Сновидения

Часть 8 «Бегство» [конец № 1 части]

Дни тянулись один за другим, липкой паутиной переплетаясь в унылую композицию, от которой и ветер крепчал, и тучи сгущались на небе, и душа холодела. Лавандовый проводник я отыскала сразу, как проснулась, и спрятала в самом дальнем, потайном уголке квартиры — не хватило воли его выбросить и навсегда похоронить всё то, что связывало меня с грёзами. Стоило подумать о том, как милый Кёджуро больше мне не улыбнётся, руки дрожали, сердце мучительно сжималось, а душа проливала горькие слёзы.

— Когда я была совсем крохой, моя маменька говорила, что глициния защищает людей от злых духов, — ласково бормотала старушка Микото, смахнув морщинистой рукой со стола невидимые пылинки. — Да и, ах, какой чудесный запах! Букет такой ароматный! — она с ностальгической любовью осмотрела аккуратно срезанные веточки глицинии.

— Вкусно пахнет. — Я отхлебнула травяного чая с липой и вгрызлась в крендель. — Но их запах мне нравится больше. — И указала пальцем на горку маковых булочек.

Таинственный мальчишка оказался прав — проводник вытягивал из меня всю энергию. Стоило убрать его, как вернулись аппетит и бодрость, да глаза заискрились жизнью и светом — о последнем говорила Микото. Правда, если и была я свежа и бодра на лицо, то глубоко внутри всё кровоточило и изнывало с тоскливым воем. Я скучала по Кёджуро, думала о Санеми — как они поживали? Что с ними происходило в сновидениях, возможно, по ту сторону — в родных мирах, если таковые существовали? Ещё пару раз, засыпая, мне удавалось наткнуться на двери — они сладко манили, переливались золотистым светом, зазывали к себе загадочной песней. Но как бы мне ни хотелось, приблизиться я не посмела, но и развернуться и уйти духу не хватило. Так и оставалась наблюдать за мечтой, до которой было рукой подать, ощущая, как внутри рушились добрые и светлые замки. После последних не осталось ни руин, ни следов человечества — только зловонное и горькое одиночество, сковавшее меня цепями. Такими же холодными, как несправедливая реальность, в которую меня невольно окунули с головой. Хотелось на короткий миг развернуться, позабыть обо всех ненастьях и кинуться в объятия сладостных грёз, которые только этого и добивались, хищно выжидая.

— Дорогая… — раздался скрипучий голос. — Что тебя беспокоит? Я же вижу, как твоё маленькое сердечко мучается, — успокаивающе заговорила ласковый цветочек — старушка Микото. В такие моменты её речи были похожи на ромашковый чай с ложкой варенья из одуванчиков — тёплые и родные. Она осторожно погладила меня по голове своей маленькой, иссушенной ладонью — и когда моя сердечная старушка стала такой крохотной? Её пальцы слабо дрожали, и я понимала, что далеко не от волнения. Мне не нужно было видеть, чтобы осознать, как Микото стремительно слабела, словно нечто иное вытягивало из неё все жизненные силы.

— Беспокоит, — сказала правду я и слабо улыбнулась. — Правда, совсем чуть-чуть, — уже слукавила я.

— Хорошо, милая, — заговорила соседка и неожиданно раскашлялась, содрогнувшись всем телом. — Помни, что я всегда буду на твоей стороне, — слабо продолжила она и разом осушила кружку до дна. — Ты мне как родная внученька, я люблю тебя больше всех на свете.

«Микото никогда не болела… — Я поджала губы и отвернулась. — Никогда ещё её руки так не дрожали. Она стала дольше спать и реже высыпаться. Всё чаще дома начали заваривать чай с малиновым вареньем. — Моё лицо помрачнело. — Раньше, когда я серьёзно болела, матушка отпаивала меня этим целительным снадобьем. Говорила, что оно лучшее лекарство от любой хвори. Вот только я сейчас не болела, а Микото никак не прекращала кашлять».

