© Рокачевская Н. В., перевод на русский язык, 2025
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2026
Посвящается НВИ
Брук не помнит первый день в этом доме, но никогда не забудет, как ее схватили.
В тот летний день в Портленде солнце согревало ей спину. Небо напоминало сливочное мороженое. Она была в серой юбке-карандаш и черных босоножках на завязках. Легкий ветерок играл с оборками на белой блузке без рукавов, щекоча плечи. К бедру прижималась сумка «Луи Виттон», которую Брук точно не могла себе позволить, но опустошила кредитную карту, чтобы произвести хорошее впечатление на новой работе.
Обычно Брук носила волосы распущенными, но из-за жары к концу рабочего дня решила собрать их в маленький хвостик. Она совершенно сливалась с толпой и все эти долгие годы думала, не потому ли он выбрал именно ее. Решил, что ее исчезновения никто не заметит. Но хотя внешность у нее была ординарной, рост средний, а вес слегка выше желаемого, она находилась в лучшей своей форме.
Тридцать лет, недавно развелась, жила в квартире с овдовевшей матерью и совместно с бывшим воспитывала малышку. После долгих лет работы девочкой на побегушках или фриланса, за который слишком мало платили, Брук наконец-то получила работу мечты в газете «Орегонцы». Она была готова к чему угодно.
К чему угодно, кроме него.
Он сел рядом с ней на скамейку автобусной остановки. Ничего необычного. Примостился на другом конце скамейки, словно принимая негласные правила рассадки. Брук вставила наушники и включила аудиокнигу. Какой-то детектив о семейных дрязгах. Когда подошел автобус, уже стемнело, и они с этим типом одновременно пошли к открывающимся дверям. Он жестом предложил Брук пройти первой, но не улыбнулся. Лицо заросло щетиной, словно он не прикасался к бритве несколько дней, а глаза покраснели. Брук показалось, что он, возможно, под кайфом. В конце концов, в Орегоне торчки встречаются на каждом шагу.
В автобусе было полно народа, поэтому Брук села на первое попавшееся место в середине салона. Она сменила босоножки на каблуках на удобные балетки и сунула их в большую сумку. Детектив набирал обороты, и Брук, уставившись в окно, погрузилась в сюжет, забыв о том мужчине. Автобус то и дело останавливался в привычном ритме поездки домой. Последние пассажиры выходили вместе с ней, и Брук уже знала большинство из них – обычная ежедневная рутина.
Небритый мужчина со скамейки вышел на ее остановке первым. Он заранее пересел на место поближе к передней двери. На улице он щелчком открыл зажигалку «Зиппо» и замер, чтобы прикурить.
Брук заметила это – любая женщина, находясь одна в темноте, следит за незнакомыми мужчинами поблизости. Не из страха или беспокойства. Не в тот момент. Скорее чтобы держать ситуацию под контролем и создать буфер между собой и опасностью, если понадобится. Брук предстояло еще немного пройти до своей небольшой квартиры, но, если она будет внимательна, ничего не случится.
«Главное – успеть домой к Джесси, чтобы искупать ее и уложить спать».
Днем малышка оставалась с бабушкой, но, получив место в газете, Брук возвращалась домой все позже и позже. Да, это была работа ее мечты, но любая новая работа требовала времени, чтобы освоиться, и в ее случае этот процесс был непростым. Она задерживалась допоздна, чтобы каждый новый день начинать с чистого листа.
Знакомые пассажиры разошлись кто куда, и Брук тоже пошла домой сквозь облако никотина, оставленное тем мужчиной. Он не был похож на человека, возвращающегося с работы, ну и что? Он выглядел слегка неопрятно, и она никогда раньше не видела его в автобусе, но это же не повод для страха. Тем не менее она выключила аудиокнигу, чтобы не терять бдительности.
Вскоре на фоне мягкого постукивания балеток Брук по тротуару сзади раздались тяжелые шаги. У Брук подскочил пульс. Неужели это он? Она оглянулась через плечо, делая вид, будто поправляет сумку, чтобы это не выглядело так очевидно. Даже в темноте она поняла, что это он. Неужели и правда ее преследует?
Они были одни в тихом и глухом уголке города, только издалека доносились автомобильные гудки. Позади них на оживленной улице, где остановился автобус, горели фонари. Но чтобы добраться домой, Брук надо было идти в другую сторону, углубиться в темноту.
Внутри забили тревожные колокола, обострив все чувства. Она осмотрела открытые магазины на случай, если понадобится нырнуть в один из них.
В груди нарастала паника, и Брук уже не могла ее игнорировать, поэтому зашла в маленький бар, чтобы пропустить мужчину вперед. Она больше не могла выносить его присутствия за спиной. Она смотрела, как он неспешно проходит мимо, словно даже не заметив ее.
Какое облегчение!
«Я сама себя накрутила. Просто разыгралось воображение».
Через несколько минут Брук вышла из бара, но тот мужчина никуда не делся – изучал стенд с газетами как раз там, где ей нужно было пройти. Он бесстрастно взглянул на нее и вернулся к своему занятию. Он увидел ее, но, по правде говоря, все еще не давал реального повода для страха. Просто шестое чувство. Которое, возможно, было совершенно беспочвенным. Но тем не менее Брук не терпелось попасть домой к Джесси, она была измотана после работы и плохо соображала.
Брук решительно направилась в его сторону, чтобы пройти мимо, и, когда была всего в десяти шагах, он тоже пошел вперед в том же ритме.
И снова ее охватило облегчение. По крайней мере, он шел впереди. Теперь она могла контролировать дистанцию, поэтому продолжала замедлять шаг, чтобы увеличить ее.
Через два квартала мужчина свернул налево, в освещенный переулок.
Плечи Брук, поднявшиеся до самых ушей, расслабились. И правда, всего лишь разыгралось воображение. Проходя мимо того места, где он свернул, она заглянула в переулок, чтобы посмотреть, как далеко он ушел.
Его там не было.
Ну и ладно. Может, он работает в ночную смену в каком-то из тех ресторанов и зашел через черный ход. Вход для персонала. Откуда ей знать о его планах на вечер?
Но она все равно ускорила шаг.
«Ничего страшного, все в порядке», – подумала она, но ее нервная система вопила, что невидимая угроза гораздо хуже той, что была на виду.
Учащенное сердцебиение отдавало пульсацией крови в ушах. Дыхание Брук стало поверхностным, горло стянуло. Но снова ее рассудок возражал телесным ощущениям. Нет никакой угрозы. Просто в автобус сел новый человек, вышел на той же остановке и двинулся в том же направлении. Как будто никто не имеет на это права. Глупо. Она ведет себя глупо и накручивает до панической атаки. Ведь мужчины уже нет.
И все же Брук сжала сумку и чуть не перешла на бег, пока не оказалась почти у своей квартиры на первом этаже. Оставалось только пройти мимо блока гаражей. Не сводя глаз с входной двери, она нащупала в сумке ключ. Изредка Брук позволяла себе оглядываться как бы невзначай, но не так, чтобы со стороны казалось, будто она растерялась и представляет собой легкую добычу.
Но Брук так и не прошла мимо гаражей.
Все произошло очень просто: рывок за хвост, огромная теплая ладонь, закрывшая рот, а затем укол в плечо. Последней ее мыслью было: «Вот и все. Вот так я и умру».
С тех пор прошло десять лет.
Закончив рассказывать Кинси о дне своего похищения, Брук подходит к окну и смотрит на лес.
Она знает, что сейчас август, потому что у них есть календарь. Она знает, что этот дом находится недалеко от орегонского побережья, потому что Митч однажды сказал ей об этом. Но с тех пор как Брук сюда попала, она отходила от дома всего на несколько шагов. Это максимально дозволенное расстояние.
Если, конечно, они хотят остаться в живых.
Брук не рассказала Кинси о своей дочери. Это еще кажется слишком болезненным, даже спустя десять лет.
Десять лет.
Возраст Джесси. Столько же лет девочка живет без мамы.
Что ее папа говорит Джесси об отсутствии Брук? Как Джесси сейчас выглядит? Брук все еще помнит ее малышкой.
«Но у Джесси хотя бы есть бабушка».
Бабушка будет рядом с ней, насколько позволит Йен. А вот Брук рядом не будет. Ей ни за что не сбежать отсюда. Но оставаться в живых – это своего рода акт неповиновения тому, что у нее отобрали привычную жизнь. Это не надежда. Брук точно знает, что такое надежда, и она мертва. Надежды нет.
Кинси сидит на полу, играя с куклами, и не смотрит на Брук. Если они не смотрят друг другу в глаза, похититель не знает, что они разговаривают. В системе наблюдения нет звука.
Кинси поправляет платье своей куклы – Болтушки Кэти[464]. Вероятно, именно с ней в детстве играла Грейс, их похитительница, потому что кукла сломана. Рыжевато-каштановые волосы потускнели, один глаз не открывается, нет веревочки, за которую надо потянуть, чтобы кукла «заговорила».
– Значит, это тоже был Митч? Это он тебя схватил?
Кинси знает, что это был он. Брук уже рассказывала об этом, но Кинси не всегда внимательна. Она здесь всего два месяца, и Брук беспокоится, что она не воспринимает реальность как должное. Нужно смириться со скукой и придерживаться сценария. А еще уметь импровизировать, когда появляется Грейс и вклинивается в сценарий. Надо все время быть начеку, запоминать то, что кажется неважным. Никогда не знаешь, когда мелкие детали станут вопросом жизни и смерти.
Окно в доме приоткрыто совсем чуть-чуть, но этого достаточно, чтобы впустить свежий воздух. Брук закрывает глаза и наслаждается ветерком, ласкающим щеки. Пахнет влажной хвоей и морем.
Дом стоит посередине участка в три акра и окружен соснами, не считая заросшего сорняками палисадника и гравийной подъездной дороги с разворотным кругом. Больше Брук ничего не видит. Дальше только деревья, а примерно в двухста футах[465] от границы участка проходит дорога, которая, видимо, соединяет их с цивилизацией.
– Брук? Это был Митч? – повторяет Кинси.
Она из тех, кто не может держать бурный темперамент в узде, что бы ни делала. Поэтому ее косички подпрыгивают, когда она говорит, кончики задевают металлический обруч на шее. Такой же, какой носит Брук вот уже десять лет.
Обруч одновременно позволяет им жить и может убить.
На Кинси желтое платье до колен, с большим белым воротником, и вязаный кардиган. Она играет роль Грейс Гамильтон в детстве, девяти лет от роду. Неважно, что ей двадцать три.
– Ага, – говорит Брук, отворачиваясь от окна и бросая взгляд на камеру, висящую у потолка. Она возвращается на кухню, чтобы навести порядок в кладовке, прежде чем кто-нибудь заметит, что она отклонилась от сценария. Весь день за ними наблюдают. – Я почти уверена, что Митч – единственный, кому Грейс когда-либо доверяла. Он целую вечность был ее верным пажом.
Кинси отрывает взгляд от Болтушки Кэти и непонимающе смотрит на Брук. Она не улавливает шутку о том, что у Грейс и Митча какая-то извращенная любовная связь.
«Ну да ладно». Не у всех же такое чувство юмора, как у Брук.
Митч похитил каждую из них, чтобы они играли определенную роль, а Грейс верит, что если воссоздаст определенные эпизоды из собственного детства, то исцелится и обретет покой. Поэтому они разыгрывают эти наспех состряпанные сцены, изображая идеальную семью. Никто не знает, происходило ли это когда-либо на самом деле. Да это и не имеет значения.
Только Брук продержалась так долго, и при мысли о последних десяти годах, обо всех погибших людях, все внутри у нее сжимается. Но она не плачет. Вероятно, потому, что уже выплакала все слезы и теперь бережет каждую слезинку для ночной темноты. Для тех мгновений, когда она остается в одиночестве и за ней не следят камеры.
Она бережет слезы для Джесси.
– Ты видела тело Тайсона? – спрашивает Кинси.
Брук каменеет, сжимает зубы.
– Давай не будем об этом. Не будем говорить о Тайсоне. – Она ставит на полку консервные банки с супом и поворачивает их этикетками наружу. – Я не хочу говорить о тех, кто не выжил. Что еще ты хочешь знать?
– В чем секрет выживания? Как тебе удалось продержаться так долго? – спрашивает Кинси, словно у нее заготовлен целый список вопросов.
Брук пожимает плечами.
– Я соблюдаю правила. Это единственный способ.
Кинси задумчиво хмыкает, словно Брук – гуру по выживанию в заточении и обладает глубочайшими познаниями в этой области.
– Например, – продолжает Брук, – ни о чем не проси, когда приходит Митч. Перестань жаловаться и веди себя идеально, когда здесь Грейс.
В прошлой жизни Кинси была элитной секс-работницей. Митч притворился клиентом и накачал ее наркотиками. Вот так просто. Не выяснял, где она живет, не следил за ней в автобусе, не искал обходной путь, чтобы перехватить ее, не прятался в тени, рискуя совершить ошибку. Вот как Митч действует теперь.
В сущности, в последние годы Митч похищал только тех, кого считал бесполезными для общества. Наркоманов, бродяг и тому подобных. Легкая добыча.
Узнав, что Кинси не бродяжка, Брук обрадовалась. Может быть, ее будут искать. Родные, друзья, кто угодно. Но семья давно отреклась от нее за решение бросить юридический факультет и заняться проституцией, и они много лет не общались. Кинси была уверена, что за ней придут ее «девочки», но Брук не особо надеется, что разношерстная группа секс-работниц начнет играть в детективов, какими бы хитроумными они ни были.
Никто не пытался их вызволить. Никого из них.
Через несколько лет Митч сообщил, что у ее мамы и Йена после безуспешных поисков закончились деньги.
Поэтому теперь Брук думает лишь о том, чтобы соблюдать правила Грейс. Это ключ к выживанию, а Брук всегда умела жить по правилам. Как оказалось, когда от этого зависит выживание, ей просто нет равных. Но это не значит, что Брук не заплатила высокую цену за послушание.
Каждый проклятый день она расплачивается собственной человечностью.
А Грейс переменчива. Даже установленные правила порой меняются, и никогда не знаешь, когда она сорвется. С одной стороны, она просто пожилая женщина за семьдесят, но с другой, – психопатка. У нее есть Митч, который поддерживает дом в приличном состоянии и занимается бог знает чем еще в свободное от похищений время. Тоже психопат. Причем хорошо оплачиваемый психопат. Добавьте к этому, что для своего возраста Грейс вполне здорова и бодра. И к тому же очень хочет добраться до финальной сцены, которая, как выяснила Брук, будет означать ее полное внутреннее исцеление. Когда Грейс успешно освободится от детских воспоминаний с помощью свой «труппы».
Полное безумие, но Брук занимается этим так долго, что больше не зацикливается на предпосылках происходящего.
Брук играет роль матери Грейс, Хелен Гамильтон. Тайсон, о котором спрашивала Кинси, раньше играл роль Альберта Гамильтона, отца Грейс. Их всегда только трое, плюс-минус, в зависимости от того, кого недавно убрали из «труппы».
Роли бессмысленны и предсказуемы. У Брук – работа по дому; она готовит, печет и убирается. Кинси играет с немногочисленными игрушками – Болтушкой Кэти и жутковатыми куклами-троллями с цветными волосами, еще у нее есть пара детских книжек. В основном она сидит в гостиной и делает вид, что играет, пока Брук убирается или готовит.
Тот, кто играет Альберта, занимается делами на улице – пропалывает сорняки и рубит дрова. В остальное время он должен читать газету. Одну и ту же газету за двадцать третье марта 1962 года.
Время от времени появляется Грейс и вживается в роль юной Грейс, взаимодействуя с Хелен (Брук) и тем, кто в данный момент играет Альберта. Когда она здесь, ошибки и оплошности могут стоить жизни.
Такое уже случалось.
Один случай с Альбертом особенно врезался Брук в память. Это было в первые годы ее пребывания здесь. Он был молод, лет восемнадцати. Новенький. В доме он провел уже несколько дней, но впервые встретился с Грейс. Он не отреагировал, когда та назвала его папой. То ли замечтался, то ли забыл, что должен играть роль. Брук не знала. Грейс вышла из образа и сделала ему одно устное предупреждение. От хмурого взгляда на лбу у нее прорезались глубокие морщины, губы застыли в вечной гримасе. У Брук это вызывало мурашки по коже. От того, как Грейс это сказала. Добрые слова, но без тени доброты. Только ледяные голубые глаза, буравящие парня насквозь.
Когда Грейс опять приехала через несколько дней, все повторилось. Брук была потрясена. У тебя здесь только одна задача – играть хорошо, а он словно не верил, что Грейс настроена серьезно. В считаные секунды в руках у женщины оказался маленький квадратный пульт, пальцы замерли над кнопкой.
Брук ахнула. Она знала, зачем нужен пульт, но парень не подозревал об этом, как выбежавший на дорогу глупый щенок. Грейс нажала кнопку, и через металлический ошейник парня пронзил резкий разряд электричества.
Но лишь для того, чтобы привлечь его внимание.
Брук оцепенела, а Грейс раз за разом била его током. Крошечными разрядами.
Наверное, Брук могла бы вмешаться. Сбить Грейс с ног, набросившись сзади, или что-то в этом роде, но у той был пульт, да и Митч стоял поблизости, положив руку на кобуру пистолета. Что ей было делать? Затем, когда бедняга подумал, что все кончено, и приходил в себя, Грейс улыбнулась, сжав губы. Когда улыбка исчезла, она нажала кнопку, повторяя: «Тебя зовут Альберт. Ты папа. Альберт. Папа. Альберт. Папа». Молодой человек дергался на полу и бился в судорогах, пока не затих.
Грейс приказала Митчу оставить тело на ночь в доме. В назидание остальным о том, что может случиться. Она всегда так делала после того, как «увольняла» кого-то из актеров.
Брук старается не думать обо всех трупах, с которыми провела в доме одну или несколько ночей. Сколько раз она становилась последним свидетелем смерти. Эти мысли преследуют ее каждый раз, когда такое происходит.
«Могла ли я это остановить?»
«Я должна была попытаться».
Но больше она не мучает себя этими мыслями. Какой смысл?
Роль с самой высокой текучкой сейчас получила Кинси: юная Грейс. Можно подумать, будто играть ее легче всего, потому что всякий раз, когда приходит Грейс, юная Грейс должна прятаться в спальне. Это ее единственная задача. Сначала Брук недоумевала, какой смысл в этой роли, если не приходится ничего делать, кроме как сидеть в спальне. Она словно заполнитель на те часы, когда Грейс отсутствует. За годы старуха несколько раз намекала, что единственная настоящая задача юной Грейс – участие в финальной сцене всей шарады. Ей предстоит сыграть решающую роль в последнем акте, а до тех пор она просто должна следовать правилам. Кроме того, две Грейс в одном месте в одно и то же время создадут аномалию, как называет это настоящая Грейс, и сцену придется перезапустить.
«Перезапустить» для Грейс значит сыграть заново с кем-то новым. Брук выяснила это много лет назад, когда одна девочка, игравшая юную Грейс, постоянно выходила из спальни и просила Брук испечь печенье, пока Грейс была рядом. Женщина даже не сделала предупреждения. Никакого удара током, чтобы привлечь внимание. Она вытащила охотничий нож и провела им по шее девочки. Пока ее тело покидала жизнь, морщинистое лицо старухи выглядело почти голодным. Этот случай сломил Брук, именно после него она потеряла надежду. Решила больше не привязываться к другим актерам.
Но затем появился Тайсон.
Он был милым и терпеливым. Не в ее вкусе с физической точки зрения, но впервые это не имело для Брук значения. Дело было в его душе. Такой щедрой. Прошел всего месяц с тех пор, как она потеряла Тайсона, и, кажется, ее до сих пор должно раздирать горе, но она не способна плакать по нему.
«Неужели я и правда разрушена до основания?»
Да, отвечает она на собственный вопрос. Да, она полностью разрушена. В душе бурлят боль, сожаление и ужас. Они таятся там, бушуя, словно выжидая момента, когда смогут вырваться наружу. Ведь Брук и пальцем не пошевелила, чтобы помочь всем тем людям, поскольку это означало бы подвергнуть опасности себя. Каждый раз молчала во время убийства. Всегда принимала решение в пользу собственного выживания, и это решение резало ее душу там, где раньше жила эмпатия.
И все же она привязалась к Тайсону.
И все же она наставляет Кинси, делая первый шаг к возникновению привязанности.
– Как думаешь, когда заменят Тайсона? – спрашивает Кинси, словно читая ее мысли.
Брук отвечает не сразу, и Кинси поднимает взгляд. Брук сердито смотрит на нее. Как она могла забыть, что Тайсон – запретная тема? Кинси выпрямляется и снова переводит взгляд на кукол.
– Прости, – говорит она, так и не дождавшись ответа.
– Тебе лучше побеспокоиться о себе, – говорит Брук. – К тому же, когда бы это ни случилось, будет твоя очередь обучать новичка. С меня хватит.
Она уходит в свою спальню, которую раньше делила с Тайсоном. Где они столько лет занимались любовью. Он был единственной, пусть и слабой радостью в ее жизни. А потом его не стало.
Тайсон пробыл в доме три года и хорошо играл Альберта Гамильтона. Митч умел находить отбросы общества, так что большинство мужчин, игравших Альберта, были редкостными придурками.
Кроме Тайсона.
Он прибыл весной. Настоящий доходяга, чуть не умер от ломки. Длинные и спутанные рыжие волосы, клочковатая борода. Брук выходила его, даже не спала по ночам, чтобы не оставлять в одиночестве, все время напоминая себе, что она лишь помогает ему поправиться. Она ему не друг. И не станет другом. Он выкарабкался, и Митч побрил Тайсону бороду, подстриг его. После похищения он всегда приводил новых актеров в порядок.
Тайсон много лет прожил на улице – сначала из-за матери-наркоманки, а затем из-за череды неудачных решений. Он был молод, всего двадцать девять лет. На семь лет моложе Брук в то время. Еще один фактор, из-за которого он не подходил для нее в романтическом смысле. Он казался скорее младшим братом.
Но Тайсон был щедрым и дружелюбным, да и симпатичным, хотя и невысокого роста. Полная противоположность Йена, а Йен был в ее вкусе. Крупный и крепкий. Настоящий мужик. И она на собственном опыте узнала, чем это обернулось.
Тайсон начал оставлять для нее разные мелочи по всему дому. Букетик из полевых цветов с улицы, связанных длинной травинкой. Просто красивый камешек. Все так невинно, почти по-детски. И все же в нем и его жестах было нечто невероятно чистое. Он не был циником, несмотря на то что так долго прожил на улице.
Однажды Тайсон работал возле дома. Брук принесла ему лимонад, приготовленный для девушки, игравшей в то время юную Грейс. Решила, что с таким же успехом может налить и Тайсону. В конце концов, она же не полная стерва.
К тому времени уже многие месяцы были наполнены букетами полевых цветов и другими маленькими сокровищами. Все эти месяцы Тайсон расспрашивал ее о прежней жизни, о семье. О мечтах на будущее. Все эти месяцы она осаживала его за любую попытку завязать дружбу, как бы осторожен или уважителен он ни был.
– Знаешь, с тобой довольно сложно сблизиться, – сказал он, поблагодарив за лимонад.
