Смерть швейцара

ГЛАВА ПЯТАЯ

Время, однако, уже приближалось к двенадцати ночи, и Ольга, с чувством пожав Сенечке руку, полезла в машину. Хлопнули двери, завелся мотор, и «Волга» двинулась с места. Махнув на прощание щедрому ларечнику, Ольга устремила взгляд сквозь лобовое стекло. Смотреть на темные силуэты бетонных коробок первозванского «нового центра» ей уже не хотелось. Этот город доставил ей впечатлений куда больше, чем требовалось для одного дня.

Водитель молча крутил баранку и — в соответствии с наставлениями Сенечки — к пассажирке не приставал.

Но молчать слишком долго было не в привычке пассажирки и она, наконец, не выдержала.

— Вас как зовут, молодой человек? Меня — Оля. Я студентка вечернего отделения журналистики. Учусь и работаю. А к вам приехала немного отдохнуть. Что же вы молчите-то? А? Это невежливо, в конце концов.

Парень хмыкнул, крутанул руль, выжал сцепление, и они, набрав скорость, полетели по прямому, как стрела, пустынному шоссе. Машина монотонно вибрировала корпусом, подпрыгивая и лязгая сочленениями на неровностях дороги.

— Вы не против, если я закурю? — спросил вдруг водитель, не ответив пассажирке напрямую, но так или иначе вступая в разговор. Ольга закивала и тоже полезла в сумочку за своими «майлд севн». Совместное курение растопило лед отчужденности.

— Вова меня зовут, если вам так уж важно это знать, — пробормотал шофер скороговоркой и укрылся за облаком выпущенного им дыма.

— А скажите, Вова, что вы делали в столь поздний час в таком злачном месте? — поинтересовалась Ольга. — Вы ведь человек положительный, по всему видно: ведете себя сдержанно, не сквернословите — прямо тимуровец.

Вова отважился наконец поднять глаза на красивую пассажирку. Через минуту стало ясно, что увиденное ему понравилось, поскольку парень неожиданно вдохновился и застрочил без остановки, как пулемет. Ольге оставалось лишь наводящими вопросами направлять этот поток красноречия в нужное русло.

— Что, что? Профурсеток обслуживал. На жизнь зарабатывал. Есть там и гомики. Геи, как сейчас говорят. Или голубые. Не пойму только, почему их голубыми зовут? Что у них общего с этим цветом? Не знаете? Но гомики к театру выходят редко. Они в другом месте собираются — у филармонии. Говорят, среди них много музыкантов. С чего бы это?

— Так этот ужасный бетонный куб — театр? — Ольга поняла, что ошиблась, и выстроенный ею образ грядущего теперь придется менять. Что ж, сочетание тотальной продажности и притворства не хуже. Вернее, не лучше. Картина двадцать первого века в новой трактовке ничего не потеряла в гнусности, зато обрела дополнительные мрачные оттенки.

— Точно. Первозванский областной драматический театр. Мы с Танькой два раза туда ходили. «Бесприданницу» смотрели и «Гамлета». Это Танька билеты покупала. Танька — это девчонка моя. Мы жениться собираемся. Куплю вот тачку и патент на частное такси — и поженимся. Чего тянуть—-то, верно? А вы красивая. Прямо кинозвезда. Как эта, как ее... Ким Новак, во!

Ольге сделалось спокойно и комфортно. Люди, которые способны говорить в воздух, даже не особенно вникая, слушают их или нет, временами бывают чрезвычайно ценны, особенно в компании. Их не надо развлекать — они сами развлекут и заговорят кого угодно. Ну и потом — когда ты устала и нет сил разговаривать, они весьма уютно заполняют паузу, распространяясь о всяких милых пустяках.

— А ваша Таня не против, что вы ездите к театру? Ведь тут бродит масса прелестниц. Неужели она не ревнует?

— К шлюхам, что ли? Она не дура — по крайней мере, не до такой степени. Я же таксист. Она понимает, что таксист не выбирает, куда и с кем ему ехать. Хотя, конечно, бывает всякое. Но я знаю, как ее утихомирить.

