Соловей для черного принца

ГЛАВА 8

За оставшиеся дни каникул я мало виделась с Сибил. Несколько раз я приходила в Равен-Хауз, но у нас было пятнадцать минут на встречу, и их нам катастрофически не хватало.

Она, как и прежде продолжала ходить в деревенскую школу, где из детей, с которыми я училась, остались только она, Виолетта и Николс. Но Тильда Пешенс поговаривала о том, чтобы прекратить "бесполезные хождения" и привлечь Сибил к ответственной работе.

— Она говорит, что я уже взрослая и должна трудиться, чтобы оплатить их доброту.

— Но они итак держат тебя за рабыню! Ты делаешь всю черную работу в доме!

— Тетя сказала, я должна приносить доход, чтобы они могли в дальнейшем прокормить меня.

— Как будто бы ты ешь, как целый полк голодных солдат! — возмутилась я.

— Скорее всего, летом дядя пристроит меня к мисс Хатсон, сестре викария. У нее болят ноги и ей трудно одной справляться с делами. Я буду помогать ей убирать в церкви и церковном дворе.

Но Сибил покинула школу гораздо раньше. Уже в начале февраля мистер Пешенс отвел ее к викарию. Мисс Хатсон сказала, что основная уборка должна проходить в субботу, накануне воскресной службы. А в среду она обычно убирает двор и вытирает пыль.

К лету, когда я приехала на каникулы, Сибил оказалась занята еще больше. Ее опекуны посчитали, что работа в церкви не слишком тягостная, чтобы отвлекать девочку от мыслей о мирских благах, и не слишком доходная, чтобы удовлетворить их жадность. Поэтому мистер Пешенс решил сделать племянницу своей ученицей. Сам он занимался довольно трудоемкой работой — расшифровывал и реставрировал старые религиозные книги, хранящиеся в церковной библиотеке. Это ответственное занятие требовало большой усидчивости и внимательности, что было свойственно Сибил, и она вполне могла стать его помощницей.

Таким образом, летом девочка была занята с утра и до вечера. Но благодаря миссис Тернер и тете, мы могли видеться по вечерам два раза в неделю. Они вспомнили о "традиционном чтении библии и священного писания" в Оурунсби. Если в тот знаменательный день, когда мы впервые пришли с Сибил на чай к Тернерам, оно устраивалось в два часа, то теперь его перенесли на вечер. Женщины попросили регулярно отпускать Сибил на эти религиозные чтения, поскольку:

— …совместные чтения вслух приносят огромную пользу в воспитании христианского духа.

Эти встречи мы, естественно, проводили не в религиозном совершенствовании, а болтовне и распивании чаев. Эти часы поддерживали Сибил. И мы имели хотя бы эти жалкие крохи.

До Лондона в конце каникул я уезжала вместе с Тернерами. Так как в этом году Виолетта отправлялась в элитный пансион, где должна была обучаться в течение двух лет светским премудростям. Дорогой мы слушали ее непрерывный щебет о будущих победах.

За эти годы учебы она расцвела, превратившись из нежного бутона в яркую розу. И ее отполированная красота уже завоевала несколько мужских сердец. Об этих победах она любила похвастать. Одна из них, когда она свела с ума молодого преподавателя танцев, стоила ей строгого выговора и предупреждения об исключении. Возможно, об их невинном, по словам Летти, флирте никто не узнал бы, если б не любовная записка, оброненная ею.

— Этот трус все отрицал! Испугался, что его выгонят с места! Нагородил всякой чепухи. Мол, мы разговаривали об опасности любовных посланий для репутации юной леди, и я, будто бы, сказала, что не представляю себе подобного письма. Нет, вы только подумайте! Я и не представляю! Какая чушь! И вот этот танцоришка, якобы, в учебных целях, специально написал для меня образец. Так и сказал: "Исключительно в учебных целях"

— Какой негодяй! — возмущались мы, смеясь.

— Да, но очень милый! Ах, а как он танцует!

Виолетта изменилась за время пребывания в пансионате. И, как я подумала, не в лучшую сторону. Она стала больше обращать внимания на молодых людей и строить им глазки. Если раньше ее пленительной атаке подвергался только Николс Ливингтон, то теперь она старалась очаровать каждого парня, который выглядел хоть капельку красивее восточного верблюда. Своим поведением она напоминала мне моих соседок Лидию и Моник. Но я все же надеялась, что Виолетта не зайдет слишком далеко, как эти особы.

Для меня же время летело незаметно. В учебе, как и весь первый год, я была деятельна и решительна, что нравилось учителям, и они отмечали меня положительными характеристиками.

В общем, три года моего пребывания в Даремской Академии прошли довольно спокойно. Но во время летних каникул перед последним четвертым учебным годом моя жизнь наполнилась новым интересом. В то лето я посетила таинственный замок Китчестер.

Но, все же мне хотелось бы поведать о двух происшествиях, которые внесли некоторый переполох в размеренный ход моей жизни. И в какой-то мере повлияли на дальнейшие события. Оба они случились во второй год учебы.

Об одном — я узнала из тетушкиного письма. Она часто писала мне, рассказывая деревенские новости и сплетни. Я с восторгом читала ее крупные каракули, удивляясь, с каким наслаждением она смакует каждую подробность, расписывая ее на трех или четырех листах.

Я же не успевала отвечать на каждое письмо, а принималась за ответ, когда набиралась небольшая стопка. Из-за этого тетя шутливо обвиняла меня в забывчивости. И говорила, что если бы не ее красочные описания, я бы давным-давно забыла о Гаден-Роуз.

Но то письмо, которое я получила в апрельское утро, было необычно коротким для ее красноречия. Обескураженная этим, я вышла в весенний сад, где укрылась в оранжерее. В этот раз тетушка со свойственной ей прямотой в серьезных вещах сразу перешла к главному:

"Дорогая Найтингейл! В нашей деревне произошло несчастье, — я вздрогнула, прочитав эти слова. — Не знаю даже, как относится к случившемуся: как к спасительному избавлению или как к тяжелой трагедии. Но думаю, что и то, и другое в этом случае будет правильным. Вчера утром погиб Руфус Пешенс. Я сама не поверила, когда прибежали мальчики и сообщили. Решила — это глупая шутка. И отчитала их. Стыжусь, что могла подумать такое в подобную минуту, но на моем месте любой, услышавший эту историю, подумал бы о шутке.

