Смерть в рассрочку

—24-

Давно уже парням не было так трудно, как в эти два ночных перехода. На сей раз вместо привычного РД в тридцать пять — сорок килограммов веса за плечами были шестидесятикилограммовые вещмешки. Пулеметы несли поочередно. За ночь по горам напрямую успевали пройти меньше четырех километров. Утешались тем, что путь предстоял недальний. Вертолетчики высадили их близко от цели и в таком диком месте, что отсюда никто не мог ожидать опасности. На вторые сутки к утру группа была у цели и, когда из-за горных вершин выполз весь солнечный круг, уже обосновалась на временной базе, устроенной в горах над долиной с ее западной стороны. Она хорошо просматривалась сверху и действительно своими очертаниями напоминала овал с рваными неровными краями. Карта, вычерченная прапорщиком Голицыным, точно отображала реальную местность.

Целый день они наблюдали, с удовлетворением убеждаясь, что их план, хоть и с некоторыми поправками, по существу, не нуждается в корректировке. Уточнить пришлось систему прохождения дозоров. Они перемещались вдоль подножья левой и правой гряды. Ходили по двое на расстоянии примерно шестисот метров друг от друга, по четыре пары с каждой стороны. Дойдя до определенного места, тем же порядком двигались обратно. Сменялись через четыре часа и уходили отдыхать в селение. В их действиях чувствовалась дисциплина. Кондратюк подозвал Марьясина.

— Как расставишь людей для уничтожения дозора? — спросил командир.

— Две пары душманов снимут пулеметчики, две других забросаем гранатами сверху. Гранатометчиков расположу над теми точками, где дозоры заканчивают свой отрезок пути и поворачивают. Обратил внимание, что левые и правые дозорные двигаются почти синхронно?

— Обратил. Значит, убивать их начнем почти одновременно. У меня напротив трех пар будет по автоматчику. Четвертую снимет пулеметчик. Надо отдать должное, служба налажена у них в целом неплохо. Только вот расстояние между парами слишком большое. Это явное упущение, и я им воспользуюсь. А плато оказалось ниже, чем мы предполагали. Кое-где нам придется ползти.

Под вечер он собрал всех вместе и распорядился:

— Моя группа остается на месте. Остальные этой ночью пойдут на указанные им позиции. Пойдете налегке, только с личным оружием и гранатами. Надо, чтобы каждый освоился на своем месте. Выберите позиции для пулеметов. Определите наиболее удобный для себя маршрут. Наметьте пути отхода. Посмотрите, не выставлены ли наверху над долиной секреты. Если обнаружите, не поддавайтесь эмоциям, как наш импульсивный мастер рукопашного боя прапорщик Тимохин.

Вспомнив, как досталось Андрею на последнем разборе предыдущего задания, парни заулыбались.

— Обязательно засеките время движения туда и обратно, до минуты, — продолжал командир. — Потом прикинете с учетом трудностей маршрута, насколько оно растянется, когда пойдете с грузом. Понятно, что вернуться надо затемно. Моя группа остается потому, что нам было бы слишком обживать маршрут, пробираясь мимо дозорных. Мы пока разведаем пути общего отхода. Черных со своими людьми выходит на час раньше. Через полчаса отправится Малышев со своими, еще через двадцать минут уходит группа Марьясина. После возвращения скорректируем время выхода. Дмитриевич, постарайся на месте прикинуть, сколько тебе потребуется времени для захвата огневой точки. Пожалуй, все. Собирайтесь.

Разведка прошла успешно. Майор внимательно выслушал командиров групп. Все были довольны тем, что предварительно разработанный план и сделанные расчеты почти не нуждаются в корректировке. Было окончательно уточнено время выхода каждой группы следующей ночью — ночью проведения операции.

— Странно, почему они не выставили наверху секреты, — сказал Кондратюк.

— Не так уж и странно, — возразил Марьясин. — Они ведь у себя дома. Штабы наших дивизий, а то и полков, тоже расположены в отдалении от своих частей и подразделений. Но они не выставляют вокруг своего расположения секреты.

— Сравнение не совсем то, — заметил Кондратюк. — Ну да ладно. Им же хуже.

В сумерках с базы одновременно вышли группы Черных и Кондратюка. Первой предстоял дальний, но уже знакомый маршрут в обход по горам, второй — неизвестный путь вглубь долины. Майору надо было пройти расстояние втрое меньшее, но и передвигаться вблизи подвижных дозоров следовало с тройной осторожностью. Так что он и Черных должны были одновременно подойти каждый к своей цели.

С тяжелыми, нагруженными минами вещмешками люди двигались медленно. Остановились напротив крайней точки, до которой доходила и поворачивала обратно крайняя пара дозорных. Вскоре на расстоянии сотни метров появились и они. Постояли, судя по жестам, перекинулись парой слов, и пошли обратно. А когда отошли, параллельно им вдоль плато двинулась шестерка командира.

Так они и перемещались, войдя во временной ритм дозорных. То шли одновременно с ними, то замирали, ожидая, когда те, возвращаясь, пройдут мимо, и снова двигались вперед. Пока те проходили шестьсот метров, группа осиливала не больше двухсот. Так было и со второй, и с третьей, и с четвертой парами. Попутно засекали места остановок дозорных и намечали позиции, которые предстояло занять четверым из них после установки мин. Наконец, позади остались два с лишним километра пути и группа вышла к восточной оконечности плато, куда и стремилась.

