Современная португальская новелла

Угроза _{Перевод А. Сиповича}

Фаррепаш протянул руку к дверному молоточку и три раза легонько постучал. Дверь тотчас приоткрылась, и появившаяся на пороге женщина спросила:

— Что вам надо?

— Я хотел бы поговорить с сеньором Жулио. Он дома?

Женщина недоверчиво оглядела пришельца и, убедившись, что вид у него вполне приличный, ответила:

— Да, сеньор. Он на току, смотрит за молотьбой.

— В таком случае передайте ему, что пришел Фаррепаш, сельский староста из Алжейро, хочет кое о чем поговорить с ним.

Женщина оставила Фаррепаша за дверью и скрылась в глубине коридора. Через несколько минут она вернулась и пригласила его войти.

— Сеньор Жулио сказал, чтобы вы шли на ток. Я вас провожу.

Они прошли по длинному и темному коридору, мимо сырых, дурно пахнущих каморок, миновали кухню, веселую, залитую солнцем, и вышли наружу. К шуму молотилки, работавшей на току, примешивались ритмичные выхлопы мотора. Жулио Субида, расставив свои сильные ноги, смотрел, как идет молотьба, и время от времени покрикивал на работников, следивших за выходом зерна. Заметив Фаррепаша и поздоровавшись с ним, он спросил:

— Что привело тебя ко мне, Фаррепаш?

Тот, теребя толстыми пальцами поля шляпы, смущенно поклонился.

— Я пришел, начальник, поговорить о моей дочери.

— Значит, у тебя есть дочь, Фаррепаш?

— Есть, сеньор. Она учительница, и ей бы хотелось получить работу в Мате.

— Не знал, что у тебя есть дочка. Думал, одни мальчишки.

— Она самая старшая, скоро двадцать будет.

Субида закурил сигару.

— Ну, так чего же она хочет?

Фаррепаш снова затеребил шляпу.

— Она хочет получить место учительницы. Оно свободно, но получит его тот, у кого хватка покрепче.

Рассмеявшись, Субида взглянул в глаза Фаррепашу:

— А с аббатом ты говорил?

— Для чего, сеньор Жулио, для чего мне терять время на разговоры со святыми отцами, если я могу обратиться к тому, кто значит гораздо больше их?

— Ты прав. Дочка дала тебе прошение?

Фаррепаш вытащил из засаленного бумажника сложенный листок и протянул его Субиде.

— Вот. Она дала мне эту бумагу, чтоб я передал ее сеньору Жулио. Наверно, это и есть прошение.

— Сейчас посмотрим.

Субида пробежал глазами листок и, убедившись, что все в порядке, спрятал его в карман.

— Я этим займусь, можешь быть спокоен. Друзья для того и существуют, чтобы приходить на помощь.

Он отбросил недокуренную сигару и, вынув пачку сигарет, протянул ее Фаррепашу, сначала взяв сам.

— Не хочешь ли закурить?

— Нет, благодарю.

Субида размял сигарету, затянулся, выдохнул дым и, взяв старосту под руку, отвел его в сторонку.

— Ты хорошо сделал, что пришел ко мне, мне тоже нужно кое-что тебе сказать.

— Слушаю.

— Выборы на носу; надеюсь, ты и твои люди меня не подведете. В нынешнем году, по всему видно, борьба будет упорная…

Фаррепаш принял обиженный вид.

— Чтобы я и мои люди вас подвели?! Сеньор Жулио, наверно, плохо меня знает! Я ваш верный друг.

— Не обижайся, Фаррепаш, это я так, к слову. Я знаю, что ты мне предан. Поэтому и у меня ты всегда найдешь поддержку.

— Значит, договорились. А мои ребята пойдут, куда я.

— Хорошо, Фаррепаш. И не беспокойся: я сейчас же займусь твоим делом.

Фаррепаш поблагодарил Субиду и распрощался. Надо было еще побывать в поселке Алтариш-ду-Шан, что на склоне горы Ришуэйра. Тамошние виноградники славились на всю округу, а тамошнее вино, крепкое и густое, могло сравниться лишь с вином селорикской лозы.