Его замечание застало Брук врасплох, и она не смогла найти остроумный ответ как обычно. Тайсон был из тех, кто все равно не воспримет сарказм. Он просто улыбался, как будто верил, что все сказанное – чистая правда.
Когда Брук не ответила, Тайсон продолжил:
– Кажется, ты строга к себе, поэтому думаешь, что все остальные так же строги к тебе.
Он залпом допил лимонад, вытер лоб тыльной стороной ладони и улыбнулся. Один передний зуб у него рос под наклоном, немного перекрывая другой.
– О чем это ты?
– Ты постоянно находишь причины держать нас на расстоянии.
– Люди приходят и уходят. Я не хочу к ним привязываться.
– Привязанность – единственная причина жить. Особенно здесь. Иначе какой смысл?
После этого невозможно было найти слова, чтобы оттолкнуть его. Что-то внутри Брук просто сломалось. Все это время она так старалась закрыться ото всех, чтобы защититься, а Тайсон в ответ не позволил ее враждебности ни на капельку себя изменить.
Зачем она так себя вела? Какой в этом был смысл?
Она опустила взгляд к ногам и только кивнула. Тайсон потянулся к ее руке, словно спрашивая разрешения. Первым желанием было оттолкнуть его по привычке. Но Брук сдержалась. Его рука, огрубевшая от работы на улице, коснулась нежной кожи, и все было кончено. Брук теперь принадлежала ему. Она подалась вперед, чтобы обнять его, а затем заплакала. Тайсон крепко ее обнял.
После этого он показал Брук, чем занимается. Место на заднем дворе, где он начал копать яму рядом с кучей щепок. Когда Тайсон отодвинул закрывавший яму тонкий кусок фанеры, Брук увидела, что она глубиной около двух футов. Парень рассказал про свой план побега.
– И ты занимался этим все это время?
– В общем, да. Дождь мешает, особенно сильный, но теперь наступило лето и, думаю, дело ускорится.
Брук уже пыталась сбежать. Ну, вроде как пыталась. В первые несколько лет она была одержима мыслями о побеге и возвращении к Джесси. Но у нее никогда не хватало смелости решиться. А у остальных ничего не вышло. Она понимала, что все это не имеет смысла, ведь слишком велика вероятность, что побег не удастся и придется расплачиваться жизнью. Брук точно никогда больше не увидит дочь, если умрет. А так, по крайней мере, она еще жива.
– Они здесь, – кричит Кинси, отвлекая Брук от мыслей о Тайсоне. – Они же были здесь вчера вечером. Почему возвращаются так скоро?
Кинси права. Грейс и Митч редко возвращаются так быстро, проведя здесь целый день. Брук ничего не говорит, но приступает к действиям, приводя в порядок гостиную, перепроверяя, все ли готово к неожиданному визиту.
Митч входит первым, и Брук этому рада. Может быть, у нее будет несколько минут, чтобы выяснить, в чем дело, прежде чем Грейс доберется до крыльца.
– Вы же приходили еще вчера, – шепчет Брук.
Митч хмыкает, толкает дверь и входит.
– Это не ответ, – говорит она.
– Ты и не задавала вопросов.
Грейс на полпути к входной двери. Она двигается не так, как ждешь от семидесятилетней женщины – осторожно, щадя старые бедра или колени. Она самодовольно вышагивает. Видимо, теперь семьдесят – новые пятьдесят.
Щеки Брук вспыхивают от гнева. Она ненавидит эту женщину. Ее эго, ее подтянутое тело, красные губы и, скорее всего, фальшивую грудь. Грейс словно пытается бросить вызов смерти, и каким-то образом ей это удается.
– Почему она здесь? – сквозь стиснутые зубы спрашивает Брук у Митча.
Он пожимает плечами, затягивается сигаретой, а потом затаптывает бычок на деревянном полу.
– Она делает что хочет. Ты же знаешь.
Затем его взгляд скользит по Брук. Митч часто так делает, но она просто не обращает внимания. Брук выкрикивает:
– Кинси! В спальню!
– Уже бегу!
Кинси вскидывает руку.
Брук оглядывается во второй раз – убедиться, что все в порядке, идет на кухню и делает вид, что протирает столешницу.
Но чувствует, что Митч по-прежнему за ней наблюдает.
Входит Грейс. Ее седые волосы уложены в плотное каре, разделенное пробором посередине. Одета Грейс по последней моде, хотя Брук может лишь догадываться об этом, не имея ни малейшего представления о том, что сейчас носят. У актеров вся одежда из пятидесятых, но Грейс всегда выглядит более современно. Сегодня на ней бежевое трикотажное платье до колен и замшевые шлепанцы на пробковой подошве. На минуту Брук останавливается, и у нее возникает совершенно бесполезная мысль:
«Неужели эти шлепанцы из девяностых так и будут нас преследовать?»
Митч заходит в спальню Кинси. Во время визитов Грейс он сидит там вместе с Кинси, потому что иначе его присутствие создало бы аномалию.
– Привет, мам, я дома!
Грейс входит в образ юной Грейс, здороваясь с Брук, как в каком-то ситкоме. Как будто они актеры, играющие ради забавы, а не заключенные, исполняющие роли, чтобы выжить.
Брук собирается с силами. Снежная королева внутри, идеальная мать снаружи. Единственный способ пройти через это.
– Привет, солнышко, – мурлычет Брук.
Грейс важно не то, какие слова ты говоришь, а то, как ты их говоришь и можешь ли импровизировать, чтобы ответить ей. Брук вытирает руки о фартук и тянется к Грейс. Противно даже прикасаться к этой суке, но Брук должна играть роль, ее жизнь зависит от того, насколько хорошо она сыграет.
– Как прошел твой день в школе?
– Плохо. Джерри снова дергал меня за косички, – говорит Грейс, надув губы, и подходит к ней обняться. Брук напоминает себе, что надо дышать, Грейс не должна почувствовать, как она напрягается от прикосновения.
– Ну, ты же знаешь, он делает это только потому, что ты ему нравишься.
От этих слов Брук хочется орать. Какая же глупость, ее роль вся состоит из подобной чуши.
– Ты думаешь, я ему нравлюсь?
Грейс смотрит на нее с намеком на настоящую детскую надежду. Но нет, это игра. Сплошная игра.
– Я не знаю наверняка, милая, но у меня есть ощущение, что да. Мальчики дразнятся, когда им нравится девочка. Это хороший знак.
Брук хочется блевать от этой тошнотворной, сентиментальной бредятины, но Грейс такое обожает.
– Надеюсь, ты права, – говорит Грейс. – Расплетешь мне косички, мамочка?
«Какого хрена она снова явилась так скоро?»
Брук как будто двигается в темноте на ощупь, ожидая, что в любой момент на нее выскочит чудовище.
– Конечно, солнышко! – Брук расплывается в сияющей улыбке и идет в спальню Кинси за серебряной щеткой. Митч читает в кресле какой-то автомобильный журнал.
Когда Брук возвращается, Грейс, закинув ногу на ногу, сидит на горчично-желтом виниловом диване.
– Короткий перерыв в сцене, – монотонно произносит она уже без искусственной улыбки.
Брук замирает, ожидая, что последует дальше.
– Митч нашел тебе нового мужа.
«Новый муж. Новый Альберт Гамильтон. Потому что Тайсона больше нет».
Внутри у Брук все сжимается, но она улыбается и кивает, сдерживая рвотные позывы.
– С ним все наконец получится, – уверяет Грейс.
От такого небрежного напоминания о том, со сколькими людьми не получилось, внутри у Брук приливной волной поднимается гнев, но она не поддается ему. А просто меняет тему, чтобы взять под контроль расстроенные эмоции.
– Да, мэм, – говорит Брук, сохраняя нейтральное выражение лица, и гнев снова утихает. – Пойдем, милая, – воркует Брук, садясь рядом с Грейс на диван. – Давай распустим косички.
Грейс улыбается и кладет голову Брук на колени. Конечно, у старухи нет косичек, но Брук расчесывает ее волосы с нужным нажимом. Со временем она поняла, что нравится Грейс.
Вскоре она стонет и вздыхает, а затем поднимает взгляд и говорит:
– Я люблю тебя, мамочка.
А потом кладет голову обратно Брук на колени.
Похоже, ее это заводит. Брук точно не знает, что для старухи приятнее – представлять себя молодой или убивать.
– Я тоже тебя люблю, мой тюльпанчик, – шепчет Брук, безучастно глядя в окно.
Дерек с трудом разлепляет веки. Какой же яркий свет. Невыносимо яркий.
Голова раскалывается, и он снова зажмуривается. Толку-то. Давление лишь нарастает, закрыты его глаза или открыты.
– Не торопись. Вот, попей воды, – произносит женский голос, но Дерек не в состоянии ответить.
Тело налилось свинцом, он способен только стонать. Когда он наконец снова открывает глаза, в мозгу словно кто-то отплясывает джигу. Превозмогая боль, Дерек пытается понять, где очутился. Он почти ничего не помнит. Тело не слушается, но Дерек все же умудряется приподняться на локтях, намереваясь сесть. Удается лишь принять неудобное положение полулежа – что-то сдавливает горло, и он тянется к шее. На ней металлический обруч.
– Ой, не трогай, – предупреждает девица, опуская его руку. – Думаю, самое страшное уже позади. Долго же ты. Пару недель провалялся. Как тебя зовут?
«Пару недель?»
Дерек смутно припоминает лишь мучительную боль – такую сильную, что ему не до вопросов, где он и кто эти люди. Да и они кажутся какими-то призрачными, ненастоящими. Он бегло окидывает взглядом комнату, насколько позволяет состояние. Маленькая спальня, обшитая деревянными панелями. Словно детская.
– Дерек, – выдавливает он, подавив кашель. Вновь тянется к металлическому ошейнику, но не может даже просунуть палец между ним и кожей. – Что это?
– Тут многое придется объяснить, но сперва надо тебя отсюда вытащить, – отвечает девица.
Ее силуэт, подсвеченный солнечными лучами из узкого окна, напоминает ангела-хранителя с нимбом. Она протягивает стакан из прозрачного пластика, и Дерек берет его и подносит к потрескавшимся губам – сантиметр за проклятым сантиметром. Меньше всего ему хочется расплескать воду по груди, как какому-нибудь младенцу. Но руки дрожат. Прохладная вода… Он выпивает все до дна, внезапно осознав, как его мучает жажда.
– Откуда?
– Что откуда?
– Откуда вытащить? Где я?
Зрение Дерека постепенно проясняется, и он понимает, что его «ангел прохладной воды» – вовсе не девица. Это маленькая девочка. Хотя, если приглядеться, пожалуй, не такая уж и маленькая. Не то чтобы он ее оценивал – боже упаси, ему сейчас уж точно не до этого, – но ткань платья вызывающе топорщится на груди. Талия тонкая, а волосы заплетены в косички. Когда зрение окончательно фокусируется, он понимает: это точно не ребенок. И все же одета она по-детски. Словно сошла со страниц журналов пятидесятых. На шее у нее тоже металлический обруч, но больше всего настораживает, что, не ответив на вопрос, она переводит взгляд влево. Глаза у нее почти такие же огромные, как сиськи.
Дерек смотрит в том же направлении и, хотя каждое движение отзывается в голове ударами отбойного молотка, вздрагивает.
Там скелет. Останки мертвеца – на расстоянии вытянутой руки. Мало того, останки маленькие. Определенно ребенка. На нем бейсболка и комбинезон.
И металлический ошейник.
– Какого хрена?! – вопит Дерек, пытаясь как можно быстрее отползти к ангелу-спасительнице, но получается слишком медленно. Тело не слушается.
Она встает и отходит в сторону.
Дерек тоже пытается встать, но его шатает.
Она хватает его за руку, и он сразу понимает – толку не будет. Ну что она сделает своей крошечной ручонкой? Он, конечно, уже не качок, каким был до того, как жизнь покатилась под откос, но и не пушинка.
– Господи, ну и воняет же от него, – раздается еще один женский голос от двери. – И здоровенный. Зачем им понадобился такой верзила?
Дерек пытается подняться на ноги, но пару раз за секунду приходится останавливаться и пережидать приступы головной боли. Это бесит.
– Может, он справится с Митчем, – говорит Ангелочек и добавляет: – Брук, можешь подойти и помочь?
Эта кроха все еще пытается оттащить его от человеческих останков, но попросту буксует на месте.
– Не-а, мне и так хорошо, – отвечает Брук, прислоняясь к дверному косяку.
На ней светло-голубое платье до колен, а поверх белый фартук. Темные волосы, собранные сзади в пучок, открывают острый подбородок и высокие скулы. И такой же металлический обруч на шее. У нее большие карие глаза, и, видимо, Дерек теперь видит значительно лучше, потому что замечает ее длинные темные ресницы. Она хорошенькая.
– Да брось. Он же не виноват, что очутился здесь.
– Я тоже не виновата.
И тут Дерек узнает Брук, хотя никогда ее не видел. Никогда в жизни с ней не встречался. Но этот тон, манера держаться, эта поза – скрещенные на груди руки, сжатые зубы. Она здесь главная. Или думает, что главная.
– И к тому же, – продолжает Брук, – ему здесь ничего не грозит. Просто оставь его в покое, пока он не сможет самостоятельно передвигать свое измочаленное тело.
– Мы же не можем оставить его здесь с…
Ангелочек не заканчивает фразу.
– Ну, не знаю, – пожимает плечами Брук, и ее голос меняется, становится чуть мягче. – Мне, в общем-то, нравится мысль, что у Коди будет компания.
– Брук… Но ведь Коди – скелет.
Брук машет рукой и разворачивается, бросая на ходу: «Да и пофиг».
И скрывается.
Дерек не знает, какой вопрос задать первым, но ему надо установить хоть какую-то точку отсчета. Лучше начать с этого:
– Где я?
– В летнем домике Грейс Уэйкфорд, – отвечает Ангелочек. Слова вылетают из нее, словно подпрыгивая. – Также известном как настоящая глухомань – на много миль вокруг нет никого, кроме нас.
Ответ не особо помогает, а говорить пока больно. Дерек снова пытается встать, и на этот раз ему удается подняться, но его шатает. Ангелочек подставляет под его руку свои тощие, как зубочистки, плечи, обеими руками обхватывая только половину его запястья. Ее попытка поддержать Дерека достойна восхищения, но бесполезна. Оба падают на пол, и мужчина приземляется прямо на нее.
Девушка вопит, и на крик возвращается Брук.
– Какого черта? – орет она, стаскивая Дерека.
Брук на удивление сильная, и ей удается его сдвинуть, хотя ростом она ненамного выше Ангелочка. Правда, формы у нее более округлые. Как только девушка выкарабкивается из-под Дерека, Брук отпускает его, и он шлепается задницей на пол.
– Просто оставь его в покое, Кинси. Он сам выберется из комнаты Коди. Рано или поздно.
– Но по-моему, ломка у него уже прошла.
– Ну ладно, но сил еще явно недостаточно, чтобы справиться самостоятельно.
Ломка.
Несмотря на весь дурдом вокруг, именно это слово окончательно отправляет Дерека в штопор. Он ощупывает себя в поисках заначки.
Пусто.
– Где мои вещи?
Дерек хочет, чтобы это прозвучало как требование, но в голосе слишком явно сквозит паника.
Никто не отвечает, пока наконец девушка по имени Кинси не произносит:
– Митч забрал. Придется теперь быть трезвым. Вот же мерзость.
– Что?! Почему?
– Потому что Альберт Гамильтон был трезвее холодного душа.
– Что еще за хрен этот Альберт Гамильтон?
Брук громко стонет и снова выходит из комнаты, но Кинси любезно отвечает:
– Ты. Теперь Альберт Гамильтон – это ты.
«Я не мужененавистница», – напоминает себе Брук, выходя из комнаты Коди на кухню. Потому что это правда. Ненависти нет. Но что-то в этом парне безумно ее раздражает. Напоминает Йена, а еще тот случай, когда она впервые узнала, что не настолько привлекательна, как ее лучшая подруга Сара.
Для нее до сих пор остается загадкой, как она умудрилась дотянуть до девятого класса, не ведая об этом. Брук винит маму, которая всегда внушала ей, какая она красавица. Но когда шоры спали, оказалось, что она всю жизнь ходила с расстегнутой ширинкой и все об этом знали, но никто не говорил. Она никогда не считала себя подходящей для работы супермоделью. Дело было в комплекции. Брук была всегда чуть-чуть полновата. Но каким-то непостижимым образом, вопреки здравому смыслу, она об этом не беспокоилась. До того самого дня в старших классах.
Мальчики-старшеклассники придумали рейтинг «Богини красоты». Сара получила «БК-10» – высший балл. Она была стройной блондинкой, недавно сняла брекеты и была капитаном баскетбольной команды. Других девушек ребята оценивали как «БК-7», «БК-8» или «БК-9», но только Сара получила десятку, а ниже семерки вообще не ставили. Из милосердия. Остальные просто остались без рейтинга.
В тот день Брук как раз заворачивала за угол, к шкафчику, который делила с Сарой, и тут услышала свое имя из уст здоровяка футболиста Скотта, в которого была влюблена. Он учился с ней в одном классе по английскому и всегда вел себя так мило, что Брук не могла не влюбиться.
Оставшись невидимой, она застыла и прислушалась к разговору.
– Ну, не знаю, – сказал Скотт. – Брук ничего, но не «десятка», как ты.
Ее сердце бешено заколотилось. Сара знала, что Брук тайно влюблена в Скотта. Почему они говорят о ней?
Сара невинно рассмеялась.
– И сколько же у нее баллов?
В последовавшее мгновение тишины Брук прижала к пышной груди учебник по математике, прислонившись спиной к стене за углом, чтобы остаться незамеченной, но при этом все слышать.
– Без рейтинга, – объявил Скотт.
На глаза навернулись слезы, наверное, в тот момент Брук следовало уйти, но она не смогла заставить себя сдвинуться с места. С каким-то мазохизмом она жаждала наказания, хотела услышать все.
– Да ладно, Брук отлично выглядит, – сказала Сара.
– У нее милое личико. Но ей нужно поменьше налегать на пончики.
Пончики? Брук даже не ела пончики. Она не любила сладкое. Вообще-то мама кормила ее здоровой едой. Она обожала салаты. Брук посмотрела на свою фигуру, возненавидев ее за то, что стоит между ней и Скоттом.
– Это жестоко, – сказала Сара с неловким смешком. – Ну, не настолько же она толстая.
«Вот уж спасибо».
И тут кровь прилила Брук к лицу – она поняла, что Сара наслаждается происходящим. Она не только не заступается за подругу, но и, вероятно, сама заговорила о рейтинге Брук – или его отсутствии.
– Ладно, ладно, – сказал Скотт. – Если приставить пистолет к виску… Наверное, я дал бы ей отсосать.
– Скотти! – Сара рассмеялась, теперь уже громче, и Брук услышала игривый шлепок ладони.
Наверняка о рукав кожаной куртки Скотта.
Брук не знала, что делать. Подойти к ним и прервать разговор казалось унизительным, даже если притвориться, что ничего не слышала.
Но ведь она слышала.
Сара не виновата, что родилась красавицей, точно так же как Брук не виновата в своем лишнем весе. Каждый рождается с тем или иным телом. Но зачем Сара наслаждалась злобными комментариями Скотта? В тот же день Брук перестала разговаривать с подругой. Возможно, реакция чрезмерная, но она чувствовала себя настолько униженной, что даже не объяснила, почему поменяла шкафчик. Почему не отвечала на звонки Сары.
До конца года Брук игнорировала Скотта, но это не помешало ей в тот же день сесть на диету. Однако никакая сила воли и никакие ограничения на свете не могли сдвинуть отметку на весах до нужной цифры. А ежедневный бег, силовые упражнения, питание одними яблоками, энергетическими батончиками, салатами и арахисовым маслом без сахара привели лишь к безумному голоду и усталости.
Через неделю, когда Брук ковырялась в тарелке с ужином, мама спросила:
– Почему ты не ешь?
Брук расплакалась. Рассказала маме о рейтинге «БК», о Саре и о словах Скотта.
– Подростки бывают жестокими. – Мама потянулась через стол и взяла Брук за руку. – И незрелыми. У тебя прекрасная фигура. Женственная и совершенная. Ты сильная и всегда была сильной.
Слова мамы помогли ей примириться со своим телом на следующие несколько лет.
А потом она встретила Йена.
Брук только что окончила колледж, а Йен был великолепен. Огромный, мощный, как Скотт, но в то же время совсем не похож на него. Или ей так казалось. Под взглядом Йена она чувствовала, что ее заметили. Похоже, Брук нравилась ему такой, как есть, и размер одежды не имел значения.
Йен устроился на работу в полицию, осуществив детскую мечту. Он предложил жить вместе, и они съехались. Йен хотел, чтобы Брук не было дома днем и он мог отсыпаться после ночной смены. Она так и делала. Йен предложил пожениться, и они поженились.
Вскоре начались комментарии вроде: «Мне кажется, тебе не нужна добавка» и «Тебе вредно есть по вечерам», и Брук поняла, что он ничем не отличается от Скотта. К тому времени как родилась Джесси, Брук уже была на грани. Она была недостаточно хороша для Йена, но – что еще хуже, чем в случае со Скоттом, – Йен хотел, чтобы она стала идеальной. Это было похоже на предательство самой себя, а Брук и так уже во многом ему уступала, поэтому больше подчиняться не собиралась. Это было уже слишком. Брук ушла от него и сопротивлялась всем его попыткам ее вернуть. Она предпочла быть собой.
Тем не менее Брук по-прежнему влекло к крупным и сексуальным альфа-самцам. И это отравляло ей жизнь. Почему те мужчины, к которым ее тянуло, вечно оказывались такими уродами?
Именно поэтому Тайсон был как глоток свежего воздуха. Он заботился о ней, и ее фигура не имела значения. Брук постепенно начала испытывать к нему влечение. И у нее выработалось определенное отношение к мужчинам вроде Скотта и Йена. Если они настолько жестоки, что ж, она тоже будет такой.
Через пару минут Кинси заходит вслед за Брук на кухню.
– Боже, почему ты не можешь вести себя, ну не знаю… как человек?
– О чем ты?
Брук включает дурочку. Она достает две круглые формы для торта и контейнер с мукой, чтобы устроить представление на камеры.
– Может, ты и не помнишь, каково тебе было здесь в первый день, но я-то помню. Дерек не виноват, что он не Тайсон.
«Ого! Вот это уже перебор».
– Тайсон тут ни при чем, – говорит Брук, но слишком натянуто.
– Ну да, конечно. Это все из-за Тайсона. Все у тебя теперь каким-то образом связано с Тайсоном. Ты жутко подавленная. Даже больше не говоришь о побеге. А как ты вела себя с этим бедным парнем… Просто по-свински.
– С бедным парнем? – усмехается Брук. – Ты про того здоровяка, который, наверное, никогда в жизни никого не боялся?
– Все чего-то боятся, – говорит Кинси, подходя к горе игрушек, словно только что вспомнила, что ей нужно притвориться, будто она играет.
– Но одни сильнее других.
– Дело не в этом! – кричит Кинси, не глядя на нее. – Боже, Брук, мы все в одинаковом положении. Мы в ловушке и делаем вид, что если подыграем чокнутой Грейс, то вернемся домой, хотя на самом деле она способна убить нас в любой момент. Так же, как Коди. Как Тайсона. Ты не должна сдаваться.