— Спасибо, — заговорила я тихо, и мы обе понимали, что эти слова имели больший смысл, чем могло показаться на самом деле.

Я прикрыла глаза и вдохнула полной грудью мистический аромат лаванды, который никто другой не ощущал. Этот запах, столь дивный и чарующий, ужасом сковывал моё сердце и заставлял думать, что медленно и безвозвратно теряла я свой светлый рассудок.

Присутствие Матери мерещилось повсюду — в любом случайном шорохе, шёпоте ветра за окном и громыхании тревожного неба. Каждую ночь я слёзно молилась и понимала, что бесповоротно становилась безумной. В голове начали появляться мысли, словно написанные чужой рукой, что можно было побыть в сновидениях чуть дольше. Вновь окунуться в манящую иллюзию лучшей жизни. У меня возникло чувство, что как бы я ни пыталась убежать от недобрых грёз, они всё равно меня настигнут. Рано или поздно зловещий рок, волочившийся тенью, толкнёт меня в объятия ледяной могилы.

Для себя я видела одно единственное решение — дать отпор злу, пока оно не уничтожило всё, что было дорого.

«Мать просто так меня не отпустит, — подумала я. — Рано или поздно мне придётся заглянуть страху в глаза, чтобы уберечь себя и тех, кто всегда был рядом. Я не могу всю жизнь находиться в бегах. — Моя ладонь осторожно нашла старушечью руку и чуть сжала её. — Пока я не разберусь с тем, что натворила, Мать продолжит отнимать мою волю к жизни. И, возможно, не только мою…»

Старушка легонько приобняла меня за плечи, ещё не подозревая, что этот разговор мог стать нашим последним.

Этой ночью, засыпая, я уже крепко сжимала в руке проводник с лавандой, готовясь к решающей встрече.

⋇⋆✦⋆⋇

Меня не встретили на боль, ни красочные двери, грёзы радушно распахнули свои хищные лапы, завлекая в свои смертельные объятия. Открыв глаза, я вдохнула свежий, цветочный аромат и уверенно шагнула на ступень невозврата.

«Отступать больше некуда, я уже сделала свой выбор, — я уверенно двинулась вперёд. Передо мной, расстилаясь густыми коврами, тянулись поля незабудок. Небо вечерело, заливаясь розовым и алым, завлекая взор одиноких путников своими сочными красками. Было страшно. Настолько, что хотелось тотчас развернуться и кинуться прочь. Преодолев колючую дрожь во всём теле, я часто задышала, приводя себя в чувства — нельзя было поддаваться боязливым эмоциям. — Если не я, то кто справится со злом?»

Позади зашелестела сухая трава. В звенящей тишине раздались тяжёлые, но осторожные шаги, словно огромный, дикий зверь подкрадывался к своей желанной добыче. Хищник был далеко не солнечным и тёплым, как поцелуй лета, но и не ужасающим и холодным, как ночная вьюга. Хоть шерсть его и была соткана из острых иголок, в груди было горячее и доброе сердце.

Санеми.

— Давно не виделись, — раздался мужской шёпот.

Все возможные страхи разом стихли и перестали ядом отравлять мою душу. Расправив уверенно плечи, я осторожно обернулась, сердце моё заколотилось ещё чаще, и радость от неожиданной встречи мягко окутала нутро.

— Верно… — Светлая улыбка просияла на моём лице. — Ты изменился, — ласково пробормотала я.

Санеми вырос и стал мужчиной. Его лицо огрубело, не осталось привычной детской наивности. Взгляд потяжелел и стал холоднее, на дне которого ещё плескалось привычное задористое чувство, доступное только особенным людям. От Санеми пахло приятной свежестью, как в сосновом лесу после первого осеннего дождя, всё его присутствие будоражило приятную и немного тоскливую ностальгию.

— А ты — нет, — сказал он ласково и без издёвки, вытянув руки вперёд.

Неожиданно на мою голову опустился самодельный венок из незабудок.

