Солдат
Мертвый и живой
Пролог
Швеция. Стокгольм.
Портовый кабачок «Весло и Селедка».
5 октября 1944года
Худой немецкий солдат вскочил, опрокинув табуретку и хрипло заорал, поднимая глиняную кружку с пивом:
— Германия превыше всего!!! Смерть жидам и коммунистам! Хайль Гитлер!!!
Он отпил жадными глотками, утер пену со рта, повел глазами по пустому залу и недоуменно уставился на пышную красотку, из корсажа которой словно тесто из кадки выпирали мощные полушария.
— Ты... кто? — немец пьяненько покачнулся. — А-а-аа!!! Я помню! Ты валькирия! Да!
— Ага... — хмыкнула девица. — Она самая. Малыш, тебе уже хватит. Пошли ко мне, славно повеселимся...
— Я уже в Вальхалле? — солдат икнул. — Тогда пошли!..
Девица вздернула его за шиворот с табуретки и, закинув руку через плечо, потащила из зала. Бармен, проследив за ними взглядом, кивнул бородатому здоровяку, который сразу поспешил за девицей и солдатом.
А еще через полчаса, от таверны отъехал маленький грузовичок, в кузове которого, под наваленными сетями мирно дремал унтер-офицер Александр Краузе...
Глава 1
Росток. Варнемюнде.
10 ноября 1944 года
Рано утром к рыбацкому причалу пришвартовалось небольшое суденышко. Сдвинутая на корму надстройка, траловая площадка на носу, лебедки, водоизмещением вряд ли больше ста пятидесяти тонн — словом, ничем не примечательная обшарпанная и побитая жизнью посудина.
Никто не обратил на него особого внимания, так как суденышко ничем не отличалось от стоявших у стенки десятков подобных. Разве что кроме шведского флага на мачте, но и он вполне укладывался в картинку, так как шведские суда ходили в Германию регулярно, несмотря на войну.
Коренастый матрос ловко накинул трос на причальный прикол, согнав примостившихся на нем чаек и убрался в рубку, сначала почтительно пропустив на палубу громадного рыжего мужика с запущенной шкиперской бородкой на красной роже и стройного молодого солдата, в потертой горной кепи и вылинявшем анораке горно-стрелковых частей германской армии.
Если краснорожий бородач прямо дышал здоровьем, то солдат выглядел его прямой противоположностью. Запавшие щеки, обострившиеся черты лица и бледная кожа с желтоватым оттенком, прямо намекали, что со здоровьем у него сейчас неважно. Впрочем, живые, цепкие глаза, несколько оттеняли его внешний вид.
— Ну что, Алекс! — мордатый с чувством обнял солдата. — До места я тебя доставил! Держись, дружище. Я верю, что вы еще надерете задницу сраным коммунистам! Эх... если бы Швеция вступила в войну со сраными русскими варварами, я бы сам уже сражался на фронте!
— Обязательно надерем, Олаф... — спокойно ответил Алекс, закинул ранец на плечо и сошел на берег.
Следом за ним на причал сошли еще несколько военных, но бородач полностью проигнорировал их и со скорбной мордой ушел обратно в рубку.
Из толпы рыбаков вдруг вынырнул патруль.
— Стоять, солдаты! — старший патруля, пожилой, полноватый обер-фельдфебель понял руку. — Для начала придется предъявить документы. Вы первый, вам говорю, солдат... — старший разглядел на куртке Алекса унтер-офицерские нашивки и сразу поправился. — Ко мне унтер-офицер, остальным приготовиться. Вернер, Шульман, не спать.
Патрульные, совсем юные, почти мальчишки, дружно изобразили повышенное внимание, а Алекс молча кивнул, нырнул рукой под анорак, достал толстую пачку документов и протянул ее старшему патруля.
У того, по мере просмотра, казенное, истовое выражение на лице быстро сменилось на исключительно уважительное.
— Восточный фронт, парень? Так... серебряный знак за ранение, серебряный штурмовой пехотный знак, серебряный знак за ближний бой, немецкий крест, железный крест... уважаю... — фельдфебель солидно кивал, листая наградные документы. — Да уж, вижу ты там хлебнул дерьма. Так... списали... даже не знаю, повезло тебе или нет. Такая контузия скверная штука. Уж поверь, я знаю не понаслышке. Русский снаряд, камрад?
— Нет, не русский, — безразлично ответил солдат. — Финский...
