам, это люди Альваро Грео-Переса.

— Кто это?

Баррера улыбнулся Массе дю Рео:

— Колумбийский traficante de cocaina,[53] который, чтобы сохранять и распространять свое дерьмо, скрывается за крайне жестокой полувоенной организацией под названием «Autodefensas Unidas de Colombia».[54] Опасный человек. Один из исчезнувших из Мадрида с Руано — его сын Хавьер.

— И отец считает, что парень среди наших утренних трупов.

— Ему это известно.

— Похоже, вы совершенно уверены в том, что говорите, капитан.

— Он приказал одному из своих адвокатов, очень дорогостоящему, лететь всю ночь, чтобы тот как можно скорей оказался здесь. И адвокат был не один. — Баррера обратился к доктору Гибалю: — Доктор, как выглядел второй мужчина?

— Я плохо его разглядел, — ответил врач, — не слишком разговорчив, довольно высокий, азиатского типа. Что-то в нем было странное, но я не возьмусь сказать, что именно.

Мигель Баррера кивнул и ничего не добавил.

Воздух морга был пропитан запахом горелого мяса, перекрывавшим обычный железистый дух смерти. Множество тел, обнаженных или одетых, ждали на расставленных повсюду носилках, когда их обследуют. В глубине комнаты выделялись три белых пластиковых чехла. Вместе с подошедшим следом помощником Гибаль принялся открывать их.

— Вы позволите? — Не ожидая ответа, Баррера установил на металлическом столе на колесиках свой ноутбук. Включив его, он приблизился к трупам, только что освобожденным врачом от чехлов, и какое-то время смотрел сразу на все три, а затем внимательно оглядел каждого по отдельности.

— Muy bien,[55] — пробормотал он скорей самому себе, нежели окружающим, — когда вы сделаете… — он поискал французское слово, — вскрытие?

— Вскрытие? — Гибаль повернулся к Массе дю Рео.

— Следствием руководит аджюдан Кребен. Он не занимается подготовкой процесса, назначенного на следующий месяц, так что все зависит только от вас.

— Значит, завтра или послезавтра, я надеюсь.

Баррера кивнул, сосредоточенно разглядывая обгоревшие останки и приваренные огнем к плоти обрывки одежды. Особенно его заинтересовали наручные часы одного из троих мертвецов.

Подошел Массе дю Рео:

— Что-то нашли?

— Вы любите хорошие часы, подполковник?

— Я не особенно в этом разбираюсь.

— Смотрите, вот «Мальта Суиза». Очень редкие и очень дорогие. — Пока его французский коллега вместе с заинтересовавшимся Гибалем рассматривал запястье, в которое буквально была инкрустирована драгоценность, Баррера копался в своем ноутбуке. Он достал множество файлов, открыл целую серию снимков, которые бегло просматривал, пока не нашел то, что искал. На фотографии был изображен молодой мужчина приятной наружности, испанского типа, снятый при помощи телеобъектива на светском рауте. Он держал бокал, а рукава черной шелковой сорочки были завернуты до самого локтя. На левом запястье те же самые часы — «Malte Tonneau Tourbillon Squelette» швейцарской фирмы «Vacheron Constantin».[56] — У нас проблема.

— Что? — Массе дю Рео выпрямился, чтобы посмотреть на испанца, а затем в его компьютер.

— Когда доктор закончит, он скажет нам, что этот человек, — Баррера указал на труп с часами, — Хавьер Грео-Перес. — Он кивнул на экран компьютера, а после нескольких мгновений — на один из двух других трупов, не такого высокого, но более плотного, чем первый. — А это, без сомнения, Родриго Мартес. Его младенцем нашли в церкви. Был вторник, отсюда его фамилия.[57] Но для колумбийцев он Феито. Он был телохранителем Хавьера Грео-Переса, всегда при нем. Убийца. Третий, я полагаю, Руано.

— Вы так думаете?

— Это логично, они ведь были в его автомобиле, no? И все они desaparecidos.

Массе дю Рео оглядел троих мертвецов:

— Тогда в чем проблема? Теперь у нас есть соображения относительно того, кто они.

— Вам известно, как свои называют Альваро Грео-Переса, отца Хавьера? El Triple Cero.