Через некоторое время Амелинья Фаррепаш была назначена — как ей и хотелось — учительницей в Мате. Отец тотчас же побежал к Субиде сообщить радостную новость и поблагодарить за хлопоты. Субида, который ничего для этого не сделал, был немало удивлен, однако скрыл свое удивление и принялся расточать себе похвалы:

— А что я тебе говорил? Я в тот же день отправился к губернатору и рассказал ему о твоем деле. Он как раз собирался в Лиссабон и обещал передать прошение в министерство. Видимо, потолковал там с кем надо, и все устроилось. У меня всегда так: услуга за услугу, Я рассчитываю на твою помощь на выборах, а ты рассчитывай на меня, когда понадобится.

Фаррепаш снова рассыпался в благодарностях и пообещал:

— Можете всегда мной располагать.

— А девочка? Осталась довольна? — поинтересовался Субида.

— Она на седьмом небе. Еще бы! Будет получать три конто в месяц. Хотел ее привести с собой, чтобы она вас поблагодарила, но сеньор Жулио знает, каковы эти девчонки: от стеснения словно воды в рот набирают, будто и не учились ничему. Отцу хвалиться негоже, но прямо скажу, моя Амелия — настоящее сокровище, такую девушку не часто встретишь.

— А я вот ее не знаю… Когда придешь в следующий раз, приводи с собой — хочу с ней познакомиться.

Фаррепаш простился и отправился за дочерью, чтобы проводить ее в школу. Шли рядышком, разговаривали, и Фаррепаш сказал, что Субида хотел бы с ней познакомиться. Амелия внимательно слушала отца, и так, почти незаметно, они дошли до Маты — местечка тихого, где стояли высокие, с густой листвой деревья и бежали неторопливые ручейки среди светлой гальки и песка. Школа была новая, хорошо оборудованная, с просторным двором, где детвора могла вволю бегать и играть. В классной комнате Амелинья прошлась между партами, села за одну из них и спросила школьного служителя:

— Сколько учеников в четвертом классе?

— Было тридцать семь. Не знаю, может, теперь столько не наберется. Занятий в школе уже давно нет, и, конечно, придут не все.

— С понедельника начнем. Вы сами известите родителей или мне написать?

— Не надо, я извещу. Как они вас ждали, ведь трудно дома с детьми…

Отец с дочерью возвращались уже под вечер. От ноябрьского холодка вздрагивали деревья, и у виноградников был заброшенный, печальный вид… Один за другим падали листья, покрывая черную утоптанную землю золотым ковром.

— Значит, сеньор Жулио хочет со мной познакомиться? — приблизившись к отцу, тихо спросила Амелинья.

Аббату не понравилось, что назначили новую учительницу, не спросив его мнения. За последние двадцать лет он привык к почтительному вниманию и гневался, если не испрашивали его согласия, и вовсе не потому, что имел кого-то на примете, — просто считал, что его должны выслушать. И в довершение всего новая учительница даже не явилась к нему. Уж не полагает ли она, что залетела слишком высоко, чтобы удостоить его такой чести? Да кто она такая? Дочь Фаррепаша, сельского старосты в Алжейро, подручного Жулио Субиды. Подумаешь, важная птица этот Фаррепаш! Что он о себе воображает? Трактирщик, занимается всякими грязными делишками, половик, о который Субида вытирает сапоги, когда они оказываются замаранными. Но с ним, аббатом, надо быть поосторожнее: у него тоже есть свое тайное оружие, он не позволит собой пренебрегать и, если потребуется, заставит уважать себя.

Аббат прождал несколько дней, но новая учительница так и не явилась к нему на поклон. Когда уже истекла вторая неделя, он решил сам с нею встретиться и выразить свое неудовольствие. Удобный случай представился: он увидел ее на школьном дворе среди учеников.

