Сосна зимой

Глава 14

Хоть в царстве у вас ничего ещё твердого нет,

Но мудрые люди нашлись бы, пожалуй, и здесь;

В народе у вас, хоть немного осталось его,

Разумные люди, советоподатели есть,

Достойные видом, способные править умы!..

И точно источник бегущей и чистой воды,

К погибели общей теперь не стремились бы мы.

Ши цзин (II, V, 1)

Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается – организация придворной дискуссии оказалась весьма хлопотным предприятием. Требовалось собрать учёных мужей, прибывших ради такого исторического события со всех концов империи. Требовалось их разместить достойно их положению и репутации. В конце концов, это был вопрос престижа: оказать радушный приём титанам умственного труда, продемонстрировав всем, как императорский двор и августейшая семья уважают и чтут учёность. Выбрать этот самый счастливый день, который по разным причинам пришлось несколько раз переносить. Одной из этих причин стало печальное событие: умерла госпожа Фэй. И пришлось мне покинуть дворец для белого дела, как тут называли похороны.

Смерть приёмной матушки огорчила меня, хотя больше я переживала за приёмного отца, выглядевшего совсем потерянным. К счастью, замужняя дочь не обязана вместе со всей семьёй оставаться рядом с гробом до похорон и уже через неделю может вернуться в дом своего мужа, чтобы там донашивать траур – куда более лёгкий, чем полагается по свёкру или свекрови. Что ж, выданная замуж дочь – отрезанный ломоть, и тот факт, что в данном случае дочь была вдовой, сути дела не менял.

Постаравшись, как могла, утешить и ободрить овдовевшего хоу Фэя, пообещав навещать его во время траура и приводить детей – хоть какое-то развлечение старику, который теперь будет вынужден два года безвылазно сидеть дома – я с чувством выполненного долга влезла в паланкин, который доставил меня обратно во дворец. Перед ним несли яркие фонарики, символизирующий радость и утешение, которые я должна найти по возвращении в свою семью. Перед воротами Западного дворца меня ждал небольшой сюрприз – кучка соломы, которую слуга поджёг, стоило мне вылезти из паланкина. Оказалось, что я должна переступить через огонь, очищающий от возможной скверны. Я переступила, задрав юбку несколько выше приличного – воображение слишком ярко нарисовало мне, как от этого огня вспыхивает белый шёлковый подол. Конечно, вокруг много людей, и сгореть мне не дадут, но и ожоги – удовольствие пониже среднего. Особенно учитывая уровень медицины.

– Матушка, мы пойдём на похороны бабушки? – спросила Хиотар, любопытно поблёскивая глазками. Для неё похороны были необычным приключением, да и бабушку она, в отличие от старших, встречала лишь несколько раз.

– Нет, мы просто выйдем на ворота, когда бабушку провезут мимо, и проводим её, – вместо меня объяснила подкованная Лиутар.

– Почему?

– Потому что бабушка по матери – родственница четвёртой степени. Таких в императорской семье положено оплакивать только один раз.

– Но ты же с Ючжитаром и Шэйреном ездила к бабушке и дедушке в первый день!

– Это потому, что мы большие. А ты маленькая.

Хиотар обиженно надула губы. Я рассеянно потрепала её по голове, мои мысли, признаться, уже были заняты другими делами.

Параллельно этим хлопотам я таки подписала указ о создании регулярной почтовой службы – пока между крупными городами. Чиновники рассчитали примерную сетку тарифов на письма и посылки, чтобы дело было окупаемым, я ещё убавила – посидит пока почта и на дотациях, ни к чему отпугивать потенциальных пользователей высокими ценами. В остальном я постаралась скопировать известное мне по Земле – расписание почтовых дней и доставку писем на почтовые станции, благо те есть и в самых удалённых уголках империи. Платить должен отправитель в зависимости от дальности отправки, а также веса и объёма, если речь идёт о посылке. Только вместо марок ставились привычные местным печати, заодно заменившие и индексы – каждой станции в каждой местности была присвоена своя печать.

Жизнь текла своим чередом. Князь Цзярана, отец Кея, с которым я продолжала поддерживать переписку, сообщил, что южане вновь начали набеги на его границы – не слишком пока решительно, явно прощупывая оборону княжества. Кроме того, послы Южной империи зачастили в горы, пытаясь завести друзей среди горных царьков, но тут не дремала разведка самого князя, а поскольку Гюэ Чжиана в горах знали и уважали, и не только как врага – среди тамошних вождей у него были друзья и даже один побратим – то успеха южане пока не добились. Кей, в свою очередь получавший известия от отца, согласился со мной, что, похоже, Южная империя пытается сделать то же, что и я со степняками: найти союзников, которые оттянут на себя часть врагов.

– Кстати, купеческий караван с нашим человеком уже выехал, первые известия, наверное, будут к весне.