— Три Нуля? Он что, считает себя Джеймсом Бондом, этот ваш тип? — сострил Гибаль.

Баррера ответил ему печальной улыбкой:

— Его называют так потому, что он утверждает, будто в одиночку убил триста человек. Вот этим. — Испанец поднял перед собой обе руки, словно готовясь сжать горло воображаемого противника. — Я склонен верить, что так оно и есть. И еще — что по его приказу sicarios уничтожили mucho mas,[58] тысячи. — Баррера опустил руки. — Su hijo, его сын, был для дона Альваро всем.

«Ауди» с погашенными фарами и заглушенным двигателем был припаркован на обочине проселочной дороги. За рулем сидел Симоне Каннаваро, рядом с ним Жан Франсуа Нери. Тод расположился на заднем сиденье. Все трое наблюдали за входом в замок Меркюэс в нескольких десятках метров от них. Открытые ворота из кованого железа были освещены двумя прожекторами, установленными с обеих сторон на старых каменных столбах.

Нери заерзал на сиденье, ему было не по себе в кромешной тьме, с этим молчаливым колумбийцем за спиной, только что прибывшим во Францию и уже готовым втянуть их в новые неприятности. Одновременно его поражала та оперативность, с которой менее чем через двадцать четыре часа после тревожного звонка Каннаваро Грео-Перес выслал на место своих представителей. Поражала и пугала. Человек, сидящий сзади, похоже, хорошо осведомлен на их счет, на его, Нери, счет в частности.

Тод обратился к нему по-испански:

— Терпение. Еще десять минут и все побегут в ресторан. Я звонил. В отеле станет поспокойнее.

Каннаваро сквозь зубы пробормотал:

— Девушка еще там?

— Около восьми я попросил соединить меня с ней. Портье позвонил в номер Хавьера, она сняла трубку, я отключился. Она еще там, и мне надо с ней поговорить. — Тод нащупал на сиденье рядом с собой небольшую сумку с инструментами, открыл ее, проверил содержимое, снова закрыл, натянул кожаные перчатки и хлопнул Каннаваро по плечу. — Оружие есть?

Прежде чем ответить, неаполитанец некоторое время внимательно смотрел на него.

— Да, «беретта».

— Дай мне.

Без особой охоты Симоне Каннаваро расстался со своим пистолетом.

— Спасибо. — Тод улыбнулся. — Молодец, что перетащил трупы и все сжег. Дон Альваро поймет. Он всегда понимает действия, вызванные соображениями срочности и безопасности.

Каннаваро снова что-то пробормотал.

— Смотрите! — Нери указывал на что-то снаружи.

Женский силуэт, закутанный в дорогое меховое манто. Какая-то женщина, с трудом волоча чемодан на колесиках «Louis Vuitton» и внушительных размеров сумку для косметики, пешком покидала отель.

— Фары, — Тод, снова по-испански.

Захваченная врасплох внезапным ярким светом, незнакомка подняла руку, чтобы заслонить глаза. Манто распахнулось, обнажив мини-юбку и затянутые в черный нейлон ноги в высоких кожаных сапогах на головокружительных каблуках. Как раз под стать Хавьеру: девка, любящая роскошь и умеющая по-тихому свалить, когда рядом нет никого, кто бы оплатил счет. Попросту шлюха, разве что не с панели.

Колумбиец вышел.

— Excuse те, miss,[59] — начал он по-английски, — у вас какие-то проблемы?

После короткого колебания она ответила:

— Мне необходимо немедленно уехать. Я была с друзьями, они уехали, оставив меня без машины. Я хотела такси, но эти fucking french[60] не способны даже…

— Вы позволите? — Тод шагнул вперед, чтобы взять у нее чемодан. — Если хотите, мы можем отвезти вас в Кагор.

— Thank you, это было бы очень мило.

— Идемте. Меня зовут Тод.

— Английское имя, как у меня. Вы англичанин? Здесь их так много.

— Немецкое. А вас как зовут?

— Саския Джонс. Я из Лондона.

Ведя ее к автомобилю, возле которого ждали Нери и Каннаваро, Тод медленно кивал.

