- Вот этот, посмотри - какой красавец.
- Тот, что на заборе?
- Ага... Ой, он без хвоста... А вон, у столба трется... А-а-а. Зеня мне этого не простит.
- Чего не простит? - перевернулся Глеб на живот и вынул изо рта травинку.
- У него проблемы с мартовскими обязанностями. И, в конце концов, отнесись к нашему мероприятию серьезно. Ведь именно на тебя умник надеется. С меня-то в этом деле какой спрос?
- Ну, хорошо. Только из уважения к Зигмунду и сострадания к тебе, - прищурил некромант в темноту глаза. - ... Анис, смотри, - толкнул он меня плечом через минуту. - Беленький, пушистенький. Чем не образ идеального философа?
- Глеб, ты что, издеваешься? Это же кошка. Ты представь, какие у него... у нее... дети получатся?
- Кошка? - недоуменно скривился мужчина. - А что она тогда здесь делает? Я ж на котов территорию помечал.
- Что ты делал?
- Ловушку ставил с 'призывом самки'. Я такими тихонь(1) ловил. Они только на этот зов и реагируют.
- А может это тихоня и есть? - спросила я с едва скрываемым ехидством.
- Да нет. Они же, как крысы и... - пустился было в пояснения Глеб, но увидел мое выражение лица. - И я тебя сейчас сам укушу.
- Еще чего. Сначала болтаешься неизвестно где, цепляешь на себя всякую некромантскую заразу, а потом кусаться?
- А поцеловать можно? - склонился ко мне мужчина. - На всякий случай напоминаю, что утром еще можно было.
- Ты вообще, зачем сюда приперся? Никакой ответственности, - щелкнула я наглеца пальцем по носу.
Купол невидимости и неслышимости - вещи, конечно, незаменимые, но, когда заросли лопухов вдруг начинают сами собой колыхаться, тут никакая маскировка не поможет. Поэтому, встрече удивились обе стороны - огромный полосатый котяра с дохлой мышью в зубах и мы с некромантом.
- Глеб, - произнесла я, почему-то шепотом. - По-моему, этот - вполне. Здоровье в порядке и возраст - года четыре, не больше.
- По-моему, тоже, - кивнул мне в ответ некромант. - Берем?
Котяра дернул хвостом и склонил свою лобастую голову набок, прислушиваясь к наступившему в лопухах затишью. Его явно что-то настораживало, потому что через несколько мгновений претендент на 'просвещенное будущее' начал медленно сдавать назад. Но, не тут-то было - заклятие натренированного на ладменской нечисти некроманта сразило его наповал: кот удивленно мявкнул, выронив в траву свою добычу, и завалился набок, чем несказанно меня обрадовал. Дальше дело пошло гораздо быстрее. Крепко спящего кошака Глеб запихал в мешок и, уже открыто выбравшись из своей засады, мы тут же нырнули в подвал.
Зене за наше трехчасовое отсутствие стало уже по-настоящему плохо и рядом с ним сейчас, сложив ручки на коленях, сидела Груша. Увидев меня, домовиха соскользнула с кровати и уцепилась за мою длинную юбку:
- Он уже бредит. Он мне сказал, что я - красотка и он меня обучит морской навигации. Хозяйка, я не знаю, зачем мне это и мне за Зигмунда тревожно.
- Груш, все будет хорошо, - присела я к крохе. - Мы ему новое тело нашли. Тебе понравится... когда я его завтра отмою. Не переживай, наш умник тебя еще много лет будет в карты обыгрывать.
- Я согласна, - выдохнула домовиха и растворилась прямо посреди веранды.
Ну, надо же, какая забота. И какие страсти у нашей флегматичной хранительницы очага?.. Вот в такие моменты и узнаешь истинную сущность окружающих тебя... Людей?.. А ведь, ни одного человека в моем близком окружении нет. Есть философский кот, маг-некромант и домовиха. И это при том, что подавляющее большинство жителей нашего мира - люди. Не к месту вспомнилась алант Гелия, которая как то сказала мне, после своих седьмых и, как она же уверяет, не последних родов, что, если хочешь узнать, что такое жизнь - надо обязательно связать свою судьбу с человеком. Потому что только они умеют жить по-настоящему - страстно и самозабвенно. Ну что ж. Ей, конечно, виднее. У нее муж - человек...
- Анис, ты чего здесь застряла? - просунулся в дверь Глеб и, взглянув на лежащего без движений Зеню, покачал головой. - Неси его скорей на стол. У нас мало времени... Меньше, чем я думал, - действительно, не к месту я ее вспомнила, аланта Гелию.
В комнате все было давно готово - мы с некромантом еще до похода в соседнее Мочалино постарались. Притащили из сада старый стол и мелом начертили на столешнице нужную пентаграмму. Теперь сталось за малым - убить Зигмунда... А потом его воскресить, только уже в другом теле...
- Анис, если ты и дальше будешь меня отвлекать своим хлюпаньем, я тебя выгоню вон.
- Это не я... Отстань.
- А кто же тогда? - буркнул, не поворачиваясь от стола Глеб.
- Это... я, Грундильда, - донеслось откуда-то из под наших ног.
- И что, так громко?
- А теперь уже мы обе... Но, все равно - отстань. Тебе не понять.
- Ну, хорошо. Тогда обе отсюда вон, - шипящим шепотом произнес некромант, а потом вздохнул. - Девушки, я ведь тоже не убийца котов, тем более... Это же Зеня. И мне нужно сосредоточиться.
- Прости... Я опять Трахиния, - конечно, Трахиния - переложила свою обязанность на чужие плечи, а теперь еще и веду себя, как истеричка. - Глеб, давай, я сама... - подошла я к столу и встала напротив мужчины. - Это же мой кот.
На миг в его глазах я увидела готовность согласиться, но, только на миг. А потом он еще раз глубоко вздохнул и, опустив руку на голову лежащего Зигмунда, пробормотал нужное заклятие. Умник тихо застонал, и вытянулся во всю свою длину. В следующий момент тело его стало, сначала едва заметно, потом все сильнее наливаться голубым светом. Свечение, заполнив Зигмунда от розового носа до кончика хвоста, ярко вспыхнуло и, отделившись от бездыханного тельца, начало медленно подниматься над столом. Мы с Глебом, как завороженные следили за этим парением, и я не сразу заметила, как полосатый кошак приподнял свою голову, обвел мутным взглядом присутствующих и испуганно вскочил на лапы. Здоровый, гад!.. Это хорошо, что я, все-таки, подошла к Глебу - я тоже умела вгонять в состояние сна... Когда наш претендент вновь затих, я со страхом подняла глаза. Душа Зигмунда, удерживаемая некромантской магией Глеба терпеливо ждала своей очереди... Да, я сегодня дважды Трахиния... Хорошо хоть, без необратимых последствий...
- Хозяйка, просыпайся... Хозяйка...
- Груша, имей сострадание. Всю ночь ведь не спали.
- Хозяйка...
- Мау!.. Ма-ау-у!
- Груш, это кто?.. Это Зигмунд что ли? - приподняла я голову с подушки и с трудом открыла глаза.
- Ма-а-а-у-у!
- Он что, теперь всегда так будет... разговаривать?
- Не-ет, - как можно убедительнее затрясла головой домовиха. - Только поначалу. Пока свой новый язык и челюсти не разработает.
- Ма-а-а-у-у!!! - требовательно прозвучало уже где-то у основания лестницы.
Пришлось срочно выбираться из горячих рук Глеба (кто из нас двоих маг огня?) и, пока обновленный Зеня не разбудил еще и его, набросив халат, скакать вниз по ступеням:
- До-о-оброе утро...
Да... При сегодняшнем освещении наш вчерашний победитель конкурса 'Зигмунд - вариант номер пять' выглядел несколько иначе. И это не беда, что его белые полосы совсем таковыми не являлись - грязь смыть не сложно. А вот отмороженные кончики ушей, скрученные и потемневшие и шрам поперек правого глаза, принятый мной накануне за особенность окраса... Думаю, что с такой геройской внешностью нашему умнику придется срочно пересматривать свой репертуар и его вчерашний бред про морскую навигацию - как раз в тему... Флибустьерскую(2) тему...
- Ма-ау, - поприветствовал меня Зигмунд и уселся напротив, обняв потрепанным хвостом лапки. - Ый-ао ай.
- Что, мой хороший? - заискивающе присела я перед ним.
- Ый-ао ай. Ый-ао-о, - еще раз повторил кот, с трудом кривя пасть.
- Груш, что он говорит? Я совсем его не понимаю, - беспомощно глянула я на замершую неподалеку домовиху.
- Я тоже, хозяйка, - пожала она худенькими плечиками. - Но, когда это моя прежняя хозяйка делала, он, обычно, в первую очередь зеркало требовал. Может, и сейчас? - вопросительно воззрились мы обе на кота.