– Очень хорошо, – отозвалась я, рассеянно вертя в руках кисть для письма. Войны на два фронта хотелось бы избежать, а что война будет, и не одна, сомневаться не приходилось. Этой осенью ко мне приезжал ещё один посланец от южного собрата, хотя и без помпы, с сугубо деловым визитом. Император Ши Цинъяу гневно требовал, чтобы я угомонила своих пиратов, нападающих на его прибрежные селения. Я в ответ злорадно напомнила ему, что море велико, и пираты могут быть чьи угодно, с чего это они вдруг мои? Доказать, что я вру, будет проблематично, ведь в набегах на побережье участвовали наёмники, а военный флот вступал в бой лишь при угрозе нашим кораблям. Не только царственный собрат Цинъяу, я тоже отлично научилась держать один глаз открытым, а другой закрытым, вроде как не имея прямого отношения к разбою, но пользуясь его плодами.

Словом, дискуссия при дворе состоялась только в начале зимы. Почтенные учёные собрались в тронном зале дворца Согласия Неба и Земли, использовавшегося в самых торжественных случаях. Противники и сторонники нововведения расселись по разные стороны зала, и, надо сказать, что ряды противников выглядели куда внушительнее. Но сторонники держались стойко. Аргументы и контраргументы звучали один за одним, напомнив мне карточную игру, в которой игроки по кругу выкладывают на стол карты так, чтобы они перекрывали одна другую, и, надо сказать, не все доводы противников реформы даже на мой пристрастный взгляд выглядели несостоятельной чушью. Мне и всем присутствующим напомнили, как много значит, как сказали бы в моём мире, среда, в которой растёт и воспитывается будущий государственный деятель, и что изучение текстов – ещё далеко не всё, нужен наглядный пример. Какой пример бескорыстного служения вплоть до полного самоотречения может дать крестьянин, ремесленник или торговец? Другой оратор, несколько противореча первому, но тоже здраво напомнил, что бескорыстие и щедрость, столь желательные у чиновников, чаще всего бывают следствием не столько чувства долга, сколько достатка. Человек, не привыкший к благам как к чему-то само собой разумеющемуся, будет вести себя как голодный, дорвавшийся до еды и пытающийся набить брюхо здесь и сейчас, потому что счастье в любой момент может изменить. Посмотрите на семьи О и Цуми, которых сделали чиновниками, ведающими солью и железом – насколько они обогатились, и сколько своих родичей на разные посты пристроили? Я поморщилась, но в данном случае возразить было нечего – действительно, стремление хапнуть побольше и всюду пролезь без мыла этим кланам было свойственно. Но ведь и пользу они приносят немалую!

Сторонники общих экзаменов, среди которых был и человек, найденный упомянутыми семьями О и Цуми, возражали, что воров и мздоимцев и среди благородных людей хватает – вспомнить недавние расследования в округе Лимису. И никакой прирождённый достаток, равно как и личный пример, увы, не гарантия. Зато взгляните на солдат: они идут в бой за империю, зная, что могут погибнуть, а если и останутся живы, то зачастую не получают никаких наград, кроме увечий. Но ведь идут, хотя происхождения самого простого – это ли не доказательство преданности и чувства долга! Противники тут же принялись возражать, что это, мол, совсем другое дело, что у черни в крови подчинение, и дискуссия едва не погрязла во взаимных придирках и цепляниях к словам. Я краем глаза поглядывала на Ючжитара, который настоял на том, чтобы присутствовать, а теперь уже не сдерживал зевоту. Что ж, сынок, взялся за гуж, не говори, что не дюж. Юный император давно донимал меня вопросами, когда же ему можно будет присутствовать на совещаниях и аудиенциях. Я сперва отделывалась туманным «когда подрастёшь», но недавно всерьёз задумалась, а когда действительно можно будет приобщать сына к государственным делам. В конце концов я озвучила конкретный срок – с двенадцати лет. Ючжитар расстроился – у-у, как долго! Что ж, теперь если он снова начнёт ныть и просить, я напомню ему сегодняшние зевки и уверю, что обычные совещания ничуть не увлекательнее.

Вот Шэйрен поступил умнее – подумал и спросил, а можно ли ему будет послушать из соседней комнаты, служившей для отдыха императора и для последних приготовлений к церемониям. Если оставить дверь открытой, то всё отлично слышно, зато всегда можно незаметно уйти. Ючжитар же был лишён возможности ускользнуть, не поднимая переполоха, и я уже подумывала, не объявить ли перерыв, чтобы всё-таки дать ему возможность с достоинством удалиться. Учёные мужи поймут.

В конце концов, когда спорщики уже начали откровенно переходить на личности, я так и сделала: призвала их к порядку и предложила немного отдохнуть от прений, чтобы страсти поостыли, а участники могли промочить горло и перекусить. Ючжитар напыщенно пожелал им найти истину, прошествовал к задней двери, за ней дождался, пока его освободят от парчового шлейфа на парадном одеянии, торопливо чмокнул меня в щёку и убежал. Шэйрена к этому времени в комнатке уже не было.

