Сотая бусина

Глава 4

Моя вторая попытка сходить в поле за мятой на этот раз увенчалась успехом. Это, если судить по ее конечному результату. А вот сам процесс совсем не удовлетворил. Потому что тут же за мной резво увязался Ветран, припомнивший мне (вот наглость!) о моем же сегодняшнем разрешении в полном его содействии. А за мужчиной, не менее прытко понесся и кот, объясняя цель своей прогулки 'обкаткой нового тела'. Да, пусть он наивной Груше втирает про такие причины. Я-то прекрасно понимаю, что умник заурядно ревнует (а вот это уже глупость). Вот так вот, в сопровождении наглого музейщика и глупого философа я и собирала свою траву, выслушивая без остановки, что поле не место для домашних котов, которых огромные пространства морально 'пригибают к земле' и подбадривающие комментарии Ветрана: 'Рви больше. Я же тебе помогаю - донесу'. А зачем мне ее больше то? Разве что сопровождающих своих этим веником отходить со всей душой... Ага, мечтай, магичка Стася...

Дело пошло на лад только когда я нешуточно пригрозила им обоим нацепить на себя колпак и уйти, куда глаза глядят, лишь бы в тишину. Вот тогда болтуны присмирели. Правда, ненадолго...

- Стась.

- Что?

- А ты сегодня будешь?

- Еще одно слово, Зеня и ты - мухобойка в серую полосочку.

- Зачем нам мухобойка? Ты ж мух знаком в дом не пускаешь... Ну, Стась. Когда у меня еще такая возможность выпадет к тебе присоединиться?

- Это вряд ли.

- А о чем речь? - сощурился на солнце заинтересованный Ветран.

- Да она, когда на это поле за травой ходит, видишь вон там, левее, пологий холм? Всегда на обратном пути...

- Зеня, ты будешь не мухобойкой, а... а... - подвела меня от возмущения фантазия.

- Ну, ты пока придумай, а я продолжу. Она любит там, на самой вершине лежать в траве, разговаривать с ветром и смотреть на облака. А сегодня день как раз подходящий - облачный.

- Правда? - по-детски расплылся музейщик. - Я когда-то тоже это любил - смотреть на облака, очень давно. И даже целые сказки сочинял: вон летит дракон, а за ним рыцарь на...

- ... грифоне(1)? - уперся кот передними лапками в мои колени, восторженно взирая на мужчину.

- Грифоне?.. Нет, на коне. А следом за ними...

- ... принцесса на кочерге, - обреченно вздохнула я и поднялась из травы. - Ладно, пошли на мой холм сказки смотреть. Но, чтобы тихо...

Холм был совсем обычным - с будто приплюснутой хлебной лопатой верхушкой и гладкой булкой обкатанными за столетия склонами. Такие щедро раскиданы по всей Ладмении. Да и трава росла на нем тоже вполне обычная - сухой костерь(2) с мелкими васильками. Но это был мой холм. Много лет. Место, по которому я скучала в слякотные межсезонья и вздыхала зимой, место моих откровенных разговоров с миром... Поэтому небо над ним было особенным - моим. А порою мне даже казалось, что и ветер, который, то степенно гуляет, то ошалело носится над нашей древней землей по своим вечным делам нет-нет, да и притормозит, чтобы шепнуть что-то сокровенное на ухо именно мне. Стоит только хорошо к нему прислушаться... Но, вот, получится ли это сегодня?..

- Извини, подстилки не прихватила.

- Но, навещать-то ты ее в силах?

- Так может, сразу твой диван сюда навещать? - устраиваясь по удобнее безобидно поинтересовалась я у умника, развалившегося на спине сбоку от меня.

- Правда?

- Конечно, правда. Только он потом здесь и останется.

- Я так и знал... А, может...

- Зигмунд, как ты думаешь, на что похоже это облако? - вывел кота из под надвигающегося удара судьбы, раскинувшийся с другой от него стороны, Ветран.

- Видимо, на диван, - не утерпев, хмыкнула я. - А вообще... оно на голову пса похоже. Со стоячими ушами.

- Или на Грундильду, - хмуро добавил кот.

- А кто такая Грундильда?

- Это наша домовиха. Ты с ней еще познакомишься... если она захочет, - нехотя пояснила я. Действительно, мы сюда болтать пришли или на облака смотреть? Но, не тут-то было:

- Домовиха? - приподнялся на локте мужчина. - И вы с ней... дружите?

- Можно и так сказать. А вообще, Зигмунд и Груша - моя здешняя семья. Для тебя и это странно?

- Уже начинаю привыкать, - с непонятным мне выражением ответил мужчина и вновь забросил руки за голову.

- Дружба есть привязанность, укрепленная привычкой, возникающей из длительного общения и множества обязательств.

- Это ты к чему сейчас изрек? - скосила я глаза на зевающего во всю пасть кота.

- Не знаю... Просто, навеяло что-то из двух произнесенных Ветраном слов.

- Навеяло? А ты знаешь, если закрыть свою пасть и немного помолчать, то тогда, возможно, тебе что-нибудь другое навеет, гораздо уместнее. Ты зачем сюда приперся?

- Ладно, не злись, - сложил лапки на белоснежную грудь Зигмунд. - Уже молчу и смотрю в небо... Ой, нет. Солнце из-за облака выглянуло, - быстро зажмурился кот, поставив торчком свои крохотные черные реснички... Вот так бы и любовалась на него, такого трогательно... молчаливого. Осталось только самой откинуться на спину и, наконец, расслабиться...

Облака сегодня плыли неспешно, хотя восточный ветер, как пастуший пес откормленных овец, гнал их на далекие пастбища... А, действительно, овцы. Вон и баран среди них, с кривыми завитыми рогами и еще одним хвостом вместо задних ног... Мне это сравнение до того показалось забавным, что я даже повернула голову, чтобы поделиться им с Ветраном. А потом передумала - музейщик лежал и, прищурив глаза, смотрел ввысь. Может, ему вместо овец что-то совсем другое видится? У каждого ведь свой мир и свои сказки...

- Скажи, как ты разговариваешь с ветром? - опять подловил он меня за подсматриванием. - Ты при этом что-то делаешь, специальное?

- Нет. Просто думаю. Да это и не разговор вовсе, а ответ на мысли. И то не всегда.

- Понятно. Значит, просто думаешь, а ветер дает ответ?

- Ага... Попробуй сам.

'Не всегда', это я стараюсь выглядеть благоразумной. Потому что, как сказал когда-то Зеня: 'Кто ждет от судьбы знаков, тот и в луже видит корабли'. Про корабли, это он точно тогда подметил - свой самый первый ответ от ветра, тоже восточного я получила как раз на вопрос: 'Как жить дальше - плыть по течению до Либряны или окунаться в море самостоятельной жизни?'. А что касается знака, так он явился мне в виде упавшего на лицо, невесть откуда на этот холм залетевшего листа с яблони... Так я стала хозяйкой тетушкиного дома и ее престарелого сада. Хотя, для большей достоверности, мог бы еще и грушевый листик на меня пришлепнуть... А дальше были ответы и попроще, без иносказательности. Правда, реже... Но, это опять к вопросу о поиске кораблей в луже.

- Ий-хе-е... Ий-хе... Ий... - одновременно развернулись мы с музейщиком друг к другу.

- Ты это слышала? - с выражением священного ужаса в глазах пробормотал тот.

- Ага.

- Ий-хе. Уням-ням... - присоединился к нашему удивлению безмятежно храпящий на свежем воздухе кот.

- Ну и как это понимать? - еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, кивнул на Зеню Ветран.

- Не знаю, я вообще подобное чудо вижу впервые за много лет. Только, как теперь такой 'ответ' расшифровывать?

- Может его разбудить, пересказать и попросить перевод?

- Ийх... Ий-хе-е... - громко возразил нам философ, а потом, потянувшись, перекатился ко мне под бок и... затих.

- Краткость - признак таланта оратора, - глубокомысленно скривилась я, а потом подняла взгляд с кота на мужчину и... мы оба зашлись в беззвучном смехе...

- Ну, а если серьезно, Анастэйс, - вытер рукавом рубашки слезы Ветран. - Ты ведь - маг огня, а искать ответы ходишь на этот холм. Почему?

- Не знаю... В первый раз оно как-то само собой получилось. К тому же ветер - воздушная вотчина, а огонь и воздух - стихии родственные и друг друга дополняют. Может, поэтому... А может потому, что боюсь иногда самостоятельно принимать важные решения и перекладываю их на других, - немного подумав, призналась я. - Кто его знает?

- И что, помогает? - без доли иронии посмотрел на меня мужчина.

- Ага... А вообще, нет здесь ничего магического. По крайней мере, не больше, чем в подбрасывании монетки. Ветрованием у нас в Мэзонруже любая девица на выданье может заниматься.

- Ветрованием? - переспросил музейщик.

- Обращение к ветру так называется. Есть даже специальный стишок с личной просьбой к нему, тоже никакого отношения к магии не имеющий.

- Точно? - скептически уточнил Ветран.

- Ты у кого спрашиваешь? - уверенно расплылась я. - А что, интересно?

- В общем... да, - с явной неохотой признался мужчина. - А ты его знаешь, этот... стишок?

- Конечно, знаю... Давай, усаживайся по удобнее и ко мне лицом, - наблюдая борьбу разгоревшегося внутри музейщика интереса со здравым смыслом, приняла я за него решение и села сама, подпихнув под пригревшегося кота свою набитую травой сумку. - Та-ак. А теперь повторяй за мной: Ветер-ветер-ветерок...

