Современная китайская драма

Цзинь Юнь НИРВАНА «ПСА»

П е с (Ч э н ь Х э с я н).

Ц и Ю н н я н ь (и его п р и з р а к).

Л и В а н ь ц з я н.

С у Л я н ь ю й.

Ф э н Ц з и н ь х у а.

Ч э н ь Д а х у.

Ц и С я о м э н.

Время действия — наши дни.

Место действия — горная деревушка на севере Китая.

Погруженная в темноту сцена. Но вот она озаряется слабым светом, и в глубине ее вырисовывается контур кирпичного, в старинном стиле дома. Оттуда доносится какое-то шуршание, похоже, чиркают спичкой, вспыхивает огонек, но порыв ветра тотчас гасит его. За этот короткий миг зрители успевают разглядеть героя нашей истории — Ч э н ь Х э с я н а. Пес — унизительное и грубое прозвище, которое следует за Чэнь Хэсяном уже более семидесяти лет. В этом прозвище воплотилась вся его жизнь да и горькая судьба его отца. В деревне и стар и млад словно забыли его человеческое имя — Чэнь Хэсян. Теперь это изможденный, седой как лунь старик, похожий на загнанного зверя, которого выследили и которому вот-вот придет конец.

Опять чиркнули спичкой, но она тут же погасла.

П е с. Мать твою! Мало того, что всю жизнь не везло, а теперь даже спички зажечь не могу. Чистое наваждение! (Снова чиркает спичкой и подносит ее к соломенному жгуту.)

Из-за спины Пса выглядывает п р и з р а к — неуспокоенная душа Ц и Ю н н я н я, которую в дальнейшем мы будем называть именем ее некогда здравствовавшего хозяина. Призрак делает вид, что дует на горящий факел, в тот же миг порыв ветра и вправду гасит пламя. Пес резко оборачивается, вначале онемев от изумления, потом, взяв себя в руки, спокойно спрашивает.

Выходит, это ты?

Ц и. Я.

П е с. Стало быть, нежить?

Ц и. …нежить.

П е с. Нечистый дух, что ли?

Ц и. …дух.

П е с. Зачем пришел?

Ц и. Ты подумал обо мне — и я тотчас явился.

П е с. Что за причина мне думать о тебе?

Ц и. Скучаешь без меня. В наши-то годы есть о чем вспомнить. Это всегда так: о ком думаешь, тот и является. (Показывает на дом.) Все-таки сожжешь?

П е с. Спалю дотла.

Ц и. А подпалишь — и за решетку угодишь.

П е с. Я покараю собственного сына.

Ц и. Но половина дома-то принадлежит моей дочери.

П е с. Выходит — обе половины и спалю.

Ц и. Затвердил одно: «спалю да спалю»… И тебе тогда крышка! Разве не так? Ха-ха-ха!

П е с. Чего зубы скалишь?

Ц и. Да над тобой смеюсь.

П е с. Надо мной?

Ц и. Похоже, тебе на этом свете хуже, чем мне на том.

П е с (презрительно). Хуже? Мне хуже, чем тебе? Это мне-то хуже, чем тебе?

Ц и. И все-таки, Пес, тебе хуже. Я и в хоромах пожил, и мошну имел немалую. Помирал, правда, не очень весело; но все равно закрыл глаза помещиком. И то сказать, без малого триста му земли имел. А ты получил дом задарма — и сразу жечь. Вот уж поистине верно сказано: «Волчья шкура к псу не лепится».

П е с. Катись отсюда, вонючий помещик!

Ц и. Да ведь мы с тобой свояки.

П е с. Никогда не признавал я этого сродства! Это позорное пятно на моем имени.

Ц и. Всю жизнь мы были что драчливые петухи, так, может, в нынешний вечер попытаемся-ка поладить друг с другом. А вот и наши молодые объявились, обсуждают новую жизнь.

Появляются Ч э н ь Д а х у и Ц и С я о м э н.

С я о м э н. Твой отец привязан к дому. Тут его корни. Неужели посмеешь тронуть эти стены?

Д а х у. Когда старая телега загораживает дорогу, ее убирают.

С я о м э н. Ишь как сегодня разошелся! Аж страшно!

Д а х у. Старик-то подряхлел, совсем рехнулся.

С я о м э н. Ну не скажи!

Д а х у. Ты, как всегда, покрываешь его. Я ему говорю, продам дом, выручу немалые деньги, верну долги. Сам-то он двадцать лет болеет, надо же расплатиться за лекарства.

Все это время Пес и Ци Юннянь прислушиваются к разговору.

Ц и. Слышь, продавать собрался…

Д а х у. Завтра продам, а там он пойдет на снос.

П е с. Завтра он продаст! Да я сегодня его сожгу! Вот уж отведу душу. Сожгу и наконец обрету покой, сожгу и…

Ц и. Жги его, жги! Поддай огоньку, чтобы всем жарко стало.

П е с. Ты-то чего радуешься? Тоже мне владетель о трех аршинах земли, святой из храма у пяти дорог, пред которым не воскуряют благовоний, тухлый помещик из прошлого…

С я о м э н. Старик вроде спит.

Д а х у. Пошумел, побуянил — и будет! Пора и отдохнуть.

С я о м э н. Вот ведь какой старик. И чем старее, тем хитрее и упрямее. Все хитрее, все несговорчивее. И ты, похоже, истинный сын своего отца.

Д а х у. Однако не столь корыстолюбив.

С я о м э н. Говорят ведь: «У лягушки не отрастет шерсть». Такова уж ваша порода. Ты, что ль, деньги не любишь? Носишься по целым дням, а наступит ночь, одно только и можешь — кряхтеть на лежанке.

Д а х у. Ради кого стараюсь? Если я загребала, то ты наверняка кубышка. Ах ты, дорогая моя кубышечка…

С я о м э н. Будет тебе. Подошел бы лучше к отцу.

Ц и (хихикает). Жаль тебе теплого гнездышка богача, ты был…

П е с. Был! Да, у Пса были огромные поля. Пес был богачом!

Ц и. Не потому ли, что собрал урожай кунжута с моих двадцати му земли?

П е с. Тьфу ты! Почему же они твои? Только пушки загрохотали, как ты, сукин сын, бросился наутек, а следом и вся деревня разбежалась. (Предается приятным воспоминаниям.)

Вдали слышны глухие пушечные залпы.

Остались после вас поля без конца и края, зерно налилось, долины полны хлебов, душа ликует, возьмешь в руки колос, чей он? Мой! Пса! Господи, только дожив до сегодняшнего дня, я понял вкус жизни, хе-хе…

Ц и. Скряга, даже падая в колодец, не выпустит из руки монету — так и ты у нас, ха-ха…

Взволнованный голос Даху: «Отец, отец!»

Канонада то удаляется, то приближается. За спиной у П с а просторы зрелых осенних хлебов. Теперь перед нами не седой старик, а крепкий мужчина средних лет.

П е с. Не сказать, чтобы вся моя жизнь — на лежанку к жене, с лежанки к столу да за ворота в поле. Земля не то, что жена, земля не скандалит, не бранится, не показывает свой нрав, не толкается по базарам и храмам. Моя молодуха, если ненароком столкнется со мной, съежится, застесняется, лицо воротит, все норовит задом ко мне повернуться. Земля же покладистая, мягкая, как вата, всякий может вспахать ее, собрать с нее урожай. Когда раздались выстрелы, жена схватила сына и как угорелая пустилась наутек из деревни. Все тогда дали деру — и богатые, и бедные. Только земля не убежала, осталась со мной, и я не бросил ее. Полные закрома достались мне да вон тому кузнечику, он тоже не испугался смерти…

Из кольца Сатурна с двух сторон появляются лица Ц и Ю н н я н я и Ч э н ь Д а х у.

Ц и. Жизнь и смерть — от Судьбы, богатство и знатность — от Неба, нечего задаваться, все равно «волчья шкура к псу не лепится».

Д а х у (одновременно с ним). В жизни отца, я думаю, это было самое счастливое время. Он рассказывал мне о тех временах, когда баюкал меня на руках, и позднее, когда водил за руку, и теперь, если у вас есть время, выслушайте его еще раз. Впрочем, я думаю, вам хватит и одного раза. Когда человеку выпадает выигрышный билет, каждый вправе распорядиться им по-своему.

П е с. Ну как мне не собрать такой урожай? Не снять спелое, падающее от тяжести зерно? Да сам Яньван[51] не простит меня! Эх, гаолян[52] выдался нынче на славу, сильно в рост пошел, и зерно первый сорт. Вот (показывает) сорт «желтая кривошейка», тут «колотушка гонга», «гнездо феникса», а вот и «черная злючка жена», колос тяжелый, а стебель короткий, как и у «свиньи на цыпочках». Давайте прыгайте ко мне в корзину — вот и готовая еда, эх-ма! Сам-то по себе гаолян дрянь, «грубый» хлеб, много съешь — с запорами намаешься… а тут, только гляньте, «золотая царица» — кукуруза… а там вон кунжут! У кунжута клюв раскрыт, коробочки свисают, стебель высокий, ветвящийся, и на нем «плеть Ба-вана» треплется. Это все помещичья земля, тут с добрых полгектара, ее, бывало, за полдня с мотыгой не пройдешь. Помещик-то сбежал, чье это теперь? Псово! Вот вам! (Обрубает кунжут.) Да, черт возьми, одно удовольствие… вот обрублю кунжут, соберу арахис, а там, глядишь, за просо примусь, значит, будет на Новый год сладкое печенье…

Слышна канонада.

…Когда жена убегала с сыном, напоследок всякими словами поносила меня. «Совсем, — говорит, — помешался на богатстве, отпускаешь жену с ребенком на произвол судьбы!» А я думаю: а ну как Яньван пощадит их с сыном и они живыми воротятся домой? А коли что, так ведь бомба убьет зараз всех, пойду я — и меня в придачу… Чертенок, если на роду тебе написано счастье, если воротишься домой целым и невредимым, я напою тебя, дитятко родное, духовитым маслом из кунжута. (Работает в поле и напевает песенку… Постепенно удаляется в глубь сцены.)

Канонада затихает.

Война окончена. Помещик Ц и, бежавший из района, охваченного войной, возвращается домой. Он подбегает к дому Пса.

Ц и (злобно). Псу волчья шкура не лепится! Пес, щенок, где ты там?

Появляется П е с.

П е с (доволен собой, напевает арию их хэбэйской оперы «Вступая во дворец»). «Восемнадцать лет минуло, я воссел в Чанъани на престол…» Помещиком тоже быть хлопотно, эх-хе-хе… Поворочаешь тонну с лишним кунжута, поясница-то и разламывается. (Обрывает себя.) Ворчуном стал! А ведь не только свинины не сдал, еще и свиньи-то толком не видал! Когда же я стану наконец хозяином — уважаемым Чэнем? Взять Юнняня, тот круглый год — в длинном халате и короткой куртке, в чулках и начищенной обувке. Что ему ни сделаешь, крутит носом, и то не так, и это, выйдет из дому — ему осла подают, садится за стол — соленья маслом приправляют… Постой, а кто тут меня звал? Зовите-ка настоящим именем — Чэнь Хэсян!

Ц и (презрительно). Стоило загреметь пушкам, как твои дела, сукин сын, пошли в гору. Что, хорош урожай в этом году?

П е с. Уж как хорош! (Таинственно.) Скажу без утайки, в горшках-корчагах, мисках-куда ни ткнись — всюду кунжутное масло, я весь промаслился, а уж что наелся — про то и не толкуй, но оказалось, от масла-то, как объешься, несет, мо́чи нет.

Ц и (с деланным равнодушием). Как же тебе начислить заработок?

П е с. О чем ты?

Ц и. Ты собрал мой урожай, как тебе платить за работу-то?

П е с. Э-э, вон ты куда гнешь! Что же, нынче так: за двадцать му обработанного кунжутного поля — жизнь. Бери урожай — давай жизнь.

Ц и. Не забывай, помещичьи отряды-то еще вернутся.

П е с. И ты не забывай, наши отряды тут неподалеку, вон за рекой стоят.

Ц и. Кунжут мой, с моего поля.

П е с. Нет мой, у меня дома в мешках.

Ц и. Ты думаешь, законов уж нет?

П е с. Их давно бомбами порешило.

Ц и. Ах ты, бездельник, дрянь этакая!

П е с. Ты еще и ругаться вздумал!

Ц и. Весь твой род дрянь, и отец твой подонок!

П е с. У самого отец подонок!

Ц и. Нет, у тебя! Твой за два му земли на спор съел живьем собачонку, ладно сам помер, еще и тебе на всю жизнь удружил собачьей кличкой.

П е с (не сдаваясь). Все потому, что у моего отца земли не было, он любил землю, а у него ее не было… Думаешь, у твоего отца, подонка этого, с самого рождения, что ли, на лбу была отметина — богач? Как бы не так! В год Гуансюя[53] во время половодья все канавы и рвы заполнились водой, кругом была топь — не видать ни травинки, и только на вашей крыше вдруг вымахал огромный кориандр высотой в два чи. Никто не мог взять в толк, как это он вырос на земляной крыше-то?