Еще час ушел на установку подвижного минного поля. Весуева с пулеметом и еще троих майор отправил обратно — занять облюбованные ими позиции, вдоль южного склона плато. Налегке они должны были уложиться в полчаса. Майор накинул еще десять минут. Протекли и эти минуты, по расчету времени теперь все уже заняли свои позиции и ждут сигнала. Все было готово. Оставалось только радиоимпульсом двинуть вперед минное поле.

— Ну, Володя, — шепнул майор оставшемуся с ним в качестве радиста Омелину, — вызывай командование. Наверное, измучились в ожидании, бедняги.

Омелин без промедления наладил связь и уступил место у рации командиру.

«Полная готовность, — сообщил Кондратюк. — Приступаю к выполнению задания». Переданный его кодом ответ ошеломил майора. Ему приказывали прекратить операцию и отойти. Он понимал, что это окончательное решение, и все-таки еще раз повторил свое сообщение о полной готовности группы. И снова ему был передан категоричный приказ: «Операцию прекратить. Немедленно отойти». По тому, как исказилось лицо командира, Омелин понял, что произошло и горячо зашептал:

— Васильевич, давай сигнал. Ни один тут от нас не уйдет. Сколько готовились… Победителей не судят. Ударим, командир.

После повторного получения приказа эта мысль была первой и у Кондратюка: наплевать на приказ и провести операцию. Но он давно уже стал настоящим солдатом, и дисциплина взяла верх. Потом подумалось другое… Чем Ахмад Шах Масуд хуже этих сволочей, смело рискующих чужими жизнями в каких-то своих, не имеющих отношения к войне интересах? Не имеющих потому, что смерть Масуда несомненно ослабила бы силы вооруженной оппозиции. «Ладно, пусть живет», — додумал майор и усмехнулся, отлично понимая, что это не он решил сейчас судьбу наиболее талантливого военачальника оппозиции.

— Передай Марьясину и Верных, что операция отменяется, — распорядился он. — Уходим. Черных по пути уводит группу Дмитриевича.

Владимир передал приказ и свернул рацию.

— Уходим и мы, — сказал Кондратюк.

— Ну что за блядство такое, командир? — не выдержал Омелин. — Ни хрена не понимаю.

— Думаешь, я понимаю? — жестко усмехнулся майор.

Предыдущей ночью, разведуя пути отхода, люди из оставшейся на базе группы майора километрах в двух севернее стоянки в каменистых дебрях, где не было и метра горизонтальной поверхности, неожиданно наткнулись на хорошую вертолетную площадку. Под утро Кондратюк привел сюда людей и передал координаты подполковнику Жилину.

В ожидании вертолетов парни изредка лениво переговаривались. Но о непонятном, нелепом приказе, полученном в последнюю секунду перед началом операции, не было произнесено ни слова. Кондратюк отозвал в сторону Омелина и тихо сказал:

— Вот что, Володя. О том, что ты говорил после получения приказа, никому не болтай.

— Понял, командир, — так же тихо ответил Омелин. Когда они вернулись к остальным. Чернышев, отвечая на какой-то вопрос Марьясина, говорил:

— Я слышал, что детские дома военных лет были как колонии, только без вертухаев на вышках. Воспитатели избивали детей. Дети, собравшись кодлой, избивали воспитателей. И что там говорить о воровстве, если в наше время в детдомах голод заселяет воровать всех, кроме самых трусливых.

— Может, самых честных? — уточнил Михаил.

— А если ты честный, так не жри украденное другими. И вообще, там думать о честности все равно, что заботиться о сохранении цветов на минном поле.

Чернышев осекся, вспомнив об оставленных в долине минах, и виновато посмотрел на командира.

Лицо майора не выражало ничего, кроме равнодушия. Все заметили, что, вернувшись снизу, из долины, он словно надел маску какого-то отчужденного спокойствия.

— Кажется, летят, — прерывая наступившую неловкость, сказал Сергей Гамов. И действительно все услышали приближающийся шум винтов.

А вскоре из распадка между горных кряжей один за другим показались два МИ-8.

Час спустя Кондратюк появился в кабинете Жилина.

— Докладывать мне ты не обязан, да и не надо, — хмуро сказал подполковник. — Все сообщил ваш полномочный… полковник. Сослался на какие-то стратегические соображения командования. Думаю, он сам не в курсе дела. Не знаю, кто там в какие игры играет с Масудом. Но хочу узнать.

— А может не стоит, Семен Иванович, — сказал Кондратюк. — Возвращаю вам ваш же совет: лучше забыть.

— Молод ты еще мне советовать, — проворчал Жилин и спросил. — Как там твои?

— Огорчаются, что не пришлось пострелять, и радуются, что по ним не стреляли.

— Ладно, не заливай. Радуются. Как же! — хмыкнул подполковник. — Ты вон даже с лица спал. Не переживай, Игорь Васильевич. Тебе ни винить, ни корить себя не в чем.

— Знаете, какой-то писатель сказал о русском народе: «Он сам виновен в своих бедах, потому что терпел, а не боролся».

— Ты это брось! Слышишь, брось! — сердито прикрикнул Жилин. — Чтобы больше такого я от тебя не слышал, и другие тоже. Ишь, борец нашелся!