Помнишь ли ты чучело ворона, которое стояло над дверью и своим жутким видом пугало людей? Ты однажды сказала, что Руфус часто стоял перед ним. Он будто воображал, что сам Гавриил может заговорить через ворона и сообщить благую весть об избранности его Богом. Так вот, мистер Пешенс, видимо, дождался своего часа! Это жуткое чучело свалилось ему на голову! Все бы ничего. Он бы отделался шишками, если бы от сильного толчка не упал и головой не ударился о каменные ступени. Удар оказался смертельным.

Бедная Тильда не приходит в себя с того момента, как увидела мужа. Это она обнаружила его на крыльце с окровавленной головой. Доктор пытался привести ее в чувство, но она в состоянии глубокой апатии. И ни на что не реагирует! Ливингтон говорит, что такое бывает от сильного шока. Не думала, что, сухая и с виду бесчувственная Тильда может так переживать потерю мужа. Это уже в укор мне, так как я была слепа к ней. Мы с Фини волнуемся за ее умственное состояние. Но пока она не пришла в себя (надеюсь, это произойдет в скором времени) всю организацию похорон я и уважаемая миссис Додд взяли на себя.

Что касается нашей Сибил, то она поживет в Сильвер-Белле. Бедняжка сильно горюет, несмотря на жестокосердное к ней отношение в этой семье. Смена обстановки пойдет ей на пользу. А уж, Финифет позаботится о ней как следует! Бледные щеки и худую фигурку, старушка приняла за вызов своим кулинарным талантам. И со всей решимость взялась сделать из Сибил пухленькую лакомку. Уже сейчас я слышу запах творожных лепешек…"

Я закончила читать. Пока я была поглощена письмом, в оранжерею пришли старшие девушки за зеленью для ужина. Они весело переговаривались, собирая в корзины укроп и редис. Увидев меня, одна из них позвала меня, но я не ответила, задумавшись над случившимся.

О такой нелепой смерти я еще не слышала! Но все в жизни бывает… Мистер Пешенс и сам был нелепым в своем показном благочестии. Надеюсь, что на небесах, которым он так театрально поклонялся, ему простят его неправедное тщеславие и жесткое обращение с Сибил… Но, что это я! О мертвых не говорят плохо. Чем эта трагедия обернется для подруги? С одной стороны, тетушка права — это могло быть избавлением. Теперь над Сибил не будет висеть, словно дамоклов меч, страх перед дядей. Но еще неизвестно, что станет с Тильдой Пешенс! Она может не оправиться, и тогда девушке придется неотлучно быть с ней.

Поднявшись в комнату, я тут же написала ответ. В течение двух недель с нетерпением ждала письма от тети Гризельды. Когда оно пришло, в нем было уже больше оптимизма, присущего ей. Тетушка сообщала, что Тильда Пешенс пришла в себя. Но стала еще более нелюдимой и мрачной, чем до несчастия. Похоже, потеряв человека, которого любила, ей сделалось все равно — жива она или мертва. Также ей стала безразлична и племянница. Первые дни Сибил ходила в Равен-Хаус, убиралась и ухаживала за теткой. Но однажды обнаружила, что двери дома заперты. На ее стук вышла служанка и сказала, что миссис Пешенс не желает видеть свою племянницу. Теперь Сибил окончательно поселилась в Сильвер-Белле и "цветет на глазах", радуя Финифет.

В письме тети было небольшое послание и от Сибил. Читая его, я поняла, что, несмотря на горестные переживания, девушка испытывает противоречивые чувства. С одной стороны, она горевала о потери близкого человека и разрыве отношений с тетей, но с другой — чувствовала себя свободной и полной надежд. Живя у нас, она стала помогать тетушке с шитьем и увлеклась этим делом. Особенно ей удавались эскизы платьев. Обучившись у тети Гризельды на портниху, она надеялась в будущем устроиться в швейную мастерскую Солсбери.

Таким образом, Сибил попала к нам в Сильвер-Белл. Я знаю, что и после она продолжала ходить к дому Пешенсов, но тетка ее так и не приняла. Кроме того, девушка продолжала помогать мисс Хатсон в церкви, так как та все еще мучилась с больными ногами.

Когда я приехала на лето, тетя предоставила нам полную свободу действий. Как и я когда-то, Сибил заново познавала мир, поэтому с охотой шла на любые приключения. Мы гуляли и делали, что хотели. Конечно, в разумных пределах.

— Умная голова в петлю не полезет, а глупая — везде найдет, где стульчик поставить! — поговаривала тетя.

Вот в таких благоприятных для авантюр условиях и произошло второе происшествие.

До этого я не обращала внимания на свою внешность и впечатление, которое произвожу на противоположный пол. Я знаю, что не отличаюсь красотой, как Виолетта. И внешность моя самая заурядная. Но меня никогда не заботило, что мужчины от мала до велика не падают к моим ногам, сраженные наповал. Однако тетушка уверяла, что во мне есть что-то особенное, изюминка, делающая меня привлекательной.

— Пусть Виолетта красавица, но ты намного лучше ее! В тебе есть изюминка…нет, целое "изюмище", что привлекает к тебе людей. Ты интересная, а это гораздо важнее!

— Но чем же я интересная?

— Всем, что в тебе есть! У тебя необычное лицо. Живое и яркое. На него хочется смотреть без устали, наблюдая, как меняется выражение, с каждым владевшим тобой чувством.

— Ну, на лицо Летти тоже хочется смотреть.

— Да, но оно пустое. Без очарования ее лицо все равно, что крючок без наживки. Одна лишь красота — надоедает. Это как любоваться красивой вазой. Сначала ты ей восхищаешься, а через пару дней ее рисунок кажется скучным и однообразным.