— Ваших друзей, случайно, звали не Руано и Грео-Перес? — Колумбиец спокойно открыл багажник «ауди» и уложил чемодан.

— Откуда вы?..

— Номера ваших комнат в отеле?

— Кто вы?

— Номера?! — Тод приподнял полу кожаной куртки и показал засунутый за ремень пистолет.

Молодая англичанка отступила назад и наткнулась на Нери.

— Мы… у нас было три люкса, каждый со своим названием. — Она пыталась припомнить названия, ей это удалось, лишь когда Тод схватил ее за руку и с силой встряхнул.

— Кто-нибудь из вас оставил какие-либо вещи или документы у администратора?

— Не знаю. Не думаю.

— В номерах есть сейфы?

— Да.

— Код вашего?

— Я его не… — От мощного удара в солнечное сплетение, за которым последовал апперкот в челюсть, у Саскии перехватило дыхание. Она потеряла сознание.

Каннаваро подхватил девушку, чтобы она не рухнула на землю, и затолкал ее в багажник.

Тод приказал не спускать с нее глаз и направился в сторону замка. Держась в тени деревьев, он миновал главную аллею, обогнул паркинг, стараясь не выходить на свет, и обошел замок вокруг, чтобы наметить возможные пути проникновения. Внутренний двор, терраса ресторана и расположенный за ним офис Тод сразу исключил. Слишком оживленно и полно посетителей — его заметят. Оставался главный вход с широкой стеклянной дверью. Он расположился против нее, спрятавшись в небольшой рощице, и был вынужден прождать минут двадцать, пока администратор соблаговолит покинуть рабочее место.

Тод вошел. Он думал добраться до стойки, чтобы взять ключи от апартаментов Хавьера и его гостей, но ему помешало появление в холле большой группы постояльцев отеля. Чтобы не быть замеченным, он свернул к главной лестнице и торопливо поднялся. На третьем этаже, пользуясь общими указаниями Саскии, он сориентировался и вычислил интересующие его комнаты.

Ближе всех располагался номер Руано. Подойдя к двери, Тод некоторое время осматривал ее, затем вытащил из-под куртки сумку, перебрал находящиеся в ней инструменты, остановил выбор на пистолете-отмычке, нашел подходящее лезвие и ввел его в личинку замка. Ему пришлось трижды нажать на гашетку и несколько раз легонько постучать по рукоятке, чтобы сдвинуть предохранительные штифты и освободить запорный цилиндр.

Номер был прибран и подготовлен к ночи: возле изголовья расстеленной кровати горели лампы. В отеле еще не знали, что остановившийся здесь постоялец уже никогда не вернется. Чемоданы мадридского адвоката были сложены в шкафу возле входной двери. Тод перерыл их и ничего не обнаружил. Сейф стандартной гостиничной модели с электронным табло для набора кода был заперт. Тод включил свой наладонник, сверился с карточкой Адриана Руано, которой его снабдил дон Альваро, и с пятой попытки подобрал правильные цифры: годы рождения родителей в порядке «отец — мать». Внутри ничего особенного: немного наличности, кое-какие драгоценности, кокаин, электронный ежедневник и ноутбук. Документы Руано, как и бумаги Хавьера и Родриго, ему уже передал Каннаваро, когда они встретились после визита в госпиталь. Тод засунул все в гостиничный мешок для грязного белья, проверил салон и ванную комнату, но больше ничего не обнаружил.

Комната Феито его ничем не порадовала. Сейф оказался пуст, гардероб скуден, а наркотиков телохранитель не употреблял — Тоду это было известно. В номере Хавьера также ничего компрометирующего, только большое количество денег и кокаина, которые Тод незамедлительно прибрал.

Он уже собирался выйти, но тут постучали. Беглый осмотр номера говорил о том, что комната в полном беспорядке. Уборку не делали, — видимо, шлюха провела здесь весь день. Эту деталь он упустил.

Дверь открылась, и появилась горничная.