Ц и. Дурья голова, это все от Бога богатства. Он надоумил отца взять куль семян кориандра и сделать высевки в полове с глиной на крыше.

П е с. Знаю, мой отец прослышал про то и на второй год тоже заровнял крышу и намешал в глиняное месиво разных семян — кориандра, мускатной тыквы и еще патиссонов, но, как назло, семь недель кряду стояла сушь и на небе не появилось ни облачка. Мы с отцом, поди, не меньше вашего молились Богу богатства, да все псу под хвост.

Ц и. Твоему отцу на роду написана злая судьба.

П е с. А у твоего богатство — не от судьбы, кто ж не знает, кориандр-то он продал втридорога. Не прогадал! Сбывал в большие лавки по цзяо[54] за корень! Вот они откудова, ваши три цина[55] земли-то!

Ц и. Да-да, оттуда и пошло, мы разбогатели…

П е с. Думаешь, только вам богатеть можно? Мой старик тоже хотел, изо всех сил вкалывал.

Ц и. Он шел неправедным путем.

П е с. Отец всю жизнь землю копал, посмей еще заикнуться о неправедном пути!

Ц и. Будет тебе языком-то трепать, возмести лучше за кунжут! Собачий нрав не изменишь, ты мне в тот год еще и мула загубил, недосмотрел, вот он и свалился в колодец.

П е с. Что ж ты на меня все сворачиваешь? Когда я батрачил у тебя, ты и меня, и скотину вконец загнал, мул подыхал от жажды, потому и сиганул в колодец! А меня ты приставил к барскому дому и велел избить мокрой пеньковой веревкой. Ладно бы тогда только кожу содрали, а то ведь и новую рубаху в клочья изорвали! Ты мне нынче за все заплатишь, за все!

Ц и. Не упрямься! Отдавай кунжут без разговоров!

П е с. Ишь чего захотел! Держи карман шире!

Ц и. Делай как велено, здесь хозяин я.

П е с. Так что ж ты удрал, когда пушки загрохотали? Теперь хозяином стал я.

Ц и. Я — помещик!

П е с. Нет, я помещик!

Раздается оглушительный выстрел. Вбегает Л и В а н ь ц з я н с ружьем. Он командует отрядом народного ополчения.

Л и. Кто тут помещик?

П е с (показывая на Ци). Он!

Л и (строго). Слушай, беглый помещик Ци Юннянь, приказываю немедля вернуться домой и сдать все, какое есть, движимое имущество. Приготовь еще шкатулку с бумагами на землю и жди решение собрания по борьбе с помещиками.

Ц и (испуганно). Слушаю.

Л и. Чтоб все точно исполнить, без дураков!

Ц и. Слушаю. (Порывается уйти.)

П е с (строго). Вернись.

Ц и. Слушаю.

П е с. Чтоб у меня все точно было, без дураков! Пшел!

Ц и. Да. (Уходит.)

П е с (радостно). Брат Ли, так наши части вернулись?

Л и. Вернулись.

П е с. С победой?

Л и. С победой!

П е с. И Ци больше не будет над нами измываться?

Л и. Никогда больше не будет!

П е с. Ого! А что с землей?

Л и. Землю распределим поровну.

П е с. О великая милость и благодать! Браток, этот Ци все жилы из Чэней повытянул. Ничего нам не надо, об одном прошу, распорядись, чтоб его дом, где меня веревкой секли, мне достался. Ну как думаешь, а?

Л и. Что ж, так и будет, распределим тебе!

П е с. Великая милость и благодать, великая…

Запыхавшись, вбегает С у Л я н ь ю й. Су — цирюльник, ездит по деревням и ярмаркам, а потому в курсе всех новостей. Он из тех, кто всегда с необыкновенной охотой готов помочь другим как в хорошем, так и в дурном деле.

С у. Пес… твоя жена погибла!

П е с (взволнованно). О-ох, она…

С у. Во время бомбежки, когда все попрятались на Ивовой улице у Восточного песчаного холма, рядом вдруг разорвался снаряд, взрывом разворотило яму с большой котел, ну твоя жена там и…

П е с. А мой наследник? Мой сын?

С у. Не бойся, с ним все в порядке, мы забрали его к себе.

П е с (растроганно). Мои родимые… мой сыночек…

Свет гаснет.

Голос Чэнь Даху: «Папа, папа!» В освещенном углу сцены под аркой стоит, прислонившись к стене, седой как лунь П е с. Входит Ч э н ь Д а х у.

Д а х у. Отец, что, голова закружилась?

П е с (не шелохнувшись). Думаю о твоей матери.

Д а х у (спокойно). Мать умерла, все из-за твоих двадцати му кунжута…

П е с. Я думаю о мачехе.

Д а х у. Мачеха ушла, тоже из-за твоего глупого упрямства, не думал…

П е с (крепко обхватив угол кирпичного дома). Мой дом, мой дом!

Д а х у. Только и осталось у тебя, что дом и я. Выбирай что-то одно.

Входит С я о м э н в накинутом на плечи пальто.

С я о м э н. Даху, звонят из города, спрашивают, когда начнет работать доломитовая мастерская.

Д а х у. Начнет без опозданий, в срок-завтра.

С я о м э н. А как же дом?

Д а х у. Снесут! Иначе машины не проедут. Отец, иди в дом.

С я о м э н. Совсем замотались, а тут еще со стариком возни не оберешься.

П е с (безысходно). Жена моя, жена родимая…

Свет гаснет.

Из темноты доносится голос Су Ляньюя: «Пес, пошли!» Сцена освещается. Яркое весеннее солнце. Прохладный ветерок колышет траву, в которой, по краям дороги, растут полевые цветы. П е с и С у Л я н ь ю й идут по дороге.

С у. Что ты нос повесил, небось жениться идешь, не на плаху!

П е с. Женитьба, конечно, дело хорошее, да уж больно торопимся, как бы меня на деревне на смех не подняли!

С у. Кто ж станет! Жена, знаешь, что штукатурка на стене, один слой отвалился, другим — кроешь. Раз погулял на свадьбе, теперь к новой наряжаться пора. Поди, надоело жить бобылем-то? И в поле, и на маслобойне, и в доме, и на улице — все один, ну куда это годится? Я пока по деревням народ стригу да брею, присматриваюсь, прощупываю почву.

П е с. Кругом война, неразбериха, обождем, может, все образуется, тогда и оженюсь!

С у. Будет тебе, не робей! В деревне Таоцунь я насчет тебя уже закинул удочку, рассказал, что ты средних лет, жену потерял, что живешь в достатке, между делом упомянул, что дома у тебя рядком стоят горшки с кунжутным маслом. Ты бы видел, как расплылась во весь рот, заслышав про то, вдовушка! Ну а насчет ее внешности я не стану долго распространяться, не знаю, с кем и сравнить ее, в нашей деревне вроде бы не с кем… а-а, вспомнил, она похожа на артистку Дяо Чань, на ту, что на афише театра Люй, которая висит на восточной стене каменного дома!

П е с. Да ну, врешь!

С у. Сам скоро увидишь, уже не за горами. Я, как увидел ее, даже сгоряча пожалел, что в тот год на Ивовой улице мою «половину» не прикончило вместо твоей. У-у, колода неповоротливая!

П е с. Будет языком трепать! Сколько ей?

С у. Девятнадцать.

П е с. Ну вот, а мне-то все тридцать восемь.

С у. А, боязно! Ничего, в такую лихую годину за мужика, у которого в мешках пятнадцать даней[56] и пять доу[57] кунжута, не только вдова, девица с радостью побежит. Не будем откладывать в долгий ящик, решил — так идем, не то прозеваешь. Нельзя орлу остаться без хвоста. Как придем, перво-наперво похитим ее.

П е с. Похитим?

С у. Во-во, похитим. У них в оккупированных районах об «освобождении женщин» еще слыхом не слыхивали, так что вдовам вроде и не пристало снова выходить замуж. А уж если вдовушка молодая да красивая, холостяки, охотники до нее всегда найдутся, на полдороге, того гляди, и отбить могут. Я тут на всякий случай палку прихватил. (Вытаскивает из-за спины палку.)

П е с. Я тоже веревку припас, мало ли что.

С у. Так ты, хитрец, загодя все приготовил, а мне тут мозги вкручиваешь! Поспешим, пока не рассвело.

П е с. Тут восемнадцать ли, мигом добежим!

С у. Как придем, не брякни сразу, что тебе тридцать восемь.

П е с. Без тебя знаю.

Су Ляньюй и Пес тихо крадутся к деревне. Луч света выхватывает из темноты персиковое дерево. Прислонившись к дереву, спиной к зрителям, стоит Ф э н Ц з и н ь х у а. Пес, по всей видимости, о чем-то упрашивает ее. В стороне маячит фигура Су Ляньюя.

П е с. Тебя зовут Фэн Цзиньхуа?

Она кивает.

Пойдешь за меня?

Она отрицательно мотает головой.

Ну-ну, будь поласковей, обернись ко мне, покажи лицо, ладно?

Ф э н (поворачиваясь). Что ж, смотри на здоровье!

Пес делает вид, что закуривает, зажигает спичку, чтобы разглядеть ее.

П е с. Мать честная, до чего хороша!

Ф э н. Черт подери, сколько тебе?

П е с. Тридцать… тридцать один.

Ф э н. Выходит, на целый круг старше меня.

П е с. Так ты тоже — в год собаки?[58]

Ф э н. Как это?

П е с (лихорадочно считает). Мышь, бык, тигр, заяц… ах, ну да, змея, дурья моя башка, в год змеи, конечно!

Ф э н. Сдается мне, тебе больше.

П е с. Что ж из этого? Молодой-то руки об тебя обломает, а старый приголубит, дуреха! Полюблю тебя…

С у (встревает в разговор). Полюбуйтесь-ка на этого старого хрыча!

П е с (заметив, что Су показывает ему что-то на пальцах). Ах, да, у меня имеется три пункта!

Ф э н. Что еще за пункты такие?

П е с. В семье у нас будет заведено, чтоб мужик копал землю, а жена стерегла дом. У меня кое-что припасено в сундуке. Войдешь в дом хозяйкой, ключи тебе отдам, ну как, идет?

Ф э н. Что ж, а второй пункт?

П е с. Осенью хлеб соберу сам, чтоб ты в поле на жаре не маялась.

Ф э н. И то сказать, у меня кожа нежная, от солнца волдырями пойдет.

П е с. А мне солнце нипочем, мужик, он от безделья погибает, не от работы. Земли у меня покамест немного, но, дай срок, прикуплю и еще батрака возьму!

Ф э н. Аль и вправду батрака возьмешь?

П е с. А то как же? Не самому же батрачить! У меня, того… деньжата есть!

Ф э н. Сказывали. Ну а третий?

П е с. Н-да, значит, не будешь делать мужицкой работы. Первое — не придется по воду ходить к колодцу. У нас в деревне на южной стороне стоит колодец с питьевой водой, а на северной — есть холодный источник, так вот я сам тебе воды натаскаю и все бочки наполню. Второе — не будешь на молотилку ходить, не бабье это дело осла погонять да зерно шастать, я сам тебе и муку через сито просею, и отрубей напасу, принесу тебе все готовенькое. Третье — не будешь чуть свет к печи вставать. Я утречком сам и лепешек напеку, и яиц поджарю, накрошу соленых овощей с маслом, я к этому давно привычный. Ну скажи, чего тебе еще, все сделаю, а?

Ф э н. Все вы мужики одним миром мазаны, до свадьбы наобещаете, а потом, глядишь, вас как подменили.

П е с. Я, Пес, не из тех, что…

Ф э н. Пес… ха-ха-ха…

П е с. Меня зовут Чэнь Хэсян, а это так, черт подери, детское имя…

Ф э н. Рассказывай, небось все так называют.

П е с. Ни о чем просить тебя не стану, всем буду доволен, одно только мне надо от тебя — за моим Даху хорошенько присматривай, он, знаешь ли, единственный наследник в нашем роду!

Ф э н (с болью). У меня-то ведь как муж помер, сразу после него и ребенок испустил дух, молочко-то еще течет (обхватив грудь), здесь набухает, болит, ох, житье, прижать бы к груди дитя, полегчало б…

П е с. Ну, не здорово ли, кунжутное семечко попало прямехонько в игольное ушко… Брат Ляньюй, дело сладилось!

Ф э н. Кто сказал, что сладилось?

П е с. А разве нет? Что ж, еще потолкуем, время есть, мне терпенья не занимать, чего еще хочешь?

Ф э н. По здешним обычаям, уйти навсегда из села всякий житель — и новый, и старый — должен, сидя на чем-то. Если я пешей, своими ногами уйду, начнутся насмешки, что сама, мол, ушла.

П е с. Беда прямо, где ж я сейчас отыщу телегу? Может, того, оседлаешь меня… (Нагибается, подставляет спину.)

Ф э н. Раздавлю!

П е с. Больно жалостлива, садись!

С у. И я подсоблю, ежели что… (Испуганно.) Ой, на дороге людей-то…

П е с. Принесла их нелегкая, живо давай!