Кинси тихонько вздыхает после того, как слова вырываются наружу, словно понимает, что перешла черту, снова упомянув и Тайсона, и Коди.
Брук делает глубокий вдох, чтобы подавить гнев. Удержать его в узде. Если она сейчас заговорит, то пожалеет об этом.
Повисает тишина – Кинси боится сказать что-то еще, а Брук дожидается, пока пройдет вспышка раздражения.
«Кинси просто напугана, – говорит она себе. – Мы обе напуганы».
Внезапно Брук хочется проорать, что она чувствует себя здесь в ловушке. За десять лет лучше точно не стало. Она никогда к этому не привыкнет, и порой бремя кажется непосильным. Брук срывается на своем тесном наряде, сдергивает белый фартук и идет к спальне. Если Митч или Грейс наблюдают, они подумают, что она решила сменить удушающее платье. Но Брук никак не может успокоиться, чтобы дотянуться до молнии на спине. Ее руки бесполезно болтаются сзади, как дурацкие макаронины.
Кинси следует за Брук и ждет, пока та остановится. А потом без единого слова расстегивает ей платье. Брук позволяет, но как же ей ненавистно, что она нуждается в помощи. Боже, если Кинси продолжит тыкать ей в лицо тем, что она влюбилась в Тайсона и потеряла его, тогда она просто…
Брук не знает, что тогда будет. Например, она сорвется? Но у нее давно уже сорвало крышу.
Оставшись в бюстгальтере и комбинации, Брук плюхается на заправленную кровать.
– Прости, Брук. Я не должна была…
– Пожалуйста, Кинси. – Брук поднимает руку, сейчас она не вынесет сочувствия. Она слишком быстро катится по американским горкам эмоций, прошло слишком мало времени, а сочувствие Кинси может превратить волну гнева в слезы. – Я занимаюсь этим гораздо дольше тебя. Пожалуйста, просто оставь меня в покое. Если хочешь нянчиться с ним – вперед. Меня не впутывай. Мне уже давно плевать…
– …на всех, кроме себя, – перебивает ее Кинси, скрещивая руки на груди.
Они снова на американских горках.
Брук идет в гардероб, чтобы найти чистое платье. То, которое она сняла, тоже чистое, но она не хочет рисковать, выходя за рамки сценария.
Кинси озадаченно хмурится, тихо ойкает и бежит обратно в гостиную за книгой. Потом садится на кровать Брук и листает ее, делая вид, что читает.
Это несправедливо. Действительно несправедливо. Кинси не знает всего, через что прошла Брук. Она здесь почти ничего не видела по сравнению с тем, что видела за десять лет Брук. Но поначалу Брук была такой же. Тоже думала, что сбежит и у нее может быть нормальная жизнь. Она не винит Кинси, но и не собирается радоваться тому, что Грейс нашла ей нового «мужа».
Как раз когда Брук собирается сказать что-то подобное, этот парень вваливается в гостиную.
– Есть тут что-нибудь пожрать? – спрашивает он.
Брук проносится мимо Кинси и захлопывает дверь спальни, закрываясь внутри вместе с девушкой, чтобы Дерек не увидел ее полуобнаженной.
Конечно, этот здоровенный мужлан требует еды. Он, вероятно, вне себя от радости, что его заперли с двумя женщинами в клетке в стиле пятидесятых годов прошлого века.
При этом вопросе лицо Кинси озаряется надеждой. «Кто-то нуждается во мне» – читается на нем так же ясно, как если бы она произнесла эти слова вслух. Как же Кинси наивна, но Брук не указывает ей на это. Наивность – это надежда, а надежда в любой форме означает выживание, и, даже если Брук уже давно все это переросла, она не должна отнимать надежду у Кинси.
Брук натягивает платье и поворачивается, чтобы девушка застегнула молнию. Затем Кинси выходит из спальни, говорит, что сделает великану бутерброд, а Брук во второй раз захлопывает за ней дверь. Она не хочет находиться там с ними. Ей уж точно не нужно, чтобы этот парень снова вывел ее из себя. И все же она не хочет сидеть весь день в спальне.
Брук тянется к лежащей на тумбочке единственной книге, которую ей позволено читать в свободное время. «Граф Монте-Кристо». Она читала ее по меньшей мере пятнадцать раз. Кинси смеется над Брук из-за того, что она перечитывает книгу снова и снова, а не делает вид, что читает, но Брук всегда была такой. В любимых книгах полно друзей, и к ним можно обратиться, когда больше не к кому.
По крайней мере, это отличная книга.
– Что это за место? – басовито ворчит Дерек, обращаясь к Кинси.
Брук слышит его сквозь тонкие стены.
Голос Тайсона всегда был таким нежным, гораздо более вдумчивым, с самого начала. Тайсон всегда думал о других.
– Я уже сказала – летний домик Грейс Уэйкфорд, – говорит Кинси, и Брук мысленно улыбается, уловив едва заметное раздражение в тоне голоса. Как будто ее уже раздражает необходимость повторять одно и то же.
«Добро пожаловать в мою жизнь».
– Теперь ты пленник, – продолжает Кинси. – Скоро ты научишься играть роль Альберта Гамильтона, отца Грейс. Я Грейс в детстве, мне девять. Брук – Хелен Гамильтон, твоя жена.
– Чего-чего?
В его голосе появляются визгливые нотки.
– Жена твоя!
Кинси повышает голос, как будто он не расслышал. Брук поджимает губы, чтобы не рассмеяться. Сценка приняла занимательный оборот.
– Да, я тебя слышал, но это бессмыслица, – говорит Дерек, защищаясь.
– Здесь все бессмыслица. Ты привыкнешь. В общем, тебя похитила эта безумная старуха. Мы втроем должны притворяться, что живем в идеальной версии ее жизни до того дня, когда она вышла замуж и уехала. Безостановочно. Тот скелет в комнате – это Коди. Он играл Ларри, брата Грейс. Но брат Грейс умер в девять лет, так что его роль закончилась. Настоящая Грейс, та самая старуха, говорит, что, хотя он больше не на сцене, он по-прежнему здесь, с нами, играет свою роль. Она говорит, что он должен остаться, иначе это создаст аномалию. Это ее словечко для обозначения всего, что кажется ненормальным. Как будто тут вообще есть что-то нормальное, – усмехается Кинси. Она все говорит и говорит, нескончаемым потоком. Нет никаких шансов, что этот парень все поймет. – Не пытайся разобраться. Она обычная психопатка. Я не была знакома с Коди, он умер задолго до того, как я здесь появилась, но Брук его знала. Она здесь уже давно. Вообще-то, парень, которого ты заменишь…
Голос Кинси становится тише.
Вот черт, она рассказывает ему про Тайсона.
Выйдя из спальни, Брук видит, как Дерек откусывает огромный кусок от бутерброда и пытается сделать вид, что они с Кинси не говорили о ней. Она идет на кухню и начинает доставать продукты для выпечки, ставя их рядом с большой банкой с надписью «Мука».
– А это что за хрень? – спрашивает Дерек, касаясь металлической штуковины у себя на шее.
Кинси снова начинает объяснять тоном экскурсовода:
– Ах, это… Ну, видишь ли, именно поэтому мы не можем сбежать…
– Это бомба, – перебивает ее Брук.
– Что?!
Брук пристально смотрит на него, как будто ожидая, пока до него дойдет.
– Этот ошейник… бомба? – повторяет Дерек, стараясь, чтобы в его голосе не звучала насмешка.
Видимо, он полагал, что это какой-то способ держать их на привязи, что само по себе достаточно мерзко.
– Именно так, – монотонно говорит Брук, не давая дополнительных разъяснений.
Дерек не может удержаться и ощупывает металл на горле пальцами, хотя теперь с осторожностью.
– Что ее активирует?
Брук не отвечает, а смотрит на Кинси, чтобы та взяла инициативу на себя.
– Если мы пересечем границы участка…
– Ба-бах! – снова перебивает Брук, и в ее глазах появляется блеск, как будто ей это нравится.
– А где границы?
– Там, снаружи, – говорит Брук.
– Я так и понял, но где именно?
– В земле, так что нам не видно, но довольно далеко, верно, Брук?
Кинси подходит к окну и указывает куда-то вдаль. Потом она слегка подскакивает, хлопает себя по лбу, берет уродливых кукол, идет к креслу в гостиной и подхватывает газету. А затем вручает ее Дереку.
– Почему ты так уверена? – спрашивает он у Брук, скривившись при виде газеты, мол, а с этим-то мне что делать?
– А сам-то как думаешь, тупица?
Господи. Ну почему она ведет себя как стерва? Дерек наблюдает за ней, пытаясь понять, что с ней не так. Что он ей сделал?
– Ошейник еще и бьет нас током. Есть пульт, – добавляет Кинси.
– Пульт? – говорит Дерек.
Почему он все повторяет? Это глупо, но мозг пока соображает туго. Дерек точно не знает, связано ли это с многолетним приемом наркотиков или с шоковым состоянием.
– Да, Грейс может нас поджарить. Это неприятно, поверь, – говорит Кинси, а затем меняет тон на более легкий: – Вот почему мы притворяемся. И тебе нужно притвориться, что ты читаешь газету. Звук не записывается, но за нами наблюдают, и никогда не знаешь, когда они заметят, что ты отклоняешься от сценария. Она может шарахнуть в любой момент.
Дерек озирается и замечает маленькую камеру в углу. Он открывает газету и кладет ее на стол.
– Откуда ты? – спрашивает Кинси.
Приятно, что она так мила, но ее бодрый тон действует Дереку на нервы.
– Из Портленда, – отвечает он.
Дерек не в настроении болтать. Нужно подумать, как отсюда выбраться. В воздухе чувствуется слабый запах соли. Окно открыто, но снаружи только деревья. Тем не менее лес наверняка близко к побережью. Достаточно близко, чтобы Дерек почувствовал запах океана. Но почему окно открыто, если их держат здесь в плену?
– Ага, мы тоже из Портленда, – говорит Кинси без особого энтузиазма. – Все, кто сюда попадает, из Портленда. Это излюбленное место охоты у Митча. Из какого района Портленда? Чем ты занимаешься? Вернее, чем занимался?
Дерек игнорирует ее вопросы и направляется к окну. Оно приоткрыто всего чуть-чуть, это окно с ручкой-крутилкой, как в старых машинах. Нужно вертеть, чтобы открыть его, и окно чуть-чуть приподнимается, но на этом все. Хотя Дерек мог бы с легкостью выбить его.
– Да, окно открывается, – огрызается Брук, отмеряя что-то и высыпая в миску. – Как и дверь. Проблема не в этом. Проблема в том, что нельзя пересекать границу.
Значит, они могут выйти из дома, нельзя только пересекать границу. Странно, конечно, но Дерек не собирается жаловаться. С этим можно иметь дело.
– Нужно было проверить, – говорит он. – Откуда мне знать, пробовали вы или нет? Или какие у вас навыки.
– Уж поверь, мы пытались отсюда выбраться со всеми своими навыками, но это бесполезно. И раз ты не хочешь рассказывать о себе, я, пожалуй, попробую угадать, – говорит Брук, вальсируя к древнему холодильнику и дергая за ручку. – Наркоторговец, который подсел на собственный товар и оказался на улице.
– Два пункта из трех, – бормочет он, открывая входную дверь.
Вдалеке слышен отчетливый гул. Похоже на электричество. Дерек стоит в дверном проеме, но не готов выйти. Сначала нужно получить больше информации.
– Наркоторговец, который подсел на свой собственный товар и перешел дорогу не тому человеку, – говорит Кинси, заставляя уродливых кукол танцевать на столе.
Дерек не может понять, она дурочка или просто слишком молода. Порой это одно и то же.
– Холодно. Один из трех, – отвечает Дерек, закрывая дверь.
– Ладно, мы знаем, что он наркоман, так что в этом наверняка угадали, – говорит Кинси.
– Мне надоело угадывать. – Брук машет рукой. – Ты наркоман из Портленда, и если не хочешь делиться подробностями, то и ладно.
Она разбивает яйцо в миску.
– Наркоман, ставший бездомным… или, может, наркоторговец, который подсел, хотя, судя по его виду, он был бездомным. И запаху, – говорит Кинси и бросает взгляд на Брук. – Два из трех с первого раза, да?
Дерек поворачивается и смотрит на них, а Брук внезапно улыбается, недоверчиво качая головой.
Офигеть, а у нее сногсшибательная улыбка. Жаль, что она не использует ее чаще. Дерек опять начинает бродить по комнате, разглядывая все вокруг.
– Коп, – говорит она. – Ты был копом. Не могу поверить, что не догадалась об этом сразу.
На долю секунды Дерек подумывает возразить, но какой смысл? Он поднимает руки в притворном жесте капитуляции.
– Ты меня раскусила. Что меня выдало?
– Коп! – взвизгивает Кинси и хлопает в ладоши. – Боже, Брук, какое везение! Он точно поможет нам сбежать, правда?
Брук не обращает на нее внимания и с прищуром смотрит на Дерека.
– Мой бывший муж был копом. Я всегда их узнаю, они вечно расхаживают с важным видом. Но не могу понять, зачем Митчу понадобился коп? Я и так считаю безумием, что он позарился на такого здоровяка. Есть куча мужиков помельче, а Грейс просто нужно живое тело, чтобы играть роль. Сходство не обязательно.
– Почему ты так говоришь?
– Я видела фотографии настоящих Гамильтонов. Хелен, мой персонаж, была рыжей, с голубыми глазами. Кинси двадцать три, а она играет девятилетнюю девочку. Коди было тринадцать, когда Грейс решила, что он должен умереть «в девять лет». Внешность, возраст – все это не имеет значения для сучки. Мы лишь актеры, с которыми она забавляется. Ты, наверное, был просто в хлам, раз старик Митч сумел тебя одолеть. Мешок картошки, который так и просился, чтобы его украли.
Дерек делает вид, что не слышит.
– Так ты потерял работу из-за наркоты? Или подсел на наркоту из-за работы? – спрашивает Кинси. – В сериалах обычно одно из двух.
Дерек сжимает зубы.
– В сериалах сплошное вранье.
А настоящая причина гораздо хуже. Он ни за что не расскажет им правду.
– Как вы обе не сходите тут с ума? – спрашивает Дерек, опускаясь в кресло с деревянными ножками.
Ему нужно сменить тему, но на какую? Его быстро накрывает клаустрофобия.
Брук стонет и закатывает глаза. Она смотрит на Кинси, словно мысленно заставляя девушку объяснить все придурковатому новичку. В Дереке вскипает гнев, которому он не может дать выход. От потери контроля над собой бывает только хуже. Всегда.
– Это пройденный этап, – объясняет Кинси. – Я до сих пор иногда бешусь, потому что здесь всего несколько месяцев. Я стараюсь не слишком много думать о нашем положении. Но Брук…
– Я здесь уже давно, – снова перебивает она.
Похоже, перебивать – ее фишка. А еще закатывание глаз и снисходительность.
– Сколько?
– Десять лет.
– Ты живешь здесь в ошейнике уже десять лет?!
И когда Дерек осознает новую реальность, ярость внутри распаляется еще сильнее. Из-за трезвости, к которой его принудили. Чувства вины из прошлого, страха, а теперь к этому примешался кошмар заточения. Он ни за что не останется здесь даже на долгие дни, не говоря уже о годах. Ни за что.
И когда Брук бросает на него высокомерный взгляд вместо того, чтобы ответить на простой вопрос, Дерек срывается. Опрокидывает кресло и снова мечется по комнате. Ему необходимо выбраться отсюда. Он открывает входную дверь и смотрит наружу, хотя уже делал это. Но тут грудь стягивает, дыхание прерывается, и он не может глубоко вдохнуть. «Ты сходишь с ума. Не надо», – думает Дерек, но тело не слушается.
Кинси пятится подальше от него, а Брук не двигается с места и невозмутимо смотрит.
Это необычно, отмечает он в глубине сознания. Обычно люди реагируют, как Кинси, и уходят с пути, когда он в таком состоянии. Первая бывшая жена называла это танцем Халка. Ярость захлестывает Дерека, и он уже не может остановить то, что надвигается.
Мужчина идет на кухню, распахивает шкафы и ящики. Там нет ничего полезного. Никаких ножей, вообще ничего острого. Все пластиковое, хлипкое. Он врывается в комнату с мертвым мальчиком и высоким окном. Пододвигает к окну тумбочку и забирается на нее. Надо посмотреть, что находится за домом, но окно не открывается, а тумбочка ломается, и Дерек падает на пол. Он пинает сломанные деревяшки, поднимает верхнюю часть тумбочки и швыряет ее в окно. Та просто отскакивает. Должно быть, окна из поликарбоната. Дерек идет к следующей комнате, но Брук преграждает ему путь, встав в дверном проеме.
– Черта с два. Туда ты не пойдешь! – кричит она.
– Попробуешь меня не пустить? – Дерек придвигается к ней вплотную, и ее глаза оказываются на уровне его грудины.
– Отойди, – шипит Брук, не сдвигаясь с места и вытягивая шею, чтобы свирепо посмотреть в ответ.
«Любопытно, – говорит тихий голосок у Дерека в голове, – она тебя не боится». Этот голос всегда пытается его успокоить, но сейчас уже слишком поздно, не поможет.
Дерек отшвыривает женщину в сторону, задевает что-то локтем – судя по ощущениям, лицо; он слышит грохот сзади, но не утруждает себя оглянуться. Входит в комнату, но через несколько секунд Брук оказывается у него за спиной, бьет, хлещет, кричит, чтобы он убирался.
Дерек не обращает на нее внимания. Пусть делает что хочет, это все равно не сравнится даже с самыми легкими побоями из тех, которые ему доводилось терпеть. Он выдвигает ящик тумбочки и находит несколько камней и сухие цветы. Видимо, это комната Брук, и следовало бы остановиться, уважать ее личное пространство, но он не может. Он больше не контролирует себя. Дерек поднимает толстую книгу, лежащую на кровати. «Граф Монте-Кристо».
«Ого, вот уж ирония судьбы».
Дерек швыряет книгу через всю комнату, и она с грохотом ударяется о дальнюю стену. Должно же здесь быть то, что поможет ему сбежать.
«Будь разумнее, не гони», – сигнализирует ему рассудок, но без толку.
Дерек стягивает белое вязаное покрывало, переворачивает матрас. Брук перестала с ним бороться, и теперь он один в комнате.
«Ведешь себя как полоумный. Остановись!»
Но он не может. Им движет кошмар, в который он попал.
В шкафу полно сложенных на полках платьев. Всякая хрень в стиле древних сериалов о домохозяйках, и ни одной проволочной вешалки. Ничего полезного. Дерек находит и другую одежду. Мужскую. Комбинезоны, брюки из полиэстера, рубашки. Ему не подойдут, слишком малы.
Взгляд падает на что-то еще, лежащее поверх последней стопки мужской одежды.
Хлипкая коробочка, как будто сделана из бумаги. Руки Дерека дрожат, и он чуть не раздавливает хрупкую конструкцию. Внутри лежит какая-то железяка, похоже, фурнитура от мебели – шестигранный болт. Наконец Дерек прислушивается к голосу разума, велящему успокоиться, и потеет, пытаясь отдышаться, пока вертит болт в руках. Слишком мало для него, но это определенно кольцо. Шестигранный болт, обточенный изнутри так, что стал ровным и круглым.
Явно особенное кольцо – вероятно, принадлежит Брук, судя по размеру, – но эта мысль меркнет по сравнению с другой, более насущной. То, чем обточили кольцо, и есть необходимое оружие.
Дерек возвращается на кухню, сжимая в кулаке кольцо, но вздрагивает при виде Брук, одной рукой загораживающей Кинси. Глаза женщины полны ярости, и она скалит зубы. Прямо как дикий зверь. Губа у нее распухла, из носа идет кровь, спереди на синем платье – красные капли.
«Черт». Это сделал он. Запаниковал, потерял самообладание и ударил ее.
В другой руке Брук держит… отвертку? Нет. Невероятно. Металлический напильник. Она сжимает его за рукоятку, нацелив острие на Дерека.
– Эй, полегче, – говорит он, кладя кольцо в карман, прежде чем это заметит Брук.
Мужчина поднимает руки в знак капитуляции, шагая к ней.
– Назад, скотина! – кричит Брук.
Дерек пристально смотрит на нее.
– Мы же в одной команде.
Он делает еще один шаг.
– Стой, где стоишь.
– А если они увидят твое оружие? – Дерек указывает на камеру.
– А если они не увидят, потому что камеру загораживает моя задница? – Брук тычет в него напильником как кинжалом. – Я же сказала, чтобы ты не входил в мою комнату.
– Да ладно, подумаешь.
Он делает еще один шаг. Надо показать, что бояться нечего.
– Назад! Может, ты и уложишь меня, но, клянусь богом, я тебя при этом изувечу. Бомбу у тебя на шее можно взорвать не только с пульта, говнюк.
Это еще что значит? Сейчас не время спрашивать. Тем не менее Дерек больше не приближается.
– Где ты взяла напильник?
– Сядь.
Лицо Дерека дергается, но он подходит к стулу, на который указывает Брук, и садится. Он не хочет с ними драться и не хотел ее бить. Просто немного увлекся, вот и все.
– Кинси!
Брук выкрикивает ее имя как приказ.
Кинси хватает одеяло, как будто по заранее составленному плану. Белый с зеленым, наполовину распущенный плед. Она на цыпочках подходит к Дереку, кривя лицо как будто в извинении.
– Руки за спину, – командует Брук, подходя ближе с напильником.
Правда в том, что даже эта штука не сильно помешала бы, если бы он захотел вырубить Брук. Но он не хочет, поэтому подчиняется.
Кинси начинает распускать плед, прикручивая пряжей руки Дерека, заведенные за спинку металлического стула. Удивительно, насколько прочной может быть пряжа, когда ее хренова куча.
– В этом нет необходимости, – говорит Дерек.
– Посмотри на мое лицо. – Брук указывает на свою распухшую губу и запекшуюся у ноздри кровь. – Это абсолютно необходимо.
Дерек вздыхает. Он здорово облажался.
И тут Кинси вскрикивает:
– Брук, его ошейник!
«Проклятье».
При виде мигающего желтого огонька на ошейнике Дерека у Брук все внутри переворачивается. Надо срочно отвести его к зарядке и показать, как она работает.
– Пять минут, – охает Кинси.
– Разматывай пряжу, быстро! – говорит Брук, озирается и засовывает металлический напильник под диван, чтобы его не увидели через камеру.
– Пять минут до чего? – спрашивает Дерек.
– Пока твой ошейник не сработает.
– Какого…
– Мы должны заряжать ошейники, иначе они взорвутся, – добавляет Кинси, дергая нитки на его связанных руках.
Дерек не отвечает, его взгляд блуждает туда-сюда. Брук все понимает. Не сразу осознаешь, что должен заботиться о собственных оковах, если хочешь выжить. Это бесит. Просто вынос мозга. И все же лучше побыстрее двигать шестеренками в голове.
Она присоединяется к Кинси, пытаясь ослабить пряжу.
– Блин, больно же! – говорит Дерек.
– Будет больнее, если мы тебя не подключим.
– К чему?
Брук качает головой и начинает помогать Кинси. У них нет времени, чтобы объяснять все в подробностях.
– Ты отлично постаралась с этой пряжей, – говорит Брук Кинси, и обе они тянут за разные нитки, пытаясь найти свободную или тонкую.
