Смерть от тысячи ран

Сорок восемь часов спустя

Как только хозяин появился в кухне, Ксай снаружи прижался носом к застекленной двери и залаял. Не теряя времени, мотоциклист отправил Омара в коридор первого этажа, где располагался туалет.

Крестьянин заперся там.

Нож проскользнул ему под джинсы, вонзился в кожу. Дотянуться до него было невозможно, поскольку запястья по-прежнему спереди стягивал скотч. Он расстегнул ремень и неловко справился с пуговицами, стараясь придерживать штаны из страха, что нож выпадет. Помещение было узким, а он — высоким и крупным. Омар изогнулся, чтобы попробовать перетащить нож вперед и ухватиться за него, но потерял равновесие и, чтобы удержаться, вынужден был выпустить все из рук. Нож выпал, ударился о фаянсовый унитаз, отскочил в стену и наконец стукнулся об пол. Многовато шума. Подозрительно.

— Какого черта вы там делаете?

Омар в панике распрямился:

— Сру. — Никакой реакции. — Или вы думаете, легко опорожниться, если вы связаны.

По-прежнему ничего.

Он как можно тише натянул на себя одежду и сел на унитаз. Обеими связанными руками он нащупал под собой кухонный нож: не очень большой, острый, узкий и с зубчиками.

«Будь мужчиной».

Омар долгое время рассматривал его, не в силах принять решение, что с ним делать и как лучше использовать. Неспособный взглянуть в глаза той реальности, которая должна свершиться.

— Поторапливайтесь!

По порядку. Сначала освободить руки.

— Сейчас, сейчас.

Омар дрожа просунул нож под скотч и с усилием сделал несколько движений туда-сюда. Ему удалось приноровиться так, чтобы зубчики ухватили и зацепили ленту. Скотч стал поддаваться, Омару осталось уже только разорвать его. Свободен. Теперь он мог захватить мотоциклиста врасплох. Но тот вооружен.

«Спаси свою дочь».

Его надо убить.

«Будь мужчиной».

Одним ударом. Быстро.

Омар встал, зажал лезвие в правой руке и спустил воду. Стиснув запястья, словно они у него по-прежнему связаны, он сделал глубокий вдох и отпер дверь.

Убить человека, чтобы быть мужчиной.

Мотоциклист отошел на несколько шагов и ждал его на пороге кухни, прижав оружие к бедру. Он сделал Омару знак подойти медленно.

Мотоциклист посторонился, уступая дорогу входящему в помещение Омару. Поравнявшись со своей мишенью, тот сделал резкий разворот. Движение круговое, горизонтальное, мощное, точное — которое в последнюю минуту было отбито…

Пистолет отлетел куда-то под стол.

Мужчины схватились врукопашную.

Немецкая овчарка зарычала и принялась скрестись в дверь.

Из комнаты Зоэ доносились пронзительные крики девочки, зовущей родителей.

Омар был сильным, он схватил мотоциклиста за оба плеча и попытался поднять его над землей. Град быстрых и проникающих ударов кулаками под ребра временно ослабил его хватку, но он снова вцепился в своего противника, обессиленного ранением и потерей крови. Он стукнулся спиной о комод, который от удара задрожал, зашатался, едва не рухнул, но удержался.

Омар не мог уступить. Наверху выла Зоэ.

Мотоциклист ощущал, как быстро теряет силы. Перед ним разлетались стулья. Противник одолеет его, если он ничего не предпримет. Он повернулся вокруг своей оси, чтобы расчистить пространство, отступил назад, ухватил Омара, упал на спину и здоровой ногой послал ему удар такой силы, какой только мог, постаравшись попасть повыше, чтобы сбить его с ног.

Маневр удался, и дерущиеся оказались на полу, оба на спине.

Их разделяло не более двух метров.

«Глок». Под столом. Можно достать.

Справа от него Омар, который уже очухался и пытается подняться.

Собака бесновалась за дверью и, казалось, вот-вот прогрызет ее.

Мотоциклист вытянул руку, и тут что-то ударило его в висок. Стол, ножка стола: квадратная, массивная, она только что продвинулась в его сторону. Омар Пети́. У него потемнело в глазах. Он понял, что уже не видит, как крестьянин бросается к его оружию. Он попытался встать, ноги разъехались, и он вновь рухнул на пол.

Омар поднялся. В руках у него был пистолет. Нацелив его на мотоциклиста, он угрожающе произнес:

— Не двигаться, мразь! Не двигаться!

Переводя дыхание, мужчины пристально смотрели друг на друга.

Ксай больше не лаял, он тоже смотрел.

Не умолкая, звала родителей малышка.

Мотоциклист, не теряя оружия из виду, уселся на полу.

— Ну и что ты теперь сделаешь?

Минутные сомнения.

— Сейчас ты встанешь, и мы оба спустимся.

— Уверен? А если я не в состоянии, ты меня понесешь на себе?

— Вставай!

— Ты меня понесешь, или тебе придется меня убить.

