Соловей для черного принца

ГЛАВА 14

Ночью я никак не могла заснуть. За окном лил дождь, почти по-осеннему холодный и грозный. Натянув одеяло до подбородка, я тихо лежала, глядя на раздувавшийся от сквозняка кружевной тюль. Голова была свинцовой, и совсем не хотелось думать. Но мысли ворочались в бесконечном водовороте, не спрашивая и не интересуясь, что хочется их хозяйке.

Я улыбнулась в темноте, вспомнив, как тетушка героически выдержала дорогу от Китчестера в полном молчании, хотя ее так и распирало расспросить о графе. В нетерпении она все порывалась задать вертевшиеся на языке вопросы, но каждый раз лишь крепче стискивала зонтик и усерднее рассматривала на стекле мутные пятна. Дома же, убедившись, что утренние визитеры разошлись, пообещав вернуться на следующий день за подробностями, тетя завела меня в гостиную и, захлопнув перед носом экономки дверь, незамедлительно принялась за расспросы. Возмущению ее не было предела, когда она поняла, какую шутку отколол граф. В порыве она собралась вернуться в замок и свершить справедливую расправу над лживым стариком. Мне потребовалось все мое красноречие, чтобы успокоить тетушку и отговорить от безумств. Но на протяжении всего дня она ходила мрачнее тучи. И даже Фини боялась попадаться ей на глаза и заперлась в кухне, стараясь не громыхать кастрюлями и вести себя как можно неприметнее. Тем более, тетя Гризельда, поминая крепким словцом графа, совсем забыла, благодаря чьей болтливости в доме с утра оказалось целое столпотворение. Поэтому Фини решила не испытывать судьбу, а притвориться, что в этот событийный день единственное что ее интересует — так это наполненная запахом чесночного соуса и прожаренных бараньих отбивных кухня.

После бессонной ночи я чувствовала себя изнуренной, но настроенной решительно. Под глазами темнели круги, отчего глаза казались больше и блестели воинственным блеском. Стянув волосы лентами, я облачилась в простое синее платье и принялась ждать. Было еще слишком рано для прогулки. Поэтому я взяла книгу, надеясь, что сумасбродства Дон Кихота помогут скоротать время. Но смысл написанного ускользал, и я никак не могла понять, зачем же этому нелепому рыцарю сражаться с мельницами. Раздраженно захлопнув книгу, я задула свечу и подошла к окну. Потрепанный том так и не выпустила из рук, а прижала к груди, обхватив себя руками.

Какая прогулка может быть в такое утро? За окном тьма только-только начала редеть, уступая место рассветной серости. В толще пасмурного неба клубились хмурые тучи. И туман в это утро казался особенно густым и непроглядным, отчего соседние дома, утратив очертания, походили на неясные тени. Своей массой он будто давил на стекла, стекая по ним струйками воды.

Я уперлась лбом в запотевшее стекло, напряженно всматриваясь в сизую пелену. Еще четверть часа и можно будет выходить из дома. Я не сомневалась, граф будет ждать меня. Он придет туда задолго до назначенного времени, и будет нервно пыхтеть трубкой, ожидая моего появления, и тревожно гадать: приду ли я сегодня, захочу ли вновь услышать его каркающий голос и тот безудержный рокочущий смех, которым он неожиданно взрывался в приступе веселья.

В доме хлопнула дверь. Я вздрогнула и отлепилась от стекла. Внизу заскрипели полы, и в тишине дома отчетливо раздалось сонное ворчание Финифет. Я не стала зажигать свечу и в темноте надела шляпку с букетиками креповых незабудок. Стараясь не шуметь, на цыпочках спустилась в холл, на ходу торопливо застегивая плащ. В кухне мерцал рыжий огонек.

Вчера тетя Гризельда прочитала гневную лекцию про оскорбленную гордость и завершила ее, объявив, что участники этого фарса заслуживают хорошей порки. Похоже, выходка графа затронула ее чувства гораздо сильнее моих. Я же не чувствовала себя оскорбленной. Признаю, сильно задело то, что меня провели, как дитя. Но больше я досадовала на себя, так как, и впрямь, оказалась настолько бестолковой, приняв старика за слугу. Представляя его, я удивлялась, как была такой слепой! Но что я знала о графе Китчестере? Ничего! Те сказки, которыми пичкала нелюдимую девочку кухарка Мэг или деревенские враки?