— И часто вам, Вова, приходится возить жриц любви?

— Приходится, чего уж душой кривить. У нас, знаете ли, обычные граждане на такси не ездят. В Первозванске до любого места рукой подать, так что пешочком можно добраться, в крайнем случае, на автобусе или троллейбусе. Нет, денег с нашим народом не заработаешь. Летом с туристов можно слупить, а зимой, большей частью, мы обслуживаем торговцев с рынка. Так сказать, лиц кавказской национальности. Ну а они, известное дело, большие охотники до дам. Особенно до блондинок. Вы не заметили, почти все девчонки у театра блондинки? Во-во. Именно поэтому.

— Получается, что клиентов у вас немного, а такси не поймать. Как такое возможно? — Ольга закурила вторую сигарету. Разговор стал приобретать чисто практический интерес, и она навострила ушки.

— Что ж тут непонятного? Кризис, фондов нет, новых машин — тоже. Перебиваемся кое-как чиненными. Есть частные водилы — вы, наверное, видели около театра. Но такси можно вызвать по телефону — в этом и есть наше преимущество. Как говорится, зря не катаемся.

Ольгу посетила в ту минуту другая мысль, тоже имевшая отношение к такси — но не только.

— Скажите, Вова, а вам приходилось возить проституток в здание Дворянского клуба?

— Это туда, где прежде располагался горком? А как же! Господа новые русские дворяне устраивают иногда вечеринки, а с женами им скучно. Вот мы и возим им веселых девочек — для поддержания настроения. Но вы не подумайте чего... — Водитель расплылся в улыбке и даже подмигнул Ольге. — Там все пристойно. За барышнями ухаживают, как за порядочными. Поят шампанским, кормят икрой. С ними разговаривают и даже танцуют. А вот что происходит после, это уж я не знаю. У них и своих машин достаточно. Для них главное, чтобы все было шито-крыто, поэтому профурсеткам платят бешеные деньги — главным образом, за молчание. Проговорится какая, в следующий раз ее не пригласят да еще и припугнут, как следует.

— По-моему, за нами едет какая-то машина, — перебила водителя Ольга, вглядываясь в зеркало заднего вида. — Шоссе свободное, а она даже не сделала попытки нас обогнать.

— Почему же именно за нами? — спросил Вова, тоже бросая в зеркальце взгляд. — Едет себе — и все.

— А потому, что она строго держится у нас за кормой, не наседает, но и не отстает. А чтобы не привлекать нашего внимания, даже фары выключены, идет с одними подфарниками — и это в такой кромешной тьме. За рулем, наверное, настоящий ас.

Ольга излагала свою точку зрения довольно спокойным голосом, но постепенно тон ее менялся, и под конец приобрел характер взволнованного репортажа с места чрезвычайного происшествия. Вова, казалось, тоже принял к сведению слова пассажирки и теперь посматривал в зеркало куда чаще.

— Ас, говорите, у них за рулем? — переспросил он, закусывая губу и, как гонщик, пригибаясь ниже к рулю. — Но мы тоже не лыком шиты. Сейчас мы им дадим шороху...

Вова еще больше втянул голову в плечи, ткнул пальцем в ремень безопасности, давая Ольге понять, чтобы она как следует пристегнулась, и до отказа вдавил педаль акселератора. Мотор взвыл, «Волга» на мгновение осела на заднюю ось, как хищник перед прыжком, после чего рванулась, как бешеная, вперед. Указатель на спидометре в секунду переместился с цифры «семьдесят» на отметку «сто десять». Тряска и вибрация корпуса машины усилились, и теперь в салоне стояли неумолчный гул и дребезжание.

Ольга подалась ближе к бардачку, насколько ей позволял ремень безопасности, и впилась взглядом в зеркало, где был отчетливо виден темный силуэт автомашины, следовавшей за ними. Когда Вова прибавил газу, она стала отставать, но потом быстро наверстала потерянные метры и снова будто приклеилась. Сторонний наблюдатель мог бы подумать, что «Волга» тащит неизвестную машину на буксире метров, эдак, в пятнадцать длиной. Расстояние между ними не сокращалось, но и не увеличивалось, как Вова ни давил на педаль газа.

