КНИГА III. ЧУЖДЫЕ АНГЕЛЫ

БЛЕСК ВОДЫ

101. РАДУГА

В последний звон дождей прозрачный и печальный

Невыносимый блеск первоначальный

На облака незримые ветрам

Упал развеянный и веянье венчальное

Явление на небе влажных трав

Среди прекрасных трав

Взошло необычайное

По воздуху цветущая пером

Чтоб оку не было погибельно и бело

Обнажена фиалковым ребром

Витая синим зелень голубела

Как два ручья вливая в море хлад

Гонимый ими рядом реял выше

Проникновен кристаллом многих злат

Пространный рог и огненный и рыжий

Словно бы горн где жар звенит и где зола

А в нем струна была

А ветка что над ним была ала

А край был ал ее и так глубоко

Что лишь бледнел едва перетворяясь в воздух

Из разных лент слепящего узла

И этот выветренный образ возникая

Из блеска невозможного для ока

Медлительно над волнами стекая

Для блага ока тканная дуга

Сквозь пустоту желанная цветная

Стояла яркая рука

Стекая на окраинные льды

И камни гор окрашенные в дым

Я знаю птица знаю где скала твоя

Ты выросла цветок в том дальнем устье

Там где высок — сквозь ветер купола

Тот город дорогой мечты моей и грусти

102. О КРАСКАХ

Свет и тьма, черное и белое.

Свет, отделенный от тьмы, есть ее блеск, а собранный воедино — яркость. Яркость — качество огня, и потому она — первый цвет — красный.

Красный рядом с черным и белым станет пламенным багряным, белое станет бледно-желтым, а черное — темно-синим.

Помести эти три в свет, сделай их прозрачными — выйдет три цвета стихий: бледно-желтый лунный для эфира, темно-синий для воды, багряный для огня.

Луна в зените белая над черной тьмой воды.

Пусть начнет восходить багряное солнце, и пожелтеет луна, а вода станет синей.

Так читай на небесах.

Расположи цвета стихий по кругу: треть эфиру, треть воде, треть круга — огню.

Пусть они будут прозрачными.

10_ Между лунным и темно-синим ляжет голубой — это цвет времени.

Между синим и багряным ляжет фиалковый — это цвет пространства.

Между багряным и лунным будет рыжий цвет меры.

Восходящая луна против фиалковой воды небесной — вот пространство.

Солнце багряное, восходящее против голубой грани вод — вот время.

Солнце рыжее в зените над синей влагой — вот мера.

Бледно-желтое означает протяженность, темно-синее — течение, багряное — плодовитость.

Голубое — слиянность, рыжее — делимость, фиалковое — разрушение и смерть.

Да будут цвета твои прозрачными.

Соедини голубое с багряным, соедини рыжее с темно-синим, соедини лунное с фиалковым.

20_ Получишь три оттенка зеленого.

Это цвет форм, цвет внешней красоты в центре круга.

Отдели твердью, сделанной из блеска пламени, воду небесную от воды поднебесной.

Опусти круг стихий в поднебесную воду.

Раздвинь ее, чтобы явилась суша.

Туда опусти круг.

И сделай цвета стихий непрозрачными.

Голубой, синей, фиалковой станет вода.

Желтой, рыжей, багряной станет суша.

Зеленый и тот красный, который называют коричневым цветом коры, получишь от этих.

30_ Это цвета влажных трав, выходящих из глины, цвета листвы и ствола, цвета плоти и крови, всякой почвы и формы.

Это запечатлено и в металлах, ибо медь зеленая снаружи, внутри красна.

Серебро — символ бледного желтого, ртуть — темного синего, золото — багряного.

Олово — голубое, железо — рыжее, свинец — фиолетовый и черный.

Луна от серебра — символ протяженности.

Меркурий от ртути — символ течения.

Солнце от золота — символ плодовитости.

Марс железный — знак делимости и меры.

Венера с оловом — знак слиянности и времени.

Сатурн из свинца значит смерть.

40_ Зеленый медный Юпитер изображает красоту форм.

Воистину великолепно всё устроенное внизу и вверху.

Помни, что человек создан из красной земли, чтобы славить Творца в саду всякой зелени.

Хочешь славить духом — славь черным и белым: буквой и словом и блеском.

Хочешь славить через стихии — славь синим, желтым и багряным, но тогда сообщи им блеск через металлы.

А рыжим, голубым и фиалковым — не славь, ибо это цвета не истинных сущностей, но возникшие при смешении.

Хочешь изобразить нечто в пространстве — ищи красное и зеленое между бледным и фиалковым, но последних не бери.

Хочешь изобразить нечто во времени — ищи то же, но между голубым и багряным, только не бери этих.

Хочешь изобразить в мере — смотри между рыжим и синим, только никогда не бери крайних — выйдет ложь.

Не клади также красного и никакого другого цвета рядом с черным и белым.

50_ Живое — в глине и в зелени.

Человек из глины — мир из зелени.

Не сообщай блеска, когда не пишешь святого, и не клади серебра, если изображаешь формы.

Помни: формы живого — в глине и в зелени, а камни и металлы оставь.

Не изображай звездного неба и текущей воды иначе как символом — выйдет ложь.

Всегда славь Творца — духом ли, стихиями или изображением форм.

103. ДОМ И РЕКА

1) Костлявых волн в себе змея

Хребты и чешую

Плыла реки одна змея

Был дом на берегу

В змее реки листов и гад

Водилось много в ней

Восток перетекал в закат

Алей и зеленей

Там стрежень в омут силой рыб

10_ Пересыпал песок

И рыбы плавали у дна

Очами на восток

Там пламя рыб вертело блеск

На плесе из песка

Но иногда виднелась сеть

Иль плавала доска

Зато из нор каких-то крыс

Чей был подшерсток ржав

Порой выглядывала мысль

20_ Но в образе ужа

Среди листвы цветов и трав

В округе мокрых мест

Мелькал в стекле стрекоз наряд

И несся крылий крест

А на краю воды тростник

Качая многий прут

Среди туманных верениц

Стоял из тонких струн

А на другом краю тростник

30_ Но выросши длинней

Среди тумана по утрам

Виднелся как во сне.

2) Стеклянных вод в себе стремя

Блестящую руду

Была река округ меня

Похожа на слюду

А над рекою небосвод

Темнел по вечерам

В том небе семь незванных звезд

40_ Ходили по ночам

Меркурий мерк и хохотал

Дрожа повсюду ртуть

Ему навстречу шла Иштар

Дрожал цветок в устах

Ты голубой, цветок Иштар,

Как олова слеза

Они с серебряной луной

Глаза — как будто два

Верховный Дий зелен и стройн

50_ Поодаль не мерцал

Когда над ним в рубине вой

Метал стрелу зерцал

То был рубинокрылый кметь

Железный ворон бурь

Темнее прочих был свинец

Который был Сатурн

О полдень Солнца рыжий диск

Став на закате шар

Сиял как злато золотист

60_ На мелкий серп Иштар

И серп второй сперва желтей

Бледней бывал потом

Когда взлетал над ними Дий

Как яркий медный ком

И ртуть синела невдали

У ночи молодой

А у полуночной реки

Вода была слюдой.

3) Зубчатых вод в себе стоймя

70_ Сгоняя вниз пилу

Река текла брега клеймя

Как вечный жидкий плуг

А рядом — там где ось ея

Извечно била в брег

Стеной над зеленью подъят

Там дом стоял навек

Устои дома — среди глин

Вблизи скалы куска

А крыша в воздухе неслась

80_ Углом навес двускат

И крыши горб летя вверху

В последствии дождя

Темнел и водостоком брызг

Строенье окаймлял

Высоко был возделан сруб

И прочен спай древес —

Крыльцо нависшее как гриб

Тропа ступеней вверх

Двенадцать окон чтобы свет

90_ С востока был внутри

И дверь устроенная так

Чтоб отворять вовне

Деревья стен, полов и свай

Светлели среди тьмы

В среде строения — таков

Был дом где жили мы.

4) Змея реки как бы во сне

Темнела возле скал

Там рыбы плавали на дне

100_ Там дом над ней стоял

Нас было семеро — из нас

Она была одна

Но такова была она

Как ночь реки у дна

Нас было семеро — друзья

Подобные звездам

Зиявшим в небе в небесах

На небе невсегда

Один — из ветра и пеньки

110_ Сотканный золотой

Метался весел и увитый

Рыжей бородой

Летать в моря его стезя

Его судьба влекла

И дуть и падать в паруса

Из белого стекла

Был ртутен синий друг другой

От хохота его

Светильни плавились в дугу

120_ И мерк на них огонь

Зеленый толстый медный бог

Мне третьим другом был

В его устах певучий слог

Звучал о наши лбы

На фиолетовом лице

Четвертый седовлас

Носил морщины мудреца

Свинец храня для глаз

А пятый — красный будто сталь

130_ Всегда рубил металл

А если нет, тогда в бокал

Как спирт перетекал

Шестой был оловянный друг

Безмерный негодяй

Меж двух голубоватых рук

О прочем не судя

Я сам, седьмой, из серебра

Желтел от вида их

Но часто прямо от ребра

140_ Мой смех летел и стих.

