Все так же прижимая Телли к себе, Тэа начал отступать назад, уводя ее от бассейна в свою комнату. Она понимала, куда он направляется, уголком глаза видела громадную постель с шелковым покрывалом.
— Разве это мудрый поступок? — чуть слышно прошептала Телли.
— Да, — пробормотал он, уткнувшись лицом ей в шею, — очень мудрый. Я начинаю терять терпение, дожидаясь.
Его глубокий низкий голос гудел и вибрировал. Голова ее кружилась, дыхание замирало, сердце билось слишком сильно и часто. Возбуждение и желание переполняли. Возможно ли быть настолько переполненной ощущениями? Прикосновениями его рта, рук. Она втянула в себя воздух, когда его ладони легли ей на грудь, приподнимая, взвешивая, оценивая.
Телли придвинулась ближе, нетерпеливо расстегивая его рубашку. Наедине с мужчинами она всегда была робка, но Тэа внушил ей храбрость, желание получить от жизни все, что возможно, — пусть не любовь, так хотя бы секс. И вот Телли коснулась губами шрама на его груди, подумав, что тут ей и хотелось бы оказаться, в его сердце.
В ужасном варварском сердце. Которого она жаждала больше всего в мире.
Тэа поднял голову, заглядывая ей в глаза.
— Ты знаешь, что ты моя. Знаешь, что не покинешь меня. Твое место здесь.
Его слова звучали в ушах, а значение их ускользало. Потеряв ясность мыслей, Телли мечтала лишь о том, чтобы оказаться еще ближе, сократить оставшееся между ними расстояние.
— Я заявляю свои права на тебя, — сказал Тэа, опуская руки вниз и лаская ее ягодицы. — Не надейся что-то изменить. Не думай, что сможешь теперь сбежать.
Она полностью сосредоточилась на движениях его рук. Она были теплыми, обдавали жаром и сводили сума.
— Ты не убежишь, — настаивал Тэа. Его руки оказались на ее бедрах, гладили самые потаенные места.
Телли задрожала и кивнула. Ничего из сказанного им в памяти не откладывалось. Тэа стал ее миром, единственным стремлением. Тем, кто заставлял ее дрожать и трепетать. Она изогнулась, с немым отчаянием моля утолить ее жажду.
— Да, — вырвалось у нее.
— Что «да»? — потребовал он.
— Я не убегу, — пролепетала она.
Они достигли кровати, и Тэа опустил ее на прохладное и гладкое покрывало. Телли ухватилась за его рубашку, притягивая мужчину к себе.
— Но я хочу посмотреть, — возразил он, откидываясь назад.
— Да, но я хочу чувствовать. — Телли обняла его за шею. Ее глаза закрылись, когда его губы коснулись ее губ. — Иди ко мне, — прошептала она.
Глаза Тэа были темны, почти черны. Их выражение опалило Телли. Он — огонь, опасность, а она стремится навстречу языкам бушующего пламени. Никогда она не считала себя страстной, чувственной, но прикосновения Тэа сметали все барьеры скромности прочь. Каким-то образом он отыскал путь к ее сердцу, понял, как тело Телли стремится к нему, теперь и навсегда.
— Ты очень сложная женщина, — прогудел голос Тэа у нее над ухом. Он приподнял тяжелую прядь ее волос, отвел в сторону. — Но когда я держу тебя вот так, ты кажешься такой простой.
— Moгy сказать про тебя то же самое.
Он внезапно приподнял Телли повыше, так, чтобы можно было лучше рассмотреть ее лицо.
— Ты прекрасна. Я всегда восхищался тем, как гармоничны твои черты. Такой подбородок, скулы, широкие ясные глаза. Ты должна сознавать свою красоту. Воздействие ее на мужчин.
— Не оказываю я на мужчин никакого воздействия.
— Нет? Ты перевернула мою жизнь вверх дном, Женщина. Я рыскал в поисках тебя по пустыне бесчисленное количество раз.
