Соперничество сердец

ГЛАВА 1

Я всегда считала, что женщина с богатым воображением не будет нуждаться ни в чем в жизни. Она превосходит тех, у кого есть какие-либо достижения или такие мимолетные добродетели, как остроумие или красота. Самая богатая женщина в мире — пускай только в своей голове.

Сегодня я была бы рада, будь я просто пунктуальной.

Вместо этого опаздываю уже на час, мчусь по улицам Парящей Надежды, и мое настроение даже не близко такое же оптимистичное, как название этого города.

Подумать только, что с утра оно было приподнятым. Это, конечно, было до того, как я пропустила свою остановку, поэтому пришлось выйти на следующей, потом едва успела сесть на обратный поезд, потерялась в городе и затем, наконец, — но это было ужасной ошибкой — спросила дорогу у блуждающего огонька¹.

Меня предупреждали об этих созданиях в брошюре для туристов. В ней был полезный список опасностей, которых человеку стоит избегать, посещая остров Фейрвивэй. Все было детально изложено — от сделок с фейри до смерти от рук кельпи ². Этот список показался мне на удивление забавным, и я сразу же переписала его в блокнот, озаглавив «14 способов умереть в Фейрвивэе: иллюстрированное руководство». Поэтому если бы моя перерисовка блуждающего огонька из брошюры хоть немного соответствовала действительности, возможно, тогда я бы сразу признала это голубое пламенное существо.

У меня есть три вещи, которые я хочу сказать в свое оправдание.

Первое: я предположила, что это спрайт или сильфа³. В конце концов, это Ветряной двор, а мои исследования о фейри-существах гласят, что блуждающие огоньки чаще всего встречаются в Огненном или Лунном.

Второе: даже несмотря на то, что пойти за огоньком через болота — это Способ Умереть № 7 из-за риска утопления, мощеные улицы и очаровательные витрины Парящей Надежды обещали спасение от вышеупомянутой гибели.

И третье: ну, огонек был очень добр и предложил лично сопроводить меня до места назначения.

После чего сбил с нужного с пути, приведя меня обратно на вокзал, а затем с хохотом удрал, забрав себе бумажку с адресом нужного мне книжного магазина «Полет фантазии».

По-прежнему считаю, что в брошюре следовало подробнее расписать не только смертельные, но и самые обыкновенные опасности, которые несут блуждающие огоньки.

Нетерпение сдавливало грудную клетку, пока я снова шла по уже пройденным улицам, а мое хмурое выражение лица сильно отличалось от того изумленного взгляда, который был при первом посещении Парящей Надежды. Тогда у меня был еще целый час в запасе, и я неспешно любовалась витринами, зданиями пастельных цветов с мансардными крышами и сложной резьбой, красивыми прохожими — и людьми, и фейри — в элегантных костюмах и модных дневных нарядах. Сейчас же мои глаза выискивают уличные знаки. Может я и не помню нужный адрес, но точно знаю, что книжный находится на Грозовой улице. А если я найду ее, то и магазин отыщу. А если найду его — может, у меня все еще есть шанс не упустить самую важную возможность в своей жизни.

Мой саквояж вот-вот вырвет руку из плеча, так что я отказываюсь от попыток нести его как истинная леди и прижимаю к груди. Протискиваясь сквозь толпу прохожих на тротуарах и лавируя между конными повозками в туфлях на каблуке, совершенно непредназначенных для ходьбы, я постепенно перехожу на неуклюжую, шаткую походку. Почему я выбрала красоту вместо удобства в такой день — уму непостижимо. Если бы у меня была хоть капля здравого смысла, я бы надела низкие ботинки, легкую блузу, юбку для прогулок и шляпу.

А вместо этого я — запыхавшаяся, вспотевшая развалина: подол моего слишком длинного платья испачкан, а непослушные рыжие волосы окончательно проиграли стихии. В конце концов, это же Ветряной двор — он назван так не без причины. Половина моих прядей уже выскользнула из прически, а особо упрямая завилась вокруг дужки очков. Я бы и рада остановиться и поправить волосы, но совсем не могу позволить себе еще одну заминку. Их и так было слишком много для одного дня.

Первый случай произошел в поезде. Я вышла из своего спального купе в вагон-ресторан, чтобы позавтракать, и оказалась рядом с двумя фейри, одетыми в изысканные костюмы. Поняла, кто они, по заостренным ушам. К тому же у одного из них были рога, а у второго за спиной извивался длинный, хлесткий хвост.

Как бы ни старалась, я не могла отвести от них глаз. И дело было не только в том, что они фейри. Пускай я все еще привыкаю к тому, что здесь эти существа не миф, а часть повседневности, меня куда сильнее заворожила их красота. Это были одни из самых привлекательных мужчин, которых я когда-либо видела. И чем дольше я на них смотрела, тем быстрее начинала работать моя фантазия.

Не успела оглянуться, как в руках у меня оказались перо, чернильница и блокнот, завтрак остался забытым, а я уже записывала историю душераздирающей любви.

Я назвала их Йоханнес и Тимоти. Йоханнес — тот, что с рогами — был хирургом и спас жизнь Тимоти, обладателю хвоста. Они безнадежно влюбились друг в друга, но их зарождающимся отношениям суждено было столкнуться с внезапным поворотом судьбы. Йоханнес оказался бывшим женихом лучшего друга Тимоти! А когда я добралась до любовной сцены… о, я уже точно знала, что Тимоти найдет весьма аппетитное применение своему хвосту...

Вот так я и проехала свою остановку.

Близкие люди всегда говорили, что мое воображение в итоге меня погубит. И, возможно, они были бы правы, если бы это не стало причиной, почему я здесь. Меня пригласили на остров Фейрвивэй как раз благодаря моему воображению. Точнее книгам, которые оно позволяет мне писать.

У себя дома, в Бреттоне, я никто. Безызвестная писательница, за плечами у которой почти ничего нет. Но по какому-то чуду на Фейрвивэе, этом сказочном острове, где люди и фейри живут бок о бок, я довольно знаменита. По крайней мере, так сказал мой издатель, когда предложил провести месяц в туре в честь выхода моей новой книги — первой, в которой я написала о фейри. Это должна была быть моя возможность доказать, что я действительно достойна издательского контракта. Причем, надо сказать, весьма щедрого — в сравнении с теми грошами, которые я получаю за годы тяжелой работы в Бреттоне. Я надеялась, что книжный тур принесет мне еще один контракт.

Но чем больше проходит дней с момента моего отъезда, тем больше мои надежды рассыпаются. Потому что сегодняшний провал вовсе не первый. Если уж конкретизировать, я опаздываю на две недели на собственный книжный тур.

Две.

Недели.

Клянусь, все, что случилось до сегодняшнего дня, не моя вина.

Я едва не плачу от облегчения, когда наконец замечаю Грозовую улицу и вижу вывеску «Полет фантазии» на другой стороне дороги. Мозоли на лодыжках вопят от боли, пока я с другими пешеходами дожидаюсь, когда кареты хотя бы ненадолго освободят дорогу. Ноги вопят от боли еще громче, когда я перебегаю улицу. Мне уже тяжело дышать, когда добираюсь до дверей книжного. И несмотря на нескончаемый поток людей вокруг, мне становится наплевать и на гордость, и на приличия. Я опускаю руки, роняю саквояж прямо на мостовую и выдыхаю с отчаянным «Слава богу».

Внезапно я слышу смешок от мужчины, которого не заметила ранее из-за всей этой уличной суеты. Пока я стою, согнувшись пополам в попытках перевести дыхание, он отталкивается от стены, на которую опирался, и с усмешкой оглядывает меня с ног до головы.

На вид он моего возраста или на пару лет младше. Мне двадцать девять, значит, ему где-то двадцать пять? Он высокий и стройный, с той лукавой красотой, что выглядит настолько случайной, что не может быть не настоящей. У него светлые блондинистые волосы, спадающие ленивыми локонами на одну бровь. Судя по округлой форме ушей, он человек. Или, по крайней мере, наполовину. Только у чистокровных фейри уши всегда заострены. На нем серые брюки, жилет в тон и криво завязанный шейный платок. Рукава закатаны до локтей, руки засунуты в карманы штанов. Между губами у него зажата сигарилла, но судя по сладкому, цветочно-ванильному аромату, повисшему в воздухе между нами, он точно не курит тот приторный табак, популярный в Бреттоне. Скорее всего, какая-то изысканная фейри-трава.

Его нахождение возле книжного наводит на мысль, что он либо покупатель, либо сотрудник, вышедший на перерыв. Или… может, он здесь ради меня? В этом ведь и состоит моя задача в «Полете фантазии» — подписывать книги и встречаться с фанатами.

Мужчина вынимает руки из карманов, переводит взгляд с меня на мой саквояж, потом снова на меня. Улыбается, обворожительно, демонстрируя ямочку на щеке.

— Эдвина Данфорт, я полагаю?

Я выпрямляюсь и пытаюсь привести волосы в порядок, но понимаю, что пряди все еще закручены вокруг дужек очков.

— Да, — отвечаю я с тем достоинством, какое только можно собрать в себе, сдувая волосы с лица.

Он делает еще одну затяжку сигариллой.

— Уже думал, вы не придете.

— Я знаю, что опоздала. Мне ужасно жаль. А вы… пришли на автограф-сессию?

Его улыбка становится шире, когда он сокращает расстояние между нами и протягивает свободную руку:

— Монти Филлипс, младший публицист в «Флетчер-Уилсон».

— О! — я с энтузиазмом пожимаю ему руку. «Флетчер-Уилсон» — мой издатель во Фейрвивэе. — Значит, вы отвечаете за тур. Пожалуйста, скажите мне, что сегодняшнюю встречу с читателями не отменили.

— Не отменили, — на миг его улыбка гаснет. — Вы получили нашу последнюю телеграмму?

О нет. Только не этот тон. Я тут же чувствую, что новости будут плохими.

— На корабле, да. Мне сообщили, что тур продолжается по графику, и я пропущу только две даты: автограф-сессии для Летнего и Морского дворов.

— Верно, но мы отправили еще одну телеграмму следом — в отель «Гласбич⁴» на прошлой неделе.

У меня сжимается желудок.

— Когда меня наконец пропустили через таможню, в «Гласбиче» уже не было мест. Меня переселили в «Пинк Свон⁵».

— Ох, — он трет лоб. — Ну, неважно. Я могу рассказать вам сейчас. Несмотря на то, что мистер Флетчер решил не откладывать и не отменять тур, он посчитал разумным использовать даты, которые вы пропустите, и... пригласить запасного автора. На случай, если вы вообще не приедете.

Мне требуется несколько секунд, чтобы осознать, что он имеет в виду.

— Вы... вы хотите сказать, что меня заменили? Но я же здесь. Я проделала весь этот путь.

Я тут же смыкаю губы, решив не добавлять ни слова. Дискомфорт поднимается в груди, знакомое ощущение, которое всегда предвещает, как я вот-вот скажу что-то лишнее. Я терпеть не могу, когда меня неправильно понимают, и с трудом сдерживаюсь, чтобы не начать оправдываться. Я уже не раз убеждалась, что лучше быть терпеливой и высказываться ясно, спокойно, по существу…

— Клянусь, я бы приехала вовремя, если бы могла!