Заседание возобновилось с того же места, на котором остановилось. При всей здравости отдельных соображений, в основном, как и ожидалось, возражения критиков сводились к двум пунктам – порушится разница между высшими и низшими, ну и классика здешней реакции на любое нововведение: при предках такого не было! Факты, собранные и приводимые сторонниками реформы, что при нынешнем кадровом голоде путаницы между высшими и низшими только больше, потому что многим чиновникам приходится совмещать обязанности и заниматься не своим делом, а некомпетентность взятых только за благородное происхождение лишь усиливает хаос, никакого впечатления не производили. Наоборот, многие, казалось, испытывали досаду из-за того, что им пихают в нос такие низменные доводы, сбивая с горнего полёта философской мысли:

– Мудрость древних учит нас, что правитель царства и глава дома заботится не о том, что у него мало людей, а об отсутствии справедливого обращения. Сын Неба не должен говорить о «многом» и «малом», князья – о «выгоде» и «вреде», министры – об «обретении» и «утрате». Все они должны совершенствовать добродетель и справедливость, чтобы явить пример народу, и распространять своё добродетельное влияние, дабы обрести доверие народа. Тогда ближние будут с любовью стекаться к ним, а дальние с радостью подчиняться. С правителем, осуществляющем гуманное правление, никто не сможет сравниться. Какую пользу ему принесут эти простолюдины?!

Мне захотелось закатить глаза. Настоятель Тами поймал мой взгляд и, должно быть, понял, что говорильню пора заканчивать.

– Ваше величество! – поднявшись с места, внушительно начал он. – В великой милости своей вы изволите заботиться об империи и людях, её населяющих, равно о благородных и простолюдинах, не разделяя их в своём сердце, как того требует гуманность. Собравшиеся здесь учёные мужи своим разумением стремятся достичь высот Неба либо проникнуть в бездну. Но странно мне слышать, что они пытаются уподобить управление делами в маленькой деревушке с великим делом управления империи. Разве Первый император, спустившись с Небес на Землю, одной лишь добродетелью облагодетельствовал дикие народы? Нет, он научил их, как приносить жертвы богам, писать иероглифы и изготавливать инструменты! Разве Второй император только лишь совершенствовал добродетели? Нет, он даровал людям пять злаков и научил их возделывать поля! Разве Третий император, давший начало родам древних мудрых царей, одной лишь добродетелью доказал, что достоин трона? Нет, он тяжко трудился, усмиряя потоп и отводя воду, а сам был из простых людей, до потопа пахал землю, а его жёны своими руками собирали тутовые листья и носили доски и котлы на кухне! Мы чтим их благодаря тому, что каждый из них приносил в мир что-то новое, чего не было до него. Ваше величество, ваш слуга не может смотреть, как столь бессердечно решается вопрос, имеющий первостепенное значение и способный облагодетельствовать империю. Прошу вас рассудить этот спор!

Составить и подписать указ о введении всеобщих экзаменов было только половиной дела. Второй половиной оказалось решить, как именно будут проходить эти экзамены.

Технические-то вопросы решились быстро. Школы или частные учителя рекомендуют учеников, которые, по их мнению, достигли подходящего уровня, собирается комиссия в волостях и уездах, и там, на местах ученики держат первый экзамен. В случае, если кандидатов оказывается больше, чем требуется, новый экзамен проходит на уровне области. И наконец лучшие из лучших едут в столицу и сдают экзамен при дворе, и уже по его результатам зачисляются на государственную службу. Выпускники столичных учебных заведений держат первый экзамен в своём институте или училище, потом общий в столице же, и допускаются к придворному экзамену на тех же основаниях, что и провинциалы.

Куда труднее было решить, а что именно должны сдавать кандидаты? Учитывая, что соответствие должности проверялось на отборочном экзамене (каковой, впрочем, говоря начистоту, нередко становился формальностью, ибо выбирать особо не приходилось), общий экзамен должен был проверить не умение считать или составлять документы, а что-то иное. В первую очередь, конечно, грамотность и умение излагать свои мысли – с этим согласились все, кого я привлекла для обсуждения. Значит, кандидат должен писать сочинение. Осталось определиться с кругом тем.

Хотя за образец все учебные заведения брали училище Княжественных сыновей, ясно было, что уровень подготовки у кандидатов будет разный. Сказывалась и специфика школ – монастырские учителя по понятным причинам напирали на религиозные тексты, в то время как то же училище Княжественных сыновей и подражающий ему во всём институт Четырёх Врат куда больше внимания уделяли светской изящной словесности. Ну а выпускник Правового училища будет подкован в области законодательства, но вряд ли сумеет наизусть процитировать «Мудрость, поднимающую в Небеса» или классическую поэму «Строфы, написанные в Даро». А потому настоятель Тами считал, что достаточно будет, если кандидаты напишут работы по темам из пяти основных книг, которые заучивали абсолютно все, претендующие на звание образованных: «Древние гимны», «Книгу преданий», «Анналы прошедших лет», повествующие об истории княжества, из которого был родом основатель императорской династии, и ещё два философских трактата, космогонического и морального толка. Но учёные из Управления Княжественных сыновей, ведавшие учебными заведениями столицы, взвыли, что это позор, если чиновник будет знать так мало. Хотя я подозревала, что иные из чиновников, особенно в провинции поглуше, и в этом-то минимуме запутаются. В конце концов, после долгого торга сошлись на прибавлении к основным пяти ещё четырёх книг, представивших весь спектр теоретической подготовки благородного мужа: краткую, как сказали бы в моём мире, историю философии, трактат об устройстве общества и правилах поведения, учебник по риторике и ещё один религиозный труд, на этот раз с упором не на этику, а на духовное развитие. Управитель Императорской библиотеки пытался отстоять ещё и «Исторические хроники» – рассказ о событиях после становления империи, но остальные дружно решили, что «Анналов» вполне достаточно. Меня такой подход несколько удивил – при том почтении к старине, что демонстрировали все здешние жители без исключения, можно было ожидать, что к изучению истории подойдут более трепетно. Но нет – видимо, выковать добродетельного мужа казалось всем, включая прогрессивного настоятеля, куда важнее, чем мужа знающего. А для назидательных примеров подойдут и локальные «Анналы».