Ф э н (вскарабкавшись ему на спину, шутливо погоняет). Но-но, мой Пес…

П е с. Поскакали-ка домой, сукина хозяюшка… (Бежит мелким шагом.)

Ф э н. Ой-ой, постой, поясницу заломило… (Хохочет.)

Пес сбрасывает ее со спины.

С у (с завистью). Ну вот, полный порядок. Теперь скоро на свадьбе погуляем.

Вся сцена залита солнцем так, что в глазах рябит. Заново отремонтированный дом. У дома под финиковым деревом, ветки которого ломятся от темно-красных плодов, стоит низкий стол и табуретка. Ф э н Ц з и н ь х у а, сидя на табуретке, прошивает подошву и в такт движениям руки тихо напевает песенку. За сценой слышен голос Пса: «Куда все запропастились?» Затем с финиками в руках появляется П е с.

Ф э н. Что расшумелся? Орешь, как осел!

П е с. Зато ты все прохлаждаешься! Пока я скоту траву с кормом размешивал, кто-то наш финик обобрал. И вот ведь поганцы, свет таких не видывал, благо бы рвали большие, спелые, а то и совсем зеленые, чуть не завязь, тоже попортили. Кабы только с собой унесли, а то дерево ободрали. (Опять повышает голос.) Эй, вы, почему за детьми не следите, сами живете и нам жить дайте!

Ф э н. Будет тебе, распалился, как на пожаре, просто курам на смех. Что за невидаль, финики с дерева сорвали, ну съели — и ладно, на селе-то сородичи кругом, не ставить же от своих сторожей на крыше?

П е с. Нынче потеряли немного, завтра у нас больше унесут. (Смотрит на зажатые в руке финики.) А где мальчонка?

Ф э н. Тетушка, жена Ляньюя, повела к себе поиграть. А ну глянь-ка сюда!

П е с. Чего?

Ф э н. Подошва от обувки Хуэра… Тебя, должно, скоро догонит.

П е с. Бесенок, всего четыре года, а нога уж с мою будет.

Ф э н. Завтра на ярмарку поеду.

П е с. Ну смех и грех, женщинам терпения только на ярмарки да храмы хватает.

Ф э н. Пусть меня знающий человек посмотрит, я несколько лет замужем, а еще не…

П е с. А-а, это… да ты не бойсь, когда я был молодым, мне гадалка нагадала, что у меня всего один сын будет. Опять-таки хороший сын десятерых стоит.

Ф э н. Вспомню об этом, чувствую, будто виноватая перед тобой. Эх, были бы у нас сын и дочь, и у меня бы опора появилась.

П е с. Ты что ж думаешь, что Хуэр, которого ты так любишь, так балуешь, не будет любить тебя иль откажется от тебя?

Ф э н. А кто его знает, чужая душа — потемки…

П е с. Ну нет, у нашего Хуэра совесть есть, через несколько лет он подрастет, большим станет, а я — старым.

Ф э н. И не старый ты вовсе, а состаришься, тоже не обижу.

П е с. Как же, угостишь колотушками.

Ф э н. Калякать ты мастер, известное дело, вот и одурачил меня когда-то своими баснями, наговорил с три короба о трех пунктах, а не успела я через порог ступить, как запряг, словно скотину, и чуть не заездил до смерти.

П е с. Жизнь того требует, все жилы вытягивает, кости перемалывает. Теперь-то все образуется, жеребца мы купили, телегу заимели, самые тяжелые дни, считай, позади. Не упустить бы, что земля дешевеет, и прикупить хоть несколько му. Сначала купим три му у Косого угла, а на будущий год, если все хорошо пойдет, еще маленечко прикупим. (Поднял глаза к дому.) У окаянный, в твоем доме задули лампу и убрали свечи — каюк тебе пришел, старый Ци! А мне, Чэню, достались твои каменные хоромы, кирпичик к кирпичику — все ладно пригнаны, — обойди все деревни на десять ли окрест, другого такого не сыщешь! День за днем хожу вокруг него и есть не хочу, без еды — на душе светло. Здесь у тебя под аркой, старый Ци, запороли меня до потери сознания! А теперь, есть ли у меня сила? Есть! Кто дал? Мое правительство!

Входит С у Л я н ь ю й.

С у (громко). Пес!

П е с. Гляньте, свинья сама к воротам бежит…

Ф э н. Брат Су, милости просим.

С у. Невестушка, твой Хуэр очень смышлен, умеет считать на пальцах, мне тут одним махом до трехсот сосчитал. Ребенок, а ведет себя разумно, ровно как большой, вырастет, наверняка чиновником-сюцаем или цзюйжэнем[59] будет. (Кричит, обернувшись.) Иди сюда, что там мнешься, родных мест не узнал, что ли?

Появляется Ц и Ю н н я н ь. С поникшим видом останавливается перед своим бывшим домом.

П е с (дернув Су за рукав). На кой черт ты его сюда притащил?

С у. Надо ж купчую на продажу земли оформить, бумагу написать, а у нас на селе он один грамотный.

П е с. Чтоб как следует написал, не кое-как нацарапал.

С у. Сделает так, что хоть на стену вместо свитка вешай. Не бойсь, борьба борьбой, а дело делом, считай, его рука теперь заместо нашей служит. Ну чем плохо, а?

П е с. И то верно, пусть нам послужит… Эй, Ци Юннянь, иди садись!

Ц и. Нет, нет, я постою.

С у. Делай, что велено. Как ты стоя писать-то будешь?

Ц и. Да. (Садится, развязывает узелок, достает оттуда кисть и тушечницу.)

П е с. Черт возьми, а где у нас бумага лежит?

Ф э н. Поищи-ка в кожаной папке в стенном шкафу.

П е с. Дай ключи.

Фэн Цзиньхуа протягивает ему ключи с медным колокольчиком. Пес уходит.

Ф э н (деликатно). Брат Ци, на, попей воды.

Ц и. Не смею, не смею. Вижу, благоденствуете!

Ф э н. Партия позаботилась.

Ц и. Да-да, разумеется, вот и землю решили приобрести…

Возвращается П е с с бумагой, отсылает Ф э н Ц з и н ь х у а в дом.

П е с (подхватывает разговор). Завелись кое-какие свободные деньжата, вот и решил приобрести. Для крестьянина земля — главнее всего, земля — это его корень, есть земля — значит, есть надежда, а безземельный мужик ровно что попрошайка-монах, отовсюду его гонят. Разве не так?

Ц и. Да-да.

П е с (бахвалясь). Жеребец-то мой, паршивец, последние дни еды не принимал, таскаю ему, таскаю бобы охапками, а он только морду воротит, а давеча смочил парой черпачков масла, сразу набросился, жрать стал.

С у (поддакивает). Точно, точно, шустер. Жеребенок, а характер дракона.

П е с. Вот еще, гляди, дом в порядок привел, что, лучше стал?

С у. Много лучше.

П е с. А ты, старый Ци, что думаешь?

Ц и. Красивый дом.

С у (обращаясь к Ци). Чего ж ты ждешь? Пиши.

Ц и. Почтенный Су, так ты продаешь…

С у. Я продаю три му в восточной части деревни у Косого угла.

Ц и (придя в крайнее возбуждение). Косой угол…

С у. Ну да, что у тебя отобрали, из твоих наследственных земель.

Ц и (кладет кисть, зачитывает). Купчая: Су Ляньюй по причине денежных затруднений…

С у. Во-во, именно что денежных затруднений. Жена круглый год не работает, ходит беременная, окромя что рожать знать ничего не знает. Вот и получается, едоков у меня много, а рабочих рук мало. А я что, всего-навсего цирюльник, заработок с моим ремеслом-то — тыква да пара фиников… Ладно, дальше пиши…

Ц и. По причине денежных затруднений продает земельный участок в три му у Косого угла…

С у. Пиши, с колодцем.

Ц и (невольно вырвалось). Знаю…

С у. Пес, а ты, должно, помнишь? В тот год-то осел в колодец… невестушка знает ли, в этом доме он потом Пса…

П е с (решительно). Помалкивай! Пиши дальше…

Ц и (пишет). Участок на востоке до…

С у. На востоке до Ивовой улицы, на западе до старого казенного тракта… постой, сколько ж лет, получается, я землю держал…

Ц и (пишет). За сколько продаешь?

С у. За три даня кунжута.

Ц и. Всего-то! (К Су.) Дешево!

С у. Ладно, сочтемся, мы с ним как братья, поди.

Ц и. Совсем дешево!

П е с. Заткнешься ты аль нет? Самому, что ли, загорелось купить? Пиши, как велено, не суйся, не то я тебе дам. Так вот, за три даня кунжута…

Ц и (качает головой, с досадой). Продает за три даня кунжута.

П е с. И подпись приложи как положено — Чэнь Хэсян.

Ц и (пишет). Сделка совершается по доброй воле без принуждения, стороны обязуются соблюдать условия купли-продажи. В подтверждение ставят подписи: Су Ляньюй, Чэнь Хэсян. Документ составлен Ци Юннянем. Печати у вас есть?

П е с. Печать? (Мотает головой.)

Ц и. Тогда… ставьте отпечатки пальцев. (Не спеша достает коробочку с печатью.)

Пес и Су Ляньюй прикладывают большие пальцы, Ци ставит печать. Пес завороженно смотрит на таинственную печатку.

Ц и. Нам еще нужен посредник.

П е с. Посредник?

Ц и. Ну да, при подписании купчей требуется третий.

П е с. Сам знаю.

С у. Может, взять старосту деревни Ли Ваньцзяна?

П е с. Сбегаю-ка я за ним…

С у (удерживая его). Погоди, поспеешь, у нас тут «Чжоу Юй бьет Хуан Гая»[60], да и дело слажено по обоюдному согласию, так ведь?

П е с. Известно, по обоюдному: «Один согласился бить, другой — битым ходить».

С у. Авось не беда, как встретим старосту, так и покажем нашу бумагу, чтоб тоже палец приложил. А пока что проставь Ли Ваньцзян.

Ци, закончив писать, собирает письменные принадлежности и аккуратно складывает их.

П е с. Брат Су, пойдем-ка глянем на участок.

С у. То-то невтерпеж, больше, чем когда невесту сватать ходил. Что ж, пошли, раз уж приспичило…

П е с (спроваживая его). Ты вперед иди, я мигом следом приду…

С у. У Косого угла ждать буду. (Уходит.)

П е с (в порыве чувств). Ци… хозяин!

Ц и (испуганно). Нет, нет… мое дело угодить!

П е с. Как думаешь, стоило покупать участок?

Ц и (оживившись). Конечно, стоило! Почва там песок и глина, место сухое и вода для полива есть, к тому же близко от деревни. Так дешево выпустить из рук — просто удивительно!

П е с. И впрямь удивительно!

Ц и (забывшись, рассуждает вслух). Старина Су со своими ножницами и бритвой колесит по белу свету, все слышит, примечает… уж не пронюхал ли он чего о третьей мировой войне, а?

П е с. Что? Ты… ты думаешь, будет переворот?

Ц и. Ни-ни, я ничего не говорил, ничего не знаю! (Порывается уйти.)

П е с. Стой.

Ц и. Прошу тебя, уважаемый…

П е с. Ладно, я ничего не слышал, свернем на другое… раз уж все, что тут есть (показывает на дом и двор), все равно теперь не твое, отдай мне зараз и ту (рисует в воздухе) коробку, и еще брусок… может, мне сгодятся? А? Ци… хозяин!

Ц и (поняв, в чем дело). Нет, это невозможно! Ты не можешь пользоваться моей печаткой.

П е с. Пустое! Отчего ж не могу? Только тебе дозволено, что ль?

Ц и. Дело в том, что на ней вырезаны мои имя и фамилия — Ци Юннянь.

П е с. Что за беда, затрем твое, заново вырежем мое — Чэнь Хэсян.

Ц и. Видишь ли, во время борьбы с помещиками вы у меня все отняли, а это я уже себе оставлю, кто знает, может, придет время, понадобится.

П е с. Ах ты, скотина, все еще что-то замышляешь!

Ц и. Нет-нет, я просто имел в виду, если в деревне меня снова попросят составлять официальный документ, как сегодня, печать мне как раз и пригодится. Ну ладно, пойду, не провожай… (Уходит.)

П е с. Ну и подумаешь, оставь себе на закуску! Велика важность — коробочка да брусок, да мне на базаре за одно доу зерна целых две печатки вырежут!

Появляется Ф э н Ц з и н ь х у а.

Ф э н. С кем скандалишь-то?

П е с. С Ци Юннянем, чтоб ему сдохнуть!

Ф э н. Человек живет одночасьем, вспомнить, каким внушительным с виду был, а вдруг стал что сморщенный желтый огурец.

П е с. Этот тип еще о чем-то размечтался! Черт с ним, пойду… (Самодовольно.) Погляжу на наши три му земли.

Слышно конское ржание.

Не забудь добавить сена и намешать корм нашему жеребцу, сукина хозяюшка!

Ф э н. Только забот у меня, что о твоем любимце!