Слова срываются с губ быстрее, чем я успеваю их остановить. И хотя мне ужасно хочется их проглотить, я уже не могу остановиться.

— Я не ожидала кораблекрушения. Хотя, признаю, что «кораблекрушение» — это преувеличение, на самом деле так, неприятный инцидент. Но шторм действительно накрыл нас, когда мы пересекали пролив между Бреттоном и Фейрвивэем. Путь прервался на несколько дней, а когда мы все же вернулись на курс и добрались до острова, нас прибило совсем к другому порту. Можете себе представить, какой это устроило кошмар на таможне. Я почти неделю просидела взаперти в своей каюте, пока они разбирались с бумагами.

— Мисс Данфорт…

— И я знаю, что сегодня опоздала, и это непростительно. Но это только частично моя вина.

Он открывает рот, но передумывает и вместо ответа долго затягивается сигариллой.

А я продолжаю говорить, как на духу:

— Понимаете, я спросила дорогу у блуждающего огонька. Пожалуйста, не читайте мне нотации, я и так чувствую себя полной дурой. Я вообще-то пришла за час до встречи... до того, как заблудилась. А до этого собиралась прийти аж за три часа. Но потом я пропустила свою остановку. Это было... ну, это тоже моя вина. У меня в голове возникла блестящая идея для новой истории, и, поскольку там были фейри, я подумала, что мистеру Флетчеру может быть интересно рассмотреть новую заявку…

— Мисс Данфорт, — перебивает мистер Филлипс, на этот раз твердо, — вас никто не заменяет.

Сдавленное чувство уходит из груди, и я наконец-то могу прекратить этот бесконечный поток оправданий.

— Не заменяет?

— Нет, вы просто приобрели попутчика по туру.

Он отходит в сторону и указывает на мольберт с афишей у входа в книжный магазин. Наверху написано: Тур «Сердцебиения». Ниже — мое имя, Эдвина Данфорт, а под ним — другое: Уильям Хейвуд.

Уголки губ дергаются в попытке сгримасничать, но я стараюсь удержать лицо в натянутой улыбке. Как бы ни задевало мою гордость делить то, что изначально должно было быть моим туром, это все же лучше, чем быть замененной полностью. Я перевожу взгляд с афиши на мистера Филлипса.

Он снова одаривает меня улыбкой с ямочкой, будто этим можно меня успокоить.

— Вы пишете горячие любовные романы, он — горько-сладкую поэзию. Ваш союз просто создан на небесах. Как и вы, он один из новых и ярких авторов «Флетчер-Уилсон».

Что ж, мне приятно, что меня назвали «новой и яркой», даже если этот комплимент прозвучал в паре с другим в адрес некоего Уильяма Хейвуда. Я снова смотрю на афишу и вслух читаю название:

— Тур «Сердцебиения».

Мистер Филлипс поднимает мой саквояж с земли и кивает в сторону двери:

— Экземпляры вашей книги уже внутри и ждут, чтобы их подписали. Вы готовы?

Эти слова поднимают во мне волну гордости, и вместе с ней пробуждают искру восторга. Я еще даже не видела свою новую книгу и никогда прежде не подписывала ни одного экземпляра кому-то, кроме членов семьи.

Так. Это самый важный день в моей жизни. Я справлюсь. Я смогу… поделиться туром. Это ведь не значит, что я что-то теряю. У меня уже есть издательский контракт. Что может пойти не так?

Я глубоко вдыхаю:

— Я готова.

Мистер Филлипс кивает и поворачивается к книжному… только чтобы тут же развернуться обратно. Хмурясь, он тыкает пальцем себе по виску, где-то у глаза.

— Вы… эм…

Я моргаю, не понимая, о чем он, и только потом осознаю, на что он показывает. Я до сих пор не убрала волосы, запутавшиеся в дужке очков.

— Ах, точно.

Пылая от смущения, начинаю распутывать пряди, выдергивая при этом несколько волосинок с корнем.

Когда я снова надеваю очки, замечаю, как Монти Филлипс с явным весельем качает головой. Он делает еще одну затяжку, а потом тушит сигариллу в металлической урне у двери. Подмигнув, он говорит:

— Это будет очень интересный тур, мисс Данфорт.

ГЛАВА 2

Я следую за мистером Филлипсом в книжный магазин и резко замираю. Все то восхищение, которое я потеряла, пока судорожно искала дорогу, теперь возвращается. Интерьер магазина не похож ни на что из того, что я когда-либо видела. Снаружи «Полет фантазии» казался самым обычным заведением: двухэтажное здание с кремовым фасадом и зелено-белым полосатым навесом. Я тогда даже не взглянула на витрину, была слишком занята. Теперь же «Полет фантазии» завладевает всем моим вниманием.

Голубой интерьер книжного с белыми вкраплениями напоминает дневное небо, высокие потолки позволяют вместить самые огромные книжные стеллажи, какие я когда-либо видела. Деревянная лестница ведет на второй этаж в лофтовую зону, настолько переполненную посетителями, что невозможно разглядеть, что там находится. Воздух наполнен гулом голосов, ароматами бумаги и чая. Последний, очевидно, исходит от небольшого кафе в глубине первого этажа. Движение у ближайшей стены цепляет мой взгляд, и я вижу, как книга соскальзывает с одной из высоких полок сама по себе. Сердце замирает, и я жду, что она упадет, но вместо этого она медленно и плавно опускается. Обложка раскрывается, словно крылья, и, к моему удивлению, начинает хлопать. Страницы шелестят, пока книга парит в воздухе, направляясь от полки прямо к кассе.

За прилавком стоит фейри с голубой кожей и пастельно-голубыми волосами, которые колышутся от неощутимого ветра. Она потрясающе красива и одета так, как мне бы самой хотелось: белая блуза, синяя юбка и жилет в тон. Она протягивает руки, и летящая книга плавно опускается к ней на ладони и тут же замирает.

— Это Арвен.

Я вздрагиваю от голоса Монти Филлипса. Я настолько была очарована происходящим, что почти забыла о его присутствии.

— А?

— Она заведующая «Полета фантазии». Сильфа. Она применяет магию воздуха, чтобы книги казались заколдованными, когда достает их с полок для покупателей.

Я смотрю на фейри-женщину по-новому. Так вот как выглядит сильфа. Ей могло бы быть обидно, если бы она узнала, что я спутала ее род с блуждающим огоньком. То синее, пылающее существо, сбившее меня с пути, не имеет ничего общего с человекоподобной красавицей за прилавком. Хотя в брошюре для туристов говорилось, что большинство фейри могут принимать два физических облика — Благой и Неблагой. Благая форма приближена к человеческому виду, а Неблагая чаще напоминает животное, духа или природную стихию. В основном я сталкивалась с Благими фейри, так как те, кто предпочитает Неблагую форму, обычно живут в дикой местности. С момента, как я сошла с корабля, доставившего меня на Фейрвивэй, я побывала всего в трех местах: портовый город, поезд и... вот это место. Так что мой опыт общения с фейри, прямо скажем, довольно ограничен.

— А это кто, Монти?

Еще один голос отвлекает меня от сильфы — на этот раз женский. Но когда я оглядываюсь по сторонам, не вижу его источник.

— Ах, Дафна, ты здесь, — говорит мистер Филлипс, смотря вниз на пол.

Я следую за его взглядом и обнаруживаю перед собой маленькое пушистое существо, уставившееся на меня снизу вверх. Прежде, чем я успеваю сообразить, я вскрикиваю и резко отшатываюсь на шаг назад.

— Грубо, но ладно, — говорит все тот же женский голос.

Я моргаю, глядя на это существо. Голос доносится от него, но я не вижу ни малейшего движения рта, чтобы предположить, что говорит именно оно. И вообще… что это за зверь? Похоже на ласку? По размеру примерно, как домашняя кошка, но форма… я бы описала ее как вытянутую лису с выгнутой спиной, маленькими треугольными ушками и длинным пушистым хвостом. Шерсть серо-коричневая, но с кремовым горлом и животом.

Мистер Филлипс фыркает, но тут же превращает смех в кашель:

— Даф, это Эдвина Данфорт.

— А, наша очень пунктуальная писательница наконец-то удостоила нас своим присутствием.

— Мисс Данфорт, это Дафна. Она стажер в «Флетчер-Уилсон».

— Стажер, — повторяю я. Жар заливает щеки, и я поворачиваюсь к существу по имени Дафна. — Простите, пожалуйста. Вы просто меня испугали. Вы первая Неблагая фейри, которую я встретила.

— Очевидно, ты еще и куницу ни разу не видела, — говорит она. Ее тон тихий, ровный и без единого намека на веселье.

Голос снова исходит от нее, несмотря на то, что рот не двигается. Наверное, это фейри-магия позволяет ей говорить без использования губ и голосовых связок.

— Да, не видела, — отвечаю, отчаянно пытаясь загладить ужасное первое впечатление. Я переминаюсь с ноги на ногу, не зная, будет ли вежливо присесть, чтобы говорить с ней на одном уровне. Но поскольку мистер Филлипс продолжает стоять, я тоже не двигаюсь.

— Это весь ваш багаж? — спрашивает мистер Филлипс, указывая на мой саквояж, который он все еще держит в руках. — Или остальное вы оставили на вокзале?

— Второе, — отвечаю я.

— Тогда я оставлю ваш саквояж за прилавком и схожу за остальным, пока вы обустраиваетесь. Ты справишься с автограф-сессией без меня, правда, Дафна?

— Это ты так незаметно ускользаешь на очередной перекур? — спрашивает Дафна все тем же ровным, лишенным эмоций тоном, которым разговаривала и со мной.

Может, это просто у нее голос такой? Лучше бы так. Мне бы не хотелось думать, что действительно ее обидела.

Монти усмехается:

— Проводишь ее наверх, а? Даффи, дорогая.

Она недовольно фыркает, но направляется к лестнице:

— Сюда, мисс Данфорт.

Я поспешно следую за ней, глядя наверх — туда, где за дубовыми перилами собирается толпа. Логично, что автограф-сессия проходит именно там. Судя по всему, она уже началась.

Мой спутник по туру, должно быть, уже здесь. Он, разумеется, прибыл вовремя в отличие от меня.

При одной только мысли, что сейчас меня выставят перед всеми этими незнакомцами — да еще и перед другим автором — в груди начинает покалывать тревога. Но я делаю все возможное, чтобы выдохнуть это волнение.

Пока Дафна плавно поднимается по лестнице, во мне снова вспыхивает восторг от встречи с первой Неблагой фейри. Я едва сдерживаюсь, чтобы не вывалить на нее все вопросы разом — язык буквально горит от нетерпения. Но мне так хочется все узнать. Есть ли у Дафны фамилия, или мне обращаться к ней по имени, как это делает мистер Филлипс? Она всегда пребывает в Неблагом облике? Есть ли у нее человекоподобная форма, или она из тех фейри, кто предпочитает не менять облик вовсе? Мягкий ли мех у куниц? Позволила бы она мне ее погладить… или это самая оскорбительная вещь, которую я могу….

