Соскучился по дождику

ДОБРАЯ ВЕСТЬ

Петр шагал по улице размашисто и весело. Он представлял, как обрадуются родители Володьки, когда узнают о письме. Сколько они пережили за то время. И сейчас, конечно, Володьку еще не нашли, но хоть известно, где его искать.

Петр нащупал в кармане пиджака конверт. Бывают в жизни удивительные совпадения. Василий Федорович, его флотский командир, встретился с Володькой в Севастополе. И вот прислал Петру тревожное письмо — отличный парень в опасности, отличному парню надо помочь.

А Петру весело. Может, от того, что он и капитан, оба верят в Володьку? А может, от того, что и вправду теперь найти мальчишку ничего не стоит. Надо только поехать в Севастополь — и все.

Петр остановился у дома кирпичной кладки. Легко взбежал на третий этаж. У квартиры № 12 потоптался немного, поискал звонок. Не нашел и постучал.

За дверью шумело застолье, и вежливый стук Петра никто не услышал. Он постучал сильнее — ни ответа ни привета.

Тогда Петр толкнул дверь. Она оказалась незапертой, и Петр вошел в узкий коридор и направился в комнату.

— Здравствуйте, к вам можно? — громко спросил Петр. — Извините, я стучал… Дверь была открыта…

На голос Петра из боковой комнаты выглянула заплаканная Володькина мать, охнула и скрылась за дверью.

В большой комнате за столом, на котором стояли бутылки водки — одна опорожненная, другая начатая, — сидели двое мужчин. В одном из них Петр с трудом узнал отца Володьки. Прокопенко-старший словно вырос, движения его стали властными и уверенными. А главное, изменилось лицо — из растерянного оно превратилось в мрачное, даже злое.

Друг отца — добродушный круглолицый парень — пьяно улыбнулся Петру.

— Садись, друг, третьим будешь…

Петр присел к столу, других стульев поблизости не оказалось. Он хотел дождаться, когда выйдет мать Володьки, чтобы ей рассказать о письме капитана.

— Спокойно, Федя, — отец положил жилистую руку на пухлую руку друга. — Он из милиции…

Федя хохотнул, решив, что друг привирает, и взял бутылку, намереваясь налить Петру. Тот накрыл ладонью граненый стаканчик.

— Извините, я не пью…

— Ты что, с нами брезгуешь? — взвился отец.

Он выхватил у Феди бутылку, тяжело задышал:

— Ты мне ответь, моего мерзавца поймали?

Петр выдержал взгляд отца:

— Вашего сына мы пока не нашли…

— Слыхал, Федя? «Пока не нашли», — ухмыльнулся отец.

— Но, — начал было Петр, и его тут же властно перебил отец:

— Никаких «но»! Ты зарплату получаешь и немалую. Так вкалывай как след. Как мы с Федей вкалываем. А то хулиганья развелось, жуликов, бандитов! И пацанов распустили. Что хочу, то и делаю — вот как они живут. Слишком много мы стали им позволять. Чего не пожелают, мы им сразу преподносим. Пожалуйста, кушайте на здоровье. Вот они и сели на шею, обнаглели, перестали уважать старших. Да если б я своему батьке хоть слово поперек сказал, так он прибил бы меня с ходу… И правильно сделал бы! Так, Федя?

— Прибил бы, — подтвердил Федя. — Как пить дать прибил.

Петр и не пытался спорить с отцом Володьки, понял, что бесполезно, но с любопытством слушал его. Правда, Петра не покидало ощущение, что перед ним не отец Володьки, растерянный, согнутый бедой, а совсем другой человек, какого он не знал.

На секунду замолкший Прокопенко-старший продолжал:

— А этим пацанам все по боку. Отца оскорбить — раз плюнуть. Остаться на второй год — проще пареной репы. Ничего не стоит убежать из дому, ограбить магазин, убить человека… Ни стыда у них, ни совести нет…

— Доказано же, что Володя не имеет никакого отношения к ограблению, — возмутился Петр.

— Но с грабителями водился, — отец жестко поглядел на Петра. — И милиции нечего с ними цацкаться. Нашкодили, получайте, голубчики, по заслугам…

— Постыдился бы, Иван, гостя так встречать…

Петр поднялся. В комнату вошла мать Володьки в нарядном платье.

— Я бульбочки почистила, поставила… Вмиг сварится.

Екатерина Антоновна приветливо улыбнулась Петру, но глаза ее глядели тревожно. Она сердцем чувствовала, что Петр принес новость, но какую — не знала. Из-за спины матери испуганно выглядывали близнецы — брат и сестра.

— Я к вам с доброй вестью, — начал Петр.

— Володю нашли? — прошептала мать.