- Ветер-ветер-...ветерок, - заерзал мужчина и на всякий случай, огляделся по сторонам.

- Ты лети за бугорок.

- Ты лети за бугорок.

- Ты любовь мою найди.

- Ты... любовь мою найди.

- И сюда ее веди.

- И сюда ее... веди... Анастэйс, ты же говорила!

Ветер, до этого лишь теплой ладонью скользящий по моему затылку, вдруг ударил сразу с четырех сторон и, будто натолкнувшись на невидимые вокруг нас стены, начал медленно обходить по кругу, все ускоряясь и холодея. Вокруг нас в вихре закружились сорванные оси костеря и прилетевший из низины травяной сор, оставленный косарями. Все это зашлось в стихийном танце, устроенном, кажется всеми четырьмя ветряными братьями вместе... А мы так и сидели друг напротив друга и смотрели друг другу в глаза, видя там, как в зеркальном отражении собственный страх и растерянность.

- Мау-у!!! - первым из нас подскочил кот, а потом, вдруг, замер с выгнутой дугой спиной и прошипел. - Хус-сдос-с.

И в миг все стихло, напоследок, приземлившись мужчине на нос закруженной в круговороте пчелой.

- Что... - смахнув ее, глухо произнес Ветран. - Что здесь только что произошло?

- Вот и мне интересно... - с облегчением выдохнула я и поднялась с земли. - Зеня, что значит 'хусдос'? Ты что у нас - заклинатель ветра к тому же?

- Какой к хобьей матери ветер? - оглядел нас совершенно безумными глазами философ. - Какой к хобьей матери хусдос? Причем здесь он?

- Как это причем? - вперилась я в него, сверху вниз гневным взглядом. - Ты сам только что это слово сказал, а потом все сразу закончилось. Что это - хусдос?

- Видимо, ответ на вопрос кого-то из вас, - совершенно неожиданно заявил кот и нервно шлепнулся на попу. - Потому что последнее, что я помню, перед тем, как уснуть, это слова Ветрана: 'Как ты разговариваешь с ветром?'.

- Ответ на вопрос? - подал голос хмурый музейщик. - И на каком языке?

- На древнейшем, естественно. А вы думали, он с вами на ладменском государственном будет болтать? - принялся нещадно тереть лапами замусоренную морду Зигмунд. - А что вы на меня так уставились? Я-то здесь причем?.. Хусдос в переводе с накейо(3) означает - 'Ответ где-то поблизости' или дословно - 'Ответ рядом'... А сейчас я вам чем не угодил?..

- Чем не угодил?.. - встретилась я с не менее ошарашенным взглядом мужчины. - А-а, да ну вас обоих. Такой день испортили... Пошли домой, - и, подхватив сумку, первой припустила со склона.

Отставшие нагнали меня уже внизу. Ветран на ходу забрал мою ношу и дальше пошагал уже рядом:

- Я знаешь, что думаю?

- Понятия не имею, - отмахнулась я от него.

- Неважно, что там, на твоем холме произошло. Если это тебя так расстраивает, то давай сделаем вид, будто ничего не было.

- Уже...

- Что, 'уже'?

- Уже сделала вид, - внимательно глянула я на мужчину. - Ты гуляш с фасолью ешь?

- Гуляш с фасолью? Конечно, ем. Фасоль еще можно с копчеными колбасками приготовить. Я умею.

- Ну, за колбасками - завтра в мясную лавку. А сегодня, значит, будут сырники.

- Договорились, - облегченно расплылся музейщик. - Тогда завтра с утра с тобой в мясную лавку.

- Что?!

- А вы знаете, я такой сон видел странный... - посеменил с другого бока от меня кот.

- Про скрипучую дверь? - перекинула я все свое ехидство на новую жертву.

- Почему про нее? - удивленно забежал вперед умник.

- Ты храпел во сне, как скрипучая дверь.

- Что?!..

В воздухе пахло прогретым медом, пряными травами и... навозом - специфическое деревенское сочетание, даже если вы в самом центре Мэзонружа, мало уступающего в размерах какому-нибудь городку из озерного приграничья. Я еще раз тормознула прямо посреди тротуара, поводила носом в сторону торгующей зеленью старушки и решительно двинула дальше, заставив Ветрана, сделать полный оборот вокруг своей оси. А, пусть повертится, раз опять за мной увязался. Лишь бы корзиной никого из прохожих не сшиб. Еще одна отличительная черта города от деревни - неспешность. Это только кажется, что загруженная повседневными трудами сельская жизнь требует беготни от рассвета до заката, а город наоборот, располагает к размеренности и созерцательности. Менталитет не тот у простого деревенского жителя - философский. Отсюда и поговорок множество про спешку и ее последствия... иногда необратимые... особенно для юных дев, горящих желанием скоро выйти замуж... А, кстати, что-то слишком много их сегодня попадается на нашем пути, с горящими глазками, провожающими моего невозмутимого спутника. Так и хочется обернуться и... язык им показать. Да, нет! Ведь совсем не то хотела вначале...

- Стэйс! - круто развернулась я на знакомый голос, уперевшись в грудь своему сопровождающему. - Дорогая, минуточку подожди!

А вот эта дама во время своего выгуливания может забрести куда угодно. Даже в мясную лавку. Гелия, строго ткнув пальцем в подвешенный за крюк окорок, махнула мне рукой.

- Кто она?

- Моя давняя знакомая, - шаря взглядом по ароматным, истекающим соком копченостям и толстым колбасным кругам, пояснила я. - А-а...

- Раз так, не буду вам мешать, - тут же ретировался мужчина ближе к ним.

- Ну-ну...

- Здравствуй, мыльная фея! Кто это с тобой? - выразила ответную заинтересованность подошедшая алант.

- Ученый коллега Зигмунда из столицы. Приехал черпать из неиссякаемого источника, - со вздохом, пожалуй, чересчур скорбным, пояснила я. Видно, на самом деле, чересчур, потому что женщина пристально на меня посмотрела, а потом улыбнулась:

- К Зигмунду, говоришь? А почему тогда он за тобой по деревне с корзиной таскается?

- Понятия не имею, - теперь уже получилось совершенно искренне. - Наверное, постой отрабатывает.

- Вон оно что! Так этот светлокудрый витязь у тебя еще и живет? Ты знаешь, если бы не человеческое свечение, его можно было бы спокойно принять за одного из моих рослых сородичей.

- И ничего он не кудрый, а... прямой, - совсем не умно ляпнула я, борясь с нахлынувшим, вдруг стыдом. - И вообще... Как ты сюда попала? У тебя же провиантом домоправительница занимается.

- Так и она здесь, - кивнула Гелия на внушительный тыл громко торгующейся с мясником дамы. - Просто, случай особый. Я даже сама хотела к тебе заскочить по этому поводу... Вот было бы... любопытно, - задумчиво закончила она, встречая взглядом вернувшегося к нам Ветрана. - А, кстати, приходите оба.

- Куда? - в голос выдали мы.

- Так у Колина, моего мужа, день рождения через три дня, - еле сдерживая улыбку, ответила алант. - Мы обычно его не празднуем, но в этом году все старшие дети обещали слететься. Разве не особый случай?... К Зигмунду, значит? - хмыкнув мне в полголоса, пошла она тараном на загородившего проход музейщика. - Мы вас ждем!

- Всего доброго, - едва успел отшатнуться Ветран, шибанув-таки, корзиной засмотревшегося на мясные рулеты покупателя. - Простите.

- День рождения, - сосредоточенно прищурившись, повторила я. - И сколько же ему, интересно, исполняется?

- Что ты говоришь?

- Да так... - дернула я головой, размывая воображаемый столбик из цифр. - Пойдем копченки покупать.

- Я уже.

- Что, 'уже'? - удивленно открыла я рот.

- Купил, - смущенно расплылся мужчина и откинул край еще совсем недавно аккуратно сложенной на дне корзины салфетки. Под ней, кроме связанных в пучок миниатюрных колбасок радовал глаз большой шмат сала, присыпанного солью с перцем и приличный кусок говяжьей мякоти.

- Ветран, а откуда у тебя на все это деньги? - перехватившим голосом пробасила я.

- На постоялом дворе сэкономил, - поспешно буркнул мужчина и, ухватив меня за руку, потащил вон из лавки. - Что ж ты так кричишь, Анастэйс? Перед людьми же стыдно.

- Перед людьми стыдно? - припустила я следом за ним по мостовой. - А ночевать под нашим забором тебе не стыдно? Да что у вас за музей такой? Ты меня, вообще, слушаешь?

- Я тебя слышу, - внезапно остановился мужчина. - Нормальный... музей. И давай вообще этот разговор про деньги закончим. Я же обещал тебе помогать?

- Обещал, - согласно кивнула я. - Но...

- Вот и все, - поволок меня музейщик дальше по улице. - Разговор закончен.

- Нет, не закончен.

- Что еще? - вновь застыл мужчина.

- Иди, пожалуйста, по медленнее... Я за тобой не успеваю.

Ветран, видимо приготовившийся к затяжному препирательству, удивленно вскинул брови, а потом, вдруг, улыбнулся:

- Хорошо, - и крепче перехватил мою ладонь. - Пошли?

- Пошли, - промямлила я, не предприняв даже робкой попытки освободиться. - Только нам еще за хлебом и калачами надо зайти. Это через дорогу и вообще, в другую сторону...

