Комнату освещала одна-единственная лампа над столом, за которым и сидела Джорджия. Джейсон обвел спальню взглядом, обратил внимание на разноцветные женские платья, разбросанные по голубому атласному покрывалу на кровати, но потом его глаза вернулись к неподвижной фигуре в ярко-красном халате.
Она заколола волосы на макушке, открыв стройную шею и плечи. В руке Джорджия держала листок бумаги, на котором было что-то написано. Сейчас она выглядела совсем юной, и его сердце тревожно забилось.
Эта детская беззащитность в сочетании с откровенной чувственной притягательностью ее тела, задрапированного в красный шелк, серьезно угрожала его намерениям провести с ней спокойную и деловую беседу.
Джейсон нахмурился. Она не могла не слышать, как он вошел в комнату, но, несмотря на это, не обернулась, даже не пошевелилась, а ее пальцы продолжали все так же теребить клочок бумаги.
— Джорджия! Мы можем пообщаться? — Он постарался говорить как можно сдержаннее. Еще больше спокойствия ему понадобилось, когда она обернулась и все так же отстраненно посмотрела на него. Он увидел ее лицо. Оно было мокрым от слез, но глаза ее сверкали, словно драгоценные камни, от их невероятной глубины у него перехватило дыхание.
Ему захотелось подойти к ней, обнять, успокоить… Дрожь пронизала все его тело, но он подавил эти ощущения. Приближаться к ней опасно. Он не забыл о той ужасной ошибке, которую допустил сегодня.
Не вынимая рук из карманов, он сжал их в кулаки и спокойно проговорил:
— Тебя что-то расстроило? Хочешь поговорить об этом? Или не стоит?
В ответ Джорджия только пожала плечами. Она была не в силах разговаривать. Какое-нибудь одно-единственное слово могло разрушить всю ее столь тщательно возведенную систему самообороны, как это уже почти произошло.
Когда он вошел, она только-только обнаружила на столе письмо и прочитала его. Сейчас она не была готова к войне.
Молча, она отдала ему бумагу и перешла в противоположный конец комнаты, прислонившись к богато орнаментированной кровати. Когда он читал текст, морщинки у него на лбу стали глубже. Но может, это была просто игра теней и дело вовсе не в письме?
Письмо. Она отчетливо помнила все, что было там написано:
«Моя милая Джорджия!
Я пишу тебе, потому что не имею мужества позвонить или встретиться с тобой лицом к лицу. Я должна извиниться перед тобой. За то, что плохо обращалась с тобой с самого момента твоего рождения, за то, что не могла любить тебя так, как полагается матери. За то, что не позволяла тебе вернуться в Литем-Корт. Список можно продолжить…
Не слишком ли много я прошу, если хочу встретиться с тобой и попытаться наладить отношения? Я знаю, у меня нет права просить тебя о чем-либо. Но это бы так много значило для меня. А может быть, и для тебя».
На этом послание обрывалось. Вивьен не успела закончить его — что-то потребовало ее немедленного отъезда с Голубой Скалы. А потом она разбилась на собственной машине, прежде чем успела написать что-то еще…
Джейсон неторопливо подошел к Джорджии. Его стройная мускулистая фигура возвышалась над ней, вызывая приступ вожделения.
Единственный способ совладать с Джейсоном — считать его своим врагом.
Она забыла об этом сегодня днем, и что вышло?!
Прочитав письмо матери, она утратила свою воинственность, так, может, он поведет себя прилично и оставит ее наедине с ее мыслями.
Но он не удалился и окончательно сокрушил все ее оборонительные сооружения, произнеся низким мягким голосом слова утешения:
— В конце концов, ты можешь успокоить себя тем, что узнала: твоя мать хотела наладить с тобой отношения.
Джорджия склонила голову, чтобы скрыть свои чувства, но Джейсон одним пальцем приподнял ее лицо за подбородок, и она была вынуждена поглядеть в его спокойные дымчато-серые глаза.
