Сновидения

Часть 19 «Конец — это начало»

Санеми был в ярости из-за того, что происходило вокруг него, и злился на самого себя. Он пока не решил, что его изводило больше: или жужжащие рядом, как навозные мухи, охотники, или мысли о Мэй Кавасаки. Правда, во всех горестях и несчастьях он винил последнюю: угодил ногой в грязевую жижу — виновата случайная мысль о Кавасаки. Выронил из рук катану — снова Кавасаки. Просто был не в духе — опять эта женщина. Везде была причастна Мэй Кавасаки, когда последняя даже не подозревала о глубине своих злодеяний. Но Санеми это не беспокоило.

Когда он прошёл мимо несчастного цветка и чуть не смял ногами, то ненароком сравнил его с проклятой женщиной из поместья бабочек. Вмиг вся краска спала с щёк Санеми, он звонко цокнул зубами и жутко сверкнул глазами.

«Как же ты надоела!» — воскликнул в мыслях мужчина, высоко подняв ногу, чтобы втоптать в землю несчастное растение. Но почему-то остановился, какое-то время смотрел на цветок, и странная тень упала на его лицо. Санеми тихо откачнулся и присел на корточки, фыркнув и покосившись по сторонам — только бы его позорный акт нападения никто не увидел!

«Ощущаю себя в дураках…» — подумал он и протянул руку с растопыренными пальцами и открытой ладонью, почти коснувшись голубоватых лепестков растения. В его чувствах было мало занимательного, потому что мужчина не часто в кого-либо влюблялся. Если быть точнее, вообще не влюблялся до знакомства с Мэй Кавасаки, его нынешней головной боли. Всё до встречи с ней шло распрекрасно: Санеми не мешкал в своих действиях. Никогда не сомневался и не питал страха испытать пылкую страсть к кому-либо. Никто ранее не стеснял его свободы. Санеми держался строго и холодно, когда дело доходило до других, игнорируя редкие проблески чего-то человеческого внутри себя — не до сантиментов ему было. Потом всё рухнуло. Потому что в жизни Санеми появилась Мэй.

Однако, наслушавшись в пол-уха рассказов молодых холостяков, у Санеми возник вопрос, были ли его чувства теми самыми, о которых все подряд говорили. А если и были, то явно относились к числу не совсем простых: он желал её, эту женщину, просто из-за того, что она была Мэй. Поэтому она должна была принадлежать ему. Это она вторглась в его жизнь без дозволения и объявила смертоносную дуэль, в которой Санеми был заведомо проигравшим. Это из-за неё он сгорал от ревности и мучительно изнывал в объятиях ненависти, не понимая своё сердце.

«А если вместо неё оказался кто-нибудь другой, всё бы было точно так же?» — неоднократно задавался этим вопросом Санеми.

Он никогда не забудет, когда впервые ощутил в груди нечто инородное, ядом распространившееся по всему телу. Тогда эта женщина заговорила о чём-то, ветер растрепал её волосы, и сердце Санеми неожиданно заныло. Настолько сладко и нежно, что стало смешно — он не ожидал, что внутри него могло что-то зашевелиться, кроме клубков многолетней ненависти. В какой-то момент своей жизни Санеми дышал ей, этой Кавасаки, чувства к ней катились по жилам, закипая в сердце. Он почему-то робел и терялся, когда она была рядом. Часто злился и ждал, когда странное чувство утихнет. Но оно не смолкло, только сильнее разрослось, разогнав жгучую кровь по всему телу.

Санеми часто задумывался о том, как между ним и Мэй могло что-то сложиться. Хмурился и с горечью понимал — ничего бы не вышло. Он не мог представить их счастливыми вместе, а если и представлял, то только по раздельности. Всё привело его к тому, что сейчас было — Санеми оказался безнадёжно разбит и растоптан собственными переживаниями. В их последнюю встречу хватило одного случайного взгляда, чтобы понять: она — не любила, его — не любили. А он любил? Или просто хотел заполучить Мэй, одурманенный жадностью?

«Обязательно наступит завтра, — подумал Санеми, убеждая себя. — Завтра, в котором я и Мэй будем счастливы. Вместе или нет — роли не играет».