Однако вмешиваться я не стала. Это был их мир, это была их жизнь – а я и так уже изрядно всё расшатала.

Итак, чтобы сдать экзамен на должность, кандидат должен был изучить девять книг – но зато уж изучить досконально, со всеми накопившимися за века их существования комментариями и толкованиями.

За обсуждениями незаметно прошла зима, и утверждена программа экзаменов была уже после наступления очередного года. Оставалось ждать, пока с мест отрапортуют о готовности и объявить дату первых экзаменов. Столичные училища храбро заявили, что готовы хоть сейчас, но я решила сделать всё одновременно. Чтобы не ждать отстающих, а спокойно планировать сроки следующих испытаний.

Между тем весна принесла с собой новые тревоги. Почти забытый мной за делами государственными Эльм Чжаоцин снова подал признаки жизни. Вернее сказать, подали признаки жизни его оставшиеся в Северной империи сторонники. Многих из них я знала – они уже попадали в поле зрения верховного командующего Гюэ и его армии Сверхъестественной стратегической искусности, но либо не были пойманы на горячем, либо отделались предупреждениями. Или сознательно были оставлены в покое в надежде, что приведут нас к другим заговорщикам. Надежды оправдались – однажды Кей принёс мне письмо, написанное одному из офицеров гвардии Счастливой Птицы его другом из провинции. В письме содержалось сообщение о купце, который привезёт в столицу деньги для «нашего дела». Оказалось, что письмо было простодушно послано по новообразованной почте и вскрыто по приказу Кея, велевшего просматривать корреспонденцию интересующих его персон. Я даже выразила сомнение в том, что письмо настоящее: неужели среди заговорщиков и в самом деле есть дураки, которые не догадываются, что централизованно пересылаемые письма перехватывать проще? Кей в ответ пожал плечами и предложил понаблюдать и сделать выводы.

Мои сомнения оказались напрасными – купец был настоящим, родом с юга, но имел давние и обширные связи с севером. И деньги тоже были самые настоящие. Часть он вёз открыто, часть – зашитыми в мешки с товарами. Проверяющие сделали вид, будто их не заметили, и вскоре связки монет и золотые слитки перекочевали даже не к офицеру, а в дом администратора гвардии. Оставалось проследить, как он ими распорядится. Однако администратор Чи не спешил. День шёл за днём, люди Кея, не ослабляя бдительности, следили и за ним, и за его сообщником, но ничего подозрительного те не предпринимали.

Поначалу меня это как-то даже не слишком беспокоило. Видимо, я уже привыкла к заговорам против своей персоны, так что меня вполне устраивало, что мы держим руку на пульсе. Но вскоре пришло свидетельство, что всё может оказаться куда серьёзнее, чем я думала. Где-то в середине весны Кей принёс мне самую настоящую листовку, перехваченную в одном из гарнизонов. Это оказалось воззвание бывшего вана Лэя, адресованное войскам, и сообщал в нём Эльм Чжаоцин, ни больше, ни меньше, что династия Луй погрязла в грехах и беззаконии, а потому Небеса отвернулись от неё и пора передать трон тем, кто возродит величие империи. Угадайте, кому.

– Однако, – пробормотала я, изучив короткий, но экспрессивный текст. – Регентство нашего имперского дядю уже не интересует.

– Зачем довольствоваться частью, когда можно получить всё? – риторически спросил Кей.

– И правда.

Я повертела в руках кусок дешёвой бумаги, разглядывая его так и эдак. Ёлки-палки, а ведь это не написано от руки, а напечатано! Вон, с левой стороны иероглифы пропечатались явно хуже. Пожинаю плоды собственного прогрессорства. Вот так и понимаешь, что доступная печать есть не только благо, и мои советники, утверждавшие, что с помощью новой технологии будет распространяться всякая ересь, были не так уж и неправы.

– Тех, раздавал эту гадость, поймали?

– Да, ваше величество, но боюсь, что это лишь начало.

– Постарайтесь усилить контроль.

Кей поклонился. Я бросила листовку на стол. Небесный Мандат, будь он неладен, даётся в руки того, кто сумеет его взять. Если династия Луй лишилась милости Небес из-за того, что творит императрица-чужачка, то да здравствует династия Эльм! А обоснованность претензий проверяется экспериментально. Война будет, и не просто война двух соперничающих государств, а возрождение величия Северной империи клинками и копьями Южной.

Впрочем, если Эльму удастся перетянуть на свою сторону хотя бы часть войск, на что он явно рассчитывает, вмешательство соседей можно будет свести к минимуму и сделать вид, будто это внутренние дела Севера. Но если и не удастся, не беда: недостаток добродетели чужого правителя – вполне достаточный повод для вторжения и наведения должного порядка на территории соседа.