5) Среди таких семи из нас

Она одна была

Но такова что ночь-река

Днем ото дна плыла

Прекрасней всех была она

Прекраснее ночей

И только редкая весна

Могла сравниться с ней

Был огнь лица ее столь тонок

150_ В туманном воздухе окна

Что уходящие в сутанах

Вотще оглядывались к нам

Она прекраснее дождей

Прекраснее дождей

И только редкая вода

Могла сравниться с ней

Был дым лица ее столь тонок

В туманном воздухе в окне

Что ветра лиственные тени

160_ За ней не видели теней

Неизреченный несказанный

Среди бессвязных тонких слов

Ее носился облик странный

На пряди ветренных ветров

Был лист лица ее столь нежен

В дымящем образе весны

Что тихо шедшие в подснежник

Неслышно пели рядом с ним

И лик лица ее столь ветер

170_ Подобно рою средь ветвей

Что рай светился бы несветел

Отпрянув рядом с ней.

6) Бренчащих волн в себе звеня

Гоня колокола

Река вовне всего меня

Стремила влажный клад

Однажды утром выйдя к ней

К реке на берег влаг

Я понял что ее весна

180_ И кратка и пуста

И что в стекле ее змеи

Среди листов и рыб

Видны лишь первые струи

Безмерны и мертвы

И что планетной чешуи

Угас размерен час

И что прекрасная она

Не выйдет из окна

Там яркий рой моих друзей

190_ И несгоравший дом

И неслиянная волна

Сказали мне о том

Что я в сплетении огня

Зачем ищу сутан

Когда обман на новый стан

Иначе будет ткан.

ЛИКИ СУЩЕСТВ

БЕЛЫЕ ПТИЦЫ

104. ЛЕБЕДЬ

Лебедь-прелесть птица радости

Веер-лодка ветер-лилия

Чудо-факел кружевной

Диво плавает живое

На груди одной красавицы

Красотки травоокой

С лентой тины в волосах

Проплывает в камышах

Будто парус — император

Вдоль кувшинок конь крылатый

То ли зверь то ли цветок

Или это лед нетающий

Или луч неулетающий

Может месяц оперенный

Задержался поцелуем

В луже влаги удивленной.

105. АЛЬБАТРОС

Нету неба в море олова

Снеговой исчезнул ветер

Но смутен воздух и несветел

И волны серые из логова

Идут стадами словно волки

Альбатрос над морем олова

Нож удвоенной косы

Пронес в колосьях воздуха без блеска

Вдруг стал веретеном, нырнул без всплеска

И снова мутное строение пространства

Качаясь белая пересекает плоть

Да небо в день проклятый тот исчезло

Только лезвием двугласным

По воздуху носился альбатрос

Парил над морем вечно оловянным

И вновь нырял движеньем постоянным.

106. АИСТ

Раз над землей соломенного лета

Иероглиф бесцветного стекла

Возник по следу аистова лета

Казалось буква дивная рекла

Инейная с плиты голубоватой

Трилистник впаянный в поток летел крылатый

Поистине как будто в зеркала

Звездой проистекая угловатой

Из трещины невнятной синевы

И вдруг нежданно рядом показался

Плескался воздух, аист приближался

Собрал крыла, измял волну травы

И в воду встал. И тут я увидал

Чудесное: святые струи шеи

Вдруг слились в ком округлой головы

С зеницей смуглой странным оборотом

Клюв лучевидный вытянулся к зелени

Трезубец лапы виснул над болотом

Над тенью полосатых тростников

Там над руном согнувшихся ростков

Луч завершив тончайшей длинной голени

На стебле стройная багряном леденела

Пернатая сверкала пирамида

Как терем мраморный вершина ветряная.

ТЕМНЫЕ ТВАРИ

107. КОНЬ

Конь вороный

Конь крикнул ворон ворон

Конь ворон вран

Который ворон гомон

Исчезнувши исторг

Вой выи ввысь виясь

И вот он вновь возник явясь

И вновь возник увитый гривой диск

Главы его звенящий обелиск

Гремящей призмой череп венценосный

Несущий громкий ворон длинный лик

Ликуя вран сквозь мрак молниеносный

Холодного болотного огня

То хрип его то карканья коня.

108. СЛОН

Среди холмов телесен и двуглав

Уж зримый слон растит себя из трав

Как некий холм, который скрыт травою

Воздевши влажный клык над головою

Подъяв над головой костлявый клык

Среди холмов телесен и двулик.

Четыре человека ног его —

Шестнадцать штук копыт — державный обод,

Шестнадцать раковин — а держат одного

Четыре истукана у него,

Два идола подъемлют главный хобот

Из лба из подо лба растущих рук

С дырою длинной вдоль до переносья

Где локоть сломленный как сук, как будто сук

Жрет жрет и жрет колосья и колосья.

Там шкуры бездыханные мехи

Смыкают веко над отдельным глазом

И колыхают хмурый балдахин

И труп нутра объемлют влажным мясом —

Порода бренная, от ветхих чудищ вервь

Неимоверный вывернутый червь

Червь внутренний, огромный, непомерный

Стоит среди холмов покрытый скверной.

109. ЗМЕЯ

Змея полумертва. В ней гиблая вода.

В ней влаги труп, смердит струя гнилая

Ее обличье прочит холода

Как мутная слюда с нее сползая

Подобно льду немного талых льдин

И образ обнажив еще один.

Так заново окрашен полугроб

Чтоб вспять текли невысохшие краски

С чела змеи и вдоль ее боков

Переживая в смерти смену маски

Вослед протекшей вымершей струи

Роняя прошлый образ чешуи

Костяк расцветки явного покрова

Скелет резьбы лица ее сухого.

Струя воплощена. Но воплощенна в тварь

И столь вполне себя с себя свергает

Что линзу даже ока отвергает —

Она же вновь вдвойне полумертва.

Полумертва, хоть силясь быть живой

Обличья сеть возденет своего.

Вновь влага зрит сквозь ока смутный вид

И вновь вдоль ней с хребтом многоквадратным

Ромб черепа и игрек ядовит

Язык поползновеньем многократным

Снует биясь как маятников миг —

Как вот уж вновь поблекнет свежий блик.

* * *

110. ЕВА

Выходит Ева с нежными глазами

Украшенная нежными цветами

Увешанная белыми цветами

Навстречу Ева с нежными очами

Идет, и два запретные плода

Ее груди нам видны иногда

Как будто возрожденные ночами —

Такая Ева — с длинными ногами

И даже — то, и даже — где она

Показывая снежными бедрами —

— О где же, где она?

Полна ветвей и травами пьяна

Волна ветвей — о где она?

Кричало это множество мужей

Когда она несла красу свою им

Увидев это множество мужей

Крича: Адам! — неся свою красу им.

111. АДАМ

Адам неописуем.

112. КЛЕН

Перед закатом в хладном небе клен

Был осенью мне некогда явлен

Чернея тонкий ствол стоял непрочный

Напротив солнца в стороне восточной.

Был совершенным желтый цвет листа

На черных сучьях словно златом став

На каждой ветке повторившись дважды

Как украшенья жесткие, — и каждый

Из листьев, что слагал чертог златой,

Был обнесен столь явственной чертой

Что павшие напомнили их тени

Прообраз меланхолии осенней

На незадолго убранной земле

В проекциях живых запечатлев

Отдельность их и цвет не изменяя.

Я только видел — взор опять вздымая

Листвы чеканной неподвижный пар

Зубцами ограничив редкий шар

Обозначал собой сосуд с ветвями

Наполненный немногими листами,

А клен как истлевающий фиал

По одному их медленно ронял

И долго символы передо мной парили

Прохладных дней предсонной эйфории.