— Не думала, что ты цветочные венки плести умеешь, — звонко рассмеялась я, и прежде, чем беспорядочные мысли успели обрести покой в моей голове, огрубевшие ладони Санеми легли на мои щёки — настолько бережно и осторожно, словно касались драгоценности. Он притянул меня к себе чуть ближе, овладев всем вниманием, и я почувствовала, как волнение вновь растеклось по всему телу. Только не трепетное и горячее, лишающее почвы и бегущее мелкой дрожью по нежной коже, а совершенно иное, из-за чего смущение прилипало к щекам, а по затылку бежал холод.

— Если бы ты не пропадала, то знала обо мне намного больше. — Его лицо оставалось бесстрастным, когда в глазах плескались странные, неведомые чувства. Я отвела взгляд первой — мои губы невольно скривились. Липкое, непонятное ощущение поселилось в груди, вызвав волну негодования. Неприятны мне были такие касания — столь близкие, немного интимные!

— Прости. — Моя хрупкая ладонь легла на запястье мужчины, и кончики его пальцев едва ощутимо дрогнули. Санеми поспешил отстраниться, и я слабо улыбнулась. Со стороны могло показаться, что образ мужчины был соткан изо льда, а в груди душа и сердце давно окаменели. Но если бы я приблизилась чуть ближе, то почувствовала, как горячо и громко громыхало последнее.

«Ты такой чудной, Санеми. Тот ещё кактус», — подумала я и едва слышно хохотнула. Теперь, когда я знала ответы на многие вопросы, взглянула на мужчину совершенно иначе — более осмысленно и открыто, как на живого человека из крови и плоти. Хотелось спросить у самой себя, как бы всё сложилось, если бы я и Санеми встретились иначе — при других обстоятельствах. Однако, все эти рассуждения нагоняли болезненные мысли, поэтому я поспешила отвлечься и спрятать все свои горькие чувства глубоко в сердце.

Санеми неожиданно тепло улыбнулся, ощутив моё настроение.

— Красивые цветы, они мне нравятся. — Он решил отвлечь меня и сорвал с венка незабудку, покрутив в своих пальцах. — Посмотри. — Кивнул мне за спину, и я обернулась, с любовью оглядев дерево глицинии.

— Говорят, что она оберегает от злых духов. — прошептала я на грани слышимости. Мне припомнились слова старушки.

— Ты близка к истине. — Мы приблизились к пахучему дереву и спрятались в объятиях его плакучих ветвей.

Я и Санеми негромко заговорили и без резких нот, но с присущей жадностью, омываемой потоком торопливых мыслей. Неожиданно в мою душу закралось чувство, словно Санеми понимал всё на свете — и меня, и мои чувства, и то, что наша встреча могла оказаться последней. На какой-то короткий миг подумалось, что это была его суперсила — заглядывать через приоткрытые двери в чужие души. Но был ли Санеми счастлив, владея такой способностью? Ответ мог дать только сам мужчина. Однако, не об этом шла речь, самое важное — наши разговоры, а они были о многом и одновременно ни о чём. Знаете ли, это было бесценно.

Словно и не пролетели те года для Санеми.

Словно и не знала я про игры сновидений.

И недобрых обитателей.

Тело пробило морозной дрожью, и я сначала не придала этому значение, но напряжённый взгляд Санеми заставил меня поменять ход своих мыслей. Левой рукой мужчина притянул меня к себе, резко и властно, словно и не было ласковой бережливости ранее. Мы оказались слишком близко друг к другу — непростительно близко. Его кровь неистово бурлила, жар, исходящий от тела, на мгновение разрумянил мои лоб и щёки, и на короткий миг я задержала дыхание.

— Молчи и не двигайся, — рвано шепнул он, и горячий выдох коснулся моего уха.