Александр Краузе, покосился на свинцовое небо и внезапно понял, что ему очень хочется назад, в Советский Союз. В разведшколу, обратно в болота Волховского фронта, на передовую, куда угодно, только подальше от Германии. Здесь его раздражало все, от рожи фельдфебеля вплоть до солоноватого морского воздуха.
— Эй, камрад... — обеспокоился старший. — Тебе плохо? Эх, я же говорил, что контузия это...
Ваня с трудом стер с лица жуткую гримассу и качнул головой:
— Все в порядке, господин обер-фельдфебель, все в порядке...
По легенде Ивана, а точнее, унтер-офицера Александра Краузе, комиссовали из армии после тяжелой контузии, одним из последствий которой были жесточайшие приступы эпилепсии. Во время подготовки к заданию ему так тщательно поставили внешние симптомы, что он поневоле стал себя чувствовать контуженным эпилептиком. Вот и сейчас, судорога сама по себе свела скулы.
Старший с сомнением посмотрел на Ваню и недоверчиво покрутил головой:
— Как знаешь. Но подлечиться не помешает. У тебя предписание явиться по прибытии в Германию в первую же комендатуру. Так вот, наша ничем не хуже других. Мы тебя проводим. А там я замолвлю словечко перед заместителем коменданта и тебя определят в военную гостиницу. Отдохнешь недельку как человек, развлечешься. У нас есть где развлечься, уж поверь, а я знаю толк в развлечениях. Ни Рипербан*, конечно, но тоже очень неплохо.
Рипербан — исторический квартал «красных фонарей» в Гамбурге.
Ваня кивнул. Проверок он не опасался, во всяком случае на уровне комендатуры.
Обер-фельдфебель скорчил казенную рожу и гаркнул своим солдатам:
— Вернер, Шульман! Стройте этих доходяг и в комендатуру. Что ты кривишься сынок? Если ты в отпуске, это не значит, что армия про тебя забыла. Марш...
Ваня молча потопал в комендатуру. Но не в строю, как остальные комиссованные и отпускники, а рядом с обером, которому приспичило поболтать.
— А правда, — не унимался старший патруля. — Что... — он смешно вытаращил глаза. — Что при контузии... конец перестает работать? Ну, ты понял меня, камрад...
Иван состроил серьезную рожу и сурово ответил:
— Так и есть! Напрочь...
— Черт! — ахнул фельдфебель.
— Да-да, — закивал Ваня. — Когда в атаку бежал, у меня привстал. А после контузии так и остался стоять. Отказался работать, но не падает!
— Гага-га... — оглушительно грохнул немец. — А ты свой парень, Алекс! Так уж и быть, с меня вечером пиво! Зайдем к мамаше Гертруде, там и девочек можно подцепить...
Ваня добросовестно хохотнул вместе с со старым служакой, не забывая фиксировать взглядом окружающую действительность. На самом деле особой нужды в этом не было, но срабатывали рефлексы, намертво вбитые в подкорку в разведшколе. Иван порой даже чувствовал себя киборгом, которым руководят не чувства и эмоции, а четкие алгоритмы и программы.
— Куда дальше собираешься, парень? — поинтересовался обер-фельдфебель.
— В Гамбург.
Служака мгновенно стал серьезным:
— Черт... ты уже знаешь?
— Знаю, — Ваня кивнул. — Июль сорок третьего*.
Бомбардировка Гамбурга — серия «ковровых бомбардировок» города, проведённых Королевскими военно-воздушными силами Великобритании и Военно-воздушными силами США 25 июля — 3 августа 1943 года в рамках операции «Гоморра» против мирного населения. В результате авианалётов погибло до 45 000 человек.
— Родные уцелели?
Иван скрипнул зубами и тихо ответил:
— Сиротский приют, в котором я воспитывался, стерли с лица земли еще в первый день бомбардировок. Я ненавидел этот сраный приют всю жизнь, а сейчас тянет туда...
Именно так ответил бы настоящий Александр Краузе, психологический портрет которого Иван изучил досконально. Хотя в данном случае эмоции немца не имели никакого значения. Дело в том, что именно в Гамбург забросили Варвару. И связь с ней прервалась как раз после бомбардировки города союзниками.
— Крепись, парень... — угрюмо проскрипел фельдфебель. — Мы еще надерем этим сволочам задницу. Сейчас подойдет машина, нас сменят и проедемся в комендатуру...
Через час древний как мамонт «Бюссинг» с открытой кабиной зарулил во двор большого серого здания, окруженного сплошным высоким забором.
— Эй, Альфи! — обер махнул рукой молодому солдатику. — Проведи камрада к гауптману Фюле, а я немного позже подойду, — потом обернулся к Ване и крепко пожал ему руку. — Скоро увидимся, парень...
