Собрание произведений в 3 томах. Том 1: Стихи

Зовусь Никто. Ничем владею

Но знаю: тщетно жег суда

Затем, что сам уже ладьею

Теку в попятное Туда

Стригу овец валять туманы

Несу дарить на рынок сей

— Ну не довольно ли пространно

Чтоб петь отсутствующей ей?

Зовусь Никто. Мое богатство

Ничто. Влюбленный в Никогда

Я обручен его на царство

Вести как деву в Никуда

Где венчаны с ничем иным

В себетождественной повязке

Такие важные чины

Как орден Бани и Подвязки

О Русь! как грудь Капитолийской суки

Питаешь ты взаимоубийственных близнецов

Но сколь высок их вой преследующих псов

Сколь локоны легки и сколь багряны руки.

Мой суфий сердца трезв как тамплиер

Уста души невинней баядеры

Смирения двугорбый дромадер

Берет подъем не претыкаясь в еры

Червей моих могила рыболов

Вздувает над костром шашлык из репы

Как Магомет люблю свинину в плов

Когда смущен — алею будто трефы

Меж лебедей мне мил лишь тот удод

Кто ворона вороной назовет

Кто этот миг блаженно проворонит

Кто весь падет, но части не уронит

Сперва как венценосная змея

Смотря со стороны иду к вам я.

Ходя в яйце змеи пернат зарытый

Спит — как бы херувим, во мне сокрытый

Но в действо таинства чтоб вас уверить здесь

Се трепеща разоблачаюсь весь:

Уж я не птица — яркий шар с глазами

Созвездие светил под парусами

Полуночных комет заносчивый конклав

Взметнувший руд с камнями жгучий сплав

И блещущий и льющийся от жара

Как фейерверк бесценных брызг и пара —

Я — радуга восставшая с воды

Где крови недр земли бегут круги

Один в другом — всецветные ободья

С двойного бездны дна, где в половодье

Нырнув, я вещий дар и образ свой обрел

Я гриф! Я коронованный орел!

Орел во мне есть, в сущности, ворона

И голос мой — содомский вопль Нерона.

Когда я был так молод

Что хладен бил и лих

В колокола мой молот

Я как-то встретил их

Так словно б и не надеясь

Немного не боясь

Индиец с них индеец

Один мне засмеясь

Сказал: под пыльный локон

На свет из толокна

Покинь свой белый кокон

Иди-ка это к нам

В индийском нашем храме

В индейской парандже

Молиться будешь с нами

О ежели уже.

— Э нет, — сказал им я —

Я не такой уж янки

Чтоб виться как змея

Из ягод персиянки

Не виться мне змеею

Из персей ягодиц

Не жить одной семьею

С богами вместе с птицами

Мне не гнездиться

Приходиться проститься

Тают эти лица

Не в силах отпустить…

Конь-бабочка вся в перьях ветер сея

Куда мою зачем несешь умчать Психею?

Но так и исчезает не сказав

Таинственная лошадь-стрекоза.

Худая молва, не беги впереди

Ты злой мусульманин с крестом на груди

Ты магометанин и твой минарет

Высоко воздвигнет кларнет.

Деревянные звуки мне пели: беги!

Непостоянная как вода

Прозрачная дева из неги реки

Вставала и убегала тогда

Когда узнавала высокую башню

С которой к молитвам я ее призывал

Ее под которой «моя» называл

И день походил на вчерашний

И ветер гнал перья и колпаки

И маски слепых с отверстиями для глаз

И девы той полурыбья стать

Быстро исчезала на дне реки

Где невозможно упасть.

Ускользавшего дна вдруг коснулась она

И сердце забилось мое

И солнце из лона вчерашнего дня

Осветило ее

Когда она проникновенно твердила: уйди,

Ты злой мусульманин с крестом на груди.

— Единственно только тобой

Влек меня пепел речной

Я рыбою вслед за тобой

Бегу дорогой ночной

Плыву деревянной дудой

И флейтою вслед за тобой

Как за одною другой

Я рыбою в сеть изловил серебро,

Послушай, златое ребро,

Се — ребро душа непресуществленной стихии!

Мелькали как четки чешуи сухие

— Ты магометанин! — сверкал и кивал

Как колокол на минарете кимвал.

Ах зачем, ах зачем оглянулась она

Вот и стала: соленый болван

Мимо гнал по долине горы и холма

Кочевать бедуин караван

Ночевать бедуину велела луна

Он раскинул шатер-балаган

Ах зачем же зачем обернулась она

Вот и стала — соленый болван

Хохотали зятья индюком петуха:

10_ — Значит, нефть — говоришь — керосин,

В бороде седина, в голове шелуха,

Перебрал — да и верно, хамсин

Да и выдался вправду такой вечерок

Вся округа — пузырь смоляной

По железу чугун в черепах поперек

Голый воздух колдует смолой

А сегодня луна как шалфей и шафран

Развернула седой сарафан

Ах зачем же тогда оглянулась она

20_ И стоит как соленый болван

— Значит, дождь — говоришь? Керосин — говоришь?

Ты как Ной нам вещаешь навзрыд:

На пороге плясать чтоб не падали с крыш

А ковчег в огороде зарыт

Поднесите пророку смокву и хурму

Лопухов принесите ослу

Ну-ка разом, друзья! Да всем хором ему!

Как вчера — молодому послу

И кудахтали: Ах ты — вот так-таки-так

30_ И сказал бы: «А я за юнцом

Хоть в пучину, в пустыню, в пещеру, в кабак!»

Что за прелесть с веселым концом…

А луна над пустыней одна солона

В серебре головы котлован

Но зачем же туда обернулась она

И застыла: соленый болван!

… Хлопотливых чудес чтоб с дружком в лопухи

Про бензиновый дождик плести

Десять рыбок? — Пойди поуди из ухи

40_ Целый город — и нет десяти!

Ну, подругу по кругу да круг по домам!

Встали в сумерках — ляжем чуть свет

Попугай же бензином асфальтовых дам

Поливай керосином проспект!

Холодна над пустыней ее голова

И горька словно дым седина

Солоней чем Соленое Море глаза

Ах зачем ты глядела туда

Над смолой серебра и над серой луны

50_ В нефть одетая ночь-бедуин

От пожара взошла головою жены

И глотнула очами бензин

Солона и горька, холодна и нема

Над пустыней сверкает одна

В небе камень-луна как ее голова

Словно камень сверкает она.