— Итак, сеньора учительница, я ждал, что вы явитесь ко мне. У нас здесь такой обычай: новая учительница всегда посещает приходского священника и представляется ему.

Амелинья смутилась, покраснела до корней волос, она никак не ожидала, что такой будет ее первая встреча с аббатом. Растерявшись от упрека, она пробормотала:

— Я не знала, что здесь такой обычай.

— Да, таков обычай, и мне не нравится, что вы его нарушили.

— Если бы я знала, я обязательно пришла бы, — снова пробормотала Амелинья.

Увидев ее смущение, аббат продолжал:

— Впервые за двадцать лет новая учительница не пришла ко мне. До сих пор являлись все, свидетельствовали свое почтение и уходили, а если не заставали меня, оставляли записку и уходили той же дорогой. Вот как поступают воспитанные люди.

Амелипья сгорала от стыда. У нее было такое чувство, словно ее на глазах учеников раздели донага и высекли розгами. Побледнев от гнева и волнения, она сказала:

— А как поступают невоспитанные? Разве не следует приветствовать того, кто приехал? По-моему, именно так надлежало поступить сеньору аббату — ведь приехала я. И почему сеньор аббат сам не зашел ко мне в школу, как он это сделал сейчас, а ждал, когда я приду к нему?

— Я проходил здесь случайно, — прервал ее аббат.

— Случайно или намеренно, но вместо того, чтобы учить меня хорошим манерам, не лучше ли было прийти и узнать, все ли у меня в порядке и не нуждаюсь ли я в чем-нибудь?

— Вот это да, — вырвалось у аббата.

— Да, именно так поступают хорошо воспитанные люди. Это вы, сеньор аббат, должны были ко мне прийти. И если мои предшественницы приходили к вам, значит, у них не было других дел. А у меня они есть. Всего хорошего, сеньор аббат.

И Амелинья повернулась к нему спиной. От обиды на ее черных глазах выступили слезы. Чрезвычайно рассерженный, аббат пошел прочь и уже издали пригрозил:

— Ишь какая прыткая! Я должен являться к ней на поклон, чего захотела… Посмотрим, как ты у меня запоешь, недаром я прослужил в Мате двадцать лет…

А еще через некоторое время Амелинья без всяких объяснений была освобождена от обязанностей учительницы. Она не знала за собой никаких проступков и сразу заподозрила, что это происки аббата. Несомненно, его рук дело. Наверно, опорочил ее перед начальством, а начальство, не утруждая себя проверкой, уволило ее. Амелинья поговорила с отцом, оба вспомнили о Субиде и решили обратиться к нему. Но Фаррепаш пойти не смог: лежал больной гриппом, с высокой температурой и даже бредил.

— Как ты считаешь, мама? Пойти мне одной?

— Конечно. Субида еще никого не съел.

И Амелинья отправилась одна. Миновала поля, сейчас пустые, покрытые лужами после зимних дождей, и вышла на дорогу, ведущую к решетчатым воротам усадьбы Субиды. На площадке перед домом тоже были лужи, напоминавшие маленькие озерца, в которых отражались голые деревья и серые стены. Амелинья взялась за дверной молоточек и громко постучала. За стеной залаяла собака. Служанка тотчас открыла и, узнав, что пришла дочь Фаррепаша, пригласила войти.

— Сеньор Жулио сейчас выйдет. Проходите сюда, в эту комнату, я ему доложу.

Но Субида появился не сразу. А войдя, окинул Амелинью взглядом с ног до головы, словно оценивал животное. Перед ним была изящная девушка, с правильными чертами лица и стройной фигурой, обтянутой хорошо сшитым платьем с глубоким вырезом. Черные влажные глаза, полный и яркий рот, словом, лакомый кусочек…

Субида пригласил ее сесть.

— Итак, ваш отец не пожелал прийти?

— Он болен, сеньор Жулио. У него грипп.

— Я тоже болел. Сейчас в нашем приходе много больных гриппом.