— Это не мешает мужчинам влюбляться в нее.

— Влюбляться — это одно. Для этого дела большого ума не надо. А вот полюбит ли кто ее?!

И хотя у меня не было причин не верить тете, все равно ловила себя на том, что заглядывая в зеркало, я иногда желала хотя бы чуть-чуть быть такой же красивой как Виолетта.

Каждый год в августе после того, как основные полевые работы заканчивались, устраивался большой праздник. Он проходил недалеко от Гаден-Роуз на большой поляне, огороженной с одной стороны стеной леса, а с другой — глубоким оврагом. Весь окрестный люд с нетерпением ожидал предстоящего веселья и начинал готовиться задолго до гуляний. Тетя со смехом говорила о начинавшейся суматохе:

— Мы живем слишком тихо. А этот обычай очень хороший повод встряхнуть свою затекшую от долгого ничегонеделанья часть тела! Вот и стараемся вовсю.

Вокруг шла усердная подготовка. В Сильвер-Белле постоянно крутился кто-нибудь из комитета, а вездесущая миссис Додд беспрерывно отправляла посыльных в Солсбери и окрестные деревни. На поляне, где будет проходить праздник, устраивали кострища. Мужики складывали поленья, смолили бочонки и швыряли их на кучи наваленных веток. Нетерпение ощущалось по всей округе: будут песни, пляски и всеобщее веселье.

Праздничный переполох захватил и нас. Сибил, которой предстояло впервые оказаться на подобном гулянии, ни о чем другом не говорила. Должна признаться, что я тоже ждала этого дня. Для меня всегда было большой радостью не спать допоздна, а ближе к полуночи отправляться вместе с тетушкой на праздник. Мы садились в скрипучую повозку, которой правил словоохотливый парень, и отправлялись через лес на поляну. Я до сих пор помню, как меня охватывала дрожь, когда мы ехали, покачиваясь, по темному лесу, а над нашими головами шумели деревья, сплетаясь длинными ветвями в полог. Вокруг возбужденно перешептывались люди, а в руках мужчин горели факелы, освещая в лесной тьме восторженные лица и вереницу повозок.

Солнце уже садилось, когда за нами приехал Рэй Готлиб. В этом году он и Николс сопровождали нас на праздник, чему очень радовалась Виолетта.

— Наконец-то мы поедем, как настоящие леди — в сопровождении мужчин! — довольно заявила она. — Правда, они не больно-то похожи на джентльменов, особенно этот сын кузнеца! Он больше напоминает мне орангутанга, и явно не знаком со светскими манерами.

— Летти, а ты что видела кузнеца знакомого со светскими манерами? Наверное, вам этот музейный экспонат в пансионате благородных девиц демонстрировали, как единственного представителя вымершего вида мужчин?

— Опять ты умничаешь, Найтингейл! — обижено воскликнула она, обматываясь тонкой пелериной и готовясь выйти во двор.

— И ничего я не умничаю!

— По крайней мере, праздник мы проведем с парнями, а не с ревматическими старушенциями!

— Моя тетя не старушенция! А твоя мама самая замечательная женщина!

— Это тебе так кажется, потому что ты сирота. И тебе хочется иметь такую мать, как моя!

— Это уж вряд ли! Я свою тетю не променяю даже на тысячи миссис Тернер.

— Эх, был бы тут Стив! А не этот рыжий недотепа Николс, — вздохнула Летти, неожиданно сменив тему. Для нее вообще было свойственно говорить то, что у нее на уме, чем нередко шокировала людей. — Стив бы научил этих деревенщин, как обращаться с дамой!

Этим летом Виолетта провела несколько недель каникул в гостях у своих родственников, где и познакомилась со Стивом. Стив был ее кузеном, но девушка была влюблена в него отнюдь не сестринской любовью. Он учился в Оксфорде и был самым умным мужчиной в ее окружении. Кроме того, у него была неземная красота и храброе сердце льва. А уж, как он целовался!

И про это совершенство нам пропели уже все уши!

— Но мне кажется, ты была не против, когда тебя сопровождал Николс. Помнишь, как он носил тебе книги в школу?

— Комнатная собачка тоже носит тапочки для своей хозяйки! — сказала она, самодовольно оглядывая себя в зеркало.

Мне стало неприятно от этих слов. Я никогда не думала, что Летти настолько эгоистична и жестока. Мне стало жаль Николса, ведь он по-настоящему заботился о ней. Кроме того, вся деревня знала, что он неравнодушен к девушке, но практически не имеет шансов на взаимность. Летти с детства грезила ослепительными франтами с толстыми кошельками и титулами, а сын доктора не блистал ни одним из этих достоинств. Правда, была еще маленькая вероятность того, что Николс сделает себе карьеру, заработав и деньги, и имя. Но тот путь, который он выбрал, явно не годился для этого.

В отличие от других мальчиков, оставшихся в деревне после школы, Николс продолжил обучение, решив пойти по стопам отца и получить медицинское образование. Но молодой человек не желал заниматься частной практикой, как отец, а хотел практиковать в общественной больнице в Солсбери, где пациентами были в основном бедняки и простой рабочий люд.

— Я видел, что твориться в этих местах. Там стоит грязь и вонь, а за больными нет надлежащего ухода, как будто-то это не люди, а паразиты. Я хочу изменить этот порядок, хочу стать таким врачом, который бы лечил, а не убивал своих пациентов. Пусть они не благородных кровей, но от этого они не стали менее людьми и менее нуждающимися в правильном лечении.

Я знала, что Николс добьется своего, и поощряла его стремление. Он всегда говорил о человеколюбии и пользе людям. А Виолетта, наоборот, считала, что лучше позаботиться о себе. И частная практика, была бы хорошим началом карьеры для молодого доктора. Она часто презрительно смеялась над ним и приводила свой главный аргумент:

— Когда ты голодный и больной будешь замерзать в какой-нибудь дыре без единого шиллинга в кармане, ты ничем не поможешь своим нищим. Ты сам будешь одним из них!

