Соблазн

Риск или судьба

Каждый хотел бы думать, что выбор играет роль в азартных играх с судьбой. Если судьба находится в ближайших окрестностях, то почему бы не рискнуть? Потому что это слишком опасно?

Бабушка распространяет наркотики. Не из-за денег. Она может позволить себе просто раздавать их, сказочная фея, дарящая людям радость. Червяк пришел в восхищение от нового пакетика. На этот раз волшебный порошок чисто-белого цвета.

Червяк тоже приготовил для нее подарок. Бутылку холодного мартини.

— Размешивать, а не трясти. Старомодный способ. Если ты собираешься делать коктейль «Мартини», — справедливо заметил он, — делай это правильно.

— Я думала, что ты не пьешь в течение дня, — удивилась она.

— Только в особых случаях.

— Я польщена.

— Не каждый день получаешь героин высокого качества, — добавил он, окуная палец в пакетик. — Вау! Где ты его взяла? Я благодарен за бесплатную поставку. Не знал, что у тебя есть друзья в высших сферах. Что я тебе должен?

— Только собственную жизнь. Считай это бесплатным образцом. Там, откуда он взялся, есть больше. — Она начинает чувствовать себя заправским наркодилером. — В последней партии было слишком много того, что вызывает головную боль, — сообщила она с видом эксперта. — Таким товаром можно действительно отравиться, если примешь большую дозу.

— Да, коричневое дерьмо было ужасным, — согласился Червяк.

— Но ты же не мог знать, что я снова принесу тебе наркотик. Почему же сам не сходил за ним в бар? Чтобы прикончить себя.

— Я никогда не хожу в такие грязные места. Кроме того, я не уверен, что снова хочу принять героин, — сказал он, готовясь к охоте на дракона. — У меня отсутствует самоконтроль, который есть у твоего швейцарского приятеля. Как только я установлю связь, я буду ходить туда каждую ночь и покупать это коричневое дерьмо у сексуальных мужичков, умоляя их продать мне отраву. В то время как они будут злорадствовать, видя мои страдания. Находиться в этом месте. Делать это. Испытывать ненависть ко всему… Я не до такой степени мазохист. Существуют странные садомазоотношения между потребителями и дилерами.

— И между друзьями тоже.

Не говоря уж о любовниках. Барбара могла только удивляться, как это она умудрилась застрять в этом героиновом треугольнике, украсть героин у любовника и принести его другу, как если бы она не хотела, чтобы они делились своим счастьем друг с другом, только с ней.

— Для этого и предназначены друзья, — заметил он. — Я знаю, ты не нуждаешься в деньгах, но позволь мне заплатить за это.

Это было единственное, в чем она не нуждалась.

— Нет, пожалуйста. Деньги только внесли бы в сделку элемент унижения. Эта мысль дорогого стоит.

— Я думаю, ты должна пересмотреть свое решение. Это могло бы стать работой, которую ты ищешь. Ты можешь стать великолепным дилером. Наркодилеры продают наркотики только друзьям и друзьям друзей.

— Я не считаю, что это по-дружески.

— Тогда думай об этом как о деловом предприятии.

— Хороший способ разрушить дружбу. Никогда не надо смешивать дела с удовольствием.

— Торговля наркотиками — это новая экономика, — продолжил он, игнорируя ее возражения. — Говорят, что наркотики просочились во все слои общества. Теория гласит, что струйки стекают вниз. Пирамида благотворительности, откуда героин и деньги стекают вниз, как горный поток. Каждый стремится испить из него. Все счастливы.

— И все сидят на наркотиках.

— Это правильно, милашка. Если включить сюда фармацевтические препараты, наркотики — товар номер один в мире. Туризм потеснен на второе место.

— Тогда следует открыть отель. Для наркоманов, проводящих отпуск.

— Думай об этом как о помощи людям, помогающим себе. — Казалось, он разговаривает с дозой, концентрируя внимание на приготовлении препарата, которое уже шло к концу. — Думай об этом как о милосердии, которое не приносит дохода. Ты делаешь что-то филантропическое и в то же самое время зарабатываешь деньги. Помогая другим — помоги себе.

— Я не хотела бы оказывать тебе помощь в самоубийстве.

— Подожди, подержи это, пока я вдыхаю.