П е с. Пойду погляжу на нашу землю. (Бросает ключи с колокольчиком, они со звоном падают.)

На сцене могила семьи Чэней. Тусклый свет молодой луны. Время от времени раздается стрекотание осенних насекомых. Неверной походкой, шатаясь, входит П е с.

П е с. Погляжу на землю, на свою землю, погляжу-ка на свою землю! Вырвали из рук против воли — последний разок пришел… чайник вина с собой, полный до краев, ему — рюмку, мне — рюмку, мне — рюмку, ему — рюмку, чайник дном вверх, чайник опустел, захмелел я… лошади нет, телеги нет, земли нет…

Слева и справа в лучах света появляются лица Ц и Ю н н я н я и Ч э н ь Д а х у.

Ц и. Солнце не висит всегда в зените, счастье переменчиво, десять лет солдат служит к востоку от реки, десять лет — к западу. Видишь, и пару дней в благополучии не прожил, как все смешалось. Пусть будет беспорядок, пусть все смешивается в сплошной хаос!

Д а х у (одновременно с Ци). Опять ты за старое, отец! Неужто не можешь придумать что-нибудь поновее? Говори, выговорись, наконец! Говори и сам поймешь, почему всю жизнь кланялся Богу богатства и матушке земле, а напоследок так ни с чем и остался. Слава те Господи, я не пошел по твоим стопам, хоть у меня глаза не на затылке!

Оба исчезают в темноте.

П е с. Нет у нас земли, отец! Вино не мое, Ли Ваньцзян принес, целый чайник. Хороший человек Ли, добрый, он со всем уважением ко мне, как было не выпить. Он — рюмку, я — рюмку, я — рюмку, он — рюмку, так и опрокинули чайник, чайник опустел, захмелел я, и ничего у меня не осталось. Не то что не осталось — староста Ли сказал, вышел приказ начальника уезда, чтоб деревня стала «красной», все станут красными, не оставаться же Псу «черной заплатой». Я говорю, мол, ни в войну, ни в земельную реформу Пес не отставал от других, только как же, не пойму, взять людей, скот, землю да стащить все в одну кучу? Будет ли прок, ежели один человек всеми мотыгами командовать будет? Не забывай, случается, и братья родные, с одной грядки росточки, и те друг дружке шишки набивают! А он говорит, будет тебе, послушай-ка лучше, дурья башка, что я тебе скажу, здесь и ахнуть не успеешь, как все изменится, наверху, внизу — всюду электричество и телефоны будут, знай пей себе молочко, печеньем закусывай. А я ему, мол, не желаю. Он говорит, у тебя из-за имущества совсем ум зашелся, ты земляной червь, говорит, твою дубовую башку и камнем не прошибешь. Я тоже распалился, буду «черной заплатой», говорю, мне все одно! А он: мы сдерем «заплату»! Спрашиваю: как сдирать-то будете? А вот, говорит, отберем у тебя землю у Косого угла да этот семейный могильный участок, названный «тыквой-горлянкой», а заместо них прирежем мелкие участки, разбросанные на краю села… Брось мне голову морочить, говорю, кто ж не знает, что «дочь вдали и земля вблизи — бесценные сокровища»? Опять же земля на краю деревни тощая, солончаки одни, доу посеешь — восемь шэнов[61] соберешь, как же, стану я менять! А не сменю, отец, значит, все в одну кучу свалят, все сплошь красным сделают, по всей деревне уж трубят о радостном событии. Пей давай! Пей! Жена тоже поперек мне встала: все люди как люди, мол, ты один у меня как белая ворона. Погляди-ка, говорит, на брата Ли, ради кого он день-деньской как очумелый носится, ради нас, поди! Всяких пакостей она мне наговорила, пригрозила — не вступишь в коммуну, разделимся, возьму Хуэра и вдвоем с ним вступлю, не хочу «черной заплатой» быть! Оказывается, женщин-то тоже на митинг сгоняли. Невестка, та с пониманием, но и та наседает, не рвись, говорит, старик, на части, тут скоро кругом — электричество… ну их, взялись за меня, словами — уши, вином — душу растравляют, хранитель очага черта на подмогу позвал, обступили меня со всех сторон, ну я и сдал все в общую кучу, в общую кучу, отец! Лошадь Хризантема, так та уходить не хотела, я ей намедни ясли из новых досок сколотил… Отдал я, Пес, нашу землю, зазря, выходит, ты съел собачонку, отец! Виноват я, окаянный, перед тобой… (Вскрикнув, падает ничком на землю.)

Подходит Ц и Ю н н я н ь, останавливается, хлопает Пса по плечу.

Ц и. Время за полночь, осенний ветер холодный, а ты лежишь на голой земле, смотри не простынь!

П е с (в забытьи). Отец, отец, я, Пес, пришел…

Ц и. Брат…

П е с (непонимающе). Кто ты?

Ц и. Пес, ну что? Землю в руках не успел как следует подержать, как отобрали, словно ребенка от груди кормилицы оторвали, теперь твоя земля — общая! Я давно говорю, волчья шкура к вам, собакам, не лепится…

Мелькнувший вдали свет ручного фонарика осветил их обоих.

П е с. А, это ты, проклятый помещик! Для тебя что похороны, что пожар — все едино, трын-трава! Земли лишился, вот и исходишь злобой… катись-ка отсюда! (Дает Ци пощечину.)

Входит Л и В а н ь ц з я н.

Л и. Здорово ты его! Пес, мы не допустим, чтоб он над нами издевался! Завтра на большом собрании начальник уезда Лю прикрепит тебе на грудь огромный цветок славы! А ты, Ци, смотри, полегче!

Ц и. Да.

Л и. Не то как бы не просчитаться. С тобой-то мы всегда начеку, чуть подует ветерок, мы тебя сразу потащим к ответу.

Ц и. Да.

П е с (удовлетворенно). Братец, коль скоро ты нашел управу на этого негодяя, ты, выходит, герой, и я всегда буду слушать тебя.

Л и. Идем, Пес, домой, завтра большое собрание…

П е с (подумав). Постой, а зачем мне собрание, слава, мне нужна земля, лошадь, телега…

Л и. Старик, пойми, нельзя сворачивать на старый путь!

П е с. На старый путь?

Л и. Ну да! Поздно уж, жена заждалась, пошли домой!

П е с. Домой, домой… (Быстро оборачивается.) Нету больше земли… отец! (Припадает к земле.)

Ци издали наблюдает.

Л и. Ци Юннянь!

Ц и. Здесь.

Л и. Чего рот разинул? Бери его на спину и тащи в деревню!

Через несколько лет. Осень. Тропа в поле. Слышится чей-то безумный смех. Как сумасшедший на сцену выбегает поседевший, постаревший П е с. Ф э н Ц з и н ь х у а едва поспевает за ним; в руках у нее пакетики с лекарственными травами. Они возвращаются после осмотра врача.

Ф э н. Черт, не беги как очумелый, слушайся…

П е с. Потерял духа-хранителя у ворот, метлой смел звезду с неба… откуда взялась эта скверная баба? Не давай воли рукам, знать тебя не знаю! (Бежит.)

Ф э н (удерживает его). Не лезь на вспаханное поле, после дождя в глине увязнешь. Слушайся же, иди по дороге.

П е с. Не трожь меня.

Ф э н. Прошу тебя, не носись где попало, идем домой, лекарство выпьешь.

П е с. Не трожь, говорят, меня…

Ф э н. Болезнь твоя…

П е с. Пойду-ка опростаюсь.

Ф э н. Да прямо здесь и…

П е с. Больно шустра — прямо здесь, расточительство какое! Золото, серебро, все ничто перед навозом, я три всхода мог бы удобрить — как же, где попало-то? «Кошка неба не замарает, пес — земли». Побегу-ка я к себе на Косой угол…

Ф э н. Не твой он больше…

П е с. Тогда на могилу…

Ф э н. Тоже уж нет…

П е с. Аль сбежали? Улетели? Крылья у них выросли, что ли? Уж эти бабы… (Глупо хихикает, разговаривает сам с собой.) Добрая здесь земля! Поле, рядом еще одно… Бог отдал землю плохим людям, вона как посеяли, все на корню гниет! Поля заросли, люди выродились, сорняки забили всходы, сыночки, ох, виноват перед вами ваш батюшка-пахарь! У, придет время, Яньван не простит, не пощадит никого…

Появляется С у Л я н ь ю й с корзиной на спине.

С у. Ну как, Пес, полегчало?

П е с. Как же, полегчало, котел в доме разбили, деревья в саду вырубили, оставили с голым задом — чисто и аккуратно! Ты же сам говорил, окромя жены да трубки, все в одну кучу свалят!

С у. Это Ли Ваньцзян, наш бригадир, говорил.

П е с. А ты кто?

С у (громко). А я — Су Ляньюй, его помощник.

П е с (хихикнув). Продаешь ли еще землю, а? За три даня кунжута — по дешевке! Жирная свинья у ворот была, Бог богатства рядом прошел — за три даня кунжута купил… потерял цветок славы. Продаешь еще землю-то? Подожди-ка, мне срочно по нужде…

С у. Пес, да не вертись ты, послушай, что скажу.

П е с. Ты что, тоже болен, как эта старуха? Наклонись-ка… (Шепчет что-то на ухо Су.)

С у. Ну так беги скорей…

П е с убегает.

Ф э н (печально качает головой). Тебя хоть признал, а меня вовсе не признает. Днем носится как помешанный, ночью лежит как мертвый… ох, житье мое… (Плачет.)

С у (не находя слов утешения). Невестушка, возьми, здесь пятьдесят цзиней гороха. (Достает из корзины мешочек, протягивает ей.)

Ф э н. Спасибо, хоть вы, начальство, нас не забываете.

С у. Только чтоб он ничего не узнал.

Ф э н. Кто он-то?

С у. Ли Ваньцзян.

Ф э н. Это почему же?

С у. Мы тут кое-что припрятали от него и поделили промеж собой.

Ф э н. Тогда забирай, мне не надо.

С у. Скажите, какие у Ли примерные члены коммуны! Он с одного конца уперся как осел, ты — с другого, с бедностью да с честностью. Один я мерзавец мерзавцем, выходит. Ладно уж, считай, что горох я больному брату принес, ну?

Ф э н. Не до чести уж при нашей бедности-то… И все-таки скажу, брат Ли — основательный человек, все хорошо делает, воду поднесет — не расплескает, положи перед ним деньги — не позарится, в чужой карман лапу не запустит. Вам бы всем быть такими, как он!

С у. Да упаси нас Бог! Он первым на себя все взвалит, первым и расхлебывает, ходит с кислой рожей, как осел измочаленный, ютится черт-те в какой соломенной лачуге, ни семьи, ни житья, ему уж за тридцать перевалило, а все бобыль, весь день надрывается, потом еще и дома с кастрюлями да ушатами воюет. Вот-те твой «образцовый страдалец»!

Ф э н. Тебе палец в рот не клади — с потрохами слопаешь! А я как увидела брата Ли после уездного собрания, на нем френч с четырьмя карманами, ну ни дать ни взять большой начальник! Из-под кепки большой лоб виден, глаза горят, так и… (забывшись) вот поди же, хорошему мужику не дало Небо жены, а непутевому досталось сокровище.

С у (взглянул на нее, вдруг смекнув что-то). Да?

Ф э н (покраснев, с болью). Эх, одни заботы у меня! (Показывает на мешочек.) А не возьмешь — как жить-то?

С у. Невестушка, нельзя же в самый-то разгар лета, положив голову на лепешки, подыхать с голоду. Глянь, просо скосили, початки кукурузы налились, кошке лучше осенью помышковать… да и кто из членов коммуны не тащит сейчас с поля охапку-другую? Осенью скотине и той нарыльник снимают, чтоб попаслась по краю поля. Кто ж тебе мешает под вечер с корзиной покружить в поле, собрать кой-чего?

Ф э н. Столько лет живу на свете, чужого еще не брала, а ну как схватят за воровство?

С у. Фу, какое это воровство! У них наверху это называется мелким присвоением, ну застукают, рожу скорчат, да и все. Мы уж все свыклись с этим, в плоть вошло, разве что на железного Ли напорешься, а кто другой, тот зажмурится, мимо пройдет.

Ф э н. Видишь, а он-то небось не пройдет!

С у. Опять за свое! Если бы все начальники такими, как он, гвоздями да заклепками были, крестьянам совсем бы житья не стало!

Ф э н (развеселившись). А если как ты?

С у. Как я? Тогда по бедности без штанов бы остались.

Ф э н. Зато и забот никаких.

С у. Почему же?

Ф э н. Без штанов-то в поле работать не выйдешь.

С у. Ну и язычок у тебя, невестка…

В это время с поля доносится хихиканье. С у бежит туда. Фэн хмурится, вздыхает. Вскоре возвращается С у.

Живо домой! Псу штаны надобно постирать.

Ночь. Прошел дождь. Слышны отдаленные раскаты грома. Пробивается слабый свет луны. Кто-то с треском ломает початки кукурузы. Раздается хруст… Л и В а н ь ц з я н, громко бранясь, за руку выводит из-за кисейного занавеса на освещенную авансцену Ф э н.