Начинает мигать второй желтый огонек.
– Три минуты, – объявляет Кинси.
– Вот же блин! – ругается Брук себе под нос.
Дерек тянет так сильно, что его руки синеют.
Кинси бежит на кухню, хватает горсть пластиковых ножей, протягивает один Брук. Идея дурацкая, но другого выхода нет.
Брук пилит пряжу, но безрезультатно, а Кинси вычленяет одну микронить и разрезает ее.
Брук повторяет за ней.
На ошейнике Дерека загорается третий желтый огонек, но пряжа уже вот-вот порвется окончательно, и он освободится.
– Шестьдесят секунд, – взвизгивает Кинси.
– Внимательно слушай каждое слово, Дерек, – монотонно говорит Брук, продолжая пилить.
Она пытается внушить ему спокойствие. У них есть только один шанс.
– Видишь вон ту штуковину на стене напротив?
– Да.
– Это зарядное устройство. Его надо подсоединить к ошейнику у затылка. Мы тебя подключим. Тебе нужно только встать, подойти туда и развернуться в нужное положение. Не пытайся нам помочь. Ты будешь мешать.
– Понял.
Рвутся последние нити, и Дерек освобождается. Сделав несколько огромных шагов, он оказывается у зарядного устройства, Брук с Кинси подключают его ошейник. Защелкивают.
Желтые огоньки исчезают, сменяясь зелеными.
«Пошла зарядка».
Женщины с облегчением вздыхают, и Брук колотит от адреналина. Она смотрит в камеру.
– Кинси, возвращайся к сценарию.
Просто чудо, что они не получили через ошейники удар током за все, что сейчас произошло.
«Интересно, значит ли это, что Грейс с Митчем уже едут».
Кинси кивает и садится на пол с игрушками.
Брук возвращается на кухню и продолжает делать пирог.
– Что сейчас произошло? – спрашивает Дерек, и его лицо бледнее, чем раньше.
Брук смотрит на Кинси, молча поручая объяснить про ошейник, что та и делает.
– Да вы издеваетесь, – говорит Дерек после того, как Кинси сообщает больше подробностей.
Брук слишком устала и не отвечает. Кинси тоже. День и так уже выдался утомительным.
– И сколько мне здесь стоять?
– Недолго, – отвечает Кинси.
– И часто нужно это делать?
– Мы с Кинси придерживаемся графика, поэтому заряжаемся попеременно, как только камеры выключаются на ночь, – говорит Брук. – Нельзя заряжаться, пока камеры включены.
– Почему?
– Грейс не хочет смотреть, как мы это делаем. Это создает аномалию в ее мирке.
– Как долго держит аккумулятор?
– Точно не знаю. На всякий случай мы заряжаемся каждый день.
От прилива адреналина у Брук трясутся руки. Ей трудно просеивать сахарную пудру, придется потом убирать беспорядок. Ну, хоть какое-то занятие.
Снаружи по гравию хрустят колеса. Они здесь.
– Кинси! Живо в комнату! – шипит Брук.
Кинси тут же убегает.
Митч открывает дверь, но не здоровается с Брук, даже не оглядывает ее с ног до головы, как обычно. Вместо этого он смотрит на Дерека, и в уголке его губ играет хитрая усмешка.
Дерек в ответ сверлит его взглядом, но молчит.
Митч молча проходит мимо, вкатывая чемодан на колесиках в спальню Брук. Похоже, он там прибирается, и ей хочется заорать, чтобы все держались подальше от ее комнаты, пока она не найдет кольцо. Но она молчит, мысленно повторяя рецепт шоколадного торта. Того самого, который она пекла каждую неделю на протяжении десяти лет.
В дом входит Грейс и озирается.
– Где юная Грейс?
– В спальне.
«Как и всегда, тупица».
– Я не хочу, чтобы кто-то сейчас был в образе, – говорит Грейс. – Приведи ее сюда. У меня объявление.
Какого хрена? Такого еще никогда не было. С бешено колотящимся сердцем Брук идет за Кинси.
Грейс смотрит на Дерека в ошейнике на зарядке и вздрагивает, словно не должна была этого видеть.
– Почему ты не подгадал так, чтобы закончить с этим до моего приезда? – кричит она Митчу через всю комнату, но тычет пальцем в Дерека.
– Уверен, потом Хелен все исправит, – кричит тот в ответ.
– Это в ее интересах, – бормочет Грейс, глядя на Брук, которая возвращается с Кинси. – Что у тебя с лицом? – спрашивает она, теребя рукоять охотничьего ножа, висящего у нее на поясе.
Брук не отвечает. Она делает глубокий вдох, уставившись на нож, и перед ее мысленным взором предстает кровь на лезвии – она вспоминает, как с каждой секундой из шеи маленького Коди утекала жизнь. Как Грейс вытерла лезвие кухонной тряпкой, сокрушаясь о брызгах на одежде Коди – дескать, она не хотела «портить костюмы больше, чем необходимо». Причитала о том, что такую одежду больше не выпускают. Милое личико Коди, угасающий свет в его глазах. Брук не могла утешить его, пока он умирал, она боялась, что смертоносный взгляд Грейс в следующий раз остановится на ней. Так и случилось бы, стоило ей только пошевелиться. Ей-богу, так и случилось бы.
Брук часто дышит. Слишком часто. Ей хочется исчезнуть всего на несколько минут, чтобы прийти в себя. Но пока старуха здесь, ничего не получится, поэтому она делает глубокий вдох и берет себя в руки, чтобы ответить Грейс:
– Я споткнулась о ступеньку на крыльце.
– Приведешь себя в порядок после моего ухода.
Брук кивает.
– Рада видеть тебя трезвым, – говорит Грейс Дереку. – В следующую нашу встречу ты будешь в образе. Ты мне нравишься, гораздо ближе к телосложению Альберта, но более мускулистый.
Грейс подходит к нему. Дерек все еще присоединен к зарядному устройству и не может сдвинуться с места. Грейс похлопывает его по плечу и ухмыляется. У Брук пробегают мурашки по телу. Дерек выдерживает взгляд старухи, но, как только Грейс отворачивается, косится на Брук, и в его глазах читается вопрос, просьба объяснить происходящее. Однако она хочет только одного – чтобы ее оставили в покое. После того как за последний час ее комнату дважды переворачивали вверх дном, Брук надо найти кольцо, подаренное Тайсоном. Но Митч все еще там. Чем он занят?
– А теперь мое объявление, – говорит Грейс.
У Брук снова подскакивает адреналин. Что происходит? Грейс никогда не собирала их вместе. Особенно юную Грейс.
– Я хотела бы объявить о помолвке нашей Грейс Гамильтон с Джеральдом Уэйкфордом. Свадьба состоится уже скоро, гораздо раньше, чем того хотят ее родители. Они так грустят, видя, как выросла их девочка.
Она одаривает Брук и Дерека многозначительной улыбкой, как будто они и правда родители Грейс.
Никто не реагирует.
Из ее слов наверняка можно извлечь какую-то информацию, чтобы во всем разобраться.
Словно подозревая, что никто ничего не понял, Грейс продолжает:
– В воскресенье будет пятьдесят четвертая годовщина моей свадьбы. Юная Грейс выйдет замуж и навсегда покинет дом.
Это новая сцена.
Новая сцена – новые правила.
«Навсегда покинет дом».
«Кинси».
Брук подавляет вздох. Никто еще не уходил отсюда живым. Но с другой стороны, может, выйти замуж – не значит умереть.
Она бросает взгляд на Кинси, и при виде страха на лице девушки у нее сжимается сердце.
– Прости, Грейс. – Брук включает свой самый вежливый тон. – Куда отправится юная Грейс после свадьбы?
Кинси прикусывает губу и закрывает глаза. Она не хочет слышать ответ на этот вопрос, но им нужно знать наверняка.
Грейс усмехается.
– Она переедет в дом Джеральда, и они начнут совместную жизнь.
Значит, это начало новой роли для Кинси. Может быть, просто в другом месте.
– А Джеральд сейчас живет там один? Просто ждет дня свадьбы? – допытывается Брук.
Она знает, что настоящая Грейс уехала из дома в день свадьбы и, очевидно, с тех пор жила в другом месте. Может быть, Кинси переедет и продолжит играть Грейс где-то еще. Более взрослую версию Грейс. Брук цепляется за эту призрачную надежду.
– Конечно нет, – возражает Грейс. – Это создало бы аномалию. Все сцены должны происходить в одно время.
«Это еще что значит?»
– То есть в доме Джеральда уже кто-то играет Грейс? – осторожно прощупывает почву Брук.
– Естественно.
«О нет. Дело дрянь».
Это значит, что пленники разыгрывают сцены из жизни Грейс еще в каком-то месте. Может быть, так было все время.
У Брук появляется идея, и она смягчает голос:
– Как Грейс может одновременно быть здесь и в другом доме? Разве это не создает аномалию? Две Грейс, проживающие разные эпохи твоей жизни одновременно? Грейс может быть только одна, верно?
Старуха поджимает губы, и Брук впивается взглядом в маленький пульт, висящий на цепочке у нее на шее. Она зашла слишком далеко. Сейчас Грейс сорвется. Но вместо этого та говорит:
– Нет, если они в разных местах. Таков замысел. Так и должно быть. В обоих домах непрерывно разыгрывается жизнь Грейс, до самой финальной сцены.
– Что будет с Кинси? – вмешивается Дерек.
Брук напрягается, ожидая реакции Грейс. У него слишком дерзкий, слишком резкий тон. К тому же они никогда не используют настоящие имена. Грейс этого терпеть не может. Брук изо всех сил старается не смотреть ни на Дерека, ни на Кинси, как будто таким способом может стать невидимой.
Грейс снова подходит к мужчине, осматривает его с ног до головы.
– Предупреждаю: мы здесь не используем никаких имен кроме тех, что я даю. – Грейс прижимает к груди Дерека узловатую руку, покрытую старческими пятнами и унизанную кольцами. – Но я отвечу на твой вопрос. Ее роль закончится.
Кинси охает, сдерживая всхлип, и Грейс бросает на нее взгляд. Глаза-щелочки, сжатые губы.
– Юная Грейс должна быть вне себя от радости из-за новости о свадьбе. Она много лет была влюблена в Джеральда.
Брук округляет глаза, глядя на Кинси, и качает головой, веля ей прекратить. Но это безумие. Грейс сказала, что роль Кинси закончится, то есть она умрет, и теперь ожидает от девочки восторга?
– Простите, но юная Грейс еще ребенок, и, как ее отец, я должен возразить, – вдруг говорит Дерек.
«Впечатляет. Даже если он ведет себя слишком прямолинейно».
– Мы сейчас не в образе, – с раздражением поправляет его Грейс.
– Ладно. И все же каким образом девочка может выйти замуж, если она еще ребенок? Ты была тогда ребенком?
В его тоне звучит дерзкий вызов. Может, Дерек и не будет такой уж обузой.
Его тело сводит судорогой, руки дергаются, в то время как шея остается неподвижной.
Взгляд Брук мгновенно перемещается к пульту, который направляет на него Грейс. Брук и не заметила, когда старуха успела взять его.
Когда все заканчивается, Дерек моргает, осмысливая все вольты, которые только что прошли через его тело. Сущий пустяк по сравнению с тем, что Брук видела раньше. И все же она не может не сочувствовать ему. Боль жуткая.
И Брук никогда не видела, чтобы кто-то получал удар током, находясь на зарядке. Ей всегда было интересно, что произойдет. Сработает ли взрыватель? Он не сработал. Дерека просто ударило током, как обычно. Разве что он получил растяжение шеи.
– Сначала было устное предупреждение, – говорит Грейс. – А сейчас настоящее. Я требую уважения и не потерплю пререканий.
– Я… прошу прощения.
Дерек с трудом произносит слова, будто еще пытается вернуться в реальность.
В гостиную входит Митч. Все это время он провел в комнате Брук. Нашел ли он кольцо? Ей хочется спросить, но слишком страшно.
– Иногда приходится импровизировать. Вот ответ на твой вопрос, – говорит Грейс. – Я вернусь завтра, и ты нужен мне в деле. – Она берет сумку с одеждой, перекинутую через руку Митча, и отдает ее Дереку. Тот протягивает дрожащую руку. – Одежда в шкафу теперь должна тебе подойти. Митч ее заменил.
Дерек не отвечает. Даже не смотрит на нее.
Грейс и Митч уходят, но Брук не двигается с места. Она опустошена, и в голове грохочет единственная мысль:
«Через шесть дней Кинси умрет».
Тело Дерека покалывает, как будто повсюду в него воткнуты иголки и булавки. Мозг снова превратился в кашу, а ведь он как раз начал приходить в норму после ломки.
После ухода Грейс и Митча Дерек зажмуривается, а затем широко распахивает глаза, пытаясь избавиться от пелены по краям поля зрения. Он трет руки, пальцы буквально звенят. Он все отдал бы, чтобы выбраться из этой штуковины и размяться. Или сесть. Что угодно, лишь бы разогнать боль после удара током.
Дерек проводит рукой по лбу, только сейчас осознавая, насколько взмок от пота. Они правы. От него воняет. Кинси рыдает на виниловом диване, а Брук обнимает ее, повторяя фразы вроде: «Все будет хорошо» и «Мы найдем выход».
– Кто этот мужик? – спрашивает он.
Зарядное устройство на шее щелкает и отстегивается. Видимо, ошейник заряжен.
– Что-что? – раздраженно спрашивает Брук.
Дерек подходит ближе, чтобы его было лучше слышно. Он хочет понять, что это за тип – в любом другом месте подобный взгляд был бы призывом к драке. Надо понять, с кем он имеет дело.
Брук вскакивает.
– Назад! – рявкает она.
Он отступает, подняв руки, и садится на стул, к которому его привязывали. Господи, да он же не собирался нападать.
– Этот тип… – Дерек пытается набраться терпения, говорить менее угрожающим тоном. Он готов на все, лишь бы выудить из них информацию. – Что ты о нем знаешь?
– Ты о Митче? – спрашивает Брук.
Какая же она резкая.
– Да, вроде других мужчин здесь нет. Давно ты его знаешь?
– Он схватил меня в Портленде десять лет назад. И тебя тоже.
– Он из Портленда?
– Да кто его знает. Мы же не пили чай с печеньем и не рассказывали о своей жизни.
Дерек сжимает зубы и старательно подавляет гнев в голосе. Размышляет, какой вопрос задать.
– Вы наверняка что-то о нем знаете.
– Он не особо разговорчив. Вот что я знаю.
Да боже ты мой, как выжить с этой женщиной? Не говоря уже о психопатах!
Кинси садится и откашливается:
– Митч влюблен в Брук.
– Что?! – вскидывается Брук, как будто для нее это новость.
– Откуда ты знаешь? – спрашивает Дерек.
– Ну, ладно, я не знаю насчет любви, но Митч точно хочет переспать с Брук. Она его привлекает. Я знаю, как смотрит мужчина, когда тебя хочет. Именно так он на нее и смотрит. Всегда. Вот что мы знаем о Митче.
– Какая мерзость. Зачем ты ему это говоришь? – спрашивает Брук.
– Не знаю. Вдруг коп сумеет нам помочь. У меня теперь чуть больше причин сбежать, чем было до сегодняшнего дня. – А потом Кинси шепчет: – Готова даже смириться с тем, что ты на меня разозлишься.
Они могли бы использовать интерес Митча к Брук, но Дереку нужно время, чтобы все обдумать.
– Ладно, что-нибудь еще? Почему он помогает Грейс?
– Она при деньгах и хорошо ему платит. Наверняка у нее и компромат на него имеется, – говорит Брук.
– Понял. Почему ты так уверена, что граница, за которую нельзя заступать, действительно существует? Кто-нибудь пытался ее пересечь?
– Сейчас не время, – резко шепчет Брук, обнимая Кинси, и, глядя поверх ее головы, корчит гримасу, как бы говоря, что Дерек должен проявить чуткость из-за новости о предполагаемой смерти девушки.
Дереку хочется врезать кулаком по стене. Эта женщина вообще ни о чем не хочет говорить, независимо от темы.
– Вообще-то, сейчас самое подходящее время, – говорит он. – У нас всего шесть дней, чтобы выбраться отсюда.
Кинси стонет и снова начинает рыдать, но ее взгляд прикован к Дереку, и он чувствует в ней решимость. Иногда люди способны в нужный момент мобилизоваться.
– Да что с тобой не так? – кричит Брук.
– Я мог бы задать тебе тот же вопрос. Какой у тебя план? Все шесть дней говорить Кинси, что все хорошо, сидеть на диване и обнимать ее?
– Отсюда не выбраться. Я же тебе говорила.
Кинси отстраняется от Брук и уходит в свою комнату, закрывая за собой дверь, как ребенок, оставляющий родителей ссориться. Отлично. Слава богу, больше не нужно выплясывать вокруг нее и ее чувств.
– Да, ты говорила. Но уж прости, если я не поверю тебе на слово. Не может такого быть, чтобы отсюда так сложно было выбраться. Нас даже не заперли. Они могли наврать о границе.
Брук кладет руки на колени. Весь пыл резко исчезает, она совершенно сдувается.
– Они не врут.
– И ты это знаешь, потому что…
Когда она поднимает голову, в ее глазах горит огонь. Чистая сила. Это застает Дерека врасплох.
– Потому что предыдущий Альберт Гамильтон задел границу.
– Как? Что произошло?
Она качает головой.
– Боже, ты и правда тот еще фрукт.
Но Дерек больше не желает ходить вокруг да около. Хватит. Он встает и подходит к Брук, вытянув руки перед собой, как подходят к дикому зверю.
– Я просто хочу разобраться, – говорит он, но, подойдя ближе, видит только распухшую губу и засохшую кровь, которую женщина до сих пор не успела смыть.
Дерек идет на кухню, смачивает чистое полотенце, лежащее на идеально вымытой раковине, и садится рядом с Брук в мягкое кресло с деревянными ножками. Протягивает ей теплое полотенце. Она медлит, словно обдумывая, не отказаться ли, но берет.
– Я предложил бы тебя подлатать, но боюсь, ты меня пошлешь.
– Это уж точно.
– Расскажи подробнее. Если я буду знать, где это произошло, то получу представление о том, сколько у нас свободы действий снаружи.
– Ладно. Граница находится прямо перед подъездной дорожкой, за лужайкой. Позади дома примерно на таком же расстоянии. Большой круг, – монотонно сообщает Брук.
– Ее задел Тайсон, верно?
Кинси начала рассказывать ему об этом человеке, но так и не закончила. Тем не менее он понял, что Брук была близка с предыдущим Альбертом. Кольцо из шестигранного болта подтвердило, насколько близка.
Брук сердито смотрит на него, но ее глаза блестят от слез. В голос возвращается язвительность.
– Ты не сможешь спасти Кинси. Так же, как я никого не спасла.
Она смотрит в сторону кухни.
– Я не позволю девочке умереть.
– Удачи, – усмехается Брук.
– Вот как? Ты просто сдашься?
Дерек встает. Внутри разгорается ярость, и он сжимает кулаки.
Брук смотрит на его руки и тоже встает. Подходит к нему и настолько неожиданно толкает его в грудь, что он оступается. Дерек снова падает в кресло. Брук упирается руками в деревянные подлокотники кресла и наклоняется прямо к его лицу, почти вплотную. От нее пахнет ванилью и цитрусовыми.
– Кто бы говорил, – шипит Брук. – Тот, кто оказался на улице, потому что не справился? Наверное, какое-нибудь клише, типа, ты не сумел раскрыть преступление. И поскольку ты всегда наносил удары другим, а сам их никогда не получал, просто поджал хвост и сбежал. Все это время я была здесь, а ты, полицейский, должен был меня искать, но вместо этого кололся на улицах! Хочешь поговорить о выживании? Я умею выживать. А вот ты слабак.
Прежде чем Дерек успевает что-либо сказать, Брук разворачивается и хлопает дверью спальни. Его гнев улетучивается. С удивительной скоростью, учитывая, каким образом она бросила ему вызов. Обычно требуется гораздо меньше усилий, чтобы Дерек слетел с катушек. Но не в этот раз.
Не в этот раз, потому что она права.
Поколотив пальцами по кнопкам, Мина наконец-то справляется с хитрым замком дома, арендованного на время отпуска на орегонском побережье. Замок старого типа, не электронный. Кнопки торчат, словно тоненькие шипы, а еще этот дурацкий рычаг, который нужно одновременно сжимать и тянуть, чтобы добраться до висящего на стене ключа. Какая-то ненужная морока, ей-богу, – проще было бы установить электронную панель с кодом. Впрочем, если честно, Мина рада, что жилье оказалось доступным по цене и, главное, свободным в разгар сезона, пусть даже она спохватилась в последний момент. Работы у нее невпроворот.
Мина не была здесь целую вечность. Но Фрипорт – по-прежнему ее любимый городок на побережье, к тому же заметно разросшийся. Когда-то в детстве каждый год они всей семьей приезжали сюда на лето, тогда город был куда меньше и не таким туристическим. Всего-то час езды от Корваллиса, где выросла Мина. Теперь она живет в Сиэтле с мужем Брэди.
А в те времена Фрипорт был для ее небогатой семьи бюджетным вариантом летнего отдыха.
Стоит ей шагнуть на крыльцо, как в нос ударяет знакомый запах соли и рыбы. И тут же накатывает острое, непреодолимое желание сразу спуститься к пляжу, сбросить шлепки и босиком кинуться навстречу серым волнам, каким бы ледяным ни был океан. Шлепки Мина давно не носит, но вот желание стремглав нестись на пляж никуда не делось, живет в ней, несмотря на пролетевшие десятилетия.
Мина не поддается порыву и втаскивает чемодан в дом. Две небольшие спальни, одна ванная. Мило, но без претензий на современный ремонт. Фотографии на сайте, надо сказать, изрядно польстили действительности. Дом – типовая одноэтажная коробка, каких много в этом районе, похоже, послевоенной постройки. Входная дверь ведет в гостиную с небольшим обеденным столом и встроенной кухней. Через окна, выходящие на океан, открывается потрясающий вид. Дом стоит не прямо на берегу, но достаточно высоко, чтобы поверх крыш более удачно расположенных домов Мина видела море. Она отпирает раздвижную стеклянную дверь, ведущую на крошечный пятачок террасы, и устраивается в единственном, посеревшем от времени деревянном шезлонге. И тут же задается вопросом, чего ей хочется больше – немедленно выпить бокал розового вина на террасе или все-таки исполнить изначальный план и окунуть ноги в песок?
Выбор сделан в пользу вина. Не стоит упускать момент, тем более что дождя пока нет. Пройтись по пляжу под дождем – это пожалуйста, но мокнуть на террасе? Нет уж. Дождь может зарядить в любую минуту, хотя, по прогнозу, весь месяц, который Мина собирается провести в съемном доме, погода ожидается довольно теплая. Но, как ни крути, парочка штормов в прогнозе непременно нарисуются. Так бывает всегда. В последние годы август на побережье выдавался на удивление приятным. Мина, конечно, винит во всем изменение климата, но тем не менее надевает темные очки и нежится на солнце.
И вот, стоило ей расслабиться в шезлонге, как море затягивают исполинские низкие тучи. Мина приподнимает очки и разглядывает небо. Настоящая баррикада надвигающихся бурь наползает на солнце, дюйм за дюймом окрашивая синюю воду в угольно-серый.