- Йа, йа, - активно закивал тот лобастой головой. - Эо.
- Все ясно, - обреченно вздохнула я и направилась к себе наверх - снимать со стены единственное в доме 'Окно правды', висящее над моим туалетным столиком...
- Что там за переполох? - сладко потянувшись, прищурился на меня из постели некромант.
- Зеня очнулся и срочно озаботился своей новой внешностью.
- Ну что ж, значит, скоро жизнь ваша войдет в прежнее русло, - с усмешкой изрек Глеб. - Раз кот не забыл свои старые приоритеты... Анис.
- Да, - повернулась я к нему уже с зеркалом в руках.
- Иди ко мне.
Я взглянула вниз, сквозь балясины перил, потом на Глеба и, приставив к кровати свою ношу, склонилась над полулежащим некромантом. Мужчина улыбнулся и быстрым движением сгреб меня, нависнув сверху:
- Почему в этом доме тебя всегда что-то отвлекает? - спросил, водя своим носом по моему.
- Потому что это мой дом и я в нем хозяйка, - обвила я его шею руками.
- Анис... Анис... Ани...
... Губы его, такие теплые и руки уверенные, - самое лучшее начало нового дня...
- Ма-у-у!
- Ты знаешь, второй раз его убить будет уже гораздо легче...
- Я буду участвовать...
- Ма-у-у!.. Ма-а-у-у!!!
- Он сейчас сам прискачет. Я его знаю, Глеб........ Глеб...
- Ну, хорошо. Иди, - со страдальческим вздохом откинулся на спину мужчина. - Анис, мне с тобой нужно поговорить. Серьезно поговорить.
Сказано это было уже вдогонку, но таким тоном, который не предвещал ничего хорошего. Я остановилась, уже на первой ступеньке и внимательно глянула на Глеба. Мужчина, сидя на кровати, застегивал свою рубашку и тоже смотрел в мою сторону... Да, все когда то заканчивается. Навсегда остаются с нами лишь приятные воспоминания. Это я так саму себя настраиваю. Хотя, мало ли, о чем мой друг решил со мной всерьез поговорить? Может, об урожае клевера в предгорьях Бадука(3) или о последней переписи кочек на Склочных болотах?.. Ну-ну, Стася, продолжай себя успокаивать и дальше...А, в прочем, уже некогда - я, наконец, дотащилась вместе с зеркалом до нижнего этажа:
- Пожалуйста.
- О-ой! Ойя ать!
- Ну и к чему эти портовые ругательства? Мне, например, ты таким даже больше нравишься... со шрамом, - облокотившись сзади на прямоугольную раму, как можно спокойнее произнесла я. - Да и не только мне. Да, Груша?
- Да-а... Зигмунд выглядит сейчас очень... мужественно.
- А-а?.. - недоверчиво протянул кот. - А уы?
- Уши? Уши я тебе магией подправлю. Зато посмотри, какой у тебя мощный торс, а лапы какие длинные и сильные, - тоном продавца, нахваливающего на развале свой товар, продолжила я. - А голова? Она у тебя большая, как у настоящего философа.
- И глаза у Зигмунда очень красивые, - смущенно добавила домовиха, явно еще находящаяся под впечатлением от вчерашнего котовьего бреда. - Такие желтые-прижелтые... Как луна.
- А-а-а? - уже заинтересованно уткнулся носом в зеркало умник. - О-о-о.
- Любуешься? - спрыгнул с последних ступеней Глеб и, остановившись сбоку от нас, скрестил на груди руки.
- Эу у уоа-а?
- Что ты говоришь? - с усмешкой переспросил мужчина и двумя пальцами черкнул непонятный мне знак.
- Щэу ут юбоатса?
- Прости, опять не понял.
- Я говорю, чему тут любоваться? - сам от себя ошалел Зигмунд. - Фу-у-у... Ну, наконец-то, хоть один из вас соизволил применить специальное заклятие, - как по писанному отчеканил кот. - Или всем вам в удовольствие смотреть на мои страдания? Мало того, что засунули меня в тело какого-то блохастого помойника, так еще и издеваетесь теперь?
- Послушай, Зеня. А тебе не кажется, что для философа ты слишком разборчив?
- Разборчив? - гневно вперился в меня своими 'лунными' глазами кот. - Философ должен в первую очередь своим видом вызывать уважение, а не... брезгливость.
- Странно. А я всегда думала, что настоящий философ в первую очередь должен вызывать уважение своими мыслями и поступками, а не пушистостью хвоста. И вообще, мог бы быть хоть чуточку благодарным. Глеб ради того, чтобы тебе подходящее тело выбрать первую половину ночи на холодной земле в лопухах пролежал, а вторую половину ритуал проводил. А Груша все свои глаза по тебе выплакала. Подумаешь, уши у него чуть короче обычного и шрам на морде. Зато здоровья и сил хватит на годы вперед.
Когда я закончила и перевела дыхание, молчали все: домовиха, перебирающая пальчиками угол скатерти на столе, Зигмунд, угрюмо взирающий на свой стучащий по полу хвост и Глеб. Хотя, некромант, кажется, попытался что-то сказать:
- Анис, я думаю...
- Да что тут думать, Глеб? Пусть теперь Зеня думает... И, если его уж так сильно не устраивает новое тело - хорошо, пусть сам его себе выбирает. А я, так и быть, проведу ритуал снова. Только в этом случае за такой же результат не ручаюсь... И вообще, ты хотел со мной о чем-то серьезно поговорить? - отставив к столу зеркало, направилась я к мужчине и решительно взяла за руку. - Пойдем... Пойдем туда, где нам никто не помешает, - и потащила его вон из дома, к своему 'укромному' гамаку. Куда ж еще?..
А старые деревья я так и не выкорчевала... И-ик... И-ик... И скрипят они с каждым годом все сильнее и все тревожнее... И-ик... И-ик... Того и гляди - навернемся, вместе с некромантом и этим гамаком... И-ик... И-ик... Подходящая обстановка для серьезной беседы... И-ик.
- Погоди, - наконец, не выдержал Глеб и ногой притормозил наше мерное раскачивание. Потом поерзал, усаживаясь удобнее и, обняв меня, прижал к себе. Вот так - гораздо лучше. Теперь можно и послушать:
- Глеб, а ведь мы с тобой никогда еще 'серьезно' не разговаривали, - зачем-то, решила уточнить я.
- Как взрослые? - усмехнулся он.
- Ага.
- Значит, самое время, - спрятал мою руку в свои ладони мужчина. - Хотя, давно было пора... поговорить... У меня к тебе одна просьба, Анис.
- Это уже серьезный разговор?
- Нет, вступительная часть.
- Хорошо. Я слушаю.
- Ты меня не перебивай, пожалуйста. Договорились?
- Договорились.
- Спасибо... Мы с тобой знаем друг друга уже очень давно, Анис. Мне иногда даже кажется, что целую жизнь. Да оно, наверное, так и есть, ведь, когда мы встретились, то оба были еще совсем... Ну, не детьми, а почти детьми. Появись ты сейчас в моей жизни, при прежних обстоятельствах, я бы уже вел себя иначе и не согласился бы на роль 'особого друга'. А тогда мне казалось, что время все меняет, и у меня получится... Я люблю тебя, Анис, молчи, - сжал он мои пальцы. - Ты обещала молчать, пока я не закончу, - и замолчал сам. - ... Да, я тебя уже очень давно люблю, моя маленькая Анис... Хотя, теперь ты не такая и маленькая и совсем не беззащитная. Поверь, меня это очень радует... И успокаивает. Потому что настало время выбора - взрослого выбора. И я свой уже сделал... Мне предложили работу в главной канцелярии Ладмении - практикующим экспертом. Работа достойная и интересная. А о перспективах, которые она дает, я давно мечтал... Но, эта работа подразумевает собой частые разъезды по другим странам, не говоря о нашей. Частые и длительные. И в Бередню(4) я отправляюсь послезавтра. Сколько эта поездка продлится, не знаю. Зато, когда вернусь, у меня появится реальный шанс купить дом в Куполграде. Ты знаешь... - по голосу мужчины я поняла, что он в этот момент улыбается. - я уже присмотрел один - на тихой улочке, засаженной старыми липами. Он небольшой, но очень светлый... Как тебе нравится... Ты меня слышишь, Анис? Я хочу, чтобы, когда я вернулся, мы с тобой поженились и жили в этом доме. Это мой выбор. А теперь твоя очередь...
В моем сне у меня были крылья. Я их не видела, но, чувствовала, напрягая с каждым их взмахом спинные мышцы. А надо мной было небо... И еще в моем сне была Гелия. Она летела сбоку и немного ниже. И тоже с крыльями - большими, отражающими розовое рассветное солнце. Хотя, аланты ведь летают совсем без них... Но, это же сон... Гелия смотрела на меня своими огромными алантскими глазами и смеялась: 'Видишь? Я же тебе говорила!'. И в ее глазах тоже отражался рассвет. А еще мое удивленно-испуганное лицо... Вот, значит, чего я боюсь... Но, все же лечу... Лечу...