— Я знаю, что с того момента, когда она стала жить с Гарольдом, у нее было мало времени для тебя. Я всегда жалел тебя, видя твое одиночество. Я относил ее поведение на счет эгоизма женщины, удачно вышедшей замуж и изменившей образ жизни. Но, видно, тут скрывалось большее. Что-то было неладно с самого твоего рождения. Можешь рассказать мне? Если не хочешь не надо, но вдруг это поможет угомонить пару призраков?
В этом мягком, заботливом расположении духа Джейсон был для нее еще опаснее. Непроходящая любовь к этому человеку, сексуальное влечение, страсть… Она слишком слаба, чтобы сопротивляться.
— Может быть, — согласилась она и положила письмо на стол. Она заберет его потом, когда уедет. Не эти дорогие наряды, не забытые здесь драгоценности. Только это письмо. Потому что в нем был ее шанс понять и простить прошлое.
— Но только не здесь. — Он отступил, давая ей возможность встать и все так же не прикасаясь к ней.
Она мысленно извинила себя за свое согласие. Может быть, это тот случай, который ей нужен? Вдруг нынешний добрый порыв человека, предавшего ее много лет назад, бросившего тогда, когда она более всего нуждалась в его помощи, поможет ей оправиться от потрясения, полученного из-за письма матери?
Ей было важно знать, что он испытывает к ней хоть какое-то расположение и сочувствие. Ей было бы приятно осознавать, что сила ее девичьей любви не была обращена на человека с полностью черствым сердцем. Так же ей хотелось верить когда-то, что ее мать, объявив о полном нежелании видеть свою дочь, в глубине души страдала от своего решения.
Приложив руку к ноющему лбу, Джорджия вышла вслед за Джейсоном из комнаты.
— Нам обоим не помешает расслабиться, произнес он. — Думаю, горячее молоко с виски то, что нужно.
Он бы мог обойтись без этого, но она сейчас нет. Темные круги залегли под ее глазами, черты лица заострились. Джорджия выглядела изможденной, казалось, она может вот-вот упасть.
Он толкнул дверь кухни, зажег свет и посторонился, пропуская ее вперед. Джорджия подумала, что он, должно быть, держит ее в поле зрения из страха, что она развернется и убежит.
Войдя в кухню, она присела на стоявший у окна двухместный диванчик.
Весь адреналин, если можно так выразиться, испарился из ее крови, пока она наблюдала за тем, как Джейсон наливает в кувшин молоко, подогревает его и, добавив изрядную порцию виски, разливает по кружкам. Не осталось ни малейшего желания бороться с собой.
— Припоминаю, ты была на Голубой Скале всего один раз. Через восемь месяцев после свадьбы Вивьен и Гарольда, — проговорил он, стоя к ней спиной.
Их незаконченные дела могли и подождать. Сейчас Джейсон решил поговорить о ее матери, ведь Джорджия так в этом нуждалась. Желание опекать ее Джейсона не удивляло. Он всегда хотел этого, с их первой встречи.
Он подал ей одну из кружек горячего, пахнущего виски молока и, взяв свою, присел на противоположный конец софы, чтобы не смущать женщину своей близостью.
Джорджия кивнула и отпила немного жгучего коктейля. Он был слишком крепким для нее, но молоко смягчало вкус спирта, и потому пилось легко. Она облокотилась на спинку и заговорила:
— С тех пор они больше не брали меня сюда. Как ты помнишь, я всегда проводила летние каникулы со Сью и ее семьей или в Литем-Корте. Но маме нравилось это место. Она бывала здесь часто.
— А почему все происходило именно так? Ты совершила какой-то промах? — как бы между прочим спросил Джейсон.
На ее верхней губе остались «усики» от молока. Она слизнула их кончиком языка. Он быстро отвернулся, так как это движение показалось ему слишком чувственным и возбудило его. Затем он услышал ее голос, звучавший уже не так напряженно:
— Не думаю. Но они не так-то много времени проводили со мной. У Гарольда была лодка — он сам мог ездить в Сан-Антонио, не обращаясь к Илии. А я в тот приезд оставалась здесь — купалась, гуляла по острову, даже рыбачила или вертелась около Блоссом. У меня было полно времени.