Я подчинилась — интуиция настойчиво шептала слушаться. Пролетело мучительно долгое мгновение, и по моим ногам колко ударил морозный ветер, из-за чего я разом съёжилась в объятиях Санеми и прижалась сильнее. Мужчина вздрогнул то ли от холода, то ли от иных необъяснимых чувств, прижал меня к себе горячее и крепче — хотя, куда ещё крепче? Я уткнулась носом в его часто вздымающуюся грудь. Большим пальцем руки, массируя, мужчина очертил вдоль моего позвоночника незамысловатый узор, попытавшись таким жестом растопить тревоги и волнения. Только последние разрастались и становились яростнее с каждым тяжёлым вздохом. Было в касаниях Санеми нечто новое и инородное, отвергаемое мною — хотелось убежать, только бы не чувствовать на коже чужое дыхание. Однако, сейчас было не лучшее время для препираний — поэтому, не шевелясь, я смиренно молчала.

Если бы я обернулась, то увидела, как цветочные поля разом побелели покрывалом снега, и только меня и Санеми, прячущихся под глицинией, напасть обошла стороной. Вдалеке качалась худая женская фигура, настолько тощая, словно была готова сломаться в любой момент от дуновения ветра. Нечто горько завывало жуткой песней, хваталось за лицо и плечи и всё смотрело на нас двоих, не посмев приблизиться к опасным ветвям глицинии. Нарастала вьюга, как и бурные чувства в моём сердце. Стремительно холодели руки и ноги, и на короткий миг я подумала, что могла в любой момент закаменеть.

«Вот бы всё закончилось, вот бы всё закончилось!» — молилась слёзно я, прижимаясь покрепче к морозной груди Санеми. Неожиданно всё действительно прекратилось — разом, как и началось: вьюга перешла на шёпот ветра, а тот и вовсе одиноко стих. Мужские руки неспешно разомкнули крепкие объятия, я сделала шаг назад, с опаской опрокинув голову, и затряслась от ужаса. В моём горле застрял звонкий крик, и венок из незабудок бесшумно упал на землю. Я зажала рот ладонью и посмотрела на спутника, которого не обошла напасть стороной — за короткий миг мужчина обратился в ледяную статую. Я едва ли не расплакалась от горечи и обиды. Осторожно поднесла к ледяному лицу ладонь и провела ею по мужской щеке, пытаясь навсегда запечатлеть в памяти родные черты.

— Надеюсь, по ту сторону мира грёз ты счастлив. — Я улыбнулась и нежно погладила мужчину по волосам. — Я верю, что ты где-то там. Поэтому… ещё увидимся. Если не в этой, значит, в другой жизни, Санеми, — шепнула я. — Спасибо тебе, — тишину всколыхнул внезапный звон колокольчиков, раздавшийся из глубины лесной чащи, возникнувшей позади меня из ниоткуда. Ещё какое-то мгновение я смотрела на Санеми, принимая внутри себя важное решение, а потом развернулась и стремительно последовала на звук. Я уже знала, кто меня звал.

«На удачу… — раздалась случайная мысль в голове, и я незаметно отломила веточку глицинии, спрятав в широких рукавах кимоно. Под ногами хрустели остатки белоснежного снега, которые стремительно таяли и чернели под влиянием магии грёз. — Я справлюсь, у меня всё получится! — думала я и постепенно погружалась во тьму, следуя за смертельной мелодией колокольчиков. — Скоро всё закончится… — В сознании всколыхнулся родной образ Кёджуро, и я сморщилась из-за острого приступа душевной боли».

Долго идти мне не пришлось: тьма начала стремительно растворяться в лунном свете, вокруг хороводом выросли высокие и могучие сосны, хищно раскинув в стороны ветви. На короткий миг мне подумалось, что тени позади всколыхнулись, словно живые, но я быстро отбросила эти мысли. Я вышла на поляну, истоптанную чьими-то копытами. В редкой жухлой траве были лихорадочно раскинуты черепа и кости животных. Я сделала рваный вдох и сразу сморщилась из-за сладостного и приторного запаха, внутри меня всё стремительно сжалось и разом заныло.