— Встать!

— Тебе придется быть поуверенней, чем прежде.

— Заткнись!

— Не так-то просто убить человека ножом, да?

— Встать!

— Непросто убить человека.

Омар подошел и сунул «глок» прямо в лицо мотоциклиста.

— Ну что же, давай, если чувствуешь в себе силы.

— Сейчас мы спустимся в подвал.

— Не хочешь сначала взглянуть на дочь?

Вопрос застал Омара врасплох, и он не нашелся что ответить.

Мотоциклист уловил его тревогу:

— Ей там наверху страшно, разве ты не слышишь? — Нетвердо держась на ногах, он покачнулся.

— Не подходи.

Пес сквозь застекленную дверь уловил страх в голосе Омара и вновь принялся скрестись, скалить зубы.

— Надо пойти посмотреть на нее. — Мотоциклист наклонился вперед, чтобы сократить дистанцию. Бедро словно ожгло огнем. Между ним и «глоком» больше метра. Он застонал от боли, под обезумевшим взглядом Омара закрыл глаза и открыл их, лишь когда почувствовал, что падает. Его тело качнулось вперед, он сделал вид, что пытается удержаться, в последний момент схватил Омара за запястье руки, держащей оружие, и дернул к себе. Дуло прошло мимо него. Другой рукой, свободной, он сильно ударил противника в шею.

Первым желанием Омара было все бросить и схватиться за горло. Он не мог дышать.

Мотоциклист раскачал его и оттолкнул назад, а сам удержался от падения. Когда противник оказался на земле, он нанес ему первый резкий удар ногой в живот.

— Так ты, кретин, хотел убить меня!

Царапанье в дверь.

Зоэ.

Новый удар — в лицо. Голова Омара откинулась назад.

— Эй, тварь!

Царапанье по стеклу.

Зоэ.

— Убить меня?! Меня?! — В голову, по ребрам, по ногам. Кровь.

Царапанье.

Зоэ.

— Тварь! — Стоны. В голову. — Ублюдок! — По ребрам. В живот. — Дерьмо паршивое!

Царапанье. По стеклу.

— Значит, тебе охота убивать?! — Мотоциклист наклонился и обрушил на свернувшегося в клубок противника град ударов. Бей. В голову. В голову. Бей. Кровь. Ребра. Бей. Кровь. — А мне охота показать тебе, как это делается!

Омар кричит от боли.

Зоэ кричит от ужаса.

Ксай прыгает на дверную ручку. Дверь открывается. Пес кидается на обидчика своего хозяина, тот от неожиданности неловко пытается уклониться и падает под его тяжестью. Пес снова набрасывается на него.

Мотоциклисту лишь в последний момент удается сдержать натиск немецкой овчарки. Ее челюсти щелкают в нескольких сантиметрах от его лица. Зверь опять переходит в атаку. Мотоциклисту приходится пожертвовать правой рукой, чтобы прикрыть от укусов голову. Клыки глубоко вонзаются в его свитер и мякоть предплечья, вырывая у него ругательство, на мгновение перекрывающее все остальные звуки.

Мотоциклист еще глубже засунул псу в глотку захваченную им руку, чтобы помешать зверю сжать челюсти. Свободной рукой схватил его за шерсть на загривке. Резко дернул и со всей силы двинул собаку ногой в живот, так что пес отлетел в сторону и тяжело рухнул на пол.

Ксай пытался встать, когти скользили по кафельному полу, и ему понадобилось несколько секунд, чтобы обрести равновесие. Едва ему это удалось, как теперь уже хозяин снова свалил его на пол, накрыв своим телом, чтобы обездвижить.

— Нет! — Чтобы защитить его.

Задыхаясь, мотоциклист навел на них пистолет. На Ксая.

Омар изо всех сил сдерживал немецкую овчарку.

Руки мотоциклиста дрожали. Он внимательно осмотрел их.

Суставы распухли и сочились кровью. Он взглянул на Омара: лицо крестьянина превратилось в кровавое месиво. Бросил взгляд на собаку. Осознал, что Зоэ больше не кричит. Ощутив порыв холодного воздуха, повернул голову: дверь кухни была открыта в кромешную ночь. Его мир был там, снаружи, а не среди этих людей.

Дверь открыла очень высокая женщина лет сорока с жесткими волосами цвета соломы. Холодное выражение не делало ее лицо с заострившимися чертами менее привлекательным. К тому же она улыбалась.

— Добрый вечер. Капитан Баррера? Я Мишель, супруга Валери. Входите.

Оказавшись в квартире Массе дю Рео, Баррера отметил, что она обставлена довольно беспорядочно: нагромождение мебели, безделушек и фотографий памятных событий. Типично для семьи, нигде по-настоящему не обживавшейся и предпочитающей стилю функциональность. Семья военного — ему это знакомо. Он отдал Мишель пальто и цветы — жалкий букет, с большим трудом найденный в столь поздний час, — и проследовал за ней в гостиную.