Единственное, о чем она не сказала Джейсону, так это о том, как она скучала по нему все пять недель, которые провела здесь.
Но лучше не вспоминать об этом. А если вспоминать, то только тогда, когда он снова станет ее врагом. Кружка Джорджии опустела.
— Мама больше предпочитала Сан-Антонио, там много магазинов, видимо, есть несколько хороших ресторанов, разнообразная ночная жизнь.
Не сомневаюсь в этом, скривившись, подумал Джейсон. Вивьен любила развлекаться и посещать места, где все могли любоваться ее дорогими нарядами и украшениями. Голубая Скала была для нее лишь базой отдыха, откуда она могла делать вылазки на больший по размеру остров, особенно в те из его заведений, которые были не по карману обычным туристам.
Джейсон сдержал свой язык, потому что не хотел нарушать спокойное настроение, в котором пребывала Джорджия. По крайней мере, пока. Пока не наступит удобный момент, чтобы задать вопрос об аборте.
— Ты сказала «видимо», ты что, не бывала там сама?
Она покачала головой и несколько прядей выбились из ее прически, упав на лицо.
— Меня просто провезли тогда из аэропорта к причалу.
Все ясно. Вивьен не хотела, чтобы ее видели в обществе болезненно застенчивой шестнадцатилетней дочери-толстушки, какой она была в то время. Это могло разрушить созданный образ светской дамы. Но, возможно, причиной было нечто большее. Из письма следовало, что Вивьен по-настоящему никогда не любила свою дочь. Джейсон забрал пустые кружки и поставил их в раковину, а потом, стараясь не поворачиваться к Джорджии, спросил:
— Вы когда-нибудь были близки духовно?
Она хотела было ответить коротко, но передумала. Сейчас с ним было приятно разговаривать. А учитывая предсмертное желание матери сблизиться с нею, Джорджии хотелось подробнее остановиться на их отношениях, все проанализировать.
— Никогда. Она отвергала меня. Но ты должен понять почему, — поучительно произнесла она, сфокусировав взгляд на морщинке между его бровями, — Я не знаю, что Вивьен сказала Гарольду, мы никогда об этом не говорили, но она забеременела мною сразу же после школы. Она и мой отец — не спрашивай о нем, мать никогда не называла мне его имени — были помолвлены и собирались пожениться. Но он сбежал, узнав, что я должна появиться на свет. Может, испугался грядущего отцовства, может, обещание жениться было только уловкой, чтобы заманить ее в постель — кто знает?
Джорджия передернула плечами. Какое это теперь имеет значение? Заметив, что Джейсон собирается подсесть к ней на диван, она забилась подальше в угол и плотнее запахнула полы халата.
— А потом? — спросил он.
Ее показная скромность не могла скрыть того, что под халатом она была совершенно голой. Джейсон моментально среагировал на это.
— Она оказалась соблазненной и покинутой, да еще с ребенком. Бабушка не простила бы ей, если бы она избавилась от меня или отдала на воспитание. У старушки были замшелые принципы, типа: «Сама постелила постель, сама во всем и виновата». Денег не хватало, поэтому Вивьен пришлось поступить на курсы секретарей, чтобы содержать нас, пока за мной присматривала бабушка.
— Банальная история, — вырвалось у Джейсона. Однако это не оправдывало то, что невинному ребенку пришлось расти без любви. Но это предсмертное письмо, протянутое Джорджии, словно оливковая ветвь, дало ей возможность понять и простить свою мать.