О КАРТАХ

113

Вам ныне миновало время греться

На золотых песках Аранхуэца

Полна шкатулка — вытряхнут ларец

Ворота настежь — просят во дворец

114. ТУЗ ЧЕРВЕЙ

Выносит герб мэр города Гоморра

Черней души но ликом розовей

Ползти на зов подземного Амора

По сердцу иерархии червей

115. ТУЗ ПИК

Се воздевая чрево на копье

И с ним печать как мемуар о Лоте

В косматый мех симво́л стыдливой плоти

Нырнув главой смолу густую пьет

116. ТУЗ ТРЕФ

Египетским епископством поддельным

Скопец скорлупки сбросив будто свят

Сулит взлететь — и вот вспорхнул крылат

И щит его блестит клеймом раздельным

117. ТУЗ БУБЕН

Кимвал над Вавилоном в вышине

Багряный бубен пламенный парящий

И флаг его сверкает в тишине

И красный туз лежит в нем — бес — как спящий

118. КОРОЛЬ

Благословенна призрачная власть

Держава с желтым яхонтом Бульона

Пусть сохранит оправой медальона

Блестящих гнезд повыпавшую сласть

Как хорошо в наследственном венце

В звездах многоконечного узора

Ногами вверх — знак внутреннего взора —

Поигрывать сапфиром Монпансье

119. ДАМА

Всем сердцем ту, что за стеклом любя

Она глядит в кружок из гладкой ртути

Светло ее намеренье — по сути

Взыскать хоть часть не лучшую себя

Бледнеет небо, взоры холодней

И вот, под зелень щек губой немного синей

Она румянит лоб трефовой половине

Надменная висит бубновая над ней

120. ВАЛЕТ

При нем и алебарда и колет

На нем доспех красивый несказанно

Парит над головой с пером берет

Сам страус сверху — снизу грудь фазана

Чем ниже ранг тем лица все наглей

Сей видный чин почти безликой рати —

Лишь в латы заколдованный лакей

Знать прибавляет медь и подлой стати

121. ПУСТАЯ КАРТА

Листок блестящий пуст как фейерверк Версальский

Как адмиральский фрак или как ключ Кастальский

122. ДВОЙКА (УНЫЛЫЕ)

О как мы далеки высоких сфер

Нам слишком ярок этот блеск хрустальный

Всегда однообразный и печальный

Наш полумесяц холоден и сер

Не надо нам ни злата ни даров

Ни радостей ни черезмерно плача

Не надо тоже нам — и пусть удача

Не катит нам в суму своих шаров

Нам дороги прохладные поля

А за полями ровные дороги

А одаль — редким рядом тополя

Под ними вдалеке отряд немногий

Пройдет ногами в облаке пыля

Да шут когда заскочит одноногий

123. ТРОЙКА (ВЛЮБЛЕННЫЕ)

Едва лишь из ничтожества — и в храм

Чуть вылезли из ямы — и к Астарте

Запретный плод бежать делить в азарте

Так на троих чтоб вышло пополам

Из пены вышло это диво к нам

Иль из-под снега что сверкает в марте

И три сердечка на игральной карте

Прикованы цепочками к ногам

Когда вокруг могилы в трех шагах

Подняв рога — Диана, но иная —

Лежит в летучем золоте Даная —

— Как никогда прекрасна и нага

Ее великолепная нога —

Все трое мнят, что то́ дана она им

124. ЧЕТВЕРКА (СТРАСТНЫЕ)

У нас подковы падали с копыт

Большие банты падали с клинков

Сверкали словно молнии магнит

Как искры звезды падая с подков

Как мы скакали весело чудес

Взыскуя к ночи серый ореол

И с нами рядом следом дев небес

Метал за ними стрелы Орион

Знак петуха жеребый крикнув мул

Остановил жестокий бег мастей

Копыта пики взяв на караул

Свернули к дому взяв к себе гостей

И снова пыль легла и стихнул гул

На перекрестке четырех костей.

125. ПЯТЕРКА (НАЕМНЫЕ)

Падет звезда — цветению предел

Железная звезда с широким жалом

Пронзит пятью подобьями кинжалов

Бутон дабы тюльпан под солнцем рдел

Как труп на стебле. И когда весною

Вознесена над зеленью трава

Внезапно: звон и блеск — летит глава

Но не темнеет эта кровь от зноя,

Но все светлей, но ярче с каждым днем

От стали ал цветок в предсмертных ласках

Высок недвижный памятник о нем

То тут, то там опалена огнем

Как храм гора в знакомых рыжих красках

И пятеро снуют по склону в масках

126. ШЕСТЕРКА (ПОКОРНЫЕ)

Шесть штук тремя дроздами в два ряда

На шпагах в брюхо вечного обжоры

Спускаются со звоном струн мажора

И с верой что как серебро тверда

— Ах, что это от нас пришло сюда

Едва не ощипавшись для рапиры

Еще в пуху — увы — лишь ради пира —

Что не бежим неправого суда?

Зачем не ждем воззвания к отмщенью

Ввести Туза восстанием в смущенье?

Ужель не сыт не быть не может Дож?

— Уж верно, в нашем чреве ты найдешь

Для века предков должное реченье:

«Поешь доколе в глотку не пойдешь».

127. СЕМЕРКА (ТРЕВОЖНЫЕ)

Разбита колба. Выпал из стекла

И взвился вдруг почуя что свобода

Мятущихся мышей летучий клан

И залетал на свет что бьет из свода

Полупрозрачны серые крыла

Несущие дитя заморской свинки

Мелькнут с глазами круглые тела

И голос их как звук высокой квинты

Семь крыс едва сложивши короля

Семь дыр в стеклянной яхте демократа

Грызут найти сквозь днище корабля

Свободы с блеском весом в полкарата

Так манит их летучая крылата

Что в небе киль, а всё поют: «Земля!»

128. ВОСЬМЕРКА (УСТРАШАЮЩИЕ)

Злых бабочек чьи черви лижут мед

Как лисенята пьяны виноградом

Слетелась туча и уселась рядом

Гранатовый раскачивая плод

Грозят селеньям теменью и гладом

Они когда верша свой перелет

Глотают с неба падающий лед

Как Гарпии над Северной Элладой

Как тело древа выпрямив суки

Стоит в руинах башен город древний

Задетый страшной поступью Руки

Что бродит по народам рыбьим бреднем

И по широким берегам реки

Где восемь саламандр свернули гребни

129. ДЕВЯТКА (СУЕТНЫЕ)

Сегодня музыканты во дворце

Коллегия танцует экосезы

У званных в таковые диоцезы

Стекает масть на призрачном лице

По цвету губ их впрочем не узнать

Их выдает лишь аромат помады

То не вчера отмытые номады

По триста лет иначе пахнет знать

И так они толкутся и кружатся

Жужжа как рой разнообразных птиц

И радужное тулово со спиц

Готово белоснежное сорваться

Чтоб в зеркалах исчезнуть может быть

А может и вернуться может статься

130. ДЕСЯТКА (ЗРЕЛЫЕ)

Уж взрослое младое поколенье

Задвигалось и выползло на свет

Оно скорей чем бесы прежних лет

Исполнит века подлое веленье

Невозмутим их глаз свинцовый блеск

Темны движенья рук немногопалых

И тяжких уст чугунные кораллы

Жуют фаянс из пыли на асбест

А стройная ватага незнакомок

Мелькающая в ликах домино

Пусть вечно пляшет невдали рекомых

Что вечность перед тлением? — Оно

Ей ради украшения дано

Как меркнущее кружево — фантому

131. ШУТ

Есть дважды двадцать шесть блестящих витражей

Суть каждого стекла в судьбе любой особы

Есть, говорят, предлог для тщаний ворожей

При этом роль моя мне кажется особой

В случайном равенстве с валетом я валет

С галантностью что к вам приходит лишь с годами

Могу — чего не скажешь, сев на арбалет —

Стать королю под стать по всем статьям как даме

За разноцветным стадом следом впереди —

Будь живописец то иль трезвый стихотворец —

Никто нейдет как я — как маршал в Парадиз

С толпою с бубенцом под малый колоколец

Лечу к большим тузам размахивать — Дедал —

Крылами — или в прах как сын его Икарус

Который в пенный храм империи зеркал

Пал обратив к волнам прозрачный солнцу парус

Я Фениксу в глаза все очи проглядел

— В яйцо его судьба вселилась голубое

Четырежды тринадцать окон в сей удел

Лицо мое лицо глядит из них в любое.

ВЕНОК СЕРЕБРЯНОМУ ВЕКУ

Посвящается памяти

Роальда Мандельштама

132. (1.)

Дозволь мне дерзость вольно вечность петь

В зеленых сферах легким звуком свиста

Кого звенеть повеяла неметь

Дудой на струнах глупого арфиста

Вспорхнул удод — и пусть балдеет медь

И отступают в ропот сестры систра —

Но это просто смерти страсти месть

Что трость любви возводит в дар артиста

Дозволь пропеть, родная слепота,

Мое «прости» твоей сухой цевнице

Снег света падает, крылатая пята

Взломала лед над зеленью певицы

Пустой судьбы — над небом новых птах

И шарят в страхе пряхи в прахе спицы.

133. (2.)

Холодным белым лебединым криком

Мой лебедь-пеликан — туда где вне

Растает дева-Эхо-Эвридика

Как облако на ветреном руне

Лети — и возгласи дано ль струне

Впотьмах над Зодиаком меркнуть диким

Иль дивным звукам править как и мне

Апофеоз меж крыл безглавой Ники

Твержу на память зимний твой сонет —

Мой птица-друг Орфей, жонглер крылатый —

Стальной как камень ледяной как снег

Нетленный слог нетающего злата

Его поет Эрато мне во сне

И белыми трясет кудрями Ата.

134. (3.)

