Солнечный удар: Рассказы

Тайный брак

— Насколько я вижу, сударь, вы не очень-то в этом разбираетесь. Да, эти владения передаются по наследству, ну и что? Этого далеко не достаточно для того, чтобы они освобождались от арендной платы. Откройте хотя бы Ворюбера — один из наиболее доступных источников по данному вопросу, — и вы убедитесь, что юридически аллод[12] представляет собой в конечном счете то же, что и наш домен[13]. Однако подати, которые…

— Можете не продолжать, сударь. Вы были абсолютно правы: я и впрямь в этом мало что смыслю. А ваше личное имущество?..

— Налогами не облагаются лишь ежегодные денежные суммы, выделяемые (как вы, очевидно, знаете) на мелкие расходы жене со стороны мужа, как при долгосрочной аренде, так и при аллодиальной, то есть родовой земельной собственности. А именно к разряду последней и относится, если я верно понял ваш вопрос, мое имущество. При этом на него распространяется положение о мировой власти (или опеке) — одно из древнейших установлений «Салической правды»[14]. Сумма, выделяемая на мелкие расходы, сама по себе составляет статью так называемого правового имущества (или свободной собственности) и не может быть оспорена никакой гражданской властью, равно как не подлежит чрезмерному налогообложению или сервитуту[15] вследствие изменения юридического статуса владельца. В сущности, именно эти средства и составляют единственную пожизненную частную собственность, куда более незыблемую, чем сами королевские земельные права. Вот что на самом деле представляет собой мое имущество, сударь.

— Право, не знаю, что и сказать вам на это. Я, признаться, слегка ошеломлен таким ответом и не могу не выразить вам, сударь, своего восхищения.

— Заметьте к тому же, что аренда рогатого скота исполу, погонные выплаты и взносы за пользование пастбищем полностью исключены из механизма управления названным имуществом.

— Понимаю. Однако оставим этот каверзный (я хочу сказать «сложный») для меня вопрос. Не могли бы вы объяснить, почему, имея такие владения, вы все же не выглядите человеком богатым, каковым должны быть, а может, и являетесь?

— Увы, от прежних владений сохранилась лишь малая часть, остальные угодья относятся к позднейшим прикупкам, в основном из земельных фондов Двора.

— Почему «прикупкам», а не просто «покупкам»?

— Как, разве вы не знаете историю Пажа ди Баличе?

— Я даже понятия не имею, кто это такой.

— Да будет вам известно, сударь, что, когда мой пращур Патрицио, граф д'Амбрифи и барон делла Стерца (мой второй титул) заключил союз с графом ди Каринола (ставшим впоследствии бароном), объявился в тех славных краях кондотьер по имени Пинто. Под его началом стояло тогда ни много ни мало семьсот всадников, выносливых и закаленных в схватках воинов. Пинто выступал на стороне Неаполя, и двое указанных мною синьоров сочли его весьма полезным для своего дела. Так Пинто обосновался со своими ратниками в замке д'Амбрифи (ныне разрушенном) и разделил с нами все невзгоды и радости. На первых порах этот союз принес много добрых плодов, несмотря на острую нехватку оружия и доспехов. Однако вскорости хитроумный пращур и его верный союзник Пинто сумели захватить Замок… (какой именно, уж и не скажу). «Замок был опоясан глубоким рвом и занимал чрезвычайно удобную позицию, позволявшую полностью контролировать вход в Зеленую долину. Прежде Замок принадлежал знатному роду Фарнезе, затем он перешел во владения рода Франджипане. Позднее же Замок стал родовой вотчиной потомков графа д'Амбрифи. Это последнее обстоятельство окончательно вам все объясняет. Правда, спустя некоторое время сторонники рода д'Амбрифи потерпели неудачу в ходе восстания, вспыхнувшего на захваченных землях. Вся область (в особенности та ее часть, которая ныне лежит под руинами Замка… какого именно, уж и не скажу) превратилась тогда в арену кровавых стычек. Справедливости ради скажем, что союзники держались стойко. Вести об ужасных побоищах долетели до самого Карла (бывшего в то время правителем Неаполя), который повелел распрю унять. Призвав ко двору сына Патрицио, Джованкарло, он даровал ему титул Пажа ди Баличе, что соответствовало чину камергера. Синьоры графства д'Амбрифи долго и страстно добивались этого титула, считавшегося по тем временам одним из знаков особого монаршего благоволения. Обойденный и разорившийся, синьор ди Каринола расторг союз. Завоеванные владения (кроме Замка… какого именно, уж и не скажу) вновь отошли прежним владельцам, а в области кое-как были восстановлены спокойствие и порядок.