— Он укладывает дочь. Ежевечерний ритуал.

— Понимаю, у меня два сына. У нас тоже такая традиция. С младшим. Старший считает, что он уже большой.

— Сколько им лет?

— Пять и восемь. Они быстро растут.

— Наверное, вы гордитесь.

— Да, очень.

— Выпьете что-нибудь?

— Вина, пожалуйста. Белого.

Появился Валери Массе дю Рео; пожав руку испанцу, он задал ему несколько вежливых вопросов.

— Вы завтра возвращаетесь в Мадрид?

— Да. Думаю, я оказал аджюдану всю возможную помощь.

Появилась Мишель с бокалами и бутылкой «Пюлиньи-Монраше».[70] Разлив вино, они вновь заговорили о детях, и заинтересованность Барреры подтвердила ее первое впечатление.

Затем последовали расспросы о Мадриде, где Баррера родился, а они никогда не бывали. Он нарисовал им окрашенный в ностальгические тона портрет города.

— Мадрид изменился. Стал более жестким.

— Здесь то же самое.

— Да.

— Прежде таких историй у нас не бывало.

— Да.

— Людей не сжигали в их автомобилях. Да и автомобилей не сжигали.

— Да.

— Валери все же рассказал мне, почему вы сюда приехали.

— Да, — Баррера бросил смущенный взгляд на Массе дю Рео, — я полагаю, такие вещи касаются не только тех, кто здесь живет. Это работа.

Похоже, его ответ не удовлетворил хозяйку.

— У вас там, в Мадриде, тоже есть такие люди?

— Traficantes? Да. Первые трое погибших из моих краев. Очень умные люди, cinicos,[71] которые постигли сущность людей и продают им свои droga.[72]

Мишель Массе дю Рео не понравился тон ее гостя.

— Вас послушать, так вы чуть ли не сожалеете о том, что с ними случилось.

— Они играют, они проигрывают. Во всяком случае, они играют.

— Довольно странные суждения для представителя закона.

— Без них и мы бы не могли играть. — Баррера улыбнулся и отхлебнул из своего бокала.

— Это не игра, а такие люди — чудовища.

— Нет, больше чем чудовища. Будь они просто жестокими, это бы упростило нам задачу, верно? Но они обладают властью — повсюду. Их влияние многонационально. Они задействуют огромное количество людей, за доллары готовых на все, потому что для них это единственный способ выжить. Или потому, что так проще. Наркодельцы поняли это и пользуются. Платят они плохо, не дают seguridad social,[73] но никто не может пожаловаться — профсоюзов нет. Plomo о plata, как говорится, «свинец или серебро», вот и весь разговор.

— Выживает сильнейший. Таков закон.

— Да, чистый капитализм. У них там кое-что есть. Что нужно нам здесь. Любой ценой. Они показывают нам нашу истинную цену.

— Нам? Не понимаю, как мы…

— Двести миллиардов кокаиновых долларов в год — кто-то же должен их заплатить. А кто может платить? Nosostros.[74] Каждый раз, когда кто-то здесь покупает себе кокаин, он платит картелям. И именно он отвечает за mas violencia, mas miseria[75] там. — Баррера явно разгорячился. — Наркоманы не убивают, не воруют, даже не портят окружающей среды — они делают хуже: они потребляют. Ради удовольствия или нет, проблема не в этом, их никто не заставляет, они потребляют и ни о чем не желают слышать. А наркодельцы только богатеют. Из-за этого, из-за нас. Мы попустительствуем. Кокаин — это cool.[76]

— Европа — это не Америка.

Испанец грустно улыбнулся и кивнул:

— Наркодельцы добрались уже и сюда. Теперь и тут есть место, клиенты, возможности. Они идут вслед за бизнесом, за деньгами. Туда, где они есть. Глобализация, они это поняли.

— Похоже, один из этих двойников, которые круглый год достают нас. — Может, поужинаем? — предложил Валери Массе дю Рео.

— Капитан, вы левый?

— У меня двое сыновей. Я часто спрашиваю себя, какой мир мы им оставим.

Они сели за стол и больше не говорили на эту тему. После ужина Массе дю Рео уединился с Баррерой в своем кабинете. Вернувшись нынче вечером домой, он принес плотный коричневый конверт формата A4. Теперь конверт лежал на телевизоре, и он предложил испанцу взглянуть.

— В нем фотографии иностранца, прибывшего вместе с Аранедой. Они взяты с кассеты видеонаблюдения аэропорта. Далеки от идеальных, но на данный момент это все, чем мы располагаем.

Мигель Баррера вытащил четыре отпечатка. Изображения черно-белые, словно бы составленные из крошечных квадратиков, сделанные сверху вниз. Два панорамных снимка, запечатлевшие много народу, колумбийского адвоката, французских полицейских и таинственного человека. Он был на двух других фотографиях — крупных планах с увеличенных предыдущих отпечатков. На них человек был в бейсболке, низко надвинутой на лоб. Лицо по-прежнему оставалось невидимым.