Он показал ей, как помочь ему охотиться на дракона. Как с ее благородным рыцарем, поединок длится секунды. На этот раз сражение происходило при помощи цилиндрической трубки, свернутой из картона. Кто-то должен был держать это приспособление, в то время как он поджигал алюминиевую фольгу. Она не может представить себя активной воюющей стороной, но становится полезной для павших. Хорошая медсестра на поле битвы. Скользящая между штыками и горчичным газом. Военные действия превращают ее в убежденного пацифиста.

Они празднуют перемирие на кушетке, потягивая «Мартини», — более цивилизованная форма расставания с жизнью. Наслаждаясь обществом Червяка, она признает, что испытывает чувство вины за то, что снова втянула его в процесс, ведущий к смерти, хотя Червяк признается, что он уже давно попал в зависимость. Уже несколько раз он находился на самом краю, ожидая только шанса сорваться. Истинный католик, он признается, насколько грешен. Он был послушником в церкви, прежде чем добрый пастор сделал его мужчиной. Трахнул прямо на алтаре. Он должен был стать священником, но его всегда тянуло к старшим мужчинам. Вместо этого он стал сексуальным наркоманом. С тех пор как потерял невинность, он постоянно увлекался сексом и наркотиками, удерживая себя от единственного спасения. Он подсаживался на героин и выходил из этой зависимости, так же поступал и со всеми другими порошками и таблетками, чередуя наркотики так, чтобы не оказаться излишне привязанным к любому из них. Все это уравновешивалось периодическим лечением, спасающим его жизнь. Он признает, что лечебные учреждения уже держат его под наблюдением, своего рода помощь самоубийцам, — они просто продлевают испытание.

— Это не единственный коктейль, который я пью, милашка.

— В самом деле? — Барбара потягивает свой «Мартини», проглатывая горькое признание Червяка и раздумывая над тем, в чем еще он может признаться. История его жизни более похожа на ад, чем ее история. Она не единственная, ожидающая в Чистилище. Его Судный день принимает угрожающие размеры.

— Люди подобные мне не заглядывают слишком далеко в будущее. Всегда легче найти быстрый выход.

— Ты планируешь раннюю смерть?

— Я не планирую ничего в этом роде.

— Как это?

Она по-прежнему не понимает. Здесь нет никакой горячей линии.

— Я уже включен в программу поддержки жизни.

— О чем ты говоришь?

— Этому должен поспособствовать наркотик. Медленная эвтаназия.

Она все еще не понимает.

— Жизнь коротка, милашка. А для некоторых еще короче.

Слова сказаны, и на нее вдруг снисходит прозрение. У него СПИД. Открытие едва ли неожиданное, но оно поражает, как удар. Смертные приговоры всегда грубое напоминание о краткости остающихся мгновений, иногда обреченных проходить в тюрьме. Ее собственный приговор к пожизненному заключению — тяжелое наказание, которое становится еще тягостнее от осознания ее участия в преступлении и процедуре обвинения. Сколько им еще остается, когда они прожили достаточно долгую жизнь. Она набралась достаточно опыта, чтобы принять свою судьбу. Рецидивист, условно освобожденный благодаря милосердной случайности. По крайней мере, один из ее сексуальных партнеров умер от СПИДа, но она никогда не считала, что это может иметь отношение к ней. Она никогда не обследовалась, предпочитая не участвовать в референдуме против самой себя. Ящик, который гласит не знаю, суммирует ее мнение относительно рокового заболевания. Что касается фаталистов, мы все, так или иначе, являемся фаталистами. Подтвержденное заболевание Червяка не помогло ему справиться с осознанием его смертности, и он, похоже, готов сделать попытку разом покончить со всем, несмотря на то что медицина настроена его поддерживать.

— Вспомни Международный день СПИДа, — ободряюще говорит он. — Празднование, посвященное неизлечимой болезни. Отмечается ежегодно.

— Благословение полученных ударов, — все, что она может сказать.

Червяк ослабевает, приближаясь к концу жизни в грязи. Героин, «Мартини» и противовирусные препараты могут сделать из него слизняка.

— Когда ты молод и неукротим, чья-то смерть не является для тебя проблемой, — говорит он и, подчиняясь неизбежности, запрокидывает голову.

