ГЛАВА 12


Похороны отца, безумно ею любимого, Серафима перенесла как в бреду. Ее, рыдающую до изнеможения, постоянно накачивали какими-то настойками и таблетками даже чаще, чем маму, которая вела себя более стойко, хоть горе ее было ничуть не меньше, чем у дочери. Перед затуманенным, притупленным лекарствами взором Серафимы мелькали лица родственников, друзей, знакомых и незнакомых людей, и она в таком состоянии, не могла даже вспомнить потом, кто обращался к ней с соболезнованиями, кто вел под руки на кладбище и поддерживал, когда гроб опускали в могилу. Единственное, о чем она твердо знала, — наряду с другими, возле нее всегда находился Серафим. И у нее даже ни разу не мелькнула мысль о том, почему он находится рядом с ней уже два дня подряд? Ведь он сказал тогда в Ялте, что вылетает в Москву по какому-то своему срочному делу, однако за эти дни ее друг даже ни разу никуда не отлучился. И Серафима чувствовала его поддержку, особенно в те моменты, когда ее рассудок прояснялся, и страшная истина снова и снова терзала сердце своей неизбежностью. И тогда она, задыхаясь от горя, нащупывала его теплую ладонь, которая в тот же миг своим рукопожатием согревала ее леденеющую руку. И губы Серафима, нежно касающиеся ее виска в этот миг, приносили ей облегчение лучше любого лекарства, и безысходность отступала от сердца, давая ему передохнуть.

Во время поминок, которые были организованы в кафе, к Серафиме подошел молодой мужчина, который представился старшим лейтенантом Свиридовым Егором Владимировичем, и спросил, когда он сможет с ней побеседовать.

— Как — нибудь потом, — машинально ответила ему Серафима.

— Хорошо, я позвоню Вам завтра во второй половине дня. — Информировал ее лейтенант и удалился.

Когда собравшиеся на поминки люди стали расходиться, поочередно прощаясь с Анной Сергеевной и Серафимой, в какой-то момент к ней подошла Маша Кружилина. Серафима, очнувшись, словно увидела ее впервые.

— Машка! — воскликнула она, и, обняв ее, опять зарыдала, разделяя горе с ответными слезами подруги.

— Успокойся, Симочка, хорошая моя, успокойся! — тихо, сквозь слезы, приговаривала Мария, поглаживая ее по голове.

— Где ты была? Что-то я тебя совсем не видела.

— Я все время была здесь, только ты постоянно находилась в чьем-то окружении, да к тому же, была в таком состоянии, что я не решалась к тебе подойти.

— Ладно, Маш, ладно! Наведайся ко мне как-нибудь, — попросила подругу Серафима, — думаю, ты мне сейчас будешь очень нужна.

Первый заместитель покойного Голубева, Государев Юрий Платонович, подошел тем временем к Анне Сергеевне и взял ее за руку.

— Аня, держись, приходи в себя, дорогая, а как только Олег вернется, мы сразу же соберем совет акционеров. Хотя, ты и сама прекрасно понимаешь, что никаких потерь у вас с Серафимой не будет. Но таков порядок, и нам придется вас побеспокоить, чтобы рассмотреть завещание.

— Хорошо, Юра, хорошо. — Кивнула Анна Сергеевна.

— До свидания, дорогая. — И Государев, поцеловав руку жене своего бывшего шефа, направился к выходу.