— Откуда они у вас?

— От приятеля из полиции воздушных сообщений. Любезность.

— Судьи в курсе?

— Я еще не докладывал прокурору, что есть возможность получить отпечатки.

— Он везде старательно прячет лицо под головным убором. Его не видно.

— Вся видеозапись такая. Приятель передал мне самые лучшие кадры.

— Осмотрителен. — Баррера молча пролистал отпечатки, после чего, не глядя на Массе дю Рео, заявил: — Вы должны установить наблюдение за Аранедой. Немедленно. Он и человек из аэропорта заодно. Его необходимо опросить относительно троих сегодняшних трупов.

— Почему?

Не отвечая, испанец продолжал изучать фотодокументы.

— Чтобы установить наблюдение за адвокатом, мне нужно получить согласие прокурора республики. Довольно сложно — без достаточного основания.

— Нелегко с судьями, да? — Поскольку Массе дю Рео не отвечал, Баррера поднял голову от бумаг. — Аджюдан их не любит.

— Следаки редко любят судейских.

— Мне показалось, у него сильный стресс.

— Слишком много работы, слишком много дел. Бригады, которые обычно нам помогают, задействованы в операции «Ястреб». Ищут беглеца, — уточнил Массе дю Рео. — Так что шесть трупов сразу, отсутствие поддержки — это многовато.

Баррера согласился.

— А вы судей любите?

— У меня нет выбора.

— Они отдадут тела?

— Да.

— Скоро?

— Постараются как можно скорее.

— Почему?

— Потому что им так удобно. Они оказывают услугу. Не Аранеде или вашему Triple Сего. Риньи, местному адвокату. И тулузскому тоже. И здешним баронам. Виски?

Баррера кивнул.

Массе дю Рео плеснул виски в стаканы, поднял к глазам бутылку:

— «Мортлах». Односолодовый. Действительно очень редкий. Торговец, который мне его рекомендовал, уверял, что это любимый виски Черчилля. Якобы он любил добавлять его в чай.

— Mens sana in corpore sano.[77]

Массе дю Рео усмехнулся и, протянув гостю стакан, некоторое время смаковал первый глоток.

— Несколько лет назад жандармерия занималась одним затянувшимся местным делом. Затруднительным делом. Убийца. Убивал женщин. Главным образом проституток, но не только. Проще говоря, сначала этим занималась полиция, но поскольку она плохо справлялась со своей задачей, родственники жертв подняли шум, и прокуратура вынуждена была кликнуть других следователей, то есть нас, чтобы успокоить общественное мнение. — Прежде чем продолжить, Массе дю Рео отхлебнул виски.

Мигель Баррера внимательно смотрел на него.

— Это был политический жест, необходимый, но он сильно раздразнил судейских. И наших друзей, полицейских. А они нас здесь не любят.

— У нас то же самое.

— Население восприняло эту замену как признание судейскими собственной некомпетентности. К тому же в этом деле были кое-какие пугающие их детали. И не только их. Когда я сюда прибыл, то я получил все это в наследство.

— Когда это было?

— Год, нет, полтора года назад. Процесс уже сильно продвинулся. — Пауза. — Суд по этому делу состоится через несколько недель. Все опасаются того, что может вскрыться при слушаниях. Даже в приемной прокурора. Внезапно на мой сектор стали оказывать сильное давление. При каждом удобном случае нам усложняют жизнь. История с убийцей шлюх может навредить некоторым городским касикам. Влиятельным людям. И они сплотились.

— Оказывают друг другу услугу.

— Да. Или пытаются друг друга ухлопать. А мы оказались между жерновов.

— И в стрессе.

Офицеры молча выпили.

— В нашей работе всегда присутствует политика, — снова заговорил Баррера, — есть любители политики. Я не из их числа.

— Я тоже.

— Прежде я меньше обращал внимания, а теперь обязан. Я не в стороне. Я должен был… как это вы говорите — «соблюдать дистанцию»? — Взгляд Барреры затуманился. — Я был infiltrado[78] вместе с одним моим товарищем. Из офицерского училища. Хороший друг, надежный, отважный. Честный. И однажды люди Triple Сего его вычислили. И взяли. Он мертв. — Долгая пауза. — Он многое знал. Наши начальники решили извлечь из сети своих секретных агентов. — Он указал на фотографию человека в бейсболке. — Это он убил моего друга.

— Так что, вы знаете, как он выглядит?

— Нет, даже колумбийская полиция не знает. Или не хочет говорить.

— В таком случае как…

— По девушке, обнаруженной сегодня на стройке. Его методы. С моим другом он поступил точно так же. — Баррера допил свой виски. — Под каким именем он сюда прибыл?

— Кажется, это написано на обороте одного из снимков.

Баррера снова перебрал фотографии:

— Антонио Мирелес-Торрес, немецкий паспорт номер… — Он вполголоса дочитал до конца и покачал головой. — Паспорт определенно фальшивый, но это единственная… — Он как будто подыскивал слово.