- ... Сама у нее это и спроси... Нет, спроси... А на меня она, наверное, до сих пор злая... А вот это уже чистой воды инсинуация...
Да... Видимо, все-таки неудачно мы с Глебом новое тело для умника выбрали . К его мании великолепия теперь еще и расчленение личности прибавилось - сам с собой беседы ведет... Мы с Глебом... Пересилив предательское пощипывание в носу, я вдохнула по глубже и разлепила-таки, склеенные высохшими слезами глаза:
- Что тебе надо, Зеня?
- Не мне, а нам... Один бы я не пришел, - пробубнил кот и скосил взгляд набок.
Туда, где из густой садовой травы торчала сейчас тетушкина позолоченная сахарница с длинной душкой и откинутой крышечкой. И из под этой крышечки - из темноты горели два маленьких глаза... Ну, надо же! Хотя, по-другому то - своими ногами, домовые покидать жилища права не имеют. Пришлось, ради такого исключительного случая даже сесть... и пару раз услышать привычное 'и-ик':
- И что вам двоим от меня надо? - гораздо мягче повторила я свой вопрос.
- Грундильда переживает, как у тебя дела. Ведь уже вечер и еще... она хотела спросить...
- Одна Грундильда переживает?
- Ну, ладно, - тряхнул головой Зеня. - Мы оба за тебя переживаем и хотим знать, какое решение ты приняла?
- По поводу?
- По поводу твоего... переезда в столицу, - закончил кот и посмотрел на меня такими жалостливыми глазами, что, мне сразу стало стыдно и за свой тон и за свои, сказанные недавно в его адрес слова и вообще за все на свете, даже с его персоной не связанное.
- Никуда я отсюда не поеду. Это мой дом и вы - моя семья. Правда... теперь уже без нашего некроманта.
- Он тебя бросил, хозяйка? - удивленно пропищала тетушкина реликвия.
- Бросил? Нет. Он предоставил мне право выбора. И я этот выбор сделала, - 'А о том, как тяжело он мне дался, вы узнаете на собственных шкурках. Потому что в ближайшие дни хорошего настроения от меня не ждите', - добавила уже про себя. - Погодите-ка, дорогие мои. А откуда вы вообще узнали о теме нашего с Глебом разговора?
- Догадались, - зевнул во всю пасть умник. - Ведь когда-то же он должен был состояться, этот разговор. Я вообще удивляюсь терпению нашего некроманта. Столько лет женихов отва... - начал было кот, а потом свою пасть захлопнул.
- Каких таких женихов? - зацепилась я за его слова и спрыгнула со скрипучей качалки.
- А-а, что уж там... Твоих женихов, Стася. Ты того заезжего музыканта из Тайриля помнишь?
- Не-ет, - честно попыталась я напрячь память.
- Ну, конечно - пять лет прошло. А я вот помню... как он драпал от нашего дома, да так, что гитара его только тренькала... А хозяина стеклодувной мастерской из Либряны?
- Это, у которого брат здесь живет, на соседней улице?
- Ага, жил. Они вместе, после ночного представления под их окнами теперь в Либряне живут... А, вот этого, с...
- Постой-ка, так их что, Глеб от меня отвадил? - прищурила я глаза. - И каким образом?
- Да разными. А вообще, хорошо мы с ним развлекались, - довольно потянулся Зигмунд, а потом, вдруг, нервно подпрыгнул на месте.
- Что это с тобой? Еще кого-то вспомнил из своего темного с некромантом прошлого? - медленно двинулась я в его сторону.
- Нет. Блохи, хобья сила... одолевают, - плюхнулся кот в траву и уже, задрав выразительно заднюю лапу, посмотрел на меня. - Стася, ты чего это? Дела то прошлые.
- Ага. А расплата за них - настоящая, - подхватив из травы сахарницу, понеслась я вслед за улепетывающим зигзагами котом.
- Хо-хозяй-ка! Меня-я не вытряси-и!..
Хозяйка... Слово для меня привычное уже на протяжении семи лет. Да, я - хозяйка. Хозяйка своего дома, своей жизни. Я за все происходящее в ней отвечаю. И плачу за все тоже сама, мало рассчитывая на снисхождение или торг. Был со мной рядом мужчина - друг, любовник, наставник. Но, когда за все это, такое ценное, мне предложили заплатить еще выше...
- Не-ет, спасибо, - категорично затрясла я головой и пошла по рядам дальше.
- На пол меденя(5) скину, - без всякой надежды бросила мне вслед торговка.
- Да, хоть на целый... Все равно дорого, - это уже было сказано исключительно себе под нос. К тому же, прямо по курсу призывно блеснула загорелая лысина моей главной цели прихода на развал - рыба у Николы всегда исключительной свежести. Правда, только с утра пораньше...
- Здравствуй, труженик весла и удила! - шлепнула я на утоптанную землю свою, почти полную корзину и распрямила спину.
- Доброго утречка... - водрузил мужик на прилавок ящик с раками и разинул свой белозубый рот. - Ух ты, прости Господи... Ну, ты, Стася, даешь!
- А что, тебе не нравится?
- А, знаешь... нравится. Только ты, слышь, - поманил он меня мокрым пальцем. - мимо храма нашего с непокрытой головой не ходи. А то отец Аполлинарий с крыльца со страху зверзнется, - и громко захохотал, отшатнув, парочку колупающихся в мелких ершах старух.
- У нас с ним взаимное игнорирование - он меня в упор не видит, а я его, - угрюмо успокоила я рыбака. - Карасиков взвесишь, как обычно?
- Об чем речь, Стасенька? - зачерпнул пятерней свой скачущий желтобрюхий товар мужик. - Гнорирование у вас, значит с нашим батюшкой?.. Надеюсь, что наумовская мука тебе такую тяжкую потерю перевешивает?
- Так не моя она, а Зигмунда. За его лечебные сеансы. С ним Наум до сих пор мукой расплачивается, - пустилась я в объяснения, а потом мысленно махнула рукой.
А вообще, кому объяснять? Здесь все друг про друга всё знают и без оправдательных лепетаний от первых лиц. Это ж деревня. И, как выяснилось чуть позже, знания эти территорией Мезонружа никак не ограничиваются...
Судачили трое: двоих из которых я знала в лицо, а третью - по имени, как недавнюю зенину клиентку. Правда, сегодня она была колоритно дополнена 'наливным' синяком вокруг правого припухшего глаза:
- Доброго вам, - кинула Дивина на меня рассеянный взгляд и отвернулась обратно к своим товаркам. - Точно говорю - знаменье это. Чтобы все, да сразу в одно место? - и для убедительности часто закивала головой.
- Так может, кошка тамошняя загуляла? У них в Мочалино все немного... того, - вступила с ней в диалог вторая дама, с вытянутым, как молодой месяц лицом.
- Или забор чем намазали, - подала голос третья - самая из них молодая и близкая к истине. Это я знала точно, потому что, о каком именно 'знаменьи' идет речь, догадалась очень быстро. Но, моя знакомица с синяком опровергла разом обе выдвинутые версии:
- Да что вы мне тут вбиваете?! - категорично всплеснула она руками и тут же зыркнула по сторонам. - Илуниха - моя сватья и я верно знаю, что нет у нее никакой кошки, - произнесла женщина уже гораздо тише. - У нее во дворе здоровенный кобель на цепи сидит. А забор свой она сразу с утра весь обошла, когда это ночное непотребство с драками и воем закончилось. Не было на том заборе ничего, кроме пометок всех мочальных котов разом. Ее переулок теперь по этой срамоте люди дальней дорогой обходят... Особенно, когда ветер от забора...
- Так ты, Дивина, говоришь, кобель у нее на дворе? А почему он тогда ночью лай не поднял? - задала еще один здравомыслящий вопрос молодица. И я даже на него знала точный ответ - заклятие сна, трижды примененное нами в ту памятную ночь. Но, кроме меня этим знанием обладал один лишь Глеб.
- А я что вам говорю? - лупанула месяцеликую собеседницу по руке Дивина. - Знаменье... Только вот к чему?.. - а вот на этот вопрос уже не знали ответа все мы...
И, воспользовавшись образовавшейся в разговоре задумчивой паузой, я оторвалась от соседнего с дамами прилавка. Не забыв заплатить за прихваченный с целью конспирации баклажан. Да... Судя по сокровенности, с которой новость про мочалинское знаменье обсуждалась, очень скоро она будет полоскаться по всем деревенским улицам... Интересно, как на такие 'дела' моя тетушка ходила? Жаль, что в записях ее эта информация отсутствует...