Открыв парадную дверь, я выглянула на улицу. К самым ступеням подступал густой туман. Я поежилась, окунувшись в холодный, сырой воздух, как в ледяную воду, и застыла в дверях, не решаясь сделать шаг. На миг меня охватила предательская трусость, и отчаянно захотелось прикинуться оскорбленной. Потому как сбежать всегда легче, чем идти вперед. Вернусь в комнату, укутаюсь пледом и зароюсь в ворох книжных страниц. И не будет никаких замков, никаких хитрых стариков, дымивших, как проржавевшие трубы пароходов, никаких белобрысых наглецов…Все тревоги и сердечные дела пусть творятся на страницах книг! А мне они абсолютно, ну, совершенно не нужны… И, вообще, это вредно для нервов! И будет у меня самая обычная жизнь, с тетушкой и Фини, и милой Сибил, самая размеренная… самая заурядная жизнь… Ну уж нет! Я упрямо поджала губы и переступила порог. Дверь за мной с шумом захлопнулась.

Я направилась вперед и толкнула скрипучую калитку, твердо решив, не обращать внимания на пронизывающую сырость. Я шла, почти не замечая, куда ступаю. Лишь когда ноги скользили или увязали в грязи, так что трудно было идти, я отвлекалась от раздумий и переключала внимание на дорогу. Я волновалась перед встречей и мысленно проговаривала то, что скажу ему.

Моя беспечная вера в старика сильно пошатнулась. Я понимала, что между нами уже не будет той беззаботной легкости, с какой мы общались. Кроме того, был еще мой отец и та огромная, длинной в тринадцать лет глава моей жизни, которая трагически завершилась в канун светлого рождества. Прошлое… Оно встало между нами непроницаемой стеной и разбередило незаживающие раны. Ведь именно дед стал виновником полного и бесповоротного разрыва с моим отцом. Он, не задумываясь, отверг решение сына и отказался от него, когда тот поступил так, как велело сердце и разум. Раньше, не зная старика, я безоговорочно верила и в его жестокость, и его бесчувственность, позволившие вычеркнуть родного сына из своей жизни. Но теперь я не знала чему верить. Я вспоминала его одинокий отрешенный взгляд, когда он с горечью и болью говорил об ошибках, совершенных им. Передо мной был истерзанный мукой утраты человек, давно осознавший всю тяжесть своего поступка и раскаявшийся в нем. Сейчас я это видела со всей ясностью. И всей душой хотела выслушать его и попытаться понять. Ведь вопреки всему, я была ужасно обрадована, что мистер Лемуэл оказался мне гораздо ближе и роднее. Я думала о том, как же замечательно и в тоже время необычно, что в этом удивительном, непохожем ни на кого человеке я нашла не только друга, но обрела деда, которого у меня никогда не было!

Наконец, я добралась до бревенчатого моста. Я сильно опоздала, так как пришлось делать крюк и обходить размытый паводком овраг. За ночь низины превратились в вязкие болотины, и я чуть было не поплатилась за свою невнимательность, но вовремя сообразила, что за странные чавкающие звуки слышаться у меня под ногами.

При моем появлении дед поднялся со скамейки и обрадовано крякнул. Я отчетливо услышала нотки облегчения.

— Ты пришла, — отрывисто произнес он, как будто бы удивляясь этому факту, и в его глазах затеплились искорки надежды.

Я остановилась чуть в стороне от него, стараясь придать своему лицу выражение полного безразличия. Но вряд ли этой миной провела старика, так как он заухмылялся и стал потирать ладони привычным жестом, означавшим, что он всем доволен, и что настала та самая приятная минутка, когда просто необходимо закурить трубочку.

— Вы удивляетесь, будто ожидали совсем другого.

— Тебя так долго не было…

Я пожала плечами, продолжая разыгрывать безразличие.