Вдалеке затрещали ветви, и мужчина спешно поднялся, привычно ощетинившись и выпрямив спину. Выглянула невысокая женская фигура, и она была настолько похожа очертаниями на Мэй, что у Санеми вмиг тоской защемило больное сердце. Но стоило той поднять голову, мужчина тяжело вздохнул.

«Не она, не моя, эта совсем иная. Дурак я, тот ещё глупец…»

Из чащи к нему вышла худенькая, молодая охотница с обеспокоенным выражением лица, чьё имя Санеми не помнил.

— Санеми-сама, я выполнила ваше поручение. — Она склонила голову в уважительном поклоне.

— Все готовы? — При слабом свете, пробившимся через густые ветви деревьев, он рассмотрел её тонкие брови и впалые глаза с длинным носом.

«У этой всё по-другому: глаза не сверкают, нос другой формы, брови тоньше, губы больше. Всё не то, совершенно не то, как я мог решить, что они чем-то похожи…» — думал и мрачнел в лице Санеми.

— Да, — коротко ответила охотница, не поднимая головы. Она боялась Санеми, как и многие другие.

— Сообщи, что сейчас выдвигаемся. — Мужчина тотчас отвернулся, показав, что разговор окончен. Девушка ещё ниже склонилась и попятилась назад на трясущихся ногах.

Туман наваждения, застилавший всё в сердце Санеми, вмиг рассеялся, стоило мужчине переключиться на более насущные проблемы. Некая сила загнала его и всех остальных охотников в чащу леса, лишив всякой мотивации на спасение. Он не помнил, как оказался здесь. Единственное, что осталось в голове мужчины — движимая воля, внушившая бросить все поручения и отправиться в неизвестном направлении. Пришёл в себя Санеми через силу, разбив густую пелену забвения, когда язык и горло осушились, а желудок стянуло голодом. Нечто инородное, поселившееся в голове охотника, назойливо толкало его в темень лесной чащи, вынудив отказаться от пищи и тёплого крова. Санеми не знал, сколько бы ещё выдержал. Когда он очнулся, то стоял на коленях у берега реки, скрипя зубами. Потребовалось немало усилий, чтобы заставить себя зачерпнуть ладонями помутневшую воду и влить её в своё горло. Как только жидкость промокнула уста, Санеми тотчас ощутил непреодолимую слабость и упал лицом в землю, провалявшись бессознательно ещё долгое время. После этого наваждение отступило, вернулась власть над телом. Мужчина смог позволить себе отыскать скудное пропитание на первое время. Лес не пестрил богатствами, приходилось заедать голод ягодами, грибами, зеленью и редкой дичью. Как бы он ни пытался найти выход, деревья словно по волшебству меняли расположение и заводили охотника в тупик.

Санеми осознал, что всему виной злодеяния неизведанного демона, когда повстречал на своём пути закаменевшие трупы охотников. Чем дальше он заходил вглубь леса, тем чаще находил охладевшие тела бывших товарищей. Их не тронула насильственная смерть в результате боя. Они оставались целыми и невредимыми, словно уснули разом одним днём. Изучив их осунувшиеся лица, Санеми пришёл к выводу, что все товарищи свалились замертво из-за голода и холода под влиянием демонического недуга, который пошатнул и мужчину лично. Охваченный яростью и беспомощностью, Санеми торопливо искал выживших, а когда находил, то изо всех сил пытался привести в чувства. В ход шли и слова, и пощёчины, и отпаивания водой, были хороши любые методы. Собрав вокруг себя небольшой отряд охотников, Санеми сразу позаботился о том, чтобы тела павших достойно захоронили. Вырыв голыми руками братскую могилу, он долго смотрел немигающим взглядом, как скрывались в земле бледные лица тех, кто когда-то был среди живых. Внутри Санеми кипели ярость и жажда мести. Каждый день он выдвигался в путь и испытывал удачу, пытаясь отыскать выход из злополучного леса.

«Может, сегодня нам повезёт? И мы вернёмся домой?» — подумал Санеми, и неожиданный огонёк надежды поселился в его сердце.