Ф э н. Брат Ли, отпусти, это я!

Л и. Ничего не знаю, кроме того что этой ночью ты седьмая, кого я поймал. Прямо с корзиной и пошли в бригаду, утром на собрании честно признаешься во всем.

Ф э н. Судить будете?

Л и. А как же иначе?

Ф э н. Братец, отпусти меня!

Л и. Раз отпустишь, в следующий ты, срамница, снова придешь.

Ф э н. Я, что ль, срамница?

Л и. Известное дело, кто ворует, тот и бесстыжий. Теперь многие этим занимаются, уж и не говорят «ворует», говорят «берет», «присваивает», оглянуться не успеешь, все разберут да присвоят, чем тогда с государством расплачиваться будем? Чем людей кормить, а?

Ф э н (с отчаянием). Меня и ешьте, нате жрите, бесстыжую старую дуру!

Л и. Ты давай не распускайся и не валяй дурака. Ли Ваньцзян с шестнадцати лет с винтовкой в руках воюет, все на своем веку перевидал — и японцев, и помещичьи отряды! Ты меня на испуг не возьмешь!

Ф э н. Заслуги у тебя немалые! Ничего не боишься, а вот голода ты боишься аль нет? Я девятнадцати лет к вам в село пришла, разве от меня когда чего худого видели? Кабы не я, не сорвать тебе «черной заплаты» с красной деревни! Да только, как содрали, мой старик скоро с ума и спятил, одно и знает, что есть да пить, день и ночь хожу за ним, мочи нет, о-ох, это житье! Да, бесстыжая я, давно совесть потеряла, вон не стыжусь у Су Ляньюя краденое брать!

Л и. Ты?

Ф э н. Что ты удивляешься, известно, припрячут от начальства и делят меж собой.

Л и. Нечего сказать, хорош этот Су!

Ф э н. Я бесстыжая, говоришь, а ведь я и впрямь ошиблась в тебе! Нечего судить меня, мне давно эта жизнь опостылела, брошусь в колодец — судите мой труп… (Плачет.) Ой, мамочки…

Л и. Не надо так, сестрица, время за полночь, людей напугаешь…

Ф э н. Бесстыжая, бесстыжая я, не на что мне больше жить… ой, мамочки мои…

Л и. Сестрица, сестрица, это я, я сам бесстыжий, будет тебе!

Ф э н (смахивая слезы, встает). Ты и есть бесстыжий! Деревню довел до того, что людям есть нечего, а с тебя как с гуся вода! Еще хватает совести накидываться на людей, то-то никто в грош твоих слов и не ставит!

Л и (перебросив себе на спину ее корзину). Сестрица, сестрица…

Ф э н. Что заладил «сестрица, сестрица…»! Перетрусил больше, чем я…

Л и. Я к тому, что больше сюда уж не ходи.

Ф э н. Нет, я еще приду!

Л и. Еще?

Ф э н. Чтоб ты арестовал меня и чтоб я наконец увидела тебя с довольной рожей. А то, как ни погляжу, все мрачнее тучи, будто задолжала тебе двести чохов[62], отродясь мне не улыбнулся.

Л и. Н-да… Ты уж больше не приходи. Не то придется отказаться от партийной работы.

Ф э н. Все одно приду!

Л и. Пес хворает, и ты тоже, что ли?

Ф э н. Я тоже.

Л и. Душевнобольная?

Ф э н. Не, я от голода.

Л и. Ты…

Ф э н. Ну да, от голода, на пустой желудок спать не могу, в голову всякая чертовщина лезет, а то начну думать о наших деревенских… взять хоть тебя, за тридцать уже, а ни семьи, ни жены, ты-то думаешь об этом?

Воцарилось молчание, слышны звуки дождя.

Снова дождь зарядил, сыро, зябко, может, укроемся мешком, у меня с собой еще один есть.

Ли застыл в молчании. Фэн подбежала, накрыла его и себя с головой.

Ох, не вынесу я… (Падает в объятия Ли.)

Вечер. Деревенская улица. Входит П е с с бадейкой для корма скота.

П е с. Скотина что человек, любит свежий корм. Сперва вычищу ясли. Ясли не почистишь, от них кислый дух пойдет. Насыплю травы, резаком ее мелко порублю, так и овса не надо, лошадь и так жир нагуляет. Сено и овес надо обязательно подсушить, они духовитей будут. Потом водой полью, чистой, а не тухлыми помоями, будто нищему. От травы у скотины — упитанность, от овса — сила, от воды — дух прибывает, размешаю корм как следует, лягу на кан и слушаю… чавканье… ежели лошадь на ночь не покормить, тощей будет. Вон как хороша кормушка у нашей Хризантемы, загляденье! Бахрома и кисти на сбруе развеваются, лошадь бьет копытами, подковы блестят, из-под копыт ветер подымается… (Внимательно вглядываясь.) Отощала, ох, как отощала, не ухожена, грива спутана… (Кричит кому-то вдаль.) Эй, парень, стяни подпругой оглоблю потуже, не то лошадь зашибешь, слышь, ты! От работы валится, кормов не хватает, уходу нет, как не отощать? Ни у кого за скотину сердце не болит, у меня одного болит. Насушил корма, принес в бадейке, разогрел на тихом огне. (Пробует зернышко.) Ароматное, несу, несу, Хризантема, вот уж и я…

Двор перед домом. Из дома доносятся крики, смех, обрывки фраз: «…муж и жена, обменяйтесь поклонами, войдите в комнату для новобрачных». Из дома выходит С у Л я н ь ю й, он слегка навеселе.

С у. Ай-я, мой Пес, тебе-то сюда никак нельзя!

П е с. Нет, пропусти меня, я…

С у. Говорят, нельзя!

П е с. Дай поглядеть.

С у. Не ходи, переполошишь всех.

П е с. Дай поглядеть на Хризантему…

С у. Фу-ты! Напугал меня, нету тут твоей Хризантемы.

П е с. Разве это не скотный двор?

С у. Это дом новобрачных, тут свадьба, уходи-ка.

П е с. Кто женится?

С у (помедлив). Ли Ваньцзян.

П е с. А, брат Ли, полжизни у него уж утекло, а он только жениться вздумал. Сколько ему?

С у. Тридцать восемь.

П е с. И мне, когда я женился на Фэн, помнишь, вроде тоже тридцать восемь было.

С у (вкрадчиво). А где сейчас твоя Фэн?

П е с (с трудом припоминая). Она? Сказала… на базар едет, нет?

С у. Да-да, на базар.

П е с. Скоро уж вернется!

С у. Да-да, иди же.

П е с. Погоди, брат Ли привел жену, я должен опрокинуть за него стаканчик.

С у. Ни-ни, ты ж сказал, идешь к Хризантеме…

П е с (таинственным шепотом). Она вконец отощала, даже на заду кости торчат! Несу ей корм, не трожь, не тебе!

С у. Знаю, не мне. (Выпроваживает.) Брат, скотный двор — там.

П е с. Верно, мой дом — в этой стороне, Косой угол — в той, моя Хризантема — там, так ведь? Кто сказал, что я спятил, в душе у меня ясно. Иду, Хризантема, иду… (Уходит.)

С у. Брат, не спеши, темно, хоть глаз выколи, под ноги гляди. (Весело кричит в сторону дома.) Эй, вы, гости дальние и ближние, пора расходиться, дайте молодоженам отдохнуть!

Шум голосов в комнате затихает. Ф э н Ц з и н ь х у а выходит во двор. Она наряжена и накрашена как невеста.

Ф э н. Устал, братец Су?

С у. Ошиблась, теперь ты должна обращаться ко мне не «братец Су», а «старший Су», я младше Пса, но старше Ли Ваньцзяна.

Ф э н. И-и, нашел о чем тревожиться! Я все думаю, правильно ли я поступила.

С у. Конечно, правильно, кабы все ни разумно и полюбовно, разве б вас развели в коммуне? Пес совсем уж плох, зачем же еще и тебя губить! Вообще-то говоря, мне, старику, глаза песком не засыпало, я давно примечаю твои чувства к Ли Ваньцзяну!

Ф э н. Ладно попусту болтать-то! Меня как раз старик и мальчик пуще всего мучают. (Показывает на дом.) Я сказала ему, что в семье Чэней прожила больше десяти лет, не могу старика бросить, как зернышко промеж двух жерновов буду. А тебе дается поручение поговорить на селе, чтоб к Чэням переменили отношение и присматривали за старым и малым. У меня руки-то до всего не дойдут — конь высок, стремя коротко, не получилось бы, что их совсем забыли.

С у. Не получится, сама ж говорила, Ли Ваньцзян — хороший человек!

Из комнаты доносится голос Ли Ваньцзяна: «Фэн Цзиньхуа!»

Вишь, заждался — страсть! Не смотри, что под сорок, его маленько остудить нужно!

Ф э н. Не стыдно, а еще старшим зовешься.

С у. Ладно, три дня — ваших! Ну, пошел, не стану тебя задерживать. (Смеясь, уходит.)

Фэн Цзиньхуа хочет войти в дом, но с тяжелым сердцем останавливается на пороге. В это время вновь появляется П е с с бадейкой в руках.

П е с. Чертов парень, у него на скотном дворе одна-единственная кормушка, сам скотину толком не покормит и других не подпускает. Я, по счастью, изловчился и вылил бадейку в ясли, к корму со всех сторон потянулись морды, мигом все очистили, моей Хризантеме всего несколько горошин и перепало. Общая кормушка к добру не приведет, вся скотина скоро передохнет… Эге, опять сюда же и воротился. Тихо стало, не слышно шуток, гости, видать, разошлись. Свадебного вина я не выпил, пойду-ка подслушаю у окна…

Пес подходит к дому, Фэн поворачивается, их глаза встречаются.

Ф э н (вдруг бросаясь на колени). Прости меня, в следующем рождении я готова стать лошадью, коровой, я верну, верну тебе…

П е с (находя это забавным). «Разговоров новобрачных» не подслушал, зато невесту поздравлю. Беда, не взял денег для подарка! Ого, ящерица тянет тигра, на ней войлочная шляпа — лица не видно. Подожди, я сбегаю домой, отыщу мою хозяйку с ключами и принесу тебе деньги на гостинцы.

Фэн убегает в дом, с шумом хлопает дверь.

(Задумавшись.) Поехала на базар? Да, на базар, в храм, жечь свечи, молиться… монашка вышла замуж за старого даоса…

День. На ступеньках большого дома сидит П е с и старательно чинит бадью для воды.

П е с. Ветер подул, дождь прошел, громовик раскатился, мать-молния полыхнула. Ветер принес желтозем, землю покрыл золотом, будет год плодородный. Во время дождя с неба упал огромный карп длиной в чи и крохотная рыбка — одни глаза да хвост. Плохо, рыба — это осел с тюком риса, кормиться рыбой — значит переводить рис, Яньван в аду рассердится. Яньван строг, как скажет, так и будет… Есть две вещи, нельзя поперек них становиться, одна вещь — земля, другая — жена. Я разок стал поперек — и все потерял. Потерял — и пошел искать. Ищу не жену, а землю. Будет земля — будет все, без земли — все, что есть, потеряю. Где ее отыскать? Не на небе, не на краю земли, а (таинственно), открою тебе, на склоне ветра и воды, на склоне Фэншуй, где стоит дуб, под дубом течет родник, рядом с родником есть пещера, как раз жилье на одного. Там есть земля, что вспахаю, то мое будет. Там ветры холодные, даже мух нет. Ты пойдешь? Тебе нельзя. Ли Ваньцзян мне одному разрешил, говорит, я на особом положении, ну не чудно ли? Я раскинул мозгами, вынослив, сила во мне есть. Что тут думать, возьму бадью да мотыгу, с ними мужик и на краю света не пропадет, есть земля — значит, пущу корни. Век буду помнить тебя, Ли Ваньцзян, благодетель мой! (Поднимает глаза к дому.) Старина, ну, я пошел, я еще вернусь, не скучай, мой сын присмотрит за тобой. Сын? А где Даху? Даху! Говорят, с какой-то девчонкой любовь крутит… Такой, как моя Фэн Цзиньхуа, вострой на язык, быстрой на работу, днем с огнем не сыщешь, одно в ней плохо — хлебом не корми, дай по базарам и храмам шататься, уехала, и все нет ее, нет, нет… курительные свечи возжигает, молится… (Опершись на косяк двери, то ли спит, то ли бодрствует.)

Перед ним предстает п р и з р а к Ц и Ю н н я н я.

Ц и. Пес, мы несколько дней не виделись, как жив-здоров?

П е с. А, Ци Юннянь! Постарел ты… сгинь, злодей!

Ц и. Ну, раз гонишь, я уйду.

П е с. Нет, не уходи, поговорим, и впрямь тоска заела.

Ц и. Где сын?

П е с. С девчонкой.

Ц и. А жена?

П е с. С ярмарки еще не вернулась.

Ц и. А лошадь? Хризантема?