— Ах, моя дорогая Мэй! — словно отовсюду раздался знакомый женский голос и звонкий стук чужих зубов, и я с ужасом осознала, что унять дрожь в коленях никак не получалось. — Я по тебе скучала! — В центре поляны образовался сгусток тьмы, из которого начал вырисовываться знакомый женский силуэт.

— Да, нам есть что обсудить. — Я напряжённо натянулась как тетива. — Сегодня ты оставишь меня в покое.

Мать рассмеялась.

— Моя дорогая, но это невозможно, — певчим голосом протянула она, и её алые губы сладостно задрожали, словно у нетерпеливого ребёнка, который выпрашивал у родителя конфету. — Неужели ты думаешь, что я так просто отпущу тебя? — Несмотря на нежную улыбку, во взгляде её полыхало пламя. — Разве я не выполнила твоё самое заветное желание? Больше всего на свете ты хотела, чтобы в твоей жизни появился, наконец, тот, кто сможет принять тебя такой, какая ты есть, и искренне полюбить! Я даровала тебе столько возможностей! — Притворно зевнула она и обвела мою фигуру высокомерным взглядом.

— Скажи же, чего я так сильно жаждала? — зашептала я, и мои уста едва заметно скривились. — Расскажи мне о благе, за которое я должна отдать справедливую плату.

«Ну же! Скажи это вслух. Скажи-скажи-скажи!» — лихорадочно думала я.

— Любящее сердце! — раздражённо воскликнула Мать. — В твоей жизни должно было впервые появиться любящее сердце! — Вскипала от нетерпения она. — Чего ты добиваешься, девчонка? Свою часть сделки я выполнила с достоинством! Пришло время платить по счетам, моя милая Мэй! — не унималась она и шагнула в мою сторону.

«Впервые появиться любящее сердце… — Я взглянула на дьяволицу исподлобья. — Не знаю, кто и как собирал для тебя информацию обо мне, но он явно обманулся моими ошибочными воспоминаниям, — Невольно улыбнулась. — Ведь любящие сердца всегда были рядом со мной, но ни я, ни ты, Мать, не смогли это осознать вовремя. Большую часть своей жизни я нагло принимала родное тепло близких за должное и продолжала искать доброту на стороне».

— С самого начала ты не могла исполнить моё желание, Мать, — неожиданно твёрдо отозвалась я, и впервые на лице существа отразилось неподдельное непонимание. — Любящие сердца были рядом со мной до твоего появления.

Но она проигнорировала мои слова:

— Просто признай, что я исполнила твоё желание! — страшно зарычала дьяволица.

«Неужто Матери так нужно моё признание? Была бы у неё возможность, она бы сразу забрала всё, что ей требовалось», — сомневалась я. Тревожная мысль запутывалась нитями, а те скатывались массивным клубком у меня в голове. Добрые образы Микото и всех родных, что когда-то были рядом, придали мне сил, и я храбро посмотрела в глаза Матери.

Неожиданный гнев сверкнул и вспыхнул на лице дьяволицы, она громко скрипнула зубами и растеряла остатки своего спокойствия.

— Первый или последний, меня это не волнует! — взревела она. — Заплати сполна! — Сгущались мраком тучи в её бездонном взгляде. Спасительный лунный свет померк, окинула наши силуэты пугающая тень, и я с тревогой коснулась ветки глицинии в своём рукаве. — Ты обязана признать… — С громким хрустом склонила голову Мать, её плечи и лицо заострились, а руки начали сереть и стремительно вытягиваться к земле. — Признать, что я сделала тебя счастливой! Выполнила желание! — Безумно улыбнулась дьяволица.