Из-за этого у них случались постоянные ссоры. И девушка пришла к выводу, что Николс совершенно не достоен находиться в списке ее поклонников.

Тернеры пришли к нам в Сильвер-Бел, откуда мы договорились отправиться на праздник. Мы всей толпой погрузились в повозку. Сибил и я залезли на козлы, где сидел насупленный Рэй. Даже праздник не мог вывести его из состояния угрюмости и молчаливости. Я попросила его дать мне вожжи и правила до самого леса, радостно покрикивая на лошадей и погоняя их. Летти, которой не досталось места рядом с нами, обижено сопела. Впрочем, мне и хотелось ее немного наказать, за те слова, что она сказала о Николсе. Но быстрая езда вернула ей хорошее настроение, и она радостно вскрикивала, когда повозка подпрыгивала на кочках.

Мы приехали после полуночи. Поляна была освещена полыхавшими кострами, а вдоль оврага тянулась цепочка горевших бочек, насаженных на шесты. Это было захватывающее зрелище. Сидевшая рядом Сибил охнула и замерла, в восторге оглядываясь вокруг.

Повсюду слышались песни и музыка. Народа была тьма. Многие облачились в старомодные одежды, которые специально по такому случаю достали из сундуков. Девушки красовались в соломенных шляпах, украшенных колокольчиками, цветами и лентами. У многих людей лица были разрисованы углем, а одежда испачкана копотью.

— Это древний обычай, — пояснил Николс, когда мы отделились от наших спутников и впятером пробирались через толпу, осматриваясь, — В такие дни черти веселятся пуще обычного и стараются утащить побольше душ в преисподнюю. Когда пляшешь вокруг костра, твоим соседом может оказаться черт или бес, высматривающий добычу. Чтобы сбить его с толку, нужно намазаться сажей, и тогда он примет тебя за своего.

— Я тоже хочу намазаться сажей! — тут же заявила Летти.

— Тут должны быть лотки, где раздают шляпы и угольки.

— Мы должны их найти! И пойдем плясать вокруг костров. И главное, попрыгать через огонь!

— О, Летти, ты такая храбрая! — воскликнула Сибил, но тут же спросила, — А это обязательно делать всем?

— Нет, конечно! Это опять обычай, связанный с нечистой силой, — вновь пояснил Николс. — Танцы вокруг костра защищают от колдовства, а если кому-то случится подпалить одежду, прыгая через огонь, значит, он настоящий счастливчик, и никакая нечисть ему не страшна. Поэтому, особо резвые смельчаки стараются прыгнуть, как можно ближе к огню.

— Но ведь это опасно и глупо.

— Люди всегда глупы. И именно глупость заставляет совершать самые невероятные вещи. В опасности вся соль. Ты думаешь, если бы не было риска вспыхнуть, стали бы люди прыгать?

— Роб, оставь свое занудство! Мы пришли веселиться, а не петь литургии.

Летти уже надоели разговоры, и ей не терпелось поскорее окунуться в праздничное веселье. Она взяла под руку Николса и потащила его вперед в поисках лотков со шляпами и углем.

Я тоже прибавила шаг, оставив позади Сибил и Рэя, всю дорогу бросавшего на девушку задумчивые взгляды. Интересно, думала я, о чем они будут разговаривать, когда рядом никого не будет. Мне так хотелось подслушать их. Но, как бы я ни напрягала слух, ничего не услышала.

Рэй нисколько не изменился с того времени, как я покинула школу. Теперь он работал в кузни отца и на всякую ерунду, вроде книг и писанины, не отвлекался, что очень радовало мистера Готлиба. Он оставался все таким же молчаливым. Только еще шире разросся в плечах, а на руках появилось больше мозолей. После смерти мистера Пешенса Рэй начал более открыто проявлять интерес к Сибил. Нет, он не то чтобы ухаживал. Но иногда помогал ей, как в случае с вязанкой еловых веток на Рождество, или здоровался с ней, забывая при этом про других девочек.

— В деревне уже давно свели их, — как-то сказала мне тетя Гризельда. — Конечно, им придется подождать пару годков, мальчику только семнадцать. Правда, отец Рэя сообщил мне по секрету, что если бы Руфус был жив, он был бы против такой невестки, несмотря на ее трудолюбие.

В тот момент, когда я уже подходила к лоткам, огибая какого-то мужчину в шлеме с козлиными рогами, мне на встречу выскочила Летти. Она уже раздобыла соломенную шляпу с воткнутыми в нее белыми лилиями. В ней она выглядела еще более восхитительной.

— Вот, что мне надо! А уголь мне будет ни к лицу, — сообщила она, красуясь. — Я не трубочист, чтобы мазаться сажей. А вот тебя, Сибил, можно и намазать, чтобы скрыть все изъяны.

— Ей скрывать нечего! — твердо заявил Рэй, опередив мой ответ в защиту Сибил.

Он грозно взглянул на Летти, и та иронично ответила:

— Ну, тебе видней!

Она засмеялась и закружилась, словно никакой размолвки не было.

— А знаете, что мы обнаружили с Ники? Стол с напитками, там разливают горячий пунш! А хозяйничает простушка миссис Брасли. Ну, та, которая все время хохочет, даже когда сидит в церкви. Не понимаю, почему миссис Додд и твоя тетя поставили ее на такое ответственное место.

— Наверное, она тоже хочет быть в чем-то полезной и помочь на празднике! — нерешительно ответила Сибил.

— Тогда нам надо поскорее воспользоваться ее полезностью и выпить пунша! А потом пойдем танцевать и веселиться. Я думаю, что я буду плясать джигу, пока не упаду.

— Ты же не думаешь, что мы будем…пьянствовать? — спросила я.

Хотя, должна признать, в душе я совершенно не противилась. Это относилось к разряду запретных плодов и делало сегодняшнее приключение захватывающим.

— Нет, ты все-таки ужасная зануда, Найтингейл! Если не возьмешься за себя, станешь злобным синим чулком или обиженной на весь свет старой девой.

— Ну и что в этом плохого! Это лучше, чем валяться в канаве, как старик Ансельм, и благоухать на всю округу винным парами.