Через дорогу и в совершенно другой стороне прямо в центре дощатой площади с распахнутыми на нее лавками всех мастей шла полноценная культурная жизнь - в Мэзонруж приехал залатанный балаганный фургон. Что он забыл в нашей деревне в это буднее утро, да еще и задолго до Медового спаса, ума не приложу. Может, просто заблудился во времени и пространстве. Говорят, с артистами такое бывает: выступают в одной таверне, а просыпаются... Прямо, как наш поэт Аргус. Который, впрочем, тоже здесь присутствовал. И даже участвовал, тренькая на своей раздолбаной лютне в такт прыгающему через горящие кольца акробату. Правда, соотношение выступающих и зрителей сильно перевешивало в сторону первых. Видно, поэтому мужчина, едва завидев меня, тут же перекинул свой инструмент через плечо и поспешил навстречу:

- Лучезарного дня, Анастэйс! Неужто, пришли насладиться?

- И вам не замерзнуть, Аргус. Нет, мы здесь проходом, - в ответ оскалилась я. - Как ваши поэтические будни?

- О-о, лучше не спрашивайте, - тяжко вздохнул тот, а потом добавил. - Четыре дня не били - уже замечательно... Анастэйс, представьте меня вашему... спутнику, - опустил он глаза на наши, по прежнему сцепленные руки.

- С удовольствием, - тут же освободила я свою. - Аргус, местный поэт и борец за вдохновение... Ветран, научный коллега Зигмунда, - кивками указала я мужчинам друг на друга и дождалась рукопожатия.

- Научный коллега... - со значением протянул поэт. - Уважаемый Ветран, может, посидим сегодня вечером в 'Лишнем зубе' за чаркой вина, побеседуем о проблемах нравственности? Меня, знаете, она очень сильно волнует.

- Охотно верю, - бросил музейщик ответный оценивающий взгляд на пожухлый синяк Аргуса. - Только, к сожалению, все мои вечера заняты уважаемым Зигмундом с его... проблемами, - и вновь поймал мою ладонь. - Всего доброго, Аргус.

- И вам всех благ, - в развороте проследя за нами, стянул тот со спины свой инструмент. -

Что стоит в мире волшебство?

Кто даст мне цену за него?

И пусть огромна та цена,

Я заплачу ее сполна... - понеслась нам вслед вольная интерпретация народной песенки.

Я на ходу обернулась, чтобы выразить свое отношение к репертуару Аргуса, но увидев лишь его вальяжно удаляющуюся спину, скользнула взглядом по всей площади... Потом еще раз и уже развернулась целиком, суматошно шаря глазами по ее центру и народу у лавок, ненароком дернув при этом Ветрана за руку.

- Нам еще куда-то... - удивленно произнес он, а потом остановился и тоже заозирался по сторонам. - Анастэйс...

- Что?..

- Ты знаешь...

- Что?..

- А-а... ничего, - поймал он на себе мой пристальный взгляд и растерянно расплылся. - Думал, знакомого увидел... Пойдем, а то от хождений по вашим изобильным лавкам так есть захотелось.

- Ну, пойдем, - обернувшись напоследок к, твердо настроенным на выручку артистам и парочке неотзывчивых зрителей, двинула я рядом с мужчиной. - 'Как интересно у нас получается, господин музейный работник. Очень интересно...'

Любят ли люди баню?.. Любят, и не они одни. Такую, чтоб с замоченным в крутом кипятке дубовым веником, ковшом с хлебным квасом, выплеснутым на шипящие камни и зеленым чаем с травами на высоком крыльце после. Ветран такую баню уважал и, на мою сегодняшнюю удачу, идею с 'а не протопить ли нам по жарче?' воспринял с большим энтузиазмом. Я, видя его сияющую физиономию, на несколько минут загрустила, почувствовав себя Симкой-оберушкой(4), но вскоре взяла в руки... А потом подхватила на них и недовольно мявкнувшего Зигмунда. Надо же кого-то в подельники приспособить, а Груша у нас с ограниченным передвижением в пространстве.

- Анастэйс, я скоро задвижку закрываю - дрова уже прогорели, - поставил меня в известность мужчина, придерживая одной ногой банную дверь.

- Ага, - застыла я с перекинутым через руку умником у входа в смежную.

- А ты пойдешь? Ну, в смысле, вообще.

- Ага... Только, как выстоится(5), ты - первый. А у меня к Зене несколько вопросов по моей... специфике.

- Понятно, - кивнул он в ответ и, качнув дверь, боком занес бадейки с холодной водой.

- Кратагус меня накрой, как же врать тяжко, - не глядя, кинула я кота на деревянный диванчик и плюхнулась за свой, заставленный склянками стол. Потом спохватилась и, опустив дверной крюк, навесила купол неслышимости. - Что молчишь то?

Зигмунд выразительно глянул на меня и выплюнул торчащий из пасти хвост карася:

- На какую тему прикажете высказаться? Сначала объясни толком, что за причина вообще кому-то что-то врать.

- Причина?.. - собираясь с мыслями, отвернулась я к окошку над столом. - Веская, Зеня. Очень веская. Не верю я твоему столичному коллеге. И от этого на душе муторно.

- Та-ак... Приехали, дальше пёхом... Давай, Стася, выкладывай, - подхватив недоеденный обед, спрыгнул кот с дивана.

- Выкладываю... Понимаешь, у меня с самого первого дня было к нему настороженное отношение. А потом жизнь так закрутила, что пришлось делить с ним одну крышу. Да и сам он, если бы не все эти тайны, его окружающие...

- Он тебе нравится, - вздохнул умник. - И от этого тебе сейчас так тяжело. Ты боишься, что признаясь себе в этом, ты предашь отвергнутую любовь Глеба, а еще боишься, что все повторится, как когда-то с ним?

- Боюсь?.. - отвернувшись, замолчала я. - Ты... прав, Зеня. Пора быть с собой честной - я, действительно, всего этого боюсь и он мне, действительно нравится. И с этим уже ничего не поделаешь. И чтобы этот страх перебороть, я должна быть в нем уверена. А эти его шрамы... Да что шрамы? Ожог, татуировка, и то, что он упорно ничего о себе не рассказывает.

- А как же сказки про облака? - совершенно серьезно возразил мне кот.

- Сказки? Меня сейчас очень быль интересует, а не его детские небесные фантазии.

- Ну, не скажи, Стася. Ветран, делясь самым сокровенным, определенно дал понять, что полностью нам доверяет. Потому что именно такие... сказки обнажают душу, делая нас уязвимыми. Это тоже самое, что раскрыть кому то свое любимое место или познакомить с самым дорогим существом в этом мире. Ведь ты же не хотела, чтобы он узнал про твой холм? А почему? Потому что ему не доверяешь.

- Наверное, ты прав, - вспомнила я вчерашнюю внезапную воронку, рожденную ради двух слов на 'мертвом' языке, а потом потрясенный взгляд Ветрана, услышавшего их значение. - Зеня, я должна знать про него все... Там, на холме ветер мы вызывали вместе. Мы просили у него привести к нам свою любовь. Ответ ты знаешь.

- Вот оно что, - покачал головой умник. - Теперь мне ясно... 'Ветран' с исходного старославянского переводится, как 'ветреный' или 'родственный ветру'. Не мудрено, что стихия вам отозвалась.

- Так он еще и бабник. А я даже не знаю, есть ли у него жена или просто зазноба и вообще, откуда он у нашей калитки выпал. Тем более...

- Тем более, что?

- Помнишь, я тебе рассказывала про странное ощущение преследующего взгляда, там, у дома отца Аполлинария? Сегодня оно повторилось - на старой площади, которую мы с Ветраном переходили, чтобы купить хлеб. И ты знаешь, он его тоже почувствовал - этот взгляд. Я в этом уверена.

- Почувствовал взгляд? Но, ведь он же обычный человек, а не маг с сверхчувствительными рецепторами?

- В том то все и дело. И еще - его деньги, точнее их наличие. Ты знаешь, что домой к нам я его позвала перебраться после того, как он провел ночь под нашим садовым забором?

- Что? - разинул пасть кот. - А как же постоялый двор?

- Понятия не имею... Сейчас не имею. А тогда я подумала, что у него просто нет на постой денег. И, видимо, мои выводы Ветрана вполне устроили. А сегодня он в мясной лавке набрал, минимум на сребень. И потом еще в хлебной - на пару меденей. И я так подозреваю, что если он и впредь будет таскаться за мной по таким местам, то все расходы возьмет на себя. Зеня, сам подумай, зачем ему тогда ночевать на улице?

- Ответ один, - задумчиво протянул умник. То есть, их два - либо он нас от кого-то оберегает, либо...

- ...либо наоборот, считает, что мы с тобой представляем угрозу для кого-то и за нами нужен постоянный контроль. И то и другое вполне логично.

- Стася, я понял, - вдруг, скорбно протянул Зигмунд. - Он такой же работник столичного музея, как я - порхающая бабочка... А я-то ему всю душу, можно сказать, раскрыл... Та-ак. Что мы делаем дальше?

- Что делаем?.. Есть у меня одна идея. Надеюсь, получится. Энергетический отпечаток.

- Это что такое?

- Я хочу осмотреть то место, где он провел вчерашнюю ночь и узнать, что делал, когда его никто не видел. Это просто, если применить нужное заклятие.

- Ты что, следы его будешь нюхать? - опешил умник.