— Но ты уже вырос. Требуется слишком много времени на то, чтобы беспокоиться о жизни и думать о ней в последний день. Без этого день будет длиться гораздо дольше. Ты должен прекратить беспокоиться о чем бы то ни было. Все, о чем ты можешь думать, — как грандиозно жить. И как грустно умирать.

А затем произошло чудо. Призрак мебели его бабушки медленно просочился из полированной поверхности красного дерева и потребовал старую мелодию. Червяк повернулся к бабушке. Он предложил, чтобы ради его последнего вздоха они освятили вечер пением.

— Ты знаешь какие-нибудь панихиды?

Достаточно обезглавить цыпленка, чтобы он начал кричать. Vissi d’arte. Vissi d’amore. Она могла петь это еще и еще раз, никогда не утомляясь от выражаемых чувств. Тот факт, что минуты ее криков были отмечены в нотах значком «пианиссимо», нисколько ее не смущал. Композитор давно умер, его память почитается полумертвым пианистом и громко звучащей сиреной. Без своих иллюзий, касающихся искусства и любви, сдерживающих ее, она свободна, для того чтобы жить ими. Бросив сцену, она может смаковать истинную радость от пения, испытывать удовлетворение от простого открывания рта и освобождения от мелодии, вибрирующей у нее в груди. Если в пении она искала цель, то не нашла ее. Красота музыки остается у нее в использовании, не неся при этом никаких функций. Пока ты не птица. А затем это просто утреннее щебетание.

Смысл жизни, если он вообще есть, кроется в прошлом, где поют умершие души. Давно прошедшее. Оно уже никогда не вернется.

Воскресшие благодаря своему сотрудничеству, друзья планировали еще большее сотрудничество в будущем. В непосредственном будущем, они не заглядывали слишком далеко вперед. Он обещал ей найти больше арий для ее диапазона, а она пообещала приносить больше героина. Он убеждал ее более серьезно относиться к своему пению и своему распространению наркотиков. Утверждал, что знает еще один бар для геев, где она сможет выступать, плюс к этому беспрестанное снабжение людей наркотиками, если она сможет сравниться с большинством из распространителей этой дури. Если ей не нужны деньги, он всегда может ими воспользоваться. Покупать больше наркотиков. Порочный круг хуже, чем произведение потомства. Но она не хочет принимать в этом ни малейшего участия.

Но когда в следующий раз она видится с Тором, тема естественным образом возникает снова. Что такое ее рыцарь в блестящих доспехах без волшебного порошка? Их партнерство вновь подтверждено, половое и вербальное совокупление лишь усилено стимулирующим средством. Кофе — достаточное возбуждающее средство для ее чтения, но он явно не сможет писать без героина. Едва опустив ручку, он поднимает иглу. Барбара иногда думает, а была ли у Данте какая-либо подобная опора. Она говорит опьяненному наркотиком поэту, что он все больше и больше попадает в зависимость от порошка.

— Этот порошок действительно хорош.

После этих слов он уже не кажется настроенным особенно поэтически.

— Представляешь, мне сказали… — И Барбара рассказывает ему о предложении Червяка. — Вообрази меня торговцем наркотиками.

Поэт внезапно вдохновляется. Слова льются потоком. Он не может выразить всю страсть своей веры в его музу. Конечно же она имеет все для того, чтобы стать величайшим наркодилером. У нее есть деньги. У нее прекрасная машина. У нее клиентура. И самое значительное, у нее есть хорошие связи. Его друзья на Лонг-Айленде.

— Нет, ты зашел слишком далеко, — настаивала она. — Я поклялась никогда не возвращаться в пригород.

Хотя на днях она клялась нанести визит дочери. Почему не объединить два этих сомнительных мероприятия, не соединить приятное с полезным. Навестить семью и купить героин.

— Если хочешь, можем прихватить пакетик. Мы будем все равно поблизости.

— Большой, очень большой пакетик, — добавляет он, подбирая правильное прилагательное.

Тор говорит, что его друг принес типовой пакетик, для образца, чтобы заинтересовать его покупкой большего количества.

— Думаю, этот достаточно вместительный. — Барбара осмысливает выбор предполагаемого предела. — А ты не можешь получить еще один такой же, как этот?

— Они продают только килограммами. Это наш с тобой жребий — купить несколько килограммов, — говорит он. — Иначе риск не окупится.