— Как что! И ты еще спрашиваешь? — она скорчила брезгливую рожицу. — Будешь ходить с большущим уродливым моноклем и вечно прищуренными глазами. А на твоем носу вырастет целая колония прыщей! Станешь катастрофически непригодна для общества мужчин!

— Подумаешь, какая незаменимая потеря!

В ответ она только фыркнула и, развернувшись, побежала к опушке, где стоял стол с напитками. Мы же, посовещавшись, все-таки решили, что глоточек пунша, нам не навредит. Тем более Сибил еще ни разу его не пила.

— Значит мы должны обязательно познакомить нашу маленькую Сиб с этим божественным напитком! — подвел итог Николс, и мы тоже направились к столу.

Кружки оказались гораздо больше, чем мы ожидали. Но, уже решившись, мы выпили все до последней капли. После этого, разгоряченные напитком и всеобщим весельем, мы побежали к кострам, где уже вовсю плясали и шли игры.

И хотя я наслаждалась праздником, вместе с подругами водя хороводы вокруг костра и танцуя джигу, мне было как-то не по себе. Я даже не знаю, как объяснить то чувство, которое владело мной. Я видела ликующий взгляд Виолетты, лучистые от восторга глаза Сибил, но сама не испытывала этих ощущений. Мне было беспокойно и неуютно, словно я ожидала чего-то. И моя спина нещадно горела с самого приезда. Сперва, я думала, что это от огня. Но потом, поняла, что огонь тут ни при чем. За мной наблюдали! Наблюдали так, как голодные кошачьи глаза следят в темноте чулана за мышью, играющей кусочком сыра.

Я поспешно вышла из круга. Надо найти тетушку — с ней мне было бы гораздо спокойней.

— Ты куда? — крикнула мне Сибил. Ее щеки пылали, отчего она выглядела очень милой.

— К тете. Хочу узнать, не пора ли домой.

— Но ведь мы недавно приехали! Еще совсем рано!

Ей так не хотелось уезжать. И я понимала ее. Почему мои страхи должны касаться других? Может быть, я опять напридумывала бог знает что! Еще Мэг не раз повторяла, что я большая мастерица по части выдумок и любительница переполохов.

— Стоит вам, мисс, услышать одно слово, как вы тут же сочините из него целую историю!

Уговаривая себя таким образом, я немного успокоилась, но танцевать мне уже расхотелось. Поэтому я направилась в ту часть поляны, где раздавали выпечку и проводили конкурс "Лучший овощ", в надежде найти там тетю Гризельду.

Его я заметила сразу, как только отошла от костра. Не сомневаюсь, что Дамьян решил по тому, как я встревожено оглядывалась, что пора показаться. Его сопровождали ребята, среди которых я узнала Била Стоуна из Китчестера и братьев Бредли. Двое других мне были незнакомы. Все ребята держались позади Дамьяна, а он вышагивал во главе и явно был их предводителем. Вот уж никогда бы не подумала, что эти хвастунишки Бредли могли перед кем-то увиваться. Но около него они явно увивались. Даже согнулись немного, так как он был ниже их на целую голову, и заискивающе лыбились. Меня они не замечали и обсуждали что-то, громко обращаясь к нему. Он же смотрел прямо на меня.

— Идите, найдите своих! — нетерпеливо произнес он, прерывая их болтовню, и махнул в сторону костра, от которого я только что ушла. — Мне надо кое с кем поговорить.

Невероятно, но ребята тут же повиновались! Они побрели в ту сторону, куда он показал, и даже не обернулись, чтобы посмотреть с кем же будет встречаться их разлюбезный предводитель.

Я была слишком поражена, чтобы придумать подходящее приветствие, поэтому просто молча смотрела, как он подходит ко мне. Он сам захотел увидеться со мной, вот пусть и начинает разговор первым!

Но Дамьян, подойдя ко мне, взял за руку и потянул в лес. Не хочет, чтобы нас видели! Мы прошли немного вглубь и остановились. Он отпустил меня и прислонился к дереву.

С этого места поляна хорошо просматривалась, и нам был виден костер и люди вокруг него. Я заметила Летти. Она танцевала рядом с парнем в такой же соломенной шляпе, как у нее, только без цветов. Мне показалось, что Дамьян наблюдает за ней. Сама же я украдкой смотрела на него.

Он почти не изменился с того памятного случая, когда его лошади чуть не сбили Сибил. Сколько раз я представляла себе его надменное узкое лицо и черные глаза, насмешливо смотревшие на меня! Представляла, как мы встретимся, и как я одним остроумным замечанием поставлю его на место. Я часами придумывала слова, которые скажу ему при встрече. И вот она — встреча! А в голове пусто, словно в дырявом молочном бидоне.

Я с каким-то затаенным злорадством отметила, что он все еще оставался ниже меня. Правда, совсем чуть-чуть. Я не сомневалась, что со временем он еще вытянется. Его светлые волосы скрывала объемная кепи, надетая задом наперед, отчего он походил на шалопая. В черных глазах светился интерес, а не презрение, как в тот день, когда я впервые увидела его. Мне казалось, что я придумала себе, будто Дамьян выглядит взрослее, чем есть. На самом же деле, он — самый обычный мальчишка, нет, теперь уже юноша, а я тогда вообразила его каким-то "не таким, как все". И все же даже сейчас, в темноте, можно было видеть его "циничную взрослость". Разглядывая его, я отметила сдвинутые брови и жесткую морщинку на лбу.

Сейчас Дамьян не выглядел таким высокомерным, как в день несчастного случая или как всего несколько минут назад, когда был в группе ребят. Он стоял, облокотившись о вяз, и поза его была нарочито расслабленной. Какое-то время мы молчали. Затем, когда молчание стало уже неприлично затянутым он, наконец, произнес:

— Помнишь меня, соловей?

— Как же я забуду Белую Смерть! — ответила я. Сама не знаю, почему именно так! Как только слова вылетели, я пожалела о них. Это было до смешного глупо.

Он криво усмехнулся.