— Возможно, это моя маленькая месть вам. Заставить вас ждать и мучиться в догадках, не зная, захочу ли я иметь с вами дело. Интересно, сколько бы вы сидели тут, задержись я дольше?

— Думаю, до самого конца.

Он произнес слова так тихо, что мне почудился в них двойной смысл.

Сам же старик начал готовиться к своему излюбленному делу. Достав из поясного мешочка мятый платок, он расстелил его на скамейке и выложил огниво, трут и ершики. После тщательного продувания трубки, он выбил ее о тыльную сторону ладони и прочистил мундштук ершиком. Его глубокая сосредоточенность немного нервировала меня. Такое ощущение, что старик вершит ритуальное таинство. Меня так и подмывало съехидничать и спросить, что ему важнее: разговор со мной или его бесценная трубка.

Прикрыв от наслаждения глаза, граф наконец-то задымил и, выдержав паузу, тихо произнес:

— Я бы все равно поговорил с тобой, если бы ты не пришла. Приехал бы к твоей тетке, — признался старик и взглянул на меня сквозь дымовую завесу. Глаза у него слезились, то ли от едкого дыма, то ли от переизбытка чувств. — Ты ведь и сама хочешь этого разговора. Тебе ведь не безразлично… все это. Только вот я не совсем еще понял, что все-таки тебя влечет больше: каменные развалины за моей спиной или твой дед-дуралей.

Решив, что юлить глупо, когда сама же требую откровенности, я призналась, что он сам стал мне близок, и я дорожила нашей дружбой и не хотела ее терять.

— Да, я ждала этого разговора, — продолжала я, — С утра я готова была забыть все, сделать вид, что не знаю вас. Но поняла, что не в силах отказаться от открывшейся возможности. Когда стоишь всего лишь в шаге от мечты, никакие преграды не способны остановить это шаг.

— А что, есть какие-то преграды?

Старик как всегда лукавил.

— Вы же прекрасно знаете, что есть. И не прикидывайтесь, от вас за мили несет лукавством.

Я подошла к берегу и ступила на бревенчатый мост. Кажется, десятки лет прошли с того дня, когда я сидела здесь, свесив ноги в воду, и увлеченно рисовала, а под ивовыми ветвями стоял смешной человечек, похожий на лепрекона, в зеленом сюртуке и котелке, и наблюдал за мной.

— А куда у вас делась борода? — неожиданно выпалила я, и сама же вместе со стариком изумилась столь нелепому началу.

— Здесь какой-то подвох?

— Да нет же, — засмеялась я. — В детстве я слушала историю о родителях, и Мэг, описывая графа, говорила, что у него седая борода до пояса. Я и представляла вас таким грозным стариком с крючковатым носом и длинной лохматой бородищей.

— А вместо этого я оказался сморщенным коротышкой с паклями волосков на макушке. Не совсем подходящий облик для графа Китчестера, да?

Мы оба улыбнулись этому замечанию, и натянутость, сковывавшая нас, немного отступила.

— На самом деле у меня была борода, — сказал дед, ощупывая подбородок, — но я долго болел, после того как… после того как выгнал Эдварда, и все мое бородатое богатство повылазило.

— Вы переживали?

— Из-за бороды то? — спросил он и крякнул, увидев мой возмущенный взгляд. — Думаешь, я совсем бессердечный? Я очень хочу, чтобы ты поняла, почему я сделал то, что сделал, и, если сможешь, простила.

— Вам не у меня надо просить прощения. Мне вы ничего плохого не сделали.

Он хотел возразить, но лишь еле заметно покачал головой.

— Каждый день я проклинаю себя за трусость. Я уговариваю себя, что вся беда в нашей фамильной гордости — все Китчестеры, горды до безобразия, — но я уже слишком стар, чтобы прикрывать правду высокопарными словечками. Я боялся, Роби, страшно боялся, что услышу от Эдварда отказ, и все из-за той же гордости.

— Но вы даже не попытались! Я не верю, что отец отказал бы вам.