П е с. Издохла. Жеребец от нее остался, да тоже уж в оглоблях.

Ц и. Твой?

П е с. Какой там, всехний!

Ц и. Да, вся семья своя, да всяк любит себя! Помнишь старую присказку, а?

П е с. Помню, у отца хорошо — у матери лучше, у матери хорошо — да у меня лучше… А ты ведь реакционер! Ли Ваньцзян, послушай, он говорит реакционные речи…

Ц и. Не шуми, смотри-ка. (Развязывает узелок, достает печать.)

П е с. Брусок! Отдай его мне.

Ц и. Тебе он ни к чему.

П е с. Нужен он мне, говорят тебе, я ухожу на склон Фэншуй.

Ц и. Все равно не дам.

П е с. Ясное дело, все мужики на один лад скроены, за добро платят добром, за зло — злом. Ты не забыл моей пощечины, что ж, ударь и ты — будем квиты!

Ц и. Не могу, я… умер.

П е с (нисколько не удивившись). Умер?.. Да вроде говорили.

Ц и. Когда «маленькие генералы революции»[63] обрушили свои дубинки, я… ну да, сам знаешь, тысячи смертей мало, чтоб искупить вину, собаке — собачья смерть.

П е с. Собачья ли, человечья, жизнь есть жизнь…

Ц и. Жалел на еду, жалел на себя лишнюю копейку потратить, только и знал, что копить деньги и расширять поместье, а помер — свечку не поставили. Мне тоже тошно, оттого и пришел к тебе.

П е с. У тебя вроде была дочь, как ее звали-то?

Ц и. Сяомэн, они одногодки с твоим Даху, бедняжка моя!

П е с. Твое семя, солоно ей пришлось.

Ц и. Дочь подросла, пора бы замуж.

П е с. Кто ж станет мараться? Зачем вольному и незапятнанному человеку в ярмо лезть? Ладно, давай сюда свою печать…

Ц и. Не дам.

П е с. Человека нет, а его дух упрямый жив.

Входят Ч э н ь Д а х у и Ц и С я о м э н.

Д а х у. Не бойся, он не в себе, не узнает тебя.

С я о м э н. А ну как узнает?

Ц и. Тоже не страшно, ведь рано или поздно ты все равно войдешь в этот дом.

Призрак Ци не исчезает, но его видит только Пес, остальные смотрят сквозь него.

Д а х у. Отец, отец!

П е с (как бы очнувшись ото сна). А, сынок! Мать не вернулась?

Д а х у. Она на базаре.

П е с. А кто это с тобой?

Д а х у. Сяомэн, поздоровайся с папой.

С я о м э н (застенчиво). Дядя…

П е с (довольный). Хорошо, так ты с ней крутишь любовь? (Внезапно.) Постой, а почему ты похожа на него?

Ц и. А на кого должна быть похожа моя дочь?

П е с. Как тебя зовут?

С я о м э н. . . .

Д а х у. Отвечай же…

С я о м э н. Моя фамилия Мэн, зовут Мэнци.

П е с. Так ты дочь Ци Юнняня?

С я о м э н (с болью). Нет.

Ц и. Ну и что, если дочь?

П е с. Я не хочу ее.

Ц и. Ты не хочешь, отец этой дочери хочет.

П е с. Его прикончили!

Ц и. Разве нельзя принять ее в свой дом?

П е с. Между семьей Чэней и семьей Ци в прежней жизни не было добрых отношений, всегда была рознь. Пусть дети уйдут из твоего проклятого поместья и поищут где-нибудь сытное тихое место, их вины ни в чем нет.

Ц и. Да, мой «колпак» не должен перейти ей по наследству!

П е с. Перейдет, тут тебе и небо не поможет! Твоя дочь, даже если она красива и умна, вышла из семьи Ци, и если она породнится с Чэнем, то что будет с домом? Чей он будет, Чэней или опять Ци?

Даху и Сяомэн, наблюдая за жестикуляцией Пса, переглядываются и качают головой.

С я о м э н (робко). Дядя, я не из рода Ци.

П е с. А я чем больше приглядываюсь к тебе, тем больше нахожу…

Д а х у (перебивая). Папа, что ты опять возишься с этим разбитым горшком?

П е с. Разбитым? Из него я пил студеную воду, когда работал в поле, косил, мотыжил… помещик Ци любил нанимать меня на работу, ты не думай, что раз осел у меня грохнулся в колодец, то… ну ладно, мне пора идти.

Д а х у. Куда ты собрался?

П е с (таинственно). На склон Фэншуй, где растет дуб и есть холодный родник.

С я о м э н. Даху, разве ты не помнишь? В детстве мы ходили туда, там растут кислые финики, красные гранаты и маленькие, похожие на звездочки, голубые цветы…

П е с. Так ты была там, дочка?

С я о м э н. Угу.

П е с. Вот я иду туда. Я все сомневаюсь, ты правда не дочь Ци?

С я о м э н. Правда.

П е с. Видишь ли, ведь тот тип умер! Бог прибрал его, нет, не Бог, Бог ведает праведниками, ему нет дела до Ци, это владыка ада Яньван послал солдат и генералов, ох, и устроили они тут дебош, трахнули ему дубинкой по башке, башка-то и раскололась…

Д а х у. Папа, а дядя Ли дал согласие на твой переезд на склон Фэншуй?

П е с. Он-то, конечно, он как увидит меня, так расплывается в улыбке, будто что должен мне.

Ц и. Хи-хи…

П е с. Чего смеешься, я еще не кончил… (Обращаясь к сыну.) На колени!

Д а х у. Но, папа…

П е с. Становись на колени перед нашим домом!

Волей-неволей Даху приходится подчиниться.

А ты, раз войдешь в наш дом, тоже должна поступать, как он. На колени!

Даху тянет ее, заставляя стать на колени.

Теперь повторяйте за мной. (Обращаясь к Ци Юнняню.) Ты тоже постой, гляди, какая твердая кость у Чэней. У Чэней потомство есть, не то что у тебя: ни сына, ни внуков. Повторяйте, первое: мы не забудем благодеяний нового общества, милостей великого спасителя.

Д а х у. Ну… сказал.

П е с. Второе — будем беречь семью, прибирать двор, стеречь дом, заменять в нем старые кирпичи, отдирать старую черепицу и делать новую, ухаживать за домом, как за отцом с матерью. Говорите!

Д а х у. Ну… сказал.

П е с. Помнить о ненависти к семье Ци, не водить знакомства с семьей Ци…

Д а х у. Безумные слова! Сяомэн, тебе уж не отпереться, будем считать, что мы, как жених и невеста, совершили поклон Небу и Земле.

С я о м э н. Мне велят помнить о ненависти к семье Ци, а тебе все шуточки.

П е с. Повторяйте!

Раздается резкий звук колокола.

Д а х у. Отец, мы не успеем, дядя Ли бьет в колокол, торопит людей выходить на работу.

П е с. Не спеши. Ци Юннянь, слушай…

Ц и. Слушаю.

П е с. Помнить о ненависти к Ци, не водить знакомства с Ци, дочка, говори!

С я о м э н (с трудом). Помнить о ненависти к Ци, не знаться с Ци… папа!

П е с (удовлетворенно). Эх-ма…

Опять раздается звук колокола, затем крик Ли: «На работу-у…»

Склон Фэншуй. С я о м э н принесла старику еду.

С я о м э н (кричит). Отец!

Выходит П е с. По внешнему виду и одежде — вылитый житель гор эпохи начала Цинов[64], на затылке заплетена косичка.

П е с. Кувшин холодной воды, прохлада в тени больших деревьев, и чувствуешь себя, как в императорских покоях.

С я о м э н. Отец, я напекла тебе лепешек, глянь, румяные, с корочкой.

П е с. Работать надо как следует, а есть можно как придется, много есть вредно для здоровья. Яньван велел мне: «Оставь эти полкувшина масла, не ешь!» Я и не притронулся, полил маслом ростки кукурузы, по ложке — на корень, все живое ведь жадно до еды, все на один лад. Ростки кукурузы напились масла, окрепли, только и слышно по ночам, как они наперегонки, шумно тянутся вверх… гляжу, кукуруза уж выбросила длинные метелки, а дождя все нет как нет. Я помолился тогда духу Неба и Земли, и сразу же небо покрылось тучами и пошел дождь мелкий, затяжной, как раз такой, какой нужен, чтоб капля за каплей промочить землю. А не то, разве были бы такие початки? Ну а масло, все, что было, не пожалел, пустил в дело, остаток тоже скормил крысам, что ж, раз Яньвану не жалко. Дочка, заболтался я совсем, небось устала?

С я о м э н. Отец говорит, я стою без дела, слушаю, не от чего уставать.

П е с. Послушная дочка! Ну а что дом, починили?

С я о м э н. Как новенький стал после ремонта.

П е с. Встречалась с кем-нибудь из семьи Ци?

С я о м э н. Никого не видела.

П е с. Что ж, приступим к еде.

Ест лепешки, запивает холодной водой. Вбегает С у Л я н ь ю й.

С у. Брат!

С я о м э н. Здравствуйте, дядя!

П е с. Что ты, сломя голову, примчался? Опять землю продаешь, что ли?

С у. Какое там! Мне уж впору жену продавать. В деревне взялись за ножи!

П е с. Пустят немного крови — выпустят жар, к слову сказать, захватил бы ты, цирюльник, свой ящичек с бритвами, постриг бы меня, а то я, поди, оброс, как буддийский монах.

С у. До головы ли, когда хвосты обрезать надо!

П е с. Свиньям?

С у. Людям!

П е с. У людей хвосты выросли?

С я о м э н. Когда я училась в школе, учитель говорил нам, что человек произошел от обезьяны.

П е с. А Яньван от тигра, должно?

С у. Не трать времени, лучше собирай скорее початки.

П е с. Они же еще не созрели.

С у. Собирай, что есть, скоро ничего не будет!

П е с. Что случилось, объясни толком? Кто против кого?

С у. Кто против кого — не знаю, скажу главное, вся заковырка в ней!

С я о м э н. Во мне?

С у (обращаясь к Сяомэн). Ну да, говорят, что мысль перебраться на склон Фэншуй пришла в голову не ему, а тебе, что все дело в тебе, вернее сказать, в натуре твоего отца.

П е с. Но дело-то как раз во мне.

С у. Молчи, дуралей!

С я о м э н. Ясно, я впутала старика в историю. Ох, лучше бы мне давно умереть вместе с отцом!

П е с. Мне умереть?.. Тут на склоне я распахал такое хорошее поле. Я как еж, меня голыми руками не ухватить, не разбить оземь. А знаешь, дочка, почему? Ты норовишь опрокинуть ежа, а он сворачивается клубком. Все звери перед ним пасуют, хорек только…

Входят Л и В а н ь ц з я н и Ч э н ь Д а х у.

Л и (к Су). Ты нас опередил.

С у. Доставляю нужные сведения, разве в этом есть какой вред?

Д а х у. Отец, возвращайся домой, пусть урожай на склоне достанется другим.

П е с. Опять запел свою песню, стал красным дьяволом, что ли? Даже под дулами пистолетов карателей я никому не оставил урожая. Оставить урожай на корню? Ну нет! У твоего отца есть далекие планы — взять выше, чем помещик Ци, есть и ближние. Твой отец надеется, что еще поднесет свадебный подарок Сяомэн, нельзя же, чтоб такая славная девочка получила от семьи жениха тыкву да пару фиников.

Д а х у. Папа, ты так и не уразумел: если ты останешься на склоне, с ней расправятся. А она уже третий месяц носит ребенка.

П е с. Ха! Слава Богу! Слушайте, вы, духи богатства, у нас, в семье Чэней, должно появиться потомство! Староста Ли, когда ребенку исполнится месяц, прошу выпить за его здоровье в нашем раскрепостившемся доме!

Л и. Выпью, обязательно выпью, но сейчас эту землю…

П е с. Братец, скажи же им, что ты разрешил мне, что я «на особом положении».

Л и (мнется). Сейчас наступило такое время, что надо обрубать хвосты. А твой хвост не простой, не как у всех, а длинный-предлинный. Потому что твоя невестка, ну, в общем, ее отец, твой свояк — он же умер!

П е с. Ты, верно, белены объелся!

Л и (не обращая внимания). Она же дочь Ци Юнняня!

П е с. Нечего мне на голову ночной горшок с дерьмом выливать! Раскрой глаза шире, разве у старого мерзавца может быть такая хорошая дочь?

С у. Брат, она дочь помещика Ци, это сущая правда. В том-то и беда, что теперь твое социальное положение запятнано! А ты еще вдобавок развел единоличное хозяйство, как же со всей беспощадностью не обрубить твой хвост?

П е с (с трудом веря). Дочь, ты правда та Сяомэн, из семьи Ци?

С я о м э н. Отец, я та Сяомэн.

П е с. Выходит, вы поклялись и обманули меня.

С я о м э н. Отец, у меня никого на свете нет, ни братьев, ни сестер, я одна-одинешенька! Я, несчастная, как могла, три года служила вам, не оставьте меня в беде.