И опять преданность военных становится для меня вопросом выживания. Я давно уже подумывала, что надо показать армии Ючжитара, чтобы он знал, чем живут его солдаты, а солдаты знали своего императора. Значит, тянуть дальше некуда. Разберёмся с первым экзаменом, да и поедем. И Шэйрена с собой возьмём, ему предстоит помогать брату во всём, пусть и он приобщается.

У мальчишек известие о будущем путешествии вызвало неподдельное ликование.

– По гарнизонам? По всем?

– По всем не получится, их слишком много, но по самым главным.

– А я буду с мечом? Мне дадут копьё? Солдаты покажут, как сражаются? Мы увидим Красную скалу? А Байцин?..

– Матушка, – вклинился Шэйрен, – можно я поеду не в карете, а верхом?

– И я! – закричал Ючжитар, в прошедшем году получивший первые уроки верховой езды. – Я тоже хочу верхом!

– Можно, – разрешила я. – Понемногу.

– Ура-а! – Ючжитар заскакал по комнате для занятий, и я мысленно посочувствовал их учителю – сегодня его величеству и его высочеству будет трудно сосредоточиться на учении. Впрочем… пусть воспользуется случаем и даст им урок географии. Или истории, расскажет что-нибудь подходящее.

– Ваше величество, – остановил меня у выхода из комнаты Шэн Мий.

– Да?

– Прибыло известие – на восточных границах загораются сигнальные огни. К пограничным заставам приближается степное войско.

Да, думала я, разглядывая таблички императорских предков на алтаре. Знала я, что бумага, на которой был написан договор со степняками, будет использована по совсем другому назначению, но всё же не думала, что это случится так скоро.

Строго говоря, конечный вариант договора, как все важнейшие документы, был написан не на бумаге, а на шёлке. Но это ничего не меняло.

В Императорском Святилище Предков было тихо. Пахло благовониями, горелой бумагой и немножко сыростью – видимо, незадолго до моего прихода здесь убирались, протирая пыль влажными тряпками. Уборка храма, по сути, ничем не отличается от уборки любого другого помещения. Императрице прилично и даже необходимо молиться предкам мужа и сына, прося о помощи и защите. Но я использовала поход в храм как одну из немногих возможностей побыть в одиночестве.

Только что кончился совет, на котором решалось, кто возглавит армию против вторжения. Победителем этого соревнования вышел уже знакомый мне Жэнь Гуэль. Человек без творческой жилки, но педантичный и исполнительный. Честно говоря, я сомневалась, что он хорошо подходит для борьбы с верткими, непредсказуемыми кочевниками, но от него требовалось лишь наладить оборону и не пустить врага во внутренние области. А дальше в дело вступали командиры конницы, которым, если всё пройдёт по утверждённому плану, зажмут основные силы степняков в клещи и выдавят их за границу, а если повезёт, то и уничтожат.

План был предложен стратегами из Военного министерства, одобрен новым Великим защитником, и я с ними согласилась, уповая на то, что профессионалам видней. Теперь следовало заняться другими делами, ведь война не отменяет необходимости руководить империей, а лишь затрудняет это дело. Вздохнув, я поставила по благовонной палочке перед табличками обоих своих мужей, сама поднялась с колен, не став звать служанку, и вышла.

Будь жив Тайрен, он уже мчался бы навстречу врагу, не тратя времени на выборы командующего. И, быть может, будь жив Тайрен, степняки бы сейчас не гуляли по его стране как по своим владениям. Кто теперь скажет наверняка…

– Матушка, мы ведь всё равно поедем по гарнизонам летом? – спросил меня Шэйрен за общей трапезой. Судя по всему, обоих мальчишек этот вопрос очень занимал.

– Посмотрим, милый. Всё зависит от того, сколько продлится война.

– Мы этих варваров быстро победим! – бодро сказал Ючжитар. – Они нам не ровня, правда, брат?

– М-м… – протянул Шэйрен. Видимо, вспоминал длинную и непростую историю взаимоотношений империи и степи, развивавшуюся с весьма переменным успехом.

– Ну, до лета точно победим?

– В крайнем случае, отложим поездку на год, – сказала я. – Хиотар, не балуйся.

Хиотар и Читар, в этом году впервые допущенные за семейный стол, бросили гонять палочками по столу солёную сливу и быстро выпрямились, состроив благонравные мордашки. А вот лица их братьев заметно вытянулись. В этом возрасте «через год» примерно то же, что и «никогда».

– Мы их победим, – не очень уверенно сказал Шэйрен. – По крайней мере, к середине лета. Войны со степью никогда долго не длились.

Я не стала напоминать, что в год его рождения война длилась значительно дольше нескольких месяцев. А бывало и так, что завоевателям из степи удавалось закрепиться на отвоёванных землях. Правда, в последний раз это случилось ещё до становления обеих империй, но несколькими древними царствами и княжествами правили варварские династии.