Иван вошел в здание через вход со двора следом за прыщавым, молодым парнем, восхищенно поглядывающем на ветерана.
— Прошу, подождите здесь. — Солдат так тактично постучался в дверь с табличкой «Заместитель военного коменданта гауптман Фюле» и, явно робея, пролепетал: — Господин гауптман, господин обер-фельдфебель Вернер приказал доставить к вам этого человека и передал, что сам подойдет позже...
— Какого человека?!! — гаркнул хрипловатый начальственный бас. — Чего ты мямлишь, как будто в штаны наделал!
Солдатик совсем скис, но Ваня отодвинул его в сторону, вошел в кабинет и, щелкнув каблуками, четко отрапортовал:
— Унтер-офицер Краузе, господин гауптман! Прибыл в комендатуру по предписанию!
В небольшой комнатушке, скупо обставленной серой, казенной мебелью, за столом сидел пожилой офицер с повязкой на левом глазу. На мордатой, красной роже, чем-то смахивающей на физиономию последнего императора Германии Вильгельма под номером два, наглядно отображалась вся неукротимая свирепость и вздорность кадрового служаки.
Увидев Ивана, он состроил еще более свирепую рожу, но внезапно обмяк и буркнул солдатику:
— Учись, сосунок, как надо рапортовать начальству. А теперь пошел вон...
Иван воспользовался паузой, извлек документы, сделал приставной шаг, положил их на стол и снова замер в строевой стойке.
— Хм, приятно видеть солдата, который не забыл, что такое субординация и устав. — довольно крякнул гауптман и принялся неспешно изучать бумаги.
А после того, как изучил их от корки до корки, прищурился и нарочито добродушно поинтересовался:
— Судя по вашим документам, унтер-офицер Краузе, с момента вашего списания, до прибытия в Германию, прошло полтора месяца. Чем вы занимались все это время?
Ваня выпятил подбородок и браво гаркнул:
— Кабаки и бабы, господин гауптман!!! В шведских портовых борделях удивительно недорогие и пригожие шлюшки!
В реальности все так примерно и происходило, Ваня даже отметился на случай проверок в этих самых борделях и кабаках.
— Ха! — довольно крякнул гауптман. — Молодец, унтер-офицер Краузе! А теперь присаживайся и рассказывай. Слышал клятые финны взбунтовались? Надеюсь вы им наподдали как следует? Вон стул...
Иван деликатно присел на краешек стула и поведал свою историю, под аккомпанемент ругательств гаупта, костерившего «горячих финских парней» почем зря. Звучала легенда так: финны внезапно предали Германию, переметнулись к красным и потребовали разоружить двадцатую горную армию, стоявшую на севере Финляндии. Армия вместе с ее командиром генерал-полковником Лотаром Рендуличем, естественно, послала их нахрен, после чего началась самая настоящая война*. Которая до сих пор и продолжалась. Немцы организованно отступали, используя тактику выжженной земли, а финны организованно атаковали, делая все, чтобы немцам жизнь не казалась малиной. Унтер-офицер Краузе как раз в процессе всего этого и получил свою контузию. После чего был эвакуирован в Норвегию, где его слегка подлечили и списали нахрен из армии. После чего он перебрался в Германию через Швецию, которая, несмотря на свою нейтральность, по сути являлась немецким перевалочным хабом.
Лапландская война (фин. Lapin sota, нем. Lapplandkrieg) — военные действия между Финляндией и Германией в сентябре 1944 — апреле 1945 года. Название дано по северной финской провинции Лапландия, где находились германские войска.
Гауптман Фюле охотно проглотил историю, хотя Ваня все-таки отметил, что старый служака ловко пытался ловить его на словах. Но не придал этому особого значения, потому что проверить историю на уровне комендатуры не представлялось возможным. Документы были подлинными, а маршплат, гамбургский диалект Вани и знание реалий — близки к идеальным.
Даже более серьезным конторам пришлось бы стараться очень долго, с очень малыми шансами на результат, так как военная часть унтер-офицера Краузе была практически уничтожена финнами, а сама двадцатая армия отступала с боями. К тому же, для того, чтобы попасть под прицел Абвера и прочих контрразведывательных организаций, надо было серьезно проколоться. Впрочем, Иван по собственному опыту знал, что любой, даже идеальный план может в любой момент провалиться и не собирался расслабляться...
— Господин гауптман! — в кабинете появился обер-фельдфебель. Вел он себя подчеркнуто официально, но сразу было видно, что с хозяином кабинета его связывают тесные дружеские отношения.
