Раздались гортанные крики, затем началась стрельба. Телли упала на живот, пряча под собой фотокамеру, и постаралась прикрыть голову.
— Soussi al-Kebir! — С этим воплем ее переводчик удрал в неизвестном направлении.
Soussi al-Kebir? Телли мысленно начала перебирать все известные ей арабские слова, пытаясь понять смысл.
Soussi — берберы с юга. Al-Kebir — что-то громадное. А вместе?
Снова стреляют, дробно стучат копыта лошадей. Что это? Банда? Грабители?
С бьющимся сердцем Телли плотнее прижалась к булыжникам мостовой, каждую минуту ожидая свиста пули. Совсем рядом вскрикнул и упал человек. Под ним начало расплываться красное пятно. Свернувшись калачиком, она пыталась не испачкаться в крови.
И тут ее накрыла тень, громадная, заслонившая солнце.
От страха сердце Телли едва не разорвалось. Хотелось закрыть глаза, спрятаться. В поле зрения
показалась нога в мягком замшевом сапоге. Такую обувь носят кочевники — защищающую от соприкосновения с горячим песком пустыни и достаточно легкую.
Огромная тень. Замшевые сапоги. Soussi al-Kebir. Хозяин пустыни!
Ее подхватили, поставили на ноги, вырвали из рук камеру. А потом на голову опустилась плотная темная ткань, превратившая день в ночь.
Телли отчаянно закричала. Самое страшное — утрата камеры. Фотоаппарат — ее мир, жизнь. Без снимков не оплатить счета. Не выжить.
— Верните мою камеру!
— Тихо! — хрипло прозвучало в ответ. Внезапно ее подняли, погрузили на спину лошади. И вот они уже мчатся неизвестно куда.
Телли пыталась освободиться, скинуть закрывающую лицо ткань, но сделать это ей не удалось.
— Чего вы хотите? — на ломаном арабском спросила она.
Ответа не последовало.
— У меня есть деньги. — Телли попыталась продолжить переговоры. — Я отдам их вам. Нужно только зайти в отель.
— Сколько?
— Почти пятьсот американских долларов. — Похититель вновь ничего не ответил. Телли попыталась вырваться, но мешок на голове душил ее. Спокойно, приказала она себе. Попробуй еще. — Я могу достать больше.
— Сколько? — Все тот же голос.
— Тысячу долларов. Может, две.
— Недостаточно.
— Чего же вы хотите?
— Замолчи.
— Я…
— Довольно!
От страха Телли онемела. Она слышала о похищениях, случавшихся на Ближнем Востоке. Поэтому, отказавшись от сопротивления, велела себе успокоиться. Не следует провоцировать неизвестного и его спутников на что-то, о чем впоследствии придется пожалеть.
Если сохранять спокойствие, то еще можно выпутаться. Только спокойствие — и все снова наладится.
Не все заложники пострадали. Некоторых отпустили.
Надо попробовать найти общий язык с похитителями. Чтобы отвлечься, Телли начала вспоминать события прошедшего дня. Вооружившись, как обычно, фотокамерой, повязав голову легким шарфом, она отправилась за новыми снимками.
Телли никогда не путешествовала одна, научившись ценить услуги проводников и переводчиков. Знала, как сунуть монету в нужные руки, чтобы получить желаемое.
В самых удаленных уголках земли ей открывали доступ в места, для чужестранцев запретные — храмы, мечети, священные кладбища, потаенные селения. Ее предупреждали, что женщину часто подстерегают опасности, но по своему опыту Телли уже знала, что, напротив, люди проявляют любопытство, быстро понимая, что угрозы для них она не представляет.
Казалось, этот расположенный в пустыне город не отличается от других ему подобных. С утра слышались лишь крики ослов да блеянье овец. Как в любой рыночный день, площадь была наводнена людьми, торопящимися сделать покупки до наступления жары. Ничто не предвещало опасности.
Подыскав подходящую группу детей, Телли собиралась приступить к работе. И вдруг — стрельба.
Телли никогда не работала на крупные газеты, выплескивающие на первые страницы страшные подробности боевых действий, но ей не раз приходилось попадать в сложные ситуации. Упасть и закрыть голову руками — этому быстро учатся детишки с западного побережья Америки, знающие, что такое землетрясения.
И вот она лежит у колодца, пытаясь не прикоснуться к алой жидкости, текущей между булыжниками. Тут-то ее обнаружил бандит. Не подними она голову, может, он не заметил бы ее…
Если б она не шевельнулась, то, может, была бы сейчас в безопасности на рыночной площади.