— Деталь, зацепка?

— Зацепка, si, единственная зацепка. И ваши фотографии. Мы полагаем, что он связан с Грео-Пересом со времен участия в отрядах «колумбийской самообороны». В рапортах гуманитарных организаций относительно некоторых их операций есть описания трупов, наводящие на мысль о его причастности.

— Простите, что за «колумбийская самооборона»?

— «Объединенные силы самообороны Колумбии». Фашисты. Paramilitares. Официально они охраняют крупных собственников и крестьян от коммунистических герильеро. В настоящее время это параллельно существующая армия на службе у картелей и горстки политиков. Их руководители — братья Кастаньо. Альваро Грео-Перес долгое время дружил с младшим из них, Карлосом Кастаньо.

— Так наш убийца из отряда «колумбийской самообороны»?

— Думаю, да.

— У нас еще кое-что на него есть. Описание госпитального доктора, который сообщил, что у него азиатская внешность.

— Это правда.

— Не жуткая, а?

— Нет. Но другие знают…

— Кто?

— Американцы. И молчат.

— Что американцы там забыли?

Мигель Баррера пристально взглянул на своего коллегу:

— Колумбия принадлежит им. — Он показал на свой пустой стакан. — Можно еще?

Идя за виски, Массе дю Рео услышал за спиной шепот испанца:

— Два года назад нас позвали итальянцы. Они наблюдали за кланом Нери, обнаружили Руано и хотели повидаться с нами. Тогда я уже разрабатывал El Cartel de Madrid,[79] принадлежащий колумбийским эмигрантам. Благодаря Руано мы получили Хавьера Грео-Переса, который частенько наведывался в Испанию. Позже он там обосновался. Это был редкий cabron,[80] отец нашел ему убежище здесь, потому что в Колумбии его бы убили. Нам это стало известно позже.

— Промах.

— Когда в нашем расследовании появился Альваро Грео-Перес, мы позвонили в Боготу.

— А там уже орудовали американцы.

— Да. Они все взяли в свои руки.

— И ваше начальство это допустило?

— Наше правительство. Там пышным цветом цвел терроризм, следовало придерживаться правил вежливости. Политика…

— У вас-то там птицы более высокого полета.

— Американские специалисты из отдела по борьбе с наркотиками хотят взять руководителей Norte del Valle Cartel,[81] того, что появился после Меделлина и Кали. В нем заправляют братья Монтойя Санчес и братья Энао Монтойя. Особенно Аркангель де Хесус Энао Монтойя.

— Грео-Перес работает на этих людей?

— С ними. Дон Альваро — важный для нас объект. Для los Estados-Unidos,[82] — Баррера вздохнул, — это серьезная проблема. Из-за отрядов «колумбийской самообороны». Американцы не жалуют коммунистов и уже давно привлекают парамилитарес к сотрудничеству, поскольку AUC[83] против FARC.[84]

— Члены AUC продают наркотики?

— Сначала не продавали. Потом картели наняли их для охраны, и положение изменилось.

— Творения сбежали от своих творцов.

— Наркодельцы все отлично поняли. Они создали систему личного оповещения с возможностью купить все, что им угодно: материалы, оружие, людей.

— А что, американцы покровительствуют Грео-Пересу и его наемнику?

Баррера помрачнел.

— Они уже были привлечены к вашему расследованию, когда вашего друга раскрыли?

— Кто?

— Американцы.

Ответа не последовало. Испанец поднялся, прошелся по комнате:

— Знаете, я часто его вспоминаю.

Массе дю Рео не нашел что ответить. В ожидании, пока гость успокоится, он молча потягивал свой виски.

Баррера остановился перед стоящей на стеллаже фотографией хозяина дома в окружении других полицейских. Все были в десантной форме и вооружены.

— Где сделана эта фотография?

— В моем прежнем подразделении.

— Intervencion?[85]

— Да.

— Вы оттуда ушли?

— Когда получил повышение. Чтобы прийти сюда.

— Не жалеете?

— Зачастую там бывало проще. Не всегда, правда.

«Кончай его!»

— Мне не хватает улицы, действия, — начал Баррера, — но когда я остаюсь со своими сыновьями, то ни о чем не жалею.

— У меня уже не было такого рвения, как вначале. К тому же хотелось проводить больше времени с женой и дочкой.

Жалкая ложь. Массе дю Рео не хватало Группы. Напрасно он сотни, тысячи, десятки тысяч раз повторял себе, что принял это решение, заботясь о семье; в глубине души он знал, что не это было истинной причиной его ухода.

«Кончай его!»

В тот сентябрьский вечер 1995 года они нейтрализовали Халеда Келькаля[86] — бедолагу, вообразившего себя оружием Аллаха, — и хорошо сделали. Но он, Массе дю Рео, был совершенно бесполезен.

«Кончай его!»