Усмехался Тайфун в голубые усы

А кикиморой Скука была

Пролетели твои золотые часы

И журавли — курлы-курлы

Не правда ли — руки, когда они высоки́

И пять пальцев на каждой

Взгляни на это дважды

Ради ветра и моря

Ну не болотный ли в самом деле дух

10_ Образовался из испарений его сестры?

Говорил Тайфун, и усы его развевались вдоль гребней волн:

Сыграть ли мне когтем на лире — на корабле

Где струны это свитые от страха души тех кто на нем?

А Скука ему возразила:

Рано радоваться

Возможно они видели воду в зеркале.

Так что ж!

И автор добавит, что

Скука права

20_ И этого нельзя отрицать.

Дул Тайфун, выл Тайфун, завывал Тайфун

Но та ему не поверила:

Век ураганов прошел

Золоченые птицы ходят как могут ногами

Руки со скуки гуляют обнявшись попарно.

Тогда сразу разбух Тайфун в водяной морской пузырь

Ветром в воздух вознесен взвыл и немного пискнул

легчайший жесткий краб

Даже спрут пополз к хокусаевой падчерице

наводить на нее сон жены рыбака

Самое море встало на четвереньки

30_ И уж не теми глазами глядело

Как на сладких соленых змеях

пятится по его спине раздутый крылатый пьяница

со своим безобразным животом

А Скука сказала очень внятно:

Неужели и правда последние мы

Что боимся и жизни и смерти?

Это немногословное восклицание так поразило Тайфун

Что он закрутился отчаянным вихрем

Внезапно обдавая брызгами

Летучую желтую радугу

Ах! Что же нам делать! Что делать —

40_ Орала в воздухе всевозможная рыбная тварь

И подсыхали жабры

И Скука торжествовала

Но торжество ее было временным,

Мы попробуем спеть другую песню

Песню с рогами и лапами

Песню с клыками и шерстью дыбом на мокром загривке

Песню с нехорошим зрачком,

С серым нутром

Песню с мордой —

50_ Простую песню-собаку.

Когда Саладин с войском покидал Каир

Народ взошел прощаться с площадей

И лица обращенные к вождю

Застыли в ожидании

Усеяв минареты и столпы,

Как суфий вдруг сквозь грязный шелк толпы

Пред голубой металл воинственных одежд

Возник — и крикнул весь в тоске своей глубокой:

— Наслаждайся взором волоокой Нежд

10_ Наутро не увидишь волоокой.

И Саладин стремительно ушел навстречу им.

Тогда еще не дрогнул алый Лузиньянов стан

И тамплиеры пьяные от жажды держали строй

Иль правя вероломного Рейнальда головой

Ходили морем грабить двери Джидды

И караваны что везли зеленый камень с медных копей

И с огненной главой и медным сердцем льва

Король не гнал за строем строй стрелков из-под скрещенных копий

А голос тот звучал в мечте его надежд:

20_ — Наслаждайся взором волоокой Нежд.

И зазвенела чаша под чалмой

И пала об пол сабля асасина

И отвернулся Азраил немой

От лика Саладина

Перед сухим пером убийцы влажных вежд.

Наслаждайся взором волоокой Нежд.

Труби в победоносный Хеттский Рог

И празднуйте в заиорданских замках

Подземный ангел роз кровавых строк

30_ Считает прибыль на железных франках

Померкли на плащах блестящие кресты

И не пронес по галилейским водам

Воды средь битвы пыльной пустоты

Свободы в прибережный форт Раймонда

Хермона льда отведал пленный Ги

И — по заслугам — сталь Рейнальд неверный

Чья голова в руках его слуги

Молчала ныне с горечью безмерной

Немея знаньем смерти в слух невежд:

40_ — Наслаждайся взором волоокой Нежд.

— Наутро не увидишь волоокой…

Смолк голос суфия в небе Каира

И плакал от счастья Саладин наслаждаясь красотой битвы

Которая не принесла ему победы,

Счастья — и лишь высокую грусть

Побежденному повелителю Иерусалима

Тогда еще приносили масличные ветви на что-то надеясь

Но и Саладин никогда вновь не увидел утра Каира

Ибо «жемчужины лик скрыл темный локон»

50_ И рек он

Ступая на мост острейший края отточенной меди:

— Наутро не увидишь волоокой.

Суфия кости истлели за восемь иль девять веков

И кости вождя Саладина и кости победоносных полков

И кости ими сраженных вперемешку с костями коней

И рыжая ржавчина с медью краснеет еще зеленей

И кости народа Каира и охлоса Акры распались в песках

Их золото стерлось, их стекла рассыпались в прах

И луны сменяют подковы и снова подковы кресты

60_ И Анны Святыя высокие стены пусты

О нет, ты не увидишь ее

Наутро ты не увидишь, о сердце мое

И я как паук осьмирукий вцепившийся в окаянные камни

Как жук тонконогий пустынный вою: о Небо, куда мне

И где мне когда же ты явишь мне прежде обещанный мне

призрак надежд?

Но слышу лишь мертвого суфия голос гортанный

и странно высокий:

— Наслаждайся взором волоокой Нежд.

Оставь дела и помыслы свои

Послушай лучше песнь про Смерть Пу-и.

Смерть Пу-и — может быть в этих двух-трех словах

Сосредоточено возвратно-поступательное движение вперед

Всей судьбы Поднебесной Великой Державы

Смерть Пу-и — в ее образе раскрывается

последовательная историческая преемственность

Высокого Хань, Шань, недолгого Чжоу, Цянь, Сунь, Мин,

Благородного Тан и Юань

Смерть Пу-и — в этом дыхании скрытно проявлено Дао Основ

10_ Или как его еще называют Глубокое Знанье Предмета

Поэтому оставь дела и помыслы свои.

Собери всю силу воли к мысли

В одну сверкающую точку где-то спереди лба

И пусть содержимое этой безразмерной величины

Станет окутывать видимость вещества

Блестящая мгла словно жемчуг песчинку

Центральное событие Смерти Пу-и.

