Собака от носа до хвоста

Нюх

Утро. Пумперникель забредает в гостиную, когда я накладываю ей корм. Она выглядит сонной, но нос у нее начеку, и она поводит им из стороны в сторону, будто делает зарядку. Пумперникель тянет морду к еде, не двигая телом, и принюхивается. Смотрит на меня. Снова нюхает. Выносит решение. Пятится от миски и обнюхивает мою руку — усы щекочут, мокрый нос обследует ладонь. Мы идем гулять, и нос Пумперникель виртуозно собирает запахи улицы.

Обычно мы не обращаем внимания на запахи. Органы обоняния в сравнении с органами зрения поставляют небольшую долю получаемой нами за день сенсорной информации. Комната, в которой я нахожусь, представляет собой фантасмагорическую смесь цветов, поверхностей, движения, теней и света. Ну, если я принюхаюсь, то смогу услышать запах стоящего рядом кофе и, может быть, новой книги — но только если суну нос между страниц.

Мы редко обращаем внимание на запахи, а если и замечаем их, то лишь потому, что они приятны или неприятны нам. Они редко становятся просто источником информации. Одни запахи мы считаем привлекательными, другие отпугивающими, некоторые остаются нейтральными (так бывает со зрительными ощущениями). Мы наслаждаемся запахом — или избегаем его. Мой мир кажется лишенным запахов, хотя это, разумеется, не так. Наше слабое обоняние несомненно ограничивает наше желание узнать больше о том, как пахнет мир. Ученые уже сделали достаточно, чтобы внушить нам зависть к животным с хорошим обонянием, в том числе к собакам. Мы видим мир, а собаки его чуют. Вселенная собаки похожа на слоеный пирог из запахов. И она ничуть не беднее нашего мира зрительных образов.

Пумперникель внимательно нюхает, погрузив нос в траву, обследуя землю и даже не отрываясь, чтобы передохнуть; она изучает протянутую руку; будит меня, щекоча усами; высоко поднимает морду, пытаясь уловить далекий запах. За этим следует легкий чих, как будто Пумперникель прочищает ноздри от случайно попавших туда молекул запаха.

Собаки изучают объекты внешнего мира, не щупая или рассматривая их, как это делают люди. Они не указывают на вещи и не просят других сделать что-либо с вещью, как мы. Вместо этого собаки идут прямо к незнакомому объекту, вытягивают морду и хорошенько обнюхивают его. Обоняние у большинства пород удивительно тонкое. Собака вытягивает морду, чтобы обследовать незнакомца, прежде чем она успеет подбежать к нему. Собачий нос — отнюдь не украшение морды, а во всех смыслах выдающаяся ее часть. Наука подтверждает: собака — «обонятельное» животное.

Нюх для собаки — важное средство постижения мира, нечто вроде линии передачи, по которой молекулы пахучих веществ стремятся к обонятельным рецепторам, находящимся в носовой полости. Обнюхивание — это дыхание, но очень активное, в виде коротких и резких втягиваний воздуха в нос. Это делают все — например, чтобы прочистить нос или почуять запах готовящегося обеда. Люди иногда делают это эмоционально, со значением — чтобы выразить пренебрежение, презрение, удивление или поставить «точку» в конце предложения. Животные нюхают, чтобы узнать что-либо о мире. Слоны поднимают хоботы в воздух, будто перископы, черепахи медленно раздувают ноздри, игрунковые обезьяны водят носом. Этологи, наблюдающие за животными, обязательно принимают это во внимание, поскольку подобные действия могут обозначать половое влечение, голод, агрессию и так далее. Животное зачисляют в разряд «нюхающих», если оно подводит нос близко к земле или предмету, но не касается их, — или же подносит предмет к носу, однако опять-таки не касается его. Предполагается, что так животное делает сильный вдох, хотя ученым не всегда удается подобраться достаточно близко, чтобы заметить движение ноздрей.