Стих голубь соловья свинцовым бликом

Голубка соловья — глубокая вода

Плыви туда туманом в никуда

Вдоль голубых сирен пернатых ликом

Пусть всхлипнет гонг и булькает дуда

На дне ручья прощальным звуком тихим —

Не вспомнит их ни серебром ни лихом

Пустая память — белая слюда

И мокрый лотос вздутый корень чей —

Волынка памяти его вкусившим

Дурной турнир с персоной без речей

Сплясать вничью с полусловесным бывшим

Не искусит, — как соловей ничей

В свинцовом горле славословьем плывшим.

135. (4.)

Тебе мелькнет строфою струн лететь

С эгейским озареньем: Парус! Парус!

На ионийских ныне скалах падать

Иль вновь лететь на корабле к тебе

Так словно древа неба синий ярус

Над мачтой реет берег в нищете

В гнезде вороньем где витать мечте

Определил вперед смотрящий Янус

Надежды, снасти, альционы хрип —

О упованье в самоослепленьи!

Загадка: полусфинкс — полуэдип,

Застывший миг в мгновении паденья

В бездну — где тьмы необозримых рыб

И зимородок пьян в прибрежной пене.

136. (5.)

Дари мне вольность дерзко повторить

Что я не узнаю в чертах октавы

Хребтов тех спин чьи шеи гнули главы —

Кого Цирцея пела опоить

И не родился б воздух из кифары

Дыхание в гармонии явить

Или творенью рогом струны вить

Когда не протрубили б в горн кентавры

Ради чего сатиры и скоты

Мычат через пустыню пробегая

На хриплый благородный вой карная

Что звякают пляша шаманы и шуты

Додонские в ветвях о чем гудят котлы

И то про что бубнит им Пифия смурная.

137. (6.)

Чего не смел бы никогда коснуться

Хрустальных облаков холодный синий шар —

То небо ангелов невзрачные мелодии

Поющее в просверленный кристалл

Они свистят в дырявый свой топаз

И губы их перебирают бусы

И в их устах чуть слышит голос наш

Большие перламутровые звуки

Казалось бы один и тот же звук

И неизменный и непостоянный

Как будто бы все тот же странный звон

Но звон преображенный в свет пространства

Но помнит камень этой флейты свет

Шум раковины несравненно более глубокой.

138. (7.)

Мой вечный сон, — увы пора проснуться

Пришла — и лицедействует зима.

Лес белых сов давно сошел с ума

Рой сновидений — тающее блюдце

В снегах, и вихрей тусклая сурьма —

Дурная весть под маской тонкой сути

Взметнулась ввысь и замерла в сосуде.

Разбилась льдина — за стеклом тюрьма,

И то лишь нам свидетельствует взор

Фантазии морозной синей серой

Как на окне холодноватый вздор —

Пар вздоха Эхо, иней Филомелы

Начертан лапой умственной химеры

Раскинул странных перьев злой узор.

139. (8.)

Так коротка, что нечем отдарить

— И что тебе? — струна моя витая,

Смотри: в зеленой свите сфер и птиц

Пернатый Веспер над тобой витая

В тот миг зари когда кругом светает

Зовет к востоку падающих ниц

От неба отраженным светом тая

Биясь струной в твою стальную нить

Светло неверно и немного пьяно

— О ветвь зари! — листва твоя как пар

Порхает нем ее ответный дар

Самозабвенный звон ее изъяна —

То пляшет в тонком воздухе Икар

Над кроной золотого Есаяна.

140. (9.)

Отдай мне честь витать над вольным знаком

Свободы петь пленительную стать

И суть ее и злую власть блистать

Пред желтым осыпающимся злаком

И сок ее так сладостен и лаком

И о как искусителен плясать

Над ним пчела́ми — как лишь может стать

Блестящий мед покрытый сладким лаком

И в нем нам внятен рыбий говор рек

И шорох зерн сухих и голос соли

И все мы в нем как мухи в янтаре

И колокол оттаявший в виоле

Долдонит гимны этой вольной воле

И билом бьет о утренней поре.

141. (10.)

Где вихрь носит в высях белых птах

И звездная страна над ним пространна

Мы песнь споем и с музыкой в устах

Войдем в строенье нового органа.

В составе том последняя труба

Могла бы дуть без мысли и без страха

Но кочевой — пируя на гробах —

Развеет дух блаженный призрак праха

То выбив дробь на клавишах зубов

Глядит он как очами водят гости

То звякнет бубенцами позвонков

Среди забав играя с милой в кости

— Смешно сказать — когда б не отзвук трости

Флейты, рвущейся из оков ее отверстий.

142. (11.)

Где зверь кружится мутным Зодиаком

Кружится рыбой в мутной высоте

Чьи символы в дымящей красоте

Торчат как главы триумфальных даков

Где коченея в сумрачной тщете

Лик лиры проступает серым зраком

И рог ее светилу одинаков

Сверкает в неприступной суете

Где самый образ косности явленной

Бессмысленно творит сквозь хаос бег

Там о Горгоны падающих век

Железны лишь алмазны звезды тленны

Что падают чертя пути мгновенны

Вослед исчезновению навек.

143. (12.)

Вдоль колеса простертого в ветрах

Меняет полдень в полночь легкий облик

Чернеет синевы рассвет закатных облак

В павлиньих перьях — в огненных перах

Мы ныне ставим сеть на птицу Рух —

Вплетенный в воздух жизни смерти отблеск

Окутывая в звук его заглохший отзвук

Как в паутину неподвижных мух

Весной надежда — осенью забава

Над пеплом с синим небом пополам

Там токовать тетеревами, право,

Смешно — хоть больше не осталось нам:

Как сон забыто фениксово право,

Увы, его зола досталась снам.

144. (13.)

Внемли мне речь пера твои зиянья

О небо-Аргус, ведь с предвечных пор

Ты распахнуло нам глухой Боспор

Хребтов соленых бычье вод мычанье

Безмолвный век иль хилиазм молчанья

Не разрешил наш неподвижный спор:

Бежит иной — иной берет топор

Чтоб с узких губ отведать привкус знанья

Как дева-ива трепетное диво

Невнятен речи крыл твоих завет

Быть может это звуки — зовы Ио

Иль новый, столь же странный твой ответ?

Иль заклинать как древле грозы Иов

Нам тонкой пар — Психеи малый свет?

145. (14.)

Реки мне птицу в речи изваянье

Вдохни в изображение реки

И ляжет лебедь в статую слиянья

И канет Леда в воздух крыл руки

Болван рассудка, идол слов названья,

Ну что же ты, камланьям вопреки,

Разлив бальзам скользишь без покаянья

Как мумия в зеркальный гроб строки?

Ее не воскресить — и реки трели

Стихи стихии в пене птичьих волн

Как Лета о которой мы не пели

Струится где вертит рулем Харон

Сквозь пустоты ритмический тромбон

Дыханьем духа в свиристель свирели.

146. (15.)

Дозволь мне дерзость вольно вечность петь

Холодным белым лебединым криком

Стих голубь соловья свинцовым бликом

Тебе мелькнет строфою струн лететь

Дари мне вольность дерзко повторить

Чего не смел бы никогда коснуться

Мой вечный сон — увы, пора проснуться

Так коротка что нечем отдарить

Отдай мне честь витать над вольным знаком

Где вихрь носит в высях белых птах

Где зверь кружится мутным Зодиаком

Вдоль колеса простертого в ветрах

Внемли мне речь пера твои зиянья

Реки мне птицу в речи изваянье.

147. СОБОР В ШАРТРЕ

1) Сам не ведаю как

Заглянув на дно собственной души

Различаю там разнообразных уродов

Толпящихся и тонущих

И вновь они выступают из ее лакированной плоскости

Словно на картине Босха.

Так чем же объяснить, что точно такие уроды

Сопутствуют устремлению вверх —

о нет! — не души, —

10_ о ней возможны всевозможные мнения

ее тяготение туда может быть одето перьями

вовсе не лебедя, у которого отшибло память

даже не ворона, пророчествующего о прошлом предков

и не орла, парящего между воздухом и льдом —

в ее стремлении ввысь чувствуется нечто обезьянье,

что-то гигиеническое —

говорят откровенные люди:

там воздух чище, —

так вот не о душе здесь речь, —

20_ Но почему же образ этого строения

Сверху донизу изукрашен

Мерзкими изображениями химер?

2) Разумеется, все понимают, о чем это я.

Аллегория настолько откровенна,

Что хочется назвать ее прозрачной

Ныне лицемерие стало таким честным

Что стены выглаживают прямо как лет сто назад

Когда еще имело смысл выражение:

«Экспансия быта в архитектуру»

30_ В крайнем случае разного цвета квадратик

Мне не хотелось бы видеть в этом морали

Не думаю, чтобы прямые линии куда-нибудь вели.

Я вообще не думаю, чтобы куда-нибудь вели.