Ты можешь быть уверен, что не успеет паук проскакать

по краям паутины

Как Смерть Пу-и войдет в это мыслящее созерцание

20_ Во всей своей белобезмозглой полноте

Дело ведь вовсе не в неопределенных помыслах о том

Что некто Пу-и протянул свои худощавые ноги в сторону

бесконечности

Что он, скажем, откинул голову на подушку абсолюта

Мы можем смело пренебречь этим фактом

Как уже не обратили внимания на другие образы политической

карты мира

Состоящего из Маньчжоу-Го и Монте-Карло.

Он умер — он воцарился трехлетним младенцем

Он умер имея от роду пять тысяч лет

И разные шлейфы традиций за худыми плечами

30_ И как же все-таки сумела умереть

Такая практически бессмертная личность?

Оставь дела и помыслы свои.

Ты увидишь как вымышленная светлая точка впереди твоего лба —

Некоторым образом третьего глаза —

Окутывается в шелковый кокон ассоциаций:

Шелковичная бабочка прежде жевала тут —

Тутовый шелкопряд довольно длинной истории

И цепочка инеем подернутых луж в Южных Горах

И снежных как вечная память о них Гималаев

40_ И вот он окутан блестящий весь

В ощущение отсутствия независимости от —

Он умер — верный сын истории своего народа

Которому свойственно по очереди умирать

Пять тысяч лет подряд тому назад.

Пу-и был совершенно необыкновенным человеком.

И дело конечно не в поверхностных размышлениях

О его утраченном титуле.

Многие не лучше и не хуже его

Смело приобретали разные славные имена

50_ Иные из них даже жертвовали жизнью

Для того чтобы громко произнести вслух собственную кличку

Которая затем испарялась заодно с дыханием.

О как мы не можем, как мало способны сказать что-нибудь

О том что так просто и понятно по существу

Но невозможно даже подумать о том

Чтобы сделать попытку поставить себя

На место этого легкого существа

Которое мы здесь приблизительно употребляем в растертом виде

В качестве безвредного яда против непроницаемой тупости

60_ Или домашнего средства в умеренных дозах.

Наверное имеет смысл верить, когда со всех сторон говорят:

Принято считать, что это действительно было.

Но это не значит, что мы

Действительно можем оставить это

В приемном покое или в морге

Перед самым носом ладьи

Уносящей в мнимое небытие этого лысеющего китайца

Мне так трудно вообразить, что Пу-и действительно умер

Что он впрямь помер

70_ Ну как к примеру ты представил бы себе Смерть Пу-и?

Лучше оставь свои пустые дела и праздные помыслы свои

И сосредоточься на этом таинственном том,

Что так легковесно именуется:

Смерть Пу-и.

Поверните вокруг своей оси блестящий игрушечный шар

Немного слева от середины вашего лба.

За его ртутным с изнанки боком

Понемногу вырисовывается куколка Смерти Пу-и.

Она вначале похожа на дешевый амулет из мутной пластмассы

80_ Но понемногу она вырастает

Облекаясь сухим перламутровым паром,

А чтобы шар запотел и виденье исчезло

Довольно будет дунуть изо всех сил в середину сложенных

лодкой ладоней —

Его дальнейшая судьба будет в наших руках.

Если сильно захотеть

(Это можно нацарапать ногтем на его заиндевелом боку)

Может быть он вообще никогда не умрет

Вероятно он даже не умер — вот хорошая свежая новость

И никогда не умирал — как никто нигде не умирал

90_ Он не пытался этого делать

Не делал поползновений родиться, ползать и мыслить

Переживать трагическую судьбу

Всего своего никогда не унывающего многострадального

населения

И разделение Великой Империи

На северную и южную часть так же легко

Как мы разводим лотосы и лопухи

И рукоплещем в ладони.

Ведь если бы он в свое время сдался в плен японцам — как он

и сделал

А японцы сдались бы в плен албанцам —

и это им почти удалось

100_ А эти последние (мирмидонцы) перестав верить в Смерть Пу-и —

чего на самом деле не было

Наконец обрели бы себя

В каких-нибудь земледельческих обрядовых действах,

Чучело Пу-и набитое соломой и ветром

Болталось бы на длинной палке под колокольный звон

Поздней осенью или ранней весной когда появляются

первые всходы

Или в самый разгар лета при уборке урожая

Среди суетящихся как муравьи ребятишек и ликующих галок.

Если бы он был хром на левую руку и так далее

Будь он впрямь чудак и ботаник

110_ Собирай он крабов на пустом побережье микадо

Куда море выносит их панцыри

Которые он мог бы лениво коллекционировать

И нанизывать из них гирлянды на благо народа и самураев —

Другими словами: будь Пу-и хозяином своего слова

Властелином своей души и повелителем собственной смерти,

Нам вместе с мирмидонскими недорослями

Оставалось бы только развести руками

А надутый рыбий пузырь перед лобными пазухами

Так и лопнул бы с огромным гулом

120_ Оставляя в памяти предков алые паруса и запах жень-шеня.

Но это обеднило бы человечество.

И обнищавшее человечество

Хромая на несколько десятков тысяч ног

Слепое как только можно быть слепым

Стояло бы с протянутой рукой в сторону бесконечности

И с гофрированным бумажным драконом, развевающимся

в этой руке

Стояло бы умоляя о так называемой «Смерти Пу-и»

Которая в этом случае оставалась бы не чем иным

Как фантазией

130_ Вроде легендарного мифа о происхождении мирмидонцев

из муравьев

Или о сказочной обратной метаморфозе термитов в албанцев.

Бедное человечество!

Ты так нуждаешься в смерти Пу-и

И тем не менее ты даже не заметило ее.

Но это еще далеко не все.

Мы сами стоим перед выбором:

Оставить в покое Смерть Пу-и

И вернуться к нашим домыслам и басням о прочих ему подобных

Или идти по проторенной дороге

140_ Перекидывая висячий мост из извилистого

седалища мысли ущелий

Строя понтон в этот мутный аквариум

Где шевелится в перламутровой дымке

Рыба-попугай с перьями и хвостом.

Она откликается когда ее позовут

Даже картавя сюсюкая и шепелявя

Подвывая как будто она сама — Смерть Пу-и

Так себе, малорослый левиафан

С хвостом, с перьями, с холодным ничего не выражающим глазом

И вышитый живым шелком на шелковом валике абсолюта.