Он всего лишь отдал приказ. Обезумевший, неспособный оценить ситуацию, он спрятался позади своих товарищей. Всего лишь приказ. Легко. Слишком.

«Кончай его!»

Кончено. Тем вечером он осознал, что стал опасен для тех, чья жизнь была поставлена на карту вместе с его собственной. И постарался как можно скорей самоустраниться. Никто понять не мог. Он предпочел сменить тему:

— Так, значит, итальянцы вместе с вами разрабатывают эту операцию? Кто еще?

— Я вам и так уже много сказал. Слишком. — Баррера снова сел.

— Французы?

— Нет, но ситуация может измениться.

— Вы имеете в виду мое расследование?

— Да. Руано и Хавьер прибыли сюда. Каннаваро также был здесь. Все вместе, во Франции — мне это не нравится.

— Все мертвы.

Баррера разгорячился:

— Не понимаю. Наемник Грео-Переса приезжает последним. Убивает девку. Каннаваро умирает там же. Он убивает Каннаваро? Зачем? А кто убивает Хавьера, Феито и Руано?

— Каннаваро?

— Невозможно. Без согласия Нери. К тому же это слишком рискованно для их бизнеса.

— Допустим, Каннаваро их предал.

— Слишком опасно.

— Его убили.

— Да. Но зачем они сюда приехали?

— Они все торговцы. — Массе дю Рео опустошил свой стакан. — Чтобы торговать, создать новый рынок.

Мотоциклист тихонько толкнул дверь.

Зоэ не спала. Она сидела на кровати, обхватив руками согнутые в коленях ноги.

Он сделал шаг в ее сторону, но она только еще плотнее сжалась в комок. Он остановился, отступил назад, прислонился спиной к стене и, соскользнув по ней, присел на корточки.

Некоторое время они смотрели друг на друга, Зоэ не сводила глаз с его рук, которыми он упирался в колени. Они были распухшие, потрескавшиеся, с черными и красными разводами. Эти руки причинили боль ее отцу. Поймав взгляд девочки, мотоциклист спрятал их:

— Ты меня боишься?

Молчание.

— Это естественно. — Пауза. — Я тоже.

Потянулись долгие секунды молчания.

Зоэ по-прежнему неотрывно смотрела на мотоциклиста. По ее щекам текли тихие слезы. Она всхлипнула.

— Хочешь воды?

— Папа, — начала девочка.

— С ним все в порядке. — Голос не слишком уверенный.

— Я хочу видеть папу.

— Скоро увидишь.

Снова слезы.

— Ксай тоже в порядке.

— Почему ты нас не любишь?

Мотоциклист внимательно посмотрел на искаженное страхом и грустью лицо девчушки.

«Почему ты нас не любишь?»

Он сильно сжал кулаки, до боли.

«Нас не любят. Из-за папы».

— Когда меня здесь не будет, станет лучше. — Мотоциклист с трудом поднялся. Рана беспокоила его, она снова кровоточила. — Спи, Зоэ, — он вышел в коридор, — прости меня.

Мигель Баррера попросил таксиста подвезти его к Капитолию.[87] Никакого желания возвращаться в казарму после ужина. Беседа с Массе дю Рео разбередила старые раны, и он ощущал охоту пропустить еще стаканчик. А может, и не один. Выспится завтра, в самолете.

Пятница, едва перевалило за полночь, на улице полно народу. Воздух сухой, холодный, упоительный.

Баррера обошел вокруг площади, понаблюдал за людьми, послушал обрывки разговоров — в основном очень короткие, так что смысла уловить не смог. И наконец вошел в бар. Атмосфера была более спокойной, чем снаружи. Приглушенный свет, типичный для заведений подобного рода, посетители солидного возраста. Он насчитал всего с десяток клиентов: трое мужчин, две пары, еще двое мужчин у барной стойки. Он устроился через несколько табуретов от них.

— Мсье? — К нему незамедлительно подошел бармен в белой сорочке и черных брюках, в полном расцвете своих двадцати лет.

Баррера внимательно изучил полки с алкоголем, остановился на шотландском виски «Ноканду».[88] Разумеется, не такой замечательный, как у Массе дю Рео, но и он сгодится.

— Лед?

— Нет. — Испанец пошарил в карманах в поисках пачки «Мальборо». Сунув сигарету в рот, он понял, что у него нет зажигалки, и знаком подозвал красавца-бармена. Тот указал ему на стеклянный бокал, наполненный коробками спичек с логотипом отеля «Кроун Плаза».

— Gracias,[89] — пробормотал Баррера.

— Испанец? — Бармен склонился над ним.

— Si.

— Откуда?

— Из Мадрида.

— А… — В голосе слышалось разочарование. — Барселону знаете?

— Немного. Не слишком.

— Я бы хотел поехать туда работать.

— Знаете язык?

— Un poquito.[90] Учу.

— Muy bien. Отлично. — Латте,[91] глоток виски.

— А что вы здесь делаете?

Баррера и сам хотел бы знать.

— Работаю.