- Не нюхать, а идти по ним. Помнишь, как я нашла то место в саду, где от нас с Грушей был спрятан твой висменский сыр?

- Странно, что не по запаху. Я думал, именно так.

- Не-ет, - не удержалась я от смешка. - Хотя, вонял он погибельно. Но, Глеб, с которым вы этот кусок прятали, принял тогда притупляющие меры. Я тебя выследила, Зеня - отправилась за тобой по твоим энергетическим отпечаткам прямо от дивана и до яблони с деликатесной захоронкой в дупле.

- Ну, ничего себе... - хотел было возмутиться философ, но, лишь хмыкнул. - Отпечатки, значит... Ты и баню для этого придумала?

- Ага. Когда Ветран туда зайдет, я прямо отсюда по подвалу махну к нашему забору. А дальше... Зеня, ну, почему в этой жизни нет места простым ответам на вопросы? - скорбно закатила я глаза к низкому потолку.

- Потому что мы сами свою жизнь усложняем, Стася, нежеланием искать простые ответы на вопросы... Я иду с тобой.

- Это совсем не обязательно, - понуро мотнула я головой. - Ты можешь дождаться меня и здесь.

- Ну, уж нет. Все эти эфирные испарения, которыми твоя комнатушка пропитана, действуют на мой кошачий нюх крайне отрицательно. Хочу на свежий воздух, - дернул хвостом кот. - Только дай, обед догрызу.

- Тогда грызи, - развернулась я к столу и опустила подбородок в подставленные ладони. - Время еще есть... Я вот знаешь, о чем думаю... Мы сами вещаем себе то, чего страстно желаем. Даже неосознанно. Мы запускаем в мир свои грезы, а они потом возвращаются к нам обратно. Я вот очень сильно хотела и боялась любви. А теперь она, кажется, пришла. И мне опять страшно... Получается, я имею то, что просила. Это тоже самое, когда, например, ты хочешь научиться летать, но боишься высоты. И в результате тебя сбрасывают с обрыва.

- Или с башни, - запрыгнул на диванчик кот и облизнул языком пасть.

- Почему, с башни?

- Ну, ты же их тоже боишься... Слышала? Дверь в баню хлопнула.

- Ага... Ну что, пошли?

- Пошли...

* * *

Башня была огромной. Конечно, с прибрежным маяком она ни в какое сравнение не шла. Толи он, шпилем царапающий пуза дождевых туч, толи долговязая городская достопримечательность. Правда, видная даже с кораблей, качающихся на якорях недалеко от причалов. Башня была красивой. Белокаменной и многоярусной, как и большинство зданий в Тайриле. И как большинство из них отреставрированной после прошедшей войны(6). Ее даже принарядили за счет побежденной стороны бликующим на солнце позолоченным куполом. А еще башня была с часами, показывающими время, числа месяца и фазы луны. И за этими часами ухаживал мой отец. Именно, ухаживал. В нашей семье только так их обслуживание и называли. Потому что гордились своей причастностью к древней истории Ладмении. Особенно бабушка. Она так всем и говорила, даже если ее не спрашивали (к чему, если ответ уже знали, причем от нее же?): 'Мой зять - башенный ухажер. А что? Зато на баб у него времени не хватает'. И это была правда, если под словом 'бабы' подразумевать членов нашей семьи: бабушку, маму и меня. Служба отнимала у отца почти все его время. Поэтому я постоянно таскалась вместе с ним на эту его службу, чтобы компенсировать общение с родителем. Особенно, когда была маленькой. А позже времени и у меня оказалось не так много: гимназия, школа танцев и основы магии, вдалбливаемые всеми, у кого было на то настроение (хотя, обычно случалось наоборот). Куда от всего этого деваться, если тебе вот-вот приспичит гулять с мальчиками, причем, обязательно из приличной семьи? Я, конечно, не спорила, хотя на взаимоотношения между полами смотрела несколько иначе, чем сто двадцать лет назад. Но, не просвещать же в этом вопросе бабушку? Тогда меня даже к отцу с обеденной корзинкой не выпустят. А мне это надо?

Мне это совсем было ни к чему. Хотя, зря бабушка волновалась, потому что сверстники мои меня совсем не вдохновляли. Впрочем, как и сверстницы, подруг среди которых заводить я категорически отказывалась. Что может интересного рассказать о жизни прыщавый подросток с гусиной шеей? Толи дело взрослые. Особенно, мужчины и особенно моряки, пропахшие морской солью и дешевым табаком. Да они только взглядом одним уже тебе говорят: 'Я знаю столько, что тебе лучше об этом не знать'. А эти их благородные манеры: 'Прошу прощения за мою неловкость, с-сударыня. З-занесло' или 'Да я сойдусь якорями(7) с любым, кто криво на вас глянет'. Вот это, действительно, впечатляло. Однако пока только издали да по рассказам старшеклассниц, постоянно пополнявших свои запасы морских выражений за счет общения с первоисточниками.

А мне и этого пока хватало. Потому что в жизни моей, тринадцатилетней, исключительно все устраивало. К чему спорить и ругаться со старшими, если можно просто сделать тихо, но по-своему или, на крайний случай, их уговорить. Уговорить бабушку дать повыпендриваться в ее любимых сережках со звездными сапфирами. Уговорить маму отпустить купаться на пирс за маяком, а от папы просто сбежать. Он все равно не заметит...

Не заметил и на этот раз. Осталось лишь с высунутым от старания языком спуститься по скрипучей башенной лестнице и из пыльного полумрака вынырнуть в выбеленную солнцем и соленым ветром улицу. Так я и сделала. А потом огляделась по сторонам, составляя свой дальнейший план действий, рассчитанный на два часа с четвертью и, припустила вниз по заплатанной тайрильской мостовой. А что тут долго думать, если кармашек сарафана многообещающе оттягивают целых два меденя - все мои честно заработанные на чистке фамильного серебра деньги. Нет, я, конечно, сделала бы это и бескорыстно, попроси меня мама или бабушка, а не наша кухарка Марта, скоро слинявшая на побывку своего матросика прямо через наше кухонное окно. К вечеру вернется, опять будет вздыхать и обязательно пересолит салат. Это, как обычно. Зато мне - стабильный заработок на мелкие детские радости:

- Вон ту, ту и... еще три этих, в золотой обертке, пожалуйста.

- Да как скажешь, - расплылась в ответ вечно румяная от 'веселой' жизни продавщица сладостей. - Что, опять в свободном плавании?

- Ага, - оттянула я навстречу ее протянутой пятерне второй свой кармашек.

- Так ведь растают и слипнутся прямо там? Жара то какая на улице.

- Неа - не успеют. До свидания! - уже на ходу, махнула я женщине рукой, с первой, зажатой в ней шоколадной конфетой и, выскочив из стеклянной двери магазина, понеслась дальше, в сторону белеющих в уличном проеме парусов.

Надо успеть и туда. Девчонки говорили, что сегодня в порту будет стоять джингарская галера. И что гребцами там темнокожие гиганты - наполовину великаны, на вторую половину обычные люди. Врут, наверное, а, все равно любопытно.

Но, до конца улицы я доскакать так и не успела. Меня окликнули уже из второго проулка, выходящего через чей-то каменный забор на маленькую площадь с кривобоким фонтаном в центре:

- Стэйс!.. А, Стэйс! Ты куда? - пришлось тормозить и поворачивать навстречу спрыгнувшей с мокрого бортика смуглой девчонке. А что орать то? Нет, я, конечно, могу, да только она вряд ли меня расслышит из-за шума воды:

- В порт, - нехотя призналась я, едва между нами осталось ярда три, а потом, еще более неохотно добавила. - Хочешь... со мной? - хотя, глупо как-то ей идти туда именно по такой причине. Глупо, да и... некрасиво. Вроде как на бывших ее соотечественников придем глазеть, словно они картины в музее. Да, что уж теперь, раз ляпнула?

- В порт? - задумалась на секунду девочка. - Нет, меня мама туда не отпускает. Там шумно и... много всяких людей.

- Ясно, - с явным облегчением выдохнула я. - Ну, тогда я побежала, а то времени...

- Стэйс, я знаешь, что хотела тебе предложить? - заполошно вскинула смуглянка свои густые ресницы.

'Ну и что ты хотела предложить? Мне-то откуда это знать?', - мысленно простонала я. - 'Вот ведь, привязалась, и совсем не вовремя'. У Амины вообще большой талант, все делать не вовремя. В том числе появляться. За что я теперь и страдаю. Потому что это волоокое создание вдолбило себе в голову, будто по судный день мне обязано. А сделала то я всего ничего - подбросила пару раз в руке свой огненный шарик и сказала одно лишь выражение из бабушкиного особого лексикона, которым она с нашей склочной соседкой из своего окна общается. И все - гоблины наши, сверстники, умом обиженные, все ж сообразили, чем такие шарики чреваты и мою тихую одноклассницу мигом в покое оставили. У нас в городе, вообще, такое редко случается, когда под предлогом: 'Бей джингарцев, мсти за Родину!', примитивно обижают слабых. Кому за Родину мстить? Девчонке, чья семья еще до войны двухсот пятидесятилетней давности здесь жила? Особенно мерзко такое слышать от сыночка начальника порта, отец которого, по слухам, до сих пор со всех джингарских судов свою личную контрибуцию собирает. А я откуда это знаю? Так у меня ж слух магический, а стены в нашем доме тонкие... а голос у бабушки громкий. Так что бабушка моя - неиссякаемый источник всяческой информации, даже для детских ушей не предназначенной.