⋇⋆✦⋆⋇

Я и Мать глухо повалились на землю, и на короткий миг вспышка боли меня ослепила. Дьяволица попыталась высвободиться, но я быстрым толчком прижала её к траве и громко воскликнула.

— Не пущу! — Тонкая ткань кимоно треснула, обнажив белоснежное плечо Матери, которое тотчас покрылось уродливыми красноватыми волдырями из-за лучей солнца.

Дьяволица принялась выдёргивать руки и извиваться подо мной. Всё вокруг стремительно плыло и таяло в глазах. Меня тошнило и крутило, и я из последних сил удерживала под собой неугомонную злодейку. Её подлые приспешники трусливо извивались и шипели в тени поместья, не посмев кинуться ко мне из-за света. Теперь я и Мать оказались равны по силе несмотря на то, что я оставалась человеком, а она — демоном. Основное преимущество дьяволицы было в грёзах и разуме, а не в размахивании кулаками, последнее за которую компенсировали теневые слуги. Высвободив левую руку, Мать истошно завизжала, как раненное животное. В порыве она резанула когтями меня по лицу. Удар упал на мою щёку звонко и с размаху, настолько сильно, что в ушах загудело. Я задрожала и чуть не пошатнулась, ощутив, как холодную кожу обожгли дорожки крови.

— Даже не думай, что у тебя получится сбежать! — завопила я и попыталась схватить Мать за руку. Но та громко рыкнула и вырвалась, вцепилась руками в моё горло, опрокинула под себя и начала душить.

— Дрянь, дрянь, дрянь! — она рычала, позабыв о палящих лучах солнца, которые сдирали с неё живьём кожу. — Мерзавка! — завизжала она, и тени позади неё что-то неразборчиво зашептали. — Это имя… имя… Не смей произносить его!

— И что ты сделаешь? — Я зловеще сверкнула глазами. — Убьёшь меня? — и сипло засмеялась, оскалив кровавые зубы. На лице дьяволицы отразилось смятение, я с дрожью схватилась за кинжал и с размаху вонзила его по самую рукоятку в правую сторону живота Матери. — Твоя ошибка была в том, что ты никогда не видела во мне угрозу! — добавила я низким голосом и медленно повернула оружие, слегка нажала на механизм в кинжале и выпустила небольшую дозу яда глицинии. Потом резко вырвала его и широко улыбнулась, неотрывно наблюдая за вспыхнувшими чувствами в глазах демона. Мать разомкнула руки на моей шее, издала тихий хрип и приложила ладонь к своей ране, которая не затягивалась.

— Ты… — зашептала дьяволица, закатила глаза и повалилась на спину, задёргав в приступе конечностями. Потом резко оживилась и рывком перевернулась на живот, ползком попытавшись укрыться в тени.

— Ещё чего! — Я схватила её за ногу и сморщилась, когда мои пальцы с лёгкостью проткнули мягкую, липкую кожу дьяволицы, тающую под светом.

Я не успела договорить, когда Мать замахнулась свободной ногой и ударила ею меня в грудь. Я инстинктивно разжала свои пальцы, и этого хватило, чтобы проворная дьяволица вырвалась из моей хватки. Встав на четвереньки, она неестественно выгнула свои руки и ноги, издала дикий вопль и стремительно двинулась в сторону. Я быстро пришла в себя и бросилась за ней следом, подпрыгнула и накинулась на неё, начав хлестать руками по лицу, словно высекая розгами. Дьяволица слабела с каждой секундой — из-за смертоносных лучей солнца, сжигающих её живьём, и глицинии, чей яд успел не только проникнуть в кровь Матери, но и пропитать весь воздух. Дерево глицинии, цветущее позади нас, коварно раскинуло ветви, распугав всех приспешников дьяволицы и ослабив её чары. Я потянулась к своему кинжалу, чтобы нанести финальный удар, но Мать со свистом выбила оружие из рук, таращась на меня огромными глазами. Не успела я среагировать, как она впилась окровавленными пальцами в моё лицо и с силой вдавила правый глаз когтём. Горячая кровь брызнула по щеке и подбородку, я взвыла от боли, замахнулась кулаком и громко ударила им дьяволицу в нос. Потом второй рукой. И ещё, и ещё. Мать не сопротивлялась, даже не попробовала сбежать, только смотрела на меня нечитаемым взглядом через приоткрытые веки и дёргала головой при ударе.