У него странная манера выражаться, особенно когда это касается жизни, смерти или яиц. Чем больше она слушает, тем больше слова напоминают игру с огнем, а он сам становится похож на Шалтая-Болтая. Несмотря на тайное желание летать, в действительности она — перепуганный цыпленок. Насмерть перепуганный цыпленок. Он объясняет, что его друг получил товар из главного источника, именно поэтому порошок настолько хорош. Они не мелкие дельцы. Это серьезные бизнесмены.

— Все это довольно опасно, — мрачно замечает она.

— Так и есть, — подтверждает он.

Барбара размышляет, во что она втягивает себя на этот раз. Одна ошибка способна повлечь за собой другую. Но если бы она не начала свою игру, она не сидела бы сейчас здесь. Ее рыцарь храбр, хотя, возможно, немного глуповат. Противоположности притягиваются, это важно для обоих. Цыпленок проворен и ловок, пока у него голова на плечах. И счастлив, пока рядом ее петух. Цыпленок и петух созданы для партнерства. Для них это могло стать тем, что они могли делать вместе, помимо того, чтобы пронзительно кричать и кукарекать. Приключение в пригороде. Пикник для компаньонов. Партнеров по преступлению. Как в любом сотрудничестве преступников, каждый входил в сделку, принося с собой то, что имеет. Ее деньги и его связи. Ее автомобиль и его оружие.

— У тебя есть оружие?

То же старое правило о ношении оружия напомнило ей о том, что случилось, когда она положила в сумочку рогипнол. У мужчины есть оружие. Значит, он планирует его использовать?

— Какого черта ты делаешь с оружием?

— Я был солдатом. — Для него это исчерпывающее объяснение. Воспоминание о героическом времени снова вдохновляет его поэтические способности. — Солдатом, в чьих венах течет кровь, она пульсирует в темноте в тревожном ожидании объятий смерти.

Тарабарщина совершенствуется на глазах. Эта тема выражена почти убедительно. В преступлении скрывается определенная романтика. Что-то мягко влечет ее нарушить закон. Гнать на машине, убегая от погони. В воздухе чувствуется весна. Ее «мерседес» вполне конкурентоспособен. Она может опустить крышу. С ветром, играющим в ее волосах, она чувствовала бы себя скачущей на коне. Они неслись бы прочь, к сражению, вместе с ее сексуальным солдатом, у которого в кармане оружие. Наверное, именно этого не хватало в ее жизни. Опасности.

Глубокая мысль. Жизнь и смерть повинуются простому движению пальца. Спусковой механизм судьбы. Он показывает ей оружие, и его вид вызывает у Барбары сомнения. В кино, когда размахивают оружием, оно имеет вид пластмассовой игрушки. В ее собственной руке оружие имеет вес.

— Убери его. Ты волнуешь меня.

Она взбила подушку и вернулась к умиротворяющей поэзии. Ад, описанный в рифмованных строчках, более реален, чем разговор о наркотиках и оружии.

— Мне очень жаль, но действительность слишком опасна.

Как будто читая ее мысли, соучастник по преступлению говорит о неизбежности судьбы и, как бы соблазняя, определяет самую явную составляющую азартной игры:

— Риск — это опасность.

Итог подведен.

Риск бросается в глаза, опасность выявлена, она отражена в сексуальной позиции. Как раз в то время, когда она наслаждалась небольшим количеством внутреннего покоя, он должен был поднять оружие. Авантюра звучит как самоубийство, но самоубийство безрассудно смелое. Преступная жизнь — это то, чего она никогда не испытывала, с чем никогда не имела дела. Большинство ее денег заработано сомнительными махинациями мужа. Возможно, ей следовало бы принимать участие в бурной дискуссии относительно свободного рынка, начинать с основания пирамиды, откуда каждый, наступая на головы других, отчаянно стремился вскарабкаться наверх. В ее случае — не ради денег. Ради острых ощущений. Не существует предприятия, в котором отсутствовал бы денежный риск. И не существует преступлений, в которых ты не рисковал бы жизнью и членом. Приманка заключается в ужасающем игнорировании правил игры. Игрок манипулирует сетью в своих собственных интересах, не притворяясь, что приносит пользу обществу. Законный бизнес может принести обществу пользу, но чаще наносит вред. Магазины продают детям леденцы, замаскированные под полезную пищу. Банки продают пожилым дамочкам полисы по страхованию жизни, в которых они не очень и нуждаются. Похоже, более честно продавать наркотики или ограбить банк.