— Значит, так меня называют здесь?

— Нет, так я увидела тебя в тот момент, когда ты высовывался из мчащейся на нас экипажа.

— И не испугалась Смерти?

— Ну, ты же оказался не Смертью, — я чуть помедлила, и язвительно добавила, — а всего лишь маленьким мальчиком с белыми волосами.

— А ты всего лишь резвой птичкой, бросившейся под копыта!

Мы снова замолчали. Дамьян не смотрел на меня, а разглядывал людей у костра. Я же не понимала, зачем он остановил меня и потянул сюда в лес, если молчит и ничего не говорит.

— Что опять решил без спроса поездить по окрестностям, как в прошлый раз? — спросила я.

— Мне уже давно не требуется разрешение старика. Разве ты не заметила — я уже вырос из детского возраста.

— Из детского возраста, может, и вырос, а вот ростом еще явно маловат!

— Зато, я смотрю, твой язык стал намного длиннее с нашей последней встречи. Растет, прям, не по дням, а по часам.

— Тебе подобная скорость тоже не помешала бы. А то такими темпами, как сейчас, ты до самого почтенного возраста в малявках проходишь.

Естественно, я понимала, что своими словами задеваю его, но все равно высказала их. Видимо, ночь, пылавшая огнями, танцы и пьянящий пунш сделали свое дело — я стала наглой и смелой, и несла всякую чушь, вертевшуюся на языке.

Я почувствовала, как он напрягся, но в следующий момент рассмеялся. У него был надтреснутый хриплый смех. Затем он вызывающе сказал:

— Птичка хочет знать, почему я здесь появился?… Говорят, что в давние времена дикари отмечали день плодородия любовными оргиями. Они скакали вокруг костра и плясками доводили себя до неистовства, после предаваясь страстным совокуплениям. Мне не терпелось самому убедиться в этом. И, похоже, сегодня как раз такой день. Забавно наблюдать, как добропорядочные люди превращаются в буйных дикарей, словно сами вот-вот предадутся…

— Прекрати!

Он замолчал и выжидательно посмотрел на меня. От смущения я вся горела. А тут еще, как назло, разыгралось воображение, и без того разгоряченное пуншем.

— Я рада, что мы тебя позабавили! — в сердцах воскликнула я. — Надеюсь, по крайней мере, в этот раз твои лошади не взбесились, и все скачущие дикари остались целыми и невредимыми. Хотя в чем можно обвинять бедных животных, когда у них такой хозяин!

Сказав ему это, я торопливо развернулась и направилась в сторону поляны. Как он меня злил! Ведь он специально оскорбил меня и всех нас! Да еще таким грязным способом! Хотя я понимала, что он сделал это в отместку на такие же оскорбительные для него слова с моей стороны. Сама виновата! Вот и нечего обижаться и катить на него бочку. И почему я подумала, что могла бы с ним спокойно общаться, после всех прошлых оскорблений! Мы нормально и минуты поговорить не можем, сразу же цепляемся друг к другу.

Но Дамьян не дал мне уйти. Он ловко поймал меня за руку и сильно дернул к себе.

— Ну уж нет, так быстро я тебя не отпущу!

Неожиданно моя нога зацепилась за торчавший из земли корень, и я упала на него, больно ударившись локтем о ствол дерева.

— Первый раз в мои объятия бросаются с воплями, — сдавленно произнес он подо мной. — Не думал, что это произойдет так неожиданно, и я окажусь в таком… э-э неудобном положении. Хотя если смотреть отсюда, положение явно становиться все интересней и интересней…

— Ты что, решил меня убить! Взыграла горячая кровь Китчестеров? — огрызнулась я, поднимаясь и потирая болезненно ноющий локоть.

Он встал и отряхнулся. От падения кепи слетела, и в волосах запутались сухие веточки и листья, черными пятнами выделяясь на светлом фоне. У меня так и чесались руки убрать их с его волос. Но он, заметив мой взгляд, тряхнул головой и взъерошил волосы пятерней, избавляясь от мусора. Потом отыскал шапку и нахлобучил ее на макушку, снова повернув козырьком назад.

— Тебе лучше знать, на что способна кровь Китчестеров! — сказал Дамьян, наконец. — Может быть, способна и на убийство! Я стараюсь не общаться с твоей родней.

— Вот уж кто-кто, а я точно не знаю, на что способна кровь Китчестеров! Я никогда не видела никого из них, кроме своего отца. А отец был изгоем, он не был таким как они!

Мальчишка вскинул голову и осмотрел меня с ног до головы так, будто бы я какое-то противное насекомое, мешавшееся ему под ногами. Меня этот взгляд еще больше разозлил, и я постаралась ответить ему тем же. Мне даже прикидываться не надо было. Для меня он был самым мерзким мальчишкой, поэтому мой взгляд просто источал ядовитое отвращение. Ему это, похоже, понравилось. Потому как он вдруг расплылся в улыбке.

— Тогда мы оба ошиблись, соловей. Я не Китчестер. Моя фамилия даже не Сноу, как у графа или у тебя. Я седьмая, нет, десятая вода на киселе и уже не принадлежу к роду. Я сам по себе!

Не понятно, чем он был доволен — моей ошибкой или тем, что не принадлежит к Китчестерам. Но мне это показалось странным, так как люди говорили, что он будто бы наследник, а значит должен получить и титул графа Китчестера.

Я стояла и смотрела на него, пытаясь понять, что он за человек и как с ним себя вести. Я еще не отошла от выпитого пунша, и голова у меня гудела, а мысли немного путались.

— Я слышала, что ты живешь в замке, и что ты наследник графа. Значит это неправда?

— Правда то, что я живу в замке. И то, что я получу замок!

— Но как ты его получишь, если ты не будешь наследником?

— Я могу им стать! — загадочно сказал Дамьян. — И потом, меня не волнует титул Китчестеров — мне важен только замок! Он будет мой! А титул может катиться ко всем чертям!

— А какой он — этот замок? — внезапно услышала я свой голос. Естественно, мне хотелось знать о нем, только я не думала, что спрошу об этом у него.