— Плохо дело, — бросил он, не отрывая глаз от летевшей им навстречу на бешеной скорости черной дороги, которую окаймляли бесконечные белые поля с темной стеной начинавшегося вдалеке леса. — Не разберу, на кой черт он прилепился к нам, но мотор у него против нашего вдвое. Играет с нами, как кошка с мышкой, сука. Извините...

— Ничего страшного. Я понимаю. И кому взбрело в голову нас преследовать?

— Есть тут кому. Как говорится, группа товарищей. Грабят дальнобойщиков и автобусы с челноками, но не брезгают и легковушками. Это когда совсем приработка нет. Вот как сейчас — в мертвый сезон.

— Это на их счет вас предупреждал Сенечка? — Ольга испугалась так, что похолодела и вся покрылась мурашками, хотя изо всех сил старалась этого не показывать.

— А то как же! Но мы не остановимся, можете быть спокойны. — Вова как-то по-волчьи оскалился, подняв верхнюю губу, и Ольге вдруг показалось, что рядом с ней над рулем склонился оборотень. Она тряхнула головой, чтобы отогнать видение. Ей было так страшно, что впору кричать «мама!»

— Далеко еще до Усольцева? — У Ольги зуб на зуб не попадал от страха, поэтому изо рта вырвался не возглас, а какой-то сиплый рык. Чтобы как-то унять тряску в руках, она вцепилась пальцами в обтянутые тонкими колготками колени. При этом ногти вонзились в кожу, но она не почувствовала боли.

— Верст двадцать! — отозвался Вова, резко выворачивая руль, чтобы свернуть на шоссе, рассекавшее надвое встречную деревню. Через минуту мимо них стремительным калейдоскопом понеслись черные окна тихих, словно вымерших, домиков. «Волга» отчаянно скрипела тормозами, выкладываясь на повороте не хуже гоночного болида первой формулы. Ольга только сейчас по-настоящему оценила мастерство своего товарища по несчастью. Будь рядом с ней водитель с менее выверенной реакцией, они воткнулись бы в угол первого же дома и расшиблись всмятку. Завывая, будто злой дух, такси бурей промчалось по деревне и вылетело на финишную прямую. Перед ними лежал обсаженный по сторонам корявыми липами путь до родового гнезда князей Усольцевых. Ольга с трепетом всматривалась в зеркало заднего вида, но ничего, кроме темной пелены, в нем не обнаружила — на фоне оставшихся у них за спиной деревенских домиков автомобиль преследователей был неразличим.

— Может, оторвались? — с надеждой спросила она шофера.

— Как же, надейся, — зло отозвался он, снова поддавая газу. — Сейчас-то все как раз только и начнется. Мы ведь с главной дороги съехали.

Почти одновременно с его словами в салоне послышался треск и заднее стекло машины разлетелось вдребезги. И сразу же в кабину ворвался холодный ветер, бивший тугой струей. Он взметнул вверх Ольгины волосы. Во мраке зимней ночи они обрели синий, как у русалки, цвет. Машину вдруг занесло, развернуло и со страшной быстротой потащило к кучке деревьев на обочине. Этот удивительный маневр сопровождался резким металлическим лязгом и сильным толчком. От него у Ольги со стуком соприкоснулись зубы.

— Баллон пробили! — гаркнул Вова. — Вот теперь держись по-настоящему. За все, что придется, — хоть за собственную жопу. Сейчас долбанемся! А-а-а...

Ольга не успела сообразить, что произошло и о каком баллоне упомянул Вова, но инстинктивно отреагировала на его призыв и что было силы уперлась руками в крышку бардачка. И сразу же черной массой в лобовом стекле на них надвинулось дерево, а затем последовал удар такой мощи, что у Ольги просто не хватило духа его выдержать.