— Почему же ты не сгораешь. — На мгновение прекратила хлестать демоницу, склонила голову и заглянула ей в глаза. — Когда же ты сдохнешь, — яростно зарычала я ей в лицо. Мать застыла, посмотрев на меня совершенно по-новому. В её лице я неожиданно отыскала знакомые чувства, которые испытала, впервые повстречав недобрых обитателей в грёзах — ужас, самый настоящий! Дикий и первобытный страх за свою жизнь, окутанный вуалью беспомощности.

— Нет! — дьяволица закричала неистовым голосом и, приложив все силы, отбросила меня в сторону. Кровь разом ударила мне в голову, я подскочила и перегородила ей путь к поместью. Она завизжала, схватилась за голову и бросилась бежать в противоположную сторону, перепрыгнув через забор. Я разом всё забыла в ту минуту: перелезла через ограду и как в тумане рванула следом, не теряя удаляющийся образ Матери. Никто из дьявольских приспешников не смог дотянуться и схватить меня. Некоторые бездумные охотники таращились на меня из-за углов, но не кинулись следом. В несколько рваных шагов я нагнала Мать, которая не успела скрыться в густоте высоких деревьев, схватила её за ворот одежды и грубо потянула на себя. Она захрипела и схватилась за горло, зашаталась и развернулась ко мне лицом, растеряв свою статную, привычную красоту.

— Сегодня наступит твой конец! — отчаянно крикнула я, замахнулась кинжалом и вонзила его в грудь Матери, та сначала посмотрела на меня ошарашенно и с нескрываемым восхищением. Потом ухмыльнулась и с быстротой молнии наотмашь ударила кулаком меня в живот, вонзив в него свои когти.

— Ещё не конец… — блаженно захрипела она, и мы обе тяжело повалились на землю. — Я не могу так легко уйти. — Она рывком выдернула когтистую лапу, и я инстинктивно схватилась за живот дрожащими пальцами. — Теперь в тебе моя кровь, ты станешь моим продолжением… моей частицей… моей… — Она опрокинула голову и улыбнулась, половина её лица раскрошилась в пыль. Обе ноги по колено обратились в пепел. Одной рукой я всё ещё продолжала крепко сжимать рукоять кинжала, чувствуя, как силы стремительно покидали тело. Раненый глаз полностью заволокла кровавая пелена. Я жмурилась и морщилась из-за острых приступов боли, вырывающихся вместе с густыми потоками крови. В это время позади меня раздались тяжёлые и неторопливые шаги. Я вздрогнула и напрягла свой слух, шумно задышав.

— Потерпи, моя драгоценность, — с неописуемой лаской прошептал алый пёс, тлеющий в лучах солнца. Он осторожно обогнул меня, присел позади дьяволицы и нежно обнял её. Мать тихо зарыдала, как человеческое дитя. — Скоро всё закончится. — Он коротко поцеловал её в висок с нескрываемой улыбкой, а потом взглянул на меня. — Ты хорошо постаралась, Мэй, — продолжил мужчина, и внутри меня закипело ядовитое отвращение.

— Поскорее бы вы умерли, — я со злостью выплюнула слова, одолеваемая необъятной ненавистью.

— Как грубо. — Глаза алого пса лукаво сверкнули. — Мне казалось, что мы стали друзьями.

— Не мечтай. — Оскалилась я.

Мать обессиленно склонила голову, и алый пёс что-то часто зашептал ей на ухо, убаюкивая в своих объятиях и трепетно поглаживая по волосам.

— Милая Мэй, — медленно заговорил он. — А, милая Мэй.

— Ещё раз назовёшь меня так — вспорю кинжалом брюхо, — любезно уточнила я.

Алый пёс заулыбался теплее прежнего.