П е с. Воспользовались отлучкой матери и обманули меня!

Д а х у. Отец, отдай склон Фэншуй.

П е с. Не отдам.

Д а х у. Тогда они уведут Сяомэн, соберут собрание…

П е с (сразу меняя тон). Пусть только посмеют! Что из того, что она дочь Ци Юнняня! Из девяти псов один всегда верным окажется, не могут же в семье все как один быть негодяями, скажи им, дочка, ты сменишь фамилию и имя, будешь Чэньци, или нет, постой, это не больно-то подходит…

Л и. Как бы то ни было, брат, этот хвост все равно придется обрубить, потому как…

П е с. Не продолжай! Я так про себя думаю, нынче стало хуже, чем было до освобождения.

Л и (в ужасе). Что, что ты сказал? Да как ты смеешь!

П е с. Тогда, бывало, если каратели из помещичьих отрядов прижмут, то хоть в Восьмую армию можно убежать, а нынче куда мне прикажете бежать, а?

С у. Э, это называется протыкать шестом канаву, постепенно — участок за участком — пробиваться вперед, на теперешнем участке задача — обрубить хвосты, а у тебя, сам знаешь, хвост не простой.

П е с. Хвост? Мне давно уж оторвали и голову, и хвост, оставили кое-что посередке! Тот, кто додумался до этой пакости, мать его… будет проклят в восьми коленах! Ну-ка, невестка, отвернись, я им покажу сперва, есть ли у меня, старого пса, хвост.

С я о м э н. Дядя Ваньцзян, старику правда нездоровится, не надо его волновать. Если он здесь на склоне нарушил какой-то закон или совершил преступление, я все возьму на себя. Я иду с вами, иду.

П е с. Дочка, ты уйдешь, а кто ж мне еду носить станет?

Появляется Ф э н Ц з и н ь х у а.

Ф э н. Ли Ваньцзян, как мы с тобой давеча договаривались? И что с тобой снова стало? Тебя будто приворотным зельем опоили? Чего стоит твоя чиновничья шапка? Проку от нее, что от козла молока, и все равно ведь как падок до нее. Человек тут на склоне живет впроголодь, одним ветром питается, у тебя разве есть такая тяга к земле? Посовестился бы, не совался. Дело с обрубанием хвостов я на себя возьму… а пока не уйти ли нам восвояси? Пусть они здесь, на склоне… (Печально.) Своей семьей все мирно решат!

П е с. У этой женщины душа открытая, и ее слова в сердце западают, вот что значит мать! Не то что вы, чиновники!

Все действующие лица на сцене, кроме Пса, погружаются в темноту.

П е с с видом помешанного смотрит куда-то вдаль. Появляется п р и з р а к Ц и Ю н н я н я.

Ц и. Узнаешь?

П е с. Вроде знакомы.

Ц и. Вон те двое снова пожаловали.

Вдалеке появляются Л и В а н ь ц з я н и Ф э н Ц з и н ь х у а. Они о чем-то беседуют.

П е с. Опять обрубать хвосты?

Ц и. Э, не вспоминай старое. Может, на сей раз с чем-то хорошим.

П е с. Эта туча всегда к дождю… Иди уже!

Ц и. Хватит ненастья, пора и вёдру быть. Может, поболтаем?

П е с. Недосуг.

Оба погружаются в темноту.

Ф э н (повторяя наставления). Не забудь привязать Хризантему.

Л и. Не забуду, зачем же я иду?

Ф э н. Когда в стойле выбирали жеребца, мне этот приглянулся, ну точь-в-точь какой когда-то была старая Хризантема, просто вылитая копия… Вино взял?

Л и. Взял.

Ф э н. А засоленных кур, его любимое лакомство?

Л и. Да взял, взял.

Ф э н. Повеселей, что ты как в воду опущенный.

Л и. Легко сказать — веселей, через двадцать лет отдавать лошадь, за что про что, спрашивается?

Ф э н. Бог ты мой, не бери ты это в голову, не то накличешь беду, если еще один помешается, что я делать-то буду? Отведи лошадь к склону Фэншуй, посиди с ним, выпей вина, у него на сердце и потеплеет. И, о Боже милостивый, может, разум вернется к нему!

Л и. Вот было бы хорошо! Я разом избавлюсь от лишних забот, отдам ему и лошадь, и жену.

Ф э н. Я те покажу! Что ж ты меня с лошадью равняешь, ни во что женщин не ставишь!

Конское ржанье. Свет гаснет. Когда он вновь зажигается, на склоне Фэншуй сидят П е с и Л и В а н ь ц з я н.

Л и. Пей, у нас тут полный чайник вина.

П е с. Давнехонько не пил, отхлебну-ка сперва глоток. Ну говори, брат, если ты хочешь сделать деревню красной, Пес не будет черной заплатой.

Л и. Не будем об этом. Ешь-ка…

П е с. Ого, копченая курица. Давно не едал. (Пробует.) Вкусно, сил нет, кто приготовил?

Л и. Жена.

П е с. Они все мастерицы стряпать!

Л и. Слышь, старик, ты, похоже, пришел в себя?

П е с. Брат, а когда ж я был не в себе?

Л и. Да это я сам, поди, сдурел. В жизни знаешь как бывает, то десятками лет все течет по старинке, не меняется, а то вдруг в один день как перевернет да закрутит, и чем дальше, тем бесовская сила больше в раж входит.

П е с. Все мы внуки обезьяны. Но, что бы ни менялось, Яньван сказал, большой дом так и останется у Чэней, нельзя его возвращать прежнему хозяину.

Появляется п р и з р а к Ц и Ю н н я н я.

Э, вот и он явился.

Ц и. На безлюдной окраине в диком поле одиноко и страшно, вот я и пришел без приглашения пригубить вина.

П е с. Уходи.

Ц и. Мы ведь с тобой родственники, твой сын женат на моей дочери.

П е с. Что верно, то верно, женат, и внук у меня уже есть. Да только мы хоть и сородичи, но не знаемся друг с другом.

Л и (остолбенев). Пес, с кем ты это?

П е с. Пей, не обращай на него внимания!

Л и. Да на кого?

П е с. На Ци Юнняня.

Л и. Я как раз о нем собирался сказать…

Ц и. Подумайте…

П е с. Не перебивай! Говори, брат Ли!

Л и. Если он и впрямь еще… ну, в общем, так сказать, если вдруг явится, пусть сидит с нами, как равный с равными.

Ц и. Вот видите? (Шумно усаживается.)

П е с. Пошел, пошел, не пачкай землю, на которой сидишь!

Л и. Ну, так нельзя, твои взгляды устарели.

П е с. А как можно? Угощать его твоим вином, что ли?

Л и. Теперь другие времена, налей ему, да и все.

Ц и. Слышал? (Протягивает руку за рюмкой.)

П е с (берет из рук Ли рюмку с вином и выплескивает ее в лицо Ци). Вот тебе, на, пей! И не мечтай быть с нами на равных, никогда не признаю тебя своим сородичем, никогда!

Пес и Ци сцепились в драке.

Л и. Пес, что с тобой? Пес… (Тянет, пытается оттащить его.) Чэнь Хэсян, уймись же, я привел тебе лошадь.

П е с. Лошадь? (Дико хохочет.) Ха-ха, ты все дурачишь меня, то наболтал, что во всех домах электричество, телефоны будут…

Л и. На сей раз не дурачу, Хризантему тебе привел, точно, как пить дать.

П е с. Не надо мне. А потом опять придешь с вином и отберешь ее у меня.

Л и. Нет, теперь это невозможно.

П е с. А вдруг?

Л и. Ручаюсь.

П е с. А кто может поручиться за тебя?

Ц и. Ах ты, дубина стоеросовая!

П е с. Заткнись!

Л и. Знаешь, старик, если кто-нибудь опять принесет нам грязь и ложь, я тоже уйду, не стану пахать землю, пусть подыхают с голоду! Э, к слову, о земле, участок «тыкву-горлянку» вернут тебе.

П е с. Правда?

Л и. Разрази меня гром, если обману.

Слышится конское ржание.

П е с. Хризантема? Моя Хризантема, детка, где ты?

Л и. Привязана к дубу у холодного родника.

Ц и. У холодного родника, на привязи, на привязи…

П е с. Катись! Я десять тысяч лет не вспомню о тебе!

Ц и Ю н н я н ь исчезает в темноте.

Сперва напою ее, пусть всласть попьет чистой проточной воды… попьет. (Счастливый, убегает.)

В горах раздается звонкий крик: «У меня есть лошадь…»

Через минуту появляется П е с. В руках он держит корчагу с водой, недоверчиво рассматривает свое отражение в чистой воде. Тихо идет. Л и В а н ь ц з я н за его спиной.

(Тихо.) Пес, Чэнь Хэсян, старина, у тебя не осталось на голове ни одного черного волоса! Во что ты превратился, белый как лунь! Брат Ваньцзян, ты ли это? Лицо — как древесная кора. Тебе, должно… за сорок?

Л и (с горьким смешком). Эх, полных шестьдесят стукнуло!

П е с. Тебе шестьдесят! Я старше тебя на круг, значит, мне семьдесят два, а? Господи…

Л и. Господу нет дела до этого.

П е с. Ох, Яньван…

Л и. Иди ты со своим Яньваном! В школьных учебниках сказано, таков закон природы.

П е с. О матерь-природа, сделай так, чтоб я скинул тридцать или хотя бы двадцать лет, чтоб я мог собраться с силами и заработать сразу десятью мотыгами. И если я не одержу верх над Ци Юннянем и не заполучу в руки его коробку с печатью, если не распашу огромное поле в сотни му, то пусть я навсегда сгину с головой в этом холодном источнике!

Л и. В голове у него так и не прояснилось. (Громко.) Старик, сейчас тоже не поздно поработать!

П е с. Верно, у меня ведь есть еще сын и внук. Когда их руки научатся пахать и сеять, мотыжить и пропалывать поле, провеивать зерно, они станут хлебопашцами. Я должен сейчас же обучить их всему. Необученную лошадь нельзя запрягать в оглобли.

Л и. Самое время сева, в «белые росы» рано, в «холодные росы» поздно…[65]

П е с. Да, сейчас как раз время сеять яровую пшеницу…

Л и. Отвяжи лошадь, навьючь на нее свои пожитки, и идем домой, старик. Сын, внук и невестка ждут не дождутся тебя.

П е с (с удовлетворением). Идем! Сын, внук, невестка, Хризантема, дом… (Вспомнив что-то, задумчиво.) А мать Хуэра, мать моего сына? Ушла на базар? (Качает головой.) Что-то не так… брат Ваньцзян!

Л и. Что «не так»?

П е с. Скорей вернемся в деревню! Я должен найти мою Цзиньхуа, мою Цзиньхуа. Живую или мертвую. Она полвека делила со мной горе и усталость, я должен воздать ей за все.

Л и. Так ты… не забыл ее?

П е с. Как забыть… жена ведь…

Л и. Что ж, вернемся домой, и я расскажу тебе о ней.

Время от времени раздается конское ржание. При тусклом свете виден дом — старый, облупленный. Слышно, как притормозила машина.

Входят Ч э н ь Д а х у и Ц и С я о м э н. Оба в приподнятом настроении.

Д а х у (обернувшись, громко). Эй, товарищ, спасибо, что подвезли.

С я о м э н. Набегалась по городу, с ног валюсь от усталости.

Д а х у. Изнеженная барышня Ци, иди-ка скорей к сыну.

С я о м э н. Знаю, знаю, что ты в нем души не чаешь.

Вбегает С у Л я н ь ю й.

С у. Увидел машину и сразу догадался, что это вы приехали, а то я уж начал волноваться. Невестка, твой Лунлун прекрасно играл, мальчуган не по годам развит, знает счет до пятисот…

С я о м э н. Спасибо, что присмотрели за ним.

Д а х у. Ну как дела с бульдозером?

С у. Завтра будет. А что нового с контрактом по сбыту?

Д а х у. Контракт подписан, на три тысячи тонн.

С у. В этом году все контракты на тысячи, десятки тысяч. Деньги мы с тобой загребем немалые, если дело выгорит.

Д а х у. Что это, пустяки по сравнению с барышами доломитовой мастерской в деревне Даванчжуан.

С у. Вы увидите, я не только в брадобреи гожусь, я еще вам покажу!

Д а х у. А вот дядя Ваньцзян все колеблется, ни туда — ни сюда.

С у. Он-то? Кто ж его не знает, про него и куплет сложили: «Ли Ваньцзян наш сед и стар, в жизни бедность лишь признал. Получить в руки серебряный слиток для него хуже самых лютых пыток». Да, твоего дядю Су не сравнить ни с твоим отцом, ни с Ваньцзяном, у меня ум не такой неповоротливый, как у них, вот в чем вся штука.

С я о м э н. Ну известно, если б не ум, разве б вы столько добра нажили?

С у. Невестушка, не подтрунивай надо мной. Теперь я тоже о своей выгоде пекусь. У нас с вами общее дело, до гробовой доски будем вместе, я подумываю стать хозяином скромного двора с годовым доходом в десять тысяч юаней. Ладно, пойду к нашим местным властям за торговым патентом на доломитовую мастерскую.