- Что ты хотела мне предложить? Говори, - в итоге в очередной раз смирилась я с судьбой. - Только, времени у меня, правда, мало.

- Да-да, я поняла, - радостно кивнула Амина, а потом, вдруг приблизилась ко мне вплотную. - Скажи, как ты относишься к... предсказаниям?

- К чему-чему? - недоуменно переспросила я.

- К предсказаниям. Настоящим, не балаганным. Я про них сейчас.

- Ну-у... Если ты про то, умею ли я вправду предсказывать, то - нет. На такое лишь авгуры(8) способны, да и то не все. Но, есть в Кипарисном переулке одна старушенция, так она по куриным требухам гадает. Только к ней со своими надо приходить. Бр-р-р... - брезгливо передернулась я.

- И никуда не надо ничего приносить, - загадочно пролепетала Амина. - К нам из Джингара родственница приехала. Она там у себя в Тахвале(9) даже султанову гарему гадает и самой валиде(10). А нам всем - совершенно бесплатно. Ну и... Хочешь, я ее попрошу и она тебе свои Таро разложит? Это не страшно. Хочешь?

- Да зачем мне эти... как ты сказала? - скептически скривилась я. - Что это такое вообще?

- Карты с картинками. Есть смешные - с дядькой в колпаке, например, а есть и... Но, все равно не страшно, а наоборот - интересно, - интригующе выкатила свои большие глаза Амина.

- Да что ты все про страшно? И вовсе я не боюсь, а просто не верю, - продолжила упираться я уже из чистого упрямства, которое дало трещину сразу на следующей девичьей фразе:

- Она и про любовь может. Мне сказала, что я свою судьбу встречу еще не скоро, а моей старшей сестре, чтобы не гонялась за красными штанами, а дождалась синих.

- Ну и что это значит?

- Так у ее жениха форма одежды - красный камзол и такие же штаны с золотыми лампасами. Он ведь гвардейский офицер у нашего правителя. А про синие, она и сама не знает. Разве что, тот моряк, который ей помог корзину из лавки донести... - задумавшись, закрутила косу девочка. - А ведь точно, Стэйс. Он же в своей форме морской был - синей. И на следующий день, перед тем, как в плаванье уйти огромный букет тюльпанов ей притащил. Я у ворот подслушивала, когда они прощались, и он ей сказал: 'Только дождись меня, Яфья, не пожалеешь'... Вот это да...

- Да... Значит, про моряков она точно может?

- Видно может... Ну так что, попросить тетю Сану?

- Ладно, попроси. Только, Амина, давай с тобой договоримся, что если и будем дальше дружить, то просто так.

- А мы с тобой уже... дружим? - в развороте замерла девочка.

- Получается, да, - со вздохом констатировала я своей бывшей должнице и, увидев ее сияющую улыбку, тут же устыдилась собственной черствости. - Мы с тобой дружим...

Дом моей новоявленной подруги, со стойким ароматом бахура(11) и множеством приглушающих звуки ковров, напомнил мне таинственную шкатулку. Причем, внутреннюю ее часть. На пороге тут же возникла красивая полная женщина с такими же, как у Амины глазами. И, после удивленного оглядывания моей растерянной персоны, повернулась к ней.

- Мама, это Стэйс, - со значением пояснила девочка. - Мы к тете Сане. Можно?

- Стэйс... - догадливо качнула головой та, выдавая мою широкую известность в этом маленьком арабском царстве. - Погодите в комнате. Я сама у нее спрошу, - и бесшумно растаяла в сумрачном коридоре.

Ждать пришлось не долго - я только успела одарить Амину своей шоколадной конфетой и засунуть в рот сушеный финик из вазочки на ажурном столике. В комнату вернулась хозяйка дома:

- Амина, проводи и возвращайся. Ты мне нужна. А, ты, дитя, ничего не бойся. Иначе карты правду не скажут... - да что они все со своим страхом ко мне пристали? Ничего я не боюсь. Я ж всесильная маг огня... Ух ты!

- Здравствуйте...

- Здравствуй, - рассмеялась, поджигающая свечу на столе девушка. - Заходи, не... теряйся.

А вот это уже гораздо больше походило на правду - уж кого-кого, а почти свою ровесницу да еще человека в роли устрашающей повелительницы картинок я увидеть никак не ожидала. Поэтому, на цыпочках, тоже совершенно здесь неуместных, пропрыгала к стулу с другой стороны стола и вопросительно замерла:

- Что делать дальше?

- Дальше? - с любопытством глянула на меня Сана. - Можешь сесть и назвать свое имя.

- Ага... Анастэйс. Что...

- А теперь можешь помолчать, Анастэйс. И подумать о чем-нибудь хорошем. Это помогает расслабиться...

Карты, действительно оказались с картинками. Хотя, чего еще можно ожидать от гадалки такого возраста? Я вот тоже больше люблю книги с картинками. Сана развернула их из бархатной тряпочки с вышитыми серебром символами, разглядеть которые я не успела и протянула подержать шершавую на ощупь колоду в руках. А потом еще и раскладывать саму заставила, тыкая тоненьким пальцем в нужные на скатерти места. В итоге получился крест из целых девяти штук, с каким-то строением посередине и странными фигурами в лучах. На этом моя работа закончилась и настала очередь гадалки... Вначале она, почему-то озадачилась. Выразилось это в сдвинутых и без того сросшихся бровях и глубокомысленном 'Хм-м'. Но, я сдержалась и осталась молчаливой. В конце концов, это ж не наша с Аминой преподавательница арифметики, проверяющая мое сомнительное домашнее задание. Можно и потерпеть... А потом еще потерпеть... И еще...

- А, знаешь, что? - изрекла, оторвав наконец, глаза от моего 'произведения', девушка. - Давай начистоту: ты зачем сюда пришла?

Зачем пришла?.. Вариантов ответа у меня было несколько. Поэтому я, недолго думая, выбрала самый веский:

- Хочу узнать, выйду ли я замуж за моряка.

- Нет, - не промедлив и секунды, отрезала гадалка и занесла руку над моим крестом.

Мне же в этот момент, видимо, стоило смириться и двинуть на выход, но, тут я свой шанс на спасительное незнание упустила, оскорблено протянув:

- А почему-у?

- Почему? - замерла в нерешительности Сана. - Ты, действительно, хочешь знать 'почему'? - вперилась она в меня своими бездонными глазами.

- Конечно, хочу, потому что за кого тогда здесь выходить?

- А что, тебе непременно надо замуж и обязательно в Тайриле? - усмехнулась в ответ девушка и убрала руку. - Почему ты решила, что только при этих двух обстоятельствах будешь счастлива?

А вот здесь я упустила свой второй шанс, не ответив ей, как нормальная девочка-подросток: 'Потому что все моряки красивые и благородные, а в Тайриле живут мои мама и папа', а глубокомысленно заявила:

- Хорошо. Давайте рассмотрим другие варианты. У вас они есть? - причем, подразумевала я не столько получившийся карточный расклад, а так, женский разговор 'за жизнь'. Но, Сана поняла предложение 'обсудить' на свой профессиональный счет, еще раз одарив меня любопытным взглядом:

- Карты Таро, Анастэйс, не дают точных ответов. Они лишь показывают нам, что может быть, если обстоятельства сложатся определенным образом. И твои обстоятельства никакого отношения к морской стихии не имеют. Отсюда вывод - замуж за моряка ты не выйдешь.

- Но... почему? - пошли мы с гадалкой по второму кругу.

- Да потому что ОНА мешает, - обличительно ткнула девушка пальцем в центральную карту моего креста.

- Кто, 'она'?

- Башня.

- Башня? - внимательнее вгляделась я в строение на картинке. - Действительно, башня... А нельзя ли ее куда-нибудь отодвинуть?

- И в чью сторону будем ее двигать - твою или твоего избранника? - уже теряя терпение, вопросила Сана.

- А что, это сильно чревато для обоих?

- А что, очень хочется знать, чем именно?

- Моя мама говорит: 'Не зная диагноза, нельзя вылечить', - продолжила я препирательство, упустив свой последний, третий шанс, после чего несчастную гадалку, закаленную в тайных залах султанского дворца, наконец, прорвало:

- Ты, Анастэйс, умна не по годам, но, до сих пор еще не поняла, что есть вещи, которые изменить невозможно. С ними нужно просто смириться. Поэтому в жизни твоей будет много трудностей и заблуждений. Первое из них - вера в идеального избранника. Сразу тебе скажу, такого ты не найдешь. Зато отыщешь верных друзей, которых придется проверять кровью и смертью, свой новый дом, который тебе придется защищать и еще... Мой тебе совет, девочка, бойся башен. Они имеют свойство оживать с моей карты и преследовать тех, кому выпали.

- Придавят, что ли? - удивленно открыла я рот.

- Можно и так сказать. Только придавить в жизни тоже может по-разному.

- Ну, хорошо, - нахмурившись, от непонятной метафоры, отступилась я. - А любовь то у меня все же будет?

- Любовь?.. Тащи еще одну карту... - протянула мне Сана оставшуюся колоду. - А теперь клади ее сверху на свою башню... Хм-м...

- О-ой... - смущенно присоединилась я к гадалке, взирая на рисованную пару, прикрытую кое-где листочками и стоящую на фоне яблони. Влюбленные трепетно взирали друг на друга, сжимая при этом в сцепленных ладонях большое краснобокое яблоко. - Ну и что... это значит?