Она долго и мучительно приходила в себя, находясь в объятиях какого-то бесконечного, кошмарного сна. Кончаться он не хотел. Сначала ей мнилось падение в глубокий черный колодец с осклизлыми, ледяными на ощупь стенами, откуда ее долго вытаскивали незнакомые люди с черными провалами вместо лиц. Потом ее куда-то несли, грубо прихватив руками за бедра и плечи. Это была почти осязаемая боль, и Ольге в тот момент особенно хотелось проснуться, но она так и не смогла, поскольку ее с размаху швырнули на что-то твердое и холодное, оставив, наконец, в покое. Сон — или обморок — она вряд ли смогла бы подобрать точное название тому состоянию, в котором пребывала. Она никак не могла разлепить веки. Но когда ее глаза открылись, Ольга разом окунулась в странный призрачный свет, а вернее, в тусклое марево, окружавшее ее со всех сторон.

Может быть, я уже умерла, подумала она, и нахожусь в том самом пространстве, называемом зоной перехода, где нет ни жизни, ни смерти и все наполнено неопределенностью, длящейся тысячелетия или несколько минут — время там не имеет ни значения, ни исчисления.

Что-то в этой зоне, однако, холодновато, пришла она к выводу, поскольку все ее существо сотрясал сильнейший озноб, а астральные тела не должны испытывать никаких свойственных человеку ощущений. Заныла рука, и Ольга поняла, что у нее есть руки. Собравшись с силами, она сделала попытку пошевелить пальцами, согнуть в локте и поднести конечность к лицу — хотя бы для того, чтобы определить, как выглядит у астральных тел приспособление для хватания.

Странно — рука как рука. Правда, немного синяя, но все-таки способная что-то делать. Может, у меня, в таком случае, и ноги есть?

Нашлись и ноги, да и все остальное. Теперь оставалось только основательно поднатужиться и попытаться скоординировать движения всего тела как единого целого, получающего команды от мозга и их выполняющего. Для начала она перекатилась на бок и тут обнаружила, что лежит на снежном насте у бровки. И сразу же в памяти всплыли эпизоды того, что с ней приключилось — гонка в ночной тьме, сосредоточенное лицо шофера, негромкий хлопок и звон разбитого стекла за спиной, потерявшая управление «Волга», несущаяся на могучие стволы столетних лип, — и долгая-предолгая тишина с картинами полусна-полубреда.

Ольга утвердилась на четвереньках. После этого она устроила себе основательную проверку: так после серьезного боя на корабле проверяют работоспособность его основных систем и выявляют повреждения. Выяснилось, что кроме слабости в руках и ногах, легкого головокружения и саднящей боли под левым глазом, никаких серьезных травм у нее нет и можно приступать к следующей стадии перерождения из астрального тела в человека.

Шаг, другой, поворот головы сначала в одну сторону, потом в другую и, наконец, успокоительная мысль — она жива, здорова и даже обладает способностью передвигаться.

Увидев на снегу невдалеке свою сумочку и ничуть не удивившись этому, она нагнулась, подобрала ее и повесила на плечо. Потом, как ни в чем не бывало, потуже затянула пояс пальто и размеренным шагом пехотинца пошла вдоль бровки пустынного шоссе куда глаза глядят. Ни обсаженной липами дороги, ни деревни, мимо которой они с Вовой промчались, как метеоры, ни самого Вовы, ни даже его машины — ничего не было. Вокруг нее лежал бескрайний белый простор со щеточкой дальнего леса на горизонте, прорезанной пустынным, черным во мгле шоссе, устремлявшимся в никуда.

Она не удивилась и даже не испугалась, услышав за спиной ровный гул мотора приближавшегося автомобиля. Когда машина остановилась, она даже не повернула головы и продолжала идти вдоль дороги поступью легионера, которому заветами Цезаря было вменено в обязанность преодолевать трудности и не волноваться по пустякам, предоставив будущее воле богов.

Даже когда у нее за спиной прозвучал бархатный голос Аристарха, окликнувший ее по имени, Ольга не дрогнула и не замедлила шага. Тогда Собилло догнал ее и сжал в объятьях. Она замерла, в изнеможении опустила голову ему на грудь и, чувствуя, что силы окончательно ее оставляют, прошептала:

— Увезите меня отсюда, Аристарх. Пожалуйста, поскорее увезите меня отсюда.