Д а х у. Дядя Су, на обратном пути зайди, выпьем по рюмке и заодно обсудим начало работ.

С у. Обязательно зайду. (Уходит.)

Д а х у (мягко). Передохни, Сяомэн.

С я о м э н. Хи-хи… А помнишь ту городскую девицу в короткой юбчонке с голыми руками и ногами, ну не потеха, а? Хотя вроде бы удобно, прохладно и материала идет мало.

Д а х у. В этом и заключается прогресс, завтра же купи и себе такое платье!

С я о м э н. В деревне-то ходить! Батюшки, да со страху все попадают!

Д а х у. А ты на них ноль внимания, главное, чтоб мне нравилось.

С я о м э н. Да ну тебя!

Д а х у. А ты видела, как они по улицам прошвыриваются, так вот возьмутся за руки и болтают… (Обнимает Сяомэн за плечи.)

С я о м э н. К таким нежностям мы не привыкли.

Д а х у. У-у, феодалка…

Входит Ф э н Ц з и н ь х у а.

Ф э н (робко). Даху, мальчик…

Д а х у (не зная, как обратиться). …тебя!

С я о м э н (радушно). Тетушка Фэн, милости просим.

Ф э н. Спасибо. Вы тут вдвоем? Дом-то совсем разваливается. Верно, давно не ремонтировали.

Д а х у. Кирпичи отваливаются — того гляди, рассыплется.

Сяомэн подает на подносе «редкой гостье» финики.

Вы пришли…

Ф э н. Я пришла к твоему отцу.

Д а х у. А он все на склоне Фэншуй, уже несколько лет не был дома.

Ф э н. Твой дядя Ваньцзян повел ему сегодня в подарок лошадь.

Д а х у. Лишние хлопоты.

С я о м э н (предостерегающе). Даху!

Д а х у. Конечно, лишние, все равно что лечить живот глазными каплями!

Ф э н. Зачем ты так говоришь? Лошадь — это забота его по хозяйству, его надежда, увидит ее, кто знает, может, разум вернется к нему.

Д а х у. Все равно не вернется, а вернется, так старик только мешать будет, не даст мне развернуться…

Ф э н. Не говори так, Даху. Ему трудно пришлось, нелегкая была у него жизнь. Мне хочется, чтоб хоть последние свои годы он прожил с ясной головой, увидел вашу семью, этот дом, ясными глазами еще разок посмотрел на меня. Ах, сынок, я так виновата перед тобой и отцом!

Д а х у. Что ты… мама!

С я о м э н (плача). Мой отец… если б он дожил до этих дней, как было бы хорошо.

Д а х у. Ну вот, и ты туда же!

Слышно конское ржание. Быстрым, бодрым шагом входит П е с.

С я о м э н (горячо, кидаясь к нему). Отец!

П е с (громко). А, доченька, прибери поживей восточный флигель и поставь там кормушку, я поживу пока там…

Фэн не успела спрятаться, порывается что-то сказать.

(Взглянув на Фэн, меняется в лице.) Сынок, а твоя мама все еще на базаре, не вернулась?

Д а х у. Нет.

Ф э н (в страшном замешательстве). Как здоровье?..

П е с. Ты… сестра Ваньцзяна? Ну спасибо тебе, спасибо… Ваньцзян уже дома, иди.

Ф э н. Можно я вместе с Сяомэн приведу в порядок флигель… для лошади?

П е с. Нет, не надо, Сяомэн, подойди ко мне. Скажи, ты помнишь прежнее расположение дома?

С я о м э н. Нет, но я помню, как папа описывал наш дом: вход в дом через многостворчатую дверь, войдешь через нее во внутренний дворик, там с одной стороны куст сирени, с другой — чан с лотосами…

П е с. Верно, все так!

С я о м э н. Прямо — большой зал, по бокам — поменьше.

П е с (мечтательно). Точно, точно так! Потом, когда дом поделили и заново перестроили, нам досталась эта его часть. Дом — лицо хозяина; главное, иметь дом, а потом уж можно и о дворике подумать. Ну что, Ху, есть ли у тебя силенки?

Д а х у. Что ты задумал?

П е с. Как «что»? Если они, эти Ци, сумели разбить здесь сад, то что же мы, Чэни, хуже их, даром хлеб едим, что ли?

Д а х у. Да нет, разумеется! Что за бред!

Ф э н. Даху, не смей так разговаривать с отцом!

Возвращается С у Л я н ь ю й, держа в руках рамку с торговым патентом.

С у. А, никак старик вернулся!

П е с (грубо). Пришел купить у тебя землю!

С у. Похоже, он еще не совсем пришел в себя.

Ф э н. Су, пожалуйста…

С у. Ба-а. И ты здесь?

Ф э н. Узнала, что он вернулся, и пришла проведать, Не думала, что все не в себе, не признает меня.

С у (облегченно). Ну тогда можно говорить без околичностей. Патент на торговлю у нас в руках, теперь, когда создадим мастерскую, вы, муж и жена, будете официальными помощниками управляющего, хорошо бы и вашему дядюшке Су тоже занять какую-нибудь подобающую должность! Что ж, скоро придет бульдозер, дом снесут и начнутся земляные работы.

П е с (подскочив). Что? Снесут дом? Вы хотите перевернуть все вверх дном, хотите снести дом?

С у (пытаясь уговорить). Тут, значит, вот в чем дело, дом разваливается, понимаешь, ты постарел, и он тоже постарел! Снесут дом, твоя жена Цзиньхуа вернется с базара…

П е с (другим тоном, печально). Она больше не вернется. Мне соседка сказала, когда я привязывал лошадь к финиковому дереву. Эх, старина Су, всю жизнь ты морочил мне голову!

Входит Л и В а н ь ц з я н.

Л и. Старик, идем ко мне, поговорим по душам. (Удивленно, к Цзиньхуа.) И ты здесь?

П е с. Брат Ли, забирай свою сестру. Моя Цзиньхуа, мать Даху, больше не вернется. Если она стала бессмертной — построю ей часовню, если духом — вырою могилу прямо в своем сердце! Но вы, вы не можете истреблять все подряд, послушай меня, деревенский староста! Если и ты стакнешься с ними и вы разрушите мой дом, я умру с горя!

Д а х у. Отец!

П е с. Нет у тебя отца! Ты давно забыл своих предков!

Д а х у. Не забыл, отец. О прадеде я ничего не знаю, о деде слышал, что из-за двух му земли он съел щенка живьем и умер, ты вон тоже помешался из-за земли. И все ради чего? Ради того, чтобы разбогатеть. Так вот, теперь твой сын будет богатым.

П е с. Ты-то разбогатеешь? Тьфу тебе! Я с малолетства, бывало, под Новый год в пятую стражу[66] возьму корзину и иду собирать навозные лепешки, а у тебя небось кишка тонка! Полюбуйтесь, во что вы превратили наш двор, изгадили так, словно здесь волка с тигром потрошили. А куда девалась, скажи, каменная приступка у входа?

Д а х у. Отец, мы строим мастерскую, закладываем фундамент…

П е с. Мастерская, мастерская, что она тебе, дороже отца, что ли? Что за поганое нутро у тебя! Почему не навалишься на землю, разве забыл, что земля родит золото? Ничего ты, сукин сын, не понимаешь!

Д а х у (терпеливо разъясняет). Папа, посмотри, как удобно расположен наш дом: перед домом проходит дорога, прямо за нами — доломитовый склон. Взгляни на этот белый как снег первоклассный строительный материал. Ему цены нет, иностранцы широко используют доломит в строительстве, со сбытом у нас не будет проблем, сколько ни предложи, все возьмут. Затраты на его добычу и обработку небольшие, камень быстро превращается в деньги. Ну нельзя же, пойми, всю жизнь молиться на этот дом и зарабатывать только землей!

С я о м э н. Да притом несколько му оставшейся земли вы без труда засеете и своими руками. А не справитесь — не беда, наймем за деньги работника. Когда снесут дом и построят мастерскую, здесь при входе мы сделаем маленькую пристройку-проходную, весной и зимой, когда вы будете свободны от полевых работ, станете проверять пропуска, сидеть у телефона, можно разводить цветы, ухаживать за лошадью. Вы будете получать двойную зарплату и ежемесячную премию.

П е с. Эх, правду говорят, в одной семье — все в одну дверь ходят, муж и жена — из одного дерева вальки! Что ж вы, изничтожить меня решили, выставить за дверь? Эх, Даху, твой отец под дулами пистолетов собирал урожай, мать поплатилась за урожай жизнью, ради кого, спрашивается? Знал бы, что из тебя такой выродок получится, прикончил бы в материнской утробе! Ты тоже хороша, невестка, у-у, сколько в тебе на поверку ехидства! До сих пор верна обычаям своей семейки. (Громко.) Ци Юннянь…

Появляется п р и з р а к Ц и.

Ц и. Я здесь.

П е с. Вот оно, твое чадо!

Ц и. У дракона родится дракон, у феникса-феникс.

П е с. Это твое худое семя.

С у. Ну вот опять заговаривается!

П е с (призраку Ци). Все твои козни! Открыто не смог, так ты исподтишка подослал свою дочь, чтоб разрушила мой дом! А дом-то достался мне кровью и потом, новое общество дало его мне. Ли Ваньцзян, будь свидетелем, и ты, цирюльник, тоже, и еще ты (к Фэн Цзиньхуа), тетушка, скажите вы все, легко ли мне это досталось? Можно ли теперь все нажитое пустить по ветру?!

Д а х у. Отец, дом уже продан!

П е с (остолбенев). Продан?

Д а х у. Ты болел, нужны были деньги на уколы, лекарства, в недород мы еле кормились, пришлось продать дом — вернуть долги.

П е с. Кому продал?

С у. Мне.

П е с (мотает головой, топает ногами). Су, ты ж мой брат, мы с тобой пили воду из одного колодца. Когда-то я купил у тебя землю, теперь ты — мой дом… за сколько?

С у (наобум). За три даня кунжута! Ах нет, по другой цене… короче, завтра перепишут на мое имя…

П е с. Завтра? (Умоляюще.) Староста, скажи, ты в ответе за это или нет?

Л и. Да ни за что я не отвечаю! Старик, ты только-только вернулся в деревню и еще не знаешь, что нынче особенное время, когда никто никого не слушает. В деревне несколько сотен жителей, и все как один — умельцы, только я — неумейка. Ох, брат, я кругом виноват перед тобой, не скажу про другое, но с домом помочь тебе не могу, не отвечаю за это, это вне моей власти. Придется тебе обратиться к новому старосте!

П е с. Ты же партиец, разве ты уж не хозяин?

Л и. Завтра ухожу с должности.

П е с. Дите плачет, а мать его с рук гонит?

Л и. Староста имеет теперь больше власти, чем партиец, он примет меры.

С у. Зря не ходи, я только что оттуда, приехали два японца, староста как раз принимает их.

П е с. Что, что? Новый староста тоже продался? Крышка, конец…

Д а х у. Отец, успокойся! Мы будем кормить и поить тебя, готовить твои любимые кушанья, ухаживать за тобой, слушать тебя, ну хочешь, будем приносить тебе жертвы, как святому?

П е с. Ты станешь послушным сыном? Будешь слушать меня?

Д а х у. Да.

П е с. И не снесешь этот дом?

Д а х у. Когда развалившаяся телега загораживает дорогу, надо ее убрать.

П е с (с силой ударяет его). Предатель!

Немая сцена. Свет гаснет.

Дом. Слышен звонкий смех Сяомэн, раскатистый бас Даху. Декорации первой сцены. П е с и Ц и Ю н н я н ь.

П е с (зажигая факел). Завтра, завтра… у вас одно «завтра», у меня — другое…

Ц и. А у меня нет никакого «завтра», зато у моей дочери оно будет!

П е с (заметив Ци). Сгинь, не хочу видеть тебя!

Ц и (бормочет). После «сегодня» настанет «завтра», завтра будет шум… (Отступает в тень.)

П е с. Завтра будет шум, шум… (Дико вскрикивает.) Дом, мой дом! (Подносит к дому горящий факел.)

Сильная вспышка огня осветила Пса, стоящего перед домом на коленях.

Дом охвачен огнем. Крики, шум мотора — все смешалось. Слышны голоса: «Бульдозер прибыл!», «На помощь! Пожар!». Входят Д а х у и С я о м э н, только что выбравшиеся из огня.

Д а х у. Где отец?

С я о м э н. Ушел.

Д а х у. А лошадь?

С я о м э н. Увел с собой.

Д а х у. Вы с дядей Ляньюем скорей тушите огонь, бульдозер ни минуты не должен простаивать.

С я о м э н. А ты?

Д а х у. Я иду за отцом. (Быстрым шагом уходит.)

С я о м э н. Куда?

Издалека раздается голос Даху: «На склон Фэншуй…» Пожар затухает. Рокот мотора. На сцену торжественно въезжает бульдозер.

З а н а в е с.

Перевод В. Аджимамудовой.