Я сдерживаю писк, когда мои неудобные туфли цепляются за кружевной подол моей слишком длинной юбки. Спотыкаюсь, но успеваю ухватиться за перила, прежде чем окончательно грохнуться. Чертово платье и все его кружевные слои.

Очки съезжают на кончик носа, пока я выпрямляюсь. Быстро возвращаю их на место и пытаюсь вернуть себе видимость достоинства, но, к своему ужасу, замечаю, что уже привлекла внимание группы посетителей, стоящих у верхней части перил. Натянуто улыбаюсь и продолжаю подниматься. Дафна уже достигла верха лестницы и юркнула между ногами и юбками покупателей, скрывшись из виду.

Я не пытаюсь догнать ее и вместо этого спокойно дохожу до последней ступеньки. Оказавшись наверху, оглядываюсь. Стены выкрашены в те же голубые и белые тона, что и нижний этаж, но книжные стеллажи здесь не выше груди. Арочный потолок увит канатами с шарообразными лампами. Их свет гораздо ярче газового освещения, к которому я привыкла в Бреттоне. Фейрвивэй славится тем, что использует электричество, питаемое потоками фейри-магии — лей-линиями, пересекающими весь остров. Над гирляндными лампочками порхают десятки сложенных бумажных птиц. Если летящая книга, которую я видела внизу, была иллюзией, созданной воздушной магией, то птицы, должно быть, по-настоящему заколдованы.

Что-то дергает меня за подол. Опускаю взгляд и вижу, как Дафна сидит на задних лапах, одной когтистой лапкой потянув за мою юбку.

— Пойдем. Твой стол вон там.

Она юрко проныривает сквозь толпу, и в этот раз я пытаюсь угнаться за ней. Пытаюсь — ключевое слово, ведь она маленькая и юркая, а я хоть и невысокая, но все же полноразмерный человек среди толпы, которая поголовно выше меня. Меня никто не замечает: каждый либо увлечен разговором с соседом, либо пристально смотрит в конец зала с нетерпением на лице. Большинство из них выглядят как люди, мужчин и женщин примерно поровну, хотя я успеваю заметить пару заостренных ушей, яркие волосы, необычный оттенок кожи или звериные черты вроде усов или рогов. Четкой линии очереди нет, но, похоже, половина присутствующих ждет своего момента, чтобы подойти к задней части зала. Остальные просто неспешно бродят между стеллажами. Это первый раз, когда я вижу такую живую, почти праздничную атмосферу в книжном магазине. Хотя, если подумать, это вообще первая в моей жизни автограф-сессия. Я так ошеломлена, что не сразу замечаю, что у многих посетителей в руках книга — тканевый переплет зеленого цвета с золотым тиснением на обложке.

Неужели…

Это моя книга?

Они ждут меня?

Скорее всего, они ждут моего спутника по туру. Ну, того автора, который уже на месте, но об этом не так приятно думать.

И все же сама мысль о встрече с читателями придает мне решимости. Я двигаюсь к задней части зала уже с меньшей тревогой, извиняясь перед теми, кого задеваю по пути. Чем ближе я подхожу, тем плотнее становится толпа. Теперь уже не удается просто проскользнуть между фигурами, приходится слегка постукивать по плечу стоящих впереди и вежливо просить уступить дорогу. На раздраженные взгляды, которые на меня бросают, я торопливо объясняю:

— Я второй автор. Пытаюсь пройти к своему столу.

Фраза вызывает недовольство и хмурые взгляды, но мне все же уступают дорогу. К этому моменту голос почти сел от постоянных повторений, и лишь несколько человек отделяют меня от двух столов впереди. Они стоят между стеллажами, протянувшимися от стены до стены, и пройти за них можно только через узкий промежуток между самими столами. Промежуток, который сейчас полностью перегорожен. Я бросаю взгляд на трех оживленно беседующих мужчин слева и высокую женщину справа. Если бы хоть кто-то из них сдвинулся буквально на пару дюймов, я бы могла проскользнуть и наконец дойти до своего места. Я тянусь к женщине, чтобы коснуться ее плеча, но прежде, чем мои пальцы ее дотрагиваются, она наклоняется вперед, и моя рука повисает в воздухе.

— А это вы тоже подпишете? Для моей сестры, — говорит она, доставая из сумки на полу экземпляр зелено-золотой книги. И еще один. — И это? Для кузины.

Кажется, она добавляет к стопке третью книгу, но не уверена. Все мое внимание поглощает мужчина, сидящий за столом. Он высокий, но не потому, что все остальные выше меня из-за моего роста. Даже сидя, даже с чуть наклоненной, небрежно-изящной осанкой, он выглядит так, будто встанет и будет возвышаться надо мной как башня. Широкие плечи мягко очерчивает костюм в оттенках изумруда и шалфея. Шейный платок из кремового шелка повязан чуть свободно, обнажая рельефные сухожилья на шее и мужественные линии горла. И волосы… Его прическа беспорядочна, будто он только что встал с постели, но уложена с такой точностью, что ясно: каждая непослушная прядь лежит на своем месте. Цвет волос настолько темный, что, кажется, не может определиться, он сланцевый, черный или с фиолетовым отливом. Пряди спадают на заостренные уши, украшенные россыпью золотых сережек: гвоздики, каффы, тонкие кольца. Мой взгляд опускается к его глазам — они такого невыносимо ярко-синего цвета, что хочется заплакать.

Это Уильям Хейвуд? Поэт? Мой спутник по туру?

Я не знаю, радоваться мне или завидовать. Неудивительно, что здесь так людно. Они все пришли ради него, этого чертова произведения искусства.

Женщина передо мной наконец выпрямляется, стопка книг у нее в руках теперь почти до груди. Я трясу головой, прогоняя наваждение, и снова собираюсь коснуться ее плеча. Несмотря на это секундное отвлечение, я успела лучше разглядеть свой стол. Даже сейчас замечаю растущую стопку сиреневых книг за спинами все еще болтающих между собой мужчин — и крошечную когтистую лапку, которая аккуратно кладет книги одну за другой. Похоже, Дафна распаковывает коробку с моими экземплярами. Судя по пустому столу, у издателя было не так много веры в то, что я вообще появлюсь сегодня.

Я прочищаю горло и, наконец, касаюсь плеча женщины.

Она не реагирует.

Я снова стучу по ее плечу, но безрезультатно. Она болтает без умолку с мистером Хейвудом. Я не вижу его за ее спиной, но слышу его глубокий баритон: как он с интересом с ней разговаривает, пока перо скользит по бумаге.

Раздраженно вздохнув, вместо этого поворачиваюсь к троице мужчин.

— Простите, — говорю я, касаясь плеча ближайшего.

Он сдвигается в сторону, но вместо того, чтобы обернуться ко мне, поворачивается к моему столу. Его внимание цепляется за стопку книг. Взяв верхний экземпляр, он читает вслух название: «Гувернантка и фейри».

Сердце трепещет, когда я слышу название своей книги. Мне до боли хочется увидеть ее обложку и подержать первый раз в руках. Я подбираюсь ближе к мужчине, готовая протискиваться между двумя столами, если придется. И именно в этот момент он резко разворачивается в сторону поэта. Я отскакиваю, чтобы не врезаться, и налетаю на кого-то другого. Девушка с горой книг уже ушла, и ее место заняла следующая из очереди.

— Простите, я была здесь первой, — говорит она и смотрит на меня, испепеляя взглядом.

Я машу руками:

— Нет, вы не поняли…

— Это ваше? — спрашивает мужчина, держащий мою книгу.

Я отворачиваюсь от женщины и обращаюсь к мужчине, губы расплываются в сияющей улыбке:

— Ага…

— Разумеется, не моя, — говорит мистер Хейвуд.

Моя челюсть захлопывается. Мужчина спрашивал не меня, а поэта.

Хейвуд откидывается на спинку стула, на его губах кривая усмешка.

— «Гувернантка и фейри», — произносит он с издевкой. — Вы правда думаете, я стал бы писать такую похабщину и чепуху?

Мужчина хохочет и без всякого сожаления швыряет мою книгу обратно на стол.

Гнев заливает щеки, пока троица мужчин, наконец, небрежно удаляется, оставив мою драгоценную книгу криво лежать рядом с аккуратно выстроенной Дафной стопкой. Пальцы сжимаются в кулаки, и я продолжаю смотреть им вслед. Не могу понять, что сильнее — обида, унижение или ярость.

— Вы следующая? — глухой голос разрывает мои нервы в клочья.

Я разворачиваюсь и понимаю, что все еще стою прямо перед мистером Хейвудом, пока девушка рядом едва не рычит от нетерпения. Фейри-поэт поднимает на меня взгляд, перо застывает над пустой страницей на форзаце книги. Голова чуть наклонена, на губах — кокетливая, почти соблазнительная улыбка.

— А вы кто, любовь моя?

— Эдвина Данфорт.

Он опускает глаза и начинает писать мое имя. Я обхожу стол и опускаюсь на свое место с той грацией и сдержанным дрожащим гневом, что бывает у богини мести.

Он хмурится, перо замирает, и лишь спустя миг он смотрит на меня.

Я приподнимаю подбородок, аккуратно подбираю брошенную книгу и возвращаю на стопку.

— Авторка похабщины и чепухи.

ГЛАВА 3

В защиту Уильяма Хейвуда — или наоборот, в укор ему — он довольно быстро пришел в себя, узнав, кто я такая. И глазом не моргнув, захлопнул книгу, где успел нацарапать лишь половину моего имени, отложил ее в сторону и вернул ту же обворожительную улыбку, что только что сияла мне, только уже следующей девушке в очереди.

— Стоило мне спуститься на три минуты, как все забыли, что такое очередь, — произнесла Дафна рядом. Ее гибкое тельце куницы устроилось в деревянном ящике: она вытаскивала оттуда книги своими крошечными лапками и выкладывала на стол. Я помогаю ей разобрать коробку, и мы распаковываем вторую. После этого Дафна протягивает мне перо и две чернильницы.

— Пока этого хватит. Попробую в очередной раз навести порядок в толпе.

И, не сказав больше ни слова, она унеслась прочь. Жаль, что она не устроила порядок раньше — до того, как меня затоптали и унизили самодовольные фейри.

До сих пор закипаю при одной мысли о его словах. Похабщина и чепуха. Про мою драгоценную книгу. Как бы, да, я люблю пошлость. Пошлость — это прекрасно. Но чепуха?

Чепуха?

Фыркнув, я отодвигаю стул вправо и выстраиваю стопку книг с левой стороны стола — такую высокую, насколько возможно, чтобы соорудить стену между собой и мистером Хейвудом. Не то чтобы я не могла отклониться и посмотреть на него, но зато это дарило мне хоть какое-то укрытие. Какая-то граница, чтобы не сорваться и не треснуть его по голове книгой.