— На самом деле два.
— Как ты любишь оставить последнее слово за собой.
— Не больше тебя.
— Вот опять.
Улыбнувшись, Телли обхватила его лицо ладонями и крепко поцеловала, отдавая ему свое сердце. Он должен понимать, как она к нему относится. Понимать, что она не представляет, как может оказаться не тут, не с ним.
— Ну, крохотная доля правды в твоих словах есть, — призналась Телли.
Он мягко рассмеялся.
— Значит, ты наконец опомнилась.
Телли нравилось ощущение его груди рядом, то, как переплетены их ноги. Если это жизнь, то именно такого ей и хотелось. Быть любимой и желанной.
— Думаю, ты просто околдовал меня, вот что я думаю.
Телли провела всю ночь в постели Тэа, его рука, обхватив ее за талию, прочно удерживала ее рядом. Он был теплым и твердым, и ей было непривычно лежать так близко от мощного тела, но то была чудесная неловкость, та, что несет спокойствие.
И, удерживая это спокойствие и тепло в своем сердце, Телли наконец уснула. Жизнь хороша и обещает стать еще лучше.
Благодушие Телли долго не продлилось. Проснувшись, она обнаружила, что Тэа нет. Нет не только в кровати, но и вообще. Он и группа его людей отбыли в Эль-Сарош и вернутся нескоро. Возможно, через неделю. Неделю!
Телли ходила взад-вперед по комнате, при каждом шаге погружаясь по щиколотку в пушистый ковер. Почему он не предупредил, что уезжает? Вчера у него была масса времени ознакомить ее со своими планами. Или он подумал, что ей будет неинтересно? Неужели у нее тут, в Бер-Джумане, столько друзей и занятий, что она не заметит его отъезда?
В ярости Телли бродила, сжимая и разжимая кулаки, пытаясь обуздать себя, хотя единственное, чего ей хотелось, — завизжать.
Он завез ее в такую даль, оторвал от всего, что она знала, позанимался с ней любовью и потом уехал, оставив в полнейшем одиночестве.
Это свинство, абсолютное свинство! Она просто ненавидит его. Не любовь она чувствовала — ненависть. Невозможно любить человека, не желающего с тобой общаться. Такого, что просто приходит и уходит, а тебя оставляет сидеть у окошка.
Пусть не надеется. Имея мать-англичанку и получив образование на Западе, можно было бы догадаться, что западная женщина — не такая. Не принято у них просто сидеть, пить чай и ждать, пока жизнь сама не придет к ним.
Ее взгляд привлекли переливы розово-золотого. В окно задувал легкий ветерок, поднимая полупрозрачные розово-золотые занавески. Телли смотрела, как они раскачиваются, рассыпая разноцветные искры, пропуская лучи садящегося солнца. И красота увиденного наполнила сердце болью. От избытка эмоций у Телли даже грудь заныла. Нет, подобные ощущения совсем не по ней. Не нравится ей оставаться позабытой, позаброшенной.
Борясь со слезами, Телли развернулась на каблуках, полы широкого одеяния взметнулись в стороны. Не желает она таких чувств, раз от них столь больно. Вот почему она оставила дом. Превратилась в искательницу приключений. Куда лучше рисковать жизнью, чем сидеть сложа руки, пассивно дожидаясь своей судьбы.
Приди в себя. Тел! Его не будет всего неделю. Он скоро вернется. Вернется.
Но это не поможет. Не то чтобы Телли не могла провести два — да пускай даже и пять дней — без его чертова общества. Все легче без сарказма и насмешливых ухмылок. Но Тэа обязан был поставить ее в известность. Должен был предупредить.
Если ему не все равно, разумеется.
Телли прекратила ходить, застыла на месте. Возможно, именно это так ее бесит. Ей хочется, чтоб ему было не все равно. И ничего не получается.