В один прыжок она преодолела расстояние между нами, и я отчаянно замахнулась веткой глицинии, хлестнув ею по лицу Матери, кожа её вмиг покраснела и покрылась уродливыми волдырями. Дьяволица вскрикнула в приступе боли, зашипела и схватилась за поражённые участки кожи. Мать широко раскрыла пасть, обнажив ряд гнилых зубов, и вновь начала лопотать, брызжа зловонной слюной. На этот раз я напала первой: кинулась в объятия демона, решительно сжала ветку глицинии и хлестнула ею по лицу Матери. Последняя мучительно заскулила и попятилась назад, приобретая свой истинный уродливый облик: чёрные, густые волосы поседели, как у старухи, растрепались и спутались. Белая гладкая кожа погрубела и потемнела, покрывшись глубокими морщинами и рваными ранами. Дьяволица ссутулилась, словно несла на своих плечах тяжёлый груз, и посмотрела на меня с жутким, мистическим блеском во взгляде. Она неожиданно состарилась, словно сами грёзы вытянули из неё все жизненные силы, но всё ещё оставалась быстрой и проворной, пытаясь подступиться ко мне на полусогнутых тощих ножках.

«У меня не получится отбиваться вечность! — подумала я и крепче сжала веточку глицинии обеими руками. — Я не знаю, когда она вновь обретёт свои силы».

— Наш контракт расторгнут, ты не выполнила часть своей сделки! — твёрдо воскликнула я, и Мать вмиг сжалась, будто от удара, скривилась и вскрикнула нечеловеческим голосом. — Рядом со мной уже было любящее сердце! — продолжила я, кинулась в сторону дьяволицы и со всего размаху вонзила ветку глицинии в её глаз. Недоброе существо завизжало ещё громче, и я испуганно отшатнулась в сторону.

— Думаешь, что так легко уйдёшь от меня? — низко зарычала она и осела на колени. — Помни, что как бы ты ни пыталась, но мир грёз тебя достанет! — Дьяволица захотела выдернуть глицинию из своей плоти, но как бы она ни пыталась, ничего не получалось. Её тело стремительно плавилось и таяло, словно восковая свеча от язычков пламени. Она протянула руку в мою сторону, но тотчас лишилась всех пальцев рук, которые отклеились от чахнущего тела, теряющего свою форму.

— Ещё посмотрим. — Я какое-то время смотрела на неё немигающими глазами, а потом развернулась спиной и убежала стремительно прочь в объятия леса.

— Вот увидишь, моя милая Мэй! — кричала мне в спину дьяволица. — Мы с тобой обязательно встретимся! — и разразилась безумным смехом, а вместе с ней и таинственные тени мрачного леса.

«Быстрее, нужно бежать, спасаться! — Шаг за шагом я отдалялась от Матери.

Голос её, звериный и дикий, постепенно таял и растворялся в глубине чащи. В какой-то момент наступила глубокая тишина, и звуки леса стали редкими и случайными. Моё лицо обдало жаром, и я с трудом остановилась, приходя в чувства. Ночная прохлада прошлась по рукам и ногам ласковым касанием, силы постепенно покидали меня, и я ослабевала, как и яростный настрой, бушующий в сердце. Время тянулось мучительной вечностью, лес уже казался бесконечным и необъятным.

«Быть может, мне не удалось сбежать от Матери, а всё это — только очередная игра коварных сновидений?» — подумала я и зябко поёжилась.

Неожиданно ветви деревьев зашелестели, словно от мягкого дуновения ветерка, и до меня донёсся знакомый голос, от которого в груди болезненно защемило сердце:

— Ты была такой храброй.

Я задышала чуть чаще, судорожно вглядываясь во тьму.

— Мама? — заговорила с дрожью, не поверив в происходящее. Голос из прошлого, который вызывал во мне бурю любви и боли, окутал с ног до головы и взбудоражил череду давно забытых воспоминаний. — Это ты?

Звонко зашуршали листья кустов и деревьев.

— Мне так жаль, родная. Жаль, что тебе пришлось пройти через всё это, — с тоской шептала мама.