Мина делает большой глоток вина. Она останется здесь, пока ветер или дождь не загонят ее под крышу. Вот только… из головы никак не идет недавно законченная книга. «Ау, – словно взывает к ней детективный роман. – Ты ведь приехала сюда ради правок, забыла?»
Мина усмехается про себя, на мгновение представив, что роман и впрямь способен говорить. Но, честно говоря, выслушивать его мнение совершенно не хочется.
Пиликает телефон – пришло новое сообщение.
Добралась нормально?
Это от Брэди.
Он такой милый, но Мина приехала сюда в том числе и для того, чтобы немного побыть в одиночестве. Подальше от всех. Даже от него, даже от переписки.
Ага, пью вино на террасе и любуюсь морем.
Лол. Хорошее начало. Тебе лучше отдохнуть, а не править книгу.
Неправда, думает Мина, но не пишет. Она не сможет по-настоящему расслабиться, пока книга не будет закончена, и, кроме того, Брэди вечно считает, что она «перенапрягается», когда Мина просто живет своей жизнью. Он также считает, что она слишком много пьет, но пара бокалов в день не делает ее алкоголичкой. Вообще-то, даже удивительно, что он ничего не сказал по поводу вина.
Я знаю, что делаю, но спасибо.
Ладно, когда ты вернешься, я буду дома.
Боже, я знаю, думает она, но не пишет. Вместо этого Мина отправляет смеющийся смайлик и кладет телефон рядом с собой на шезлонг. Дело не в том, что муж ей надоел или она его не любит. Это не так просто. Если бы все было так, они развелись бы. Спокойно и безболезненно. Они столько всего пережили, что должно было их разлучить. По статистике, они должны были давно расстаться. Если бы они собирались развестись, это произошло бы, когда они потеряли Пакстон, или позже, когда поняли, насколько по-разному справляются с горем. Брэди хотел двигаться дальше, пережить боль, возможно, завести еще детей, но Мина отказалась. Она ни за что больше не приведет в этот адский мир еще одного прекрасного, невинного ребенка. Она вымещала боль на муже, хотя он тоже страдал от потери малышки.
Нечто подобное сказал бы кто-нибудь из их многочисленных психотерапевтов.
Мина и Брэди снова подошли к грани развода пять лет назад, когда она изменила мужу. Еще одна рана в их браке, теперь зарубцевавшаяся. А сейчас они застряли в каком-то странном, зыбком равновесии, не в силах ни изменить прошлое, ни двигаться вперед.
Теперь они больше похожи на соседей по квартире. Никаких поцелуев, никаких объятий, уж точно никакого секса. Когда друзья спрашивают, почему они все еще вместе, Мина говорит, что им слишком лень разводиться и они слишком привыкли к устоявшемуся укладу, чтобы переосмыслить жизнь и начать все сначала с кем-то другим. Невысказанная правда заключается в том, что они любят друг друга. Просто теперь все по-другому. Они не говорят об этом, хотя Брэди и хочет. Он изо всех сил пытается оживить отношения, но Мина сосредоточена на своей писательской карьере после того, как ушла с корпоративной каторги, где столько лет вкалывала как проклятая.
По террасе стучат первые капли дождя, и Мина заносит телефон и вино внутрь. Она залпом допивает остатки в бокале и наливает еще. Уже пора ужинать, у нее есть целая упаковка крекеров и достаточно энергии для работы, но она стоит, глядя в окно на дождь, заливающий всю улицу серым цветом.
Мина предпочитает работать по утрам. Может, на сегодня стоит закончить и наклюкаться, но тем самым она подтвердит утверждения Брэди, даже если он никогда об этом не узнает.
Соседу на другой стороне улицы, судя по всему, привезли продукты: грузный мужчина средних лет торопливо фотографирует несколько белых пластиковых пакетов, стоящих у порога. Затем возвращается в синюю «Тойоту Терцел» и уезжает.
Ничего примечательного. Возможно, виной тому обычное соседское любопытство, а может, вино уже понемногу дает о себе знать, но Мина не сводит глаз с дома напротив. Никто не выходит забрать покупки. Есть ли там молоко? Или замороженные продукты, которые нужно срочно убрать в холодильник?
В груди шевелится знакомое чувство, которое Брэди называет синдромом чужих забот. Боже, да заберет ли кто-нибудь эти пакеты? «Тебя это не касается», – одернул бы ее Брэди и был бы прав. И все же пакеты, брошенные на крыльце… как скрежет ногтя по стеклу.
Мина возвращается на кухню за новой порцией вина, попутно размышляя, что следовало бы притормозить, если она рассчитывает сегодня поработать. Писать навеселе – еще куда ни шло. Это даже интересно, а порой и продуктивно. Но она уже не пишет. Она редактирует, а править текст в таком состоянии – сущее безумие. Мина только наворотит ерунды, а потом на трезвую голову придется все переделывать.
Да и кого она, собственно, обманывает? Все равно она сегодня уже ни на что не годна. Но можно хотя бы достать ноутбук, чтобы утром был под рукой. Уже хоть какой-то шаг в нужном направлении. Мина оглядывается вокруг и спохватывается: ноутбук-то в машине. Маленький мокрый внедорожник хорошо виден из окна. Мина представляет, как он мужественно держит оборону под хлещущими струями ливня.
Белые пакеты по-прежнему сиротливо стоят на крыльце.
Мина на секунду задумывается: а не предупредить ли соседей? Но нет, это уже чересчур, да и лень что-либо предпринимать, кроме как тихо ворчать себе под нос. Она усмехается, представляя, каким сладостным бальзамом пролилось бы это признание на душу Брэди. Добровольное признание в собственном, пусть и безобидном, неврозе.
К дому напротив подруливает серебристый «Джип Чероки», и пожилой мужчина, пригнувшись, словно пытаясь увернуться от капель воды, бежит к входной двери.
Он подхватывает несколько пакетов, другой рукой отпирает дверь и скрывается внутри. Спустя мгновение он снова появляется на пороге, забирает оставшиеся пакеты и окончательно исчезает в доме.
Доставка приехала раньше хозяина. Вот и вся история.
Теперь очередь Мины уворачиваться от дождя – надо забрать ноутбук из машины. Она накидывает на голову синюю ветровку, сооружая некое подобие зонта.
Пока она, наполовину забравшись в салон, шарит на переднем сиденье, черные легинсы на заднице промокают с каждой секундой все сильнее. Мина тянется через водительское кресло за сумкой с ноутбуком, которая всю дорогу из Сиэтла пролежала на пассажирском сиденье. Когда Мина наконец зажимает сумку под мышкой и другой рукой снова натягивает куртку на голову, мужчина успевает выйти из дома и, судя по всему, собирается уезжать. В этот момент в окне спальни отодвигается занавеска, и в проеме появляется лицо маленькой девочки. Она смотрит сначала на джип, а потом на Мину. Ее короткие волосы разделены прямым пробором, лицо лишено всякого выражения. Но в глазах такая потерянность, что у Мины разрывается сердце.
И дело не только во взгляде. Губы девочки накрашены ярко-вишневой помадой. Мина прищуривается, чтобы лучше разглядеть сквозь дождь. Вдруг губы у девочки просто потрескались. Но нет, это красная помада.
Девочка поднимает руку, словно собирается помахать, и прижимает к стеклу кончики пальцев.
Мина не успевает освободить руку, чтобы ответить на этот жест, потому что девочка исчезает.
Кольцо Брук пропало. Его нигде нет.
Она нашла маленькую бумажную коробочку, которую Тайсон смастерил для него, смятую в комок, но кольца там не было. Она не может его потерять. Будто Тайсон умер еще раз… Глупо, конечно, но так она это ощущает.
Уже восьмой час, камеры выключены, и Брук, сняв платье, переодевается в лаймово-зеленые синтетические штаны на резинке и полосатую водолазку коричнево-оранжевых тонов – самое удобное, что у нее есть. Она уже и не мечтает о легинсах или безразмерных толстовках.
Куча мужской одежды в шкафу выглядит иначе. Брук берет рубашку на пуговицах, подносит к лицу, вдыхает запах.
Что-то внутри нее лопается, и по щекам катятся крупные слезы – слезы по Тайсону. Она зажимает рот ладонью, чтобы ее не услышал сидящий в гостиной Дерек.
Запах Тайсона исчез. Еще одна его частичка умерла.
Спотыкаясь, она добирается до кровати и садится на край. Наверное, Митч заправил ее после того, как Дерек устроил тут погром. Теплая слезинка стекает по распухшей, пылающей губе, и Брук вспоминает нападение Дерека. Еще один тупой громила, на этот раз чуть не выбивший из нее дух. Еще одно падение. Обычно ее только унижали или пытались контролировать. За что вселенная так ее ненавидит? За последние десять лет ей пришлось торчать тут с кучей козлов, но этот хуже всех. Этот урод безумно выводит ее из себя, хотя не стоит думать, что он такой же, как Йен.
Надо дать ему шанс.
«Но Йен никогда меня не бил».
Правда, Дерек ударил ее не нарочно и не виноват, что так ее выбешивает. И все же Брук никак не может отделаться от мысли, как сильно он напоминает ее бывшего.
Она колотит кулаком по матрасу. Злится на себя, на Грейс, на Митча, но больше всего на Дерека.
«Нельзя позволять ему мной помыкать».
Она вспоминает о кольце.
Вот на чем сейчас надо сосредоточиться. Брук вытирает слезы и встает, чтобы оценить свой внешний вид в маленьком зеркале. Набрякшие веки. Распухшая губа. Лицо в пятнах.
«Просто чудесно».
Брук откидывает со лба непослушную прядь, гордо вскидывает подбородок и выходит в гостиную. Пора взглянуть ему в глаза.
Дерек все еще сидит в том же кресле. Локти на коленях, голова накрыта ладонями. Он кажется маленьким и беззащитным, наверное, из-за боли. Внутри у Брук шевелится росток сочувствия, но нет уж. Он не получит ее жалости только потому, что вдруг стал похож на растерянного мальчика, одиноко сидящего в гостиной.
– Ты видел мое кольцо, когда переворачивал спальню вверх дном как ненормальный? – спрашивает Брук.
Он поднимает голову и смахивает волосы с глаз.
– Какое кольцо?
Брук шумно выдыхает, потому что не собирается рассказывать всю историю этого кольца.
– Вопрос простой. У меня в комнате было кольцо. А теперь я не могу его найти. Ты его видел, когда был там?
– Нет, извини. Наверно, это Митч.
Дерек опускает взгляд и трет ладони, как будто они замерзли и он пытается их согреть. Наверное, их все еще покалывает от разряда через ошейник.
Брук стоит и смотрит на него.
Он чешет предплечье.
Кинси должна была дать ему ибупрофен. Или супрастин. Антигистаминные снимают зуд, который бывает после такого удара током. В конце концов, это Кинси должна обучать новичка. Но она все еще у себя, и, учитывая новости, которые только что получила, Брук не станет ее беспокоить.
Можно было бы просто не помогать Дереку. Пусть мучается от последствий собственных действий. В конце концов все пройдет, и никто не нянчился с ней, когда ее впервые шарахнули током.
«Ты что, социопатка? Возьми себя в руки и помоги человеку».
Брук идет в крошечную ванную и открывает зеркальный шкафчик. Берет два пузырька и высыпает таблетки на ладонь. Две таблетки ибупрофена и одну супрастина.
Она снова появляется перед Дереком с горстью таблеток в одной руке и стаканом воды в другой.
Он смотрит на ее руки, на лицо.
– Решила отравить меня, пока не прикончила старуха?
Брук вскидывает брови чуть ли не до верхушки лба.
– Ты серьезно? Я пытаюсь быть любезной. Это от боли.
– Мне и так нормально, – бормочет Дерек, снова глядя в пол.
– Ну и ладно, мне плевать, – говорит Брук, ставит таблетки и воду на кухонный стол и возвращается к себе.
На следующее утро, когда Брук заходит в гостиную примерно за час до включения камеры, она замечает, что таблетки исчезли, а стакан с водой стоит в раковине. Дерек все еще сидит в том же кресле, и Брук задается вопросом, а вставал ли он вообще с места прошлой ночью. Она думала, он будет спать на диване. Там спали все Альберты, кроме Тайсона. В комнате Коди нет кровати.
Дерек принял душ и надел костюм. Когда он поднимает на нее взгляд, в голове проносится шальная мысль:
«Господи, да он великолепен».
Брук отгоняет эту мысль и многозначительно смотрит на то место, где вчера вечером оставила таблетки и воду. Дерек пожимает плечами, но не благодарит. Само собой, благодарить он не станет. Она заваривает кофе и ставит воду для овсянки быстрого приготовления.
Дерек входит на кухню, и Брук вручает ему тарелку.
После нескольких минут оглушительной тишины из своей комнаты выходит понурая Кинси, но, увидев Дерека, корчит Брук рожи за его спиной, а затем обмахивается, показывая, что он, мол, чертовски секси, весь такой чистенький и в костюме. Как будто неважно, что она умрет через пять дней, зато есть на кого полюбоваться.
Брук закатывает глаза, но чувствует укол вины за то, что пристыдила Кинси, хотя сама только что пришла к такому же выводу.
Митч побрил Дерека и подстриг ему волосы еще до того, как тот пришел в себя. Сейчас у него уже пробивается щетина, но каштановые волосы короткие, на макушке чуть длиннее. Карие глаза и красивые губы. В точности типаж Брук. Токсичный типаж.
Кинси наливает себе кофе и направляется к небольшому столу, жестом приглашая их присоединиться – «У меня есть идея».
Никто не произносит ни слова, но Брук и Дерек садятся друг против друга с тарелками овсянки.
– Вам, ребята, это не понравится, но я постоянно возвращаюсь к этой идее – думаю, это единственный способ выбраться отсюда.
Брук напрягается. Она это ненавидит. Крошечная надежда, которую дает план побега, и последующее разочарование. Такими были все дни с Тайсоном.
– Митч запал на Брук, это мы уже выяснили…
– Какого черта, Кинси? – вставляет Брук.
Девушка так резко поднимает руку, чтобы заставить ее замолчать, что от удивления Брук подчиняется.
– А Грейс запала на тебя, – говорит Кинси Дереку.
– Вот мерзость, – ворчит он, но, похоже, не удивлен.
Брук заметила, как Грейс буквально засветилась при виде Дерека. Должно быть, он тоже это заметил. Она никогда так не реагировала на предыдущих Альбертов. Но Грейс ударила его током, так что кто знает? Эту психопатку не разгадаешь.
И куда вообще клонит Кинси? Брук глотает овсянку и не смотрит ни на кого из них.
– Итак, я предлагаю устроить соревнование. Типа, кто первый уложит злодея в постель, – ухмыляется она. – Вы двое и так уже боретесь за статус главного в этом доме. Я ставлю на то, что Брук первой затащит Митча в постель, но как Грейс вчера на тебя смотрела, Дерек… даже не знаю. Может, ты и сумеешь победить.
Брук смеется. Неужели Кинси серьезно?
– Я не шучу, – говорит она. – Стяните с них одежду и посмотрите, что сможете разузнать о границе или об ошейниках, как их обезвредить, – в общем, все, что мы можем использовать, чтобы свалить из этого гадюшника. И мужчины, и женщины любят делиться секретами после секса. Уж поверьте.
– Вот сама и трахайся с Митчем! – говорит Брук.
– Я бы с удовольствием. Легко. Господи, да я с кем угодно готова, если бы это спасло мне жизнь. Проблема в том, что ни один из них меня не хочет.
– Ты бы это сделала? Переспала с серийным убийцей? Добровольно? – спрашивает Брук.
– Еще как, если бы я нашла способ соблазнить и влезть ему в голову, чтобы спасти свою жизнь. Еще как сделала бы. Я примерно этим и занималась, забыла? А кроме того, думаете, после моей смерти будут держать вас тут вечно? Спойлер: не будут.
«Да уж».
Альберт и Хелен Гамильтон сгорели в собственном доме вскоре после свадьбы Грейс. Брук всегда думала, что, пока юной Грейс всего девять, есть как минимум лет десять, чтобы со всем разобраться.
– Она права, – говорит Брук Дереку. – Альберт и Хелен умерли через год после свадьбы Грейс.
– В этом проклятом искаженном времени «через год» может наступить хоть завтра, – отвечает Дерек, и тут они слышат, как подъезжает машина.
В окно видно, как Митч первым пересекает двор, за ним идет Грейс.
– Просто прощупайте почву. Что вам терять? – предлагает Кинси и сует в руку Дереку газету.
Тот стонет, потирая предплечье, словно вспоминая свое знакомство с Грейс.
К тому времени как та входит в дом, Кинси уже в спальне. Митч тоже идет туда, но его взгляд останавливается на лице Брук. Он не улыбается, и она удерживает зрительный контакт вопреки обыкновению, но Митч отворачивается. Его уши краснеют.
Ого! Может, Кинси и права. От одной мысли об этом у Брук мурашки бегут по коже. Она-то думала, что хуже и быть не может, но вот, пожалуйста, прыгает в новую бездну. Брук начинает суетиться на кухне, изображая, что занята делами Хелен Гамильтон.
Грейс стоит в гостиной в обтягивающих джинсах и коротком топе. Волосы у нее, как всегда, гладко уложены, и выглядит она отлично. Она всегда была привлекательной и стройной, но ее энергичность – это нечто. Она подходит вплотную к Дереку и касается лацкана его пиджака, словно смахивая ворсинку. Как будто Брук и вовсе нет в комнате.
– Ничего себе, как ты преобразился! – говорит Грейс.
Дерек переглядывается с Брук поверх головы старухи. Брук пожимает плечами и кивает. Почему бы и не опробовать задумку Кинси?
Суровое лицо Дерека расплывается в мягкой улыбке, обнажающей белые зубы, и он тянется к руке Грейс, накрывая ее ладонью, и прижимает к груди.
– Ты тоже прекрасно выглядишь, Грейс.
Грейс выдергивает руку и отступает.
– Ты вышел из образа. Что ты делаешь?
Дерек таращит глаза.
Он не понимает, что она может нарушать правила и флиртовать с ним, а он – нет.
– А разве мы были в образе? – спрашивает Дерек.
Грейс сверлит его взглядом, но не отвечает.
– Я сделал комплимент твоей внешности, – говорит он. – Это создает аномалию?
Брук передергивает. Он совершенно не умеет общаться с женщинами. В слове «аномалия» нет ничего сексуального.
– Альберт никогда не приставал к дочери, – цедит Грейс сквозь стиснутые зубы.
От прилива страха в голове у Брук проясняется. Это похоже на свободное падение, и никто не знает, чего ожидает Грейс. Даже Брук. Дерек точно не справится. Надо его спасать.
Дерек собирается возразить, что он к ней не приставал. По крайней мере пока. Он просто пытался подыграть, как от него ожидали. Но у него не получается, потому что Брук вклинивается, приторным голоском обращаясь к Грейс:
– Милая, ты сегодня такая красавица. Папочка ведь может отметить, как красива его любимая дочка. Ты с нетерпением ждешь свадьбу?
Твою ж мать. Все это так нелепо, а Дерек ненавидит притворяться. Он всегда ненавидел притворство, отчасти поэтому и покатился по наклонной. Он ни черта не смыслит в дурацких играх, которые, похоже, необходимы людям, чтобы нормально встроиться в общество.
– Жду не дождусь! – хлопает в ладоши Грейс. – Я принесла журнал. Думала, мы полистаем его и выберем платье.
У нее еще нет платья? Это взаправду или понарошку? Разве она не вышла замуж лет сто назад? Дерек не успевает за происходящим, и у него начинает болеть голова, несмотря на ибупрофен, который он в конце концов принял посреди ночи.
– Дорогой, – обращается Брук к Дереку.
Он щурится, пытаясь встроиться в роль. Она так мило ему улыбается, отчего внутри что-то вспыхивает. И голос у нее такой добрый, что на минуту Дерек ей верит.
– Может, выйдешь и посмотришь, какие цветы можно собрать малышке для свадебного букета?
Брук тянется к Грейс и обнимает ее.
Дерек так и стоит, недоумевая, на кой хрен сейчас нужны цветы. Они все равно завянут к свадьбе.
«Уйди», – беззвучно шепчет ему Брук через плечо Грейс. Настоящая Брук.
– Ах да, конечно, – говорит Дерек. – Пойду собирать цветы в своем шикарном костюме.
Глаза Брук распахиваются шире некуда. Она снова злится. У него ничего не получается сделать правильно. Но и раздражение он тоже скрыть не может.
Грейс поворачивается к нему и говорит:
– Ты прав, папа. Сначала тебе надо переодеться.
– Грейс, может, сходишь с папой, поможешь ему выбрать одежду? – предлагает Брук, мило улыбаясь.
Дерек смотрит на Брук и не может скрыть удивления, но слегка машет рукой и смеется.
– Ты же знаешь, что мужчины совершенно не разбираются в моде. Поможешь ему, тюльпанчик? Выбери ему что-нибудь получше, а я приготовлю тебе лимонад – будешь пить, пока мы листаем журнал.
Брук приподнимается на цыпочки, как будто она в восторге от этой идеи. Это полная противоположность тому, какая Брук обычно, но она явно могла бы быть приятным человеком, если бы постаралась.
Грейс улыбается и идет в спальню, давая Брук и Дереку секунду побыть наедине.
– Будь милым, – шепотом приказывает Брук. – Улыбайся и сними рубашку, но больше ничего. Пусть она сама к тебе подойдет.
Нет времени возражать, потому что Грейс что-то говорит в спальне, вероятно, у гардеробной, куда Митч положил новую одежду Дерека. Уже по пути в спальню он снимает пиджак и начинает расстегивать рубашку. Брук улыбается и кивает.
Когда стоящая в глубине гардеробной Грейс поворачивается, Дерек стягивает рубашку с длинными рукавами. Старуха в нескольких шагах от него. Обычно Дерек носит под рубашками майку, но Митч ее не предоставил, поэтому он стоит с голым торсом. Грейс пялится на его кожу. Он нервно сглатывает.
«Не думай о том, насколько все это хреново».
– Какой твой любимый цветок… милая? – спрашивает он, удивляясь, насколько искренне это звучит. Как будто ему действительно не все равно.
Грейс закрывает дверь. Да, закрывает их в спальне, а затем поворачивается и улыбается.
– Я знала, что ты – тот самый, – говорит она и подходит ближе. – С первого взгляда поняла это.
– Мы все еще в образе? – спрашивает он. Грейс касается его плеча, но он по-прежнему ее отец? – Погоди, тот самый для чего?
– Идеальный выбор для самого последнего Альберта.
На ее шее видна золотая цепочка, но пульт управления спрятан под блузкой.
Дерек никогда не испытывал страха в присутствии женщины. Он мог бы одолеть ее одним движением, но не в том случае, если она может ударить его током или взорвать ошейник. Может, все равно стоит попробовать. Рискнуть.
И тут, словно прочитав его мысли, Грейс вытаскивает пульт и зажимает его в руке.
Она все контролирует и будет контролировать, пока Дерек не выберется отсюда.
Или если каким-то образом не сумеет ее одолеть. Другим способом. Не физически, а эмоционально.