Вели мне что-нибудь — я тотчас побегу

И сделаю всё наоборот

А стоит мне побежать попытаться исполнить это

Как всё само собой выходит образом прямо

противоположным намерению

И сам я только в том и уверен

Что пытался убедить себя

40_ Будто не имел никаких намерений, целей и вер.

Естественно, это относится только к моменту исполнения.

3) Всё прочее выясняется задним числом.

Поэтому сопровождая взглядом падающие стены

этого высокого строения,

мы любим болтать об их устремлении ввысь,

о том,

будто бы дух строителей

рвался непосредственно к небесам

а мерзкие хари в местах крепления стен к контрфорсам

50_ выглядывают из своей ангельской природы:

животное, ведь, знаете —

недопресуществленный ангел —

Это способно успокоить

Самую чувствительную совесть.

Итак по стенам ввысь они ползут

То выглянут рогом

То хвосты изогнут

Карабкаются безобразными лапами

То встанут на выступающей балке в виде осла

60_ Или выставят зубастую пасть без губ

Из известковой листвы виноградного дерева

Над каменными коронами апостолов и святых королей.

— Безбрежен дом души, — скажет иной

Но чем же объяснить устремление ограничить

свободу пространства размерами вещи?

Думают, будто смысл надписи не зависит от размера букв,

Но это не относится ни к живой изгороди, ни к пирамиде.

4) Если подвергнуть имеющуюся землю

Сильному действию огня,

Она станет прозрачной проникновению света.

70_ Оставляя в стороне эсхатологический смысл этой химии

Встанем на более твердую почву первого или второго хилиазма

И возьмем в руки полученное разноцветное стекло,

Что порождает новые надежды и ожидания —

Например, заблуждение о том,

Будто бы свет может стать телесной опорой

для нашего ловкого рукоделия,

Составляющего из его несоединимых частей

Благочестивые контуры вечных красивых картин.

Сказано — сделано.

И стены

80_ Во всем кроме несущих частей уступая место стеклу

Объявят во мраке строения

Глухой лик Черной Мадонны

Словно бы некую окаменелую исповедь

А над ними в туманном небе неравные башни

Голосом медного сердца

Еженедельно глаголят тучам

О том

Где похоронен ее покров.

5) Таково бессилие искусства

90_ Такова сбивчивая небесная речь

Которой строение возвышается памятником лепету

окаменелых душ,

Положивших себя руками в основание его

едва преображенного вещества,

В стеклянную лазурь прекрасного косноязычия.

Положа руку на сердце

Я пою едва улыбаясь этот эфемерный успех

Мой пафос запятнан следами пресмыкающихся

Поднявшихся с отмытого дна моей души

Ползущих по каменным стенам безгласного сердца

По гладким стенам моего современного храма

100_ До неравных башен мысли и речи

Где колокол поет.

148. АРФА ХЕРУВИМА

1) Бык это Херувим

Несущий на своих крыльях

Тяжесть воды Вселенной.

Рассекая его синее тело

Сверкающей гранью света и тьмы

Мы окрашиваем восток кровью рассвета

И по мере того как кровь покидает его бездыханное тело,

Его бездыханное тело

Становится его тушей — тушей небес

10_ Или тучей земли

Несущейся по небу преисподней

В рогообразных молниях

Презирающих различие света и тьмы.

Это непостижимо,

Но можно обратиться к его черепу.

2) Белизна вечности его черепа

Сама по себе не менее его вечности —

Но это не те слова

Которых мы ждем от его белизны.

20_ Однако молчаливо вглядываясь

В поразительные черты его черепа,

Белого-белого останка головы некогда херувима

Раковины головы его белизны

Перламутра

его выплеснутой мысли

Мы складываемся среди безмолвных молниеобразных рогов

Как мысль о совершенной арфе.

А тем временем туча херувима

Оставляя шкуру дождя

30_ На туше поникшей тьмы земли

Сбивается к востоку

Во всё более плотную кровавую массу —

Бело-кровавые внутренности волочатся следом.

3) Выше мы говорили о внутренностях.

Но это чудовищно!

Мы пытаемся прорицать еще не овладев звуком…

И поднимаем над головой

Кровавую тушу земли —

Говорим о внутренностях

40_ Пытаясь забыть о безмолвии вечности

Ледяного черепа, —

Между тем как кишки

Необходимы нам чтобы заставить звучать

Ледяную раковину арфы

В гулких костях опустошенной

перламутровой мысли его головы

Херувима его черепа.

Итак

Натянем сухие струны промытых дождями на ветру кишок

Меж рогами его блестящего черепа

50_ Погружая в себя лебединую плоть

Песни его вечной мысли.

4) «Хотя мой дух еще витал

И ал зари восток

Однако сух его фиал

И пуст его чертог»

Череп его наполнен черной тьмой

Гулкой тьмой

Резонатора перламутровой арфы

Рога его — полупрозрачные лиры рога

60_ Рога его

Гулкая мысль резонатора мраморной тьмы его головы

Струны его перевитые струны его

Меж рог перевитые струны его

Над черными дырами вглубь головы

Перевитые струны.

Промытая травами

внутренность влаги сухая

И голос стихии вечного черепа

Мы слышим как голос внутренности его.

5)

70_ Кажется мне

Нам попала в руки арфа Орфея

Смотри —

облекаются мясом

Клавиши белых костей

Клавиши красных межребрий

Ударяют по струнам растительной мысли

Которой содержимое — воздух,

Ибо трава — дитя света и воздуха

Произрастала в прозрачности тьмы

80_ Его перевитых рогами кишок, —

И вот отделяя цветами

От струн и от ребер виолончели груди херувима-быка

Вторые, третьи и четвертые доли

Звучит вечный лад,

Вечный лед струн

Звенящий в оживающей вечности.

6) Но не преждевременна ли была наша радость?

Что это — Херувим или Аргус?

И какова здесь роль человека?

90_ Не ловят ли нас в пустую ловушку созвучий-созвездий

Не соблазняют ли ложной пестротой

Поочередно расположенных ребер октавы и квинты

Не есть ли эта гармония — просто потрепанный лотос

А мы лотофаги —

Пляшем вкруг лотоса туши промытого трупа

Под гул контрабаса

Пьяного аккомпаниатора великого Долфи

Пальцами вдоль вскользь кишок херувим-контрабаса

Чтоб видимость вечности-сытости-на-один-вечер

100_ Нас охватила на миг «Summertime»

Убегающим мигом мгновенья…

О кто ответит мне

Не преждевременна ли была

Наша невысокая радость?

7) Так не преждевременна ли была

Наша трусливая радость?

Не правы ли те которые говорят:

«В голове быка содержится ровно столько мозгов

Сколько нужно

110_ Чтобы как следует продубить его шкуру»?

А если так

Можно сосредоточить внимание

На более посторонних предметах

Как то: цвет, форма, запах

Наконец, вкус…

Более того:

Можно даже принять участие в свободной торговле.

Тело полумертвого херувима

Тогда станет просто мороженой тушей

120_ Заиндевевшей в холодильнике

Которую следует разрубить

На удобные для приобретения отбросы

Согласно вывешенному на видном месте чертежу.

8) Не верьте им! Не верьте!

Эти люди заговорщики и негодяи

Они думают коснуться вечности

Пропустив через свои кишки

Внутренности полумертвого херувима,

Через глаза своих кишок

130_ Расчлененную видимость владыки влаги,

Через внутренность своих неперегороженных ушей

Трепет крыл ребер его кровавых сухожилий!

Они говорят:

«Будем есть и пить

Ибо завтра умрем», —

Но это ложь:

Они верят, что завтра и послезавтра они не умрут,

Они никогда не умрут

Только бы им есть влажную плоть

140_ Пить прохладного херувима.

9) Это своего рода гаданье

Основанное на свойствах мяса

На видимой форме триглавой мышцы

На конусе мускула синего цвета

Который приводит в движенье его роговое копыто

На мощи крылатых предплечий

На запахе крови

На доступной осязанию гладкой прохладе

Сущности освобожденной от внешности прошлого —

150_ Чуда живого

И заключенной в мертвую внешность синего нынешнего

Смотрите:

Щеками, губами, всем лицом

Они прикасаются к мясу!

Они испытывают силу гаданья

Тонкой тканью своего единственного лица!

10) Впрочем есть нечто в самом строеньи быка

Что дает основанье гаданьям подобного рода.

Так — мы более или менее знаем

160_ Что Дионис — это печень быка

И что Аполлон — это желчь

Это желтое жгучее слово

Горькое солнце из синего неба утробы —

И пьяная печень хохочет

Над теми кто с ребер содрал

закусить фиолетовым мясом.

Под вскрытой брюшиною, — Боги! —

Здесь целый Олимп заседая пирует

Это — кровавый Арес с головой и лицом селезенки

170_ Почками рядом хребта голосят близнецы-Диоскуры

Вялый сычуг захватила Юнона — царица порядка

А в толстых могучих кишках восседает Юпитер дерьмовый

Гляньте — они окружили слепое застолье желудка —

О Боги! О Персефона смурная! О аромат Элевсина!