Он долго молчал, раздумывая. Сейчас он был серьезным. Очень серьезным. И смотрел куда-то вдаль, разминая пальцами зеленый лист. Затем он взглянул на меня.

— Тебе действительно хочется узнать о нем? — он пристально вглядывался мне в лицо, словно от того, что там найдет, зависел его ответ.

— Да, Дамьян! — я впервые назвала его по имени, но он не обратил на это внимания.

— Он — ЗАМОК! Понимаешь? Не просто стены, потолок, бойницы, подземелья… Нет. Он живой, настоящий! — голос его взволнованно прервался, но он тут же продолжал. — Его камни дышат и чувствуют, как живое сердце в человеческом теле. У него есть своя душа, столь древняя, что уже никто и не помнит, когда она родилась и сколько веков простояла под этим хмурым небом. Порой, слышны шепоты и эхо в залах, словно стены переговариваются друг с другом. А иногда отовсюду раздаются скрипы и шорохи. Тогда кажется, что камни хотят вырваться из земли, с надоевшего места и уйти куда глаза глядят…

Затаив дыхание, я слушала его. В моем мозгу проносились картины ожившего замка. Я представляла, как он бредет по дорогам, — уставшая, древняя развалина. И никому не было дела до его одиночества. Только, может быть, мальчику с белыми волосами…

— Ты сразу полюбишь его! — сказал он уверенно. — Также как я полюбил его, когда увидел впервые, приехав сюда несколько лет назад. С тех пор я не могу представить себе другого места, где мне хотелось бы жить

— Зачем мне любить его? — удивилась я. — Я никогда не смогу побывать там, а уж тем более жить. Я — отвергнутая! И никто из Китчестеров меня не примет.

— Примут! Я тебе обещаю! Старику ты сразу понравишься. А он не выгоняет людей, которые ему нравятся. Тебе надо быть только смелее, а не отсиживаться в кустах, избегая родственников.

Его убежденность была так заразительна, и я на несколько секунд вдруг поверила, что возможно, когда-нибудь… Но потом все встало на свои места. Я хмыкнула и отвернулась, чтобы скрыть от него горькое разочарование.

— Наверняка, кроме тебя, у графа есть более близкие родственники, которые могут получить и титул и замок?

— Есть, — он сжал кулак и произнес с нескрываемой ненавистью, — все как один кровопийцы. Старику на них наплевать. Бродит привидением по комнатам и, наверняка, даже не заметит, как однажды рассыплется в прах.

Его реакция и слова удивили меня. Совсем другое я представляла о графе. И уж никогда не думала, что Дамьян может по-настоящему тревожиться о ком-то.

— Что значит привидением? Разве он не управляет своим поместьем? У нас в деревне все страшатся его. И вообще замок превратился в место жутких преступлений и пыток.

— Ты же не веришь всем этим сумасшедшим бредням о старике? — он рассмеялся. — Не знаю, может быть, когда-то он и был чудовищем, как о нем говорит эта неотесанная деревенщина, но сейчас он обычный одинокий старик, который бродит в ожидании смерти, подкрепляя оставшиеся силы своими воспоминаниями.

Я задумалась, мне хотелось подробнее расспросить у Дамьяна про графа и его семью, но тот, словно прочитав мои мысли, чванно заявил:

— Если хочешь узнать о своей родне — встреться с ними и все узнаешь! Я не сорока, чтобы разносить сплетни о людях, с которыми живу, сколь бы омерзительны они мне не были. Старик — единственный среди них, кто вызывает симпатию. Но и о нем я не собираюсь распространяться.

— Больно надо! Вряд ли в твоих рассказах будет больше правды, чем у неотесанной деревенщины.

Я заметила, что и мне и ему нравятся наши перепалки. У меня мелькнула мысль, что мы оба специально распаляем друг друга, чтобы вывести разговор на тропу насмешек. Но я отмахнулась от этой мысли, слишком уж крамольной она была.

— Тебя зовут, соловей. Слышишь? — негромко сказал он, указывая в сторону поляны.

Я обернулась и прислушалась. И вправду, от костра, где веселился народ, раздавались крики Виолетты. Она быстро шла, держа за руку раскрасневшуюся Сибил, оглядываясь, и помахивая своей шляпой. За ними маячили Рэй и Николс вместе с братьями Бредли и Билом.

— Найтинге-е-ейл! — голос Летти звонко разлетался над поляной. Ей вторили мальчишки.

— А она милашка! — наблюдая за ней, сообщил мне Дамьян. Как будто бы я этого не знала! Ну почему, все стразу смотрят на Виолетту, стоит только ей появиться! Никогда меня раньше это так не задевало, как сейчас.

— Да, она очаровательна, прелестна, восхитительна, умопомрачителна! — проговорила я и раздраженно обернулась к нему. — Есть еще уйма эпитетов!…

Я в смятении подумала, что веду себя глупо. И незачем мне было так открыто демонстрировать свою обиду. С ним я с самого начала вела себя глупо. А ведь я всегда гордилась, своей способностью мыслить здраво!

— Ты завидуешь ей! — он нагло ухмыльнулся. — Вздорная, наглая, дерзкая птичка завидует прекрасному лебедю. Надо же, а я думал, что ты совершенна, как трели соловья!

— Я не за-ви-дую! — По слогам и почти спокойно произнесла я. — Я ухожу, рада была встречи и надеюсь больше не увидимся! И спасибо, что рассказал про замок.

Я благодарила действительно искренне, несмотря на все его оскорбления.

— Постой! — резко бросил он, и уже в который раз схватил меня за руку. Я знала, что завтра на ней появятся синяки, так крепко Дамьян сжимал ее. — Не уходи!

Он сказал это так, словно выплюнул обжигающий кусок пирога, который в голодной спешке жадно откусил. Его лицо на краткий миг исказилось судорогой облегчения, будто бы избавился от чего-то тяжелого, что мешало ему. Но облегчение это было неприятным и противным ему, так как он жалел о нем. Дамьян отпрянул от меня и в ту же секунду уже презрительно усмехался. Как будто бы и не было тех слов, которые помимо воли вырвались у него. Его черные глаза в свете костров яростно блестели, отражая огненное пламя.