- А власы ее, как лазоревый цвет.
Улыбка ее, как предгорный рассвет.
Лицо перламутру уступит едва.
Глаза же... Глаза же... Вот с дамскими глазами у меня всегда проблемы. Лучезарного дня, Анастэйс!
- И вам не замерзнуть, - поприветствовала я нагнавшего меня уже на выходе с развала мужчину.
Мужчина был худ, высок и чрезвычайно сутул. На длинных волнистых волосах носил кожаный ободок, а за спиной - раздолбанную в многолетних схватках с 'поклонниками' лютню. И звали его Аргус. Что он делал в нашей, не ценящей утонченную поэзию деревне, я никогда не могла понять. Уж лучше бы затерялся в каком-нибудь большом городе, да слагал бы там свои посвящения и оды. А нет, его, как закоренелого преступника все время тянуло на место своего постоянного литературного преступления. За что и получал регулярно от разбуженных среди ночи дружков своих муз. А некоторые так просто собак спускали. Вот и сейчас, просторная аргусова рубаха в паре мест радовала взор бледным поэтическим телом. А его правый глаз... Может, у нас в Мэзонруже тайное общество образовалось и его членов фингалами помечают?
- А я как раз в ваш замечательный дом направляюсь, - 'порадовал' меня такой новостью Аргус и галантно отобрал корзину. - Надеюсь, просветленный Зигмунд в добром здравии?
- Зигмунд?.. - медленно соображая о цели такого визита, вспомнила я оставленного мной на парадном крыльце Зеню, лежащего после чашки сметаны отмытым пузом кверху. - Ах, да. В здравии. Только... У него вчера был очень тяжелый день, Аргус и он сегодня... Как бы вам сказать?.. Не вполне владеет собой.
Да, что уж там? Кот, честно говоря, совсем себя не контролировал. Сказывались остаточные инстинкты его приемника. Свидетельством тому стала очередная моя, почти бессонная ночь, прерываемая то перезвоном посуды на буфетных полках, то грохотом падающей подставки для кочерги. А закончилась - торжественным пенделем под хвостатый зад с крыльца - прямо в предрассветный сад... Где меня, уже немного позже поджидали три дохлых мыши, сложенных в ряд, и сам 'охотник' - с выражением глубокого раскаяния на 'просветленной' морде. Но, творчески закаленного Аргуса, похоже, неадекватность своего баечного коллеги ничуть не смутила:
- Да я совсем не против, - горячо заверил меня он и на ходу поправил веревочку от лютни. - Я, знаете ли, в жизни своей многое повидал и к... особенностям других отношусь очень терпимо.
- Все ясно, - что я могла еще на это ответить? Хотя... - Аргус, можно вам задать... личный вопрос?
- Спрашивайте, конечно, Анастэйс. Если моя личная жизнь в этом замечательном месте еще оставляет какие-то вопросы, я с удовольствием вас просвещу.
- Это как раз про наше... замечательное место. Скажите, почему вы именно здесь обосновались, в Мэзонруже?
- О-о, - грустно отвел взгляд в сторону поэт. - Это, действительно, очень личный вопрос... Любовь, Анастэйс... Любовь, которая бывает в жизни поэта всего один раз и, или делает его крылатым, или... Я был тогда еще совсем молодым, когда встретил ее, - медленно начал Аргус, постепенно сбавляя ход. - Она - здешняя, из Мэзонружа и, хоть и не давала мне никогда особой надежды, от себя не отталкивала. Всегда принимала с благосклонностью и так же благосклонно улыбалась. А потом я узнал, что она выходит замуж. И весьма удачно, по меркам здешних обывателей... Но, она все же продолжала мне улыбаться. Только, уже не так... благосклонно... Я, знаете ли, вплоть до их венчания в нашем храме все не верил. Это, как... - неожиданно остановился он прямо посреди мостовой и приложил ладонь ко лбу. -
Колокольный звон. Детский лик Богородицы.
Взгляд твой ясный, как в зимний день облака.
Убежать бы прочь. Отдышаться. Опомниться.
Но, уже летят в небесах облака(6)...
- Значит, вы до сих пор здесь ради тех... облаков? - потрясенно выдохнула я.
- Ради них... И ради тех мест, по которым мы с ней гуляли. И... Да, много еще ради чего. Она ведь тогда, в Медянск и вдохновение мое с собой увезла. Я с тех пор пишу одну дрянь пошлую... и глупую. И получаю за нее вполне справедливо.
- Аргус, неужели вы надеетесь, что Зигмунд вам поможет?
- Вернуть мое вдохновение? А, вдруг? А, Анастэйс? Я ведь, хоб меня перетри, поэт. Как мне без него жить?.. Здоровья не хватит, - иронично скривился он, щупая пальцами синяк под глазом.
- Это-то да... Конечно, - уверенно закивала я головой. - А скажите мне, не как поэт, а как умудренный жизнью мужчина... Как вы думаете, можно связать свою судьбу с тем, кто тебя любит, но при этом...
- Не любить его самому? - склонился надо мной Аргус. - Можно ли пожертвовать своей свободой и надеждой, пусть иллюзорной, на встречу со своей настоящей любовью ради того, чтобы отплатить ему добром за добро?
- Да-а...
- Нет, Анастэйс. Это предательство и того, ради кого вы идете на такие жертвы и предательство по отношению к себе самому.
- У-у-у, любовь... - скептически протянула я. - С точки зрения главного магического закона, это просто обмен энергиями. Мне вообще кажется, что мы сами себе внушаем то, что кого-то любим... или нам это внушают.
- Анастейс, в ваши-то годы и такой цинизм? Хотя, вы - маги и аланты, на все в этой жизни смотрите с несколько других позиций... Значит, вы искренне считаете, что любви вообще нет? - приподнял Аргус свои брови.
- Ну-у... Когда-то я в нее также искренне верила, а потом... волшебство закончилось.
- Волшебство закончилось? - переспросил поэт. - А вы знаете, Анастэйс, один из великих мыслителей прошлых веков, имя которого вам, к сожалению, уже ничего не скажет, в своем последнем, итоговом труде написал: 'Любовь - есть самое великое чувство, умеющее творить волшебство, потому что творит новых людей'. И я думаю, что старик здесь имел в виду не только тайну деторождения, а, в первую очередь - полное изменение любящего ради своего любимого... Просто, ваш час познать это волшебство еще не настал.
- Ну, тогда я, пожалуй, его подожду.
- Прямо здесь, у собственной калитки? - засмеялся Аргус, став, в этот момент совсем мальчишкой.
- А что? Вдруг, оно у меня дорогу будет спрашивать?
- О-о, я уверен, что, если это будет настоящее волшебство, то адрес ваш оно узнает само, - распахнул мужчина передо мной невысокие воротца с болтающейся на них картонкой 'Зигмунд временно не принимает'...
Кот на лечебный сеанс согласился сразу. И, показав ему, на всякий случай, из-за спины Аргуса предупредительный кулак, я направилась... подслушивать очередную зенину притчу. А что? А мне не стыдно. И даже очень интересно, а местами, так и вовсе поучительно. И, хоть окно на веранду кот, тоже предупредительно, всегда требовал закрывать, но, я же маг... Я бы и подглядывать могла, прямо через плотную занавеску. Но, этого моя избирательная совесть делать уже не позволяла.
Традиционные 'Проходите. Обувь снимите. Лягте по удобнее. Храпите по тише', я слушала в пол уха, всыпая в это время в чугунную ступку подсохшие корни сусака. Самое интригующее начиналось немного позже и сегодня оно звучало, как:
- Дружили в одном лесу соловей и воробей. Соловей был очень важным, все его любили за певческий талант и даже местный леший приглашал его на свои сборища - выступить перед почтенной публикой. А воробей был маленький и незаметный. Весь смысл жизни его сводился к тому, чтобы добыть себе пропитание и погреться под теплым солнышком - все его маленькие воробьиные радости.
И вот однажды друзья схватились в нешуточном споре, кто из них лучше приспособлен к жизни. Соловей утверждал, что, конечно, он. Потому что его всегда накормят и обласкают за его песни. А воробей стоял за себя. И доказывал, что, голос, это, конечно, хорошо, но пропадет он и кому соловей будет тогда нужен? А он всегда сможет сам себя прокормить, потому что не на кого ему надеяться.
Спорили они, спорили, да так увлеклись, что не заметили, как накрыла их сетка птицелова, притаившегося в кустах. Птицелов был тоже важным и в жизни разбирался хорошо. И он рассудил, что соловья сможет хорошо продать, а вот воробей никому не нужен. И выпустил маленькую птаху на свободу.