Тод юркнул в ванную комнату, погруженное в темноту просторное помещение, отделанное бежевой плиткой. Закрывшись в расположенной в углублении стены душевой кабине с матовым стеклом, он стал ждать. Женщина в соседней комнате зажгла лампы у изголовья и принялась перестилать белье. Потом включила пылесос. Это продолжалось добрых пять минут. Звяканье посуды послужило Тоду сигналом того, что горничная занялась подносами с остатками еды, которые он заметил, войдя в номер.

Зажегся свет, она вошла в ванную.

Тод угадал ее силуэт, искаженный матовым стеклом. Один раз горничная прошла мимо него, чуть было не открыла створки душа, но передумала и, собрав полотенца, унесла их вместе с мусорной корзиной. Через какое-то время она вернулась и вымыла раковину, заменила набор санитарно-гигиенических принадлежностей, все протерла и, издав вздох отвращения, занялась унитазом. Затем вернулась в комнату.

Тод натянул перчатки.

Горничная появилась вновь, подошла к душевой кабине и открыла ее.

Тод этого ждал и не дал ей времени крикнуть. Одной рукой он зажал ей рот, а другой с силой притянул к себе. Затем развернул, несмотря на ее тщетное сопротивление, схватил за голову и резко крутанул. Сухой треск. Женское тело обвисло в его руках. Бросив убитую в душе, он выкатил ее тележку, захватил мешок со своей добычей и тем же путем, каким проник в отель, покинул здание. Его никто не видел.

— Ты чем-то озабочен?

Валери Массе дю Рео положил нож и вилку на край тарелки, вытер губы и взглянул на свою жену Мишель, перед которой стоял стакан вина. Она внимательно изучала его через кухонный стол. Она не ужинала — очень проголодалась и перекусила раньше, вместе с их дочерью Сюзанной. К тому же он опоздал, нарушив привычный тулузский ритуал совместной трапезы. Прежде они всегда его придерживались, и до сих пор даже недавним ухищрениям прокуратуры не удавалось отменить эту традицию. Сегодняшнее опоздание было отклонением. Он задумался, останется ли оно единственным в своем роде, или это предвестник будущих пропущенных ужинов.

Или хуже того.

Его беспокойство не укрылось от Мишель.

— Я сегодня видел Доминика. Помнишь, кто это? — Жена не отвечала, и Массе дю Рео продолжал: — Ну да, Ланжевен, брюнет, симпатичный мужик, который пришел в Группу в тот год, когда я из нее вышел. Все были недовольны, он ведь тогда только закончил Сен-Сир.[61]

— Что он забыл в Тулузе?

— Муассак.

— Что?

— Он был в Муассаке, на месте преступления, которое мы расследуем.

— Ты сегодня был в Муассаке? Я думала, у вас большое совещание по поводу процесса следующего месяца. Все та же история ссоры между соседями?

— Нет, тут другое. Кстати, там гораздо серьезнее, нежели простая ссора между соседями. Так вот, прокурорские поставили меня в известность, что прибудут в Муассак на тройное убийство, поэтому и мне пришлось туда поехать. А они и не появились.

— Похоже, в прокуратуре тебя обожают.

— Зато я повидал Доминика.

— Из-за трех трупов?

— Да. То есть нет, из-за операции «Ястреб».

Мишель Массе дю Рео вздохнула:

— Сложновато для меня.

— Кто-то сбежал, какой-то паразит, который интересует Группу.

— А какая связь с вашими убийствами?

— Никакой.

— Но тебя это беспокоит?

— Обычно Группа не совершает таких обходов местности. И Доминику явно было не по себе.

— Почему?

Подполковник пожал плечами:

— По всему видать, он очень устал. — Он положил в рот кусок и отхлебнул вина.

— Бывает.

Две-три минуты они молчали.

— Значит, трое?

— Да, убиты и сожжены. — Пауза. — Прости.

— Когда я была девчонкой, здесь такого не случалось.

— Об этом меньше говорили.

— Неужели?

Массе дю Рео удержался от ответа. Поспешно закончив ужин, он поцеловал Сюзанну, которая уже ложилась спать, и присоединился к жене в гостиной. Они поговорили о том, как она провела день, покритиковали телевизионные передачи и тихонько включили музыку. Рассказывать ей о мрачных предостережениях Барреры он не стал.