— Не трать силы понапрасну. — Он попытался поднять свою руку, но она камнем упала на землю и тотчас обратилась в пепел. — Мне всё равно немного осталось. — В его потемневших глазах застыли неожиданные слёзы, и я на секунду позабыла, как дышать. Вся желчь, вскипевшая во мне, вмиг улетучилась, опустошив сердце, и я ощутила колючий и бездонный холод. — Спасибо, что спасла и освободила всех нас.

«Неужели я справилась?» — подумала я и шумно выдохнула через ноздри, но почему-то на душе спокойнее не стало.

Я на короткий миг прикрыла глаза и задумалась о своём, а потом заговорила слабым и тихим голосом:

— Алый пёс.

— Да, милая Мэй? — отозвался он сладко, помаргивая глазами.

— Скажи, что ты тогда увидел в зеркале? — я подняла взгляд и с трудом промолвила вопрос холодными губами. — Ты ведь тогда соврал мне.

Мужчина снисходительно улыбнулся и с тоской взглянул на дьяволицу.

— Нас в облике демонов, — перешёл он на полушёпот и бережно прижал к себе Мать. — Мы не всегда ими были, глупышка Мэй. Когда-то мы жили… любили, как обычные люди, — его речь медленно затухала. — Теперь мы свободны и сможем сполна расплатиться за всё, что успели сделать. — Я опустила кинжал, когда от тела Матери осталась одна единственная голова, аккуратно умещённая на коленях мужчины. Неожиданно она открыла глаза и беззвучно забормотала, отчаянно заглянув мне за спину. По её щекам богато покатились слёзы. Её демонический взгляд, налившийся кровью, неожиданно очеловечился и залился непривычными теплом и нежностью.

«Фудзико…» — различила в шевелении её уст я и с трудом обернулась, но никого позади себя не увидела. Когда я повернулась обратно, то от Матери осталась горстка пепла.

— Могу ли и я задать вопрос? — заговорил алый пёс, и я посмотрела на его исчезающий силуэт с победоносной ухмылкой.

— Говори.

— По правде говоря, ты мне так понравилась, — залепетал он не без улыбки. — Не против ли ты спуститься ко мне в ад после своей смерти?

Я скривилась.

— Ты отвратительный.

— Сочту за комплимент, — заурчал он и подмигнул мне напоследок, а после бесследно исчез вслед за Матерью.

«Неужели конец?» — подумала я с облегчением.

Стояло раннее утро, воздух был всё ещё холоден, и я зябко дёрнула плечами, вдохнув запах свежести. В небе тускло сияли последние звёзды, потухая в ласковых лучах света. Слабая туманная дымка опустилась на землю, скрыв в своих объятиях меня, дома и редкие деревья, придав окружающей местности таинственный облик. Воцарилась тяжёлая тишина, всё разом смолкло, и даже первые птицы не щебетали в небе. Я ощутила, как тело моё отяжелело, руки безвольно обмякли, перестав зажимать кровоточащую рану на животе. Я тихо выдохнула и склонила голову, клубы пара вылетели из моих уст, бесшумно растворившись в воздухе. Сон стремительно одолевал меня. Я, поддавшись ему, устало прикрыла глаза. Всё вокруг стремительно начало сгущаться и темнеть, водоворотом затягивая меня вслед за собой в бездонную пропасть. Я слабо задрожала, заслышав тихий шорох, но не нашла в себе сил поднять голову.

Едва уловимый холодок коснулся моей щеки, словно поглаживание чьей-то руки, и я на короткий миг нахмурила брови.

— Ты мне нравишься, — эхом раздался таинственный женский шёпот, пробиваясь сквозь тяжёлую мглу ярким маятником. — Позаботься о Кёджуро. — Ветерок ласково скользнул по моему лицу и опустился на плечи, будто нечто осторожно меня приобняло. — И… береги себя, Мэй, — добавил голос перед тем, как меня затянула мистическая бессознательность.

«Постой, кто же ты? — хотела воскликнуть я, но из уст вырвалось только неразборчивое бормотание. — Останься со мной, — с надеждой подумала я, поддаваясь напору накатившей слабости».

⋇⋆✦⋆⋇

Таинственные грёзы вновь увлекли меня в свои холодные объятия.