Голосистого же соловья купил хозяин одной таверны и посадил его в клетку - развлекать публику своим пением. Поначалу такая жизнь птице даже пришлась по вкусу. Его опять кормили и слушали внимательно. И в тепле он был. А потом наш артист стал скучать: по лесу, по свободе и по своему другу - воробью. А когда птица скучает, она уже не поет. А если, все же делает это, то песни ее больше на плач похожи. А кому ж интересно плач слушать? Поплакать мы дома можем. И перестали люди соловья слушать. А вскоре он и сам замолчал... с горя.
Хозяин таверны, видя такое дело, решил от него избавиться очень просто - придушить бывшего певуна и в помойное ведро. Да только повезло соловью - пролетал в тот момент мимо открытой двери его бывший друг, в поисках дармовых крошек и увидел клетку. И так как был он маленьким и незаметным, то пропорхнул в таверну и клювом отодвинул на клетке задвижку - выпустил на свободу затворника... Полетели они вдвоем в свой родной лес, который стал теперь соловью во много раз дороже. И больше никогда не спорили, кто из них лучше. Потому что клюв для птицы нужен не только, чтобы красивые звуки из него лились, но и чтобы самому прокормиться и о других позаботиться.
- Хр-р-р.
Толченый корень сусака для нового пробного мыла готов...
Отблески огня в очаге таинственными фигурами плясали на широких половых досках. А сверчки в ночном саду радовались, что очередной день прошел и теперь можно объявить об этом всему миру. Мы втроем - сидели на крыльце, слушали, как шепчутся между собой под ветром старые деревья и смотрели на звезды, которые были рассыпаны сегодня безоблачным небом особенно щедро...
- М-м-м... К Тиристине опять сын с невесткой из Либряны прикатили, - после глубокого вдоха сообщил Зигмунд.
- Ага... И они опять над костром курочку жарят... А, знаете, что я думаю?
- И что ты думаешь, хозяйка?
- Я думаю, что пора начинать новую жизнь. А что? Волосы у меня - новые, Зеня - тоже... обновленный.
- А я?
- А ты, Груша, для меня за последние два дня раскрылась тоже с совсем новой стороны.
- С хорошей? - блеснула на меня своими глазками в темноте домовиха.
- С о-очень хорошей... Ну так вот. И отпразнуем мы эту новую жизнь завтра уборкой и перестановкой - с утра. А вечером тоже кого-нибудь зажарим.
- Надеюсь, не меня?
- Нет, Зеня. Я членов своей семьи не ем. Я же знаю, что вы - невкусные, хотя и такие замечательные. И я вас... люблю.
- Ага, - вздохнули с обеих сторон от меня 'объекты любви'...
- Зеня.
- Что, Стася?
- Расскажи мне про Бередню.
- Это куда наш некро... Глеб отбыл?
- Просто расскажи про нее.
- Хорошо. Рассказываю... В 2013-м году случился в нашей стране из ряда вон выходящий случай - представитель одного древнего алантского рода поделился своей магией с человеческой девушкой. Проделано это было из чистой юношеской любви, потому что браки между алантами и людьми в ту пору были строго запрещены. Но, пара эта, за такой поступок не нашла одобрения и вынуждена была покинуть родину. Вот они то и основали за западными границами Тинарры новое государство, переселив туда людей с Земли. И стали первыми его правителями - Грэгором и Бенедиктой. Хотя, думаю, настоящее имя мужчины со временем в летописях было изменено на более приемлемый вариант. Страна эта стала называться Бередней и первоначально занимала только половину той территории, что она представляет собой сейчас. На юге же ее в то время жили местные полудикие племена кочевников... Со временем Бередня разрасталась, народ между собой перемешивался и роднился, но там до сих пор, в отличие от остального мира есть национальности и деления на княжества. Что же касается магии... Она там, безусловно, присутствует. Сама природа этого мира ее излучает. Только, отношение к ней в Бередне другое.
- Как к ведьмам и колдунам?
- Примерно так, Стася.
- И что, на кострах сжигают?
- В отдаленных местах, возможно. Хотя, есть и разрешенные маги. Их единицы и живут они в уединенном месте - в северных горах. Вот к ним относятся со всем почтением и считают детьми Бога на земле. Но, это закрытый культ, основанный еще Бенедиктой, и, насколько я знаю, у власти там до сих пор женщина... А вообще, страна эта очень красива, своей - суровой полудикой красотой: горы, между ними, в равнинах, древние буковые леса с водопадами и пещерами, из которых вытекают подземные ручьи, возделанными полями и реками, шириной своей сравнимыми с морем. И над всем этим парят белоглавые сипы. Эти птицы - символ Бередни и ее самая большая гордость.
- Действительно... красиво. Но, что там делать Глебу? - не удержалась я от такого больного вопроса.
- Глебу? Насколько я... владею информацией, в настоящий момент Бередня и Ладмения усердно налаживают между собой отношения. Их посол уже полгода протирает штаны в нашей столице. Теперь, видимо, настала и наша очередь отправить туда своих представителей... Не переживай ты за него. Я уверен, что в Бередне нашего... бывшего некроманта не ждет ничего каверзного. Слишком большие интересы связывают обе страны.
- Ты думаешь?
- Я же сказал, что я в этом уверен... И вообще, кто-то недавно заявлял, что начинает новую жизнь, - ехидно заметил умник.
- Конечно, начинаем. Но, ты же знаешь, что Глеб был важной частью моего... нашего прошлого. И я должна быть за него спокойна. А ты разве нет?
- Стась, мне тебе в третий раз заявить о своей уверенности?
- Не надо... Все. Больше ни слова о нем.
- Нет, погоди. Раз ты сама первой это имя огласила, у меня вопрос. Последний.
- Давай. Только, если последний.
- Как он мог так с нами поступить? - с надрывом, совершенно мне непонятным произнес кот. - Он что, думал, ты нас здесь ради него... бросишь?
- Как это - брошу? Если бы я согласилась, то в столицу мы отчалили бы все вместе: ты, Груша в сахарнице и я.
- Что?! - даже подскочил на месте Зигмунд.
- Что слышал. И вообще, после шести лет знакомства так плохо думать о некроманте?
- Знаешь, Стася... Знаешь... - глубоко задышал умник. - Ты - настоящая... Трахиния!
- Это почему же? - прищурила я на него глаза.
- Да, если б я знал раньше! Да я бы!.. В столице то! Да я бы - ух, как там развернулся!
- Ты это сейчас всерьез говоришь?
- Я?!.. - взглянул на меня Зеня совершенно безумными глазами, полыхающими сейчас всеми столичными огнями сразу. А потом, вдруг, глубоко выдохнул. - Извини... Занесло что-то... Нам и здесь совсем не плохо. Тем более что завтра новая жизнь начинается... Просто, столица, Стася, если бы ты раньше там жила, то...
- Зигмунд, ты такой умный, но иногда ведешь себя, как распоследний в деревне идиот, - теперь уже не на шутку удивила нас обоих домовиха.
- Извини...те... Так завтра, значит, курочку будем жарить?
- Ага... Если ты до тех пор окончательно нас с Грушей не разочаруешь.
И мы снова, все трое, надолго замолчали...
Вот уж не думала, что наша новая жизнь, которую я вчера торжественно объявила, начнется именно с этого... Нет, поначалу все шло точно по моему плану. Я даже на развал с утра успела смотаться, за обещанной курочкой. И даже вручила своему начальнику, господину Трушу, образец нового мыла на отваре из корня сусака (выслушав попутно его ценное мнение по поводу моего 'тупикового' образа), а вот потом... Потом произошло уж совсем, из ряда вон выходящее событие и выражалось оно в одном только имени - отец Аполлинарий...
Уборка с обязательным перетаскиванием мебели, затеянная, как символ перемен, подходила к концу. Осталось лишь развесить по своим новым местам расчленяющие верхний этаж лоскутные занавеси и живописно набросать на пол огромные вязаные круги. Я, в общем-то, этот момент уже и предвкушала, как главный во всем мероприятии, когда, обернувшись на критикующего мои действия кота, бросила взгляд в окно.
- Ну, надо же, цветовая гамма ему не нравится. А мне вот нравится. И со шторами они гармонируют. Ты сам посмот...Мать моя, Ибельмания!
- Гармонируют? - хмыкнул скептически Зигмунд, восседающий на горе из выхлопанных кругов. - Гармония есть связанность и соразмерность вещей, а здесь сплошной деревенский абстракционизм. И причем тут кактус?.. Стась, ты чего рот распахнула? Со стола свалишься.
- Если бы ты сейчас видел то, что вижу я, то выглядел не лучше. Я тебя уверяю, - бросила я на умника из под потолка ошалелый взгляд. - Он меня, видимо решил проклясть прямо на дому.
- Да кто там тебя решил проклясть? - заскочил кот с разбега на подоконник. - Вот это да - батюшка! Сам и без отряда святых угодников...Значит, Стася, у нас еще есть надежда.
- Отползти огородами?.. Хотя, что это я?..