150_ Мы стоим лицом к лицу перед широко известной проблемой

Вот она — кристаллически блестящая на изломе альтернатива

Все герольды поднесли трубы к губам

Нам предстоит принять ответственнейшее решение

Спой, трубадур, как быть дальше?

Ведь речь идет не более не менее как о нашем жалком будущем

Которое родилось из нашего недостойного прошлого

И теперь все зависит только от нас.

Взгляни, тот рыбий садок раздулся и значительно вырос

До больших величин, до гигантских масштабов

160_ Словно горное озеро вынутое из котловины

Висит перед очами воображения

Сосредоточенного на мысли о Смерти Пу-и

Со всеми его обитателями:

С рыбами, водорослями, раками

Тюленями, серой треской и лохнесским дивом

О как колеблется странно его тонкая масса!

Давайте возьмемся и уничтожим ее пока она не превратилась

в луну!

Бейте-лупите ее из-за ее огромных размеров и устрашающей

формы!

Именно сейчас настало самое время

остановить этот чудовищный необратимый процесс!

170_ Вот-вот — и она станет реальной бумажной судьбой

и фарфоровой смертью!

Проткните же наконец пленку поверхностного натяжения

Только и удерживающую пред глазами опалесцирующий фантом

Сферический мировой океан

Кипящий черноватым и дымным огнем как мутная

колба алхимика

Со Смертью Пу-и в затухающем маятнике

Болтаясь где-то поближе к центру

Хотя он и умер естественной смертью

Но эта смерть выросла едва ли не со вселенную ростом

А ведь была-то — всего ничего

180_ О нет, никто не поднимал руку на бедного маленького Пу-и!

Это будет ужасное стихийное бедствие

Вызванное исключительно работой воображения.

Я знаю что все вышеизложенное звучит несколько декларативно

Поэма словно бы плещется написанная изнутри водяной краской

И ты имеешь полное право остаться свободным

и равнодушным как моя размытая акварель.

Вот если бы я пощекотал тебя в области политической

психологии

Коснулся пальцами клавишей похоти, страха и зависти

Хлеба и зрелищ и лакомств

Сказал бы, что и мне по-человечески жаль Пу-и,

190_ Ты бы у меня запрыгал прямо как конь

Попирая подкованными копытами пустоватое нутро

в грудной клетке

И в щелевидном черепе под спущенной каучуковой маской

Взбивая тонкий прах на тамошних проезжих дорогах

Тебе польстило бы мое внимание

Но я глубоко презираю подобные приемы:

Я хотел предоставить тебе поистине уникальную возможность

Легко скакать вместе со мной на крылатом коне по самым пикам

Горной страны лебедей где этот умерший человек

Одно время полагал пределы своей эфемерной власти

200_ Там где она до сих пор имеет общую границу с другой огромной

страной.

Ну, собственно, а что — Пу-и?

Он умер своей смертью

И никто не поднимал на него руку.

И кто может знать

Почему так огромны они — эти страны.

Ниже приводятся основные даты событий

Сопровождающих субстанцию по имени «Живая Смерть Пу-и»

И которые последовательно привели ее к утрате самого

первого эпитета

С заменой на противоположный ему по смыслу.

210_ Тысяча девятьсот шестой год — появленье на свет

Ее увидели другие души при помощи этого света на

который она появилась

Что означает:

Стала отбрасывать тень в жемчужные глаза посторонних.

Трех лет от роду она — император Китая

И — чем ниже солнце, тем длиннее тени —

Шести лет она отрешена от правленья по собственной воле

И пребывала еще двадцать два года в состоянии полной

отрешенности

Не отличая Ини от Яня, то есть будучи в статусе Пу

Присвоив себе лишь для виду

220_ Одно мужественное имя с сочинителем этих строк о нем.

Двадцати восьми лет он вновь воцарен

Как император фамильных маньчжурских земель

Между Монголией и Кореей

И десять лет подряд там повелевал с разрешенья японских

властей в элегантных мундирах

Пока не оказался вдруг быстро перемещен русскими к северу:

Угодил-таки на пять лет в каталажку.

Тем не менее все еще может кончиться благополучно.

Так например,

Свидетельством, что в китайском народе

230_ Гуманизм прямо пропорционален его многочисленности

Может служить хотя бы та ступень умиротворения Пу-и

На которой ему вернули Родину

Из легкого поворота недальновидной русской истории Сибири

Ему вернули Свободу

Гулять по Ботаническому саду в столице

Ему вернули перо и бумагу, кисть, тушь и напильник

Его вернули даже в самый великий на свете Хурал

(О как велико терпенье пространства

Если оно до сих пор не свернулось в черную математическую дыру

240_ От взаимных чувств подобной любви теней!)

Теперь мы можем смело сказать, что рассматриваемое явление

С самого начала носило в себе зерна собственной гибели

А поскольку элеватором этих зерен мысли

Послужила довольно респектабельная Энциклопедия

Можно полагать что процент мышьяка

Тоже был в них довольным.

Он (этот текст мышьяка)

Привел его к смерти в тысяча девятьсот шестьдесят седьмом году

В течение всего-то тридцати одной полустроки включая ссылки

250_ А тридцать второй строкой

Да послужит наша кухонная латынь — против крыс, для науки:

Пу-и умер своей смертью,

Естественной смертью, пронизывающей собственное

качество ее естества

На всем последовательном протяжении нашего повествования

о нем.

А я? — спросишь ты

А ты? —

Ты будешь вспоминать

Нашего депутата всекитайского собрания народных

представителей

Всякий раз как тебе придет в голову

260_ Испустить в пустую вечность

Из истлевающих легких

Через прохладную гортань

Свое последнее

Неверное

Пу-и

И.

1) Кормили зверя птицами и мясом

Поили зверя пивом и вином,

А он — дичал и, молвить слогом ясным,

Так перст исторьи почиет на нем.

Давали зверю кашу и малину

И пробовали рыбу и халву —

Валялся он хвост за спину закинув

И все дичал как подобает льву.

И думали кругом: что означает,

10_ Что этот лев все время так дичает?