Государев Юрий Платонович, — заместитель Генерального директора "Химпласт" по научной части, — появился в фирме восемь лет назад. Алексей, по старой дружбе, вытащил его с жидких государственных хлебов из научно — исследовательского института, "Стройполимерпластик", где они вдвоем начинали трудиться после аспирантуры. Голубев к тому времени уже вполне уверенно стоял на ногах и ему срочно потребовался толковый помощник. Положив первому заму хороший оклад и пять процентов акций, Алексей вполне осчастливил своего бывшего товарища, и не разведись с ним к тому времени супруга, она, возможно, вполне осталась бы довольна новым поворотом карьеры своего Юрика. А она развелась, устав от безденежья и нерешительности мужа. Ей почему-то всегда казалось, что он был нерешительным по сравнению с другими! Но на что мог решиться ее супруг в своем институте, работая старшим научным сотрудником в хапужное перестроечное время, когда те, у кого хоть что-то находилось под рукой, прибирали это к себе немедленно? Таким вопросом Марина не задавалась, но указывать мужу на примеры других, — преуспевающих, не стеснялась. Ей тогда исполнилось тридцать четыре года, и на ее горизонте совсем неожиданно появился богатый воздыхатель. В нее влюбился шестидесятидвухлетний бизнесмен, нанявший ее к себе домработницей в загородный дом. Да так влюбился, что развелся с женой, отписав ей почти все имущество, а сам женился на Марине, решив начать с нуля. Но этот нуль уже через три года оброс нулевым циклом загородного дома, трехкомнатной квартирой в Москве, устройством четырнадцатилетнего сына Марины в престижный лицей, и двумя поездками на отдых в Турцию с новой супругой. Это, конечно, не высший пилотаж, по нынешним новорусским меркам, — говорила себе Марина, — но кое-что, если не сказать многое, по сравнению с тем, что у нее было! Так она благополучно прожила семь лет, пока однажды ее благоверный не разбился насмерть в автомобильной катастрофе. Сразу после похорон безутешная вдова узнала от компаньонов супруга о его приличном долге, который стоил ей загородного, почти отстроенного к тому времени дома и четырехгодовалого автомобиля "БМВ". Оставшись с двадцатилетним сыном, — студентом второго курса коммерческого финансового института в своей трехкомнатной квартире на Таганке, Марина устроилась на работу парикмахером, и насколько позволял ей профессионализм, левачила в неурочное время у себя на квартире, чтобы своевременно оплачивать учебу Игорька. Так было до тех пор, пока Юра не устроился к Голубеву и не взял дальнейшее обеспечение сына под свое крыло. Марина попыталась возобновить их супружество, ведь Юра после развода с ней так и не женился. Марина знала, что за этот период у него были непродолжительные связи с женщинами, но до женитьбы все-таки не дошло. Однако ее бывший супруг напрочь отсек попытки Марины на примирение. А причиной тому была не только обида на нее, Марину, но и тайная любовь зама Генерального к его жене Ане Голубевой. Анна была все еще очень красивой женщиной в свои тридцать шесть, да и выглядела на много моложе. Об этом говорили все в фирме, даже женщины. Она была умной и общительной, умела пикантно пошутить и поострословить. И новый зам Государев, влюбился в нее на первой же совместной вечеринке, устроенной в офисе накануне восьмого марта. Эта любовь длилась уже семь с половиной лет, и нельзя сказать, чтобы никто из окружения Анны и Юры об этом не догадывался. Прежде всего, об этом догадывалась сама Анна. Юра относился к ней с трепетом, который ему трудно было скрывать. Это проявлялось всякий раз в его пылком взгляде и в общении с ней, когда им, по дружбе, приходилось бывать в одной компании, и он излишне старался ей хоть чем-то услужить. Не мог не догадываться об этом и Голубев, наблюдая в такие минуты за своим замом, но его это не особенно волновало. Он говорил себе, — уж если моей Анечке и приспичило бы влюбиться, то не в такого, как Юрик. Государев был скромным человеком, каким-то уж черезчур покладистым, старомодным по части ухаживания за женщинами! Скромные вздохи за спиной объекта обожания, да пылкие взгляды, вспыхивающие в его глазах на короткий миг и тут же пресекаемые стыдом и чувством порядочности….

Нет! — считал Алексей, определяя друга в разряд ненастоящих мужиков, и потому был абсолютно спокоен, что в данном случае со стороны ответных чувств Ани он абсолютно неуязвим. Что же касалось самого Государева, то он был его давним другом, и если случилось так, что он влюбился в его жену, на здоровье! Пусть себе любит издалека! Чувствам ведь не прикажешь.

…Юрий Платонович уже подошел к двери, и вдруг что-то вспомнив, повернулся и снова направился к Анне Сергеевне.

Возле вдовы и Серафимы в это время стояли двое, — начальник службы безопасности — Шаталов Геннадий Сергеевич и его зам, — молодой энергичный двухметровый качок, Валера Кудрин.

— Валера с первого дня над этим работает, — докладывал Шаталов женщинам, — так что, не беспокойтесь.

И Серафима в тот же миг перекинула свой усталый взгляд на Валеру Кудрина.

— Я умоляю тебя, Валера, сделай все возможное!

— Какие вопросы! — молодой человек положил свою тяжелую руку ей на плечо.

— Будет сделано все возможное и невозможное, да к тому же, ментовка в подспорье.

Серафима безнадежно махнула рукой.

— Ментовка, — это несерьезно! Покопаются слегка и присвоят глухарь.

Валера удивленно на нее взглянул.

— Им, вроде сам Степаненко позвонил.

Серафима вопросительно посмотрела на Кудрина.

— Степаненко, это кто?

— Генерал оборонной промышленности. — Сообщил Шаталов. — Алексей Витальевич заключал с ним контракт на выполнение крупного заказа, и вообще, они были в хороших отношениях.

— И что он обещал? — с надеждой спросила Серафима.

— Обещал милицию зарядить по серьезному. — Сказал Валера Кудрин.

— Ладно, Валер, — устало прошептала Серафима, взяв его под руку. — Ты только меня держи в курсе всех дел, хорошо?

— Не вопрос, Серафима Алексеевна!

— Серафима кисло улыбнулась. — Да брось ты официальничать! Или забыл, как мы лазали с тобой по альпийским горам еще совсем недавно? Уж как ты меня только не называл тогда, и даже материл однажды!