И, действительно, с чего, вдруг, мне его бояться? С момента нашего последнего диспута прошло уже больше шести лет. И с тех пор мы с отцом Аполлинарием при встрече неизменно делали вид, что оба заметны друг другу не больше мухи - Гелия свое обещание сдержала. Но, вот осадок мутный, все же остался. Да еще кое-какая информация, доходящая до нашего дома с ногами зениных клиентов, страдающих кроме обычных своих болячек еще и особым, 'словесным' недержанием...
Батюшка наш, конечно, профессионал своего дела и святые источники знает назубок. Не говоря уж о Библии, цитирует которую, наверняка и в сновидениях. Однако, где та ветхозаветная Зулейка(7), а где мы?.. Далеко - совсем в другом мире... И вот, исключительно ради близости к проблемам местной паствы, примерно лет пять назад появилась в проповедях отца Аполлинария некая абстрактная 'героиня' - олицетворение порока и скудоумия в одном лице. И что эта 'богомерзкая гидра' только не вытворяла: страждущих обирала (всякая честная работа должна быть оплачена), мужиков в грех вводила (для некромантов это вовсе не грех), добропорядочных селянок поносила ('Бухнера' не ругательство, а название растения). В общем, всем своим существованием служила наглядным ответом на вопрос 'Как жить нельзя?'. За что, кстати, и регулярно, в назидательной части получала - святым возмездием по башке... И, ни слова про магию. Все - исключительно в рамках 'проблем современной нравственности'... А, это батюшка еще мой новый цвет волос не видел...
- А пусть посмотрит.
- Что ты говоришь? - оторвался Зеня от наблюдения за нетерпеливо переминающимся у нашей калитки священником.
- Я говорю, что сейчас спущусь и узнаю, чем обязаны такой честью.
- Я с тобой, - решительно смахнул кот с окна. - У меня для него уже давно своя проповедь заготовлена...
Отец Аполлинарий, завидев меня, 'приветственно' перекрестился. Я тоже... поздоровалась. Исключительно из женского любопытства. А когда пасть свою раскрыл для аналогичной цели Зигмунд (уже из научного интереса), священник вновь осенил себя знамением и неожиданно для нас многострадально выдал:
- А скажите мне, ценят в этом доме свой врачебный долг перед ближним?
- Пол сребеня за сеанс. После пятого - на медень дешевле, - беспощадно отчеканил кот свои расценки.
- Святые угодники! Что ж так дорого? - приподнял брови отец Аполлинарий, а я нервно заозиралась.
- Здоровье дороже, батюшка, ибо сказано в Святом писании: 'Кто сеет скупо, тот скупо и пожнет', - остался непреклонным умник.
- Апостол Павел, Послания к Коринфянам... - потрясенно произнес священник, брови которого, от такой вольной трактовки Библии переползли аж на середину лба. Он сделал шаг назад, будто намереваясь тут же удалиться, а потом, вдруг неожиданно передумал. - Ну, раз ты, сын мо-о... лекарь, так хорошо знаком с основой основ, то отвечу тебе тем же: 'От всякого, кому дано много, много и потребуется'. Куда идти?
- А нельзя ли пока... повременить? - решила я, наконец, встрять в этот обмен любезностями. - Зигмунд, можно тебя на пару слов - в сторонку?
- Да что такое, Стася? - недовольно зашипел на меня кот, едва мы удалились от изгороди на пару ярдов. - Ты что, хочешь испортить мне грядущее развлечение?
- Развлечение? Ты так себе это представляешь? - нависла я над умником.
- Нет, я его, конечно, полечу... Кстати, от чего его лечить то?
- Вот в том то и все и дело, - недоуменно скривилась я. - Сама ничего не понимаю... Его свечение прямо забито страхом. А вот чего он боится: то ли за свое здоровье, то ли по какой другой причине... Странно все это, Зеня. Очень странно, - обернулась я в сторону отца Аполлинария и еще раз внимательно на него посмотрела.
Священник, облокотившись одной рукой на калитку, другой шарил в своем кармане, едва шевеля тонкими старческими губами. Вот он на мгновение замер, и лицо его просветлело улыбкой. Потом вынул руку наружу, обтер ее об рясу, будто избавляясь от налипшей грязи, и взглянул на меня... Взгляд этот мне совсем не понравился:
- Зеня, ты можешь ему отказать?
- Отказать? - гневно воззрился на меня умник. - Во-первых, это претит моему врачебному долгу. Во вторых... Ты представляешь, какими после этого будут его проповеди? А ведь ты в этой деревне жить осталась. Ну, а в-третьих...
- Есть еще и в-третьих?
- Стась, я ужасно хочу посмотреть, как он храпит. Неужели ты откажешь мне в этом маленьком удовольствии?
- Ну, знаешь ли, господин философ... Да у тебя на уме одни удовольствия и развлечения.
- Ну, Стасенька... Ну, пожалуйста, - принялся кот тереться боками об мои ноги, вызывая одновременно и щекотку и большое желание поразмашистее его пнуть.
- Да делай, что хочешь. Но, я тебя предупреждала, - гневно ткнув указующим перстом в довольную котовью физиономию, направилась я домой... И даже подслушивать в знак протеста не стала...
Весь остаток дня я, естественно, на кота дулась. А к концу нечаянно забыла... Тем более, что повод отвлечься предоставился...
- О-о... жареная на вертеле курочка... Лучше может быть только жареный на вертеле карпунь(8), политый...
- Настоем валерианы? - прервала я кулинарные фантазии Зигмунда и кочергой принялась долбить по догорающим в кострище поленьям.
- Лимонным соком, - обижено мявкнул тот и развернулся ко мне своим полосатым боком. - Ты что, думаешь, я совсем... ветрогон(9)? Да, Стася? Я же вижу, что ты на меня из-за этого злишься. Скажи мне, я - ветрогон?
- Ты?.. Честно говоря, нет, не думаю. Это я на твоем фоне выгляжу старой занудой. А вообще, сколько тебе лет, Зеня?
- На днях ты сама же меня уверяла, что не больше четырех.
- Все ясно... Не хочешь об этом говорить...
- Ты знаешь, один поэт из нашего прежнего мира по имени Ариосто, как-то сказал: 'Все с годами теряется: юность, красота, здоровье, порывы честолюбия. И только одна глупость никогда нас не покидает'. Так вот, я опроверг его изречение.
- И в какой именно части?
- В первой, разумеется, - совершенно искренне рассмеялся кот. - Ибо моя глупость вечна, как и я, а все остальное воскресает вместе с каждым моим новым телом. Таков закон существования нашего рода.
- Я думаю, что это очень правильный закон. Иначе, представь себе - ты бы все-все-все знал, но уже ничего не хотел... Зеня.
- Что?
- А вот, по поводу вечной глупости... Ты сегодня ночью спать собираешься?
- Я не против.
- Чего именно?
- Заклятия сна, которое ты на меня вчера тайком наложила. Можешь проделать тоже самое и сегодня.
- А-а... Спасибо...
Дни иногда тянутся бесконечно долго. А порой пролетают, как легкая паутинка мимо глаз. Но, и те и другие не оставляют в нашей памяти ничего, кроме оторванного календарного листа с ничего не значащей датой, ничего не значащим утром, днем, вечером... ночью. А ведь они могли бы быть заполнены до краев. И все равно - хорошим или плохим. Для беспристрастной памяти важно другое - сам факт, что день этот чем-то запомнился. Мы их, такие дни, вспоминаем потом и говорим кому-то: 'Помнишь, это, как раз за неделю было, до того, как ты плавать научился?', или 'А-а, это когда я в таверне с друзьями Уроженье(10) отмечал, а вы меня потом, с твоей мамой домой не пустили?'...Сегодняшний день запомнится жителям Мэзонружа тем, что именно 28 июля 2561 года в своем маленьком домике, приткнутом к тыльной стороне храма, повесился отец Аполлинарий...
Новость эта уже облетела черной вороной все дома в деревне, а теперь кружилась над тянущей шеи за церковной оградой толпой, собравшейся, откровенно говоря, откровенно же удостовериться. Мне же, думать так о себе совсем не хотелось, так же, как и Гелии, беспрестанно запахивающей длинный жилет на своем очередном выпуклом животе. Мы, и на самом деле, просто шли мимо. Я - к себе домой после ежемесячного визита вежливости в гостеприимный алантский дом, стоящий неподалеку на пригорке. А Гелия, как обычно - оздоровительно выгуливалась, заодно, уж, провожая меня:
- Нет, ты слышала, как они про него не добро? - мазнула меня по щеке своим пепельным, выбившимся из-за уха локоном женщина. - 'Старый лицедей'. И откуда слова такие знают?
- Из его же проповедей, - хмуро заметила я, обводя взглядом присутствующих. - Не далее, как неделю назад 'богомерзкая гидра' лицедейством промышляла.