Субида продолжал рассматривать Амелинью: ее грудь, гибкую талию, округлые бедра, стройные, крепкие ноги… И остался доволен. Как это у Фаррепаша, неотесанного мужлана, могла родиться дочка, красивая, как настоящая сеньора?

— Что вас ко мне привело? — спросил он, кончив осмотр.

Амелинья рассказала о столкновении с аббатом, о том, что она уволена, и о своих подозрениях. Она не знает за собой ничего такого, что могло бы оправдать наказание, которому ее подвергли.

— Значит, вы полагаете, что это аббат добился вашего увольнения?

— Точно не знаю, — осторожно сказала Амелинья, — но не вижу, кто бы еще мог это сделать.

— Если это действительно он, ему дорого придется заплатить за это, пусть только немного подождет.

Улыбка осветила невеселое лицо Амелиньи.

— Вы думаете, меня восстановят? — спросила она.

— Я в этом уверен. И в самом скором времени.

Они поговорили еще немного, затем Субида поднялся, Амелинья тоже, и они оказались лицом к лицу. У Субиды вдруг возникло дерзкое желание заключить девушку в объятия и поцеловать. Амелинья определенно ему понравилась: красивая, приветливая. Со временем она будет ему принадлежать. Пока же он лишь нежно пожал ей руку, Амелинья смутилась и вышла. Проводив ее до двери, Субида на прощание пообещал:

— Я займусь вашим делом сегодня же. Вот увидите: все уладится очень скоро.

В тот же вечер Субида поехал к аббату. Выйдя из машины, он постучал, но никто не откликнулся. Глубокая тишина царила вокруг, и от нее ночной мрак казался еще гуще и ближе мерцание звезд. Только после того, как Субида постучал в третий раз, в доме открылось окно, и в нем показалось лицо испуганной женщины.

— Кто там?

— Сеньор аббат дома?

— Да, он дома, но уже лег.

— В таком случае скажите ему, чтобы он встал, мне надо с ним поговорить.

— Но сеньор аббат собрался спать. Так поздно он никого не принимает.

— Скажите ему, что с ним хочет говорить Жулио Субида. Да поживей вытаскивайте его из кровати, мне здесь холодно, — не отступал Субида.

Аббат не заставил себя ждать и появился в окне в наброшенном на плечи халате и ночном колпаке.

— Ну-с, аббат, в чем провинилась учительница? — резко спросил Субида.

— Это вы, сеньор Жулио? Как ваше здоровье? Не угодно ли войти?

— Я тебя спрашиваю, аббат: в чем провинилась учительница?

— На дворе ужасный холод. Будет лучше, если вы войдете в дом. — И, повернувшись к служанке, аббат распорядился: — Франселина, поди открой сеньору Жулио.

— Довольно болтовни, аббат. У меня к тебе один вопрос: в чем провинилась учительница?

Аббат ответил не сразу. Он неуверенно откашлялся, поплотнее запахнул халат.

— Я тут ни при чем, сеньор Жулио.

— Не лги, аббат!

— Я с ней разговаривал всего один раз. Совсем ее не знаю…

— Ты оклеветал ее, аббат.

— Я, сеньор Жулио?

— Да, ты, аббат.

Аббат платком вытер проступивший пот.

— Хочешь, чтобы я отправился к архиепископу и рассказал ему то, что мне про тебя известно? — пригрозил Субида.

— Что именно, сеньор Жулио?

— Думаешь, я о тебе ничего не знаю?

— Но, сеньор Жулио…

— Хочешь оказаться в Баррозе?

— Нет, не хочу, сеньор Жулио.

— Тогда постарайся исправить то, что ты сделал. Даю тебе неделю. Если к концу этого срока учительница не будет преподавать в школе, я отправлюсь в Брагу и не успокоюсь до тех пор, пока тебя не переведут в Баррозу.

Не прошло и недели, как Амелинья была восстановлена на работе. Узнав об этом, Субида явился ее поздравить. Но думал он о другом, когда пожирал ее взглядом; так ненасытный хищник подстерегает удобный случай, чтобы схватить добычу, которая уже почти в его власти.