Кошмарным рыком оглашая ночь

Ходил он вдоль и поперек по клетке

Пугая мать, попугивая дочь

И в ужас приводя свекровь соседки

И в обмороке бабушка — точь-в-точь

Равна предусмотрительной наседке

Что закудахчет и куда-то прочь

Несется чуть заслышит шелест ветки —

Но бабушка уж бегать не могла

20_ А — просто услыхала — и легла.

2) Был случай тот предлогом длинной мысли:

С чего бы это зверю так дичать?

Все думали: с чего бы? не от крыс ли?

Подумали и принялись молчать

Молчали час, не менее, а может

И более, а то и два часа

Иль даже три, и зеброй день стреножен

Бродил как полосатая верста —

Все очень долго думали в молчаньи

30_ Об этом непонятном одичаньи.

Предмет их медитации простой

Со временем казалось не менялся —

Куда как был искусник Лев Толстой,

И то бы к третьей строчке потерялся

Иль подпустил драгунов на постой,

Где я лишь львом дичая кувыркался —

В квартире кони, дедушка, постой!

Толстой! Стой! Граф, куда? — Как ни брыкался,

Хулить его не след мне: у него

40_ Ведь для сравненья не было его.

3) Заносимся над прошлым через меру

Мы часто. Привожу простой пример.

Вот говорят: владеть простым размером

Сто лет любой как может землемер,

Личиною коломенского метра

И валенок отстукает строку —

Валяйте! Но из вашего же фетра

Вам куколка проквакает: Ку-ку!

И скоком в кокон к шелкопряду тщанья,

50_ А там уж не стихи, а завещанье.

Смотри — вкруг двух драгун кавалергард

Зарылся в войлок хоть и при параде

Там гренадер под множеством гранат

Мчит к вечности в сверкающей Гренаде

По гнездам пучась виноградом лат —

Пять кирасиров что сыры в засаде,

А вон — младой улан десятым в ряд

Упал ничком — его мы видим сзади,

Как — вновь багаж былого вороша —

60_ Вся сцена — склеп и пьеса хороша!

4) Прощай война! Нет войска. Перебито.

Любовь сменила древнюю вражду.

Планета поцелуями умыта

Преследует насущную нужду:

Науки углубленные ученья,

Искусства, средства, левые права —

Европа вся плодами просвещенья

Увешана и право же права,

Когда в цветах, как девушка с Таити

70_ На травах празднует труды своих забытий.

Но память мне пока не изменит,

Я помню дни иные, дни былые

Какие дни! Она о них звенит

Ко мне поворотив одни тылы их,

А я на них гляжу и знаменит

Их отраженьем в серебре стихии —

Не думайте, что лев уже забыт

В тех дней полупритворной ностальгии —

Игры лишь для стою на голове.

80_ Так вспомним о поэте — не о льве.

5) Кто нынче помнит, кто есть Ф……ский?

Мы, правда, слышим Ф……скую,

Что простенькой строкой немного плоской

Кокетливо-венецианскую

Фигурную избу игрушечную лепит

Из муравьиных перышек газет

Она. — А он?! — Бросает память в трепет:

Он тоже выл, он тоже дул в кларнет

И даже, помнится, «витийствовал на грани»

90_ Норд-осты выдувая с левой длани.

Ужель мой прежний друг уже меж баб?

Как лошадью жена в бреду горячки

У N. (у Z.) промерзла в баобаб

Его бездельем вынужденной спячки

В то время как весь генеральный штаб

Спал на коленях у последней пачки,

Так я — сперва спросив: ужель меж баб?

Отвечу сам, швырнув строфу из тачки

Набобу в ноги, чтоб трубил в кебаб —

100_ Он баба, а не просто «между баб»!

6) Вот, вспомнил. Называется приятель.

Приятно вспомнить. Лучше бы забыл.

Но не забыл. Послушай, друг-читатель,

Он — мне, а не тебе — приятель был.

О строки рядом дроты претыкая

Тогда Роальд невидимый сверкал

Он дал мне орифламму утекая

Он первым был и первым быть не стал…

Какие годы! Память к ним привыкла:

110_ Девятый Ренессанс иль Век Перикла!

Евтерпой терпеливой напряжен

Орлом, певец в те дни нам не горланил,

Мы не водили падающих жен

Охотой на ежа в соседнем клане

И к пифии в Додоне петь в донжон

Силком на ясной отродясь поляне

Не бегали — чем кто и ублажен

Так разве дымом дури или дряни —

О где вы дни, премудрости верней?

120_ Ну, это, впрочем — «Дамы прежних дней».

7) Да, кстати. Дамы. Притираясь к дошлым

Причудам турок, серый их сераль

Совсем поблек. Всё минуло, всё в прошлом.

Ну, так и быть, уж выпишу спираль:

«Снег Дании и инеи в Египте

Белее ок татарских век бровей

И дивно уха вылепленный диптих

В чужие скулы смешанных кровей».

Я их любил. Не то чтоб безответно,

130_ Но по стиху и посуху — заметно.

Прошли дожди — настали холода.

Из центра с юга катят эмиссары

Коротконоги как сковорода

Обутая в обрубок фрачной пары

Между сосцев имея «SAMIZDAT»

Дианы в передвижнических шалях

Вдруг все Минервы, и с тех пор глядят

Как совы, стилизованные в Палех,

И скука, скука — хоть залей ульян…

140_ О где моя старуха и улан?

8) Лежат где положили и не видно

В их обществе заметных перемен.

Знакомая картина: многим стыдно

И предложить так нечего взамен.

Улана ль в коммунальную квартиру

Нам сволочить за шпоры по весне?

Иль бабушку пришпорить к кирасиру?

Но что там за забавы в смертном сне?

Все это право лишние заботы —

150_ Хлопоты к перемене мест охоты.

Ведь личности упавшие ничком

Лишь призваны помочь нам в этом тексте

Забыть эон, где юным новичком

Порхал я малым юношей в претексте —

Я терций поплавки ловил сачком,

Нырнуть с Пегасом в обращенной сексте

Еще не смел, а вынырнув сверчком,

Пел стрекозу в прозрачнейшем контексте,

Не так как тут — немея в львином рву.

160_ Что, лев? Ура! Скорей назад, ко льву!