- Это когда ты успела? - понятливо хмыкнула алант.
- А, мы в 'Лишнем зубе' с Аленой, танцы души танцевали. Нас потом на 'бис' вызывали и мелочь кидали... Одна монетка мне прямо в кружку с элем булькнулась... А, впрочем, что уж сейчас об этом?
- Да-а... И кто ему, интересно, подбрасывал такие пикантные подробности из твоей жизни?
- Самой... жутко интересно, - еще раз внимательно глянула я в толпу. Но, озабочена сейчас была отнюдь не поиском болтуна, из христианского порыва, поведавшего батюшке о наших с приятельницей развлечениях, а тем, что, вот уже несколько минут мой затылок, спину и лицо бесцеремонно сверлил чей-то, такой же внимательный взгляд, источник которого я никак не могла зацепить своим. - Может, пойдем отсюда? А то обстановка здесь... нехорошая.
- Ты тоже это заметила? - повернула ко мне лицо Гелия.
- Что именно?
- Остатки чьей то магии. Старые, уже почти незаметны.
- Магии? - вынырнула я из своей нервозности. - Так ведь кроме нас с тобой в Мэзонруже больше нет никого нашего профиля? - и прищурилась уже в направлении прямо противоположном прежнему. - Мать моя, Ибельмания, -
ощущение было такое, будто отец Аполлинарий перед кончиной топил свой очаг магическими дровами и именно поэтому сейчас едва различимыми радужными всполохами 'магический дым' еще покидал покосившуюся трубу. - Рассеивается через открытый дымоход, - удивленно произнесла я в полголоса. - А по давности...
- Часов восемь - десять, не больше. А это значит, что вещали до рассвета, - авторитетно закончила алант. - Но, будь я трижды девственница, если пойму, как наш батюшка мог к себе в дом мага запустить? У него ж там, насколько я знаю, все сигнальными амулетами завешено.
- Ага... - невесело покачала я своей синей шевелюрой. - 'А как он мог накануне сам в дом мага прийти, да еще и напроситься к весьма сомнительному с точки зрения религии лекарю?.. Ведь, как чувствовала вчера', - а вслух еще раз подтвердила свою готовность сорваться с этого странного места.
Но, не смотря на полное на то согласие моей спутницы, мы даже шага сделать не успели, тут же оттесненные к ограде схлынувшей от тропинки толпой - из дома, прищурив глаза на солнце, один за другим, вышли, сначала, рыцарь Прокурата, седой коренастый человек, а потом и наш Дозирон. И, если лицо первого хранило профессиональную непроницаемость, то физиономия старосты долгожданно порадовала публику прямо переливами эмоций. Мужчины тормознули в усыпанном семячной шелухой круге и, обменялись взглядами, после чего приезжий специалист едва заметно кивнул.
- Уважаемые земляки! - начал наш глава, глухим от соразмерности событию голосом. - Вы ждете ответа. Он у нас один - наш батюшка, отец Аполлинарий, минувшей ночью собственноручно... повторяю, собственноручно прекратил свою жизнь путем повешенья за шею. На этот прискорбный факт есть точное заключение уважаемого представителя Прокурата, - по-бычьи мотнул он головой в сторону статуей замершего рыцаря. - Больше здесь добавить нечего, кроме того, что... Бог ему судья... Так что, можете расходиться по домам к своим детям и делам...
Черничный чай, разлитый с деревенским размахом по большим пузатым кружкам, уже давно остыл и перестал манить своим мягким сладким ароматом. А свежайшие пряники и вовсе лежали нетронутой горкой на расписной 'парадной' тарелке. Так-то мы сегодня с Зеней гостей угощаем? Точнее, гостя...
- Значит, сегодня у нас последний был сеанс?
- Да, господин староста, - снова кивнул Зигмунд и уже с интересом посмотрел на сосредоточенное лицо мужчины.
- И больше, думаешь, не надо, чтоб...
- Ну, если у вас огромное желание имеется, то тогда...
- У нашего уважаемого главы имеется огромное желание мне вопрос задать, - надоело мне смотреть на эти неприкрытые мытарства. - Да только он не знает, как начать... А, хотите, я сама угадаю, что это за вопрос?
- Да что тут угадывать? - тяжело выдохнул Дозирон и сделал большой глоток из кружки. Тонкая чайная струйка с трудом пробралась по его небритому подбородку и большой каплей зависла на самом краю, грозя испортить белизну старостиной рубахи. И потому, что так и осталась там незамеченной, я, вдруг поняла, в каком состоянии находится сейчас наш бессменный деревенский глава. - Знаю я, что ты здесь не причем, дочка. У меня даже в мыслях не было тебя в этом обвинять, - начал он знакомым глухим голосом. - Тем более что прокуратский специалист подтвердил - насилия не было. Только вы оба, очень вас прошу, - пристально посмотрел он сначала на кота, а потом на меня. - Очень прошу, молчите про то, что накануне вечером батюшка к вам заглядывал. А то, сами знаете, как у нас в деревне кривда в правду превращается.
- Так, а что здесь тайного то? Подумаешь, пришел ко мне кли... - попытался было возмутиться Зеня, но, увидя мой уничижительный взгляд, сопровождаемый выразительным сопением, мысль свою дальше развивать не рискнул.
- Что здесь тайного? - присоединился ко мне Дозирон. - Зигмунд, ведь ты у нас за умного считаешься, так скажи мне: это... естественно, когда батюшка наш, сначала поносит ее, - вскинул он свой подбородок в мою сторону и капля, наконец, обрела покой на нашей скатерти. - ... иносказательным, но всем понятным языком, а потом тайком, повторяю, тайком, в ее дом бежит? Ты знаешь, какой он крюк сделал? Ведь, если бы мой Стеньша не возвращался по левой дороге от своих мочалинских родственников, да не приметил, как отец Аполлинарий от вашей калитки через ручей сиганул, то пропал бы его маршрут из поля зрения. Это для него естественно?.. А еще скажи мне, - постепенно начал входить в ораторский раж Дозирон. - Естественно, когда приходской священник, всю свою жизнь тыкающий других носами в мелкие, житейские пороки, сам решил совершить непоправимый грех? Причем, неизвестно по какой причине. Дьячок наш, которого он сам весной рукоположил на церковную службу, утверждал сегодня, что батюшка, когда вернулся, был вполне здоров и бодр и вообще, бил копытом с новыми силами бороться с местным злом.
- Откуда он вернулся? - заинтересованно спросила я, оторвав взгляд от окна.
- А из паломничества своего по святым местам. Кажется, даже за границу выезжал. По крайней мере, овса у меня для своей клячи выпросил, как на вокругсветное путешествие. А ты что, не знала?.. Хотя, откуда ж. В храм то ты не ходишь, - вновь замолчал мужчина.
- Я думаю, что скрывать такой факт из нашей с Зигмундом жизни в наших же интересах, - сделала я вывод из всего услышанного. Хотя и до этого придерживалась точно такой же точки зрения. - А вам, господин староста, большое спасибо за заботу.
- Да что уж там, - поскреб мужчина ногтем чайное пятнышко. - Это я так собственные грехи... замаливаю, шестилетней давности. Ведь сдай я тогда Наума властям - не доставалось бы тебе от нашего батюшки все эти годы... Однако, пора мне, пойду, - и, уже в дверях обернулся. - Искал он что-то перед смертью. Весь дом перерыл и у себя в одеянии карманы повыворачивал... Еще одна тайна... Всего вам...
- И вам... всего, - протянула я закрывшейся двери и надолго задумалась.
- Стась... Стася, - через минут пять не выдержал томленья Зеня. - Ну, чего ты молчишь? Опять злишься?
- Злюсь? - рассеянно посмотрела я на сидящего у ножки стула кота. - Да что толку? Я о другом сейчас думаю.
- О чем?
- О том, что наш староста еще одну тайну отца Аполлинария не знает - накануне смерти в его доме был какой-то маг. Причем, очень не хилый маг.
- С чего ты взяла?
- Видела, энергетические ошметки его заклятий.
- И что это значит?
- А то, уважаемый мыслитель, что нашему батюшке могли и поспособствовать... - постепенно начала я покрываться мелкими мурашками. - ... и, вполне возможно, что дом тогда перерыл не сам упокойник, а... Зеня! - ошалело глянула я на кота. - Во время вашего вчерашнего сеанса ты всегда был рядом с ним?
- Да... Нет.
- Яснее!
- Да что ты орешь то так?.. Уж лучше бы злилась, - удивленно отпрянул от меня умник. - Когда я закончил, он уже храпел. И, причем противненько так, с присвистом... Продолжаю... Я вышел, а потом только в дверь увидел, как он рясой своей на крыльце махнул. Даже не поблагодарил. Деньги на столике оставил и смылся... Вот.