Очень немногие исследователи интересовались тем, что происходит во время обнюхивания. Но недавно ученым удалось запечатлеть при помощи специального фотографического метода движение струи воздуха и выяснить, когда и как собаки принюхиваются. Они обнаружили, что нюхание — это не однократный (и не простой) вдох. Оно начинается с того, что ноздри напрягаются, позволяя любому растворенному в воздухе веществу проникнуть в нос. Но воздух, который уже есть в носу, нужно куда-то девать. Ноздри проталкивают воздух либо глубже в нос, либо наружу — через щели по бокам носа. Таким образом, новой порции воздуха не нужно бороться за доступ к рецепторам с воздухом, который уже находится в носу. Вот почему это необычно — выдох, создав движение воздуха, помогает вдохнуть большее количество растворенного в воздухе вещества.

Человеческое нюхание куда более неуклюже: вдохнуть через одну ноздрю и выдохнуть через нее же. Если мы хотим принюхаться получше, нам приходится дышать учащенно. У собак естественным образом возникают при выдохе воздушные потоки, которые ускоряют вдыхание. Таким образом, выдох помогает им чуять. Посмотрите, как поднимается облачко пыли, когда собака исследует носом землю.

Поскольку многие запахи кажутся нам отвратительными, мы должны быть благодарны природе за то, что наша обонятельная (ольфакторная) сенсорная система приспосабливается к среде; если оставаться на одном месте, со временем интенсивность запаха уменьшается, и в конце концов мы вообще перестаем его ощущать. Запах утреннего кофе великолепен, но он очень скоро исчезнет. Запах какой-то гнили под крыльцом мы тоже перестанем ощущать через несколько минут. Собачий метод познания мира позволяет животным не привыкать к запаху: они постоянно освежают картину.

Я открываю окно в машине со стороны Пумперникель, чтобы в щель пролезла собачья голова, но не более: помню, как однажды она выскочила в открытое окно за белкой, мелькнувшей на обочине. Пумперникель опирается на подлокотник и высовывает морду из машины. Она крепко зажмуривается, ее обдувает ночной ветер, нос выставлен вперед…

Как только воздух втянут, его обрабатывает ткань носовой полости. У большинства чистокровных собак и почти у всех дворняг морда длинная, а носы представляют собой лабиринты каналов, выстланных обонятельным эпителием. Как и у людей, он предназначен для того, чтобы «встречать» воздух, несущий молекулы воздуха, которые могут быть восприняты как запах. Любой объект, с которым мы сталкиваемся, окружен облаком молекул: спелый персик на столе, ботинки, которые мы сбрасываем у порога, дверная ручка. Ткань полости носа сплошь покрыта крошечными рецепторами, каждый из которых снабжен чувствительными ресничками, улавливающими молекулы определенной формы. В человеческом носу около 6 миллионов рецепторов, в носу овчарки — более 200 миллионов, а бигля — более 300 миллионов. У собак больше генов, отвечающих за работу обонятельных рецепторов, и больше разновидностей клеток, способных определять различные запахи. Разница в восприятии очень показательна: чтобы различить те или иные летучие молекулы на дверной ручке, за дело берутся не отдельные рецепторы, а группы рецепторов, снабжающие мозг информацией. Только когда сигнал достигает мозга, он идентифицируется как запах; человек в этом случае может отозваться: «Ага, я что-то чую!».

Чаще всего, впрочем, мы не чувствуем запах — в отличие, например, от бигля. Считается, что его обоняние в миллионы раз лучше нашего. По сравнению с собаками мы, можно сказать, вовсе лишены обоняния. Мы почувствуем, что в нашем кофе размешали ложечку сахара. Собака почувствует запах того же количества сахара, растворенного в миллионе галлонов воды (объем двух олимпийских плавательных бассейнов).[19]

На что это похоже? Представьте, что каждый объект визуально воспринимаемого нами мира имеет собственный запах. Каждый розовый лепесток может отличаться от других, поскольку его посещали насекомые, оставившие на нем пыльцу разных цветов. То, что на наш взгляд просто стебель, на самом деле содержит сведения обо всех, кто некогда брал его в руки. Огромное количество химических меток говорит о том, когда он был сорван. Сгиб листа пахнет, и капля росы на шипе — тоже. В этих деталях отражено время: мы можем заметить, что лепесток сохнет и темнеет, а собака способна учуять разложение и старение. Именно так собака воспринимает розу.