— Нет еще, — ответил Петр. — Но его видели недавно в Севастополе… Видел мой флотский командир. Он письмо мне прислал.

Петр вытащил из кармана конверт.

— Капитан пишет, что они подружились с Володей, что он бы его с удовольствием взял на корабль, настолько ваш сын самостоятельный и разумный парень, да вот только годков ему не хватает.

Отец и Федя молча глядели на Петра.

— Так что скоро вы увидите своего сына, — сказал Петр.

— Спасибо за добрую весть, — растрогалась мать.

— До свидания, — кивнул всем Петр и направился к выходу.

— Куда же вы? — всплеснула руками Екатерина Антоновна. — Бульбочка вот-вот сварится…

— Спасибо, как-нибудь в другой раз, — сказал Петр, направляясь к выходу.

— Понимаю, служба, — вздохнула мать и пошла следом за Петром.

На лестничной площадке она остановила инспектора.

— Вы уж простите моего дурня, ради бога. Не составляйте протокола.

— И часто он… так? — спросил Петр, показывая на дверь.

Мать кивнула и торопливо добавила:

— А когда не пьет, хороший человек. О семье думает. Зарплату домой приносит, почти всю.

— А когда пьет? — спросил Петр.

— Когда пьет — страшно, — мать закусила губу. — Меня бьет, детей…

— И Володю?

— Его тоже. Володя за меня заступается, — тихо улыбнулась мать. — Но куда ему против отца? Сколько раз я отводила Володю к сестре ночевать…

— Катерина! — послышался из-за двери голос отца.

— Иду! — отозвалась мать.

— Может, мне с ним поговорить? — предложил Петр.

Мать покачала головой.

— Не надо… С этим я уж сама справлюсь… А вы хороший человек. Вот уж матери вашей счастье. И отцом хорошим будете, если сейчас за чужого мальчишку болеете, как за своего.

Она поглядела на Петра с надеждой и ушла.

Петр потоптался у закрытой двери и стал медленно спускаться вниз. Он понимал, что изменить жизнь Володькиной семьи ему трудно, но именно оттого на душе у Петра было скверно.

Катерина Антоновна надеется на Петра. Она ничего не сказала, но Петр это почувствовал.

И тут Петр вспомнил свою мать. С той поры как старший брат Саша уехал на стройку в Сибирь, Петр остался у матери и кормильцем, и опорой, и надеждой. А много ли мать видит сына? С утра до вечера сын на работе.

Петр заспешил домой. По дороге купил в гастрономе торт.

Когда Петр появился на пороге, мать покосилась на коробку, крест-накрест перевязанную бечевкой, спросила:

— А что за праздник сегодня?

— А просто так разве нельзя купить торт? — весело сказал Петр. — Обязательно ждать праздника?

— Нет, не обязательно, — ответила мать, и по тону ее Петр понял, что безо всякой причины торты тоже не покупаются. — Пойдем, чай поставлю.

— Погоди, — остановил ее Петр. — Я сам. Ты посиди.

Поставив чайник на плиту, Петр вернулся к матери.

— Был я у родителей Володьки, — сказал Петр.

— Письмо Василия Федоровича показал? — спросила мать.

— Показал, — кивнул Петр. — Вошел, а там отец с дружком пьянствуют, а мать с малышами прячется в другой комнате, боится…

— Конечно, без отца жить тяжело, — вздохнула мать. — Но и с таким пьянчугой не слаще…

Когда их оставил отец, Петру не было и года. Мать ему была всю жизнь и мамой, и папой…

— Мам, ты не расстраивайся, на следующий год я обязательно поступлю, — сказал Петр. — Ты мне веришь?

— Верю, — улыбнулась мать.

— Но теперь уже в педагогический, — добавил Петр.

— Наверное, так будет правильней, — подумав, согласилась мать.

На кухне захлопал крышкой чайник — подав голос, что пора пить чай.

Петр с матерью пошли на кухню. Мать нарезала торт, попробовала кусочек.

— Свежий, очень вкусно, — похвалила она и неожиданно сказала: — Только ты будь осторожнее, Петя. Ножом еще ударят…

— Это кто же меня ударит? — беспечно воскликнул Петр. — Мальчишки? Силенок не хватит…

— Не мальчишки, так взрослые, — стояла на своем мать. — Я тебя прошу, Петя…

— Хорошо, мама…

Петр молча пил чай из блюдечка. А мать не сводила с него глаз, и были в ее взгляде и гордость за сына, и тревога, и радость, и печаль…

Кажется, легче легкого прочесть, о чем говорят глаза матери, настолько ясно и открыто в них отражается все, о чем она думает и что чувствует. А на самом деле нет ничего в мире сложнее материнского взгляда.