«Как же мне тебя не хватало, мама! Как же я хотела обнять тебя и сказать все добрые слова, которые копились годами без тебя! — подумала я и ощутила, как жгучие слёзы разом обожгли щёки. — Но почему ты пришла ко мне только сейчас… — догадывалась я. Горестное осознание ледяной волной закралось в сердце».

— Ты учила меня, что призраки прошлого стучатся в мир живых не просто так, — осторожно заговорила я в неизвестность, ощутив, как стремительно потяжелел ночной воздух. — Зачем ты пришла ко мне? — Материнский голос на мгновение смолк, и я скорее почувствовала, чем увидела, как зорко всмотрелась в меня зловещая, неподвижная тьма — она словно молчала и ждала сигнального момента. Только для чего? В глубокой ночи мне начали мерещиться коварные призраки грёз, притаившиеся бесшумно на ветвях деревьев. Минуту ничего не происходило, и ожидание мучительно вцепилось в мою шею клыками, я резко обняла себя за плечи и с трудом уняла в себе нарастающий ужас. Раздался оглушающий треск грома, толкнувший моё сердце забиться ещё чаще, я запрокинула голову и возвела взгляд к тёмно-синему небу, захваченному сверкающими молниями. Стремительно двинулись со всех сторон тучи, всё разом стемнело и стало мрачнее прежнего, усиливая звон тревоги в воздухе. Первые дождевые капли пробились сквозь густую шапку ветвей и приземлились на мои дрожащие плечи.

— На этот раз сновидения забрали слишком много твоих сил, — вновь заговорила матушка вместе с нарастающей бурей.

— О чём ты? — воскликнула я, пытаясь перекричать рёв ветра.

— Если ты проснёшься, то больше никогда не сможешь вернуться к старой жизни, — зловеще свистел её голос. — Она почти опустошила тебя, оставив жалкие горстки сил для вынашивания будущего плода. — В груди меня закрутилось страшное чувство, зашевелилось и сжалось, болезненно опускаясь вниз, словно чудовище поселилось внутри меня и передвигалось своими длинными и острыми, как иглы, лапами. — Мать ни за что не оставит тебя и сделает всё, чтобы перезаключить контракт.

Я едва не расплакалась.

— Почему она никак не отстанет! — отчаянный вскрик сорвался с моих уст и тотчас утонул в жутком вое ночи. — За что именно мы? Если Мать настолько сильна, то без труда овладеет кем-то другим! — продолжала я, охваченная горьким чувством беспомощности.

Ветер на короткий миг стих, а после затрещал с большей силой.

— Моя милая, несчастная девочка, Мать не всемогущая, далеко не с каждым родом ей под силу заключить сделку, — протянула мама в печальной, усыпляющей песне. — Наша кровь пропитана духом жриц, именно поэтому мы так ценны для дьяволицы.

«Жрицы? — Я крепко стиснула зубы и накрыла лицо охладевшими ладонями. — Ничего не понимаю, совсем ничего не понимаю! Что же мне делать…»

Всё вокруг было холодно, черно и беспощадно ко мне. Я обессиленно упала на колени и закричала, как человек, у которого разом отняли всю волю к жизни.

— Ни тебе, ни мне сейчас не под силу одолеть Мать. — Раздался тяжёлый вздох, и буря разом стихла, пришла одинокая, пугающая тишина, от которой у меня морозом сковало тело. — Без духовного ритуал не завершится, — отозвалась матушка странным голосом, и я резко запрокинула голову. — Мне не следовало обрекать тебя на такую незавидную судьбу. И это единственное, с чем я могу помочь тебе, — перешла она на таинственный шёпот. Я разом ослабела и обмякла, в лицо задышала ночь приятным теплом и душистой сыростью. В чёрном небе заискрились долгожданные звёзды — тысяча ярких огней озарила бескрайнее полотно, всё вокруг вмиг показалось загадочным и одновременно приятным, пугающим меня своим неожиданно новым и радушным приёмом.