В конце концов, она полагается на волю случая. Форму пассивного самоубийства. Несчастные случаи происходят с другими людьми. Солнце всходит, становится теплее, и вы снижаете скорость. Несомненно, при столкновении так более безопасно. Но ветер все равно развевает ваши волосы.

Если бы ей удалось подумать об этом до утра, она могла бы проснуться в своей старой кровати, но в новой жизни, проснуться приближающейся к норме, жаждущей риска, но никогда ничем не рискующей. Вместо этого, день спустя она обнаруживает себя все еще полусонной на пассажирском сиденье своего «мерседеса», сжимающей стоящую на коленях сумку с деньгами, направляющейся на Лонг-Айленд вместе со своим бойфрендом на самоубийственный медовый месяц. Они проделали весь путь до конца пригорода, где мир действительно плоский, и если вы заходите так далеко, то рискуете сорваться с катушек. Она воспринимала это как еще один опыт освобождения, причем более волнующий. Со своим героем за рулем автомобиля, с опущенной крышей, с ослепительным солнцем в небе и, да, с ветерком, развевающим волосы. Она снова закрыла глаза и провалилась в идиллическую мечту, в сагу о борьбе с ветряными мельницами. Их авантюра обречена, но ветряные мельницы обречены тоже. Затем она вспомнила, что надо позвонить дочери. Лучше подождать, пока миссия будет завершена. Она почувствует себя менее напряженно, если они зайдут позже, с сумкой героина. Маленький Ричи сможет вступить в будущее как наркоман.

Внезапно до нее доходит, насколько непристойной стала ее жизнь. Что подумала бы дочь? Кроме очевидного — того, что ее мать приехала в воскресенье со своим новым бойфрендом, мужчиной ее возраста. Она будет счастлива за нее. Он очень симпатичен, таково будет общее мнение. И швейцарский акцент очарователен. Они не поймут, что он имеет в виду, когда говорит о героических сражениях, но простят ему эту иностранную тарабарщину. Главное, сообщение будет получено. С бабушкой все в порядке. Все разрешилось к лучшему. Ради благополучия маленького Ричи. И бабушка может благословлять судьбу. Радоваться тому, как подрос маленький Ричи и что сделка совершилась без единого выстрела. Они добыли целый килограмм героина, и вся семья сможет сидеть вокруг, пробуя товар.

Хейди пришла бы к выводу, что она окончательно лишилась рассудка. Последовали бы звонки в полицию, пожарную команду и в дурдом. Ее своенравная мать всегда была немного эксцентрична, но не до такой же степени. С социальными катаклизмами появилось поколение умеренно развращенных родителей. Отцов, носящих серьги, и матерей, курящих наркотики. Они пытались пойти одновременно двумя путями: респектабельным и влекущим своей новизной — и добились осмеяния следующим поколением. Дети уважают родителей, которые действуют старыми добрыми методами: бьют их раз в неделю и заставляют ходить в церковь по воскресеньям. Внуки более терпимы. Маленький Ричи смог бы понять свою бабушку, торгующую наркотиками.

Вы не взвесили свой килограмм героина перед покупкой? Барбара никогда даже деньги не пересчитывала. Она стремится вперед, на голову обгоняя саму себя. И зашла слишком далеко, чтобы повернуть назад. Она не может поверить, что находится на пути к заключению героиновой сделки. Она даже не может поверить, что находится на пути к Лонг-Айленду. Она не может поверить, что все это происходит в пригороде.

Они проезжают мимо пустых парковочных стоянок, закрытых торговых центров, рядов похожих друг на друга домов с сетью внутренних дорог, прячущихся в тишине окрестностей. Шоссе, похоже, вело в никуда, тем не менее автомобили упорствовали в своем желании туда добраться во время воскресной поездки на край света, будучи убежденными, что мир плоский. В любом случае продолжая ехать.