Так продолжает вещать

знаменитая птица Миневры:

Мудростью чрева костей

в пузыре пересохшего лона

Нам проповедуют

180_ подлый закон беззакония смерти

Стереометрию трупа,

симметрию трупа,

гармонию трупа

Алфавитом

Книги Небытия на разъятых костях апологии страха.

11) Оргия радуги звуков!

Теперь, используя правильный метод

Мы можем легко развесить на ребрах

На клавишах белых и черных межребрий

190_ Спектрально-чистейшие ткани —

В полотнищах царственный анилиновый пурпур

И неба индиго

Бескровным кармином заката

Спектрально-стерильные остова барабана

берцовые кости

А яркую гниль хлорофилла

Оставить для шкуры

И вставить в сухие глазницы —

Заполнить их щемящую пустоту

200_ Соцветиями синтетического сам-не-знаю-чего

А затем

Знамением небытия херувима

Повесить полученное изображение его несуществующей

видимости

У входа в ворота на площадь главной улицы города

И этим исчерпываются наши возможности

Делать вид что, собственно говоря, ничего не произошло.

12) Эта теория

Призывает с удвоенной осторожностью

Относиться к телу Тельца —

210_ К астральному телу желудка

Где — (внутренность печени) — водит по небу смеясь

Козерог Минотавра

Так что по меньшей мере с предельной осмотрительностью

Следовало бы приступать

К нашим ежедневным действам

Совлечения покрова расписной шкуры

С живого тела кимвала владыки влаги

Ибо виновник гибели ревущего плодородия

В итоге, оказалось, вынужден

Жевать пластмассовыми деснами

220_ Некоторые железные звездочки,

Что, конечно, было ему по заслугам, —

— И еще неизвестно

Какую-такую новую песню споют

Железные витые кишки из колючей проволоки

На промытом лбу сияния алюминиевого резонатора

Его перламутровой головы.

Выполненной по новой моде из позолоченной древесины.

13) АЛЕФ — бык, — это первая буква

АЛЕФ — звук одинокого лебедя

230_ Лебедя Альп с ледяною главой

и рогатого Тавра

Лебедь звука летящий в рогах Пиренеев

Лебедь звука очей пролетающей в лагерь главы Магарбала

АЛЕФ — гремящая рогом Роланда

Вот раздается предсмертная песнь Ронсеваля

Громко ревет Олифант над долиною смерти

Арфа Орфея звучит и распахнута пасть Аваддона.

14) И вот Херувим

Вновь облаченный в вихрь сверкающей кожи

240_ Стоит, как известно, у врат

Из которых погнали нашего предка.

Странно было бы думать однако

Что вход в сей замечательный сад

Завален его глухой, тупой и неразборчивой тушей

Потому и нелепо

Прогрызать через ребра словес чревес его

Через череп сна стража его

— Дыры так именуемого познанья

(зеницы перегорожены, уши — нет)

250_ Вставлять туда телескопы, флейты, перья,

металлические проволоки или кисти

Бегать с отмеренным весом

Рогами стуча о прилавок

Вряд ли в ближайшем будущем

Да и вообще когда бы то ни было вдруг

Нам отпечатают такие деньги

Чтобы ими удобно было бы платить выкуп

За образ лица, потерянного при обращении с мясом.

15) Верно не даром досталась нам Арфа златая Орфея

Верно не даром Орфея нагая кифара —

260_ Звездные воды небес поют на знаменах шатра

до вершины Хермона

Влага живая бежит по бокам херувимова тела

Хермона до моря Киннерет

Воду творенья льет серафим-облака в берега Иордана

Вихрь херувимовых крыл разделяет живые и мертвые

горькие воды

Воды живые несет серафим Иордан пламенеть

до Соленого Моря

Рог сиянья его

Рог сиянья главы его

Это гул, это звук, это голос пространства

Высоко поет Архангел.

149. ПУСТЫНЯ

Поэма когда настраивают оркестр

1) Пустыня начинается у воды

Широко простертая в дальние страны

Кто изъяснит ее смысл?

Кто расскажет нам ее загадки и тайны?

2) Небо над ней

Небо, небо и бытие

Ибо небо и ты — и небо и небытие.

О небо!

О шести небесах мы знаем вернее чем о земле поднебесной.

10_ Речи о ангелах проникновенней человеческого страдания

А ангелам — что сострадать?

Мы вернее щедро одарим

Бескорыстным восхищением столпы пустынной пыли

Что медленно шествуете вслед за редкими овцами

Невольных здешних стад

3) Но кто она

Когда всегда пуста

Кто именем — того не ведаем

Мы только спим и видим:

4)

20_ Пустыня проистекает от воды

Широко распространенная к самым дальним побережьям

К другим берегам, где всё опять начинается — одна

Зачем пуcтыней названа она, того не ведаем, но думаем о ней

И видим сновиденья.

5) Теперь скажу так:

Имя «Пустыня» возникает в воздухе.

Кто изъяснит его смысл и труд? —

Ангела имени, который так благоухает,

Когда закутывается в воздух —

30_ Тот, которым полны содомские яблоки

На здешней высоченной белене.

6) Безумная трава объемлет воздух здесь

Оранжевыми желтыми плодами

Пустыми.

Мутный ветер весь

Исходит в холмы пыли семенами

И облаченный в пурпур пар

растекается вечером над их плоскими вершинами

когда воздух уже не тот, что был о полдень.

7)

40_ Мы всё более удаляемся от воды.

8) Эти плоды

растут над высотой

в полтора человеческих роста дурмане

А вечером приходится видеть в воздухе

довольно странные оттенки вдалеке

Вот его наполненный сумасшествием ритм:

9) Возник ли ветер от воды

Но влаги не принес

Кто изъяснит его труды

50_ И смысл его и слёз его

сухое разочарование, когда тучи собираются на западе

и рассеиваются на юге, не пройдя и полукруга —

едва ли четверть —

к моему сердцу ветра полному жаждой?

10) Нам остается делать наблюдения над яблоками:

Снаружи они состоят из тонкой оболочки

внутри же они — один воздух

Говорят где-то здесь и начинается исчисление пустыни.

11)

Поверим и встанем и вступим в самое тело пустыни

60_ И оглядимся вокруг

Отдаленный блеск воды там

откуда мы едва начинали

наше краеугольное шествие

ныне лишь напоминает нам

что и эта исчезающая видимость

некогда гордо именовалась стихией.

Отныне она будет носить совсем другое название.

Что это за наваждение, право —

серебро или жидкое серебро мечты

70_ Тяжелое живое серебро

И отдаленнейшая ртуть

Да и той, если вглядеться, более не существует.

12) Не ветра вихрь, не влаг вода пустыни суть зерно

Иной предел в началах — да — в ней — нет — предварено

Пока она только учится разговаривать,

но ей предстоит звенеть, петь, тихо выть

13) Цвети безумный мой дурман

Плодами белены

Пуста мечтой рыжей хурма

80_ Ртуть серебром сурьмы

Эта белена — белизна воспоминаний о неизвестном здесь море

Туманная пелена — и прочие влажные

знаменательные явления

Даже чайки.

Пусть слово «Пустыня» ведет исчисление своих истоков

Из мокрого горла певца

Но тщетно дыхание выдувает его тайный вой,

его одушевленный смысл

на запотевшую поверхность зеркального разума.

Здесь действует лишь сожженный словом воздух.

14) Огненный куст (Труба)

90_ Встанем теперь в самое средоточие огня

Там пляшут голые ветви его

Пляшут иглы его

Пляшут мелкие цветы

Переступают ногами малоподвижные корни

Его сухие корни

Как иглы на его ветвях

Как пчелы на иглах

Как цветы вытатуированные на пчелах

Которые правят воздушный танец взаимно пересекающегося

огня движения

100_ Над полостью костей скалистого куста

Как муравьи влипшие в жаркую камедь

И их огонь медовый

Медвяный дом прозрачного огня

Преискусительнейшее нутро пылающего воздуха

пламени пляски

Каменного пританцовывающего воздуха

Осуществленного его листвой на сетчатых крылах

Огнистых пчел —

И их полет

— и куст полета их —

110_ медвяный огнь полета их куста

Изображает нам пустынный полдень

15) О, Искусство! (Флейта о том же)

С расписными цветами в кувшине-горшке

Не стояла стихия и в кадке

Но вертелась она на соленом вершке

Чтоб не пасть-не-распасться в упадке

Чтобы капал на иглы веселый дымок

Она в гости велеть пригласила

Перевяленных рыбок копченый садок

Позвала и сама их просила

120_ А когда на медок искусительный мух

Прилетело их звонкое стойбище

Она встала в репей, она села в лопух

И сказала им: Тише, пожалуйста!