— Гюнтер? Освободился, — гауптман кивнул. — Присаживайся. Ну что скажешь?
— Надо бы помочь парню! — Вернер улыбнулся. — Сам видишь, хлебнул досыта. В тылу не отсиживался, как эти чертовы... — он недоговорил и покосился на дверь, словно за ней находились эти самые чертовы тыловики. — Кому он теперь нужен?
— Значит поможем! — выдохнул Фюле. — Для того мы здесь и служим... — Он вытащил из стола бланк, быстро что-то на нем написал и подвинул его к Ивану. — Держи, унтер-офицер Краузе. Заселишься пока в нашу военную гостиницу, она здесь рядом. Здесь продовольственные карточки на неделю, как командировочному. Кормят хреново, сразу скажу, но с голоду не подохнешь. Отдохни до вечера, а вечером за тобой зайдут. Держи документы, пока свободен. Стой! Деньги есть?
Ваня показал небольшую книжечку:
— На сберегательной книжке. Там накопилось около тысячи рейхсмарок. Наличными около тридцатки с мелочью.
Заместитель коменданта удовлетворенно кивнул.
— Хорошо, сейчас с тобой отправится рядовой Фухс#. Как солдат — он полное дерьмо, но продувной малый. Он тебе покажет, где снять деньги со счета и где скупиться по мелочам, если понадобится.
#Fuchs (нем.) — лиса.
— Разрешите идти! — Иван встал и вытянулся в строевой стойке.
Гауптман с фельдфебелем удовлетворенно переглянулись.
Фюле нарочито ворчливо буркнул:
— Я всегда говорил, Людвиг, хороший солдат даже во сне соблюдает субординацию! Иди уже унтер-офицер Краузе. Вечером встретимся...
Ваня щелкнул каблуками и вышел.
Фельдфебель и гауптман ему понравились, как бы это странно не звучало. Да, они были врагами, при необходимости Иван не задумываясь отправил бы их на тот свет, но при этом все равно он видел в них людей. Опять же, такие знакомства могли помочь быстрей ассимилироваться в Германии.
Не успел Ваня отойти от кабинета, как позади послышался срывающийся мальчишечий голос:
— Господин унтер-офицер, разрешите обратиться!
Иван повернулся и узрел молоденького, неказистого и растрепанного солдатика. Кривоногого, рыжего и веснушчатого, с продувной, хитрой рожей. Форма сидела на нем как на корове седло, а сам он действительно был похож на лиса. А точней, на недоросля лисенка.
— Господин унтер-офицер, мне приказано сопроводить вас! — Фухс вытянулся, потом смешался, зачем-то оглянулся и уже шепотом добавил: — И показать вам... ну... в общем, все показать...
— Показывай, рядовой Фухс, — сурово приказал Иван и пошел на выход.
— Я тут все знаю! — торопливо болтал солдатик, семеня кривыми ногами. — Вот прямо все. Только намекните господин унтер-офицер, я все покажу. Сейчас отведу вас в гостиницу, оставите вещи и все покажу! Если с головой, в городе все можно достать, вот прямо все! Выпивка, презервативы, жратва! Девочки тоже есть сговорчивые и недорогие...
Едва они вышли на улицу, как послышался дружный стук каблуков и звонкий хор мальчишечьих голосов.
— Наш Флаг трепещет впереди нас.
В будущее мы тянем человека за человеком.
Мы маршируем, мы за Гитлера
Через ночь и через нужду
Со Знаменем юности
За Свободу и хлеб...
Мимо промаршировали три десятка мальчишек в коричневых комбинезонах Гитлерюгенда*, впереди чеканил шаг знаменосец со знаменем и пожилой мужик с протезом вместо руки.
Гитлерюгенд — молодёжная организация НСДАП. Членами союза были только юноши, для девушек существовал отдельный Союз немецких девушек.
Несмотря на промозглый холод мальчишки пели истово, с энтузиазмом, а на закаменевших от ледяного ветра застыли фанатичные гримасы.
— Я вот тоже с ними ходил... — неожиданно отозвался Фухс. — А теперь настоящий солдат.
Никакого энтузиазма в голосе солдатика не прослеживалось.
— Как тебя зовут, настоящий солдат?
В отношении волчат из Гитлерюгенда Иван остался безразличным, а вот Фухс, чем-то напоминал ему Петруху. Скорее всего, своей внешней неказистостью.
— Людвиг, господин унтер-офицер! — отрапортовал Фухс, шмыганув носом.
Ваня помолчал и скомандовал:
— Пошли, Людвиг.