9) Они лежат. А лев, напротив, едет.

Не едет. Да. Нет. Едет, но везут.

Мазутом черной шпалой синей меди

Переливаясь рельсами за Прут.

Изгнанны оба в нравственной обиде

Кто Цезарем, а кто, сказать — царем,

Здесь наш Арап мечтал, что он Овидий

Но мой Бербер не думает о нем:

Он вовсе чужд поэзии Предпрутья

170_ Лишь в такт езде хвостом молотит прутья.

Мелькнули бессарабские холмы

За ними трансильванские пригорки

Где зрелые румынские умы

Французские плодят скороговорки,

Вон Венгрия, что мы в дымах чумы

Распотрошили как мешок махорки

Вон Чехия — сквозь призрак Колымы —

Остекленела от последней порки

И тупо варит ладный свой хрусталь

180_ Германии отхаркивая сталь.

10) Гляжу ль на юг — паленые болгары

Под полумесяц выкроив звезду

Лежат как под монголами татары

Целуя плеть, намордник и узду,

А к северу, о Посполитой Речи,

Пасть против пасти с Пруссией в зубах

Копают уголь доменные печи

В заброшенных картофельных садах

И в серый край до запада заката —

190_ Как кол над ними тень понтификата.

Стучат в ночи засовы и ключи,

Везут. Трясется клетка роковая

Кружат дорог степные палачи

Закатаны в колеса рукава их

Чего-то стонет поперек свечи

Мне лира-балалайка роговая

Чужая, да Емелей на печи

Мчит перлы в жемчуга переливая

Крылатый лев в Кастальские ключи —

200_ О муза, умоляю, помолчи!

11) Молчанье то произвело движенье.

Безмолвных обывателей конклав

(Строфа вторая) произнес тюленье

Решение: путь скатертью устлав

Пусть катится с отечественной свалки

Через сугробы в полусферу ту,

Где Волга — Рейн и где ундин русалки

День дуют щелочь, о ночь — кислоту.

Гремя железом как трехконный Габсбург

210_ Въезжает лев в имперский город Страсбург.

Как мирен идиллический пейзаж!

Сколь девственно спокойствие в кварталах!

Здесь западного духа эрмитаж,

Здесь честь и совесть стран больших и малых

Нечаянно попали за корсаж

Их тертых представителей бывалых —

Вдруг слышат шум и все бегут туда ж,

Что ж видят? — В шатунах, дымах и шпалах,

Сама собой, осям бы только тлеть,

220_ К ним прямо на колесах катит клеть.

12) Предвижу приближение пуриста:

Де «клеть» есть приложение к «избе»

И как ей стать кочевьем для туриста?

Иное «клетка». Это «вещь в себе».

Но случай наш — пример экстраверси́и:

Хоть диковаты странствия в клетях,

Пуристу делать нечего в России

Как чисто россиянину в нетях.

Затем, Пегас, не испаряясь в нети

230_ Пойдем попутешествуем в подклети.

И завернув путем на сеновал

В часы когда… (Не встань ногой на вилы!)

Ты вдруг поймешь… (Не угоди в подвал!)

Что все вокруг… (Копыто отдавило! —

Вот надо ж… А недавно подковал…)

Всего лишь только клеть Европы… (Милый,

Там, верно, едет кто-то? Угадал?)

Или Европа — клеть от нашей виллы…

Стояли и на этом и на том

240_ Пурист же пусть сидит за решетом.

13) Дым улетел. Она остановилась.

Остыли шпалы. К прутьям льнет толпа

И церемониймейстер «Ваша Милость,

Пожалуйте» выделывает па.

Он полноват, с улыбкою широкой

На сером незначительном лице,

В очках, однако взором недалекий

Читает надпись на другом конце:

«Стандартная. Размер 6х4.

250_ Не хватит двери, прорубите шире».

Измерили и принялись рубить

Избранники Европы. Пахнет пылью.

Они прекрасны в искушеньи быть!

Как слаженны их общие усилья!

Долбят вот так, хоть всем бы так долбить,

Имея цель, коль таковые были,

Балдея в одолблении избыть

И под конец избыли и забыли

И в Илион ушли на перекур

260_ Свернув труды тьмутороканьских кур.

14) Минуй меня, о рок Лаокоона!

Рек морем Крита вон бредут ко мне

Два мерзких мозозавра, два питона

Клубясь как злые локоны в волне.

Они идут избыть мои кебабы

И в трубы дури тел согнув кальян

Лохани злобы изрыгнуть — куда бы? —

Уж верно в обалделый мой ульян.

Все ближе, ближе слышен голос брани:

270_ Они идут на кур Тьмуторокани!

Так будь мне обороной, старина,

Степной байтур Олджас ибн Сулеймани,

Кыпчакский гений! Что тебе война!

И со Всеславом ты ходил к Тамани.

От рвов Куры, где тюркская стена,

Мы их тесним! О скверные критяне!

Кыш, мозозавры! Эй, держись меня!

Вяжи — того!.. Повисли тороками…

Ишь, критики… Прийти в такую рань!

280_ (Но есть еще одна Тьмуторокань).

15) Там в стены кур неловкими руками

Сограждане слагали как стихи

Там улицы мостили индюками

А башнями там были петухи

Скрипели ясным селезнем ворота

Чижами оглашалась высота

Сам лебедем пройдешь до поворота,

Навстречу гусь — такая красота.

А колокольней городского веча

290_ Был Соловей-разбойник, мой предтеча.

А за рекою, матушка, легка

Вся жизнь плескалась ласточкиным пухом

Косым платочком в белые шелка

Как пеликаны сказочным старухам…

Давай забудем про нее пока

К иносказаньям приклонившись ухом

Порою залетая в облака

Где не слыхать о ней ни сном ни духом

Где память кружит уткою нырка,

300_ Чтоб новой брани рати петь бока.

16) Пора свести проверенные счеты!

Пора вернуть постылые дары!

Пора! Пора! Стоят четы-нечеты

Вдоль всех концов большой земной дыры.

Земли-воды как скифы прежде Ксерксу

Не поднесли в забитый колом чан

Но удалившись в степь навстречу персу

Послали крысу, жабу и колчан,

Так мы: вот лев — в своем размере крыса,

310_ Жаль жаб нет, пусть держава дротом лыса,

Зато мы ны и вы по роду гряд

Под грохот ны на вы горохом в ряд

Под корень вы — и, соловей, салат! —

Пора! — выходит просто газават.