И на небе орех раскаленный до синевы

Не казался ни красен, ни зелен

И дурман-молочай беленой головы

Простирается к небу не велен

16) Флейта объясняет самовольное усердие иных

из тварей пустыни

В известное время суток

17) Столп

130_ Хотя мой дух еще витал

И ал зари восток

Однако сух его фиал

И пуст его чертог

Его хрусталь сожжен в песок

Горит его кимвал

И соль глазниц его пустых

Глядит как он пылал

От жарких волн руна — кто там?

Кто там, кто там такой

140_ Прозрачный ходит по холмам

И серый и сухой?

Кому там синюю лазурь

Небес — и скал стекло

Опал и мутную глазурь

Стеклом заволокло?

Чьи это легкие следы

Средь мелких волн золы

Белеют меж костей травы

Сквозь серый блеск слюды?

150_ Смотри: за стадом пыльный дух

Поднявшись в зрак столпа

Шагает нем рождая вслух

Сухого слова прах

Не отставая ни на горсть

Он ходит вслед зверей

Чьих шкур раскачивает гроздь

Мех золотых углей

За стадом вспять невысоко

А впереди — второй

160_ Склонившись рядом с пастухом

Суровым пастухом

Он вечен в пастырстве пустом

Кто-где его баран

И пыльный джинн козел овец

Хамелеон варан.

18) (Слово «козел» в предпоследней строке

есть поистине глагол, слово действия!)

19) Гоните его!

Нет, погодите.

20) О происхождении столпов

170_ Жара непомерная.

Разумеется, о ветре нет и речи.

Земля прогибается между холмами и раскаленный воздух стоит здесь неподвижно, неспособный лететь.

Когда приходят овцы, горячая пыль слегка приподнимается от прикосновений их заостренных копыт, а движение животных приводит в движение воздух, который устремляется теперь вверх, сквозь разрушенную структуру воздуха, словно в трубу.

Увлекаемая им пыль принимает форму этой медленно вращающейся гибкой колонны высотой примерно в два-три человеческих роста.

Выше вершина столпа редко существует долго: там еле заметный ветер, ее понемногу рассеивая, сносит к востоку.

Голова джинна поворачивается в направлении туда.

А когда стадо восходит на холм, азазель двигается за ним, согнувшись назад пополам.

Случается видеть даже, как он рождается на глазах — прямо из бесформенного облака.

Такова природа столпов, следующих вместе с толпами.

180_Подобные стихийные духи, как правило, высоко не летают.

21) Ну, вот, теперь:

Гоните черного

Гоните косматого

Такого знакомого

Он — здесь

Он — вот он

Его туда

Гоните его до заката солнца к закату

Гоните его прочь как можно дальше вглубь

190_ Гоните его с синими глазами

Ибо промедление подобно смерти и угасанию

Поговорили — и хватит

Чего ему здесь надо самозабвенному

Что колебаться — гоните его гоните

Время действовать немедля сейчас или никогда

Так гоните же его без долгих отлагательств

Гоните его пните

Обломайте ему рога

Таким не место среди нас

200_ Вперед вперед гоните его вон

А сами — следом за ним, следом за ним

И гоните его до скончания века топчите

Топите его такого черного-пегого

Гоните его пока наше терпение не истощилось

Гоните его куда глаза глядят

Гоните его

Его

Гоните, невзирая на возможные последствия

нашей собственной опрометчивости

210_ Гоните его от всего сердца через холмы и возвышенности

Гоните его вдаль с облегчением вздохнул

По очереди, всё по порядку

Гоните его постольку-поскольку всему свое время

Каждый хотя бы самую малую толику

Гоните его ни дать ни взять

Всякому свое

С полной откровенностью

С отроческой непосредственностью

Гоните его вполне заслуженно

220_ Гоните его завоевал уважение

Гоните его деньги не пахнут

Ткните и пните его не такой как все

Вне себя от негодования

Ради будущего наших детей

Стоит подумать

Сидел бы себе и ворковал

Гоните его

Пока он всё еще ничего такого

Покуда он

230_ Гоните его в шею

Ничему не верьте его гоните

Его не догнать

Его не догнать по дороге и просто

Сам убежал

22) Черная туча поднялась собралась и рассеялась.

23) Хвалы бедуина

Рассудите изгнанника с его путями

Но рассудите и одинокого с тропой

по которой он ежедневно бродит взад-вперед

А изгнанник путей не выбирает

240_ Ибо путь его есть сеть

И морскую птицу судьбы своей — суть ее

Он ловит крепкой сетью —

Пернатую здесь

Весь своей далекой горной равнины родины,

Лесистой родимой степи.

Отдаленнейшие последствия,

Следы народа его деяний

Приплясывающей толпы своего сатирического отечества

Крики его гонителей косяка —

250_ В полном числе: табуна и гурта

Стада отары и стаи и своры —

В вертикальную Родины сеть

Водянистую степь-есть-суть-здесь-весь

В пустыне встают перед ним в ореоле

В ореоле падают позади него в пустынном месте

И куда ни обернись

Всюду видит он — я, несчастный!

Горелую яшму путей изгнания

Истлевшие по ней в суетливом беге копыта

260_ Родительные падежи добровольного бегства:

Легкое лицемерие

Небольшую трусость

Средней меры поступки

И до огромного размаха повествования

Преувеличенные воздухом мысли.

В яшмовых поплавках подобной сети судьбы

О, он — несчастный —

О — говорит он — поистине несчастный

Я есмь бедуин!

270_ О — говорю я —

Спроси об этом у бедуина.

Весь бедуина, несчастный — есть «у»

То есть отечество его овец

Преисподняя его козлов

Исчерпанное величие его верблюдов —

А у тебя зато есть теплое здесь,

В котором ты отогрел свою помолодевшую весь

Да, бедуин ведь будет, брат, пожалуй весьма потемнее лицом

И вообще посуше как личность

280_ Засим оставь бедуина наедине

В его переполненном доме из рваных веревок,

А сам положи свое драгоценное сердце

В яшмовую табакерку из-под горелого кофе

И осмотрись вокруг как можно искреннее

Чтобы, возможно, произвести впечатление на бедуина:

Естественнейшие люди

Они высоко ценят смелость речей

Искренность чувств

Независимость в мыслях

290_ И прочие добродетели проверенные искушением.

24) Какого же отечества отчасти — его отец? —

Вопрос — не из простых!

25) Она

Спросила его подруга ши’и притворно ласкаясь

А он ей ответил задумчиво топнув ножкой:

Здесь отныне моя столица и Антарктида

Здесь моя Атлантида и суетное отечество паки!

Я даже думаю:

Это ты

Ты мой дом, моя крепость, моя кастелянша

300_ Я совью в тебе самое уютное на свете дупло

И сяду поплевывать попадая

Когда в тычинку

А когда и в пестик —

Кузнец своего счастья

Портной своего соседа

Дурак своей судьбы.

И еще он сказал, обращаясь уже не к ней

А к народу,

А более — к самому себе —

310_ Тоже этак притворно, но с большим чувством

И сказал:

Лети, лети

Лети мое зеленое дацзыбао

К самой Стене Плача

Где раскачиваются со спиралями по углам головы

Австралийские гуси хасидов —

И куда еще лети — как пели некогда где-то на севере

Не разбиться ли на помощь нам летящим?

Куда там!

320_ Дерево душ выросло напоминая по форме бороду предков

По которой прыгают серые волки волосатых псоглавцев

И тащат его в зубах

Каждый в свою берлогу

Эк разбежались!

26) Изгнали и избавились

27) В проклятом падении он гоня ласточку речи

Вновь взлетает в смысла куполовидную твердь

Крылатым кречетом речитатива

28)

Аист, аист над ареной!

330_ Огромная птица летит

29) Над ареной пустыни тень пронеслась.

30) Навечерие вновь возвращается в полдень

Лишь тени резче от горелой яшмы

Да плесень весны наполняет тень желтеющую летом

Вдруг на мгновение ставшую, было, пестрой

От цветения недолговечных.

Дурман начинает звенеть и раскачиваться

С визгом уходят пыльные столпы

Бедуины сбиваются поближе к колодцам

340_ к зеленым углублениям

в вертикальных куполовидных склонах

с двумя глотками воды.

Это каменные колоды

В них можно плавать

Нырять пересохшим ртом

И проповедовать истинную веру дурману.

31) Собака бедная шакал

Лакает из тех же чаш

Что молчишь

350_ Когда мелькнет среди удлиненных теней

На высоких ногах лиса?

32) Бежав своих монастырей

Я вижу: там и тут

Стада голодных пастырей

За овцами бегут

И длинными и добрыми руками

Они тянутся к свалявшемуся руну

Но лишь одна овца глядит глазами

И вспоминает отдаленную страну

360_ Ее не утешают прикосновения отцов

Ей непонятна эта суета

В течение многих месяцев

Она сама себе не та

Отбилась бедная от стада

Краснеет и сгорает от стыда

И то одно лишь ей отрада

Что не сгорает никогда

33) Вот не сонет не песнь не стих не слово

Не музыка не речь не звук не образ

370_ Не красота не мысль, что в пыльном вихре

В обличье духа бродит следом стада

Не музыки не звука не сонета

Не образа не песни не стиха,

А одурманенной толпы

Неведомо кого —

Гоните его

Гоните

Не дайте ему даже возникнуть!