Нос — это кратчайший путь, которым информация достигает мозга. Если зрительные и слуховые сигналы проходят промежуточную «станцию» на пути к коре головного мозга (на высший уровень обработки информации), то обонятельные рецепторы носа соединены напрямую с нервами в обонятельных луковицах. Обонятельные луковицы собачьего мозга составляют около 1/8 его массы — больше, чем размер наших затылочных долей (центра обработки визуальной информации). Но острым обонянием собаки также обязаны специальному органу — вомероназальному, или сошниково-носовому, или Якобсонову органу.

Вомероназальный орган, впервые обнаруженный у рептилий, представляет собой особый мешочек надо ртом или в носу, покрытый группами рецепторов. Рептилии пользуются им, чтобы искать дорогу, пищу и брачных партнеров. Ящерица, которая высовывает язык, чтобы потрогать незнакомый предмет, не пробует его на вкус и не обнюхивает — она передает химическую информацию своему вомероназальному органу. Эти химические вещества — феромоны, выделяемые животными и ощущаемые представителями того же вида; как правило, они вызывают определенную реакцию — например, подготовку к спариванию, или даже изменяют гормональный уровень. Ученые предполагают, что люди чувствуют присутствие феромонов — возможно, также при помощи вомероназального органа.[20]

Вомероназальный орган, разумеется, есть и у собак — он находится над твердым небом, во рту, рядом с носовой перегородкой. В отличие от других животных, у собак обонятельный эпителий покрыт так называемыми ресничками. Феромоны часто присутствуют в жидкости: скажем, моча — прекрасное средство передать информацию представителям противоположного пола (например, о своей готовности спариться). Чтобы почуять феромоны в моче, некоторые млекопитающие притрагиваются к ней и строят как бы презрительную гримасу. Это характерное движение называется «флемен». Животное выглядит в этот момент довольно непривлекательно, хотя оно просто ищет партнера. Флемен, очевидно, помогает направлять молекулы воздуха в вомероназальный орган. Носороги, слоны и другие копытные животные проделывают это регулярно; кошки и летучие мыши — тоже (только выглядит это у них иначе). У людей есть вомероназальный орган, однако флемен нам незнаком, как и собакам. Тем не менее внимательный наблюдатель заметит, насколько часто собаки проявляют живой интерес к моче сородичей. Иногда это заканчивается тем, что… Фу! Перестань немедленно! Да, собаки могут попробовать мочу на вкус, особенно если это моча самки в период течки. Это и есть собачья вариация флемена.

Держать нос здоровым и влажным — еще лучше флемена. Функционированием вомероназального органа, вероятно, объясняется то, что собачьи носы — влажные. У большинства животных, обладающих вомероназальным органом, влажные носы. Летучим ароматным веществам трудно попасть непосредственно в этот орган, поскольку он расположен глубоко внутри морды. Интенсивное втягивание воздуха носом не только позволяет попасть молекулам этих веществ в носовую полость — молекулы также остаются на влажной оболочке носа и попадают в вомероназальный орган по внутренним каналам. Когда собака тычется в вас носом, она «собирает» ваш запах, желая удостовериться, что вы — это действительно вы.

Когда Пумперникель внимательно обнюхивает землю, буквально зарываясь в нее носом, я знаю, что сейчас произойдет. Сначала она поскачет вокруг, вдыхая запах под разными углами, потом бросится вперед, взметнув в воздух пыль. Снова принюхается, полижет землю, тычась в нее носом, — и наконец наступит кульминация: Пумперникель с головой бросится в запах и примется бешено извиваться всем телом.

Что способны почуять обладатели настолько тонкого обоняния? Каким выглядит мир для обладателя такого носа? Давайте начнем с простого: как, с точки зрения собаки, пахнем мы и ее сородичи? Тогда, возможно, мы сумеем понять, вправду ли собаки способны почуять время или уловить «грозы летучий знак».