Блеск утреннего солнца неожиданно сменился неярким светом одинокой луны, сверкающей вместе с хороводом звёзд на тёмно-синем небосклоне. Стройные ряды цветущих лип богато раскинули свои ветви, тянущиеся танцем ввысь. Шелестели листья пахучего шиповника и шуршала от невесомых шагов высокая, колючая трава, сквозь которую пробивались маленькие шапки ромашек. В зелени молодой вишни лениво стрекотали насекомые, а воздух звенел запахом хвойного леса, окружившего меня полукругом. Я примяла прохладную траву босыми ногами, сверкающую ночным заморозком, и прикрыла глаза, словно нежилась под полуденным солнцем. Неожиданно по воздуху пронёсся слабый звук, похожий на мелодию, и я быстро обернулась. Напротив меня, среди небольшой поляны, освещённой голубым светом, стояла молодая женщина, в лице которой я узнала ту, кого называл призрак дьяволицы Фудзико.

— Теперь всё закончилось? — спросила я вдруг и заглянула в глаза божеству из страшных сказок.

— Для нас — да, — промолвила она, ласково понизив голос. За её спиной появились образы незнакомых девушек, одетые в белые рубахи с широкими рукавами и алые брючные юбки.

«Одежда жриц!» — Взглянула я на незнакомок украдкой. Они подняли разом глаза и посмотрели печально, из-за чего всё внутри меня необъяснимо дрогнуло.

— Но не для тебя, — начала одна из жриц, а после все разом разинули рты и заговорили горько в унисон. — Ты в большой опасности, дитя. — Причудливый свет, возникший из ниоткуда, узорчатыми пятнами мелькал по их лицам, словно нечто невидимое зажгло восковую свечу и баловалось ею. — В опасности, в опасности… — Их уста исказились кривыми улыбками. Поднялся упорный холодный ветер, опасно качнув верхушки деревьев. Луну и звёзды на короткий миг заволокли тучи, и я ощутила, как дождевые капли морозом прокатились по моим щекам и шее. Маленький отголосок страха сверкнул в душе язычком пламени, который с каждым вздохом трещал всё громче и разрастался сильнее, вырисовываясь на моём лице мрачной гримасой.

— Мне жаль, что тебе придётся нести на себе это бремя. — Взгляд Фудзико становился тусклее и тусклее. Вокруг нас всё окончательно стемнело, и только зловещие лица жриц, мелькающие могильным светом, оставались различимыми.

«О чём они? — зашептала отчаянно я в мыслях. — Неужели всё, что я делала, оказалось бессмысленно?»

— Не верь истории, которую знаешь, — отозвалась Фудзико зловещим, неживым голосом. — Не верь, не верь… Они скрыли её, — вмиг смолкла она, склонив неестественно голову, словно неживая кукла. И посмотрела на меня холодным, стеклянным взглядом, тяжесть которого вмиг выбила из меня все чувства.

— Кого скрыли? — на одном дыхании проговорила я, и всё вокруг мрачно взвыло.

— Моё дитя… — Всё внутри меня стремительно похолодело. — Моя девочка выжила, они спрятали её, спасли… Забрали… — с трудом бормотала женщина.

«Только ли из-за даров богини Мать была так одержима жрицами? А, может, не всё так просто, как кажется?» — страшная догадка осенила меня, и я стремительно побледнела в лице, качнувшись в сторону.

— Все жрицы обрекли себя по моей просьбе на вечное проклятие в лице беспокойной души Аяме, — медленно продолжила женщина. Моё сердце обожгло ядовитое чувство несправедливости, голова гудела из-за мрачных и удушающих мыслей.

«Почему из-за каких-то людей, живущих много лет назад, страдали невинные души? — Во мне взбушевался гневный протест. — Никто не заслуживал подобной участи. — Я вмиг ощутила себя обиженной и оскорблённой, и эти чувства оказались во мне сильнее страха».

Раздражение захлестнуло меня с головой, и я стремительно направилась к Фудзико, вскипевшая яростью и болью. Быстро замахнулась ладонью и обожгла щёку богини звонкой пощёчиной, от которой женщина безвольно повалилась на землю. Ни одна из жриц не шелохнулась, оставшись стоять на месте и смиренно наблюдая исподлобья. Богиня аккуратно провела пальцами по своей щеке, которая уже раскраснелась и редела, а после безучастно проговорила:

— Ты имеешь право злиться.