Боже, эта задача кажется невыполнимой. Две бывшие жены за плечами тому доказательство. Он полный ноль в романтических отношениях, но эта женщина определенно хочет его, и, похоже, ей плевать на романтику. Может, у него и получится.
Но когда Дерек собирается сделать следующий шаг, Грейс отстраняется:
– Нам стоит почаще выходить из образа.
Она похлопывает его по подбородку и открывает дверь.
Брук стоит там со свадебным журналом и стаканом лимонада в руке. Они с Дереком быстро переглядываются. Брук улыбается и кивает. Она выглядит искренне довольной.
Однозначно, раздеть Дерека до пояса было правильным решением.
Брук старается не обращать внимания на его фигуру, но безрезультатно, ведь это полный отвал башки. У нее все внутри переворачивается.
«Это что, пресловутые бабочки в животе? Какого хрена?»
Он тут же надевает рубашку.
Как только Грейс и Митч уходят, из спальни появляется Кинси. В ней что-то изменилось. Она стала немного жестче или, может, просто серьезнее. Рациональнее.
– Как все прошло с Грейс? – спрашивает Кинси Дерека.
– Нормально. Разве не нужно притворяться, что мы сейчас в роли? Камера включена.
– У нас есть немного времени после их отъезда. Никто, кроме них, не следит.
– А записи нет?
Брук пожимает плечами:
– Если и есть, нас никогда не наказывали за то, что действуем не по сценарию, пока они едут обратно. – Затем она обращается к Кинси: – Все прошло не просто нормально. Я сказала бы, даже хорошо. Грейс была с ним в спальне и закрыла дверь, и он вышел без рубашки.
– Я так и знала, – говорит Кинси. – Без рубашки! Ух ты, у тебя получилось лучше, чем я думала.
Брук ждет, что Дерек ее похвалит. В конце концов, это была ее идея, но он просто улыбается и принимает комплимент на свой счет.
– Именно так мы и выберемся отсюда, – говорит Кинси. – Но ты все еще в игре, Брук. Грейс кажется вполне сговорчивой, но, возможно, из нее будет труднее выудить информацию. Митча, вероятно, сложнее затащить в постель из-за его извращенной преданности Грейс. Но может быть, он предаст ее, если надавить в правильном месте…
Брук чувствует, что у нее отвисает челюсть, поэтому смыкает губы и старается вести себя так, будто не удивлена. Но она озадачена. Кинси вдруг превратилась в стратега. Из нее вышел бы хороший адвокат. Прямо-таки отличный адвокат.
– Митч все-таки мужчина, – говорит Дерек. – Ты правда думаешь, что его будет трудно затащить в постель? Труднее, чем женщину?
– Ух ты, – отзывается Брук. – Твой сексизм не знает границ.
– Да? А у тебя какой опыт затаскивания женщин в постель?
– А у тебя? – парирует она. – У тебя получалось ужасно. Мне приходилось объяснять, что делать! – повышает голос Брук.
Похоже, Дерек собирается что-то выкрикнуть в ответ, но Кинси встает между ними.
– Хватит. Слушай, Дерек, ты хотел знать, какие у нас навыки? Брук идеально следует правилам. Она умная, быстро соображает, очень стойкая и, скорее всего, пожертвует нами обоими, чтобы остаться в живых…
– Нет, не пожертвую! – возражает Брук.
Но внутри вспыхивает стыд, заставляя ее замолчать.
– Неважно. – Кинси пожимает плечами. – А я? Я оптимистка. До ужаса. И неплохо считываю людей и ситуации, особенно когда дело касается секса. Никогда не думала, что это здесь пригодится, но я научила всех девушек вычислять опасных мужчин и выпутываться из сложных ситуаций. Могу сказать, чего люди хотят в постели, просто взглянув на них. Ты не поверишь, каких драматических последствий можно избежать с помощью такого предвидения.
– Уверена, что это не навык, – шепчет Брук.
– На этой неделе, когда на кону моя жизнь, – навык.
Брук уже пыталась подружиться с Митчем, в самом начале. Не клеилась к нему, но все равно он был как бетонная стена. Будет ли сейчас по-другому?
После нескольких мгновений тишины Кинси снова начинает говорить:
– Хватит уже строить из себя недотрог. Это просто секс. У вас есть идея получше?
– Нет, – говорит Дерек. – Пока нет. И Брук права. В спальне Грейс назвала меня «самым последним Альбертом». Может быть, поэтому все изменилось. Поэтому она приходит сюда чаще и застает вас двоих врасплох, не как раньше. Мы предположили, что, возможно, она планирует закончить все раньше, чем через год. Ну, так и есть.
– Она сказала, что мы умрем через шесть дней? – спрашивает Брук.
– Нет, она этого не говорила. Но все же сказала, понимаешь?
Дерек умеет читать между строк. Это было необходимо на работе.
– Я не могу переспать с… со своим похитителем, – шепчет Брук.
Дерек усмехается.
– Ты та еще штучка. Наша жизнь на кону, и Митч – наш самый верный шанс. Наверное, даже если бы я трахал старушенцию всю неделю, то все равно ничего от нее не добился бы.
– По крайней мере, перед смертью ты хоть натрахаешься вдоволь. Может, с тобой станет полегче существовать рядом, – бормочет Брук.
Дерек пинает металлическое мусорное ведро, даже не успев осознать свою ярость. По комнате разлетается мусор.
«От этого не полегчает, соберись», – думает он, но уже поздно.
– Да что с тобой не так? – кричит Дерек в лицо Брук.
Кинси опускается на диван, пытаясь скрыть дрожь, но Брук стоит на месте, как обычно, не сдавая позиций, и смотрит на него этим своим взглядом. Тем самым, который в равной степени раздражает и безумно притягивает.
– И что, обычно это работает? – спрашивает Брук. В ее голосе нет эмоций. Только простой вопрос. – Вся эта фигня с громилой, который выходит из себя и пинает все подряд? Это помогает тебе добиваться своего от жизни?
Ее слова ошеломляют. Не только прямолинейность, но и то, что она не боится задать такой вопрос прямо сейчас, в разгар его припадка, как называла это вторая бывшая жена. У Дерека нет ответа. Потому что, конечно, это не работает. Он потирает щетину на подбородке.
– Ну, так работает? – напирает Брук.
Дерек вздыхает, садится на стул, который теперь, похоже, стал его официальным местом.
– Когда меня подобрал Митч, я был безработным, бездомным и накачан наркотой. Я годами не разговаривал с теми, кто мне дорог. Так что постарайся сама догадаться.
Кинси встает.
– Отлично, значит, примем за данность, что у вас обоих серьезные проблемы с самоконтролем. А теперь, может, сосредоточимся на плане?
– Ладно, – говорит Брук.
– Ладно, – вторит ей Дерек.
Мина не сильно продвинулась с редактированием книги. В такую хорошую погоду она не могла усидеть на месте, поэтому бо́льшую часть дня провела на пляже в шезлонге, с книгой. И взяла немного розового вина в кружке-термосе. Близится вечер, но, поскольку еще светло, пора поработать. Однако Мина и пятнадцати минут не просидела за кухонным столом, как что-то привлекло ее внимание.
Белые пакеты на крыльце дома напротив.
«Опять?!»
Она надевает солнцезащитные очки и шлепанцы «Адидас» и выходит на улицу, делая вид, будто достает что-то из машины. Но чуть косит глаза, скрытые за очками, чтобы понаблюдать за соседским домом. Продукты стоят там, где и в прошлый раз. Но теперь она не мучается от «синдрома чужих забот», а переходит улицу. Мина видит торчащие из пары пакетов замороженные блюда. Она наклоняется над ними, чтобы постучать в дверь.
Никто не отзывается.
Мина стучит снова, на этот раз громче.
– Эй! Тут ваши продукты!
Ее разбирает любопытство, обычно она так не делает, но не может выкинуть из головы ту девочку с красной помадой. Не мешало бы познакомиться с соседями, хотя бы для того, чтобы успокоиться и заглушить грызущее внутри чувство.
Краем глаза Мина замечает какое-то движение и отступает, чтобы лучше видеть. Приоткрывается та же занавеска. Появляется личико девочки, все такое же невыразительное. Только в этот раз без помады. Девочка машет Мине. А потом дышит на стекло, чтобы оно запотело, но получается только пятнышко размером с рот, которое быстро съеживается. Девочка успевает вывести на нем маленьким пальчиком заглавную букву «П», стирает ее, собирается снова подуть на стекло, но Мина оборачивается на хруст шин по гравию. Мужчина в серебристом джипе смотрит прямо на нее. Он выходит из машины.
Мина снова смотрит на окно, пытаясь рассмотреть, что хотела сказать девочка, но, как и прежде, ее там уже нет.
– Вам помочь? – спрашивает мужчина, почти подойдя к входной двери, к тому месту, где стоит Мина. В его голосе слышится раздражение.
Она улыбается.
– Простите, ваши продукты из доставки просто стояли здесь, поэтому я подошла, чтобы позвонить в дверь и сообщить.
Мужчина поднимает телефон.
– У меня есть приложение.
Мина выдавливает смешок и касается лба.
– Ой, простите, вы правы. Вы же знаете, когда доставят продукты, ну конечно! Мой муж всегда говорит, что я слишком беспокоюсь о том, что меня не касается.
Мужчина смотрит на нее сверху вниз, и Мина жалеет о том, что сказала. По сути, она призналась, что сует нос не в свои дела, и теперь, когда он так близко, ей хочется забрать свои слова назад. Хочется уйти от него подальше. Есть в этом мужчине что-то неуловимое. Аура. Теперь Мина остро осознает, что находится с ним наедине на пустынной улице. Всего в нескольких шагах.
– Вот именно, вас это не касается, – бормочет мужчина.
Мина проходит мимо него, стараясь улыбаться и смотреть вниз. Выглядеть безобидной. Она спускается по дорожке через палисадник, идентичный ее собственному. Он сделан в модном экологичном стиле – что-то вроде прибрежной темы со злаками и маленькими кустиками между небольшими камнями. Никакого газона.
Мина задерживает дыхание, пока не оказывается на асфальте. Внутренний голос подсказывает не идти прямо к себе. Не показывать этому человеку, где она живет. Может, это перебор, но она подчиняется чутью и поворачивает на улицу, направляясь к тропинке на пляж, где наверняка будут люди. Мина демонстративно смотрит на свой фитнес-трекер и переходит на бег трусцой, хотя на ней нет лифчика. Может быть, тот тип решит, что она просто вышла на пробежку, и выкинет ее из головы.
Брэди назвал бы эту предосторожность смехотворной. Но Брэди не женщина.
К нему никогда не подходили случайные люди в продуктовом магазине под предлогом, что им нужна помощь в поиске нужного товара, а потом начинали говорить, какой он красивый. А когда однажды вечером он вышел бы за молоком, за ним не следовал мужчина по пустынной парковке и дальше до самого магазина. Ему никогда не приходилось прятаться за стеллажом, пока тот мужчина решительно оглядывался по сторонам. Никогда не приходилось ждать, пока он уйдет, и только тогда заняться покупками. А потом обнаружить, что тот мужчина сидит в заведенной машине, ожидая, пока ты выйдешь. Ты понимаешь это, потому что его машина выезжает сразу после твоей. Преследует. И тогда ты едешь домой другим путем. Ты решаешь, что, возможно, даже не сразу поедешь домой. Ты просто будешь ездить по городу, оставаясь на виду, пока он не свернет, и молишься, чтобы у тебя хватило бензина продержаться дольше его.
Вот о чем думает Мина, когда ее ноги ступают по мостовой, рев моря становится громче, а неспортивные легкие кричат: «Какого черта? Почему именно сейчас?» Из-за бега дыхание учащается, а может, из-за того, что она до сих пор не обернулась посмотреть, следует ли за ней мужчина из серебристого джипа.
На пляже Мина замедляет шаг до прогулочного, но тело требует отдыха. Она останавливается и упирается руками в колени, свешивая голову так, что длинные светлые волосы почти касаются песка. Она плачет, чтобы выпустить напряжение. Выпустить страх, адреналин от своей реакции «бей или беги» (беги), но дело не только в этом. Почему-то плач похож на горе, как будто то, что Мина пережила столько лет назад с Пакстон, смешивается с паникой. Все это обрушивается на нее, и она всхлипывает, радуясь, что шум океанских волн заглушает рыдания. Туманный морской воздух увлажняет лицо, а волнистые волосы сворачиваются в тугие кудряшки на лбу, смешиваясь с потом.
И тут она вспоминает лицо Пакстон. Светлые кудри, ямочка на левой щеке, большие зеленые глаза. От этого Мина плачет еще сильнее.
На следующий день Митч приезжает без Грейс. Брук это не особо удивляет, потому что он иногда так делает: чинит что-нибудь, привозит все необходимое и так далее.
Он оказывается в доме еще до того, как они успевают сообразить, что он подъехал, и никто не знает, что делать. Дерек снова в костюме, сидит в кресле с газетой. Когда Митч входит и закрывает за собой дверь, он оглядывает Брук, пока та гладит свои платья и рубашки Дерека. Митч вздыхает.
– Тебе не обязательно этим заниматься. Она сейчас не смотрит.
– Ну и пусть, – говорит Брук, продолжая гладить.
Она направила всю свою нервную энергию на уборку, и поэтому все уже сделано. Эти вещи даже не нужно гладить. Но Брук ни за что не поверит ему на слово, что Грейс не наблюдает.
– Вам что-нибудь нужно?
Митч ставит одну ногу перед другой и засовывает пистолет за пояс, как какой-нибудь ковбой из старого вестерна, убирающий оружие в кобуру. Или, может быть, он так стоит из-за коленей. Брук заметила, что его походка стала более скованной, чем прежде.
Они не отвечают. А чего он ожидал? Конечно, им много чего нужно. Начиная со свободы. Зачем он спрашивает?
– Узнаешь меня? – спрашивает Митч у Дерека, не получив ответа. – Я думаю, если бы узнал, то уже набросился бы.
Дерек молчит, и Митч смеется. Брук не понимает, что все это значит, и ей это уже надоело.
– Ты здесь, чтобы узнать, какое мороженое нам купить, раз уж ты собрался в магазин? – спрашивает она, не в силах скрыть сарказм.
Митч смотрит на нее, но Брук замечает стоящую сбоку от него Кинси. Та поджимает губы и качает головой, как бы говоря, чтобы Брук помнила о цели. Надо соблазнять Митча, а не злить его.
Митч подходит ближе к Брук, так что в нос ударяет запах застарелого сигаретного дыма. Она каменеет.
– Я тебя не трону, – говорит он в ответ на ее действия. – Даже не собирался тебя трогать, боже правый.
Ее губы словно склеиваются. Просто инстинктивная реакция на то, что он вторгся в ее пространство. Она ничего не могла с собой поделать.
Митч стоит так еще минуту, повисает неловкая пауза. Они по-прежнему не знают, зачем он здесь, но, похоже, он и сам не знает.
– Эй, Митч, а глубоко зарыт провод, наша граница? – спрашивает Дерек, и Брук хочется ударить его.
Он что, настолько туп? С чего бы Митчу им рассказывать?
Митч снова смеется.
– Неплохая попытка. Может, спросишь об этом свою женушку? Она расскажет лучше меня.
Затем он с хохотом выходит, как будто это самая смешная шутка на свете.
Брук стискивает зубы.
Дерек бросает на нее взгляд, как будто просит ответа, но тут подает голос Кинси.
– Иди за ним, – говорит она Брук. – Можешь дойти до подъездной дорожки. Это твой шанс его соблазнить, пока нет Грейс.
Брук стряхивает реакцию на комментарий Митча и распахивает дверь. И окликает его.
Он на лужайке, на полпути к подъездной дорожке, но, услышав ее, останавливается и резко оборачивается. У Брук сосет под ложечкой, она понятия не имеет, что говорить.
– Приятно было увидеться.
Она щурится на ярком солнце.
Митч вынимает пачку сигарет, постукивает ею по руке, чтобы достать одну, и прикуривает от зажигалки «Зиппо». Наступает долгая, неловкая пауза, но Брук не считает, что ей лучше уйти. Еще рано.
– Знаешь, почему я подобрал тебя тогда, много лет назад? – спрашивает он, медленно затягиваясь.
У Брук все внутри обрывается, и она совершенно не готова услышать это, что бы это ни было, но подыгрывает, качает головой и улыбается.
– Я подумал: «Если мне придется смотреть на одну и ту же женщину хрен знает сколько лет, пусть это будет она». Кто ж знал, что ты так долго продержишься?
«Ух ты! Как романтично».
Эта фраза действует примерно как пощечина. Но Брук следует новому правилу. Ей надо добиться, чтобы Митч доверился ей и предал Грейс.
– Как мило, – воркует она.
– Мило, как же. Неплохая попытка, – говорит он и идет к машине, не оглядываясь.
Когда Брук возвращается в дом, Кинси стоит, скрестив руки на груди, и сверлит ее взглядом. Но Дерек смеется.
– Как мило, – передразнивает он.
– Заткнись, – рявкает Брук.
– Хм, Дерек не так уж и неправ, – говорит Кинси. – Нельзя сюсюкать, как с Грейс, потому что, очевидно, Митч чует такое. – Затем, обращаясь к Дереку, она добавляет: – Кстати, откуда ты его знаешь? Надо это выяснить и быстро, вдруг мы сможем это использовать.
– Понятия не имею, – пожимает плечами Дерек. – Может, он один из моих информаторов, или я знал его еще в школе. Хотя, кажется, он старше меня. Черт, да я понятия не имею!
– Ну, приложи немного усилий и попробуй вспомнить. – Кинси поворачивается к Брук: – А тебе нужно серьезно поработать над собой. Когда ты в последний раз клеилась к парню?
Брук пожимает плечами. Она не клеилась к Тайсону. У них все было по-другому. А до этого? Может быть, к Йену после колледжа, когда они познакомились. Так что да, она растеряла навыки.
– Проявляй интерес, но ты не должна вешаться на него или вести себя совершенно не так, как обычно. Митч любит, когда ты умничаешь. Он знает, что ты немного стервозная…
– Вот уж спасибо, – перебивает ее Брук.
– Ладно, хорошо, ты не стерва, но и спуску никому не даешь. Он это знает. Ты не можешь внезапно стать сладенькой, как сахарная вата. Я думаю, ты ему нравишься, потому что ты не даешь спуску. Так что нужно соблюдать баланс, чтоб не оттолкнуть его.
Брук кивает. Кинси права. Неприятно это признавать, но она права.
Брук раздражена из-за неудачи с Митчем, но у нее нет времени на капризы. Дереку следует придумать запасной план, потому что ни один из них не добился значительного прогресса со стратегией Кинси.
Граница. Он начнет с нее.
Дерек берет быка за рога.
– Что он имел в виду, говоря, что ты знаешь, как глубоко проходит граница?
Кинси резко выдыхает и уходит в свою комнату, как будто Дерек прогнал ее своими словами. Значит, на эту тему Брук тоже не хочет говорить. Ничего нового.
Брук садится на желтый диван и крутит шеей из стороны в сторону, словно пытаясь хрустнуть. И смотрит прямо на него пронзительным взглядом.
– Тайсон пытался узнать это и погиб.
Дерек кивает, понимая, почему она была так уклончива. Почему напряглась, когда Митч это сказал.
– Ясно, – говорит он. – Как в «Графе Монте-Кристо».
Брук качает головой слева направо, словно взвешивает его слова.
– Не совсем. В «Графе Монте-Кристо» они роют туннель друг к другу, а затем старик умирает, Монте-Кристо прячется в мешке для трупа, и его выбрасывают в море.
Дерек пожимает плечами:
– Там много страниц про туннель.
– Да.
Они разговаривают, и Брук не срывается, так что, возможно, открыта для новых вопросов. Комментарий Дерека о «Графе Монте-Кристо» должен был разозлить ее, учитывая, что позавчера он швырнул книгу об стену.
– Ты знаешь, как глубоко копал Тайсон? – спрашивает Дерек.
– Не меньше чем на пятнадцать футов[466] в глубину.
– Блин, – шепчет Дерек. – И потом он попытался копать вперед?
Брук кивает, опуская взгляд.
Вот тогда и произошел взрыв. Дереку хватает ума больше не расспрашивать об этом.
– А в каком месте?
– Митч все засыпал. Но это было позади дома.
Она встает и указывает на место, которое ничем не отличается от остальной территории вокруг.
– Где ты взяла металлический напильник?
– Его нашел Тайсон.
Дерек заглядывал под диван, куда Брук засунула напильник, когда они пытались развязать ему руки, но его там уже не было. Брук каким-то образом достала его, а Дерек и не заметил. Он был довольно долго не в себе после удара током.
При очередном упоминании Тайсона кольцо из шестигранного болта жжет Дереку карман. Требуется максимальная выдержка, чтобы не сказать, что оно у него, хотя он солгал, когда Брук спросила, и как бессердечный придурок слушал, как она плачет в своей комнате. Но работа кой-чему его научила – держать карты при себе и приберегать важные ходы до тех пор, пока не сможешь объявить шах и мат. Он зажмуривается. Дурацкие игровые метафоры.
– В чем дело? – спрашивает Брук.
– Ни в чем. Где напильник?
– Он нам не поможет. Проблема в границе и проклятых ошейниках. Не говоря уже о пультах.
Дерек это знает. Он уже думал об этом, но все равно должен собрать все инструменты, которые могут хоть как-то помочь. А вдруг напильником можно снять ошейники?
– Но он все равно мне нужен, – говорит он.
– Нет. – Брук смотрит ему прямо в глаза. Черт, у этой девчонки стальные яйца. – Но я могу тебе кое-что показать. – Она жестом приглашает его следовать за ней на улицу, затем идет за дом, и там в траве лежит небольшая металлическая миска.
– Тебе нужны инструменты? Вот чем копал Тайсон.
– Пятнадцать футов? Этим?
– Да, этим и напильником.
Она улыбается, держа миску в руках.
Дерек был бы дураком, если бы не заметил гордость в ее ответе. И не зря. Прокопать пятнадцать футов в глубину с помощью маленькой металлической миски – это впечатляет. Дерек кивает, подняв брови, чтобы показать восхищение. На этот раз она улыбается именно ему.
И от этого в животе у него теплеет.
– Кинси знает лучше меня, – говорит Дерек, – но, если тебе интересно мое мнение, наш самый верный шанс – это твоя улыбка. Тебе стоит чаще использовать ее с Митчем.
Он просто пытается помочь. Машет белым флагом, но ее лицо каменеет.
– Это так снисходительно. Думаешь, если я буду улыбаться больше, это что-то изменит? Знаешь, сколько раз мне советовали больше улыбаться? Но улыбка ни хрена не решает, и…
Дерек поднимает руку, и случается чудо – Брук умолкает.
– Я знаю, – говорит он. – Одна моя бывшая постоянно об этом твердила, и я, в общем-то, согласен. Улыбка ни хрена не решает. Но знаешь, на что она способна? Соблазнить идиота.
Брук опускает подбородок и смотрит на него тем самым взглядом. Проклятым взглядом, таким полным жизни и энергии.
– Я просто говорю, что если тебе нужен совет, как приручить этого говнюка, то вот он: используй улыбку.
Дерек не говорит ей использовать еще и взгляд, хотя следовало бы. Если скажет, будет похоже, что он к ней клеится. А вот этого он точно делать не собирается.
У Мины выдался продуктивный день: тридцать отредактированных страниц. И хороших страниц, до публикации понадобится максимум корректура.