Пейзаж становился все более плоским, насколько это было возможно. По мере приближения к краю света ландшафт выглядел все скуднее, и вы понимали, что только люди, ненавидящие весь белый свет, могут жить здесь. Друг Тора совершал свои сделки вне дома, а его склад был размещен в безлюдном месте. Перескочить через посредника означало бы разграбление материнской кладовой. Друг не хотел включать Тора в цепочку посредников, предпочитая оставаться посредником и извлекать свою выгоду. Но тот настаивал, что дама не станет пачкать руки, передавая такую сумму денег прекрасному незнакомцу, и его друг был вынужден согласиться дать ему номер телефона в обмен на свою долю. По телефону Тор заверил материнскую кладовую, что номера нет больше ни у кого. Он получил отрывистые указания о месте встречи. Он сказал дилерам, что приедет на поезде, чтобы держать Барбару и ее автомобиль в стороне от сделки. План состоял в том, чтобы он смог пешком дойти до места встречи от железнодорожного вокзала.

Все шло согласно плану. Неподалеку от места назначения они остановились, заправили машину, выпили кофе и теперь ждали. Ждали, наблюдая за часами. Они ждали времени прибытия поезда, чтобы сделать свой маленький обман более правдоподобным, поддерживая друг в друге отчаянную веру, что приняты все меры предосторожности.

Они вели незначительный разговор, полная концентрация была необходима для того, чтобы размышлять о том, чего не учли, и не осмеливаясь представить себе ситуацию, если что-то пойдет неправильно. С вымученной улыбкой он старался ободрить ее, хотя сам походил на солдата, возвращающегося на фронт после ранения, совсем не такого храброго, каким когда-то себя считал. А Барбара слишком устала, чтобы беспокоиться о будущем. Она напомнила себе, что всего несколько дней назад была готова выброситься из окна.

На заднем сиденье автомобиля она снова долго размышляла о прошлом, о жизни и смерти, о яйцах, романе, самоубийстве, о риске и судьбе. Ей следовало найти лучшее применение подобным долгим минутам в прошлом, вместо того чтобы бессмысленно тратить их, пытаясь оживить слабеющую память. Надо было заключить его в объятия, поцеловать и сказать, что он осуществил мечты отчаявшейся женщины, которая уже перестала надеяться.

Надежда существует всегда. Большинство самоубийств бывают неудачными. И большинство жизней тоже. Любовь живет по своим законам.

На пути к своей судьбе она размышляла о не взятом на себя риске, о многих любовниках, которых бросала, о многих попытках самоубийства, которые предпринимала, прежде чем подчинилась необходимости прожить оставшуюся жизнь в несчастливом браке, и все только для того, чтобы обнаружить, что судьба приготовила для нее что-то еще. Ее всегда возмущала зависимость в любви от противоположного пола, неспособность сделать в жизни что-нибудь без мужчины за спиной, даже умереть. На этот раз у нее есть мужчина, который везет ее вниз по дороге к судьбе. И снова это ее возмущает.

Когда была молодой и глупой, Барбара несколько раз пыталась убить себя. И всегда появлялся мужчина, чтобы ее спасти. Она пыталась утонуть в море, но спасатель помешал ей это сделать. Однажды отправилась в никуда на одинокий пикник с корзиной выпивки и таблетками. Но ее тело обнаружил лесник. На следующее утро она поклялась никогда больше не прибегать к таблеткам. Они не могут убить вас, а похмелье — хуже, чем сама смерть. Та же проблема была и в любви. Лидирующий мужчина портил все шоу. Назначив свидание фотографу, она оказалась в темной комнате. А когда назначила свидание повару, ей пришлось чистить картофель. И это притом, что она клялась никогда не готовить и никогда не выходить замуж. Однажды она назначила свидание пианисту (он не был похож на гея, но выглядел довольно скользким). Вместо того чтобы аккомпанировать ее пению, он заставил ее переворачивать для него нотные страницы. А когда она бросила искусство и вышла замуж за бизнесмена, он закрыл ее дома и ушел работать.

