Собака от носа до хвоста

Заключение Я и моя собака

Я перебираю ее фотографии, на которых невозможно рассмотреть глаза на фоне темной шерсти. В существовании Пумперникель всегда было нечто загадочное. Мне так и не удалось понять, каково это — быть собакой. Пумперникель никогда не признавалась в этом открыто и хранила тайну. Но я чувствую себя польщенной: мне дозволили переступить черту.

Пумперникель вошла в мою жизнь в августе 1990 года. Мы проводили вместе почти каждый день вплоть до ее смерти в ноябре 2006 года. Она до сих пор в моих мыслях.

Пумперникель изумляла; я и не предполагала, что собаке удастся настолько меня изменить. Мне, правда, очень быстро стало ясно, что понятие «собака» отражает далеко не все грани ее характера и не вполне описывает радость от знакомства с ней. Вскоре я начала испытывать радость от одного лишь общества Пумперникель и гордилась, наблюдая за ней. Она была энергичной, терпеливой, упорной и добродушной — и все это одновременно. Она не сомневалась в своей правоте, но охотно постигала новое (например, интересовалась кошками — хотя те не проявляли ни малейшего любопытства). Пумперникель была исполнена жизни, отзывчива и весела.

Я не рассматривала Пумперникель как подопытное существо. Тем не менее я брала ее с собой, когда отправлялась наблюдать за другими собаками. Она нередко служила мне пропуском на собачьи площадки — туда, где к человеку без собаки одинаково подозрительно относятся и псы, и их хозяева. Пумперникель присутствует на многих видеозаписях собачьих игр. Она то появляется в кадре, то исчезает: я следила не за ней, а за ее ничего не подозревающими партнерами. Я жалею, что, ведя съемку, игнорировала Пумперникель. Хотя я запечатлела желаемое и после тщательного анализа записей социального взаимодействия у собак смогла раскрыть их некоторые удивительные способности, сейчас мне недостает впечатлений о моей собаке.

Подозреваю, что всякий хозяин согласится со мной в том, что его собака уникальна. Здравый смысл твердит, что не каждая собака является неповторимой, иначе неповторимость стала бы заурядной чертой. Но те, кто так говорит, ошибаются: уникальна история жизни, которую пишет владелец собаки в соавторстве со своим питомцем; уникально знание человека о его собаке. Я — не исключение. Бихевиористский подход к собакам основан исключительно на точке зрения хозяина — на опыте, который он почерпнул из общения с собакой.

Состарившись, Пумперникель похудела и поседела. Во время прогулок она то и дело останавливалась отдохнуть. Я видела ее разочарование, смирение, отвергнутые влечения, раздумья, самоконтроль и, наконец, умиротворение. Но когда я смотрела ей в глаза, Пумперникель снова становилась безымянным щенком, который некогда позволил мне надеть на него слишком большой ошейник и отвести домой — за тридцать кварталов от собачьего приюта. С тех пор мы преодолели вместе тысячи миль.

Потеряв Пумперникель, я встретила Финнегана. Теперь я представить не могу жизни без этого длинноногого похитителя мячей, любителя поспать у меня на коленях. Финнеган совершенно не похож на Пумперникель. Тем не менее знание, почерпнутое у нее, бесконечно обогатило мою жизнь с Финнеганом.

Пумперникель подняла голову и повернулась ко мне. Ее нос был темным и влажным, взгляд — невозмутимым. Она начала вылизывать передние лапы, задевая пол языком и брякая ошейником. Уши, прижатые к голове, слегка напоминали увядшие листья. Пальцы на передних лапах у Пумперникель были слегка раздвинуты; она согнула их, будто готовясь вскочить. Но она не вскочила. Она лениво зевнула. Потом опустила голову между лап, шумно выдохнула и закрыла глаза.