Валера расплылся в улыбке, вспоминая прошлогоднюю поездку в Альпы с Серафимой, Машей Кружилиной и еще тремя ребятами, работающими в фирме Голубева.

— Не забыл! Но ты теперь, вроде, будешь вместо шефа. Наши поговаривают, что львиная доля акций по завещанию должна быть отписана не Анне Сергеевне, а именно тебе.

Серафима удивилась.


— Поговаривают?! С чего вдруг? Завещание ведь еще не вскрыто.

Валера мельком бросил взгляд на зама Генерального, терпеливо стоящего возле Анны Сергеевны, а потом наклонился к Серафиме и прошептал.

— Государев сказал, что точно знает содержание завещания. Алексей Витальевич составлял его при нем и Буракове. Но он не просто проболтался, Сим, нет! Он мужик нормальный, интеллигентный, и никогда не стал бы выдавать тайну твоего отца, просто Шаталов вчера выпытал это у него для расследования. Ну, ты сама ж понимаешь, что нам в первую очередь необходимо установить, кто из окружения по службе мог быть заинтересован в убийстве.


— Понимаю, Валер, понимаю! Но все равно, моя будущая доля не имеет никакого значения, так что брось прибедняться, и обращайся ко мне по — человечески.

— Уже обращаюсь!

Серафима грустно улыбнулась и взглянула на маму. Анна Сергеевна была одета в строгое черное платье, облегающее фигуру, которое подчеркивало ее природную красоту, подкрепляемую старанием его владелицы, регулярно соблюдающей диеты и занимающейся спортом. — Такую, да еще при деньгах, уведут не глядя, — подумала Серафима. Вот она причина, со всеми вытекающими отсюда последствиями, по которой папа составил такое завещание. Он наверняка отвалил маме хороший куш, но все же позаботился, чтобы фирма осталась в руках дочери, а не перешла вместе с мамой к кому-нибудь другому, оставив ее, Серафиму, не при делах!

Она вновь взглянула на Кудрина.

— Ладно, Валер, пока! Если у тебя появится хоть какая-нибудь толковая информация, звони. — И в ее глазах заблестели слезы.

— Я жить не смогу, пока не узнаю кто это сделал и не пожалею для этого никаких денег, так что имей это в виду, Валер!

Государев, между тем, улучив минуту, подошел к Анне Сергеевне.

— Аня, прости, но это очень важно. — Юрий Платонович виновато улыбнулся, и уточнил, — важно для фирмы!

— В чем дело, Юра? — спросила Анна Сергеевна.

— В машине у Алеши… — Государев замялся.

— Ну, что ты, Юра, говори. — Подбодрила его Анна Сергеевна, заметив конфуз.

— Словом, у Алеши в машине в тот момент была папка. Он забрал ее из офиса. В ней находился очень важный контракт. Алеша взял с собой оба экземпляра, чтобы просмотреть и подписать.

— Я понимаю, — кивнула Анна Сергеевна. — Но, думаю, с этим тебе надо обратиться в милицию.

— Конечно, конечно! — Юрий Платонович сконфузился еще больше. — Прости, Аня, я как-то об этом не подумал.

— Не стоит извиняться, Юра, я все понимаю. — Анна Сергеевна с пониманием одарила своего воздыхателя усталой улыбкой.

…Когда почти все разошлись, дело дошло до Серафима. Во время массового прощания он скромно стоял в стороне, избавив Серафиму от своего постоянного присутствия, и подошел только тогда, когда она, озираясь по сторонам, остановила на нем свой взгляд.

— Ну, как ты? — участливо спросил он и взял ее за руку.

— Сейчас чувствую, что жутко устала. — Ответила Серафима.

Серафим сунул руку в карман и извлек оттуда упаковку каких-то таблеток.

— Приедешь домой, выпей одну и ложись спать. — Сказал он и протянул ей лекарство. — Можешь и маме дать.

— Что это? — поинтересовалась Серафима.

— Снотворное, очень хорошее, да к тому же безвредное, из какой-то тибетской травы.

— Откуда оно у тебя?

— Из аптеки.

Серафима удивилась.

— Когда ты успел там побывать?

— Только что. — Улыбнулся Серафим.

— Надо же, а я и не заметила, что ты уходил.

— Ничего удивительного. У тебя очень заторможенное состояние от такой груды лекарств.

— Спасибо, Серафим! — она встала на мысочки и поцеловала его в щеку. — Твое участие было самым… Я даже не знаю, как это выразить. Я, наверное, только сейчас поняла, как оно было необходимо и своевременно с твоей стороны.

— Ты позвонишь завтра?

— Конечно!

— Во сколько?

— Как только ты проснешься!

— Хорошо, тогда лучше после десяти. — Сказала Серафима.



Загрузка...