Мешок не позволял дышать. Несмотря не собственные призывы к спокойствию, она испугалась. Сердце забилось чаще. Воздуха становилось все меньше.
Ну вот. Астма. Сейчас будет приступ.
Пыль душила девушку. Ничего не видно, да и горло протестующее сжимается.
Чуть не плача, Телли шире открыла рот, борясь за каждый вздох. Зная, что паника лишь ухудшает дело, она все равно паниковала. Жара, пыль, ветер довершали дело.
Вытянув руку, она попыталась ухватиться за бандита. Лишь он мог ей помочь. Раз, другой она яростно потянула его за одежду, пытаясь объяснить свое положение.
Нельзя дышать…
Нельзя дышать…
Нельзя…
Тэа почувствовал, как его отчаянно дергают за рубашку, а затем рука пленницы вдруг стала вялой, безвольной.
Свистнув своим людям, он остановил коня. Сдернул ткань, окутывающую голову чужестранки, захваченной на городской площади.
Лицо ее было почти синим. Тэа прислушался к дыханию и ничего не услышал.
Не убил ли он ее?
Склонив голову, Тэа накрыл ее рот своим и начал вдувать воздух в легкие.
Спутники окружили их, создав из лошадей защитный барьер, хотя тут им ничто не грозило. Тут его земля. Его люди. Его дом.
Он кожей ощущал их молчание, напряженное ожидание. Они не станут судить его, и помыслить не смогут о подобном. Он их хозяин, их вождь. Но смерть? Особенно смерть чужой женщины.
Не теперь, когда Оуаха сражается за независимость. Когда все висит на волоске.
Тэа снова прижался губами к ее рту. Давай, мысленно приказал он, давай, Женщина, дыши.
Дыши.
Ты будешь дышать. Будешь жить.
Она закашлялась. Ресницы затрепетали, глаза открылись.
Тэа мрачно глядел ей в лицо, следя, как синева сменяется розовым цветом.
Слава богу, мысленно произнес он. Приятным человеком его не назовешь, но убивать женщин — радости мало.
Ее глаза были коричнево-зелеными. Удивительный цвет — цвет лесной долины на заре, пейзажа, знакомого ему по тому времени, когда мальчиком он посещал родные места матери в Англии.
Внезапно она снова начала задыхаться, широко раскрытые глаза с тревогой глядели на него.
— Ингалятор.
Он качнул головой, не понимая, и заметил, что ее кожа снова начинает бледнеть. Она опять не может дышать. Испуганные глаза не отрывались от его лица, ее страх отозвался в нем тревогой. Ей плохо, больно, и все из-за него.
— Чего тебе надо? — потребовал он разъяснений, переходя на английский. Пошлепал ее по щекам, пытаясь привести в чувство. Что такое? Почему она не дышит? И внезапно понял. Астма. — У тебя астма, — Тэа удовлетворенно отметил ее кивок. — Где твой ингалятор?
— Камера.
Подняв руку, он потребовал подать ему фотокамеру. Сумка немедленно оказалась в его руках.
Тэа расстегнул молнию, пошарил внутри, отыскал в боковом кармашке ингалятор и подал ей.
Она выживет. Он не убил ее. Хорошо.
Сложно было бы объяснить старейшинам появление мертвой чужестранки.
Телли не могла точно определить момент, когда она осознала, что лежит в объятиях варвара. Она попыталась освободиться, спрыгнуть с лошади и мешком свалилась вниз, к чьим-то ногам.
Мысленно застонала, решив, что становится староватой для подобных драматических поступков. Поднялась, одернула белую блузку.
— Кто вы?
Все лишь молча глазели на нее.
— Чего вы хотите? — настаивала она.
— Поговорим позднее.
— Я хочу говорить сейчас.
Он пожал плечами.
— Пожалуйста, но отвечать я не буду.
Телли шумно вздохнула. Невероятно. Бессмысленно. Группа людей в масках похитила ее с рынка. Но зачем?
Кто они?
— Вы чуть не убили меня! — Ее голос прозвучал резче, чем обычно.
— К счастью, я также спас тебя.
— И что? Ожидаешь благодарности?
— Конечно. Если б не я, ты бы умерла.
— Если б не ты, я бы все еще была в городе. В безопасности.
— Спорный вопрос. Теперь ты здесь. Не хочешь ли тут и остаться? В центре пустыни? — (Телли огляделась, увидев вокруг лишь песок, однообразные бело-желтые тона.) — Отсюда всего несколько часов езды до ближайшего города. На лошади. — Он внимательно рассматривал ее. — У тебя есть лошадь?
Ее зубы больно прикусили нижнюю губу.