Будто не заметив его комментария, Джорджи медленно продолжала, как бы разговаривая сама с собой:
— Потом бабушка заболела. Моя мать обратилась в агентство по трудоустройству и хваталась за любые временные работы, чтобы иметь возможность ухаживать за нами обеими. Вивьен все еще была молода и красива, и ей хотелось всего того, чего у нее не было, — развлечений, красивой одежды, личной жизни. Я как-то услышала, как она говорила бабушке: «Что за будущее меня ждет? Какой мужчина посмотрит на меня из-за этого проклятого ребенка?» Но, в конце концов, ей повезло: она встретила Гарольда, и он предложил ей выйти за него замуж. Сбылись все ее рождественские мечты.
Но это не изменило ее отношения к ребенку, подумал Джейсон. Обида и досада — вот все, что было предложено дочери. Он до сих пор не мог забыть злобного торжества в голосе Вивьен, когда она сообщила ему, что Джорджия сделала аборт.
В чем причина такого поведения? Злорадствовала, что у ее дочери никогда не будет того, чего всегда хотелось ей, — иметь не просто ребенка, а любимого малыша, которого можно было нежить и баловать? А вот Джорджия, рассказав ему о беременности, с радостью прислушивалась к его планам насчет их свадьбы, она обожала бы свое дитя, посвятила бы ему всю свою жизнь.
Так что же случилось в столь короткий промежуток времени, кардинально изменив ее настроение?
Он искоса взглянул на нее. Пришла пора задать главный вопрос.
Но Джорджия опередила Джейсона.
— Интересно, почему мать уехала отсюда в такой спешке? Это так на нее не похоже — бросать вот так просто свои любимые вещи.
— Потому что узнала, что у Гарольда интрижка с одной официанточкой из Сан-Антонио. Она видела все своими глазами и не могла переубедить себя в обратном, — резко ответил он. Вчерашнее признание Джорджии о своих необычных отношениях с Гарольдом вдруг вспомнилось ему, пробудив гнев.
Джейсон поднялся на ноги, не в силах усидеть на месте. Ему нужно было дать понять Джорджии, с каким типом она связалась, когда решила охмурить своего отчима.
— Это вошло у Гарольда в привычку — соблазнять невинных девочек. Просто ради удовольствия, ничего серьезного — так он всегда оправдывался. — В голосе Джейсона зазвучали горькие нотки. — Я больше чем уверен, что он разбил сердце моей матери. И именно он довел Вивьен до смерти. В смятении чувств она покинула остров, села в самолет, вернулась в Литем-Корт, взяла свою машину и уехала прочь. Один из свидетелей показал, что она гнала как помешанная. Остальное ты знаешь.
Джейсон подошел к двери, открыл ее и повернулся к Джорджии. Но посмотрел ей не в глаза, а куда-то над ее головой. Он боялся встретиться с ней взглядом и увидеть полное безразличие. Ведь она могла давно знать, что за человек был ее отчим, и вовсе не переживать из-за этого.
— Перенесенная в ранней юности болезнь не позволяла Гарольду иметь детей, вот почему оба раза он женился на женщинах, которые уже имели ребенка. Жаль, что у Вивьен оказалась дочь, а не сын. Насколько мне известно, мальчиками он не интересовался… Лучше лечь в постель и поспать хотя бы остаток ночи. — Джейсон решил сменить тему.
Он обещал себе выяснить, почему Джорджия сделала аборт, но упустил эту возможность. Он слишком злился на нее из-за их отношений с Гарольдом, чтобы повести разговор в необходимом для этого сдержанном тоне.
Завтра, успокаивал сам себя Джейсон, он выспится, отдохнет и сумеет поговорить с ней, выяснить всю правду и уехать.
Джорджия проснулась около полудня, и то только потому, что Блоссом зашла к ней в комнату с подносом, на котором лежала горка свежих фруктов и дымилась чашка кофе.
Экономка подняла жалюзи, и яркое солнце хлынуло в комнату, окрашивая бледно-зеленые стены золотым светом.
— Прошла голова? Мистер Джейсон сказал, чтобы я не мешала вам спать, но я подумала, что вам необходимо поесть. Ведь вы отказались от ужина.
Джорджия заморгала. Даже шепот Блоссом звучал для нее сейчас слишком громко.