Тод не сразу нашел то, что искал, и наступившая ночь не способствовала ему в этом. Но в конце концов они все же остановились перед стоящей на отшибе строящейся виллой.

Иней тонким слоем покрывал унылый пейзаж вокруг стройки. При свете фар «ауди» Тод и Нери обыскали багаж Саскии Джонс. Привязанная к опорному столбу будущего гаража, обнаженная, девушка медленно приходила в себя. Ее трясло от страха и холода. На земле грудой валялась ее одежда, а прямо перед ней, плотоядно глядя на свою жертву, стоял Каннаваро.

Подошел Тод.

Глаза Саскии открылись, затрепетали ресницы, глаза снова закрылись. Она застонала.

Каннаваро ухватил ее за подбородок и грубо заставил поднять голову:

— Сейчас ты нам все расскажешь, слышь, ты, fucking bitch![62] — Его рука скользнула по грудям англичанки, взвешивая каждую; он обратился к Тоду по-испански: — Дай мне с ней поразвлечься, я заставлю ее вывалить все, что она знает.

Тод с безразличием скользнул по нему взглядом, затем посмотрел на автомобиль, его глаза остановились на табличках с итальянскими номерами.

— Твой «ауди»?

— Краденый. — Не обращая внимания на Тода, неаполитанец игриво подергивал волоски на лобке девушки. — Поддельные номера и документы к ним.

— Эй, Каннаваро!

Симоне Каннаваро чуть повернул голову в сторону окликнувшего его и даже не успел удивиться. Он едва ли осознал, что дуло его собственной «беретты» направлено прямо ему в лоб.

Саския Джонс взвыла не от звука выстрела, а от того, как разлетелись осколки костей и брызги мозга. Захваченный врасплох Жан Франсуа Нери, по-прежнему на корточках рывшийся в раскрытом чемодане девицы, осел на задницу.

Когда отгремело эхо выстрела, перестало звенеть в ушах и затихли крики ужаса, выждав паузу, Тод снова заговорил:

— Насчет дона Альваро я тебе солгал, — он плюнул на труп, — и кроме того, ты мне не понравился. — Не спуская глаз с тела, он приказал: — Нери, в машине, в моей дорожной сумке, большой нож. Ну-ка, принеси.

Мертвенно-бледный Нери быстро вернулся с кинжалом и неловко протянул его Тоду.

Перед лицом Саскии, пытающейся подавить жестокие приступы тошноты, возникло черное стальное анодированное лезвие.

— Это вот называется «ка-бар», — заговорил Тод по-английски. — Несколько лет назад мне подарил его американский инструктор. Прежде у меня уже был такой, но тупой, он хуже резал. Как раз в тот день, когда я получил этот нож в подарок, мы с другими paramilitares[63] совершали рейд в деревню, которую удерживали communistas. Так что я сразу его опробовал. — Какое-то время Тод ловко поигрывал лезвием, вертя его между пальцами. — Я неплохо им владею, no?

По лицу англичанки текли обильные слезы.

— Мы там перерезали с полсотни парней. Может, шестьдесят, уже точно не помню. Давно дело было. У нас это заняло почти неделю, это уж я не забуду. Каждый вечер несколько штук приводили на местную бойню. Им пускали кровь, потрошили, разделывали и потом бросали в протекающую рядом реку. Некоторых еще живыми. Но таких было немного. — Лицо колумбийца осветила улыбка. — Это было уроком, вы же понимаете, чтобы вывести регион на верный путь, наш путь. — Тод опустил нож. — Надо все мне рассказать, сеньорита Джонс, и мы быстро управимся, иначе… Иначе я не стану спешить. — Он подождал, пока утихнут рыдания. — Кто вам заплатил, чтобы вы предали Хавьера Грео-Переса?

— I don’t know anything, please, — взмолилась Саския. — Я ничего не знаю, клянусь вам.

— Wrong answer.[64]

Острие «ка-бара» вонзилось в кожу молодой женщины чуть ниже груди. Она взвыла таким нечеловеческим пронзительным голосом, что Нери заткнул уши. Резким и точным движением Тод повернул лезвие под правой грудью Саскии и извлек им оттуда длинную полоску плоти.

Жан Франсуа Нери согнулся пополам: его рвало.