— Мы в жизни поступаем так, как считаем единственно верным. Но если ошибаемся, то узнаем об этом слишком поздно, чтобы что-то исправить. Мне тяжело признаваться в этом. Я ждал, что он сам вернется! Тогда мне казалось, что я прав, а Эдвард оскорбил меня, не приняв моей воли. Он еще слишком глуп, думал я, а эта ситуация хорошо прочистит ему мозги и научит кое-чему в жизни. Нужда и заботы скоро ему опостылеют, и он прибежит обратно! Так я рассуждал…Но вышло иначе. Время шло, а от него не было ни слуху ни духу. Только тогда я понял, что совершил. И самое неприятное — я осознал собственное бессилие что-либо исправить.

— Но почему? Я до сих пор не понимаю, почему вы выгнали его, чем вас не устроила моя мать? — мой голос зазвенел. Я чувствовала, как во мне нарастает буря возмущения и горькой обиды за своих родителей.

— Потому что был слеп! Потому что не заметил, когда мой сын перерос свою юношескую мечтательность. Он стал таким же гордым, как и все Китчестеры. Ему нужна была самостоятельность, а не та твердая отцовская рука, которой я хотел управлять им. Боже, как я был зол тогда! Мой собственный сын не захотел подчиняться моим приказам! Это случилось впервые, и оттого было еще более оскорбительным. Я так вспылил, что готов был собственными руками придушить его, но, слава богу, Нора была рядом…

Старик замолчал, не в силах продолжать. Я же не смела отвести взгляд, боясь пропустить малейшее изменение его лица. И уловила момент, когда этот человек, будто переломался в хребте, его плечи опустились, а тело ощутило весь груз прожитых лет. В один миг он сделался смертельно уставшим. Словно почувствовав мою жалость, он в негодовании на самого себя побледнел и очень громко, почти яростно, крикнул:

— Да, я жалок! Да, виноват! Я совершал поступки по своей воле и, если не смог справиться с жизнью — не должен винить в этом других! Я требовал от сына того, что был не в состоянии сделать сам. И впал в ярость, когда оказалось, что у него собственное мнение на этот счет.

Он все больше распалялся. В его глазах зажглись искры гнева, беспощадного, тяжкого, но оттого еще более скорбного гнева на себя и собственное бессилие.

— Я сразу понял, что Эдвард долго настраивался на этот разговор, и пришел только тогда, когда превратил себя в камень. Но я не верил в его серьезность. Глупец!

— Расскажите же, наконец! — прервала его я. Он, вздрогнув, посмотрел на меня, и я поняла, что вырвала его из плена воспоминаний. Его взгляд был рассеянным, словно он не узнавал меня. Но вот он затеплился и старик улыбнулся. Улыбнулся почти по-детски счастливой улыбкой.

— Ты, внучка, торопыга! — дед снова улыбнулся и, как бы вслушиваясь в звучание слова, повторил с забавной нежностью — Внучка… внученька… Ну-у, раскраснелась, словно на тебе солнце переночевало. Ну-ка, давай, привыкай уже!

Я рассмеялась, но не от того что мне смешно, а чтобы скрыть смущение, охватившее меня.

Слушая деда, я задумалась о новом статусе. Какие перемены ждут меня? И ждут ли? Граф же рассказывал. И его стариковская память воспроизводила все детали с необычайной точностью.

Все произошло из-за денег. Уже в те времена Китчестеры испытывали серьезные денежные затруднения. Дом разваливался на глазах, и существовала постоянная угроза попасть под обломки или провалиться. На деньги от арендаторов кое-как поддерживалась видимость достатка: вывозили Эллен в свет и устраивали небольшие приемы для соседей. Поэтому-то граф и задумал женить сына на наследнице. Тем более, крупная рыбка сама плыла в руки: соседнее поместье с недавних пор принадлежало промышленнику с весьма солидным доходом и тремя дочерьми на выданье. Он, как и все торгаши, мечтал породниться со знатным родом и войти в общество. Но в тот момент Эдвард Сноу уже встретился с Каталиной Уилоуби.