— И все же сказанное вами не объясняет пока…

— Представ перед блестящим неаполитанским двором и сменив ратные доспехи на парадные одежды, Паж ди Баличе беспечно предался увеселениям придворной жизни.

— Теперь понимаю. И сколько же ваш пращур пустил на ветер за все это время?

— О, не так много. Впрочем, по смерти родителя наследник довольно скоро вернул роду былые блеск и славу.

— Ну, а затем?

— Засим последовали новые разделы.

— А почему «засим», а не «затем»?

— Сударь, принимайте меня таким, какой я есть. Итак: засим последовали новые разделы. Последний произошел в конце прошлого века.

— И вы думаете, что, располагая, скажем, полумиллиардом лир, вы сумеете восстановить старинные владения и в целом возродить утерянное наследие?

— Положим, миллиардом. Но я вовсе не нуждаюсь в чьих-либо подачках.

— Что вы имеете в виду?

— То, что… Хотя это не так просто объяснить. Придется, наверное, открыть вам одну страшную семейную тайну.

— Что такое? Может, клад?

— И да и нет. Думайте все, что вам заблагорассудится. Придет время, и вы увидите, что обрести былое великолепие не составит для меня большого труда. Клад, вы говорите? Больше, гораздо больше, чем клад! Всякий раз, как отпрыск главной ветви нашего рода достигает совершеннолетия, глава рода передает ему эту семейную тайну. Кроме того, он раскрывает юному д'Амбрифи секрет его возможного будущего брака. Помнится, я говорил вам об этом в прошлое наше свидание.

— Ах да, брак, как же, как же, припоминаю. Впрочем, продолжайте.

— Не знаю, право, как и начать. Помните, я рассказывал вам о левой руке?

— О, левая рука!

— Так вот, для отпрыска главной ветви существуют свои ограничения. Он может сочетаться правой рукой лишь с девицами из определенного круга. Всякая иная связь, точнее, супружество позволительно единственно на основе морганатического брака[16].

— Я ровным счетом ничего не понял!

— Еще бы! Для полного прояснения вам следовало бы обратиться к завещанию жестокосердной Коломбы делла Терра ди Соннино. В отдельных пунктах ее завещания на этот счет определены строгие правила поведения и установлен (о сумасбродство!) невиданный штраф в случае их несоблюдения.

— Какой еще штраф? Нельзя ли яснее?

— Я уже предупреждал, что большего сказать не могу. В конце концов, за раскрытие тайны мне грозит потеря драгоценного права наследования.

— Какого, собственно, права? Чисто номинального или все же дающего известные материальные выгоды?

— Да, я могу рассчитывать и на материальные выгоды, но только условно, то есть при совпадении целого ряда обстоятельств, на которые, сказать по чести, я даже не вправе и намекнуть вам.

— Имейте в виду, сударь, что я по-прежнему весьма смутно улавливаю вашу мысль.

— Что ж, тогда попробуем так: если бы вам, к примеру, довелось породниться с королевской династией Сиама (или Таиланда), смогли бы вы тогда говорить о собственном, назовем его «потенциальным», праве? Впрочем, это лишь один из возможных примеров. Допустим далее, что вы состоите в родстве с представителем королевской семьи, стоявшей в прошлом у Сиамского (или Таиландского) престола. Но теперь права этой семьи полностью перешли к ныне правящей здесь династии (даже если прежнюю династию на всем белом свете представляет лишь один человек). При этом, как водится, у законного монарха или его престолонаследника имеется уйма всевозможных родственников, куда более близких к венценосцу, чем вы сами. И все они (или каждый из них, в соответствии с местом, занимаемым на генеалогическом древе) в нужный момент могли бы предъявить свои, гораздо более основательные, чем ваши, права. Тем не менее вы сохраняли бы за собой, пусть даже чисто теоретическое, право на Сиамский (или Таиландский) престол и ни за что не стали бы от него отказываться. Не правда ли?

Джорджо Де Кирико. Сны. 1915.

— В известной степени, да. Но я без колебаний отказался бы от этого права, если бы на карту было поставлено — мое счастье. А именно так и обстоит дело с вашим тайным браком.

— Видите ли, сударь, брак может быть и гласным, при условии, что невеста будет принадлежать к строго определенному кругу.

— Простите, но я более не в состоянии следить за ходом ваших мыслей и решительно не могу понять, о чем идет речь. Скажите, сударь, возможно ли каким-либо образом опротестовать завещание Коломбы ди Соннино?