- А то, что решать придется тебе самой - держать этот плод в руках или нет, - отомстила мне гадалка под конец еще одной непонятной фразой...

Амина, по всей видимости, уже освободилась, потому что нетерпеливо колыхалась своим смутным силуэтом в конце темного коридора:

- Тебе понравилось? - было первым, что спросила она у меня.

- Ага. Хорошо... поговорили. А теперь мне пора.

- Жалко. Я думала, мы еще чай с тобой попьем.

- Давай завтра. Приходи ко мне в гости, у нас и попьем, - решила я начать привыкать к новой для себя роли, но девочка, вдруг, огорченно скуксилась:

- Нет, не получится. Тетя Сана сегодня в Кубл(12) уезжает к нашему дяде. Хотела еще у нас погостить, но, почему-то передумала. А мы с мамой, братом и Яфьей ее сопровождаем. Так она захотела... А когда вернемся, тогда можно будет к тебе в гости?

- Конечно, приходи, только до обеда. А то мне потом отцу в башню... - замерла я после этого слова, а потом решительно тряхнула головой. - Я ему обед туда ношу каждый день. Хотя, можем и вместе сходить. Заодно часы городские тебе покажу изнутри.

- Ой, здорово! - совершенно искренне захлопала Амина в ладошки.

А, может оно и не так скучно, как кажется, с кем-нибудь дружить?..

С отцом мы столкнулись на середине той самой скрипучей башенной лестницы, которую я два часа назад так старательно покидала. Он глянул на меня со своей привычной рассеянной улыбкой, а я также привычно увернулась от его руки, скользнувшей по моей голове. А кому понравится, когда волосы потом смазочным маслом воняют?

- Заждалась? - в отместку, со смехом, подхватил меня отец поперек туловища и продолжил свой спуск. А, ладно - сарафан пусть пачкается.

- Пап, скажи, а сколько лет этой башне?

- Сколько ей лет? Да уж семьсот двадцать... три. Да, в этом году столько ей будет.

- Ух, ты! И что, она до сих пор... прочная?

- Пока стоит, - как мне показалось, с мимолетной озабоченностью в голосе, ответил отец, а потом широко распахнул дверь. - Прошу на свободу, - и поставил меня на ноги. - Кстати, у тебя шоколад в уголках губ. Вытри. К чему нам лишние мамины вопросы? - да... а я то думала, что самая в семье умная... - Башня эта была построена после второй волны заселения Бетана и сначала выполняла дозорную роль. Часы на нее установили только через двести тридцать лет, когда город разросся. И с тех пор она пережила пять сильных землетрясений и одну войну... А к чему ты вообще про нее спрашивала?

- Да так... Интересно, просто... У нас ведь войны никакой не намечается?

- Войны? - удивленно переспросил отец. - Не-ет, если верить газетам и теткам с нижнего привоза(13).

- А...

- Настёна, - остановился, он, вдруг. - Ты где сегодня полкала?

А вот это уже был вопрос, как говорится, 'прямо в лоб', поэтому, пришлось срочно менять тему:

- Я то?.. Кстати, бабушка просила тебе напомнить, что сегодня у нас к ужину будет семейство Дюдилей и...

- Гирей меня накрой! - страдальчески закатил глаза мужчина. - А я то... А ну, живо домой! - и вновь перекинул меня через руку...

Как мы не бежали, а к ужину все ж таки, пришли последними. Отцу то простительно, а вот я заслужила выразительный взгляд и от мамы и от бабушки. Уверена, после ухода гостей будет и отложенный текст к ним. Ну, да ладно. Я вообще за общий стол не собираюсь. Больно надо все время улыбаться и стараться есть с закрытым ртом. Но, не тут-то было:

- Настёна, переоденься... пожалуйста, - с уже навешенной 'гостевой' улыбкой прошипела мне мама. А ведь почти успела смыться... Жаль. И зачем вообще ходят в гости? Нет, если я туда иду, то редко и исключительно по делу: домашнее задание по арифметике списать или книжками на время поменяться. А взрослые?.. Думаю, если бы они знали, как принимающая сторона им иногда 'рада', то половину своих выходов точно отменили. А эти Дюдили, давние бабушкины знакомые? Они ведь не одни таскаются, а со своим пухлотелым сыном, на год старше меня. Вот и сейчас сидит в кресле, важный такой - шейным бантом, как удавкой перетянутый, аж глаза навыкат. Еще бы отцовскую вчерашнюю газету раскрыл. А мне его опять развлекать?.. - Ты еще здесь?

- Уже нет... - м-м-м... стоит признать, пахнет из столовой очень вкусно. Только, не забыть бы, что салат обязательно будет пересоленным...

В первой части застолья о нас с Константином, гостевым отпрыском, благополучно забыли, что позволило мне расслабиться и даже незаметно почесать вилкой пятку. Разговоры велись исключительно на скучные темы: налоги, последняя пассия нашего вассального правителя и переменчивость здешнего климата. Отец пару раз пытался открыть рот про свое износившееся храповое колесо(14), но бдительная бабушка вновь сворачивала на погоду. Я уж было загрустила, глазея, подперев щеки руками, на чаек, кружащих за окном, но тут дошла очередь и до меня:

- А что же милое создание у нас такое невеселое? - пропела, зацепив взглядом мои невоспитанно водруженные на стол локти, госпожа Дюдиль. - Наверное, о новых куклах мечтает?

- О куклах? - удивленно повернула я к столу лицо, заметив недоброе предчувствие в маминых глазах. - Я же не маленькая уже?

- Не маленькая? Впрочем, нынешнее поколение взрослеет очень быстро, - понимающе скривилась гостья. - Вот наш Константин, например, уже решил, кем будет в будущем, - с гордостью взглянула она на своего перетянутого сына. - Может, сам расскажешь?

- А о чем ты задумалась, Настёна? - встрял в предполагаемый показательный ответ мой отец, видимо, припомнив теще отвергнутое колесо.

- О чем?.. О землетрясении... - неожиданно для самой себя выдала я.

В следующий момент мне показалось, что волна его, увиденная мной лишь однажды, три года назад, прошла по нашей просторной столовой. Взрослые замерли, а сонный господин Дюдиль, доселе в беседах не участвовавший, глухо прокашлялся:

- Да... Видимо, тема, действительно, актуальна, раз ею даже дети озабочены.

- А знаете что, дети, - тут же 'отмерла' мама. - Идите-ка вы... в сад - рыбок в фонтане покормите. К чаю мы вас позовем.

- Константин! - с готовностью присоединилась к ней и вторая родительница.

В сад, так в сад. К фонтану, так к фонтану. Тем более что находится он почти точно под балконом, открытым сейчас настежь и выходящим как раз из столовой. Я подхватила из чулана банку с сухими мотылями и, всучив своему напарнику по изгнанию недоеденную кем-то булочку, живо направилась в указанное место. Потом устроилась по удобнее на каменном бортике и...

- Давно надо было... - неожиданно пробубнил, плюхнувшийся рядом мальчик и с чувством дернул за конец бантовой ленты.

- Что, 'давно надо было'?

- Ляпнуть про землетрясение. А то я думал, что ужин этот никогда не закончится.

- Что ж сам-то не ляпал? - прищурилась я в ответ. - А, знаешь, ты и сейчас пока помолчи. Вон, рыбок корми. А я послушаю, почему нас выгнали, - показательно развернулась я правым ухом к балкону.

Но, толком, кроме обрывков фраз, расслышать ничего так и не смогла. Хотя, судя по бабушкиному басу и баритону окончательно проснувшегося гостя, обсуждение завязалось очень эмоциональное, долетающее до меня в виде:

- ...А я им давно говорил про то, что всему свой срок приходит!.. - это отец и, по всей видимости, про свою любимую работу.

- ... Дорогой, только не про твои шестеренки сейчас!.. - мама, естественно. Фраза много лет знакомая.

- ... а что аланты? Разве их перемещения отследишь?.. - тяжкий вздох господина Дюдиля.

- ...Да из него авгур, как из меня Пура Раза Эспаньола! Он даже осенний дождик с ошибкой в трое суток прогнозирует! - бабушкин гневный бас, с саркастическим смешком в конце...

- Пару раз эспанёла... - задумчиво повторила я за ней со своего бортика. - Интересно, что за штука.

- Древнейшая порода элитных лошадей, завезенная сюда с нашей прародины(15), - подал голос, послушно кормящий рыб Константин, а потом, для усиления произведенного эффекта, добавил. - У меня прадед коневодством занимался. От него много книг осталось... На таких лошадях теперь только король ездит, аристократы и некоторые благородные рыцари.

- Благородные... рыцари? - тут же забыла я и про балкон и про тех, кто за его шторами. - Кто это такие?

- Странствующие воины - борцы за справедливость, - сухо пояснил подросток. - Ездят по дорогам, на неприятности напрашиваются. Прокурату работу добавляют, - теперь понятно, почему сухо. Ему-то точно на эту 'Пару раз' не влезть без посторонней помощи, не говоря уж обо всем остальном.

- Сухопутные, значит... и благородные, - вывела я вердикт с куда большим чувством. - А у тебя про них, случайно, книг нет?

- Есть одна, только у мамы в спальне. Но, там, в основном, не про подвиги, а про... любовь. Такая ерунда, что даже читать противно.

- Ну, так и читай тогда про своих лошадей, - презрительно глянув на Константина, открыла я банку с кормом...