— Нет. Разве что ты украл одну для меня.
— Боюсь, что нет.
— Значит, лошади нет.
Он нагнулся, оказавшись с ней лицом к лицу.
— Полагаю, ты едешь со мной. — И, прежде чем Телли смогла запротестовать, обхватил ее рукой и посадил в седло перед собой, туда, откуда она только что выскользнула.
— К какой группировке вы принадлежите? — спросила она, не в силах молчать и несмотря на свое решение не высовываться. Надо же знать худшее.
— Группировке?
Контакт не налаживался.
— С кем вы?
— То есть?
Самое время проявить все свои дипломатические способности. Но найти верные слова не так-то просто.
— Вы должны быть частью какой-то группировки. Или племени, может?
Он тяжело вздохнул.
— Ты слишком много говоришь. Учись молчать.
Остаток дня они ехали в полнейшем молчании, углубляясь все дальше в пустыню. Телли давно перестала украдкой поглядывать на часы. Время потеряло смысл. Тут нет никого, кто мог бы ей помочь. Вступиться за нее. Надеяться можно лишь на себя.
Уже в сумерках лошади замедлили бег, достигнув поселения — палаток и верблюдов, находящихся, казалось, в центре пустоты.
Похититель Телли спрыгнул с коня, но когда он потянулся к ней, девушка уклонилась и спустилась сама. Она уже по горло сыта его компанией. Но, естественно, у захватчика были другие планы.
— Идем, — щелкнул он пальцами. — За мной.
Они миновали группу мужчин, сидящих на земле, потом людей, чистящих ружья. Вторую группу она смерила долгим, тяжелым взглядом. В ружьях хорошего мало. Во всей ситуации хорошего мало.
Бандит остановился, указал на палатку.
— Иди туда.
Она посмотрела на него.
— Это палатка.
— Конечно, палатка, — нетерпеливо ответил он. — Тут мы живем.
— Это временная стоянка?
— Временная? О чем ты спрашиваешь?
— Завтра мы уедем?
— Нет.
— Тогда что мы тут делаем?
— Остаемся. Заходи. Еду тебе принесут.
Телли отбросила в сторону полог. Громадная палатка. Грязная и потрепанная. Самый убогий лагерь из всех, что ей встречались. И это не кочевники. Ни женщин, пи детей. Только мужчины, и все вооружены.
Она обернулась к похитителю. Высокий, широкоплечий и убийственно безразличный. Телли подавила волну ярости. Никаких слез, раздражения, признаков слабости, напомнила она себе.
— И сколько вы будете меня тут держать?
— Сколько ты проживешь?
В горле застрял комок.
— Вы собираетесь… убить меня?
Темные глаза незнакомца прищурились. Крупный нос, широкий лоб, в глазах — ни тени сочувствия.
— Ты хочешь умереть?
Ничего себе вопрос!
— Нет.
— Тогда иди в палатку.
Но она не шелохнулась. Словно оцепенела от страха. Молчание затянулось.
— У тебя есть имя? — Ее голос звенел как струна.
— Поскольку ты с запада, можешь звать меня Тэа.
— Тэа? — неуверенно повторила она.
Он заметил, как недоуменно взлетели ее брови, но не потрудился ничего объяснить, не собираясь также и сообщать настоящего имени.
— Если будешь делать, что тебе говорят, с тобой ничего не случится, — сказал он, подумав, что потратил сегодня на разговоры куда больше времени, чем следует. В словах мало толку. Куда лучше действовать.
Как он сегодня.
Теперь городу и его людям ничто не грозит. А женщину надо подержать в изоляции, пока не станет ясно, что она делала на его земле и кто послал се сюда.
Одинокие женщины — особенно с фотокамерами — не часто попадаются в Оуахе. Если западные женщины посещают страну, то в составе группы туристов, и их маршрут хорошо известен.
— Как ты попала в Оуаху? — резко спросил Тэа, изучая ее лицо. Она казалась уставшей. И разозленной одновременно.
— Самолетом до Атика, а после на джипе и на верблюде.
— Но кто-то планировал твой маршрут.
— Я сама. А что?
Если она испугана или озабочена, то внешне никак этого не проявляет. Скорее она готова к битве, что заинтриговало его. Она похожа на женщину, которая знает, чего хочет, женщину, запугать которую не так-то просто.
— Вопросы задаю я. Ты — отвечаешь. Теперь иди в палатку. Поговорим позже. — Тэа повернулся и ушел, но успел заметить вспышку гнева в ее глазах.
Эта женщина не любит, чтобы ей указывали, что делать. Но скоро ей придется научиться скрывать свои чувства.