— Имею! — вскрикнула я, вымещая на женщине свою злобу. — Ты не заслуживаешь быть богиней! Твоё место в аду вместе с дьяволицей Аяме. Ты обязана расплатиться за своё безучастие. Ты должна была защищать жриц, а не обрекать их на проклятия! — хрипло рявкнула, упала на колени, схватила Фудзико за одежду и начала её трясти.

Она какое-то время наблюдала за мной зорким взглядом из-под полуопущенных ресниц, а потом грозно заговорила, из-за чего воздух зазвенел мелкой рябью:

— Мэй, — коротко позвала она меня, и я вмиг пришла в чувства, всё пламя, полыхающее во мне, разом потухло, словно меня кинули в ледяную реку. — Послушай меня, Мэй. — Она попыталась перехватить мои ладони, но я брезгливо одёрнула их. — Теперь в тебе живёт частица Аяме, — спешно заговорила она. — Ты, несущая в себе осквернённую кровь, стала продолжением моей сестры. — В моих глазах мелькнули молнии, а щёки загорелись красным полымем. Я неожиданно оживилась и пришла в прежние чувства. — Теперь ты связана кровью и с потомком, которого оставило после себя моё дитя. Рано или поздно вы столкнётесь друг с другом и переплетёте свои судьбы.

«Так вот, что имела в виду тогда дьяволица, когда сказала, что я стала её частью. Она сделала из меня свою преемницу…» — горько подумала я и едва не взвыла.

— Разве это проблема? — не выдержала я.

— Когда тьма сталкивается со светом, никто не знает, что будет дальше — хаос или возрождение. — Захотелось вскочить на ноги и убежать прочь, но я разом обессилела от тяжёлых слов Фудзико. — Грядут перемены, Мэй. — Она положила руки на мои плечи и чуть сжала их.

— И что мне тогда делать? — с отчаянием зашептала я.

— Заверши начатое. Обрати силу, которая вспыхнет между вами, в светлую мудрость, и очисти этот мир от злого, — дала неоднозначный ответ женщина и нежно улыбнулась.

— Не понимаю, ничего не понимаю, — говорила я, ощутив себя беспомощной. — Как я пойму, что этот ребёнок именно тот самый?

Фудзико ласково погладила меня по щеке и лёгким движением руки приподняла голову.

— Тебе хватит одного взгляда, чтобы осознать, что это то самое дитя, моя дорогая Мэй, — заговорила она с добротой. Я едва сдержала себя от волны горьких слёз. — В тебе взращено необъятное тепло, которое способно растопить самое холодное сердце. Используй свою силу во благо.

— Я не справлюсь, это слишком сложно… Я не хочу. Почему именно я…

— Справишься. — Она какое-то время смотрела, а после позволила себе обнять меня. — Судьба жестока к своим детям, Мэй, и даже божества иногда бессильны перед ней. — Она с дрожью погладила меня по волосам, и я крепко зажмурилась, словно от боли. — Дождись этого ребёнка, — добавила она полушёпотом. Все жрицы обступили нас кругом и почтительно опустились на колени, склонив к земле головы.

Нас окутал покрывалом неяркий белый свет, и тёплый ветерок защекотал мои ноги. Природа приняла благосклонный вид: небо прояснилось, луна вновь озарила всю округу своим нежным ликом, всё неподвижно смолкло в сонной тишине, закравшись в душу сладким умиротворением. Все тревоги разом отпустили сердце. Мне, сидевшей в объятиях Фудзико, неожиданно стало легко и спокойно. Словно все испытания, свалившиеся на плечи, были преодолимы. Я хотела горячо возненавидеть Фудзико и вылить на неё всю свою горечь, но злоба мистически иссякла во мне. С губ богини неоднократно срывались в полушёпоте добрые слова, сопровождаемые материнскими поглаживаниями. Всё медленно меркло в заботливой пелене, окутывающей меня тёплым одеялом. Я понимала, что просыпалась и возвращалась туда, где ждали меня родные люди.