— Тяжелый день.

— Печальный вечер. — Мигель Баррера поискал свое отражение в зеркале за прилавком. Его закрывали бутылки. Он затянулся, выдохнул дым.

— Тяжело быть вдали от дома и пахать в выходные.

— Простите, что?

— Я говорю, работать в выходные, когда ты вдали от дома, тяжело.

— Si.

— Вы в какой области работаете?

— В торговле. — Ставшая привычной, старая осторожность внедренного, рефлексия на пустом месте и профессиональные страхи, не оставляющие его в покое, хотя он всегда утверждал обратное.

— А что продаете?

Красавчик продолжал допрос, но Баррера больше не обращал на него внимания. В хорошо просматриваемом с его места холле отеля он только что разглядел знакомый профиль, недавно виденный на снимках дурного качества, которые час назад ему показывал Массе дю Рео. Голову Игнасио Аранеды, адвоката Альваро Грео-Переса. Случайность — великая вещь. Только ей надо помочь.

Аранеда получил магнитную карточку и направился к лифтам.

Баррера торопливо расплатился, засунул в карман сигареты и спички и поднялся. Перед стойкой администратора он на мгновение задержался, чтобы определить номер ячейки, откуда консьерж вынул волшебный ключик колумбийца, и тоже вошел в лифт.

Игнасио Аранеда ощущал легкое опьянение — многовато «Clos-Vougeot»[92] — ему с трудом удалось сунуть ключ в электронную замочную скважину своего номера. Он уронил карточку; наклонившись ее поднять, стукнулся головой о стену, некоторое время потратил на то, чтобы прийти в себя. Это получилось только с четвертой попытки. Услышав характерный щелчок, он раздраженно пнул дверь ногой, чуть было не угодил в нее лбом и бросился в туалет, чтобы отлить. Выйдя оттуда через некоторое время облегчившимся, с расстегнутой ширинкой, он сделал несколько шагов в темноте в поисках выключателя и, выругавшись, зажег свет.

В салоне, сидя в глубоком английском кресле, его поджидал Тод.

— Добрый вечер, сеньор Аранеда, — произнес он по-испански. Взяв со столика бутылку минеральной воды «Эвиан», он сделал несколько глотков. Затем взглянул на соотечественника, застывшего в нелепой позе:

— Вы задержались, поэтому я воспользовался мини-баром.

— Я был, — закашлялся Аранеда, — я был с мэтром Риньи. Документы…

Тод улыбнулся:

— Хорошо поужинали?

Аранеда попытался восстановить душевное равновесие:

— Очень легко. — Повернувшись спиной к собеседнику, он проковылял к ванной комнате. — У нас было мало времени.

Тод услышал, как он включил воду. Через приоткрытую дверь в зеркале ему было видно мокрое лицо склонившегося над раковиной адвоката. Он повысил голос:

— Когда собираетесь уехать?

— Через три-четыре дня. — Аранеда, промокая лицо полотенцем, вновь появился в комнате и тяжело рухнул в кресло напротив Тода. Глаза у него покраснели, он с трудом артикулировал. — Тело Хавьера я увезу с собой.

— Дон Альваро будет доволен.

— Я звонил ему сегодня вечером.

— Как он?

— Мне показалось, что он, — адвокат споткнулся на слове, — раздосадован.

Тод знал, с какой яростью Альваро Грео-Перес может реагировать на досадные обстоятельства.

— Еще какие-то дурные известия?

— Никаких известий.

— Никаких?

— No. Он разговаривал со многими людьми. Безрезультатно.

Кое-кому последние двадцать четыре часа должны были показаться испытанием.

— А что у вас?

— Nada.

— Ничего?

— Я прибрался в отеле у Хавьера. Нашел его puta, допросил ее. Она ничего не знает. Она и правда просто шлюха. Каннаваро мертв. Это он поджег.

— Dios mio![93] Почему?

— Паника, глупость.

— Да нет, по какой причине вы его убили?

— Паника, глупость.

— А другой?

— Он ничего не знает и еще может пригодиться. А там посмотрим.

— Кто, по вашему мнению, убил Хавьера и Руано?

— Исполнение профессиональное, а следовательно, дорогое. Это ограничивает выбор.

— Откуда вы знаете?

— Трое мертвых, единственный подстерегающий их убийца. Нери описал мне ранения. Чистая работа. Держите. — Тод протянул Аранеде небольшой бумажный пакет. — FedEx.[94] Для дона Альваро.

— Что это?

— Обнаруженные на месте убийства девятимиллиметровые гильзы. Если повезет, на них найдутся отпечатки. Известные. Дон Альваро знает, к кому обратиться.

— Что вы теперь собираетесь делать?

— Вернусь в этот город, Муассак, с el Frances.[95]

— Стрелок уже должен быть далеко, no?

— Кто-нибудь его, вероятно, все-таки видел: до или после. Проведу там день-два.

— Как он может выглядеть?