Люди пахнут. Запах наших подмышек — один из самых сильных запахов, издаваемых млекопитающими; запах изо рта — настоящая какофония ароматов; о запахе гениталий умолчу. В человеческой коже множество потовых и сальных желез, которые выделяют сало и пот, прочно удерживающие запах, присущий только нам. Притрагиваясь к предметам, мы оставляем на них частицы себя — чешуйки кожи с набором бактерий, которые продолжают питаться и избавляться от продуктов своей жизнедеятельности. Это — только наш, «патентованный» запах. Если предмет пористый (скажем, домашний шлепанец) и мы часто прикасаемся к нему (надеваем, берем в руки, перекладываем с места на место), то для обладателя чуткого носа он становится нашим продолжением. Для Пумперникель мой шлепанец — это часть меня. Возможно, вы не считаете его предметом, особенно интересным собаке. Однако всякий, кто после возвращения домой находил ошметки любимых шлепанцев, или, например, тот, кого искали — и нашли — поисковые собаки, думает иначе.

Чтобы вещи начали пахнуть нами, нам даже не нужно прикасаться к ним: перемещаясь, мы оставляем за собой след из чешуек кожи. Воздух вокруг нас пропитан запахом постоянно выделяющегося пота. Еще от нас пахнет, например, тем, что мы сегодня ели, и теми, кого целовали или с кем ссорились. К этой неразберихе примешивается парфюмерный запах. В довершение всего, наша моча во время путешествия по организму впитывает запахи внутренних органов. Следы этой смеси на наших телах и одежде для собаки — источник важнейшей информации. Нас несложно отличить по одному только запаху (и однояйцевых близнецов тоже). Наш аромат остается, даже когда мы уходим: отсюда якобы магические способности поисковых собак. Мы предстаем перед ними в виде облака молекул.

В самом деле, мы для собак — в первую очередь наш запах. Они узнают людей по запаху почти так же, как мы распознаем их по внешнему виду. Новая прическа или оправа очков могут на долю секунды сбить нас с толку. Даже близкий друг может показаться чужим человеком издали или под необычным углом зрения. Точно так же в разных условиях меняется обонятельный образ человека. Появления моей подруги (человека) на собачьей площадке достаточно, чтобы я улыбнулась, — но пройдет секунда, прежде чем моя собака заметит свою товарку. Запахи способны разлагаться и рассеиваться, в отличие от света; вы можете и не уловить запах какого-либо предмета, если ветер дует не в вашу сторону, вдобавок интенсивность запаха уменьшается со временем. Если только моя подруга не попытается нырнуть за дерево, ей будет трудно укрыться от меня. Куда бы ни дул ветер, он не поможет ей спрятаться — однако он может моментально укрыть ее от собаки.

В конце дня, когда мы возвращаемся домой, собаки восторженно приветствуют нас — и принесенный нами букет запахов. Если бы мы явились, позаимствовав у кого-нибудь одеколон, или в чужой одежде, то собака растерялась бы (ведь мы перестали быть самими собой!) — однако естественный запах тела скоро выдаст нас.

Не только собаки ориентируются по запаху. Акулы способны проделать тот же извилистый путь в воде, что и раненая рыба, благодаря не только кровяному следу, но и гормонам, которые добыча оставила за собой. Но собаки уникальны тем, что люди обучают их идти по следам того, кто давно скрылся из виду.

Бладхаунды — одни из лучших «нюхачей». У них больше обонятельных рецепторов (то есть больше носа) и подходящие для этой работы физические признаки. Так, у бладхаундов очень длинные уши. Они не помогают собаке лучше слышать, поскольку прилегают к голове, однако любое движение животного приводит к тому, что уши гонят волну воздуха к носу. Интенсивное слюноотделение — тоже не лишняя черта. Оно нужно, чтобы в вомероназальном органе было достаточно жидкости для исследования. Бассет-хаунды, предположительно выведенные от бладхаундов, представляют собой усовершенствованную версию ищейки: у них непомерно короткие ноги, так что голова собаки находится почти на уровне земли, то есть там, где витают запахи.

Эти собаки, разумеется, обладают отличным обонянием. После дрессировки, в процессе которой собак поощряют за то, что они проявляют интерес к определенным запахам и игнорируют остальные, они могут идти по следу, оставленному даже несколькими днями ранее, и способны определить место, где два человека разошлись.