Вот она, истина. Тэа никогда не говорил, что ему не все равно. Он хотел ее. Желал обладать ею, заявлял свои права. Очень много рассуждал о браке и ни разу — о любви.
Нижняя губа задрожала, и Телли безжалостно прикусила ее. А чего ты ожидала, милочка? Связалась с берберским шейхом. Человеком, куда охотнее похищающим женщин, чем водящим их по ресторанам.
Телли присела на резной сундук и уставилась в окно на пейзаж, которого не замечала. Видела она лишь себя. И увиденное говорило о разбитом сердце.
А еще она видела одиночество и боль. Люди типа Тэа не желают настоящей близости с женщинами.
Они не делятся чувствами и не объявляют о своих переживаниях, потребностях и мечтах. Нет, они принимают решения. Действуют. Но никого не подпускают близко. Не позволяют находить свои уязвимые места.
Телли знала людей типа Тэа. Паоло, ее бразильский любовник и друг, был того же склада.
И поглядите, куда это его завело! Он мертв. Свалился с Эвереста во время одной из своих драгоценных авантюр.
С силой выдохнув, Телли откинула с лица волосы. А теперь она сама надает, падает, так же, как Паоло, не имея ни страховочного троса, ни какой-нибудь зацепки. Просто падает, и все.
Что она наделала? О чем думала? Как могла быть настолько неосторожной, позволив Тэа войти в свое сердце? Разве не получала она раньше подобных ран? Разве смерть Паоло ничему ее не научила?
Вот беда! Раз уж ей так хотелось снова влюбиться, то отчего бы не подобрать приличного, порядочного человека, который обращался бы с ней, как с принцессой, ставил бы ее на первое место?
Проблема в том, что ее привлекают такие вот баламуты. Может, человек, удерживающий ее на расстоянии вытянутой руки, заставляет ее добиваться его любви?
Телли поднялась, стиснула в руке шелковую занавеску. Ладно. Все-таки она получила то, что хотела. Она останется тут. И получит свою долю приключений, но для одного, не для двоих. Не допустит, чтоб кто-то вмешивался в ее судьбу, а меньше всего бандит по имени Тэа.
На второй день, пытаясь скрасить свое существование, Телли согласилась посетить баню. Искупалась в молоке, что показалось ей странным, но женщины убедили ее, что для кожи это очень хорошо.
На третий день Телли позволила обработать хной свои кисти, запястья и ступни ног. Процесс оказался длительным, заняв целый день и часть следующего. Женщины, глядя, как начинают проступать рисунки, хихикали, а Телли должна была признаться себе, что это ей нравится. Нечто типа татуировки, но такой, что со временем пропадет.
Ночью, лежа в кровати, Телли подняла руку, подставляя замысловатые рисунки лунному свету. Они действительно красивы, и она рада, что позволила их нанести. Даже несмотря на ненависть к Тэа.
Улыбка померкла, Телли провалилась в сон.
А утром ей сообщили, что Тэа вернулся. Новости принесла прислужница Лиина, вошедшая с подносом на террасу, соседствующую с комнатой Телли.
— Господин возвратился, — сказала Лиина, ставя на стол тарелку, чашку и кофейник. — Прошлой ночью.
Сердце Телли подпрыгнуло. Вначале — от радости, потом она вспомнила, как злилась совсем недавно. Она не хочет иметь с ним никаких дел. Не станет дожидаться, пока ее поманят, — не из таких.
— Приятно слышать. — Телли положила в кофе сахар, пытаясь демонстрировать полнейшее безразличие. Нечем тут восторгаться. Но, поднеся ко рту крохотную чашечку, обнаружила, что кофе совершенно безвкусный.
Еда оказалась не лучше. С тем же успехом можно жевать вату или песок. Тем не менее она заставила себя есть, выглядеть равнодушной, не обращать внимания на бешеный стук сердца.