По сравнению с этим свидание с преступником — разделенная ответственность. Прекрасное преступление для прекрасной пары. Это было фантазией маленькой девочки, которую она когда-то знала, ее опьяняло чувство любви к мальчику по имени Клайд. Ей хотелось изменить свое имя на Бонни. Ее собственное имя, вульгарно сокращенное, смеялось над ней, как улыбающаяся кукла. У Барби есть дружок… Она была едва знакома с мальчиком. Он доверил ей свой план ограбления кассы в школьном кафетерии. Она уговорила его сначала стащить лом, и дурака поймали, когда он взламывал комнату швейцара. Барби стала доносчиком… Она не уведомила швейцара, ни за что не опустилась бы так низко. Пошла прямо к директору. После этого она хотела изменить свое имя и стать Геддой Габлер, своим образцом для подражания. Пьеса Ибсена была прочитана как волшебная сказка. Страждущая женщина ждет своего пьющего мужа, чтобы он спас ее, но все, на что он способен, — это глупые слова (когда он трезв). Она бросает его манускрипт в огонь, он возвращается к питью, а она стреляется. Конец. Прекрасная история. О безнадежности, побеждающей несмотря ни на что. И она — живое этому доказательство. У бабушки есть бойфренд… На этот раз — преступник. И снова она находится на пассажирском сиденье, а мужчина рядом с ней берет ее с собой в поездку, делая соучастницей его преступления. Соучастницей их любовной истории.

Правда об истинной любви заключается в том, что, даже когда предательство раскрыто, эмоции никуда не уходят. Независимо от того, что рациональный ум проанализировал появление миража, вы по-прежнему испытываете жажду, когда добираетесь до нагромождения песка, и понимаете, что это просто песок. Жажда мучает вас еще больше, чем прежде. Иллюзии одной маленькой девочки давно умерли, но потребности продолжают жить. Все началось с бутылки. Молоко перестало поступать в нее раньше, чем она смогла это запомнить. Разве сейчас не последний шанс повзрослеть? Конец уже виден. Барбара с тоской следит за своим миражом. Ее Клайд везет Бонни к их общей судьбе, к свисту пуль. И все, что она может сделать, — положить голову на его плечо.

Они прибывают одновременно с поездом. Он берет сумку с деньгами, нащупывает оружие и отправляется на место встречи, осужденный человек на своем последнем пути. Она садится за руль и ждет, наблюдая, как он исчезает в солнечном свете. Она помнит, что ее «мерседес» оборудован всем необходимым. В ящике для перчаток лежит театральный бинокль, оперные очки, как ей нравилось его называть, для использования в критической ситуации. Сейчас именно тот случай. Встревоженно вступили струнные. Бас готовится к финальной арии. Певица-сопрано, ожидающая своего выхода и внезапно понимающая, что это не их сцена. Она — контральто, а он — идиот.

Ее нервы рвутся на куски. Она пытается сфокусировать бинокль на своем удаляющемся воине, но ее руки дрожат. Когда он исчезает из поля зрения, она включает двигатель и медленно следует за ним на безопасном расстоянии. Нет, она не может позволить ему исчезнуть. К черту план! Она опасается за его жизнь, и с внезапной паникой в ней рождается уверенность, что все ее сомнения, касающиеся их отношений, ничего не значат, потому что без него она будет чувствовать, как ее сердце выскакивает из груди. То короткое время, что они знали друг друга, заставило ее лучше понимать собственные эмоции, чем его. Ее мотивы трагически просты. Она знает, что больше не хочет жить одна. И не хочет умереть в одиночестве. Она скорее умрет с ним вместе, чем потеряет его, — судьба худшая, чем самоубийство.

Он идет на пустую парковку для автомобилей и ждет. Она соблюдает дистанцию, оставаясь на другой стороне шоссе и наблюдая из машины в бинокль за каждым его движением. Через несколько минут около него останавливается автомобиль, и он садится внутрь. За рулем толстый мужчина. В костюме и при галстуке. Служащий, без особой охоты работающий в выходные дни, по дороге из церкви на ланч к родне сделал по пути небольшую остановку в офисе. Автомобиль двинулся по маленькой дороге, примыкающей к шоссе.

Соблюдая дистанцию, Барбара легко могла следовать за ним. В конце концов автомобиль остановился на другой пустой парковке. Мужчины вышли и пешком направились в помещение, напоминающее склад. Оно находилось довольно далеко. Барбаре пришлось смириться и терпеливо ждать момента, когда занавес опустится. Ощущение обреченности сдавило ее горло. Поэт не имеет никакого отношения к боевым действиям. Он может только позволить убить себя. Она наблюдала, как его ведут, словно жертву на заклание. Высокий худой мужчина в свободной хлопчатобумажной одежде, сопровождаемый толстым человеком в костюме и при галстуке. Они могут съесть его живьем, и никто не будет об этом знать.