34) Ночь (На арфе)

А к вечеру пустыня будет лгать:

380_ В ней начинается движение к гармонии

Ее мелодии сплетут ткань тела симфонии

И выйдут трубы вечер колыхать

И на несовершенном инструменте

Что золотой в зеленом свете сизом

Звездой румейской в мутной шелком ленте

Взойдет над ней небес раздельный призрак

И в ней его тончайшие оттенки красок

Изобразят возвышенности и низины

И камни в образе овец армейских касок

390_ Утратят внешность сдвинув головы на спины

Всё более мутный восточный край

Прямо на глазах темнеет и чернеет

И солнце уходит в потерянный рай

Где холод смерти более не греет

А мелодия симфонии ночи всё звучит и звучит

Не в силах превозлечь в какой-то новый опус

На севере фиал арктически молчит

На юге льющийся безмолвствует Канопус

Ночь вступает в свои права

400_ По холмам и по высохших русел текучим созданьям

Где шуршит дикобраз и летает сова

По вороньим следам и орлиным изустным преданьям

В небесах истлевая возникнет большая стальная река

И пустыня прольется навстречу такими потоками мрака

Что обнимет жену в чепраке бедуина сухая рука

И залает собака хвосты поднимая от счастья и страха

Звезды падают навзничь с веселых горгоньих кудрей

Сквозь невзрачного воздуха ночи седые колонны

И большая Венера-Иштар синеватой и лживой зарей

410_ Меж востоком и западом спляшет свой танец холодный

О как лживы, как глухи и немы пустынных небес

золотые слепые вожди!

Так легко уступают серебряный век свой они

беззаконьям блистательных чисел

Тщетно царские девушки ждут чтоб лились золотые дожди

Но бесплодно их легкое лоно и холодно плоти

серебряных чресел

Ни зеленый Зевес, ни Меркурий,

ни угольный пыльный Нергал

И ни дальний медлительный пламень

латинского имени Крона

Не сгустится горящей серьгой чтобы в колокол им —

в озаренные недра войти и трезвонить хорал

И расплавить падучие стены тюрьмы роговой

пересохшего лона

Да и, право, как можно святые мгновенья любви и страстей

420_ Воплотить по охоте светил,

знаменующих формы времен

круговратно бесстрастно?

Драгоценное тело пустыни поет завывая

из Мертвого моря тростей

Нарочито бессмертна она и за это она никогда

не воскреснет напрасно

Только в серую бездну безмерно алкающих душ

бесконечный пустынный разврат

Изливает всем телом небес бытие в галактическом

пагубном ритме

Вот и вновь претворен

в Набатейских предгорий рассвет

Аскалонский заморский закат

Полнолунного дня половиною тучной в желтеющем нимбе.

35) А утром он ему сказал: Скажи камням

И он сказал тогда: Лети с крыла

И, если да — пади к моим ногам.

430_ Учитесь иностранным языкам,

Изгнанники! — Поди скажи камням

А там — пойди, беглец — взлети с крыла

Скажи камням — пади к моим ногам

Скажи камням на новом языке

Что значит здесь свобода хлеб и власть

А сам лети с крыла зерном в муке —

Учитесь падать и неситесь пасть!

Твердите на пустынном языке

Слова недолговечные камням

440_ Летите прямо с крыльев налегке

Вас принесет ко мне в пустыню к нам

Придите пасть — пастись к моим ногам

И будет мир в руках и хлеб в руке

Цари, цари, учитесь ремеслу

Уже седлают белого осла

Цари, учитесь ремеслу, цари

Берите ветвь и наряжайте слуг

Уже седлают белого осла

И на краю небес уже горит

450_ Учитесь ремеслу, цари, цари!

А он ему сказал в ответ: Не искушай

Сказал ему тогда: Не искуси

И если да то ныне отойди

Пока седлают белого осла

Пускай седлают белого осла

И куст пылает и она пуста

36) Вослед перу щебечущего права

Когда бы нам лететь на светлый остров

По воздуху в котором пела пава

460_ Легко рисуя ввысь свистящий остов

Без меры разума немеющего подвиг

Лишь друга разумея в духе меры

О небо, подожди любви другого

Что льется в песнь спасенным легкой верой

О жалкий стон из безобразной глотки

О крик сухой щебечущей надежды

Пустые паруса крылатой лодки

Любви в обличье птицы прежде в небе

Взлетают в воздух как обман надежды

470_ Терзая слух словам обмана с плахи

Редеют перья аистовой птахи

И с песни речи ветр сорвал одежды

Нагой любви мутнящей разум веры

Напрасно образ мнит любви из ветра

Соткать Софии веры перья речи —

Слепую птицу тщетно гонит кречет

Вослед перу щебечущего права.

Мы ловим птиц из алебастра песни

Поем мы птицу в алебастре лова

480_ Мы алебастрствуем ловлей в песне птицы

Мы птицедействуем на ловле алебастра

Мы ловим в алебастре песнопенья

Птиц пенья нас о алебастр ловли

Птах в песнь.

И чуду гипсовой поимки

Дивятся созерцающие твари —

Речам и пенью мела в мрамор дива

И памяти — белее алебастра

И зренью песни что белее чуда

490_ И слуху что возвышенней улова

Пернатой формы в белый мрамор гипса

Какие мне слова еще в пустыне.

150. ВЕРШИНА ХЕРМОНА

Крылатое солнце стоит на скале

А море во мраке, а небо — во мгле

Блестит перед ними взлетая

Вершина Хермона златая

Вершина Хермона сверкает как бык

Бока глыбы каменные горбы

Его голова как корона

Златая вершина Хермона

Исчезает Иштар на зари корабле

Киннерет в тумане и Хула во мгле

Стоит словно стража долины

Хермона златая вершина

Голубая вершина Васанской горы

Над нею зари пролетают орлы

Идут небеса надо льдами

Над хладного неба стадами

Двуглавое солнце стоит на скале

Хермон над Ливаном как каменный лев

Стекает с камней каравана

Златая река Иордана

И серны трубят в голубые рога

И златокрылатая неба рука

На струнах высокого трона

Высоко взлетает с Хермона

Хермон коронован орлиной главой

Иордан коронован львиной главой

Васан словно вол очарован

Главою быка коронован

Крылатый Хермон — перед ним Херувим

В изумленьи великом летает пред ним

В сиянии дня многозвездный

Над ним оперенною бездной

151. АНГЕЛ

Напрасно и тщетно я долго взирал

На небо где ангел на арфе играл

В таинственном небе лишь сумрак пустой

Клубился над тучей простой

А в воздухе сизом крикливые птахи

Носились по небу неистовой стаей

И вились со щебетом вихрем

Меж небом дневным и ночным

В сером пурпуре легкие воды

Солнце ушло за тонкие горы

Это длится лишь несколько мгновений

У ангела не хватает слов

152. ГАЛИЛЕЯ

(Песня)

Пою на флейте галилейской лютни

Про озеро похожее на скрипку

И в струнах голос друга или рыбы

Да озеро похожее на птицу

О озеро похожее на цитру

Над небесами где летает небо

Там голубая рыба или птица —

На берегах мой друг доныне не был

Поет ли ветер — это Галилея

Ты слышишь голос — это Галилея

Узнаешь голос друга — Галилея

Привет поющей рыбы — Галилея

На дудке филистимских фортепьяно

На бубне голубого барабана

Пою в огне органа Ханаана

Под пьяный гонг баяна Иордана

Молчи — то аллилуйя Галилеи

Ты слышишь — Галилеи аллилуйя

О лилии белее — Галилея

О пламени алее аллилуйя

О небо — галилейская кифара

О колокол воды как пламень звонкий

Поет мне рыба голубого дара

Да арфа птицы вторит в перьях тонких:

О лилии белее — Галилея

Любви моей алее аллилуйя

153. РАЙ

(Песня)

Над небом голубым

Есть город золотой

С прозрачными воротами

И с яркою стеной

А в городе том сад

Всё травы да цветы

Гуляют там животные

Невиданной красы

Одно как рыжий огнегривый лев

Другое — вол, преисполненный очей

Третье — золотой орел небесный

Чей так светел взор незабываемый

А в небе голубом

Горит одна звезда

Она твоя о Ангел мой

Она всегда твоя

Кто любит тот любим

Кто светел тот и свят

Пускай ведет звезда тебя

Дорогой в дивный сад

Тебя там встретит огнегривый лев

И синий вол преисполненный очей

С ними золотой орел небесный

Чей так светел взор незабываемый

Загрузка...