Впрочем, пока ещё повода для пессимизма нет. Всё же сейчас степняки не те, что при Великом Кагане. Куда больше меня тревожил Юг – как бы соседушки не вздумали пограбить, пользуясь пожаром на нашем заднем дворе, как говаривал покойный гун Вэнь. Не зря же Эльмы уже который месяц шебуршат, а дорогой царственный собрат снабжает их деньгами. В прошлый раз такого сценария почти удалось избежать благодаря героическим усилиям наших дипломатов, убеждавших батюшку нынешнего императора Цинъяу, что чем завоёвывать Северную империю и нос к носу сталкиваться с идущими навстречу степными конкурентами, лучше использовать нашу страну как буфер. Но тогда при южном дворе не было эмигрантов с Севера, кровно заинтересованных в скорейшем возвращении к родным пенатам.

И потому после обеда состоялось совещание по вопросу, как сделать так, чтобы не воевать на два фронта. В кои-то веки мои советники были со мной полностью солидарны. Сошлись на том, чтобы попытаться уговорить юго-восточных варваров создать угрозу для южных границ соседей, или хотя бы обозначить возможность таковой, благо у наших купцов уже были налажены в тех краях неплохие связи. К тому же Гюэ Кей пообещал устроить небольшую бучу при южном дворе. Большую едва ли получится, но, чтобы отвлечь от завоевательных планов, должно хватить.

Жизнь продолжалась. Армия выступила в поход, сопровождаемая противоречивыми знамениями. Гадатели так и не смогли прийти к общему мнению: не то мы победим, но с большими потерями, не то проиграем, но сумеем нанести степнякам такой урон, что они уберутся сами, не то и вовсе обе стороны устанут бодаться и разойдутся до следующего раза. Вроде как для армии должно быть плохо, но не совсем катастрофа, вроде как у врагов удача, но цели они не достигнут… Словом, если б речь шла о завоевательном походе, то все бы грудью встали за то, чтобы отменить его или хотя бы перенести. Но сейчас выбирать не приходилось.

У меня, впрочем, особой веры в знамения не было. Когда Тайрен отправлялся в свой последний поход, звёзды сулили Северу великую удачу, а что на деле оказалось? Это потом уже задним числом вспомнили, что где-то там родилась двухголовая лошадь, обвалилась древняя пагода, да и день для выступления был не самый благоприятный. Так и теперь можно не сомневаться, что в будущем толкования небесных знаков и трещин на черепашьих панцирях подгонят под любой исход.

Атмосфера в столице была несколько нервозная, но всё же оставалась достаточно спокойной – набеги на северо-западные границы были злом достаточно привычным, а вот до столицы степняки доходили всего дважды, и в первый раз ещё при первом или втором императоре Севера, когда оба новообразованных государства были слишком слабы после длительной войны всех со всеми. Так что повторения начала прошлого царствования никто всерьёз не ждал. Мне доложили, что в окрестностях и в Таюне появились беженцы, но единицы – всё же слишком мало времени прошло, и налётчики не успели напугать большую часть населения, а та часть, что уже была напугана, ещё не успела далеко сбежать от театра военных действий. Видимо, это были те, кто поспешили убраться заранее, и к тому же сумели добыть у властей пропуска через внутренние заставы. Но и эти единицы вынудили меня задуматься и выпустить указ, чтобы бегущим от войны препятствий при пересечении границ уездов и областей не чинили, а принимали и занимали работами. А то ведь бывали случаи, когда заставы перед бегущими запирались, а тех, кто сумел просочиться мимо дорог ловили и выпихивали обратно. Не каждый раз, но желающие проявить ретивость и поставить букву закона перед здравым смыслом всегда найдутся.

Честно говоря, я вообще думала отменить это прикрепление к земле, но стоило об этом заикнуться, как даже ближние советники тут же подняли вой, что подлые людишки, дай им волю, разбегутся, поля обрабатывать станет некому, и землевладельцы пойдут по миру. Язык чесался предложить этим землевладельцам попробовать обращаться со своими людьми так, чтобы тем не хотелось сбежать, но я сдержалась и почла за благо уступить. Не всё сразу, пусть сперва аристократия выдохнет после общих экзаменов. Слишком много преобразований сразу и правда могут оказаться опасными – не для страны, для меня. Впрочем, как следствие, и для страны тоже – те, кто придут мне на смену, к гадателям не ходи, похерят все мои начинания.

Хотя достаточно было почитать здешнюю литературу, чтобы осознать, насколько надуманным был страх массовых переселений. Принцип «с родной земли умри – не сходи» здесь соблюдался прямо-таки фанатично, и под родной землёй подразумевалась даже не страна в целом, а то, что в моём мире называлось «малая родина» – родное село, город, волость. Ссылка – второе по тяжести наказание после смертной казни, и вовсе не обязательно ссылать куда-нибудь к чёрту на кулички, в малярийные болота или холодные степи. Это мог быть просто переезд из одной области в другую, и чем дальше область, чем тяжелее наказание. Страницы здешних книг полнились живописаниями страданий разлучённых с родным краем, в стихах и прозе. Нет, было, конечно, и здесь какое-то количество прирождённых перекати-поле, были и те, кто путешествовал по долгу службы, большая часть чиновников служила вдалеке от родных мест (что рассматривалось как одно из преодолений во имя государства), но подавляющее большинство покидали дом, где родились, только под страхом смерти. Те же беженцы, можно не сомневаться, как только закончится война, рванут обратно к свои приграничные области, хотя никто не может им гарантировать, что набег не повторится в следующем году, или через три года, или через десять. И ведь предложи им переселиться в более безопасные края – откажутся.