Они могут превратить его в колбасу. Пепперони для пиццы. Рассматривая место парковки через свой театральный бинокль, Барбара увидела, что оно принадлежит итальянской компании по упаковке мясопродуктов. При более внимательном осмотре она замечает вывеску над складом, говорящую что-то о производстве прессованного мяса, без сомнения распределяющегося по территории пригорода в различных формах продуктов для плотоядных животных, таких как консервированные фрикадельки и растворимые помои. Отличное место для того, чтобы прятать наркотики, отмывать деньги и избавляться от трупов.

Проходит какое-то время, прежде чем толстый мужчина возвращается, волоча большой мешок для упаковки мертвых тел. Он потеет и проклинает все на свете, поскольку ему приходится выполнять эту тяжелую работу в выходной день. Он ухитряется погрузить мешок в машину, с усилием свалив в багажник. Там уже есть один похоронный мешок. Он снова возвращается внутрь, а когда выходит оттуда, в одной руке несет ее сумку с деньгами, которую помещает на переднее сиденье, а в другой — хлопчатобумажный жакет Тора с его остальной одеждой, он не тратит напрасно времени, помещая ее в установку для сжигания отходов. Проехав небольшое расстояние до еще одного из складов, он открывает двери и заезжает внутрь. Некоторое время спустя он вновь появляется на парковке и отправляет пустой похоронный мешок в установку для сжигания отходов. Затем он выводит со склада автомобиль, закрывает дверцы и отправляется к водостоку, чтобы вымыть руки. Мокрый, но квалифицированный мясник, выполнивший свою работу. И, не беспокоясь о нескольких кровавых отпечатках на рулевом колесе, он отправляется на ланч к родне.

Барбара в оцепенении наблюдала за неизбежным концом их авантюры. Как всегда, пасуя перед лицом мрачной действительности. Она чувствовала себя парализованной своим противником — уродливым существованием человека в этом мире. Ужасные события, разворачивающиеся перед ее глазами, превратили ее мечту в кошмар, с романтическим выездом в местный гастроном, чтобы понаблюдать за приготовлением сэндвича с болонской колбасой. Нет никакого предмета для наблюдения. Страдания несчастного животного сократились благодаря механизации конвейерной ленты. За несколько мгновений ее жизнь неузнаваемо изменилась. А все, что она могла засвидетельствовать, было только уборкой.

Однако она продолжает ждать еще около часа, ошеломленная и потрясенная, неспособная к действиям, не желающая верить неопровержимым фактам. Ее мужчина, скорее всего, мертв. Она не видела его тела. И никто его не увидит. Пока он не окажется на обеденном столе, часть освященной временем традиции пригородного ритуала, открытие консервной банки спама. Бескровная жертва богам комфорта. Любой свидетель преступления даже не поймет, что произошло во время приготовления пищи. Истинная цена всему — вакуумная упаковка. Стоимость героина или рубленого мяса поднимается и снижается благодаря тем, кто контролирует поставки во всем мире, и в борьбу за этот контроль затесался маленький человек. Возможно, возбужденные нервы героя заставили его развязать язык, и он сказал что-то неверное или был слишком многословен со своим иностранным акцентом. Они могли неправильно понять его тарабарщину, счесть ее чем-то большим, нежели поэтическая вольность. Возможно, его подставили. Его друг, которого тоже подставили. Возможно, они уже убили и его друга, чтобы завершить работу. Толстяк ездит от одного убийства к другому, заранее планируя свалить тела вместе, чтобы сэкономить время. Маленькие мужчины, поглощенные большими делами, выбрасываются из игры, если они недостаточно большие, чтобы играть. Все в картах, где желание и судьба раздаются неуверенной рукой. Рискуйте, и жестокая судьба может покончить с вами.

Барбара опускает свои оперные очки. Смотреть больше не на что. Опера закончилась. Завершение их героической авантюры оказалось беспрецедентным, скучным, лишенным всякой поэзии. Тупая вторичная переработка прожитой впустую жизни мгновенно превратила все в прессованное мясо.