Срок пребывания в тюрьме военных преступников заключенных № 1 — Шираха и № 5 — Шпеера истекал 1 октября 1966 года в 24.00.
Я уже уехала из Берлина в Москву, к новому месту службы, но продолжала переписываться с нашим директором тюрьмы подполковником Лазаревым. Поэтому я еще долго была в курсе событий, происходящих в тюрьме.
Перед своим отъездом я устроила в баре Шпандау прощальный коктейль. На камине в баре на память о себе я оставила большую многослойную “матрешку”. Когда от меня долго не было писем, директора поворачивали ее лицом к стене. Показывали “матрешку” гостям и любили рассказывать ее историю. Перед своим отъездом Лазарев решил ее “открыть”, но, к его удивлению, в ней внутри не было ни одной — все разобрали на сувениры. В своих письмах Лазарев подробно писал мне о том, как освобождали Шираха и Шпеера, как все было продумано и точно, как по нотам, разыграно.
Уже в самом начале сентября англо-американская сторона начала включать в повестку дня заседаний директоров вопросы, касающиеся процедуры освобождения заключенных. Они хотели сделать так, чтобы заключенных выпустили “с соблюдением всех правил приличия и уважения человеческого достоинства”, то есть элегантно одетыми по сезону. По просьбе самих заключенных, изложенной в письмах, родные к моменту освобождения должны были привезти в тюрьму заранее сшитые в ателье по два-три костюма, пальто, рубашки и обувь, из которых они выбрали бы самые удачные, наиболее им понравившиеся, оделись в них и в таком виде предстали бы перед многочисленными фотокорреспондентами и журналистами. Наши же предложили одеть заключенных в то, в чем они были арестованы.
Вещи заключенных хранились в специально отведенном помещении. Я видела их при очередной инспекции тюрьмы американским генералом. Мне запомнился массивный, усыпанный бриллиантами золотой портсигар Шираха. Чей-то золотой с драгоценным камнем перстень. Серо-голубой мундир капитана Люфтваффе, принадлежащий Гессу, а также его кожаный комбинезон на меховой подкладке, летный шлем, компас и наколенные часы.
При осмотре хранившихся вещей заключенных директора поняли, что время сделало свое дело — одежда пришла в негодность. Английский директор с сомнением покачал головой и сказал, что не может согласиться с тем, чтобы заключенные после освобождения были в нее одеты. Американец согласился с ним, а француз, как всегда, безучастно молчал. Начался спор, который завершился принятием нашего предложения. Было решено все это пропустить через химчистку и соответствующий ремонт. А так как брюки почти полностью были съедены молью, то купить им новые, но самые простые и дешевые.
Заключенные № 1 и № 5 должны покинуть тюрьму в полночь 1 октября 1966 года. Английская военная полиция разработала необходимые меры безопасности: в 23 часа улица Вильгельмштрассе была полностью перекрыта для всякого движения. Вдоль обочин выставлены заградительные решетки и выстроен наряд немецкой полиции численностью в 600 человек и 60 английских военных полицейских. По всему периметру тюрьмы — полицейские с овчарками.
Ровно в 23 часа 45 минут английские военные власти включили прожектора. К этому времени напротив главных ворот через дорогу собралось человек четыреста от прессы и около пяти тысяч любопытных зрителей. Были установлены мощные осветители для теле- и киноустановок.
Шираха встречали сыновья, все трое. Шпеера — жена и адвокат. Директора решили, что первым из тюрьмы выйдет Шпеер, а за ним — Ширах. Сын Шираха Клаус возмутился, почему не его отец первый? Сыновья Шираха вели себя нагло, вызывающе, что особенно бесило английского директора, их защитника и покровителя.
В 23 часа 48 минут заключенные переоделись, в 23.58 вышли из камер, поздоровались с родными, сели в ожидавшие их во дворе машины и в 24.00 покинули тюрьму, в которой пробыли ровно 20 лет.
Выезд машин на широкую улицу прошел спокойно, но после того как машины с бывшими заключенными скрылись, толпа начала скандировать: “Свободу Гессу!”, “Освободите Гесса!” Началась потасовка, появились пострадавшие. Полиция, пытаясь утихомирить митингующих, произвела несколько арестов. После часа ночи стали раздаваться выкрики: “Томми, гоу хоум!” Снова включилась в работу полиция…