Вопреки моим прогнозам, про опоздание наше к ужину благополучно забыли. Отец засел в своем кабинете, мама же вместе с Мартой гремела на кухне посудой. Посещением меня удостоила одна лишь бабушка. Да и та не в настроении:

- Анастэйс, для прокладывания подвалов ты еще, к сожалению, мала, но, давай, наконец, займемся с тобой элементарной левитацией, - барабаня узловатыми пальцами по спинке моей кровати, заявила она.

- Бабушка, ты чего? Всем приличным детям спать давно пора. Уже поздно.

- Поздно? - посмотрела на меня бабушка с какой-то странной досадой в глазах. - А, впрочем, ты права. Завтра... Все завтра. Спокойной ночи, детка, - и направилась к двери.

- Кто такие благородные рыцари?..

- Кто?!

- Благородные рыцари, - медленно повторила я замершей бабушкиной спине.

- Анастэйс, - резко развернулась ко мне женщина. - Ты сегодня такие вопросы задаешь. Уж лучше бы вообще молчала.

- Это почему это? - удивленно открыла я рот. Уж кто-кто, а бабушка всегда приветствовала мое нездоровое любопытство ко всем сторонам жизни.

- Потому что они... со взрослыми ответами, - тяжело вздохнула та. - Ты достаточно мудра, чтобы их принять?

Ха! Я и что такое 'мудрость' толком то не знаю. Разве не синоним 'старости'?

- Да, конечно.

- Конечно?.. - невесело усмехнувшись, повторила бабушка и выдвинула из-за моего стола полукресло. - Ну, тогда, слушай. Раз ты у нас так быстро стала взрослой... - ого, значит, со 'старостью' я угадала. - Отец твоей тетушки, моей старшей дочери, Маты, был одним из них. Она - маг огня лишь наполовину, но очень сильная целительница... Кто тебе об этом рассказал?

- Мне-е? - потрясенно проблеяла я. - Да я просто так спросила. Мне интересно. Я же раньше думала, что благородными только моряки бывают, а оказывается, что есть еще и другие, сухопутные, - взамен услышанному, выдала я тут же и свои сокровенные тайны.

- Благородными?.. - внимательно посмотрела на меня бабушка. - Так вот предел твоих мечтаний?.. Впрочем, в чем-то и те и другие, действительно, благородны. Что же касается... моего рыцаря, то, раз уж так получилось... Ладно, слушай, - приняла она для себя решение. - Твой дед, который сейчас по всем высшим мирам носится за каждой потусторонней юбкой, часто меня оставлял одну в первые годы нашего брака. Дела у него были в разных концах Бетана. Ну, да, что теперь о нем?.. С Викензо же, своим благородным рыцарем, я встретилась при весьма романтичном стечении обстоятельств, о которых тебе, при всей твоей... мудрости, лучше пока не знать. Скажу лишь одно - ни о чем я не жалею и никогда не жалела. Мужчина он был стоящий и дал мне один, очень важный урок, который я запомнила на всю оставшуюся жизнь: все мы достойны быть для своего избранника неповторимыми. Пусть ненадолго - на день или одно десятилетие, но единственными. И все мы достойны честного к себе отношения.

- Бабушка, что значит, 'неповторимыми'? - заворожено прошептала я.

- Что значит?.. Значит, любить не хрустальный образ, созданный собственным желанием, и готовый рассыпаться от малейшей в нем трещинки, а реальную женщину со всеми нашими достоинствами и недостатками. Значит, не подстраивать свою любимую под себя, а сделать так, чтобы она сама менялась ради вашей любви... Ты меня понимаешь?

- Стараюсь...

- Старается она, - снисходительно улыбнулась бабушка, а потом, поднесла ладонь ко лбу. - Что-то голова к вечеру разболелась... к непогоде... Я попробую объяснить иначе... Если твой избранник, Анастэйс, требует от тебя: 'Иди за мной, измени себя ради меня', то это ни что иное, как эгоистичное стремление добиться желанного за счет другого. А, если он ради тебя остается рядом и меняясь, меняет тем самым тебя, то тогда оно того стоит.

- Что 'того стоит'?

- Назвать ваше чувство настоящей любовью или волшебством, в которое верят даже всемогущие аланты... Есть одна старая сказка про глупого эльфа и лимонное дерево. Хотя, в других источниках там фигурирует гном. Но, это не важно, по крайней мере, для магов. Так вот, он посадил лимонный росток в пещере, недалеко от входа, защитив тем самым от снега и холодного ветра. Ухаживал за ним, но, когда дереву не стало хватать света, чтобы начать плодоносить, стал каждый день по одному обрывать с него листья. В конце концов, дерево постепенно засохло прямо на корню. Хотя, выход был очевидным, но, этот... глупец о нем даже не подумал.

- И какой же был выход? Засунуть солнце в пещеру или пересадить дерево наружу?

- Нет, детка. И то и другое для него одинаково губительно, даже в сказке. Надо было просто взять в руки кирку и расширить вход, чтобы дереву стало светлее, и оно подарило своему 'недалекому' садовнику желанные сочные плоды.

- А-а-а... А вот теперь я, кажется, поняла.

- Еще бы, - засмеялась бабушка и склонилась над моей подушкой. - Ведь ты у нас такая мудрая... Спокойной ночи, детка, - поцеловала она меня в горячую от впечатлений щеку. - Но, завтра обязательно займемся с тобой левитацией...

На завтра левитацией мы так и не занялись, но я, вопреки традиции, факту этому совсем не обрадовалась - бабушка слегла в постель. С ней и раньше такое случалось, возраст, все-таки. Но, сейчас, что-то уж больно серьезно слегла, со всей ответственностью, как говорит отец. Мама не отходила от нее все утро, пасмурное сегодня и ветреное. Точно, непогода, будь она неладна. А ближе к полудню спровадила меня, как обычно, к отцу с обеденной корзинкой. Послонявшись на обратном пути по пустынным улицам, я вскоре вернулась домой и застала бабушку спящей, а потом и у меня появились дела. Ну, не то чтобы дела, а так, занятие - чтение заданной к завтрашнему понедельнику новеллы про нравственные поиски некой жутко унылой дамы. А кто ж в хорошем настроении станет размышлять на тему: 'Что есть добро, как не обратная сторона зла?' Вот уж не думала, что белое с другой стороны должно быть обязательно черным. Да и совсем я с ней не согласна, потому что мир наш - он весь разноцветный и разнопахучий... Так, что ли и написать в своих выводах?..

К вечеру бабушке стало хуже и я, со страхом ловя каждый взгляд мамы, снующей без конца то за очередным лекарем, то за свежими примочками, несколько часов просидела под дверью в бабушкину комнату, боясь туда войти. В конце концов, мама не выдержала и, сочувственно на меня посмотрев, вздохнула:

- Настён, у меня к тебе просьба - сбегай-ка ты к отцу с моей записочкой. Очень надо.

- Хорошо, - тут же подорвалась я с места, и сама готовая хоть чем-то от, вдруг нахлынувшей тоски отвлечься.

Ветер, прямо за закрывшейся дверью хамовато взмахнул моей кружевной юбкой и, вполне ощутимо толкнул с крыльца прямо на тротуар. Да так и преследовал всю дорогу, то забегая с боков, то до слез заглядывая в глаза. Так мы с ним и добежали прямо до древней башни, торчавшей на фоне хмуро нависшего неба особенно впечатляюще. Отец ни мне, ни записке даже не удивился, занятый исключительно своими заботами, то ли подкручивая половые держатели на массивной часовой конструкции, толи еще раз их проверяя, будто готовясь в плавание прямо на своей каменной достопримечательности. Я же и здесь нашла себе тихий уголок и вполоборота развернулась к боковому узкому оконцу, из которого было видно море Радуг, покрытое сегодня рябью, как крупной чешуей. А еще был виден кусок порта с сиротливо оголенными мачтами кораблей, качающихся и, я уверена, скрипящих под порывами такого сильного ветра. Только мне отсюда скрип этот слышен не был... Зато я услышала сильный хлопок, раздавшийся у самого моего уха и заставивший нервно подскочить на стуле.

- Ставня на окне, - напряженно улыбнулся замерший отец. - От ветра. Ты ее закрепи снаружи, чтоб больше так не стучала.

- Ага... Пап, а что в записке то было?

- В записке?.. Да так, список покупок по дороге домой. Ты ведь мне поможешь, а то я обязательно что-нибудь... забуду?

И по тому, как он это сказал, я осознала, впервые в своей жизни, что родители тоже могут врать своим детям:

- Конечно, помогу... Значит, вместе домой и пойдем, - выдохнула, криво улыбнувшись в ответ, а потом вновь отвернулась к морю, чтобы отец не заметил лжи и в моих глазах. - Ой, ставня же...

Под нами, на улице, через скверик от башни, было по-прежнему безлюдно, если не считать скучающей торговки семечками, да старика с книжным лотком. По мостовой, прибиваясь к их ногам, летали листья магнолии и другой мелкий мусор. Ветер, для усиления эффекта сменивший свое направление, стал заметно холоднее и своим влажным дыханием напомнил мне сейчас зимнюю слякотную пору. С одной лишь разницей...Бедовой разницей.

- Папа... Папа!!! - к сожалению, мы оба знали, что это такое, когда в городе, вдруг, начинают выть все собаки. - Землетрясение?