Мне это было не очень понятно – всё же я родом из космополитичного мира, где переезд в более благополучные края для многих является мечтой и целью. Сама я никогда не рвалась покинуть родную страну, но, если бы пришлось, сделала это без особых эмоций. Да что там другую страну, я в другом мире живу и неплохо себя при этом чувствую. Хотелось бы, конечно, наведаться на родину погостить, но раз это невозможно, что ж биться головой о стенку? Так что все эти стенания – ах, не увижу больше родные горы – заставляли меня только пожимать плечами. Но таковы здешние реалии.

В месяце начала лета от командующего Жэня пришло донесение, что он вышел на обговоренные позиции, укрепился на них, и всё идёт по плану. В тот день в Императорском Святилище Богов прошло большое моление о военной удаче. Вернувшись во дворец, я привычно села за разбор документов. Пришли вести из Южной империи, меня порадовавшие. Кей сдержал слово, и теперь при дворе императора Ши Цинъяу разгорался скандал. Кто-то разрушил находящуюся вблизи Чжиугэ, столицы Южной империи, дамбу, да так удачно, что вода затопила императорскую гробницу. А в процессе ликвидации последствий небольшого наводнения выяснилось, что склеп дедушки Цинъяу ещё и ограбили. Такое святотатство, разумеется, требовало немедленного расследования, так что в настоящий момент императору было не до военной стратегии. Правда, вопрос о военной помощи Эльмам был не отменён, а лишь отложен, но уже что-то.

Внутренние новости радовали меньше. Когда из первых областей начали приходить результаты общих экзаменов, я не удивилась, что победителями становились только дети аристократии – всё-таки у них в целом подготовка и должна быть куда сильнее. Но когда на всю огромную страну нашлось только две области, в которых образованные простолюдины прошли испытание и были рекомендованы к допуску на столичные экзамены (по одному человеку на каждую область), я заподозрила неладное. Уж слишком это походило на саботаж на местах. Так что я вызвала к себе настоятеля Тами и поделилась с ним своими подозрениями. Тот, ознакомившись со статистикой, со мной согласился и вызвался лично проехать по областям и перепроверить результаты и даже, если придётся, проэкзаменовать кандидатов заново. Но понятно, что в одиночку он не справится, так что нужно было подобрать других людей. Тех, что будут достаточно беспристрастны, чтобы судить по качеству сочинений, а не по происхождению их авторов.

Впрочем, пусть этот вопрос решает он сам. Не зря же он выискивал людей, готовых преподавать в школах для простолюдинов. Вот пусть и представит список рекомендаций, а я подмахну.

За проверкой документов настало время для аудиенций. Ничего особенного, обычная рутина: обсудить назначения, проверить, как там дела с поставками в армию, дать возможность объясниться по поводу расхождений в цифрах. Последним в списке шёл Кей.

– Ваше величество, – мне на стол легла папка, – вы помните воззвание Эльма к армии, которое нам удалось перехватить? Мои люди нашли место, где оно было изготовлено.

– А разве его отпечатали не в Южной империи? – удивилась я. Хотя с чего я взяла, что листовки обязательно должны приехать из-за границы? Подпольная типография много места не занимает.

– Вероятно, часть этих возмутительных бумажек печатается на юге, – неохотно отозвался Кей. Видно было, что невозможность разом прихлопнуть все источники заразы изрядно его задевает. – Но вести их через заставы рискованно, а этих писулек нашим врагам нужно много. Так что проще и безопаснее наладить печать прямо в тех местностях, где их распространяют. Больше всего их ходит по Лимису, и нам удалось вычислить источник – им оказался подвал одного частного дома в Сейя, главном городе округа. К сожалению, Лимису – это тот округ, в котором начальствовал Руэ Чжиорг. И в тамошних воинских частях его очень хорошо помнят.

– А при чём здесь он?

Кей потянулся к папке, вынул один лист и протянул мне:

– Это один из образчиков того, что мы там нашли. Взгляните, ваше величество.

Я взяла лист толстой волокнистой бумаги и вчиталась в немного смазанные иероглифы. Да это целый памфлет, пусть и короткий. И говорится там…

Я прикусила губу. На листовке чёрным по белому, вернее, по серому, было написано, что императрица Фэй вступила в сговор со степняками, чтобы оклеветать и погубить отважного и невинного гуна Вэня.

В нескольких предложениях была изложена вся предыстория наших с ним взаимоотношений. Несомненно, писал человек осведомлённый. При этом об участии гуна в нескольких заговорах не было сказано ни слова, зато были помянуты его поддержка, оказанная мне как во время отсутствия Тайрена, так и после мужниной смерти. Не забыли упомянуть, как Вэнь помог разоблачить покушение на его величество Ючжитара (Эльм при этом был деликатно не упомянут, словно и не он стоял тогда за всем), и указано, что благодарностью за спасение императора для гуна стала ссылка. Ну и последний аккорд – дело, сфабрикованное против него общими усилиями императрицы-регента и тех самых варваров, против которых воевал гун Вэнь, и против которых империя борется сейчас.