И мы вот-вот и срок коротковат

Предъявим вы ужасный ультимат —

ум. Да, придется вы солоноват —

о, Мы на вы хвоста узнать по пят —

кам, Вы держите льва, что крысой звать

320_ А жабой мы найдем кого назвать.

17) («Ахейцы взяли Трою!») Сцена в зале.

Кругом сидит Страсбу́ргский Парламе́нт

(Сказал бы галл. А мы бы как сказали?

Парла́мент Стра́сбургский). Я вижу тот момент

Когда открылось дело в парламе́нте

(Парла́менте. Пиррихием? — Изволь!)

Всё было длинно в странном документе

Когда ж азианическую соль

Изве́сть лакедемонскими тростями,

330_ Все коротко: «Что вы — со львом, мы — с вами».

Однако не лаконянин писал

Да и повествователь не спартанец,

Ему Дракон язык не окорнал

(О Дионис, прости мне этот танец!)

Но я вдруг вижу ярко-белый зал,

Застывших лиц неблагородный глянец,

Как председатель в бубен заиграл,

Едва явил (мимически) посланец

Четыре такта в ритме топора

340_ И к ним еще призыв: Пора! Пора!

18) Пора, пора. Пегас, да ты рехнулся!

Куда понес Химеру приручать —

Лев как дракон вдоль прутьев извернулся,

Собрался в ком, попробовал рычать,

Затряс брадой, глазами глянул хмуро,

Подпрыгнул, заорал от ми до ре,

Зевнул, слегка оскалился и шкурой

Ондатр улегся в мускус к конуре.

И тут соображает все собранье:

350_ «Его изгнанье нам сулит изгнанье».

О странный зверь Пегас, скажи куда

Тебя завлек инстинкт продленья рода?

О одичалый мой, ужель всегда

Тебя манила суетная мода?

Иль сквозь прозрачный гребень «иногда»

Ты исподволь следил полет удода?

Но вспыхнув не спеши ответить «да» —

Химера как и ты седоборода,

Единорогом лев нисходит в тлен

360_ И «плен его нам предвещает плен».

19) Фи, мой Пегас, ты вовсе стал политик —

Портфель копыта в ямах требухи,

И пятистопный ямб как паралитик

Трясется зрелой фигой в лопухи

Между фигур зеленых виноградин

Да фиников лежалых к слову «рать»:

«Кинокефал клянется безотраден

В тени родной ступни не загорать,

Не кутать кнехт телес в бом-брамсель уха

370_ И не мигать корме глазами с брюха».

Пародии! — а шкура-то бела,

Все шуточки — а дело? где же дело?

Ну что, соловушка, плохи дела:

Ты ей — хлеб-соль, а я, говорит, не ела,

Что было взять, с собою не взяла

(Не оттого ль ты, дура, похудела?)

Эк, удаль-невидаль, дуда ль тебе в удила,

Не из чужого ль ты, говорю, удела? —

Пойди, товарищ, посиди в хлеву,

380_ А я тебя чуть скоро позову.

20) Или еще. Гласила муза наша

(Припоминаем древнее с трудом):

«Всем в доме занималася Параша» —

И вот, Параша заняла весь дом.

Какой Содом! Параша! Муза! Маша!

Какой позор! — Небось, пережуем.

«При ней варилась гречневая каша»

Нет, манная! Пшено да клей со льдом!

И запустив в нее по горло руки

390_ Давайте сдохнем, искренне, со скуки.

Пора — кормить читателя, поить,

Доить, любить, дарить стихотворенья,

Присесть, в глаза взглянуть, поговорить —

У самых почв производить паренье

Пора-пора — придется повторить —

Варить-варить и кашу и варенье,

И тыквы реп отпарить, а пари́ть

Туда, где пухнут верные коренья,

Который образ, верно, укорит

400_ Того, чей Библ от рифм не угорит.

21) Грифоны, змеи, львы, химеры, козы

Да ангелы в клейнодах на лугу,

«Пора-пора» да ратные угрозы —

Одну из них забыть я не могу:

«Мы в трое пим унта́ми сложим шляпу,

Из Ватикана в Сыктывкарский Плен

Ее свезем и навлечем на папу

И будет нам не папа, а Пиме́н —

Засада впереди, осада с тыла,

410_ Рим наш!» — Все врут, не верь, держись, Войтыла!

Воскликнул убеленный сединой

Один как перст большой избранник важный

И сам к трибуне двинулся стеной

И так провозгласил с нее отважный:

Я право сам не знаю что со мной!

Что означает этот бред протяжный?

Невеста ли прикинулась кумой

В подарок свахе дом многоэтажный

Не завещал чтоб дядя предпочесть? —

420_ Я говорю: чем жизнь, дороже честь!

22) Гоните ж льва! — так продолжал оратор —

Вон льва! А там пускай решит металл!

Вы видите, что сердцем консерватор,

Я вам сегодня просто радикал! —

И погасил из микрофона свечку.

И депутаты повскакали с мест

И вмиг секретари заносят речь ту

Строча бустрофедоном в палимпсест

И снова лев рычит и весь парламент

430_ Кричит в восторге: Что за темперамент!

Уткнув лицо в бумажную листву

Другой его сменяет: Сердцем правый,

Я лев по видовому существу —

Хоть и не прав был сеятель картавый,

Но — к жатве перейти по естеству —

Так выйдет: не разинете и рта вы,

Уж на траву придут косить ботву!

Я, право, не магистр Калатравы,

Но по «руну» о «льве» судить я смог:

440_ Повесимте на клеть другой замок…

23) Слова исчезли. Их следы песцами

По белоснежной тундре понеслись,

Большие запятые месяцами

Украсили трусливой речи рысь

Кружится зверь в неверном лунном блеске

Двусмысленном как зубы ворожбы

А по кустам на пара тонкой леске

Лик в лаврах среди страха и вражды

Мелькает. Но как быть? С одной отвагой

450_ Идти на битву с финскою бумагой?

Все кончено. Парламент тихо смолк.