В следующую секунду Тайриль, как колпаком, накрыла тишина и я, в этой приговорной тишине, скорее не услышала, а почувствовала тихое шипение со стороны порта. Развернулась, едва не вывалившись из окна, да так и застыла в немом ужасе, глядя на линию горизонта, куда сейчас, пеной облизывая оголяющийся донный песок уходит море... И тут башню нашу тряхнуло в первый раз. Сначала не сильно, будто пытаясь привести своих обитателей в чувства. Дощатый пол заскрипел, заставив в голове моей мелькнуть еще одному сравнению с кораблем и, словно сам испугавшись своего старческого истеричного голоса затих. А мы так и остались с отцом, разделенные часовой громадой друг напротив друга... И вот тогда нас тряхнуло уже по настоящему.

Я руками уцепилась за стены по обе стороны от окна, вместе с ними, полом, часами на креплениях и пытающимся добраться до меня отцом, начав медленно, но неотвратимо заваливаться на бок. Потом, сообразив, чем все неминуемо закончится, развернулась лицом к улице и увидела, как под нами кривой черной раной, раскрывается земля. И мы не плывем туда, в эту бездну, на своей башне-корабле, а падаем. За моей спиной с громким треском, не выдержали такие же древние, как и все вокруг, половые доски и любимая отцовская махина со скрежетом двинулась на меня. Я, в последнем, отчаянном порыве, забралась на высокий подоконник, больно приложившись об него коленкой и... прыгнула... Куда?.. Это было уже не важно, но мне тогда показалось, что уж лучше в этот свой первый и последний полет отправиться одной... совершенно осознанно и самостоятельно...

- Девушка!.. Эй, ты жива?! - голос был громким, силящимся перекрыть крики и шум ветра, но спокойным. Только поэтому я и открыла глаза:

- Ой, мамочка...

Пожилой алант еще сильнее обхватил меня руками и взглянул вниз. Туда, где из трещины, как из пасти, торчала измятая, словно золотой конфетный фантик, крыша башни. Потом взмыл еще выше и вновь прокричал:

- Ты там была не одна? С матерью?

- Нет, - потерянно затрясла я вмиг разлохматившейся на высоте головой. - С отцом... Папа...

- Та-ак... Тихо! - завертелся он на месте, шаря глазами по вспоротой под нами земле. - Сейчас тебя спущу, и найдешь своего отца. Он же у тебя маг, значит, успел по подвалу. Должен был успеть.

- Ага, - крепко вцепилась я в мужчину и тоже попыталась осмотреться.

Второй толчок закончился, уступив место реакции опомнившихся от него людей и животных. Трещина, поглотившая, кроме часовой башни и часть зданий на одной с ней кривой линии, дымилась пылью, а вокруг нее метались жители Тайриля вперемешку с сорвавшимися с цепей собаками, и ошалело воющими кошками, которым не было сейчас друг до друга никакого дела. Правее под нами, звеня колоколом, промчалась пожарная карета с бултыхающимся в ней одиноким кучером, бросившим свои вожжи на произвол судьбы. Потому что лошадь его, повидавшая на своем веку многое, неслась сейчас в панике, не разбирая дороги. А в стороне моря... Там стояла огромная стена, заслонившая собой половину затухающего неба. Именно стена из вернувшейся в свою гавань воды. Вернувшейся уже страшной силой, готовой поглотить то, что не успела еще уничтожить земная твердь. И напротив этой стены висела сейчас, широко раскинув руки женщина с развевающимися волосами... Две всемогущие силы - водная и алантская сошлись в эти минуты в поединке, который мог закончится победой лишь одного, сдерживаемого на время другим. Понимала это даже я - девчонка-подросток, обхватившая трясущимися руками шею собственного спасителя. Еще одного аланта, коих много сейчас носилось над Тайрилем в попытках спасти тех, кого еще можно было спасти и увести их как можно дальше, пока еще есть время... Пока хватит сил противостоять...

Я даже не заметила, как оказалась на земле, снова зажмурив глаза. Мужчина выпустил меня из рук и, крикнув напоследок: 'Найди родителей, и уходите!', взмыл в сторону порта. Потом кинула взгляд по сторонам, ища, как спасение, хоть какой-то признак своей старой жизни и, найдя его в виде одиноко торчащей двери магазина сладостей с чудом уцелевшим на ней стеклом, испугалась еще больше:

- Папа... Папа!!!

- Настёна! - едва узнала я в покрытом пылью мужчине, склоненным над куском торчащей из земли башенной крыши своего отца. - Дочка! - кинулись мы, через комья вывороченной мостовой и поваленные деревья навстречу друг другу. - Доченька... Ты прыгнула. У тебя получилось.

- Нет, алант меня подхватил... Было так... У-у-у... - накрыла меня запоздалая детская истерика. - Пойдем домой, па-апа...

- Домой?.. - крепко прижав к себе, принялся он гладить меня по голове, а потом, вдруг, замер. - Пошли!

Я даже сообразить не успела, как из родного города, охваченного паникой, вмиг оказалась в темноте. Куда там, я даже сотворенного отцом подвала не заметила, а когда опомнилась, он уже тащил меня за руку по какой-то деревянной лестнице, крича во всю глотку: 'Мата!.. Мата!' Через секунду на нас, из кровати глазела заспанная пожилая женщина, в которой я, с трудом от всего пережитого, узнала собственную тетушку. Но, ведь тогда мы...

- Что случилось? - заполошно, подскочила та со своего ложа. - Какой топинамбур(16) вас сюда занес?.. Да еще в таком виде?.. И где осталь...

- Мата, в Тайриле землетрясение, - оборвав ее на полуслове, пихнул меня вперед отец. - Я - обратно. Оставляю тебе Настёну. Все остальное потом, - и, развернувшись, растворился под вспыхнувшей между нами аркой...

Еще несколько секунд мы с женщиной ошалело друг на друга таращились, а потом я попыталась по-взрослому взять себя в руки:

- Здравствуйте. Извините, что так поздно, - и опять предательски, совершенно по-детски, завыла, уткнувшись в тут же подставленную мне обширную тетушкину грудь:

- Деточка моя... Все у нас будет хорошо. А хочешь чаю с мятой?.. Нет?.. А у меня кот есть замечательный. Я про него тебе рассказывала. Зигмунд!.. Зигмунд, рыжая пропастина!!!

Мне иногда кажется, знай я заранее, спешно покидая наш дом в Тайриле, что вижу его в последний раз, то постаралась бы запомнить в нем все до последней шероховатости на крыльце... Все, до мельчайших подробностей, до запахов в чулане под лестницей и оттенков, окрашивающих шторы в моей комнате закатным солнцем, все, что уже никогда не вернуть... Но, вот про самое главное я помню. Я помню свою бабушку... А еще я помню, как мама, уже здесь, в Мэзонруже целую неделю ни с кем не разговаривала и только все время повторяла себе под нос: 'Я не смогла ее спасти... Я не смогла...'. Как отец, напротив, ругался без умолку на тайрильские власти, не желающие построить новую башню и установить на ней новые часы. Как через месяц, когда разобрали горные обвалы, прибыл наш жалкий скарб, уместившийся на небольшой почтовой повозке и я в этом скарбе не нашла ни одной своей уцелевшей книги и игрушки. И я поняла тогда, что это был знак, ясный только мне - детство мое, солнечное и беззаботное закончилось и его теперь тоже никогда не вернуть.

А еще через четыре месяца, изрядно помусолившись на почти всех почтовых станциях страны, до меня дошло письмо от моей, так быстро утраченной подруги, Амины. В нем было несколько страниц искреннего сочувствия, сострадания и досады на собственную родственницу, скрывшую от меня надвигающуюся реальность. И еще всего две строчки, переданные для меня дословно от самой Саны, которые я помнила до сих пор и, кажется, никогда уже не забуду: 'Зная всю правду, мы совершаем больше ошибок, потому что лишаем себя веры в счастливое провидение'...

1 - Традиционное средство воздушного передвижения и наблюдения рыцарей Прокурата.

2 - Полевой злак.

3 - Язык древнейшей цивилизации Накейо, населявшей материк Бетан задолго до открытия его алантами. Вымерла по неизвестным причинам, оставив после себя несколько архитектурных памятников, в том числе западные и восточные Врата.

4 - Реально существующая личность, владелица придорожного постоялого двора близ Куполграда. Знаменита тем, что отправляя своих постояльцев в баньку, обирала их в это время до шнурков. Как ей такое 'рукотворчество' сходило с рук в течение девяти лет, до сих пор остается загадкой. Да только пострадавшие, очнувшиеся на утро в первородном виде на дне придорожной канавы, претензий к ней не имели...

5 - Данный процесс подразумевает собой от часа до двух по времени и необходим для выветривания из бани угарного газа.

6 - Война с Джингаром, восточным соседом Ладмении, за побережные территории (2306 - 2308 гг.). Одним из ее результатов стала контрибуция с Джингара, на которую, в том числе, был восстановлен, почти полностью разрушенный Тайриль - древняя столица государства.

7 - В переводе на сухопутный - 'намылю шею' или 'начищу рыло'.

8 - Маги-провидцы.

9 - Столица Джингара.

10 - Мать султана.

11 - Традиционные арабские благовония для дома. Самым популярным из них является сочетание кусочков сандалового дерева, пропитанных эфирным маслом пачули и экстрактом мускуса.

12 - Город на южной границе Озерного края.

13 - Тайрильский рыбный рынок, расположенный недалеко от торгового порта.

14 - Часть маятникового механизма часов.

15 - В данном случае имеется в виду андалузская порода лошадей.

16 - Клубненосное растение, больше известное под названием 'земляная груша'.