И это несмотря на похмелье.
Вчера, вернувшись с пляжа, она наклюкалась. Мысли о дочери, боль, которую она глушила в себе почти восемь лет, накрыли ее с головой прямо там, на песке.
Мина уже и не помнит, когда в последний раз плакала о Пакстон. Слезы, кажется, высохли сами собой через пару месяцев после ее смерти. Мину тогда это даже шокировало. Брэди еще рыдал, места себе не находил. А Мина… думала, что убежала от горя. Рановато, конечно, но она не могла выжать из себя слезы. Вообще-то, она не плакала по Пакстон до вчерашнего дня.
Девчонка из дома напротив… это она все всколыхнула. Точно она. Мина весь день глаз с того дома не сводила, но ничего не произошло. Ни одного заметного движения. Может, девочка и пытается ей что-то сказать, а может, Мина просто себя накручивает.
Звякает телефон. Сообщение от Брэди.
Уже была на пляже?
Мина недовольно цокает и откладывает телефон – сейчас бы принять ванну. И может, выпить еще бокальчик. Она ни за что не расскажет Брэди, что произошло на пляже. Как много она думала о Пакстон. Хотя должна бы. Неспособность разделить его горе – постоянный камень преткновения в их отношениях.
Но она игнорирует сообщение и идет набирать ванну. Только собралась погрузиться в воду, как приходит еще одно. Снова Брэди.
Как ты себя чувствуешь?
Он вечно так спрашивает, и это всегда звучит как вопрос с двойным дном. Как будто хочет спросить о чем-то другом, но не решается. Вот и сейчас наверняка в голове крутится: «Ты там опять напилась?»
Я выпила всего пару бокалов вина. Все в порядке. Скоро пойду спать.
Спать? В половине девятого?
Мина стонет, как подросток, которого отчитывает мать, и выключает звук на телефоне. «Ты вроде хотел, чтобы я отдыхала», – хочется огрызнуться ей.
Нет, она точно не выдержит эту переписку целый месяц.
Лежа в ванне, Мина закрывает глаза. Свечей не нашлось, поэтому она выключает свет – пусть будет темно. Именно то, что ей сейчас нужно, и слегка хмельной разум начинает уплывать. Но телефон тут же вспыхивает, свет пробивается даже сквозь закрытые веки. Опять Брэди.
Я соскучился.
Надеюсь, ты хорошо проводишь время.
Ой, да уймись уже. Она вытирает руки насухо и берет телефон, чтобы ответить.
Брэди, мне надо сосредоточиться, поэтому я буду редко отвечать. Не волнуйся, если не пишу.
Мина переводит телефон в режим полета – и уведомления не будут доставать, и Брэди не увидит ее в сети. Конечно, он взбесится, что она вот так ушла в подполье, но ей жизненно необходимо побыть одной, хотя бы пару минут. Чтобы никто не наблюдал.
Подруги вечно твердят, что Мина ведет себя с Брэди как стерва. Мол, он ее любит до одури, готов простить даже измену, и они все бы отдали, чтобы их партнеры проявляли хоть каплю того внимания, которое ей уделяет Брэди.
Но внимание Брэди просто душит ее.
После ванны Мина натягивает удобную одежду и уже собирается закрыть компьютер, как вдруг видит серебристый джип, припаркованный перед домом напротив. Она пригибается к дивану, чтобы ее не заметили.
Когда мужчина выходит из дома, за ним следует пожилая женщина с короткими седыми волосами, аккуратно уложенными в каре. Он садится на водительское сиденье. Она идет к задней дверце и смотрит в сторону дома Мины. Мина знает это только потому, что не может удержаться и выглядывает – посмотреть, на месте ли они.
Когда через несколько минут она снова украдкой бросает взгляд, их уже нет. Но занавеска в окне девочки отодвинута. Девочки там нет. В окне пусто, однако она что-то написала… Это что, зубная паста?
ПР
Мина смотрит на две корявые буквы, пытаясь понять, что это значит. «Привет»? Тогда это также должно означать, что в доме напротив не о чем беспокоиться. Девочка просто проявляет дружелюбие. А тот неприятный тип – просто неприятный тип.
Так почему же Мине не становится лучше?
Может быть, потому, что возникают новые вопросы. Зачем вообще что-то писать на окне? Зачем использовать зубную пасту, если уж на то пошло? Дети не всегда все продумывают, но, чтобы писать на окне зубной пастой, требуется слишком много усилий. Разве ребенок не предпочел бы мелки и бумагу?
Такое ощущение, что девчонка пытается привлечь ее внимание, но так, чтобы… Чтобы не всполошить кого-то?
В таком случае девочка зря обращается к ней, потому что Мина поднимает панику по любому поводу. Это у нее в крови.
И тут ее осеняет. Девочки сейчас в окне нет, но в следующий раз, выглянув, она увидит послание от Мины.
Мина выдавливает немного пасты на палец и пишет в углу окна:
«Все в порядке?»
И стоит ей дописать, как в окне напротив что-то мелькает. Чья-то огромная ручища стирает «ПР» мокрой тряпкой и задергивает штору.
Мужская рука. Девочка в доме с мужчиной.
И почему-то опять в голове у Мины всплывает только одно – Пакстон. Нет, это не Пакстон. Не она. Пакстон больше нет. И все же…
Когда рано утром приходят Грейс и Митч, Дерек чувствует себя полным идиотом, снова стоя в этом костюме. Но так велела Кинси.
На этот раз Грейс даже не обращает внимания на костюм. С таким же успехом Дерек мог быть в трениках, но их он не нашел, а рабочий комбинезон, который оставил Митч, все-таки маловат и врезается в задницу.
Митч, как обычно, исчезает в спальне Кинси, и остаются Дерек, Грейс и Брук. Дерек полон решимости сегодня поладить с Грейс, и поэтому, когда она обнимает Брук, повернувшись к нему спиной, Дерек кивает той, мол, «сваливай», и машет рукой. Она свирепо смотрит в ответ.
– Привет, папочка, – говорит Грейс, теперь повернувшись к нему лицом.
Боже, как же это странно, каждая минута – словно прогулка на цыпочках по минному полю.
– Привет, Грейс.
Она берет его за руку и подходит обняться. Дерек обнимает ее и злобно смотрит на Брук, пока та наконец не проскальзывает в комнату Кинси.
Одновременно с тихим стуком закрывающейся двери Грейс отстраняется.
– Выходим из образа.
«Да, пожалуйста. Это неприятно».
Грейс больше ничего не говорит, но запускает руку под пиджак Дерека, чтобы снять его, и вторгается в его личное пространство. Пульт касается груди, и Дерек вздрагивает, словно может случайно ударить себя током от нажатия.
– Давай немного поболтаем. Познакомимся друг с другом. Что скажешь?
Он берет Грейс за руку и пытается подвести к дивану.
Она не двигается. Просто стоит. Лицо застывшее, глаза пустые.
Значит, дамочка хочет быть главной. Ладно, но, боже ты мой, неужели она не может дать ему хоть минутку – привыкнуть к мысли о том, что он переспит с женщиной, по возрасту годящейся ему в матери? С похитительницей.
– Только на секунду, – заверяет ее он. – Ты здесь главная. Я просто люблю сначала узнать человека.
Не сказать чтобы правда, но сегодня это так.
Она не отвечает, но присоединяется к нему на диване.
Дерек складывает руки на коленях и понимает, что ему, собственно, нечего сказать. Ну, разве что кроме как попросить у нее информацию, которая помогла бы им сбежать, но он не может начать с этого.
– Что ты хочешь узнать? – спрашивает Грейс, но голос ее ровный, как будто она раздражена.
«Как закоротить провод на границе?»
«Как снять чертов ошейник?»
«Как далеко мы от цивилизации?»
«Почему ты такая психопатка?»
Дерек откашливается.
– Ну, я уже знаю, где ты выросла.
Он выдавливает смешок, но она не реагирует. Только пристально смотрит на него.
– Как ты… это придумала?
Он обводит рукой дом, радуясь, что нашелся вопрос, пусть даже и глупый.
– А это имеет значение?
– Имеет ли значение? Ну, я не знаю. Мне просто любопытно. Это довольно… изобретательно.
Зря он решил поговорить. Только разозлит ее.
Когда Грейс не отвечает, Дерек тянется, чтобы приподнять ее блузку и приступить к делу.
Но его шею пронзает электрический разряд, проходит по туловищу до рук и ног.
Когда это прекращается, голова раскалывается, тело пульсирует в конвульсиях.
– Ты что вытворяешь? – кричит Грейс. – Ты думаешь, мой отец был извращенцем?
Дерек моргает. Разве они не вышли из образа? Разве не она сама это сказала? Он молчит.
Грейс встает.
– Мой отец никогда такого со мной не делал. И если ты думаешь, что я этого хочу, придется найти другого Альберта!
На лбу у Дерека выступает пот. Но он думал, что она этого хочет. Это она к нему приставала. И не раз! Подавала совершенно определенные сигналы. Неужели он неправильно понял?
Грейс направляет пульт на него. Что теперь делать?
– Господи, прости. Я думал, мы вышли из образа.
Грейс ухмыляется.
– Ты думаешь, я готова с тобой переспать? Когда ты можешь свернуть мне шею одной рукой? На тебя приятно смотреть, даже трогать приятно, но я не дура. А теперь отойди.
Дерек встает, делает несколько шагов назад, и Грейс тоже встает.
– Тебе повезло, что мы так близко к последней сцене, иначе я избавилась бы от тебя и нашла нового Альберта. От тебя больше проблем, чем пользы.
Он поднимает руки в знак капитуляции:
– Клянусь, больше никаких проблем.
Брук заходит в комнату Кинси, чтобы еще раз попробовать сблизиться с Митчем. Кинси сидит на кровати, ее руки не связаны.
– Привет, – говорит Брук Митчу спокойным и непринужденным тоном, но не чересчур милым. – Ты ее не связал?
Она кивает в сторону Кинси. Брук предполагала, что Митч всегда связывает Кинси, когда они здесь. Но раньше не проверяла.
– Не-а, она не особо буянит, и к тому же я все равно легко ее вырублю, если понадобится.
Мрачновато, но Брук делает глубокий вдох и придерживается выбранной линии.
– Как щедро с твоей стороны, – говорит она, все еще сохраняя слегка саркастичный тон, но далекий от приторной сладости.
Митч смотрит на нее, но не отвечает. Похоже, пытается решить, как относиться к этой смене тона.
Она вспоминает слова Дерека и одаряет Митча улыбкой.
Глаза Митча теплеют.
Дерек был прав. Улыбка явно подействовала. Почему Брук не знала об этом раньше? В ее распоряжении был такой отличный инструмент.
Брук садится на кровать рядом с Кинси, но та отодвигается, повернувшись лицом к стене. Может, чтобы оставить их вдвоем? Теперь Брук сидит спина к спине с Кинси.
– Десять лет я здесь, а мы толком и не разговаривали, – начинает она, стараясь не поморщиться, потому что фраза звучит ужасно неуклюже.
Митч переворачивает страницу журнала, не поднимая головы.
– А зачем? Я ведь разрушил твою жизнь.
Вот именно. Он прекрасно знает, что сделал, и от этого внутри у Брук все сжимается, а провернуть задуманное становится намного сложнее. Кинси толкает ее локтем в спину. Брук поворачивается и скалится, как бы говоря: «Знаю, я над этим работаю».
– Ну, нравится мне это или нет, но такова теперь моя жизнь, – говорит она. – И учитывая, что я вижу так мало людей, я подумала, было бы неплохо завязать разговор. Даже с тобой. Можешь считать меня отчаявшейся.
«Митч любит, когда ты умничаешь».
Уж эта фраза точно должна была порадовать Кинси.
– Грейс нужно, чтобы ты была там, – отвечает Митч.
– Уж поверь, Грейс полностью занята типом, которого ты подобрал на улице.
– Почему ты так говоришь?
В его тоне появляются резкие нотки, и он поднимает взгляд. Его это задело, потому что Брук считает Дерека достойным внимания или потому что Митч на самом деле ревнует к зазнобе Грейс?
– Просто, похоже, на этот раз она в полной мере одобряет твой выбор.
Митч бормочет что-то неразборчивое, и Брук не может поверить, что флиртует с этим человеком.
– А в прошлый раз мой выбор одобрила ты.
Он опускает взгляд и монотонно бубнит. Но Брук может это обернуть в свою пользу. Ее мозг уже работает на полную катушку.
– Да, одобрила. Ты подарил мне единственную радость за десять лет, и я в долгу перед тобой.
Она мысленно слышит аплодисменты публики. Реплика, достойная награды.
– Ты любезнее, чем обычно.
Митч понижает голос, но все еще настороже.
– Ну, думаю, будь ты в моей шкуре, то решил бы, что каждая минута на счету.
– Хм, – бормочет Митч.
Кажется, он купился.
Она ждет.
– У твоей дочери все хорошо, – говорит он.
У Брук перехватывает дыхание, и она почти кричит, растеряв все хладнокровие:
– Ты контактировал с моей семьей? Наблюдал за моей дочерью?
Кинси снова толкает ее локтем, но Брук толкает Кинси в ответ. Да пошла она! Только не сейчас!
– Не контактировал, но я за ней наблюдал. И за твоей мамой. Джесси – хорошенькая девочка, вся в мать. Но, к сожалению, твоя мама в хосписе. Рак ее доконал.
Брук не может этого вынести. Первые новости о семье за все это время, и выясняется, что этот урод следил за ее малышкой? А мама умирает?
Внутри бушуют эмоции, грозя вырваться наружу вулканом ярости и слез, но она подавляет их.
– Держись подальше от моей семьи, – шипит Брук.
– Ну вот, теперь я узнаю свою девочку.
На его лице расплывается кривая ухмылка.
Брук тошнит. Да, она его привлекает, без сомнения. Но у нее ни за что не получится с ним сблизиться после того, что он сказал о Джесси. Даже если от этого зависит жизнь Кинси.
Днем, выходя из супермаркета, Мина замечает рекламный щит на тротуаре по соседству.
Счастливые часы: каждый день до 17:00 вино за полцены.
Как раз то, что надо. Она заслужила награду за такой объем проделанной работы. К тому же в ее многоразовой сумке нет ничего, что нужно хранить в холодильнике. Она зашла только за кофе, пачкой крекеров и мелатонином.
Когда Мина стоит перед небольшим винным прилавком, прижимая к груди кричаще-яркую сумку с покупками, это снова происходит. Из носа течет, глаза наполняются соленой водой. Почему? Совершенно на ровном месте, как будто потому, что на днях она плакала из-за Пакстон, теперь у слез есть разрешение появляться, когда заблагорассудится. Судя по всему, им даже причина не нужна.
Она никак не сможет зайти в «счастливый час» в таком виде. Но все равно стоит тут, думая о своей малышке. О тех четырех годах, пока Мина была мамой. И из груди поднимаются всхлипы. Нужно добраться до машины, прежде чем она развалится на части, как на пляже, поэтому Мина быстро пересекает парковку.
В машине она дает волю чувствам и достает бумажные носовые платки из бардачка. Делает глубокий вдох и сморкается, смотрит на себя в зеркало заднего вида.
– С опозданием на восемь лет, но поезд горя наконец-то прибыл, – говорит Мина, стирая потеки туши под глазами.
Она вспоминает, что телефон все еще в режиме полета.
Черт. Брэди точно заметит, что не видит ее по геолокации. Прошло уже несколько часов.
Когда телефон снова подключается к сети, появляется куча сообщений и пропущенных звонков от Брэди.
Ты где?
– гласит первое.
Затем второе:
Все в порядке?
Дальше следует вопрос:
Господи, ты мне изменяешь?
Даже не читая остальные сообщения, Мина делает глубокий вдох. Наверное, Брэди обеспокоен, потому что она пропала с радаров и он не мог с ней связаться. Но не стоит сразу же предполагать худшее. В конце концов, это она согласилась круглосуточно делиться своим местоположением – после того случая. Но только если муж не будет одержимо за ней следить. Сначала именно так он и делал, и по этому поводу разгорелся очередной скандал. После этого Брэди согласился проверять ее местоположение, только когда ждал дома и только чтобы прикинуть, как скоро она будет. Все лучше, чем постоянно спрашивать, когда она приедет с работы, и правильно рассчитать время ужина.
Мина словно слышит голоса своих подруг из книжного клуба: «Он же готовит тебе ужин каждый вечер! Ну почему ты так себя ведешь?»
И почему же? Брэди милый, прямо-таки идеальный муж во многих отношениях. Почему она не может открыться ему? Им обоим было бы намного проще, если бы она преодолела черствость своей души.
Мина снова вытирает глаза и пишет:
Я здесь, все в порядке. Телефон был в режиме полета, пока я спала, а потом я забыла отключить.
Это почти правда.
Не волнуйся, я просто хотел убедиться, что все хорошо.
Мина закрывает глаза и делает глубокий вдох, но прежде чем успевает ответить, он снова пишет:
Прости, малыш. Я не пытаюсь тебя контролировать.
А потом еще:
Может, возвращение туда всколыхнуло что-нибудь насчет Пакстон?
Интересно. Он именно что пытается контролировать. И с каждой минутой все больше злится и напрягается. Так продолжалось годами. Она, признаться, ожидала бурной реакции на невозможность связаться с ней в течение нескольких часов, но Брэди довольно спокоен.
Если не считать внезапного вопроса о Пакстон. Но Мина не может не отметить прогресс: либо Брэди стал больше ей доверять, либо учится справляться со своими эмоциями, не устраивая сцен. Она готова принять любой вариант.
Губы Мины подрагивают. На краткий миг, тронутая промелькнувшей в сердце нежностью, она порывается рассказать Брэди о девочке, живущей напротив. О своем срыве на пляже и о недавней вспышке. Но это слишком… Слишком для короткого сообщения, слишком для нее – она не может поделиться сокровенным. И все же – вот он, шанс наладить связь, столь неуловимую прежде, столь желанную для него.
«Я скучаю по ней», – набирает Мина и медлит, прежде чем отправить. Добавляет: «Прошло восемь лет, а я вдруг затосковала, будто это было вчера. Я впервые за столько лет плакала о ней… и с тех пор слезы подступали уже дважды. Не знаю почему. Словно вновь открылась рана».
Она вглядывается в написанное. Столько слов… Она целую вечность не писала Брэди ничего подобного. Палец застывает над маленькой синей стрелкой – кнопкой «Отправить». Одно касание – и Мина сделает шаг навстречу. Шаг, на который не решалась годами.
Но что-то внутри нее каменеет. Она все стирает. И печатает:
Да нет, ничего такого.
Мина нажимает «Отправить».
Сердце наполняется сожалениями. Она упустила такую простую возможность показать ему, что меняется. Но слова уже не вернуть. Нельзя написать что-то еще. Момент упущен. Глаза вновь наполняются слезами – от осознания, что она действительно хочет быть с Брэди откровенной. Хочет, чтобы у них были нормальные отношения. Но словно что-то в ней иссохло и умерло вместе с Пакстон. И теперь, по прошествии стольких лет, она не уверена, что отыщет дорогу назад.
Подъезжая к дому, Мина замечает в окне дома напротив ту самую девочку. Она сидит, опершись локтями о подоконник и положив под щеку ладошку. Мина торопливо выходит из машины и машет ей. Девочка прижимает ладонь к стеклу, и Мина готова поклясться, что снова видит на ее лице то же выражение потерянности. Но на этот раз девочка что-то беззвучно произносит. Мина прикладывает руку к уху, давая понять, что не слышит, не понимает. Но девочка резко разворачивается, и светлые волосы хлещут по стеклу.
Она исчезает.
Вместо нее в окне появляется лицо мужчины.
Борода, густые брови. Выглядит он достаточно зрелым, чтобы быть ей отцом, но Мина не питает иллюзий. Похитители часто маскируются под отцов.
Не успев оценить разумность своего поступка, Мина пересекает улицу. Она обязана выяснить, что происходит. Раз и навсегда. Узнать, почему они никогда не выходят, откуда берется серебристый джип. Почему девочка так настойчиво пытается привлечь ее внимание – ведь явно не ради простого приветствия. Этого просто не может быть.
Мина трижды стучит в дверь.
Тишина. Ни шагов, ни приглушенных голосов.
Она стучит снова, громко, раз за разом. Нажимает на кнопку звонка, но тот, похоже, либо сломан, либо отключен.
По-прежнему ни звука.
Она уже готова сдаться и уйти, когда из-за двери раздается мужской голос:
– Уходите.
Мина напрягается.
– Я лишь хотела задать вопрос.
– Женщина, прошу вас, уходите.
– Я беспокоюсь о вас и вашей… дочери. Вам что-нибудь нужно?
– Нет. Я инвалид, но нам доставляют продукты.
Мина не уходит. Она явно вторглась в чужую жизнь, и стоило бы оставить их в покое. Но она не может отступить, не может не сделать еще одну попытку – вдруг здесь, за этой дверью, творится что-то страшное, а она пройдет мимо? Как потом с этим жить?
«Пакстон».
– Разве ваша девочка не должна сейчас быть в школе?
– Сейчас лето, – уже мягче отвечает мужчина.
Точно. Какая глупость. Мина еще не до конца убеждена, что все в порядке, но в очередной раз думает, что, возможно, слишком остро реагирует.
– Ладно. Простите за беспокойство. Я живу в доме напротив. Можете прислать ее ко мне, если вам что-нибудь понадобится. Что угодно.
– Благодарю вас, – доносится шепот из-за двери.
Мина уже собирается уйти, как вдруг что-то цепляет взгляд. Крошечный красный огонек, мерцающий высоко в углу, под свесом крыши. Он так удачно спрятан, что Мина не сразу его заметила. Она встает на цыпочки, вглядываясь пристальнее. Камера видеонаблюдения.
Кинси возвращается в то же раздражающе возбужденное состояние, в котором пребывала, когда Дерек только появился. Эта несносная жажда деятельности.
– Ну как все прошло? – спрашивает она после ухода Грейс и Митча.
– У меня не получится, – говорит Брук.
– Митч наговорил все это, чтобы позлить тебя, – возражает Кинси.
– А что случилось? – спрашивает Дерек, снова потирая руки.
Проклятая боль. Он только-только избавился от зуда.
– Ну, он сказал, что следит за ее семьей.
– У мамы рак, – добавляет Брук.
Дерек молчит.
– Спасибо за сочувствие, – бросает она.
«Ну почему у меня так хреново получается проявлять элементарную вежливость?»
– Боже, прости. Мне жаль, что у твоей мамы… Но если мы не выберемся, она переживет всех нас.
– А у тебя как дела? – спрашивает Кинси у Дерека.
– Мы неправильно поняли Грейс. Я получил еще один удар током через ошейник за то, что приставал к ней.
– Нет, – выдыхает Кинси. – Не может быть. Она тебя хочет. Я же вижу!
– Ну, даже если ты права, она не готова открыться мне или подпустить достаточно близко. И честно говоря, это разумно, потому что я наверняка смог бы свернуть ей шею прежде, чем она нажмет на кнопку. Если бы она расслабилась и отвлеклась.
– Да уж, паршиво, – говорит Кинси и принимается грызть ноготь на большом пальце. – Значит, все зависит от тебя, – обращается она к Брук.
Дерек идет на кухню за стаканом воды. Наливает и для Брук – ужасно узнать такое о матери.