К обиде прибавляется унижение: к моему столику так никто и не подошел, хотя толпа стала организованнее, и меня отлично видно. Часть людей уже спустилась вниз, и на лестнице выстроилась аккуратная очередь. Судя по редким взвизгиваниям, не удивлюсь, если Дафна начала покусывать лодыжки тех, кто не слушается.

И все же… никто не пришел ради меня?

Сердце сжимается, превращая раздражение в разочарование. Вздыхая, беру верхнюю книгу из стопки и наконец, как следует разглядываю обложку. Плотная ткань лавандового оттенка, узор из роз, листьев и шипов из розово-золотой фольги обрамляет название «Гувернантка и фейри». Мягкая улыбка касается губ, пока я провожу пальцами по рисунку, по каждой букве своего имени под заголовком. Это действительно самая красивая обложка из всех, что были у моих книг. В каждой линии фольги, в каждом стежке переплета читаются забота и качество.

Моя гордость разрастается, поглощая все остальные, менее приятные эмоции.

Вот зачем я здесь.

Вот оно чувство, ради которого я пишу.

А ведь я отправила эту рукопись в «Флетчер-Уилсон» просто наугад!

Терять было нечего, мой издатель в Бреттоне даже слышать не хотел о книге, где главный любовный интерес — фейри. Я не разделяла такой резкой реакции, но и я часто забываю, насколько натянуты отношения между Бреттоном и Фейрвивэем. Прошло всего двадцать четыре года с последней войны между людьми и фейри. После того, как фейри добились независимости от бреттонской власти, границы Фейрвивэя закрыли, и это сильно ударило по торговле и миграции.

По крайней мере, так написано в брошюре для туристов.

До этой поездки я знала о фейри совсем немного. В Бреттоне детей учат тому, что написано в учебниках. Нам рассказывали, что фейри живут только на Фейрвивэе; что когда-то люди открыли этот остров и познакомились с его любопытным народом. А также что раньше люди и фейри были друзьями. Что фейри приняли Благой облик после того, как попробовали человеческую еду, надели человеческую одежду и выучили человеческую речь. А потом начинаются главы о войнах между людьми и фейри — и о том, как на Фейрвивэе установилось правление фейри. Теперь, несмотря на то, что люди здесь под защитой и, кажется, процветают, визиты все еще редки, не говоря уже об эмиграции.

Я и правда невероятно удачлива, что оказалась здесь. Что подписала этот контракт. Что держу эту прекрасную книгу в руках.

Я открываю обложку, затем перелистываю на следующую страницу и замираю. Передо мной иллюстрация на весь разворот — настолько красивая, что перехватывает дыхание. Я нависаю над книгой, поправляя очки на носу, и впитываю каждый завораживающий штрих. Мне говорили, что в книге будет иллюстрация, но слышать — это одно, а увидеть — совсем другое.

На рисунке изображена самая захватывающая сцена романа: гувернантка и коварный фейри, наконец, поддаются страсти в заколдованном саду. У фейри длинные волнистые волосы, распахнутая рубашка и такие мышцы, что у меня буквально слюни текут. Гувернантка взирает на него, обмякшая и нежная в его объятиях, рукава ее сорочки соскальзывают с плеч….

— Они вот-вот перепихнутся, да?

Я захлопываю книгу, но это всего лишь Дафна, которая заглянула мне через плечо. Я и не заметила, как она взобралась на спинку моего стула.

— Эй, я вообще-то смотрела, — добавляет она тем же ровным, невозмутимым тоном, так что я даже не уверена, шутит она или нет.

Я поворачиваюсь через плечо и встречаю взгляд ее темных глаз-бусинок.

— Ты читаешь любовные романы?

— Чем горячее, тем лучше. А вот они! — Она указывает мордочкой на другую сторону стола.

Я оборачиваюсь как раз вовремя, чтобы увидеть группу молодых женщин, приближающихся к моему столику. Их ведет пышнотелая красавица, на пару лет младше меня. Все одеты в дневные платья, даже более вычурные, чем мое, волосы уложены в модные прически, а на шляпках шелковые цветы. Их образы выглядят более подходящими для церкви, чем для книжного.

Та, что была впереди всех, подходит к моему столу, прижимая руки к губам. Ее глаза блестят от слез, когда она смотрит на меня. Ее голос дрожит и звенит от волнения:

— Вы… вы Эдвина Данфорт.

— Да, — отвечаю я, выпрямляясь.

Женщина конец убирает руки ото рта:

— Это и правда вы?

— Правда.

— Вы моя любимая писательница!

Сердце подпрыгивает в груди. Я никогда не слышала этих слов.

— Правда?

— Да!

— Я?

— Да!

Я уже хотела переспросить, уверена ли она, но ее восторженный писк все подтверждает. На шум оборачиваются и те, кто стоит в очереди у соседнего стола. Один из фейри, с зелеными волосами и цилиндром на голове, смотрит на нас с явным неодобрением. А мне это только в радость.

— Они приходили раньше, — говорит Дафна, спрыгивая со стула на стол. — Но тебя еще не было, и они ушли. Я нашла их в кондитерской по соседству. Пойду поищу остальных, может, они все еще поблизости.

Она прыгает на пол и исчезает.

Значит, и правда были те, кто ждал меня.

Я встаю из-за стола с победной улыбкой. Уильям Хейвуд предстает моему взору из-за стопки книг. К моему величайшему удовольствию, он смотрит на меня с приподнятой бровью. Я отказываюсь встречаться с ним взглядом.

С преувеличенной грацией я откупориваю чернильницу, взмахиваю пером и обращаюсь к читательнице:

— Могу я что-то подписать для вас?

— Пожалуйста, — говорит она, утирая мокрые щеки, и поворачивается к подругам. Те передают ей охапки книг. Мои глаза расширяются. Не потому, что их много, а потому что это не просто несколько экземпляров нового романа — как было у той девушки, что подходила к Мистеру Поэту Засранцу. Это все мои книги. Все, что я когда-либо писала и издавала.

Но ведь из них только одна — новая — выходила на Фейрвивэе. Остальные были опубликованы только в Бреттоне.

Я пораженно смотрю на нее:

— Как вы достали их все?

— В нескольких книжных по острову, которые торгуют импортом. Но большую часть пришлось заказывать по почте из Бреттона — это обошлось мне в целое состояние. Почти год собирала.

— Но… как вы вообще узнали обо мне? Эта книга — новинка. Как вы могли собирать мои работы в течение года?

— Книжный клуб королевы Джеммы, конечно.

— Книжный клуб королевы Джеммы? — повторяю я. — Это… что?

Ее глаза округляются:

— Вы не знаете? Королева Джемма — ваша главная поклонница. Она восторгалась вашими книгами еще до того, как вышла замуж за Неблагого короля Зимы.

— Короля Зи… вы хотите сказать, она буквально королева? Это не просто… милое прозвище? Она настоящая королева, которой… нравятся мои книги?

— Абсолютно! И она ведет книжный клуб в формате ежемесячного журнала. Каждый месяц выбирает книгу, мы ее читаем и присылаем письма с отзывами. Она публикует некоторые из них и выбирает раз в месяц двенадцать человек для личной встречи. Наш клуб уже прочел половину серии «Влюбленная гувернантка». Думаю, мы бы прочли все, если бы королева не старалась быть честной и давать шанс другим авторам. Но вас она просто обожает!

Я падаю на свой стул, ноги стали слишком ватными и больше не держат. Королева. Настоящая королева — моя самая большая фанатка, которая больше года меня активно продвигает. Я с трудом пытаюсь это осознать.

Когда мой издатель написал и предложил этот тур, сказав, что на острове я вроде как немного известна, я подумала, он имел в виду, что новинка потихоньку расходится. Я и представить не могла, что уже построила имя здесь — благодаря предыдущим книгам. Мизерные отчисления из Бреттона об этом точно не говорили. Мой бывший издатель тем более не обращался со мной как с человеком, пользовавшимся спросом. С ним каждый контракт как война. Все всегда заканчивается тем, что я получаю меньше, чем заслуживаю, а он советует мне писать нормальную литературу или что-то образовательное для мужчин.

Этот ублюдок забывает, что я уже написала такую книгу — он просто отказался ее издавать, так как я не согласилась подписаться мужским псевдонимом.

Я смотрю на книги перед собой, и в горле встает ком от осознания, что впервые мои слова по-настоящему ценят.

— Вы в порядке, мисс Данфорт? — шепчет женщина с беспокойством в глазах. — Я надеюсь, я вас ничем не расстроила.

— Нет, что вы! — Я мотаю головой в подтверждение. — Все как раз наоборот. Я просто очень тронута.

Мне удается встать. Поэт Засранец снова появляется в поле зрения, и я чувствую, как он пялится на меня. На этот раз я смотрю ему прямо в глаза. С триумфом.

И кто теперь пишет чепуху, самодовольный ублюдок?

Я наивно надеюсь, что он хоть немного смутится. Но нет — уголок его губ изгибается в усмешке, в которой чувствуется вызов.

Я стискиваю зубы и обращаю все внимание своей читательнице и горе книг, ждущих автографов. С самой широкой, самой искренней улыбкой за весь день я спрашиваю:

— Как вас зовут, моя книжная душа?

ГЛАВА 4

Прошло еще два часа, прежде чем толпа наконец начала рассеиваться, и конец очереди стал виден. Очереди к Уильяму Хейвуду, конечно. У меня за все это время так и не появилось такой очереди. На самом деле, к моему столику подошло всего несколько человек, но каждое взаимодействие с ними было искренним, теплым и ценным для моей самооценки. Этого было достаточно, чтобы я не сгорела от зависти к нескончаемому потоку поклонников мистера Хейвуда. К тому же отсутствие внимания ко мне дало прекрасную возможность украдкой снять обувь и потереть измученные ноги.

Мысль о том, что придется снова надеть туфли, вызывает ужас. В данный момент я была бы счастлива никогда их больше не видеть. Может, мне удастся ходить босиком до тех пор, пока мистер Филлипс не вернет мой чемодан с вокзала. Ни его, ни Дафну я почти не видела за последний час. Нащупываю в кармане платья свой латунный карманный хронометр. Без четверти три. Через несколько минут мероприятие официально закончится.

В лофтовой зоне остался всего один читатель, и как только он попрощается с мистером Хейвудом, здесь будем только я и Поэт Засранец. Я предпочитаю быть занятой, когда это случится, и начинаю укладывать оставшиеся книги в два ящика. За все это время я продала всего пять, так как у большинства моих поклонников уже была своя копия «Гувернантки и фейри».

Последний гость прощается с Хейвудом и спускается по лестнице. От образовавшейся тишины мурашки бегут по коже. Я сосредотачиваюсь на перекладывании книг и делаю это с излишним шумом.

Но даже мои показные старания не могут заглушить звук, с которым мистер Хейвуд отодвигает стул. Я ощущаю каждый его шаг и движение его тени, когда он облокачивается о край своего стола.

— Честно говоря, я не думал, что вы появитесь.