— …Видите ли, он полюбил и горько сожалеет, что не оправдал моих надежд. Мы спорили, но мальчишка был глух ко всем приказам и…мольбам. Все твердил, что у него обязательства. Какие обязательства, кричал я! На что ты, черт возьми, намекаешь? Уж не хочешь ли ты сказать, что ты треклятый болван и твое приключение имело последствия? Ведь не явился ты сюда сообщить, что хочешь на ней жениться? Еще чего! Пренебречь долгом и предать семью ради какой-то девки!…

В порыве волнения граф схватил стоявшую рядом трость и изо всех сил стукнул ей по стволу дерева, так что послышался хруст, и на отполированной поверхности появилась трещина. Старик ничего не заметил, продолжая возмущенно выкрикивать:

— Чтобы мой сын и наследник женился на дочери нищего! Да черт бы его побрал, если он это сделает! Пусть тогда купит себе метлу и подметает улицы! А я знать не желаю предателей!

Он резко замолчал, поднеся руку ко лбу. На лбу выступили капельки пота, и он стряхнул их пальцами. Ему требовалось отдышаться, чтобы прийти в себя.

Я же, слушая как завороженная, легко представляла себе все перипетии и чувства отца и деда. Я понимала эту бурю протеста, которую вызвала в графе решимость сына идти своим путем.

— Не думай обо мне плохо, Роби. Я никогда не был бесчувственным. Но я был беспощаден, и, в первую очередь, к самому себе. Я люблю Китчестер! Мне хочется выть и рвать волосы, когда я вижу, как рушатся его стены, как он по камешку умирает на моих глазах. Всей душой я жажду восстановить замок. И выбрал для этой цели самый легкий путь. Женить сына на деньгах!… Но он женился по любви, и я потерял его… навсегда. Сейчас Китчестер в еще более плачевном состоянии, а его хозяин, до последнего времени готов был в любой момент слечь в могилу.

— До последнего времени? Из-за Дамьяна? Вы рассказывали, что с его появлением граф снова ожил и что ему понравился мальчик. Это же были вы.

— Да, и из-за этого тоже, но есть и другие причины. Гораздо более важные.

— Какие же? — спросила я и почувствовала глупость вопроса. Вот же я, причина, сижу рядом с ним. Но мне захотелось, чтобы он произнес это вслух, сказал, что я ему просто необходима.

— Когда появился Дамьян, я увидел в нем того, кто сможет возродить Китчестер. Поэтому я стал учить его вести дела и постепенно внушать мысль, что возможно в будущем замок будет его.

— Так значит, вы все-таки хотите сделать его наследником?

— Хотел… Я даже подготовил все бумаги, чтобы усыновить его.

— О, вы хотите усыновить его? — недоумевая, переспросила я.

— Для наследования он должен официально войти в круг моих близких родственников, а для этого требуется усыновление. Хотя, конечно, прав он будет иметь гораздо меньше, чем мой родной сын. Я не смогу передать ему свой титул, и заседать в палате лордов он тоже не сможет.

— Не велика потеря для Англии, — не удержалась я от ехидства.

— Без Эдварда я лишился наследника. Ты видела мою семью, от этих молокососов пользы, как от клопов, только кровь сосут да дрязги разводят. Что они могут дать Китчестеру? Окончательную гибель! Поэтому, когда на горизонте появился Дамьян, я даже не задумывался. В мальчишке есть все, что я хотел бы видеть в сыне… Ругай меня сколько хочешь! Я знаю, что заслуживаю упрека, но ничего не могу поделать с собой, я так чувствую и честен с тобой.

— Я не упрекаю вас… ну, может, только самую чуточку.

Его рука сжалась в кулак, и, прежде чем продолжить, он какое-то время смотрел на нее невидящим взглядом. Несмотря на его высокомерие, он тоже страдал.

— Мой сын… — старик тяжело выдохнул, слова давались ему с трудом. — На Китчестер ему было наплевать. Поэт, витающий в облаках, писака… Когда я узнал, что Эдвард зарабатывает деньги, я был сильно удивлен. Он мог бы корпеть над писаниной, пытаясь заработать гроши… но чтобы получать деньги за улучшение хозяйства, такой практичности я от него не ожидал.

— Вы что следили за нами?

— А ты как думала? С глаз долой из сердца вон! Не мог же я бросить его умирать в нищете. Я нанял людей, которые слали мне доклады. Если бы что-то пошло не так, я оказал бы поддержку. Ну, само собой, тайно. Только этого не потребовалось. Эдвард раскрыл в себе черты характера, о которых ни я, ни, видимо, он сам не знали. Он сумел обеспечить вас!