— Тебе сколько лет?

— Что? — переспросила я, подумав, что ослышалась.

— Мало того, что у тебя скверный характер, так ты еще и глухая к тому же!

— Уж кто бы говорил про скверный характер! Сам-то не сахарный фрукт!

Меня уже второй раз обвиняли в глухоте. Первый раз Виолетта во дворе школы, когда я пыталась подружиться с Сибил. Да уж, эти двое стоят друг друга. Оба — самодовольные типы!

— Так сколько? — снова спросил он грубо.

— В сентябре будет шестнадцать! И в отличие от этих подлиз Бредли, я не позволю командовать собой какому-то…сморчку, вообразившему себя большим грибом!

Несмотря на бушевавшую во мне злость и обиду на него, я была ужасно довольно собой, что смогла поставить его на место! В душе я, прям, сияла от гордости, как начищенная дверная ручка. Но внешне, изо всех сил старалась сохранять спокойствие, чтобы не дать еще одного повода назвать меня дикаркой.

— Сгодишься…

— Сгожусь для чего? — переспросила я его настороженно, заметив, как он нагло ухмыляется.

— Разве ты не поняла? — его ухмылка сделалась еще шире и наглее. — Мне нужна ты! Я тебя обожаю. И собираюсь жениться на тебе.

В тот момент я осознала, что испытывают люди, когда после долгого падения с большой высоты шмякаются об землю и превращаются в мокрое место. Тогда же я подумала, что меня так сильно расплющило этими словами, что даже мокрого места не осталось.

Наверное, с разинутым ртом я представляла собой незабываемое зрелище. Как-то не вовремя я вспомнила про растрепанные после танцев волосы и попыталась пригладить их, но безуспешно. Мне надо было чем-то занять руки, чтобы успокоить взвинченные нервы, поэтому я отломила веточку и стала тщательно обдирать с нее кожу. Текли минута за минутой, а я все теребила ее и никак не решалась взглянуть на Дамьяна. В голове крутились вихрем тысячи мыслей.

Не знаю, чего он ждал от меня. Восторженных возгласов или, может быть, рыданий у него в ногах. Сейчас он был уже тем спесивым мальчишкой, который подошел ко мне тогда у школы.

— Ты молчишь! Сморчок не достоин твоего ответа? — издевательски спросил он. — Или ты думаешь, что я — малявка, — и мне рано говорить о женитьбе?

— Нет! — выдохнула я.

Я, правда, не знала, что сказать. В его словах слышались обвинение и желчь, но в тоже время и горечь. Может он только разыгрывает меня. И все это — глупая шутка. Я судорожно вздохнула. Где-то там, Виолетта все еще продолжала меня звать. И надо было идти, иначе она всполошит всех в округе. Мне кажется, что он все понимал и все чувствовал, что творится со мной.

— Ты меня совсем не знаешь, чтобы говорить такие вещи!

— Я знаю тебя достаточно. Уж не думаешь ли ты, что я упущу из вида того, кто стал мне не безразличен с первой же минуты? Уже через два дня я знал о тебе все!

— Но это же абсурд! Нельзя просто так взять и заобожать кого-то с первого взгляда!

— Почему? Почему нельзя, соловей?

— Потому что… — я беспомощно замолчала, всматриваясь в его глаза, и боясь того, что могу прочесть в них. Уже в который раз я не нашлась, что ответить ему. Столько слов роилось в голове, но ни одно из них не подходило для того, чтобы объяснить, почему я считаю его слова абсурдными, невозможными, невероятными.

Пока я подыскивала ответ, Дамьян подошел ко мне совсем близко. Так близко, что в его глазах я могла различить свое дрожащее в свете пламени отражение.

— Я хочу, чтобы ты знала — я не делаю того, что мне не нужно. И если я решил, что мне нужна ты, значит никто и ничто изменить это не в силах. Я добиваюсь своего любыми способами!

Сейчас он выглядел каким-то бешенным и, словно скалился в предвкушении добычи. Я не на шутку испугалась, и мне захотелось броситься наутек. Я молча развернулась и пошла из леса, не чувствуя ватных ног и не замечая, куда иду. На этот раз он не остановил меня.

Я не помню, как встретилась с подругами и тетей, не помню дорогу до дома. Все мои мысли занимал только этот "сморчок". А в голове назойливо крутилось "Мне нужна ты! Я тебя обожаю. И собираюсь жениться на тебе". Дома я забежала к себе в комнату и подошла к висевшему на шкафу зеркалу. Долго всматривалась в отражение, пытливо изучая свое лицо.

Волосы и вправду стояли дыбом. Я всегда их считала наказанием. И даже тетушка при расчесывании иногда в сердцах называла их "лохматой бедой". Они прямые и очень густые, но ужасно непослушные. Все аккуратные косы и тугие узлы распадались у меня часа через два, а волосы путались и упрямыми прядями торчали в разные стороны. К тому же они ужасного цвета. Хотя тете цвет нравился, и она называла его "каштановым". А мне он напоминал цвет шкуры той злосчастной коровы, которая загнала меня в навоз. "Бурые", вот они какие! Но в свете костров, они наверно были огненными. Как у дикарки!

Светло-карие глаза сейчас казались больше и возбужденно блестели, на щеках пылал яркий румянец. Наверно, в данный момент меня можно было назвать красавицей. Так оживил мой облик этот совершенно необычный разговор.

Я была не права, когда сказала, что это происшествие выбило меня из колеи и взволновало меня на некоторое время. Нет. Оно внесло в мою размеренную жизнь тревожное беспокойство и сумятицу в мыслях и чувствах. Эта ночь принесла мне не только волнение, но и бесконечные вопросы, на которые я мучительно искала ответы. Я была настолько поглощена ими, что решила на следующее лето непременно увидеть Китчестер. Посмотреть на замок хотя бы издали и возможно еще раз встретить Дамьяна.