Для этого нужно не так уж много. Ученые проводили опыт, используя пять чистых предметных стекол, на одном из которых был оставлен отпечаток пальца. Эти стекла убрали в шкаф на разное время — от нескольких часов до трех недель. Затем собакам предложили найти стекло с отпечатком. Если животному это удавалось, оно получало лакомство — достаточно сильная мотивация, чтобы продолжать обнюхивать стекла. Один из псов сделал сотню заходов, ошибившись всего шесть раз. Затем стекла неделю пролежали на крыше здания, подвергаясь прямому воздействию солнца, дождя и ветра. Та же собака дала правильный ответ примерно в половине случаев, так что явно это было не просто везение.

Собаки идут по следу, потому что отмечают даже минимальные изменения запаха. Каждый отпечаток нашей ноги пахнет примерно одинаково. Теоретически, если я пропитаю землю своим запахом, беспорядочно бегая туда-сюда, то собака, которая ориентируется только по запаху, не сможет восстановить траекторию моего движения, а сможет только убедиться, что я была здесь. Тем не менее специально обученные собаки не просто замечают запах, но и чувствуют его изменение. Сила запаха, оставленного бегущим человеком, уменьшается с каждой секундой. За две секунды он оставляет четыре-пять отпечатков ног. Ищейке этого достаточно: она определит направление его движения по запаху первого и последнего следов: каждый отпечаток пахнет сильнее предыдущего. След указывает время.

Таким образом, вместо того чтобы привыкнуть к запаху с течением времени, как это делаем мы, собака постоянно ощущает его «свежим», поскольку ее вомероназальный орган и нос регулярно «меняются ролями». Именно эту способность используют при подготовке собак-спасателей. Ищейки, которые идут по следу преступника, ориентируются на индивидуальный запах, выделяемый кожей (масляная кислота). Для собак это несложно, и впоследствии они могут развить этот навык и различать запахи других жирных кислот. Собака найдет вас, если только вы не одеты в плотный комбинезон из запахонепроницаемого пластика.

Даже если мы не бежим с места преступления и не нуждаемся в спасении, не стоит недооценивать обонятельные способности собак. Собака может не только опознать человека по запаху, но и многое узнать о нем. Она поймет, например, что недавно вы занимались сексом, выкурили сигарету, перекусили или пробежали милю. Эти факты (за исключением, может быть, перекуса) скорее всего не особенно интересны собаке. Однако она способна почуять ваши эмоции.

Родители убеждают детей «не выказывать страх» в присутствии незнакомых собак.[22] Похоже, они и в самом деле чуют наш страх (так же, как тревогу и грусть). Никакой мистики: наш страх имеет запах. Ученые установили, что многие социальные животные, от пчел до оленей, способны улавливать феромоны, выделяемые в состоянии тревоги животным того же вида, и что они реагируют на этот запах. Феромоны выделяются бессознательно и притом различными способами: так, повреждение кожи может вызвать выброс феромонов; также существуют специальные железы, продуцирующие гормоны тревоги. Вдобавок беспокойство, страх и другие эмоции сопровождаются физиологическими изменениями — например, сменой сердечного ритма и частоты дыхания, интенсивным потоотделением и обменом веществ. Детекторы лжи (если считать их хоть отчасти эффективными) регистрируют эти реакции организма. Носы животных чувствительны к ним в той же мере. Лабораторные эксперименты с участием крыс это подтвердили: если одну крысу при помощи электротока научить бояться определенной клетки, другие крысы немедленно учуют ее страх и, не зная вызвавшей его причины, также начнут избегать этой клетки, даже если она ничем не выделяется среди прочих.

Как незнакомый, угрожающего вида пес чует, что мы боимся его? Оказавшись в стрессовой ситуации, мы невольно потеем, и собака получает запаховое «сообщение» — вот первая подсказка. Запах адреналина, который помогает нам подготовиться к бегству от опасности, мы не ощущаем — в отличие от собаки, обладающей превосходным обонянием (вторая подсказка). Из-за ускорения кровообращения химические вещества быстрее поступают к поверхности тела, и кожа их выделяет. Кроме того, собаки отлично «читают» человеческое поведение. Мы иногда угадываем страх, испытываемый другим человеком, по выражению его лица. Наши жесты и походка с точки зрения собаки также достаточно красноречивы.