Но через пару шагов опять пришлось остановиться, потому что по улице уже прошло подразделение Фольксштурма*
Фольксштурм (нем. Volkssturm) — отряды народного ополчения нацистской Германии, созданные в последние месяцы Второй мировой войны для отражения натиска антигитлеровской коалиции на её территорию.
Вооруженные какой-то древней рухлядью, разномастно одетые, старые и молодые, хромые и косые — на лицах этих никакой фанатичности не было и в помине. От них даже пахло обреченностью. Иван попытался угадать чем они были вооружены, но опознал только французские винтовки Лебеля образца 1886 года и один здоровенный станковый Шварцлозе, который тащили сразу четыре человека.
Гостиница нашлась неподалеку: обычное, ничем не примечательное серое, унылое здание, с забитыми досками окнами, даже без вывески.
Фухс оживился:
— Здесь заправляет фрау Бузенбаум! — восхищенно сообщил он. — Она такая, такая... — Людвиг не подобрал слов и просто изобразил руками на себе какая грудь у фрау Бузенбаум. — Но злая как... как волчица! — солдатик огорченно поджал губы. — Она еще ведет фехтование в городском Союзе немецких девушек, так девчонки все слезы выплакали — такая она свирепая. Господин гауптман называет ее фрау фельдфебель в юбке!
Ваня про себя улыбнулся — в буквальном переводе фамилия свирепой фрау звучала как: дерево с грудью.
На поверку «дерево с грудью» оказалась стройной и красивой женщиной примерно тридцати пяти лет возрастом. С грудью у нее, как и говорил Фухс, было все в порядке, а вот со свирепостью — фрау Бузенбаум действительно выглядела снежной королевой. Такая же ледяная и недоступная. Идеальная, волосок к волоску, прическа, надменный взгляд и типично арийская внешность. Словом — образцовая стерва. Но красивая, этого не отнимешь.
Встретила она Ивана с Людвигом крайне неприветливо. Фухса турнула, но Ивана на постой все-таки определила, выдала белье и даже лично показала комнату, маленькую, спартански обставленную казенной мебелью, холодную и чужую.
Иван условился с Фухсом, что по нужным местам они пробегутся завтра, а сам сел на узкую и жесткую кровать, застеленную солдатским одеялом и открыл ранец.
Рука нащупала бутылку дрянного коньяка, прихваченную из Швеции. Первым желанием было хватить добрый глоток, но поколебавшись, он отложил коньяк в сторону.
Ваня прилег и задумался.
Одной из главных причин, по которой он согласился на предложение Черного была Варвара.
Комиссар не обманул: в школе немецкого направления они учились вместе и после заброски в Германию должны были изображать семейную пару. Они вскоре и стали семейной парой — поженились по советским законам. Причем совершенно искренне, не по приказу начальства, хотя и такое случалось. Но семейное счастье скоро закончилась: Варвара ушла в Германию первой, по легенде Ваня должен был ее там найти, но... но не сложилось. Ивану пришлось ждать еще почти год — что-то не складывалось с легендой. Варя перестала выходить на связь после бомбардировки союзниками Гамбурга, Иван уже думал, что с заброской вообще не сложится, но тут ребята из шведской резидентуры, совершенно случайно подобрали подходящего кандидата и вот, здравствуй унтер-офицер Александр Краузе.
«И что теперь? — поинтересовался Ваня сам у себя и сам же ответил. — А хрен его знает...»
Задание у него было совершенно расплывчатое, а если точнее, Центр его видел только как спящего агента, ждущего приказа. Какой может поступить приказ и поступит ли он вообще, Иван даже не представлял. Искать Варвару не рекомендовалось. Впрочем, прямого запрета тоже не было. В общем, сиди не отсвечивай, жди и не забывай сигналить, что ты жив и здоров. Причем без связи и встреч — только сигнальными маячками в условленных местах и объявлениями в газетах. Кто надо сам увидит и передаст. Местом обитания определили Гамбург и окрестности.
Честно говоря, Ваня чувствовал себя обманутым и бесполезным.
Однако, сразу же засунул свои чувства куда подальше.
«Поживем — увидим» — сказал он сам себе и достал из ранца пенал с принадлежностями для бритья и вафельное полотенце.
Особой порослью на лице организм по-прежнему не баловал Ивана, но выбранный образ образцового служаки обязывал выглядеть всегда словно на строевом смотре.
Закончив, он надраил ботинки, потом лег прикорнуть и дремал ровно до того времени, как заявились гауптман Фюле и обер-фельдфебель Вернер...