— Не имею ни малейшего представления. Но он был на мотоцикле; возможно, не из местных. Среди зимы не столь частое явление. Это зацепка.

— А если вы не найдете?

Тод пожал плечами:

— Вернусь. У вас есть что-нибудь для меня?

— Si. — Аранеда поднялся и направился к своему кофру. Вернулся он с пластиковым конвертом с застежкой. В нем находились два паспорта, соответствующие водительские права и кредитные карты. Наличные. — Двадцать пять тысяч евро. Здесь есть все.

Тод выбрался из кресла. Очередная улыбка адвокату.

— Знаю.

Мигель Баррера кинулся в конец коридора и спрятался за угол стены как раз вовремя, чтобы увидеть, как из апартаментов адвоката выходит какой-то человек. Среднего роста, атлетического сложения, черные волосы ежиком. Пронизывающий, даже с расстояния в пятнадцать метров, в этом плохо освещенном месте, взгляд. Глаза очень светлые, с бледно-серой радужкой — Баррера сразу подумал: ариец, немец и паспорт немецкий, — миндалевидные, с характерным эпикантусом, на монголоидном лице. Как это законник мог не заметить таких глаз?

Долгие месяцы он мечтал найти этого типа, бредил отмщением, арестом или хотя бы просто столкновением, а теперь, когда Немезида[96] сопутствовала ему, заколебался. В растерянности он принял решение проследить за убийцей. Посмотреть, куда он направляется, а потом позвонить. Может быть.

Sicario вошел в лифт.

Перепрыгивая через четыре ступеньки, Баррера сбежал по пожарной лестнице и через несколько секунд увидел, как, спустившись на первый этаж, человек покинул отель и сразу свернул налево.

Испанец поступил так же, слегка отстал, но не терял его из виду. Объект наблюдения углубился в улочку, названную в честь святой Урсулы. Баррера последовал за ним, отметив про себя, что здесь немноголюдно. Он выжидал. Рука в кармане поигрывала мобильным телефоном.

Тод обогнул угол какого-то здания. Преследование продолжалось. Чуть дальше он вновь свернул, прошел вперед около пятиста метров до следующей эспланады, вдоль Гаронны, и исчез среди окружающих площадь деревьев.

Место было мало освещенным, поблизости ни одной живой души.

Баррера осторожно приблизился, поискал табличку с названием улицы и прочел: «Дорада». Вскоре он разглядел выдающиеся в реку мостки, два пришвартованных суденышка — одно из них казалось обитаемым, внутри горел свет — и несколько автомобилей, припаркованных на набережной. Он остановился в тени листвы, как раз в том месте, где испарился Тод, и стал наблюдать. Его пальцы безостановочно нервно перебирали кнопки мобильника.

Все автомобили, кроме одного, были пусты. Сквозь затемненные стекла красного «универсала» он различал мужской силуэт за рулем. Наемник дона Альваро? Он заново окинул взглядом берег. Человек в машине был единственным живым существом на ближайших ста метрах в окружности. Дверца открылась, он вышел. Это был не убийца. Слишком высокий, слишком худой, плохо постриженный. Просто какой-то бедолага, захотевший размять затекшие ноги.

Мигель Баррера вынул мобильник из кармана. Передумал. Предупредить Массе дю Рео и признать, что преследуемый сумел оторваться от наблюдения, уже не казалось ему хорошей идеей. Он подождал. Водитель кружил около автомобиля, размахивая руками, чтобы согреться. Сначала Баррера решил, что он ждет наемника, но, поскольку тот не появлялся, эта гипотеза показалась испанцу маловероятной. Быть может, парень хотя бы видел, в какую сторону ушел колумбиец.

Баррера покинул свое укрытие под деревьями и пошел к машине. Приблизившись к «универсалу», он вытащил из пачки сигарету.

— Добрый вечер, — начал он на своем французском со звонкими согласными, — я ищу друга. — Баррера достал спички. — Вы его случайно не видели?

— Никого не видел. — Голос одновременно вызывающий и неуверенный, почти дрожащий. — Как хоть он выглядит, этот ваш друг?

Баррера поднес горящую спичку к сигарете.

— Азиат, невысокого роста, — на мгновение огонек осветил их лица, — с очень светлыми глазами. — Во взгляде собеседника он прочел сомнение, заметил панику, желание защититься и отдался своим рефлексам. — Полиция! — Он бросил сигарету и спички, чтобы достать оружие. — Руки вверх! Руки наверх, я сказал! Где он?

— Кто?

— Где он? — рычал Баррера.

— Да кто же? — Держа руки над головой, водитель отступил к машине.

Сначала Мигель Баррера ощутил болезненный укол внизу спины. В глазах потемнело, он выронил пистолет, потрогал спину, пытаясь обнаружить источник боли, мгновенно парализовавшей его, не нащупал ничего, кроме теплой жидкости, и, покачнувшись, рухнул на землю.

Над ним стоял водитель. И Тод с кинжалом в руке.

— В багажник, — по-английски приказал он.