Таким образом, преступник, удирающий от собаки, обречен. Собаку можно научить слежке, основываясь не только на человеческом запахе как таковом, но и на определенном его типе — например, свежем запахе человека, который спрятался где-то неподалеку, или запахе страха (преступник, убегающий от полицейских, наверняка испуган), злости, раздражения.

Если собака может найти химические следы, которые мы оставляем на ручке двери или на земле, то способна ли она почуять, что мы больны? Скажем, вы подцепили трудную для диагностики болезнь. Вам повезет, если поблизости окажется врач, который знает, что, например, отчетливый запах свежеиспеченного хлеба, исходящий от вас, указывает на брюшной тиф, а кислый запах из легких — на туберкулез. По словам многих врачей, определенные заболевания (в том числе диабет, рак и шизофрения) пахнут определенным образом. Обонянию медиков далеко до собачьего, однако они способны диагностировать болезнь. Впрочем, эксперименты показывают, что диагностику можно сделать еще более точной, если привлечь к обследованию тренированную собаку.

Исследователи научили собак узнавать запах пораженных раком человеческих тканей: собаки получали вознаграждение, когда садились или ложились рядом с этими образцами. Затем ученые собрали «банк запахов» (образцы мочи и молекулы выдыхаемого воздуха) здоровых людей и раковых больных. Результат эксперимента поразителен. Собаки научились определять, кто болен раком, а кто — нет: в ходе эксперимента они ошиблись 14 раз из 1272. Во время другого опыта две собаки почти безошибочно диагностировали меланому. Недавние исследования доказывают, что специально обученные собаки с высокой точностью способны определять рак кожи, груди, мочевого пузыря и легких.

Значит ли это, что ваша собака поднимет тревогу, если у вас появится маленькая опухоль? Скорее всего нет. Но в принципе собаки на это способны. Заболев, вы начнете пахнуть для них по-другому, но изменения могут происходить постепенно. И вам, и псу понадобится тренировка: собаке — чтобы почуять непривычный запах, вам — чтобы верно интерпретировать поведение собаки.[23]

Поскольку запах говорит собакам очень многое, он играет важную роль в социальном взаимодействии. Мы, люди, распространяем запах неумышленно; собаки делают то же самое намеренно. Вдобавок они в этом смысле невероятно расточительны: как будто, поняв, что телесный запах даже в наше отсутствие вполне нас замещает, решили пойти по тому же пути.

Все представители псовых, в том числе дикие и домашние собаки, обильно поливают мочой попадающиеся им объекты. Мечение мочой (так называется этот метод коммуникации) больше похоже на обмен записками, чем на беседу. Каждый хозяин видел, как его питомец задирает ногу у пожарных колонок, фонарей, деревьев, кустов, а иногда и орошает невезучего сородича или чьи-то штаны. Большинство меток хорошо заметны: оставленное высоко на столбе или дереве пятно проще увидеть и учуять (феромоны и сходные с ними химические соединения). Собачьи мочевые пузыри, служащие им в качестве вместилища для жидкости, позволяют изливать мочу небольшими порциями, что дает собаке возможность часто оставлять метки.

Оставляя запаховые метки, собаки, естественно, изучают и метки своих сородичей. Химические вещества в моче содержат информацию о готовности сук к спариванию и о социальных притязаниях кобелей. Согласно распространенному убеждению, метка на столбе гласит «это мое», то есть собаки якобы мочатся, чтобы пометить территорию. Эту гипотезу предложил в начале XX века этолог Конрад Лоренц. Он считал, что пятно мочи — это своего рода колониальный флаг собаки, водруженный на земле, которую она считает своей. Но спустя пятьдесят лет исследователи доказали, что это отнюдь не единственная, и даже не главная, причина мечения.