Я напрягаюсь. Это он так здоровается? Ни должного представления? Ни тебе «Простите за то, что вел себя как осел. Мне не следовало оскорблять дело всей вашей жизни, называя его похабщиной и чепухой. Давайте начнем все заново»? Я знаю, что фейри в целом менее формальны, чем люди. Черт, у некоторых даже фамилий нет, а ведь это один из главных столпов человеческой вежливости. Но я бы и обычное нейтральное приветствие приняла без обиды.

Я наконец поднимаю на него взгляд, на губах холодная улыбка, когда я хлопаю ресницами нарочито невинно.

— Надеялись, что я позволю вам полностью захватить тур?

— Надеялся, — отвечает он с ленцой. Его поза расслаблена: ноги скрещены, руки опираются о край стола. Свет от гирлянд под потолком играет на его золотых сережках. Я замечаю, что на правом ухе их больше, чем на левом. Ни малейшего намека на симметрию.

И, конечно, это значит, что я на него пялюсь. Одернув себя, отвожу взгляд, берусь за перо и чернильницы, аккуратно складывая их в ящик.

— Признаете, значит.

Он пожимает плечами:

— Тур с самого начала должен был быть моим. Я был здесь. Я приехал.

То самое ощущение стыда скручивает грудную клетку, уговаривая меня снова начать оправдываться, как я делала это перед мистером Филлипсом у книжного. Но в этот раз я успеваю остановиться до того, как поток слов сорвется с губ.

— Ну, я здесь, — чеканю я, — Так что не слишком расслабляйтесь.

— О, мне нечего бояться. Я, может, и немного переживал, когда вы впервые вошли, но, как выяснилось, вы мне не соперник.

Его слова заставляют мои щеки пылать. Я резко встаю и упираю руки в бока.

— Нет, мистер Хейвуд, я не ваш соперник. Мы пишем в разных жанрах. У нас разные читатели. Но по какой-то идиотской причине нас заставили делить этот тур. Тур, который изначально был моим. Вам повезло, что вас вообще сюда взяли, так что на вашем месте я бы спустилась с небес на землю и поблагодарила меня за то, что я опоздала и тем самым осчастливила вас своим присутствием.

Он замирает на мгновение, затем уголок его губ медленно поднимается. Может, мне это показалось, но он почти выглядит впечатленным. Или просто развеселенным. Но чем шире становится его усмешка, тем сильнее я раздражаюсь. Это выражение слишком напоминает то обольстительное ухмыляющееся лицо, которым он встретил меня, когда я пришла. То самое выражение, которое он потом показывал каждой девушке в очереди. Щеки у него, наверное, ноют от такого напряжения. Не могу понять, как этот взгляд показался мне хотя бы на секунду ослепительным, когда я впервые увидела его.

Хотела бы я сказать, что теперь, зная, какой он на самом деле, он кажется мне менее привлекательным. Но нет. Он все еще произведение искусства. Портрет дьявола, но красивый. Особенно чувствую разницу между нами на фоне моего измятого подола, босых ног и наверняка взъерошенных волос.

Он отводит взгляд, вздыхает и трет шею, от чего его волосы становятся еще более беспорядочными. Затем разворачивается вбок, берет что-то со стола и поворачивается ко мне:

— Перемирие, — говорит он, но как будто нехотя.

Я опускаю взгляд — в его протянутой руке зеленая книга с золотым тиснением. Книга мистера Хейвуда. Название на обложке гласит: «Июньский портрет, запечатленный в покое».

Я фыркаю. Более претенциозного названия я в жизни не видела.

Он протягивает книгу ближе.

Я перевожу взгляд с обложки на лицо мистера Хейвуда. Он смотрит куда-то поверх моего плеча, будто ему хочется смотреть куда угодно, только не на меня. Я качаю головой:

— Нет, спасибо.

— Это вам.

— Нет, не мне.

— Там ваше имя, — говорит он и, наконец, встречается со мной взглядом. — Я подписал для вас и прочее.

— Я не хочу.

— Она бесплатная.

— Я. Не. Хочу.

— Ну, теперь мне все равно не воспользоваться ею, — говорит он и, наклонившись опасно близко, кладет книгу на мой стол, не отрывая взгляда. — Разве что кто-нибудь по имени Эд попросит копию книги.

Я задерживаю дыхание, изо всех сил стараясь не отпрянуть. Вдыхаю только тогда, когда он отстраняется. И только потом до меня доходит.

— Эд? В смысле Эд?

Улыбка возвращается — теперь с недобрым оттенком:

— Это все, что я успел написать, пока не осознал, кто вы.

Кровь закипает. Я хватаю книгу со стола и машу ею у него перед носом.

— Это делает ее еще меньше моей. Меня зовут не Эд. Я не хочу книгу, подписанную для какого-то Эда. И уж тем более не хочу твою книгу в каком угодно виде.

Я с шумом припечатываю книгу ему в грудь. Он и не пошатнулся, но едва успел перехватить ее, пока она не грохнулась на пол.

Пользуясь моментом, я резко разворачиваюсь и иду к лестнице. Я почти добралась до первой ступени, когда за спиной раздается его голос:

— Ты ничего не забыла, Эд?

Никогда в жизни я не чувствовала такой ярости. Я разворачиваюсь, готовая обрушить на него целую лавину обидных кличек, но слова застревают в горле. Он все так же опирается на край стола, в одной руке книга, а в другой мои туфли, которые болтаются на шнурках.

Ужас и унижение одновременно перехватывают дыхание. Уже достаточно ужасно, что он знает, что я босиком. Теперь еще он трогает мои туфли. Потные и затасканные, в которых я пробежала полгорода.

Он смотрит на меня из-под ресниц, губы изгибаются в улыбке все шире.

— Я не отдам тебе туфли, пока ты не возьмешь книгу.

— Тогда оставь себе и то, и другое. — Босиком, я разворачиваюсь и слетаю вниз по лестнице, яростно топая при каждом шаге.

Я уже жалею о своем топоте, едва оказавшись на первом этаже — в магазине стало тихо, как только подписание завершилось. Посетители, неспешно изучающие полки, бросают на меня озадаченные взгляды. Я съеживаюсь и виновато улыбаюсь. Теперь, когда я внизу, даже не знаю, куда идти. Было бы неплохо вернуть багаж и найти обувь получше. Или хотя бы воссоединиться с саквояжем, где я оставила свой блокнот. У меня уже есть идея для новой записи.

«14 способов умереть в Фейрвивэе: издание “Высокомерный фейри-поэт”».

О, вот это было бы по-настоящему терапевтично.

Вспоминаю, что мистер Филлипс упоминал, что оставит мою сумку за стойкой, и направляюсь прямо к сильфе по имени Арвен. Она как раз оборачивает стопку книг в бумагу и перевязывает бечевкой, вероятно, для кого-то из клиентов. Я неловко улыбаюсь, подходя к стойке, не зная, как поприветствовать ее. Из тех ли она фейри, у кого нет фамилии? Нужно ли представиться официально?

Она избавляет меня от сомнений.

— Как прошло подписание, мисс Данфорт?

— Прекрасно, — отвечаю, поправляя очки больше от нервов, чем из-за нужды. — Спасибо большое за прием. «Полет фантазии» — замечательный книжный магазин.

Я замолкаю, прикусываю губу. Надо бы перекинуться еще парочкой вежливых формальностей, но я очень хочу вернуть свою сумку.

Следующий вопрос вырывается быстрее, чем я успеваю подумать:

— Вы случайно не видели саквояж за стойкой?

Ее голубые волосы продолжают развеваться от ветра, которого я не ощущаю. Мысленно записываю ее милую внешность, чтобы потом использовать для создания какого-то персонажа. Арвен качает головой:

— Мистер Филлипс отнес вашу сумку в подсобку, когда вернулся с багажом. Это за той дверью, справа от кафе.

Я оглядываю часть магазина с расставленными столиками и креслами. За одним из них сидит пушистый енот и читает книгу, попивая чай. В груди вспыхивает восторг. Еще один Неблагой фейри! За все подписание я видела только одного — медведя в цилиндре, пришедшего к мистеру Хейвуду.

Настроение тут же портится, как только я вспоминаю наше последнее взаимодействие с поэтом.

— Мне вас проводить? — спрашивает Арвен.

Она все еще завязывает упаковку, поэтому я качаю головой:

— Отсюда дверь хорошо видно. Спасибо.

Я направляюсь к задней части магазина, изо всех сил стараясь не глазеть на прелестного енота и, конечно, с треском проваливаюсь. Настолько увлечена, что чуть не врезаюсь в один из столов. На этот раз огибаю его осторожнее и подхожу к двери.

— У Эдвины вообще нет шансов против него, правда? — голос приглушен, но я узнаю ровный, сухой тон Дафны.

— Я бы не был так уверен, — отвечает мужской голос. Наверное, это мистер Филлипс. — Сегодня лишь ее первый день. Думаю, к ней придет больше народу, когда разнесется молва, что она все-таки участвует в туре.

Я расплываюсь в улыбке от его уверенности во мне. Тянусь к ручке, но замираю, когда Дафна снова начинает говорить:

— Но у него уже фора. Разве мистер Флетчер не принимает решение, основываясь на продажах во время тура? Так Сэнди из отдела маркетинга говорила.

— Так и есть, — подтверждает мистер Филлипс. — И, возможно, по итогам тура продажи у Хейвуда и правда окажутся выше, если судить по сегодняшнему дню. Но в этом решении есть и вторая сторона. Мистер Хейвуд может и не захотеть публиковать еще три сборника стихов. Ты же слышала, как он говорит о своем «великом, блистательном искусстве, которое невозможно принудить или приручить, а можно лишь станцевать с ним, как с ветер и травинкой»… или как он там выражается.

Я бы с удовольствием посмеялась над его тоном, если бы не терялась в догадках, о чем вообще речь. Какое еще решение должен принять мой издатель?

— А он ведь серьезно хочет публиковаться в «Флетчер-Уилсон», — говорит Дафна.

— Правда?

— Ты вообще хоть на что-то обращаешь внимание?

— Только когда приходится, — я слышу улыбку в его голосе. Потом голос становится серьезнее: — Может, мисс Данфорт и не хочет жить в Фейрвивэе.

Сердце подпрыгивает от упоминания моего имени, но я все больше не понимаю, что происходит.

— Ей придется сюда переехать? — спрашивает Дафна.

— Хотя бы на год. Это лучший способ использовать маркетинговый бюджет, который прилагается к контракту. Больше туров, больше мероприятий. К тому же мистер Флетчер хочет, чтобы следующие книги, если мы их издадим, были про современный Фейрвивэй — а значит, достоверными. Год наблюдений ей пошел бы на пользу.

— Согласна. Почему все персонажи в «Гувернантке и фейри» с клыками и пьют кровь? Мы действительно так выглядим в представлении жителей Бреттона?

Я сжимаюсь внутренне. Дафна права — это действительно неточность. Откуда мне было знать лучше?

— Ты разве не знала? — раздается у самого уха.

Я подпрыгиваю так резко, что душа почти покидает тело. Оборачиваюсь и нахожу за собой Уильяма Хейвуда. Загадка, как он подкрался так тихо.