Кружат орлы пчелами возле лилий.

Из безысходности выходит волк

Здесь воплощаясь в меру изобилий

В большую стаю, в свору, в роту, в полк

(На миг мобилизован как Виргилий)

И угли глаз сверкают в желтый толк

На звездных шкурах серебристой пыли

И воет волк от страха осмелев:

460_ Пусть лев решает пусть решает лев!

24) Да, мы не верим в силу гаруспиций

Мы не гадаем по полету птиц

Склоняясь как Лициний над лисицей

Лить молоко на мельницу ослиц

Затем что толст и тощ и с длинной шеей

Наш Рим — курятник, где священный галл

Порхал на стены не щадя ушей их

И где кудахтал, там и гоготал.

И всё же ради чувства формы, что ли —

470_ Не в масть медведю лезть на Капитолий.

Не верьте в птиц! Обманет их полет,

Обманет цапель, выпей, канареек

Воронам вещим лебедей балет

Блестит Психее, но ее не греет

Павлинам-королям фазан-валет

В лес по низу суком на ветке реет —

Не верьте им — и журавлям чей лет

Пигмеям был знаменьем в эмпиреях

Грачам на нивах, галкам по гумнам

480_ Не верьте им, а верьте львам и нам.

25) Вот цепью грохоча, свинтив печатей

Свинцовый груз и в море утопив,

Под вспышки представителей печати

Плывет мой шлюп из гавани в пролив.

Не шелохнутся берега лагуны

А на мысу меж тем взрывают форт —

Точить топор на колесе Фортуны,

Друзья мои, вот благородный спорт!

Тот бомбу драит, этот мину удит,

490_ Кого не будет, много не убудет.

Так что же будет? Удерет иль нет?

А если, то куда? Глядим на карту

Звенят ланиты, полон рот монет —

Цыганка пляшет комментарий к фарту,

Звенят ключи — останется иль нет?

И то вино, что мы разлили к старту

Так, только зашипит? Иль Континент

Зальет Свободой? — Тост подходит марту,

А завтра — Новый Год, святой Сильвестр.

500_ Щеколда брякнула. Читатель, см. сл. стр.

26) Клеть распахнулась. Шлюп встает на бочку,

И взорван форт, и журавлиный клин

Стремится в небо заполняя строчку

Подобно скалке что катает блин.

Один лишь лев лежит не шелохнется

И зал глядит в мгновения янтарь

Чуть-чуть дыша, едва не задохнется,

Что выкинет загадочная тварь,

А он лежит, не входит, не выходит,

510_ Лежит — и ничего не происходит.

К нему идет сама Симона Вейль:

Животное, явите вашу волю!

Вы видите, я кутаюсь в вуаль

На вас взирая с горечью и болью,

Сюда смотрите, зверь, пред вами дверь,

Так предпочтите волю иль неволю,

Но не лежите так, как вы теперь

Лежите, словно шкуру съело молью,

Вы великан, гигант и исполин

520_ Не в вашем духе нюхать нафталин!

27) Но тщетны эти жалкие уловки

Лев до сих пор лежит как и лежал:

Сапожник-век стучит по заготовке

А миг-то босиком и убежал.

Во всех концах стоят четы-нечеты

Парламенты сидят разинув рты

Поэты шьют строча из переплета

Взамен рубах на головы порты —

Таков их скепсис: мироощущенье,

530_ Не требующее освященья

Традицией — кто первый, тот и прав

Гласить всю правду с терийокской дачи,

Тот сунул нос в штанину как в рукав

Тот учит саксов речь с натуги плача

И дань слезниц с учительниц собрав,

В них тонет — браво, редкая удача,

Их чистоте завидовал бы краб,

Иль вот, совсем высокая задача:

Вбить русский стих в техасские зады

540_ Из лбов преподавательской среды.

28) Покуда взаперти дичать горазды,

Друзья мои, мы все — ручные львы

И рыбий дух общественности праздной

Нам чертит невод в заводи главы

Снаружи хвост, а естество в неволе

Свободен зад, а всё по грудь в плену

Казалось бы осел гуляет в поле,

Посмотришь — нет: лев пашет целину

Как бегемот надут высокопарный

550_ Откроет рот, услышишь слог тропарный.

Там бродят в путах сеятель и жнец

Кукует мукомол в печатный грохот

И пекаря большой мучной венец

Сидит на литераторе неплохо,

Всем чучелом в глубины как тунец

Нырнет поэт не чуя в том подвоха

Но ждет рыбарь измученный вконец

К уде его маня с глубоким вздохом,

Чтоб оросив взаимный водоем

560_ Домой по хлябям шествовать вдвоем.

29) Так диво ли, что вместо хлеба студень

Для скучных мух печальный варит цех?

По клеточкам меж восковых посудин

Пчела-цикада дребезжит «за всех»

И в результате опытов Гальвани

К амфибии приделав провода

Труп ямба оживает в кислой ванне

Глядишь, и лапка дрыгнет иногда:

Тритоны аплодируют в ладоши

570_ И саламандры ползают в рогоже.

Я полагаю это бред и чушь

И ложь, и блажь — сплошные заблужденья

Пока еще бумагу терпит тушь

Давайте справим слову день рожденья

И звездный луч сверкнет из черных луж

Чернильных рос в черничных насажденьях

И нимб поэта, в царственный картуш

Очерчен, явит светоч наслажденья

Всему тому, на чем я тут стою

580_ И громко память вечную пою.

30) Я славлю мир с его ручными львами

Прекрасный мир — аквариум химер

Пусть карлы букв качая колпаками

В последний раз чредою громких мер

Прошествуют по метрам стоп туфлями

Слагая стих, как я бы не сумел,

Пылай, мой мир, высокими углами

Над бабкой, что коптит последний мел

На пенсии — а где и быть-то старой?

590_ А что улан? — Улан пошел в гусары.

Итак, я восхваляю праздный мир

И зверя с флагом впереди парада

Стоит у Фермопил его кумир

Там нашим другом хвалится Эллада,

Простимся ж ныне с чемпионом игр

Которым все, надеюсь, были рады

И где Нева, как в Ниневии Тигр

Над водами ночного Петрограда

Струится — пусть висит его портрет

600_ Петлею губ на ямба парапет.