Бэкс
Снегоуборочные машины справились с работой отвратительно, но нам удается преодолеть путь до общежития, не напоровшись на ветки и не потеряв в сугробах обувь. Думаю, в данной ситуации — это триумф. В общежитии тепло, и через час мне удается согреться.
Мы принимаем душ вместе, а потом еще несколько раз «согреваем» друг друга, после чего Финли ведет меня наверх, на кухню.
Здесь в углу стоит столик — прямо напротив огромного окна, открывающего взору снежный мир, в котором мы затеряны уже почти два дня.
— Загляни в холодильник и скажи, есть ли там вообще хоть что-то.
Финли открывает дверцу, наклонившись, оглядывает холодильник сверху донизу и вытаскивает полгаллона молока и масло. Проверив срок годности, она констатирует:
— Не просроченные. — После чего, открыв шкафчик, достает из него упаковку растворимого картофельного пюре и пару банок кукурузы.
— Ты ведь понимаешь, что это значит? — спрашиваю я.
— Что у нас на ужин пюре и кукуруза? — смеется она.
Я наклоняюсь и достаю из сумки банку тушенки.
— Нет. У нас пир!
— Ладно, я поняла, к чему ты клонишь. — Финли осматривает еще несколько шкафчиков и достает миски и ложки, а я вынимаю из сумки одноразовые тарелки, стаканчики и большую бутылку шампанского. — Мне нравится ход твоих мыслей, Бэкс. Или лучше называть тебя Бэкхэм?
— Можешь звать меня Бэкс, — смеюсь я. — На здоровье.
Я отодвигаю ее в сторону, и в течение ближайших двадцати минут Финли остается только смотреть, как я готовлю картошку с тушенкой.
После чего открываю бутылку шампанского и наполняю два маленьких стаканчика.
— Это будет самый странный Сочельник за всю твою жизнь, — говорю я Финли.
— Куда уж больше, — отвечает она с улыбкой.
Поставив сумку на край стола, я достаю скатерть, найденную в папиной квартире, а потом свечу.
— Здесь запрещено зажигать свечи.
Приподняв бровь, я смотрю на нее через плечо и чиркаю спичкой.
— Рождественский ужин подан, — говорю я, беру ее за руку и усаживаю на стул. — Присаживайся, — после чего выключаю свет и присоединяюсь к ней за столом.
— Солнце начинает садиться, — говорит Финли, пристально глядя в окно.
— Я такой романтик, — замечаю я, подмигивая ей.
— Ты быстро набираешь очки, Бэкс. Еще одно в твою пользу.
— Ты ведешь счет?
— Нет. Но если бы вела, у тебя была бы девятка, — говорит Финли с дразнящей улыбкой.
— Всего девять, да? — сую ложку пюре ей в рот. — Может, это увеличит мои шансы?
— Черт побери, — говорит она с набитым ртом. — Что ты туда добавил?
— Мамин секрет. Не могу поделиться им с тобой. Ну как, я зарабатываю десятое очко?
— Это зависит... а что на десерт? — спрашивает Финли и кладет очередную ложку пюре в рот, чтобы скрыть улыбку.
— Я, — говорю я, поигрывая бровями.
— Тогда, считай, десятка у тебя в кармане, — подмигивает она.
— Рождество наступило, — этими словами я бужу Финли. Она уснула в моих объятиях, пока мы смотрели по телевизору «Рождественскую историю».
Она медленно открывает глаза и дарит мне сонную улыбку.
— С Рождеством.
— Те подарки для тебя? — спрашиваю я, указывая на небольшую елочку в углу.
Ее улыбка гаснет, а плечи опускаются.
— Да, мои родители отправили их по почте перед поездкой сюда.
— Ты так и не открывала их?
— Я не могу.
— Я вот открыл свои письма. Ты ведь понимаешь, что это значит?
Финли прикрывает глаза, и по ее щеке медленно катится слеза. Кивнув, она садится на кровати, спрыгивает на пол и медленно направляется к елочке. Нажимает на выключатель, и деревце начинает мерцать разноцветными огнями.
— Не знаю, смогу ли сделать это, Бэкс.
— Сможешь.
— Откроешь за меня? — просит она.
Я подхожу к ней и беру один из двух подарков. Аккуратно снимаю обертку, под которой оказывается маленькая коробочка.
— Продолжать?
Финли кивает, слезы по ее щекам струятся все сильнее. Открыв коробочку, я вижу елочную игрушку, заботливо уложенную на хлопковой ткани.
— На ней фотография.
Финли склоняется, смотрит на фото и всхлипывает:
— Мама, папа и Фэй.
Вытащив игрушку из коробки, я переворачиваю ее и читаю надпись: «Теперь мы всегда будем вместе на Рождество, даже когда ты не можешь быть рядом с нами».
Она заливается слезами, пока я осторожно вешаю игрушку на елку. Потом обнимаю Финли, крепко прижимая к себе и позволяя выпустить боль наружу.
— Это нормально — испытывать боль. Нормально. Ты сама мне так говорила. После боли всегда наступает облегчение. Просто знай это, Фин.
Финли освобождается от моих объятий и берет второй подарок. Осторожно сняв бумагу, она открывает коробочку и через секунду уже смеется сквозь слезы.
— Папа в своем репертуаре, — с нежностью говорит она.
— Что это?
Финли вынимает пушистую кроличью лапку на брелоке для ключей и небольшую записку.
— «Больше ты никогда не будешь чувствовать себя невезучей», — читает она. — Печальный парадокс, но, кажется, это тот самый знак, о котором я молила. Все это время он был у меня под самым носом. — Финли смотрит в окно и улыбается. — Думаю, моим родителям пришлось найти посланника, чтобы передать знак своей упрямой дочери.
— Ты действительно упряма, — говорю я. — Но, думаю, именно это мне в тебе и нравится. — Я обнимаю Финли и смотрю ей в глаза. — Можно еще побыть посланником для тебя? Ведь никогда не знаешь, где можешь пропустить очередной знак.
Я веду Финли назад к кровати, любуясь озорным блеском в ее глазах.
— Уверен? Даже после вчерашнего инцидента с веткой, причиной которого я стала? В смысле, если ты уверен, то… думаю, это могло бы быть... — ее речь обрывается, потому что Финли падает на пол, споткнувшись о провод. Я смотрю на нее сверху вниз, замечая глупое выражение лица и вспыхнувшие от смущения щеки.
— Ты и правда такая недотепа! — Я беру ее за руку и помогаю подняться. — Что ты собиралась сказать?
Приподнявшись на носочки, Финли обнимает меня за шею. Наши губы почти соприкасаются, и она шепчет у моего рта:
— Хорошо.
Я принимаю это за согласие побыть ее посланником подольше. Уверен, в это Рождество мне больше не о чем просить.
Немного отстранившись, я говорю:
— Думаю, эта снежная полночь — просто частичка нашего личного рая.
— Возможно, это знак свыше, — соглашается Финли.