Я скомкала листок. Да, если смотреть на события со стороны, всё написанное выглядит весьма правдоподобно. Но откуда они узнали? О моей короткой дружбе с послами степи против Вэня не знал даже Кей. Только Шэн Мий, предложивший идею, я да сами послы. Могли о чём-то догадываться слуги, тайком приводившие степняков во дворец. И всё.

Или Эльм и те, кто ему помогал сочинить это всё, просто тыкали пальцем в небо и случайно попали в точку?

– Многие ли это читали?

– Боюсь, что многие. Я отдал приказ проверять во всех гарнизонах, на всех заставах и воротах, отправил инструкции в армию, но невозможно обыскать каждого солдата или горожанина.

– Невозможно, – эхом отозвалась я. – А что говорят те, кто печатал эту гадость? Откуда они брали тексты?

– Текст им привозил в готовом виде какой-то человек, имени которого они не знают. Это просто семья резчиков по дереву, которая влезла в долги, и однажды им предложили тайно заработать. Предложил, к слову сказать, знакомый чиновник. Мы, разумеется, его арестовали, и он действительно болеет за дело Эльма, но сочинителем текстов не является. Готовые воззвания привозил странствующий монах, которого в Сейя как раз не оказалось. Когда вернётся, неизвестно.

– И вернётся ли вообще, – закончила я. Зная Кея, можно не сомневаться, что искать монаха он будет, да что толку? Ведь и монах, к гадателям не ходи, это не сочинил. Источник заразы сейчас на Юге, и дотянуться до него…

– Кстати, верховный командующий, как продвигаются твои дела при дворе моего царственного южного собрата?

– Всё идёт по плану, ваше величество. Скоро его расследование увенчается успехом, и императора Цинъяу ждёт ещё один сюрприз.

– Хорошо. А теперь, Кей, подумай серьёзно – есть ли какая-нибудь возможность решить проблему с Эльмами раз и навсегда?

– То есть убить их? – спокойно уточнил Кей. – Боюсь, это сложно. Мне пока не удалось снова внедрить в его окружение своего человека. Хотя я посылал туда нескольких под видом несогласных с вашей политикой или пострадавших из-за родственников-заговорщиков, но близко к себе Эльм и его сыновья подпускают только тех немногих, с которыми бежали вместе. К тому же император Ши Цинъяу пожаловал ему дополнительную охрану. Покушение на улице можно устроить, но, учитывая, сколько вооружённых людей вокруг, способ ненадёжный.

– И всё же подумай, что можно сделать.

– Да, ваше величество.

Кей ушёл. Я перебрала листы в папке. Кроме пресловутого памфлета и уже знакомых воззваний о скором приходе новой, угодной Небу династии, там было ещё и несколько карикатур. Свинья на троне в окружении гнущих спину змей и жуков. Несколько хорьков и крыс, что, сидя на грудах монет и набитых мешках, плотоядно скалят зубы на несчастных, тощих и сгорбленных людей в залатанных одёжках и соломенных шляпах. Короткая стихотворная надпись поясняла, что имеются в виду жадные торговцы, обирающие честных крестьян – и развела этих паразитов, разумеется, я. М-да, похоже, подкинув местным пытливым умам идею книгопечатания, я ненароком поспособствовала и изобретению гравюры. А вот это можно принять за весеннюю картинку, рекламирующую услуги домика под зелёной крышей. Зубастая полуголая девица, которую со мной роднил только съехавший набекрень Фениксовый убор, распивает вино в объятиях полуголого же мужика, подозрительно смахивающего на Кея. Кхм…

Обычной моей тактикой борьбы со слухами и клеветой было не обращать на них внимания – собака лает, караван идёт. Правда, иногда потом приходилось разбираться с последствиями. Но если я и сейчас благодушно закрою глаза на происходящее, не уподоблюсь ли я тому вору, что, воруя колокольчики, не подвязывает им язычки, а затыкает себе уши? Пожалуй, пора вспомнить, что в эту игру можно играть вдвоём. Развернула же я когда-то пропагандистскую компанию по реабилитации военных в обществе. Хотя она и сейчас ещё далека от завершения, и не сказать, чтобы солдат в народе особо возлюбили… Но всё же, если я напомню людям, что Эльм вовсе не такой радетель за благо государства, как пытается себя представить, хуже точно не будет. Да и про святого Вэня, пожалуй, можно будет пару слов сказать. Только надо подойти к делу покреативнее: нотации о том, что мятеж – это плохо, а верность императору – хорошо, особого впечатления не произведут. Но что-нибудь типа этих картинок можно напечатать. Например, изобразить голодного волка… или, лучше, шакала, облизывающегося на трон. И что-нибудь, что напомнит – южане, с которыми этот шакал связался, как бы не хуже степняков: степняки пограбят и уйдут, а южане, если придут, то останутся.

Эх, как же жаль, что у меня больше нет под рукой такого поэта, как Чжуэ Лоун! Ну да ладно, для сочинения простых куплетов, подходящих для исполнения по кабакам, и кто-нибудь попроще сойдёт. И я увлечённо принялась накидывать план мероприятий, забыв о своём гневе и мерзком чувстве бессилия против клеветы.