Ее ничуть не удивило появление огромной тени, упавшей на пол террасы. Почти такой же большой, как в день их первой встречи на рынке. Что за ужасная громадина!
Никогда она не полюбит его.
— Доброе утро, — приветствовал ее Тэа, подтягивая к себе кресло, но не садясь.
Интересно, чего он ждет? Поцелуев? Страстных объятий? Не дождется.
— Надо же, явился, — холодно проговорила Телли, игнорируя бурю чувств, бушующую внутри.
Уголок его рта дернулся, он уселся.
— Если ты имеешь в виду, что я еще не умер, то да.
Телли принудила себя откусить еще немного от сладкого рогалика, но проглотить это оказалось задачей почти непосильной.
— Все в порядке? — спросил Тэа, принимая от Лиины кофе.
— Просто превосходно.
Его ресницы опустились, скрывая выражение глаз, но Телли показалось, что она заметила мелькнувший в них огонек. Он смеется. Над ней. Она сжала зубы, злясь уже сверх меры. Да как он смеет?!
Тэа внезапно заглянул ей в лицо.
— Что случилось? Ты просто рвешь и мечешь.
Так и есть. И надо было ухитриться лечь в постель с самым большим наглецом в мире!
— Ты прекрасно выглядишь, — мило заметил Тэа. — Посетила нашу баню?
— Да.
— Молочные ванны?
— Точно.
— Чудесно.
— Почему?
Он пожал плечами, затем подойдя к Телли, взял ее руки в свои, сначала одну, потом другую. Она едва не подскочила от его прикосновения. Тэа повернул кисти, взглянул на ладони, одна бровь приподнялась.
— Что? — потребовала объяснений Телли, мгновенно насторожившись. Хотя что спрашивать. Словно его мнение имеет теперь какое-то значение для нее. Да никакого.
— Ничего, — ответил он, но тон намекал о существовании каких-то обстоятельств, чего-то, о чем она не подозревает — и что бы это ни было, ей стало неприятно.
— По-моему, женщины постарались, — сказала Телли резко.
— Да, действительно.
— Это тоже форма искусства.
— Конечно.
— Тогда почему ты ухмыляешься?
— Я не ухмыляюсь.
— Мне лучше знать.
Он покачал головой. Телли потянула свои руки, но он их не выпустил.
— Говори. Живо! — потребовала она.
Его широкие плечи напряглись, на щеке задрожал крохотный мускул, словно удерживая рвущуюся наружу улыбку.
— Дело в том, что рисунки на твоих руках кое о чем говорят.
Сердце Телли упало. Она знала, знала, что он скажет потом, и подозревала — ей это совершенно не понравится.
Он сжал ее руки, приподнял их.
— Ты, дорогая, принадлежишь мне. Смотри, тут так сказано.
Она сжала кулаки.
— Нет. — Но знала, что он прав. Вот почему женщины хихикали, трудясь над ее руками, вот почему Тэа гадко ухмыляется. Телли злобно запыхтела. — Покажи, где это написано.
Кончиком пальца он провел по извилистой линии.
— Тут — арабский символ любви.
Телли вскинулась.
— Любви?
Тэа пожал плечами, не выпуская се рук.
— Я просто читаю.
Телли дернулась, не давая ему продолжить.
— Я позабочусь, чтобы это немедленно стерли.
— Потребуется недели две… даже если усердно тереть.
— Недели, — оцепенело повторила она.
— А обычно дольше.
— Дольше…
— Рисунки должны сохраняться весь наш медовый месяц.
— Не будет никакого медового месяца!
— До тех пор, пока мы не женаты, нет. Но после… Это обычай.
— Плевать мне на ваши дурацкие обычаи! У нас не может быть никакого медового месяца, потому что мы не женимся.
— Ошибаешься. Бумаги уже подготовлены.
— Так отошли их назад.
— Невозможно. Дело закончено. Уступи, тут ты проиграла.