— Что ты здесь делаешь? — яростно шиплю, толкая его за руку в сторону от двери. Я не хочу, чтобы Дафна и мистер Филлипс знали, что я подслушала.

— Ага. Значит, не знала, — он даже не пытается шептать.

— Не знала что? Что… фейри без клыков? Это был творческий ход, и я его не стыжусь…

— Контракт, — говорит он. И у меня перехватывает горло. — Одному из нас предложат редкий контракт, основываясь на результатах тура. Только одному.

Я хмурюсь:

— Этого не может быть. Мистер Флетчер сказал, что готов рассмотреть мои следующие книги, если они будут про фейри.

— Это не просто контракт. Это соглашение на три книги с большим авансом и масштабной рекламной кампанией на год вперед. Такого контракта еще не было, и, смею предположить, не будет, пока не проверят, насколько он эффективен. До твоего опоздания и возможного срыва тура он был твоим.

Я моргаю, желудок сжимается при мысли, что у меня почти было и что я, возможно, уже потеряла. Контракт на три книги. Маркетинг. «Флетчер-Уилсон» — главное издательство Фейрвивэя. Если они предлагают что-то столь исключительное, это действительно шанс, который выпадает раз в жизни. И, если верить услышанному, я могла бы жить здесь.

Я еще не думала, хочу ли остаться в Фейрвивэе, но учитывая, что дома меня мало что держит, я радуюсь этой возможности. К тому же мой аванс здесь в десять раз ценнее, чем в Бреттоне — проклятый курс. Я могла бы стать богатой!

И все же…

Контракт пока не у меня.

— Теперь я тоже в списке на рассмотрение, — говорит Хейвуд, озвучивая мою мысль. Подмигивает. — Надеюсь, ты не обидишься, когда я выиграю.

Возражения обжигают грудь, но я все еще в шоке. И слова выходят не такими острыми, как хотелось бы:

— Ты… ты не знаешь, что победишь.

— Еще как знаю. Мне это нужно. Я это получу.

— Так вот что ты имел в виду, говоря про конкуренцию? Ты с самого начала видел во мне соперника?

Он склоняет голову набок и смотрит на меня снисходительно:

— О, Эд, тебе придется продать куда больше книг, чтобы стать моей соперницей.

Прежде чем я успеваю что-либо ответить, он приподнимает палец, слегка тюкает меня по носу и неспешно удаляется.

Я сжимаю кулаки. Собираюсь рвануть за ним и высказать все, что думаю, как вдруг открывается дверь.

Мистер Филлипс замирает:

— А, вы здесь. Подписание уже закончилось?

Дафна выходит из подсобки:

— А ты вообще когда-нибудь смотришь на часы, или они у тебя просто для красоты?

Публицист усмехается, демонстрируя ямочку на щеке:

— Что ж. Как насчет выпить и поужинать за счет бюджета тура «Флетчер-Уилсон»?

ГЛАВА 5

Последнее, чего бы мне хотелось, — это ужинать со своим новым врагом. Но я не уверена, что у меня есть альтернатива, если откажусь. Все до сих пор слишком ново для меня. Никогда раньше не была в книжном туре и не работала с публицистом. Кажется, мистер Филлипс исполняет также и роль менеджера тура. Если он отвечает за жилье, питание и бюджет на еду, то, пожалуй, мне стоит держаться рядом. По крайней мере, пока не почувствую себя достаточно уверенно, чтобы отправиться в свободное плавание.

По крайней мере, у меня есть свои деньги благодаря щедрому авансу за «Гувернантку и фейри». Одиннадцать мешочков с одиннадцатью разными валютами — по одной для каждого двора фейри — упакованы в мой саквояж.

Но... бюджет тура. Надо бы этим воспользоваться, правда?

Ужин оказывается просто чудесным: нам его подают в общем зале уютного постоялого двора, где мы и остановимся. Я уже видела свою скромную спальню и убедилась, что весь багаж на месте. А значит, я снова в обуви. Я так и не узнала, что мистер Хейвуд сделал с той парой, что натерла мне ноги, и слава богам.

Вот бы и от него можно было избавиться так же просто. Каждый раз, когда наши взгляды случайно встречаются через стол, я сверлю его глазами, но он, как назло, остается невозмутимым. Не обращает на меня ни малейшего внимания, разве что одаривает своей раздражающей ухмылкой. По крайней мере, разговаривать с ним не нужно. За нашим столом полно других, кто может занять его внимание. Как только «Полет фантазии» закрылся на вечер, мистер Филлипс пригласил за ужин хозяйку лавки Арвен, и та пришла с двумя подругами, работающими в соседних магазинах.

У меня не так много опыта общения с рабочим классом, разве что в местной пивной, где я люблю писать за кружкой эля. Остальное — редкие визиты в поместье родителей. Моя семья не принадлежит к аристократии, но богата. Будь иначе, вряд ли они с такой готовностью приняли бы мое писательство. Я средняя из семи детей, и все мои братья и сестры либо удачно вышли замуж, либо построили карьеру. Я — достаточно «лишняя», чтобы мне позволили некоторые вольности. Живу в тесной квартирке над лавкой мясника. Пока я сама себя обеспечиваю и не сижу на шее у семьи, меня не торопят выходить замуж. Но если бы я вернулась в родовое поместье — меня бы точно выдали. В Бреттоне женщин и во взрослом возрасте считают собственностью — родителей, братьев, мужей. Разве что у них есть профессия, как у меня, но это все еще редкость. Но мне, как «запасной» дочери, позволено посвятить себя писательству.

И все же, несмотря на всю эту свободу, это путешествие открывает мне глаза на то, насколько тесным был мой мир. Не только потому, что я родом из Бреттона или что никогда не встречала фейри и говорящих существ, но и потому, что упускала самые обычные вещи: поужинать с владельцами лавок или переночевать в трактире. От волнения во мне все закипает. Я точно знаю: все это сделает мои книги живее.

После ужина зал заполняется, атмосфера становится непринужденной и веселой. Еда отходит на второй план, уступая место выпивке. Воздух насыщен запахами дыма и алкоголя, перемешанными со смехом и болтовней. Остальные уже смешались с толпой, завязывая разговоры с незнакомцами, а я остаюсь за нашим столом, потягивая второй бокал эля. Он отличается от того, что я пью дома, но вкус чудесный — легкий, свежий, и с каждым глотком наполняет меня спокойной легкостью.

То, что нужно, чтобы не утонуть в тревожных мыслях. Контракт. Шанс на славу. Престиж, к которому я стремилась всю карьеру. И мысль о том, что я, возможно, уже потеряла свою возможность. Мистер Хейвуд явно опережает меня по продажам. Дафна сама сказала: у него фора. Даже Монти признал, что, скорее всего, к концу тура он продаст больше, несмотря на всю уверенность во мне. Если я не найду способа обойти его по продажам...

Я выталкиваю из головы эти мысли и глубже оседаю в кресле, радуясь, что никто не обращает внимания на мою «недостойную» позу.

Передо мной лежит блокнот, открытый на страничке с моим шуточным списком: «14 способов умереть в Фейрвивэе: иллюстрированное руководство». Я дорабатываю набросок блуждающего огонька, чтобы пункт номер семь выглядел правдоподобнее, когда на страницу падает тень. В помещении и без того полумрак: темные дубовые стены, немного светильников. Сжав челюсть, поднимаю глаза, и, конечно же, передо мной Уильям Хейвуд с бокалом фиолетового вина в руке.

— Мило, — говорит он ровно, поднимая бровь и глядя на рисунок.

Захлопываю блокнот.

— Тебе и правда так нравится меня донимать, что ты не удержался и пришел снова?

Он фыркает.

— Я здесь не из-за тебя, Эд.

Щеки вспыхивают.

— Не зови меня Эд.

— Вини, может, тогда?

Я резко поворачиваюсь. Голос дрожит от усилия не закричать.

— И Вини ты меня тоже не назовешь. Для тебя я — мисс Данфорт.

Он наклоняется, опираясь руками — весьма голыми и, надо признать, впечатляющими — на спинку соседнего стула. Пиджак он снял, рукава закатаны до локтей, галстук ослаблен, жилет расстегнут, а ворот рубашки распахнут почти до ключиц. Щеки алые — по нему видно, что он уже изрядно выпил.

— Ну же, — произносит он сладко, почти шепотом. Наклоняет голову в наивной манере, и я вдруг понимаю, что понятия не имею, сколько ему лет. Он выглядит ровесником Монти или моим, но с фейри все сложно. В брошюре было написано, что большинство перестает стареть после достижения зрелости. Кто знает, может, ему и двадцать пять, а, может, две тысячи. Он отпивает вина, горло плавно двигается при глотке. — Мы слишком часто будем видеть друг друга, чтобы продолжать держаться за формальности вроде фамилий.

Наверное, виноват эль, но я вдруг теряю бдительность.

— Ну, если настаиваешь, можешь звать меня Эдвина.

— О, тогда и я хочу, чтобы меня звали по имени, — говорит мистер Филлипс, подходя с подносом, доверху заставленным бокалами. — Это будет честь, если ты начнешь звать меня Монти.

Он ставит поднос в центр стола, демонстрируя все разнообразие разноцветных напитков в бокалах и стаканах. Хейвуд убирает локти со спинки стула и усаживается прямо рядом со мной. Расплывается в улыбке, закинув ногу на ногу, и все равно умудряется выглядеть грациозно. Только вот сидит слишком близко — подол моего платья касается его брюк. Я переоделась к ужину, так что хотя бы юбка не волочится по полу. Хотя… касаться Хейвуда разве лучше?

Я резко отодвигаюсь на пару дюймов.

Дафна запрыгивает на стул по левую руку от меня, а Арвен со своими двумя компаньонами устраиваются рядом с Уильямом. Монти остается стоять и с широким жестом указывает на поднос:

— Угощайтесь.

На столе в два раза больше напитков, чем людей за столом, и только я одна не тянусь к бокалу. Дафна протягивает лапки к крохотной рюмке и подносит ее к усатой мордочке.

— Что ты пьешь? — спрашиваю я.

— Ежевичный ликер.

Видеть, как куница потягивает алкоголь, — точно не то, что я ожидала увидеть когда-либо в жизни. Я перевожу взгляд на напиток Монти — прозрачная жидкость в низком стакане.

— А ты?

— Это? — он хмурится и делает затяжку сигариллой. — Вода. Я больше не пью. Я теперь человек ответственный, работаю. — Сказано без капли энтузиазма, зато залп воды он делает с таким рвением, будто когда-то пил по-настоящему много.

Здесь точно скрывается история. Но еще интереснее…

Алкоголь.

Я оглядываю поднос и нахожу еще одну пинту того же эля, что я пила до этого. Но как можно выбрать простой эль, когда на столе столько всего яркого? Лиловое вино, как у Уильяма. Целая бутылка ежевичного ликера. И несколько бокалов весьма любопытного напитка: нижняя половина — чистый индиго, верхняя — нежно-голубая. Замечаю, что именно его выбрала Арвен с подругами.

— А это что? — спрашиваю я, указывая на один из бокалов.