— Значит, все это время вы знали о нас и обо мне. И ни разу не захотели встретиться?!

— Я трусил, Роби. Поверь, я очень хотел… Я вижу, ты мне не веришь, но это правда. Теперь же мы встретились, и я хочу сделать для тебя все то, что задолжал сыну.

— Почему же вы не приехали, когда узнали о смерти родителей? И почему же столько времени не давали о себе знать? Только не говорите, что боялись?

— Я знал, что ты в хороших руках. Твоя тетка славится по всей округе. Кроме того, с ней ты быстрее бы пришла в себя после трагедии, чем у нас. Элеонора и Эллен вряд ли дали бы тебе необходимые теплоту и заботу. А вот Гризельда Уилоуби смогла.

— Да, она самая замечательная тетя.

— Вот видишь! И потом, я думал ты ненавидишь меня или… или вообще не знаешь о моем существовании. Поэтому я выжидал подходящего момента, чтобы познакомиться с тобой. Не знаю, сколько бы я так выжидал и трусил, если бы не случай.

— Едва ли наша встреча случайна! Я уверена, вы все подстроили.

Дед захохотал, да так что захлебнулся собственным смехом и закашлялся.

— У меня что, по-твоему, дар ясновидения прорезался?!

Я хмуро сдвинула брови и пожала плечами. А дед, все еще посмеиваясь, объяснил:

— Вот уже десятки лет я просиживаю на этой скамейке долгие часы, любуясь на бушующие потоки воды. И вот однажды, придя сюда после недолгого перерыва, я увидел девушку. У тебя было вдохновенное лицо, и оно сияло счастьем. Я сразу узнал тебя. Ты очень похожа на Эдварда.

— Зачем же надо было разыгрывать спектакль?

— Чтобы узнать тебя, узнать твое отношение ко мне. Представь, если бы я тогда сказал, что я — граф Китчестер, твой дед, что бы ты сделала, а?

— Наверное, высказала бы все, что о вас думала. И уж будьте уверены, вам бы это ни капельки не понравилось.

— Вот именно.

Я почувствовала в его словах неприкрытую грусть и мне стало стыдно, за всю ту злость и обиду, которые когда-то точили мне сердце. Я подошла к нему и сжала его ладони, вкладывая в этот жест все чувства, бушевавшие в моей душе. Он все понял без слов.

— Мы ведь стали родными друг другу, внучка. Не отворачивайся от меня.

— Вы правы, мистер Лемуэл. Я уже не могу представить свою жизнь без вас…

— Ты настоящий Китчестер, Найтингейл. И я думаю, моя новость будет тебе по душе.

— Какая новость? — насторожилась я. С меня уже было достаточно неожиданностей.

— Я сказал, что хотел сделать Дамьяна своим наследником. Теперь же мне незачем это делать. У меня есть настоящий наследник, точнее наследница.

— Но вы не можете…

— Ты моя кровь, Найтингейл. Ты и только ты, обязана стать владелицей Китчестера. Я не смогу загладить свою вину перед тобой — это невозможно. Но я хотя бы сделаю то, что должен был сделать для своего сына. Именно из-за этого я и ездил в Лондон, где подготовил бумаги, в которых официально признал тебя своей внучкой и составил новое завещание.

Мне стало не по себе. Его слова ошарашили меня, я никак не могла поверить, что граф действительно предлагает мне подобное. Стать хозяйкой Китчестера! Я обернулась и посмотрела на замок. В сером утреннем свете, окутанный уже почти прозрачной дымкой тумана, он казался таким нереальным, и таким далеким, словно отражение из потустороннего мира.

— А как же майорат? — выдохнула я, и мой голос прозвучал слишком визгливо.

— С этим, слава богу, все в порядке. Еще во времена Реставрации мой пра-какой-то-дед сумел с выгодой для себя использовать политическую ситуацию в стране и расположение Карла II, получив разрешение изменить порядок наследования Китчестера. По новому завещанию замок переходил в полное распоряжение его дочери и ее наследников независимо от того, будут эти наследники мужского или женского пола. С тех пор мы сохраняем это право, и, должен сказать, что наш род один из немногих, кто имеет его…

— Получается, вы можете отдать замок кому угодно?