Наблюдения за дикими собаками в Индии позволяют понять, как ведут себя эти животные, будучи предоставлены сами себе. И кобели, и суки оставляют метки, однако только 20 % их — территориальные. Частота мечения зависит от времени, количество меток возрастает в брачный период или во время поисков пищи. «Территориальную» гипотезу опровергает и то, что собаки, как правило, не мочатся внутри дома или квартиры. Мечение при помощи мочи — это средство передать информацию о себе, о том, как часто пес проходит мимо этого места, о его недавних победах, о брачных предпочтениях. Таким образом, невидимое облако запахов вокруг пожарной колонки становится чем-то вроде районной доски объявлений со старыми, просроченными записями, поверх которых нанесены свежие. Собаки, которые бывают здесь чаще других, оказываются в наиболее выгодном положении: такова естественная иерархия. Но старые сообщения также привлекают внимание, и они по-прежнему несут информацию — хотя бы о времени своего появления.

Кстати, собаки в этом деле — мечении — не самые сильные игроки. Гиппопотамы крутят хвостом, разбрызгивая мочу, будто из шланга, во все стороны. Носороги направляют мощную струю в кусты, которые затем растаптывают — вероятно, чтобы моча распространилась как можно дальше. (Пожалеем того хозяина, чья собака первой откроет действенность подобных методов!)

Другие животные прижимают зад к земле, чтобы оставить на ней фекальные и прочие анальные запахи. Мангуст делает стойку на передних лапах и трется о какую-нибудь ветку повыше; некоторые собаки проделывают сложные акробатические упражнения, облегчаясь на больших камнях и тому подобных местах. Дефекация, хоть она и вторична по сравнению с мочеиспусканием, также служит для мечения. Идентифицирующий собаку запах в этом случае несут не сами экскременты, а химические вещества, выделяющиеся из крошечных, размером с горошину, желез в пазухах заднего прохода. Секрет параанальных желез невероятно пахуч (дохлая рыба плюс грязные носки), причем секрет каждой собаки пахнет по-своему. Параанальные железы могут опорожняться непроизвольно, если собака испугана или встревожена. Неудивительно поэтому, что собаки обычно пугаются в кабинете ветеринара: в процессе осмотра врачи нередко опорожняют (посредством нажатия) параанальные железы, которые могут закупориться и воспалиться. Этот запах скрыт для нас запахом дезинфицирующих средств, однако ветеринары, должно быть, пропахли этим запахом собачьего страха с ног до головы.

Наконец, если этих зловонных «визиток» собаке кажется мало, у нее есть еще один трюк: она скребет землю после дефекации или мочеиспускания. Ученые полагают, что это прибавляет к букету новые запахи (благодаря железам на подушечках лап), но также может служить зрительным сигналом, приглашающим другую собаку к тщательному изучению источника запаха. В ветреный день собаки иногда выглядят бодрее и охотнее скребут землю; скорее всего они привлекают внимание сородичей к информации, которая может вот-вот улетучиться.

Наука, то ли из-за отсутствия интереса, то ли по соображениям благопристойности, не дала вразумительного объяснения склонности Пумперникель кататься на вонючем клочке земли. Запах может принадлежать собаке, которая ее интересует или с которой она знакома. Или же там могут быть останки мертвого животного, и Пумперникель в них нужно поваляться, чтобы насладиться «букетом».

В ответ мы устраиваем собаке регулярные ванны. В квартале, где я живу, есть полный набор специалистов по уходу за собаками; вдобавок моих соседей навещают специалисты по вызову, которые моют, расчесывают и иными способами лишают собаку характеристик собаки. Сочувствую людям, которые менее меня склонны терпеть в доме грязь и мусор: вдоволь нагулявшаяся и наигравшаяся собака — эффективный распространитель грязи. Однако мы лишаем наших собак важной части «я», часто купая их. Я не говорю уже о характерной для нашей культуры чрезмерной заботе о чистоте дома — это правило распространяется и на собачью подстилку. «Запах чистоты» — это искусственный, химический, явно небиологический запах. Даже легкий аромат моющего средства оскорбляет собачье обоняние. Нам нравится чистая квартира, однако место, полностью избавленное от органических запахов, в глазах собаки выглядит настоящей пустыней. Лучше оставить где-нибудь поношенную футболку и не драить полы так часто. У собаки нет никакого влечения к тому, что мы называем чистотой. Неудивительно, что сразу после мытья она энергично катается на коврике у двери или в траве.