- А в дом он не заходил?
- Это однозначное - нет, - даже с оскорблением заявил мне кот. - Что ж я, порядка не знаю?.. Да, к чему ты клонишь то?
- Сейчас посмотрим, - не обременив себя ответом, выскочила я в дверь, а из сеней рванула сразу на веранду. - Все может быть...
В этой жизни, действительно, все может быть. И череда странностей, связанных с такой одиозной в нашей деревне фигурой, как отец Аполлинарий, тому доказательство. В голове, мотыльками вокруг огня метались мысли, а в ушах от волнения шумело. И взгляд его, тогда у калитки, никак не давал покоя. Так смотрят, когда на что-то решаются, а если учесть все дальнейшее развитие событий, вывод только один:
- Та-ак...
- Стась, это точно - не мое... не моя... И вообще, она может быть, чьей угодно.
- Не мели чушь. Я вчера, перед приходом батюшки, всю твою лечебную койку полностью перетрясала и перестилала. И вот этого точно здесь не было, - одновременно с котом зависли мы над отогнутым в сторону тонким полосатым матрасом. На узких кроватных досках, примерно в районе головы лежала маленькая круглая бусина из черного агата. - Опять та же магия...
- Как где? - дернул от моего дыхания закругленными ушами Зеня.
- Как где?.. Как... в храме, от чудотворной иконы, - вовремя вспомнила я. - Чистая прозрачная магия... Что будем делать, философ?
- А что будем делать... - задумчиво произнес Зигмунд. - Если нам ее подбросили, причем тайно, значит, хотели спрятать...
- ... причем надежно.
- Угу... Дальше... Если предположить, что в ночь смерти священника искали именно ее, то нет никаких гарантий, что рано или поздно ее так и не найдут.
- Причем у нас... Что будем делать, философ? - повторила я, бухнувшись на разворошенную постель.
- А может ее закинуть подальше, на другой конец страны, например? А что, если твоим подвалом? - с надеждой взглянул на меня умник.
- Ага. Отец Аполлинарий вот уже закинул и что? Ему помогло?
- Да это еще не факт, что он не сам на себя руки наложил. Это только твои личные домыслы.
- Хочешь рискнуть? - прищурилась я на открывшего пасть кота. - Что молчишь? Можем рискнуть. Только учти, что следующую перетечу тебе, возможно, некому будет проводить.
- Ну, хорошо. А что тогда ты предлагаешь?
- Я?.. Честно говоря, не знаю... Хотя, думаю, что лучше всего в нашей туманной ситуации спрятать эту магическую штучку у себя в доме, хотя бы, как козырь в свою пользу, и ждать дальнейшего развития событий. Естественно, усилив собственную защиту. Ведь, мы ж с тобой не человеческий священник, а маг и шустрый умный кот. К тому же у нас есть бдительная Груша...
- Значит, вы не против, если я все слышала? - тут же проявилась между нами домовиха.
- Нет, конечно. Мало того, я собиралась с тобой посоветоваться, - уверила я вездесущую скромницу. - Если, конечно, Зигмунд будет со мной согласен.
- Да что я?.. Я более чем уверен, что при таком численном соотношении все равно останусь в меньшинстве. Тем более... из-за меня все это и заварилось, - покаянно повесил он голову.
- Тогда, считай, решено, - из чисто педагогических соображений не стала я утешать умника...а может, из садистских.
- Так что ты, хозяйка, хотела у меня спросить? - вскинула свою мордочку с совершенно преданными глазками домовиха.
- Спросить, говоришь?.. Скажи мне, Груша. Есть в нашем доме такое место, куда можно эту вещицу о-очень надежно спрятать?
- Есть, - не промедлив и секунды, кивнула мне кроха и, соскользнув с кровати, посеменила в сторону двери. - Пойдемте, я покажу...
Место, действительно, показалось нам с Зигмундом надежным - в погребном отсеке для картошки, оказавшемся снабженным двойным дощатым дном. По словам Груши, пользовалась им еще моя тетушка. Только вот что она там хранила, оказалось и домовихиной тайной тоже. Ну что ж, зато теперь я уверена, что и в отношении наших секретов она останется такой же щепетильной. Загвоздка вышла в другом - полной непереносимости нашим домашним духом подброшенной бусины. Точнее, магии, которую та щедро излучала. Пришлось напрячь мозги. Правда, ненадолго. И, зажав в руке очередной 'подарок судьбы' я ринулась к своему туалетному столику. Там, задвинутой в самый дальний угол нижней полки, стояла небольшая прямоугольная шкатулка из сплава моанита(11) с каким-то другим, неизвестным мне металлом. В купе они давали эффект магической изоляции, при которой находящаяся внутри энергия, не распространялась наружу, сохраняя при этом свою полную силу внутри. Как объяснил мне когда-то Глеб, сеткой из точно такого же сплава обтянуто столичное ристалище, где Прокурат проводит свои ежегодные рыцарские турниры... Глеб... Замерев на секунду, я с удивлением осознала, что произнесла это имя впервые за день... 'Ох, как бы нам сейчас не помешало сильное мужское плечо', - вздохнула, как можно прочувствованнее и... вывалила на столик все содержимое шкатулки. Которое, кстати, еще со времен моей тетушки, уже никакого отношения к магии не имело. Да и она сама хранила там, насколько я помню, свои сережки с бусами... Все, кроме одного - моей недавней 'моральной компенсации' от Хоуна, как спящий брат с бодрствующей сестрой схожие с сегодняшней нашей находкой... Да, все в этой жизни может быть... Завернув в платочек обе бусины, я сунула их вовнутрь и, захлопнув шкатулку, понеслась обратно вниз, где меня в погребе поджидали остальные члены нашего сообщества 'Тайны отца Аполлинария... и их последствия'...
Ночью, уже перед самым рассветом, завыли все собаки в округе. Слаженно и тоскливо... Я сидела на кровати, подтянув к себе колени, и слушала.
- Не поздно ли они? - грузно шлепнулся на мои, спрятанные под одеяло ступни Зигмунд и смачно зевнул. - Опоздали что-то со своими пророчествами.
- Ага... И заунывно как... так и подмывает или самой присоединиться или шаром в ближайшую будку запустить.
- Да ладно тебе, - преувеличенно беспечно протянул кот. - Поголосят и перестанут.
В следующий момент, будто в знак протеста на мои намерения и котовьи прогнозы, совсем рядом с нашим домом завыла какая-то одинокая собака.
- Да чтоб тебя кратагусом(12) накрыло! - сбросив одеяло прямо на Зеню, соскочила я с кровати и направилась к окну.
Луна, огромная, идеально круглой формы, висела напротив меня, освещая собой и наш просторный двор, и дорогу, бегущую мимо - из деревни на проселочный тракт. И прямо посреди этой дороги сидела сейчас тощая простуха(13), отрешенно задравшая свою острую мордочку к ночному светилу. Вот она на мгновенье замолчала, переводя дыхание, и снова проникновенно завыла, вторя своим сородичам на ближайших улицах.
- Нет, я точно в нее сейчас запущу... - обернулась я назад и зашарила взглядом по полу. - шлепанцем! - искомая обувь нашлась быстро, но пока я, одной рукой пыталась совладать с оконной задвижкой, певунья, вдруг, поджав хвост, резко сорвалась с места и скачками понеслась в противоположную от деревни сторону.
- Да... - проводила я ее взглядом и развернулась от окна. - Хорошо же наша новая жизнь начинается: с подброшенной магии и собачьего воя за упокой аполлинарьевой души.
- Они не о нем воют, хозяйка, - только сейчас заметила я рядом с выползшим из под одеяла котом домовиху.
- А о чем же, позволь узнать?
- Они воют от большого страха. Я это чувствую...
________________________________________
1 - Мелкая нечисть, обитающая в заброшенных домах. Внешне схожа с огромной лопоухой крысой. Питается кровью случайных прохожих или животных. Особые пристрастия - мужчины в нетрезвом виде.
2 - Флибустьер - пират.
3 - Бадук - город на северо-востоке Ладмении. Центр рудокопов, кузнецов и оружейников.
4 - Государство на северо-западе континента Бетан.
5 - Ладменская денежная монета из преимущественно медного сплава.
6 - Здесь, выше и ниже по тексту - рифмы автора. За что он приносит свои искренние извинения.
7 - Отрицательный персонаж Ветхого Завета, символ женского коварства.
8 - Особо ценная рыба, обитающая лишь в одном месте Ладмении - озере Туманном на землях Озерного края.
9 - Безответственный, легкомысленный.
10 - Один из четырех основных ладменских праздников. Приурочен ко Дню осеннего равноденствия и отмечается 21 сентября в честь окончания уборочной страды.
11 - Металл, гасящий любую, даже алантскую магию.
12 - Кратагус (Crataégus) - боярышник.
13 - Беспородная собака.