— Э, нет. Я могу завещать замок только человеку близкого круга. Поэтому мне и нужно было усыновление Дамьяна, хотя тут могли бы возникнуть некоторые проблемы. Ты же моя прямая наследница. После моей смерти ты будешь владеть всеми оставшимися землями и замком, а твой сын получит титул графа.

— Нет, я не могу на это пойти! Вы должны переписать завещание, — я все еще была растерянна и искала слова, чтобы объяснить деду свое нежелание становиться наследницей.

— Это все слишком неожиданно для тебя. Подумай обо всем как следует. Вот увидишь, скоро ты будешь относиться к этому как к само собой разумеющемуся.

— Но я, в самом деле, неподходящая кандидатура. Я никогда не жила в таком месте и совсем не представляю, что значит владеть замком. Да мне это и не нужно! И потом, у меня нет ни опыта, ни умения вести большое хозяйство. Я буду так же бесполезна, как и ваши молокососы. Прошу вас, перепишите завещание! Оставьте все, как было до меня. Дамьян любит Китчестер, Он справится лучше, чем я!…Тем более, выходит, вы его обманули. Он… он же возненавидит меня!

— Не болтай глупостей. Дамьян не дурак, он прекрасно все понимает. Кроме того, я никогда не давал ему гарантий, а лишь говорил о возможности… Не трусь! Ты будешь отличной хозяйкой. В тебе есть и ум, и решительность, и желание действовать. Я уверен, ты, как и Дамьян, принесешь Китчестеру пользу! А если вы объедините усилия, то…

— Каким образом мы объединим усилия?

— Э-э, ну сделаешь его управляющим.

— Вы что думаете, он согласится? Это смешно! В нем столько же китчеровской гордости, сколько и в вас. Дамьян хочет быть хозяином, а не слугой! Тем более, судя по вашим же рассказам, он заслужил это право.

— Если у мальчишки есть мозги, а они у него, безусловно, есть, то он поймет, что это лучшее, на что может рассчитывать в сложившейся ситуации…Хватит, этот разговор уже утомил меня. Я сделал то, что должен, и не собираюсь менять решение.

— А я не согласна! Мне достаточно чувствовать себя вашей внучкой и быть рядом с вами. Большего мне не надо. И, вообще, я не хочу переходить никому дорогу, не хочу, чтобы из-за меня человек лишался самого важного в своей жизни.

На мгновение выражение его лица изменилось. Я подумала, что он может рассердиться на меня, но он спокойно произнес:

— Хорошо. Ты невероятно упрямая девчонка. Но мне нравится, что ты с характером, как раз то, что нужно — заметив, что я хочу возразить, он поспешно продолжил. — Давай сделаем так: ты никогда не жила в замке, так я предлагаю тебе перебраться в Китчестер… недели на две, на три, сколько сама захочешь. Поживешь, посмотришь что к чему, я познакомлю тебя с делами… И мне радость будет, что ты рядом, да и тебе в новинку.

Он замолчал, ожидая ответа. Я слушала его сиплое с присвистом дыхание и раздумывала. Все это было так неожиданно. Слишком близко я оказалась к своей мечте. Всю жизнь я грезила Китчестером, хотела исследовать его закоулки и подземелья, узнать все скрытые за древними стенами тайны. И вот, одно слово "да" воплотит мою мечту, но смогу ли я остаться в стороне или замок, как и Дамьяна, околдует меня и засосет в свою пучину? Тогда я буду не в силах отказаться от предложения деда. Хотя, что греха таить, меня и сейчас всю пробирало при одной лишь мысли о замке, и еще чуть-чуть, и я готова была отречься от своих же собственных слов.

— Ну, что ты молчишь, соловей? — неожиданно прозвучал у нас за спинами насмешливый голос. — Старик ждет, отвечай! Разве ты не знаешь, Лемуэл не любит, когда тянут кота за хвост. Да и другим не терпится узнать каков твой ответ.