— О чём ты говоришь? — тихо спросила я, окружённая со всех сторон крепостью молчаливых деревьев, и мне на короткий миг почудилось, что тьма леса ласково улыбнулась. Понемногу, незаметно, всё вокруг начало исчезать одинокой дымке. Я поддалась чуть вперёд и отчаянно вскрикнула из последних сил, которые только были. — Прошу, не уходи! — Сонливость уже начала тихо одолевать меня. Я испуганно заморгала, противясь знакомому чувству.

— Проживи новую жизнь с честью и достоинством… — пробился нежный мамин голос сквозь наваждение, сломившее меня. Голос её таял и нежно утихал, как слабое пламя догорающей свечи. — Будь храброй, девочка моя. — Тёплый ветерок коснулся моих щёк и закрался в душу добрым, тёплым чувством, я против воли прикрыла глаза и низко склонила голову. — Помни, что все мы всегда любили тебя, — раздался шёпот у самого уха. Я хотела ответить, но из уст слетело только слабое и невнятное бормотание. Мир грёз стремительно выталкивал меня из своих крепких, смертельных объятий в пугающую неизвестность.

⋇⋆✦⋆⋇

Когда я пришла в себя, то осознала три вещи.

Первое — я была не в мире грёз. Людские крики с разнородными голосами и интонациями, тяжёлое грохотание, топот чьих-то тяжёлых ног, звонкий шум ветра, заливистые и истеричные смешки — все эти звуки сливались в однородную, нечитаемую массу, из которой вырывались изредка слышимые, внятные речи.

Второе — мне было нестерпимо больно. Тело жгло пламенем, руки и ноги хлестало болью, словно от удара железной проволокой. По вискам и шее неслась горячая кровь, я вся окаменела разом и сжалась, ощутив себя беспомощной и крохотной. Сердце нещадно колотилось в груди, рвалось на волю и разрывалось мучительной болью. Я с трудом приоткрыла глаза и с громким хрипом перекатилась на бок, неверующе заморгала и на короткий миг вновь прикрыла глаза. После — вновь открыла их и с тревогой в сердце начала всматриваться в мелькающие образы, видя абсолютно ярко и отчётливо. Я задрожала и испуганно что-то забормотала невнятным голосом, кажущимся абсолютно чужим.

Что касалось третьего…

— Ещё одна гражданская! — раздался громкий мужской вскрик. Первая безумная секунда, кажущаяся вечностью — я задержала дыхание, позабыв, как дышать. Вторая — я начала задыхаться, жадно втягивая носом воздух. — Она ранена! Ей нужна помощь!

«Не может быть, не может быть, неужели я снова сплю?» — лихорадочно рассуждала я и горько расплакалась.

Родные тёплые руки ласково коснулись моих щёк, и я ощутила, как в воздухе скользнул знакомый аромат лаванды и мёда. Мои глаза расширились, когда я в изумлении взглянула на человека, к которому так отчаянно тянулось моё сердце. Слегка приподняв мою голову, Кёджуро бесшумно склонился надо мной и начал что-то судорожно говорить, успокаивающе похлопывая по плечу — но я не слушала. Только смотрела на него с восторженной любовью — на близкого и родного человека, от вида которого замирало сердце. Мой взгляд помутнел от тяжести эмоций, по щекам, пылающим жаром, катились слёзы — от облегчения, радости и чувства долгожданного воссоединения. Уши заложило ватой, и все звуки разом стали слабыми и бесконечно далёкими. Кёджуро взглянул на меня с тревогой и заговорил что-то громче странным голосом, в ответ я только улыбнулась с нескрываемой нежностью и с трудом приподняла ослабевшую, тоненькую ручку.

— Наконец-то мы встретились, Кёджуро… — нежно прошептала я и приложила ладонь к его щеке, стремительно проваливаясь в объятия одинокой тьмы. Кёджуро вздрогнул, а я вместе с ним, завидев в его глазах странное чувство, от которого у меня в страхе кольнуло сердце — неподдельное удивление, словно наша встреча для мужчины была первой.