Недавние исследования показали, что, если пичкать собаку антибиотиками, то запах ее тела изменится, на время уничтожив всю социальную информацию. Нужно помнить об этом и не перегибать палку в отношении лекарств. То же самое касается смехотворного ветеринарного («елизаветинского») воротника — огромного конуса, который надевают для того, чтобы собака не разлизала рану. Конечно, эта штука не позволяет собаке нанести себе вред, но подумайте, насколько сильно она препятствует обычному общению — например, когда нужно отвернуться от агрессивной собаки, разглядеть того, кто скачками приближается сбоку, или обследовать «корму» другой собаки.

Пожалейте городскую собаку, вынужденную подчиняться старому предрассудку, будто запахи сами по себе вызывают болезни! Чтобы «освежить» воздух в городе, в ХVIII — ХIХ веках изменились принципы планировки: появились мощеные улицы, грязь сменилась бетоном. Из Манхэттена, застроенного по прямоугольному плану, по мысли планировщиков, ветер должен изгонять запахи, не позволяя им накапливаться в переулках. Разумеется, это лишает собаку восхитительного разнообразия ароматов в складках каждого упавшего листика.

Меня не раз вводила в заблуждение кажущаяся неподвижность Пумперникель. Однажды я заметила, что ноздри будто бы спокойно сидящей собаки жадно впитывали информацию, оценивая окружающий мир. Что видела Пумперникель? Незнакомую собаку, которая только что свернула за угол? Вспотевших волейболистов ниже по склону, столпившихся вокруг гриля? Приближающуюся грозу? Гормоны, пот, жареное мясо, воздушные потоки, предвещающие бурю и несущие с собой запахи, — все это способен уловить собачий нос.

Осознание важной роли запахов в мире собак изменило мое представление о Пумперникель и ее манере радостно приветствовать гостей, обнюхивая их пах. Гениталии, как и рот или подмышки, — это прекрасные источники информации. Запретить собаке подобное приветствие — все равно что закрыть глаза, открывая дверь незнакомцу. Поскольку мои гости, вероятно, менее сведущи в собачьих привычках, я обычно советую протянуть Пумперникель руку (несомненно, благоухающую), или колено, или позволить обнюхать голову.

Это очень по-человечески — ругать собаку за то, что она знакомится со своей новой соседкой, обнюхивая ее зад. Одна мысль о том, чтобы перенять этот обычай, нам кажется отвратительной. Но к делу это не относится: для собак чем ближе, чем лучше. Чужое вмешательство может встревожить их.

Чтобы воссоздать умвельт собаки, нам следует представить, что все объекты, люди, эмоции, даже время суток имеют отчетливый запах. Наш лексикон оказывается очень беден, если речь заходит об обонянии. Это предельно сужает наше представление о действительном разнообразии запахов. Возможно, собака понимает, что имел в виду поэт: «Прохладный запах влаги, грозы летучий знак…» (и, разумеется, «косточки в овраге»).[24]

Разумеется, не все запахи приятны — наряду со зрительным, есть и обонятельное «загрязнение». Несомненно, существо, видящее запахи, должно их и хранить в памяти. Когда собака спит или дремлет, вероятно, ее сны состоят из запахов.

Как только я начала учитывать важность запахов для Пумперникель, иногда мы стали выходить на прогулку, просто чтобы посидеть и понюхать. По пути мы останавливаемся у каждого места, к которому она выказывает интерес. Прогулка — самая удивительная, самая пахучая часть ее дневного расписания. Я не могу лишить Пумперникель этой радости. Теперь я иначе смотрю на фотографии моей собаки. Если раньше мне казалось, что она задумчиво смотрит вдаль, то теперь я почти уверена, что на самом деле она принюхивается к чему-то далекому и приятному.

Но больше всего я радуюсь, когда Пумперникель обнюхивает меня в знак приветствия и виляет хвостом. Тогда я утыкаюсь лицом ей в загривок и соплю в ответ.