Уильям наклоняется вперед и легонько хлопает меня по тыльной стороне ладони.

— Не для тебя.

Я сверлю его яростным взглядом.

— Прости?

— Он, скорее всего, прав, — говорит Монти со смешком. — Это «Облачный Пик». На всех действует по-разному, но на людей особенно сильно.

Так это фейри-напиток. В моей брошюре предупреждали о фейри-фруктах. Передозировка фейри-ликерами — Способ Умереть № 9. Но, если правильно помню, предупреждение касалось напитков, сделанных из опасных магических плодов.

Я смотрю на Арвен и ее спутниц, которые оживленно беседуют. Арвен явно чистокровная фейри, но у двух женщин рядом с ней округлые уши. Они явно без проблем пьют «Облачный Пик».

Я снова перевожу взгляд на разноцветный бокал — уже с настоящим трепетом. Мне хотя бы попробовать…

— Не. Для. Тебя.

С каждым словом Уильям подвигается ближе и ближе, пока наши плечи не соприкасаются. Его взгляд пронзает меня насквозь. Он моргает медленно, с полуприкрытыми веками.

— Поверь мне.

— Поверить тебе? С какой стати? — он мой соперник. К тому же, уже и так пьяней меня. Я еще дальше отодвигаюсь от него и обращаюсь к Монти: — А в чем именно его побочные эффекты?

Монти пожимает плечами:

— У «Облачного Пика» есть девиз: «Сносит голову». Это напиток Ветряного двора, воплощающий стихию воздуха. Одним он дарит ощущение легкости, другим — всплеск интеллектуальной активности. Творческие люди используют его, чтобы генерировать идеи. Но все это может скатиться в завышенное самомнение и бредовые фантазии.

Звучит не так уж и страшно. Особенно часть про интеллект и новые идеи. Мне они сейчас особенно нужны, чтобы показать, что я достойна контракта на три книги. На продажи повлиять невозможно, а вот три блестящих синопсиса подать — вполне. Может, этот напиток станет моей жидкой музой.

Взгляд Уильяма прожигает мой профиль. Если он хотел, чтобы я проявила сдержанность, то зря пытался меня остановить. Теперь половина мотивации — просто сделать назло ему. Я тянусь за бокалом. Уильям пытается меня остановить, но сверху на его руку ложится тонкая голубая ладонь.

Арвен проводит пальцами по его предплечью, заставляя его перевести взгляд на нее.

— Дай ей повеселиться, — говорит она, хлопая ресницами с легкостью, как будто это ее естественное состояние. Она чуть поворачивается к нему, и ее палец скользит вверх по его руке, пока не оказывается под его подбородком. — Расскажи мне одно из своих стихотворений.

Уильям забывает обо мне напрочь, поворачиваясь к ней. И почему-то это наполняет меня бешенством.

Не раздумывая, я хватаю бокал с подноса и осушаю его до дна.

ГЛАВА 6

Я парю над землей. «Облачный Пик» — самый божественный напиток из всех, что я когда-либо пробовала. А я уже выпила три. На вкус как черника и лунный свет, а ощущения… таких у меня еще не было. Вино и эль со временем притупляют чувства, а «Облачный Пик» будто оттачивает мой ум. Я никогда не чувствовала себя настолько ясной, умной, остроумной. Каждое слово, что слетает с моих губ, — чистое гениальное вдохновение.

Я болтаю с одной из подруг Арвен — девушкой по имени Джолин Вон, что работает в модном салоне неподалеку. Оказалось, она фанатка моих книг.

— Можно кое-что спросить? — говорит мисс Вон, придвигаясь ближе, с заговорщицкой улыбкой на губах. Она сидит на том месте, где раньше была Дафна, до того, как взобралась в потолочные балки, где теперь дремлет. Щеки Джолин пылают румянцем, веки тяжелеют, золотистые волосы спадают свободными волнами на плечи. Если бы она, как я, продолжала пить только «Облачный Пик», а не перешла на вино, сейчас была бы не такой пьяной.

Я трезва, как никогда. И прическа у меня просто блеск. Я уже четыре раза переделывала ее — без зеркала! — и по ощущению от заколок, что теперь удерживают локоны на левой стороне головы, уверена: я только что задала новую модную тенденцию. Уильям то и дело поглядывает на меня через стол, где болтает с Арвен, так что я знаю — моя привлекательность достигла нового пика.

— Можно, да? Пожалуйста? — Джолин подпрыгивает на месте, сложив руки в умоляющем жесте.

Ах да. Она же задала вопрос.

— Конечно, вы можете, мисс Вон, — отвечаю я благосклонно. — Спрашивайте что угодно о моих книгах, я с радостью отвечу.

— Во-первых, зовите меня Джолин, пожалуйста. А во-вторых, ваши эротические сцены феноменальны. — Последнюю часть она и не думает произносить шепотом, и какая-то тихая, но все еще трезвая часть меня отмечает: для такой темы она говорит чуть громковато. — Такие изобретательные!

— Правда ведь? — говорю я и делаю глоток четвертого бокала «Облачного Пика». Поднимаю взгляд: Уильям смеется над чем-то, что сказала Арвен, и наклоняется к ней ближе.

— Я должна узнать, — говорит Джолин. — Ваши интимные сцены основаны на личном опыте?

Голова Уильяма резко поворачивается в мою сторону, и я едва не давлюсь напитком.

Кашляя, ставлю бокал на стол:

— Простите?

— Ваши секс сцены. Вы пишете их, исходя из собственного опыта?

Даже глядя прямо на Джолин, я чувствую, как Уильям следит за мной боковым зрением. Так что я даю ей единственный возможный ответ. Ложь.

— Разумеется.

Она вздыхает:

— Правда?

— Правда. У меня… весьма насыщенная сексуальная жизнь.

— И вы делали все, о чем пишете?

— Несомненно, — гордо смотрю на Уильяма, но он уже снова болтает с Арвен. Наверное, я придумала интерес в свою сторону.

— То есть даже ту сцену из «Гувернантки и барона», где он прижимает ее к стене, поднимает за бедра, встает перед ней на колени и… пробует ее на вкус, — она шепчет последнюю часть. — Это тоже?

— Конечно.

Конечно же, нет. Я даже малую часть всех интересных позиций из своих книг не пробовала. Но она об этом знать не должна.

Джолин выглядит искренне восхищенной:

— Вот это да. А я-то думала, в Бреттоне сексуальность подавляется, и у женщин почти нет свободы.

Тут она права. Прежде чем она успевает подловить меня на лжи, я меняю тему:

— Какая из моих книг ваша лю…

Но она резко машет руками, жестом велит мне замолчать и с восхищением смотрит куда-то через стол:

— Надо это послушать, — ее голос дрожит от нетерпения.

Я прослеживаю за ее взглядом и вижу Уильяма, стоящего перед небольшой толпой. С каких пор у него появилась аудитория? Его голос звучит бархатно и внушительно:

«В бездне страсти — первый поцелуй,

Торг из лжи, вуали и маски.

Ее сердце — за шелк и парчу,

Мое — за вздохи, не ласки.»

Публика встречает стихи восторженными аплодисментами, а я фыркаю. Причем громче, чем рассчитывала. Уильям наклоняет голову ко мне, и я понимаю, что он все услышал.

— Хочешь что-то сказать о моей поэзии, Вини?

Только не это прозвище! Оно действует мне на нервы как ничто другое. Я резко встаю.

— Еще как хочу, Вилли.

— Прошу, порадуй нас своим остроумием.

Я уже открываю рот, но понимаю, что действие «Облачного Пика» ослабевает. Быстро делаю два глотка, поднимаю подбородок и смотрю прямо ему в глаза.

— Твои стихи — сплошное жеманство.

Он разворачивается к столу, упираясь в него ладонями. Даже наклоняюсь надо мной, он все еще выше меня.

— В каком смысле?

— Они такие вычурные. Ты сам-то хоть понимаешь, что произносишь?

— Ах, милая Эд, — говорит он, изображая надутые губы. — Неужели мои слова слишком сложны для тебя?

Я закатываю глаза:

— Напротив. Твои слова — ниже моего уровня.

— Думаешь, ты справишься лучше? Наверное, ты великий мастер пера, раз пишешь про «огромный пульсирующий член герцога» и «стонущие охи гувернантки».

Он знает про герцога? Это значит, он читал мои книги? Я почти уже готова спросить, но голос разума подсказывает: он просто издевается.

Я скрещиваю руки на груди:

— Я могу и лучше.

Он повторяет мою позу, выпрямляясь во весь рост:

— Докажи.

— Я не просто докажу. — Мое чувство превосходства разгорается с новой силой, хотя мне все еще приходится задирать голову, чтобы смотреть ему в лицо. Но это легко исправить. Я отодвигаю стул, встаю на сиденье, и теперь я чуть выше.

Взглядом обвожу толпу. Кто-то хмурится, кто-то улыбается в замешательстве.

Над головой Дафна потягивается в балках и заглядывает вниз:

— О, это надо видеть, — бормочет она.

Моя уверенность зашкаливает. У меня нет плана, но я ведь самая умная женщина в мире прямо сейчас. Чего мне бояться?

Нарочито высокомерным голосом я начинаю. Ритм получается медленным и немного корявым, но с каждой строкой становится легче.

«Жил-был Уилл — дамский кумир,

Он был уверен, что возбуждает мир.

Но дар его — зуд

В интимный уют….

Тут только мазь подойдет, не эликсир.»

Я хохочу, и толпа тоже.

— Ах, ты высмеиваешь мою гигиену? — Уильям говорит ровным голосом. — Очень зрелый юмор, надо признать.

Я увлеченно кланяюсь своей восторженной публике, как вдруг сквозь шум раздается голос Уилла. Он медленно обходит стол, не сводя с меня взгляда, и продолжает говорить:

«Эд, моя дорогая,

Маленькая Вини, боюсь,

Мое терпение к тебе истощилось.

Ведь кто бы смог вынести

Еще один выход на бис

Такой упорной боли в заднице?»

Он останавливается прямо передо мной. Наши лица всего в паре дюймов друг от друга. Еще один раунд смеха прокатывается по комнате. Щеки мои вспыхивают, но я ни за что не покажу ни капли смущения.

— Честно? Это было лучшее из того, что я от тебя слышала, — говорю. — Хоть что-то осмысленное.

— Прости, если тебе не хватает ума, чтобы постичь тонкости поэзии, — говорит он, протягивая палец, чтобы снова ткнуть меня в нос, как сделал это в книжном магазине. Но я перехватываю его руку и сжимаю палец в ладони.

— Прости, если тебе не хватает воображения, чтобы оценить пульсирующий член герцога. Понимаю, сложно, когда ты ни разу не видел подобного вживую. — Я бросаю на него красноречивый взгляд, все еще держа его палец, и с презрением отпускаю. — Но да, Вилли, член может быть больше чайной ложки.

Он упирает руки в бока.

— Чайной ложки? Серьезно?

— Удивлен?

— Еще бы. Понятия не имел, что член может быть меньше чайной ложки. Мой опыт — исключительно в области магнус-мелона, — он демонстративно дергает за пояс брюк.