— Делла Терра ди Соннино, сударь. Нет, никоим образом. То есть можно, но ни за какие блага мира я не стал бы оспаривать завещание моей пусть жестокосердной, но неизменно чтимой прародительницы.

— Еще вы давеча сказали «сумасбродство» (вот видите, и я заговорил на ваш манер)…

— Допустим, я так сказал, да и то в силу своей врожденной сдержанности. Постараюсь объяснить вам все обстоятельства этого дела, не касаясь наших семейных тайн. Так вот, в завещании Коломбы делла Терра ди Соннино действительно есть один уязвимый пункт.

— Какой же?

— Предусмотрительная старушка (пользовавшаяся услугами крупнейших юристов того времени) не учла в своем завещании лишь одного случая: непригодности к браку или, скажем, полной несостоятельности в этом смысле одного из ее прямых наследников. По мнению авторитетнейших адвокатов начала прошлого века, подобное лицо (я имею в виду только представителей прямой фамильной ветви) пользуется правом опротестовать завещание и получить полную свободу выбора в вопросе заключения брака. Помимо этого, за ним полностью признается право, о котором я упоминал выше. Таким образом, он безоговорочно освобождается от каких бы то ни было обязательств со своей стороны.

— Да, но что даст ему это условное право, если он все равно не в состоянии воспользоваться своей свободой? Что принесет ему такая свобода брачного выбора, коль скоро он изначально не способен на брак?

— Именно, именно, сударь мой, в этом-то вся суть! И хотя злокозненная старушонка на сей раз все же зазевалась (dormitavit[17]), она так или иначе оказалась в выигрыше. Вы прекрасно понимаете, в каком затруднительном положении я нахожусь. Ведь теперь завещание практически невозможно опротестовать. Предположим, я подам в суд и буду признан несостоятельным. В этом случае я уже не смогу вступить в брак, не нарушив тем самым судебного постановления. А это неминуемо приведет к тому, что меня лишат драгоценного права. Словом, процесс у старухи я бы выиграл. Но то была бы призрачная победа! Именно поэтому будет лучше оставить все как есть.

— Постойте, постойте, сударь. Это право столь важно для вас, что вы не можете полностью от него отказаться без ущерба для себя.

— А это как раз другой ключевой момент, в котором вам ни за что не разобраться, если вы еще не в курсе всех событий и фактов. В качестве примера я приводил вам правовой казус престолонаследия в Сиамской (или Таиландской) королевской династии. Так вот, в действительности мое право значит куда больше. Уж не знаю, как вам это объяснить: не то чтоб я мог отказаться от него по своей воле, нет, я не могу этого сделать ни при каких обстоятельствах. Во всяком случае, ни один суд не правомочен снять с меня (если так можно выразиться) это право. Это право… это чудовищное право является для меня одновременно и священным долгом, неотъемлемой частицей моего собственного естества. Ведь цветение для вишни — это тоже своего рода право, но вместе с тем это и долг ее, и приговор. Разве может вишня уклониться от своего права, когда уж соком почки налиты и набухают с каждым днем бутоны нежные цветка в пылу грядущего соития с эфиром? О ужас! Сударь, вам не понять меня! Отказаться от этого права для меня все равно что распрощаться с самой жизнью. Что проку мне тогда от завоеванной свободы? Теперь же я оказываюсь в двойственном положении: с одной стороны, я не в состоянии заключить брак, с другой — продолжаю сохранять за собой это право. Это далеко не одно и то же, но сводится к одному. Неужели вы не понимаете?

— Что с вами, сударь? Вы совершенно бледны и чуть не плачете! Я, кажется, начинаю догадываться… Именем Всевышнего: ни слова больше! Оставим это дело как есть…

— Да, да, пусть оно так и остается. На некоторое время. А может, навсегда. Тем хуже для тех, кто мог подслушать весь наш разговор.

— Однако я хотел спросить вас, сударь: простите, вы сегодня ели что-нибудь?

— Нет, ни нынче, ни вчера, ни третьего дня. Вы догадались. Я не имею средств.

— В таком случае, не отобедать ли нам вместе где-нибудь поблизости?

— Благодарю вас, сударь. Не будем медлить, и да благословит вас Небо. Скажите только одно: надеюсь, вы все же поняли, почему я не могу жениться на благородной Леонции?

— О Леонция! Божественная Леонция… Так пойдемте же!

(Exeunt.)[18]

Перевод Г. Киселева