— Спасибо, я в полном порядке. — Она села в кровати, откинувшись на подушки, чтобы принять поднос на колени, и тут только заметила, что легла, не сняв свой ярко-красный халат. Порция виски, которую Джейсон подлил ей в молоко, оказалась просто убойной.
Мысль о нем снова всколыхнула чувственность. Как же ей хотелось, чтобы ее глупое тело наконец-то «поумнело» и перестало так неистово реагировать на этого человека. Но никакой другой мужчина так на нее не действовал. А ведь их она встречала немало!
Надеясь, что румянец, заливший ей щеки, не так виден, как ей самой показалось, она погрузила ложку во фруктовый салат и, стараясь говорить с легкостью в голосе, спросила:
— А что делает Джейсон?
— Отправился на рыбалку вместе с Илией. Может, это исправит его плохое настроение.
Плохое настроение? С чего бы это? Прошлой ночью — если забыть о странном безумии, овладевшем ими обоими днем, с которым они, слава Богу, справились, — они мирно беседовали о ее детстве, об отношениях с матерью, которая ее не любила. Правда, вспомнила Джорджия, когда Джейсон заговорил об увлечениях Гарольда, голос его стал жестче. Но это и понятно, учитывая, что пришлось пережить его собственной матери.
— Ужасное настроение, — подтвердила Блоссом. — Словно черный ворон уселся у него на плечах. Как можно выглядеть таким хмурым в столь чудный день?
Действительно, как можно? Блоссом вышла из комнаты, оставив Джорджию завтракать в одиночестве. Наливая себе вторую чашку кофе, она заставила себя не беспокоиться об этом. Прошлая ночь и так добавила ей слишком много пищи для тягостных размышлений, а так как Джейсона нет сейчас на острове, то можно будет спокойно искупаться, позагорать, расслабиться и насладиться всеми прелестями, которые может дать этот маленький рай.
Приняв душ, Джорджия облачилась в купальник золотистого цвета. Он был умело подобран к ее глазам.
Надев шлепанцы и широкополую соломенную шляпу, она взглянула на свое отражение и подумала о том, что вся ее взрослость и агрессивность остались где-то там, в холодной Англии.
И это сейчас не беспокоило Джорджию. Без сомнения, она снова станет серьезной дамой, когда вернется домой и окунется в реальную жизнь. Укладывая в полотняную сумку тюбик с кремом для загара, солнечные очки и толстую книжку, она снова взглянула на свое отражение в зеркале и задумалась. Отчего ей так спокойно? Сказались красота острова или присутствие Джейсона?
Конечно, красота острова. Другое предположение было просто чепухой. Она чувствует себя хорошо, несмотря на его присутствие, а не благодаря ему! И нечего о нем думать. Какая разница, плохое ли у него настроение или хорошее… Пусть оставит его при себе.
Вода была изумительной. Совершив небольшой заплыв, Джорджия на берегу улеглась на спину и подумала, как приятно было бы искупаться в теплой кристально чистой воде уединенной бухточки обнаженной.
Она решила, что это будет великолепно. Ей рассказывали, что купание голышом дает много удовольствия, а потому, не в силах противостоять внезапному порыву, она сбросила с себя купальник и снова вошла в воду.
Это ведь частный остров, сюда никто не сунется. Джейсон и Илия ушли куда-то в открытое море, а если Блоссом заглянет сюда и прокричит что-нибудь типа: «Немедленно вылезайте, мисс Джорджия, и приведите себя в порядок!», она притворится, что ничего не слышит.
А сейчас ее сознание полностью поглотили волны, тихо бившиеся о песок, и пение птиц в лесу, покрывавшем холмы… Но вдруг внезапно раздался громкий всплеск воды совсем рядом, и ее обдало целым каскадом мелких брызг. Джорджия немедленно очнулась от дремоты, испугавшись, что какая-то большая рыбина выскочила из морской пучины и готовится слопать ее целиком. Однако, встав на ноги, женщина увидела перед собой нечто более опасное.
Глаза Джейсона.