— Магнус-мелона? — переспрашиваю я.

— Фейри-фрукт, — доносится голос Дафны с балок. — Длинный и внушительный.

Джолин наклоняется к нам, рот у нее почти подрагивает от восхищения, взгляд мечется от его брюк к глазам.

— Это мой любимый фрукт.

Уильям подмигивает.

Я тыкаю ему в грудь, чтобы вернуть внимание.

— Так ты планируешь выиграть издательский контракт? Соблазнять читателей? Так ты продаешь книги?

— А как ты собираешься победить? Твои читатели — старые девы или кандидаты в старые девы. Вряд ли ты сможешь использовать свой якобы насыщенный секс-опыт, чтобы их покорить.

Мои щеки вспыхивают. Значит, он все-таки подслушал наш разговор с Джолин.

— Во-первых, — фыркаю я, — как ты смеешь оскорблять моих читательниц, называя их старыми девами. Нет ничего постыдного в том, чтобы быть незамужней в любом возрасте, и мне не нравится, что ты — как и все общество — пытаешься внушить нам обратное. А во-вторых, я хотя бы не лапаю поклонников, чтобы продать книгу.

Он приближается. Я изо всех сил стараюсь не отшатнуться, чтобы не свалиться с табурета.

— Даже если бы и лапала, это бы тебе не помогло продать больше книг.

— Да, ты уже оклеветал мою целевую аудиторию.

— О, я обо всех, включая тебя. Ты не смогла бы соблазнить даже проститутку.

— Это ложь. Я бы просто заплатила ей. — Проклятье, куда подевалось мое остроумие? Я перехожу в атаку: — Спорим, ты просто болтун. Да, ты умеешь очаровывать словами, но это не значит, что ты хоть на что-то способен в постели. Спорим, ты отвратительный любовник.

— Думаешь, ты лучше?

— Знаю, что лучше. У меня целые книги об этом написаны.

— Так докажи это вне страниц. Соблазни кого-нибудь. Сейчас. Сегодня ночью.

Мой мозг глохнет. Я, не отводя взгляда, осторожно наклоняюсь, беру свой бокал и выпиваю остатки «Облачного Пика». Почти сразу разум проясняется, мысли становятся легкими как облака.

Ставлю стакан обратно и говорю:

— Я это сделаю. И вызываю тебя сделать то же самое.

— Легко, — ухмыляется он. — Может, добавим интереса в это все? Заключим пари?

— Пари? — раздается голос Монти, подходящего к столу. Я и не заметила, что он пропал во время нашей поэтической дуэли. Большинство зрителей, похоже, тоже разошлись. — Обожаю пари.

— Больше, чем свою работу? — откликается Дафна сверху. Она с грохотом приземляется на стол, звеня бокалами. — Не думаю, что мы должны поощрять это.

Монти отмахивается, не сводя глаз с нас:

— Ой, помолчи. Наконец-то становится интересно.

— Хорошо, — говорю я. — Я готова на пари.

Уильям окидывает меня взглядом.

— И что ты поставишь, любовь моя?

Я делаю паузу. Никогда раньше не участвовала в таких спорах, но остановиться не могу. Не сейчас, когда уверена, что никогда еще не была такой умной, смелой и гениальной. Мысли проносятся одна за другой, но одна из них больше всего достойна ставки и решит мою главную проблему:

— Издательский контракт, — говорю я дрожащим от волнения голосом.

Лицо Уильяма вытягивается.

Взгляд Монти мечется между нами.

— Какой контракт? Ты имеешь в виду тот самый контракт? — он смотрит на Дафну. — Откуда они вообще о нем знают?

— А ты как думаешь? — говорит она. — Ты не слышал их за дверью, пока мы обсуждали это в подсобке?

— Нет. У тебя слух лучше.

Уильям одаривает меня жеманным взглядом.

— Вини, нельзя же ставить свою добродетель на кон ради контракта.

— Мою добродетель? Прости, я думала, я в Фейрвивэе, где сексуальная свобода в почете.

Он прочищает горло, и вся его уверенность вдруг куда-то исчезает. Он понижает голос, становясь непривычно серьезным.

— У нас тут действительно больше свободы, но среди Благих фейри хватает тех, кто до сих пор чтит приличия.

Я никогда не любила все эти условности, особенно те, что призваны контролировать и подавлять женщин, при этом оставляя мужчин почти без ограничений. Его попытка оправдать добродетель вызывает во мне лишь ярость.

— Боишься? — бросаю я, с вызовом вскидывая подбородок.

— За тебя? Да. — В голосе снова сквозит самодовольство. — Ты опозоришься. Я выиграю, едва выйду за дверь.

Паника полосует меня изнутри. Я так увлеклась азартом нашего обмена колкостями, что даже не остановилась, чтобы осмыслить суть происходящего.

Пари.

На соблазнение.

При всем моем красноречии, это вовсе не моя сильная сторона.

Да, у меня были романы. В некоторых из них был секс. Но я никогда никого не соблазняла. Господи, о чем я только думала?

— Так, стоп, стоп, стоп! — Монти поднимает обе руки, и я мысленно благодарю небеса за его вмешательство. — Уильям прав. Слишком просто. Нам нужны условия. Хорошая игра — всегда с четкими правилами. А вы тут на кон ставите нечто весьма серьезное.

— Монти, перестань лезть, — бурчит Дафна. И, понизив голос: — Не обращайте внимания. У него извращенная натура.

Монти кладет руку на грудь и с преувеличенной драмой делает шаг назад:

— Ты ранила меня, Даф!

— Сам виноват! Это были твои слова, когда я только пришла на стажировку. Ты сказал: «У меня извращенная натура. Не относись ко мне серьезно». А потом наградил этой идиотской кличкой.

— Даф? А, ты имеешь в виду «Дорогая Даффи».

Дафна оскалилась, но тут же вновь повернулась к нам, закатив глаза.

— Монти — это тот самый человек, за чье попадание под молнию ты бы с удовольствием заплатила. Но если бы он умер, ты бы все равно поплакала. Ну знаешь, из разряда: посмеялась бы, если его переехал поезд, но потом бы зарыдала над останками.

— А я бы и над твоими останками поплакал, Дорогая Даффи, — отвечает Монти самым приторно-сладким тоном. Потом закатывает уже закатанные рукава, всплескивает руками и откидывает со лба вьющиеся светлые волосы, будто не пари, а операцию собрался проводить.

— Так, правила. Что значит «победить»? Допускаем: вы и правда знаете то, что, как я думаю, вы знаете: мистер Флетчер предложит тот самый контракт по итогам продаж во время тура. Но как пари повлияет на его решение?

— Я подслушала, что у нас будет выбор, — говорю я. Вот зачем я все еще ведусь на это пари? — Если один откажется, другому предложат контракт. Верно?

Монти тычет в меня пальцем:

— Ага! Понимаю, к чему ты ведешь. Проигравший должен отказаться от контракта, если его выберут. Значит, мы убираем продажи из уравнения и основываем все на сексе? Мне нравится.

— Прекратите этот бред, — отзывается Уильям, качая головой. Он снова серьезен, что не похоже на него. — Мы не можем поставить свои карьеры на одну ночь. Это безумие.

Видеть его растерянным невероятно приятно.

— Чего ты боишься? — подзуживаю я.

Тик дергает угол его челюсти, но он молчит.

— Уильям снова прав, — вмешивается Монти. — Одна ночь — слишком легко. Так что… давайте сделаем это многими ночами. Кто соблазнит больше всего любовников к концу тура, тот и победил.

Слово «победа» вновь пробуждает во мне азарт. А сама идея продлить пари до конца тура гениальна. У меня будет куча шансов отыграться. Я могу вернуть себе контракт, не обгоняя его в продажах. Прояснившийся разум напоминает: это ведь моя идея. Самая блестящая и остроумная. Конечно, все пойдет по плану.

Улыбка расползается по моим губам.

— Ты с ума сошла, — шепчет Уильям. — Выпей воды. Протрезвей.

— Я трезва как стеклышко, — заявляю я, выговаривая каждое слово четко и спокойно, чтобы не возникало сомнений. Будь я пьяна, уже бы заплетался язык, а этого сейчас точно нет. — Просто ты боишься проиграть.

— Я и не проиграю.

Я протягиваю руку:

— Тогда заключим пари.

Уильям тянется, чтобы пожать мою руку, но тут Монти резко подается вперед и рубящим движением разъединяет нас.

— Мисс Данфорт, — говорит он, — не так быстро. Пари с фейри сродни сделке. А они скрепляются магией. Не лучшая идея соглашаться, пока мы не обсудили условия.

Уверенность, до этого окутавшая меня, тут же сжимается в тревожный комок. Он прав. Способ умереть № 3: заключить с фейри сделку, которая случайно приведет к смерти. Например, пообещать танцевать на празднике от заката до рассвета и умереть от истощения. Сомневаюсь, что наше пари закончится столь трагично, но есть еще способ умереть № 4: нарушить сделку с фейри. Это почти всегда заканчивается смертью. В моей брошюрке не уточнялось, магия это или закон приводит приговор в исполнение, но и проверять на себе не хочется.

Я поднимаю обе ладони, показывая, что передумала жать руку.

Монти одобрительно кивает:

— Мудрое решение. Теперь нужно определить, что именно мы считаем соблазнением. Принуждать к соитию нельзя, ведь есть множество способов предаваться плотским утехам и без проникновения.

Я вспыхиваю от его прямолинейности. Да, я пишу чувственные романы, но обсуждать подобное вслух — совсем другое дело. Фейрвивэй действительно живет по своим законам.

— А что, если так? — продолжает Монти. — Считаем соблазнением любой акт физической близости между двумя сторонами за закрытой дверью спальни. И назначим срок. Все должно произойти до полуночи в любую из ночей. Или… мы можем сделать определение менее расплывчатым…

— Оставим все расплывчатым, — говорит Уильям холодно. Он и правда ведет себя странно. Но выражение его лица тут же смягчается, превращаясь в издевательскую ухмылку: — Ради Вини.

— Мне не нужна твоя забота.

— Но ты ее получишь. Она тебе пригодится, чтобы меня обойти. Мне и до полуночи не понадобится, чтобы каждый вечер находить себе спутника в постель. Ты же видела, как я действую на окружающих. Уверена, что хочешь тягаться с этим?

Если бы я не ощущала себя сейчас самым блистательным существом на свете, шагающим по облачному шарику из солнечного света и радуги, сотканному моим самым верным союзником, «Облачным Пиком», я, может, и задумалась бы, что в его словах есть мудрость.

— С удовольствием, — говорю я и вновь протягиваю ладонь. — Согласна на эти условия.

На этот раз Монти не вмешивается, и Уильям уверенно сжимает мою руку. Его глаза прищурены, а на челюсти снова дергается нерв.

— Я тоже согласен.

— Какая прелесть, — говорит Монти.

— Это ужасная идея, — бормочет Дафна.

— Это будет слишком легко, — хихикаю я, допивая остатки своего напитка.