Когда он протягивает ей стакан, Брук вздыхает, но берет. Не благодарит.
– Вряд ли я смогу. Он и так уже столько всего у меня отнял.
Дерек придает голосу мягкости и садится на другом конце дивана:
– Сможешь.
Она должна. Пока что это единственная стоящая идея.
Кинси кивает ему, словно подбадривая: продолжай в том же духе. Продолжай так говорить. Проблема в том, что ему, если честно, хочется наорать на Брук. Встряхнуть ее. Она здесь десять лет и не может переспать с кем-то ради свободы? Но Дерек подавляет это желание. Вступать сейчас с ней в перепалку бесполезно.
– Нет, не получится, – говорит Брук. – Даже когда я пытаюсь, он делает это невозможным, нажимая на мои болевые точки. Он чудовище.
– Так ты позволишь ему забрать твою жизнь?
Дерек сам удивляется, насколько ровным получился тон голоса. Каким-то чудом, не иначе, он вновь обрел «голос следователя». Тот, который приносил успех, чтобы выжать информацию из свидетелей, чтобы они осознали ошибочность своих суждений и приняли его точку зрения. Прошло много времени с тех пор, как он говорил этим тоном. Но Дерек не может даже думать об этом. Не может смотреть в лицо волне вины и сожаления, накатывающей следом.
Кинси молчит.
Брук поднимает на него взгляд, слегка отодвигается и делает такое лицо, словно откусила лимон.
– Знаешь, я вообще-то не думала об этом в таком ключе.
– Да ты издеваешься, – фыркает Дерек.
Опять этот ее сарказм, а его терпение и без того на исходе.
– Нет. А если я ему отдамся, но он все равно не скажет ничего полезного?
Дерек пожимает плечами. Конечно, такая вероятность существует.
Несколько минут проходят в молчании.
– Я должна постараться, – говорит Брук.
– Это дерьмово, но остальное в этой ситуации тоже не лучше, – отвечает Дерек. – Я пойду поброжу снаружи, вдруг узнаю что-нибудь о границе.
– Будь осторожен, – говорит Кинси.
– Да-да.
Дерек машет рукой и выходит наружу.
Начинает моросить дождь, но это же орегонское побережье. Более характерная погода, чем жара, стоявшая в последние дни. Дерек слышит гул контактного провода.
Он держится поближе к дому. Он видел, как Кинси гуляет снаружи, и довольно часто, и они говорили, что граница проходит перед подъездной дорожкой. Кроме того, Дерек знает, где копал Тайсон, когда наткнулся на провод. Так что у него есть некоторый запас. Он подходит к месту, на которое указала Брук. Пинает ногой землю и сорняки.
«Давай придумай что-нибудь».
Почему в голове полная пустота, стоит только подумать о побеге? Дерек всегда считал, что сумеет выпутаться из любой ситуации. Но есть только несколько способов выбраться отсюда. Во-первых, снять или выключить ошейники.
«Пока что это не представляется возможным».
Во-вторых, пересечь границу.
«Способ Тайсона не сработал, а крылья у нас не вырастут, чтобы перелететь через нее».
И последнее – отключить провод. Именно этот вариант они пытались проработать с помощью Митча, но, боже правый, это ни к чему не привело.
Дерек мог бы просто сбить Грейс с ног, но у Митча есть пистолет.
«И пульт!»
Брук сказала, что у Митча тоже есть пульт, хотя Дерек его не видел.
В любом случае, если он бросится на Митча, его либо застрелят, либо Грейс поджарит током.
Они втроем могли бы сообща одолеть двоих. Но малейшая оплошность – если Брук не сумеет отобрать пульт у Грейс или Дерек не доберется до Митча одновременно с ней, – и все пропало. Слишком велик риск ошибки.
Пока что ему придется помогать Брук сблизиться с Митчем. И возможно, в голову придет другая, более удачная идея.
Его мысли переключаются на Брук. Любопытно, как она бросает ему вызов. Совершенно не боится. Все остальные женщины в его жизни, включая собственную мать, подавляли свою личность до такой степени, что и узнать их было тяжело. Вскоре негодование по этому поводу выливалось наружу, но оно зрело слишком долго, чтобы можно было что-то исправить. Это всегда разрушало отношения.
Дерек просил их так не делать, поговорить с ним, прежде чем сходить с ума. Но они словно не могли иначе. Всегда хотели быть идеальными рядом с ним, боялись, что любое их действие может вывести его из себя. Но это было не так. Его приступы ярости не были направлены на них. В нем просто копится огромная энергия, гудящая внутри, и он не знает, что с ней делать. Правда, он никому в этом не признавался. Дерек просто живет на пределе, и его безумно раздражает, что окружающие – и женщины, и мужчины, если честно, – постоянно неправильно его понимают и приписывают ему дурные намерения. И не могут быть собой рядом с ним.
Но только не Брук.
Хотя, опять же, она вроде как его на дух не переносит.
Это справедливо, учитывая, что он напал на нее при первой встрече. У нее явно есть зуб на него, и Дерек почти уверен, что дело не только в случайно разбитой губе. Жаль, потому что они могли бы стать хорошими друзьями.
«Или даже не просто друзьями».
Но неважно. Какое это имеет значение? Если они не выберутся отсюда, то все равно умрут через несколько дней.
«Я должен что-то придумать».
Со стаканчиком утреннего кофе в одной руке и телефоном в другой Мина идет на пляж. Она выходит на крыльцо и закрывает входную дверь, но, в отличие от всех предыдущих случаев, раздается тихий щелчок. Она вздрагивает и тут же поворачивает ручку, чтобы вернуться. Заперто.
О нет! Она заглядывает в окошко на двери и видит ключ. Лежит в доме на столике. Черт. Она всегда выходит с телефоном в одной руке и ключом в другой. Но в этот раз из-за кофе забыла взять ключ. Как будто достаточно и того, что обе руки заняты.
Мина ставит кофе на крыльцо, находит в электронной почте подтверждение бронирования, ищет там телефон владельца и набирает его.
После нескольких гудков включается автоответчик. Стандартный голос робота предлагает оставить сообщение после сигнала.
– Здравствуйте, меня зовут Мина, и я снимаю ваш дом на Джей-стрит во Фрипорте. Я случайно захлопнула дверь. Может ли кто-нибудь приехать и впустить меня?
Она завершает вызов и садится на верхнюю бетонную ступеньку. Хорошо хоть нет дождя.
Через несколько минут телефон вибрирует. Неизвестный номер.
– Алло? – говорит она.
– Ага, сбоку дома есть второй кодовый замок. Код три-четыре-два-один-три, – говорит мужчина.
Никакого приветствия, никакой попытки удостовериться, что на другом конце линии действительно Мина.
– Хорошо, спасибо, – отвечает она.
Он вешает трубку.
Странно и грубо, но люди часто ведут себя как придурки, поэтому Мина не зацикливается и идет через двор, усыпанный мелкими камешками, лавируя между кустами и растениями. К боковой стороне дома нет дорожки, поэтому она идет где придется и вводит код. Такой же древний кодовый замок, как и на входной двери. Металлическая штуковина, которую нужно зажать и потянуть одновременно, немного поддается, поэтому Мина понимает, что ввела правильный код, но, похоже, замок старый и слишком долго находился на соленом воздухе. Выглядит почти проржавевшим и не поддается.
Она пробует снова. От узких, острых кнопок, которые приходится с силой нажимать, у нее болят пальцы. Безрезультатно.
Мина поднимает камень размером больше кулака и пытается отжать им держатель после ввода кода. Тоже не помогает.
Черт. Придется перезвонить владельцу – или управляющему недвижимостью, кем бы он ни был.
Она снова набирает номер.
«Ну давай же ответь».
Опять включается автоответчик.
– Здравствуйте, это снова я, Мина. Второй кодовый замок заклинило. Не могли бы вы прислать кого-нибудь, чтобы я могла войти? Пожалуйста! Мне очень жаль, что так вышло.
Она завершает вызов и громко стонет, все еще злясь на себя за то, что забыла ключ внутри.
Телефон вибрирует. Снова неизвестный номер. Она отвечает.
– Заклинило? Это еще что значит? – спрашивает мужчина.
Господи, какой же грубиян. Лучше бы приехал кто-нибудь другой, а не этот говнюк.
– Его заело. Вроде бы код правильный, но ящик с ключом не открывается.
– Дайте мне час.
– Час?! – вырывается у нее.
– Именно, дамочка, час. Думаете, я сижу тут и жду, пока вы запрете дверь, чтобы примчаться вас спасать?
Мина удивленно поднимает брови и опускает голову. Грубиян, невыносимый грубиян. Определенно, он заслуживает отвратительного отзыва на Airbnb, но она не хочет больше ничего говорить, чтобы не разозлить его и не проторчать снаружи еще дольше.
– Прекрасно. Огромное спасибо, я очень ценю ваше время, – произносит Мина как можно более дерзко.
Она смотрит на телефон, прикидывая, когда пройдет час, и понимает – времени вполне достаточно, чтобы спуститься к пляжу, а не сидеть все утро на пороге.
По дороге ей звонят, и она останавливается, чтобы проверить, кто это. А вдруг опять этот хам?
Нет. Это Брэди. И что удивительно, у нее внутри не зарождается стон раздражения, как обычно бывает. Что-то новенькое.
– Привет, Брэди, – отвечает Мина, замедляя шаг, чтобы выровнять дыхание и говорить спокойно.
– Как дела?
Мина жует губу. Брэди разволнуется, если она расскажет, что захлопнула дверь, оставшись на улице.
– Отлично! Просто иду на пляж выпить утреннего кофе, а потом начну работать.
– А, здорово. Слушай, мне сегодня приснилась Пакстон.
Мина снова задумывается, не поделиться ли своими чувствами по поводу дочери, но сейчас явно не время.
– Правда? – отзывается она.
– Не знаю, из-за того ли, что ты вернулась, или еще почему, она ведь не снилась мне уже много лет. Странный сон. Она стала старше… и такая красавица. Просто…
Его голос дрожит, и хотя обычно эмоции Брэди ожесточают Мину, в этот раз ей самой хочется плакать. Она прикусывает губу, ускоряет шаг и позволяет ему говорить.
– Она была совсем взрослая. Все те же светлые кудряшки, но длинные волосы. Густые, роскошные. Точь-в-точь как твои, и на ней было белое платье. Кажется, свадебное.
На глаза Мине наворачиваются слезы, и в голове крутится только одна мысль: «О боже, боже, только не сейчас». И все же она продолжает слушать.
– И мы рядом с ней. И этот мужчина… Я не вижу его лица, но во сне кажется, что это ее жених… Он берет ее за руку, и они убегают. Мы не можем их догнать, но смеемся вслед.
Мина прикрывает рот тыльной стороной ладони, в которой держит стаканчик с кофе. Как будто это может хоть как-то сдержать подступающие слезы.
– А потом остаемся только мы.
Брэди всхлипывает и откашливается.
Повисает долгая пауза. Интуиция подсказывает Мине – нужно что-то сказать, но она не может. Не может даже открыть рот. А если бы и захотела, все то, что Мина сдерживала в себе годами, сейчас кажется горой размером с Эверест.
– Ты там? – нарушает тишину Брэди.
– Да. – Ее голос дрожит. – Я здесь. Спасибо, что рассказал.
– Прости, наверное, это было слишком для тебя, учитывая возвращение во Фрипорт и все такое, – добавляет Брэди, собираясь с мыслями. – Но она была счастлива, Мина, поэтому я и хотел тебе рассказать. Думаю, с ней все хорошо, где бы она ни была. Что бы с нами ни происходило после смерти… Не знаю. Но она словно просила меня не волноваться. Мы не виноваты.
Мина смотрит на воду. Шумит океан. Отлив обнажает огромный валун, усыпанный ракушками. Наверняка и морскими звездами.
Брэди не виноват.
Виновата Мина.
И всегда будет ощущать свою вину.
– Мне пора, Брэди. Люблю тебя, – выдавливает она и прерывает звонок.
Почти сразу же приходит сообщение от него:
Как ты?
На этот раз Мина понимает, что он не спрашивает о чем-то другом, маскируя вопрос под беспокойство. Он искренне волнуется.
Все хорошо. Спасибо, что рассказал про сон. Нужно сосредоточиться на книге.
Целую.
– набирает ответ она.
Конечно, это мелочь, но Мина гордится собой за то, что поблагодарила мужа за откровенность, а не разозлилась и не оттолкнула его. Маленькая победа. Но слез все равно не сдержать, и после получаса непрерывных рыданий на пляже, от которых у нее начинает саднить в горле, а во рту появляется металлический привкус, Мина наконец берет себя в руки и бредет обратно к дому.
«А что, если дело во мне, в том, как я переживаю смерть Пакстон?»
Мысль кажется пугающей, но в то же время Мина готова. Готова сделать все, чтобы двигаться дальше. Если бы только знать как.
Поднимаясь на холм к своей улице, она проверяет время в телефоне. Прошел почти час. Завернув за угол, Мина видит в конце улочки машину.
Серебристый джип.
Только припаркован он не у соседей. Он стоит перед домом, загораживая ее внедорожник.
Мина крадется к дому, мысли лихорадочно скачут. Что этот неприятный тип делает у ее дома?
Когда она подходит достаточно близко, чтобы ее было слышно, он стоит на крыльце. Мина машет рукой, улыбается, хотя ей совсем не хочется быть любезной.
– Здравствуйте! Вы что-то хотели?
Он прищуривается и поднимает ключ.
– Приехал, чтобы впустить вас. Вы уже забыли?
Что?! Неприятный тип – это тот грубиян из телефонного разговора?
– А, так вы владеете обоими домами?
Она машет рукой на другую сторону улицы.
– Я не владелец.
– Вы работаете на владельца?
Он кивает.
– Что-то вроде управляющего недвижимостью? – спрашивает Мина.
Он не очень-то разговорчив.
– Типа того, – бормочет он, поворачивает ключ, толкает дверь и входит.
«Какого черта?» – проносится в голове Мины. Почему он заходит в дом? Конечно, дом ей не принадлежит, но все равно это кажется нарушением личного пространства и пугает. Ведь Мина не знает его.
Она стоит на крыльце, ей страшно находиться с мужчиной в доме. Может, он сразу уйдет?
– Эй, дамочка! – кричит он изнутри.
Мина зажмуривается, сжимает телефон, и в голове зарождается мысль.
– Да, приезжай, – громко произносит Мина громко в телефон, подходя к мужчине.
Тот стоит на кухне, не сводя глаз с Мины.
На другом конце линии тишина, потому что на самом деле Мина ни с кем не разговаривает, но она все равно продолжает:
– Отличная мысль. Можно пожарить бургеры на гриле.
Она делает паузу.
– Да. Так сколько тебе ехать, как думаешь?
Снова пауза.
– Пять минут? Ты ближе, чем я думала. Прекрасно. Скоро увидимся. – Мина опускает телефон и говорит мужчине: – Мой брат уже едет. Он живет неподалеку, и мы решили пообедать здесь.
– Гриля нет, – бурчит мужчина.
– Что-что?
– Здесь нет гриля.
– Ох, – Мина шлепает себя по лбу. – Я даже не проверила! Какая идиотка. Но ничего страшного. Придумаем что-нибудь, когда он приедет.
– Конечно, как скажете, – говорит мужчина так, будто не поверил.
В груди вспыхивает паника. Мине хочется спросить, почему он еще здесь, но лучше его не провоцировать, поэтому она вскидывает брови и пожимает плечами, чтобы он почувствовал себя неловко и ушел.
– У вас были проблемы с датчиком угарного газа? Он пищал? – спрашивает он.
Мина хмурится.
– Что-что?
– Предыдущие жильцы жаловались. Я починил, но хотел убедиться, что вы не заметили проблем.
Она раздраженно взмахивает руками:
– Нет, ничего не слышала.
Мужчина заглядывает в гостиную, где на журнальном столике заряжается ноутбук.
– Вы здесь работаете?
Какого черта. Она не собирается ничего о себе рассказывать. Ни за что.
– Вроде того.
– Вы здесь на месяц, – продолжает он. – Проблемы дома?
Грудь пронзает резкий приступ паники. Откуда он знает, на какое время она сняла дом? Ну конечно же, знает. У него есть доступ к информации об арендаторах. Мина распахивает глаза от удивления, но ловит себя на этом и переключается на улыбку. Старается не показывать, что напугана.
– А почему вы спрашиваете?
Мужчина пожимает плечами.
– Такая красотка одна на такой долгий срок. Просто кажется странным.
У нее шевелятся волосы на затылке. Все дело в том, как он это говорит.
Красотка.
Звучит как угроза.
Надо выбраться отсюда. Если не уйдет он, уйдет она.
– Ну, мне пора возвращаться к делам, – говорит Мина и идет к входной двери, молясь, чтобы он последовал за ней.
Уловил хоть какой-то намек.
Мужчина идет за ней, и теперь они стоят на пороге перед широко открытой дверью.
– Будете жарить бургеры с братом, верно? – усмехается он.
От улыбки его лицо становится в десять тысяч раз более жутким.
Мина с трудом растягивает губы в улыбке, и мужчина выходит, небрежно махнув рукой и не оглядываясь.
Она заходит внутрь и запирает дверь, прислоняется к ней и дважды проверяет, заперты ли окна.
Брук уже вся извелась, готовясь всерьез взяться за Митча, но день прошел впустую – похоже, ни он, ни Грейс сегодня не появятся.
Теперь придется еще сутки жить с этим сосущим под ложечкой беспокойством. Нервы на пределе, как будто перепила кофе. Не сидится на месте, но, как обычно бывает в такие моменты, все дела переделаны, и нужно срочно занять руки, чтобы переключить голову. Может, написать письмо Джесси?
Глаза Брук наполняются слезами, она смахивает их.
«Нельзя. Нельзя думать о Джесси».
Но дело не только в этом. При мысли о прощании сердце сжимается от тоски. Она не готова.
Странно. В конечном счете она не хочет признавать поражение. Эта интуитивная реакция означает, что Брук все еще надеется сбежать. Наверняка именно так, и от этой мысли хочется плакать еще сильнее, потому что побег невозможен.
Ладно, никакого прощального письма. Да и кто его вообще найдет? Может, испечь печенье? Глупость какая-то, когда через несколько дней твоей жизни конец, да и не любит она печенье. С другой стороны, плевать. Когда-то Брук пекла печенье для девочки, которая играла юную Грейс, и это всегда успокаивало. Может, и сейчас успокоит.
Придется делать с изюмом, потому что шоколадной крошки нет, а Митч вряд ли пойдет за покупками до… свадьбы. Последнего дня Кинси. А после этого ее собственная жизнь превратится в большую черную дыру.
«Об этом тоже нельзя думать».
Дерек входит в дом и идет за стаканом воды. Брук пытается увернуться от него, потому что кухня маленькая, а он и не думает посторониться – просто прет напролом, как все здоровяки. Все пространство принадлежит им. Брюки ему коротки, доходят только до лодыжек, и Брук рассмеялась бы, если бы не была так взвинчена.
– Я тут подумал, – начинает Дерек. – А что, если попробовать перенастроить пульты? Чтобы они не взрывали ошейники, а наоборот, отпирали.
Он ставит стакан на столешницу прямо там, где готовит Брук.
– И где ты тут видишь инженера?
Дерек выдыхает. Это попытка изобразить терпение, и Брук задумывается, не слишком ли она с ним резка. Он пытается сделать хоть что-то. Но все равно ведет себя как все здоровяки – будто им принадлежит все вокруг. Дерек и не подумал подвинуться, хотя Брук тянется мимо него за миской, которую отставила. Как будто он считает, что может находиться где угодно, а все остальные – побоку. Небось, хорошо быть на вершине пищевой цепочки.
– Нигде. Просто подумал, – говорит Дерек.
– Сначала надо как-то отобрать у них пульты, – говорит Брук. – Одно это уже нереально.
– Но если мы сумеем, то сделали бы шаг к побегу. Потом осталось бы только обезвредить их.
– У Митча пистолет, – напоминает Брук.
Она не пытается зарубить идею на корню, но Дерек не очень реалистично смотрит на вещи.
Он запускает пальцы в волосы.
– А у Грейс чертов нож.
– Угу.
– А где Кинси? – внезапно спрашивает Дерек.
– Кажется, на заднем дворе. Пока она там делает вид, что читает свои книжки, Грейс это устраивает.
Одной рукой Брук прижимает миску к себе и привстает на цыпочки, чтобы выглянуть в окно и найти Кинси.
– Кстати, а ты что делаешь?
Дерек смотрит, как она снова начинает месить тесто.
– Печенье. – Брук бросает взгляд на камеру. – Кстати говоря, ты тоже мог бы заняться чем-то полезным, а не просто стоять тут и путаться под ногами.
Раскрасневшаяся от солнца Кинси входит в парадную дверь.
– Да что с вами двумя? – Дерек грохает кулаком по столешнице, и Брук вздрагивает, злясь на себя за такую реакцию. – У нас два дня до смерти Кинси. А потом умрем и мы. А ты загораешь! – Он тычет пальцем в Кинси. – А ты? Печешь печенье как образцовая домохозяйка из рекламы!
Брук швыряет пластиковую миску на стол.
– А ты предпочел бы, чтобы мы все сидели тут и ревели?
– Нет, я предпочел бы, чтобы вы придумали, как сбежать, потому что план справиться с помощью секса ни к чему не ведет.
Брук поджимает губы и качает головой. Она устала объяснять, насколько бесполезно тратить силы на побег. Сколько времени на это потратил Тайсон, и к чему это в итоге привело.
– Ради всего святого, – говорит Кинси. – На вашем месте я просто завалилась бы в койку и занялась сексом, как в последний раз. Выбросьте уже все это из головы, чтобы мы могли хоть немного пожить спокойно.
Она стоит в открытом дверном проеме.
– Секс – это не решение всех проблем, Кинси! – рявкает Брук.
– Ого! Я и не говорю, что всех. Но думаю, в данном случае это как раз-таки решение.
Кинси машет рукой между Дереком и Брук, которые все еще стоят очень близко друг к другу у столешницы.
– Он не в моем вкусе, – врет Брук.
Дерек смотрит на нее, приподняв бровь. В уголке его губ играет улыбка, как будто он не верит словам Брук. Это бесит.
– В чем дело?
– Пульты, – говорит Дерек, игнорируя ее реплику, но все еще не сводя с нее глаз. – Надо добраться до них. С Грейс ничего не выйдет, так что самый верный шанс – завладеть пультом Митча. Это может дать нам больше, чем попытки его разговорить.
– Отлично, так почему бы тебе не скрутить его и не забрать пульт?
– Потому что он может меня прикончить.
– А меня, значит, не может?
– Нет, если ты стащишь пульт так, чтобы он не заметил. Но для этого тебе придется как минимум его раздеть.
– Ну, это не новость.
Брук строит из себя крутую, но внутри что-то вспыхивает. Надежда? Тайсон никогда не пробовал действовать с этой стороны. А что, если Дерек прав? Что, если контроль над пультами действительно что-то даст? Шаг в правильном направлении, и хотя это кажется невозможным, но все же лучше, чем пытаться узнать у Митча, как сбежать.
Закончив у Мины, этот тип не уезжает, а переходит улицу. Ну конечно. Даже машину свою припарковал так, что, если она захочет куда-нибудь поехать, придется разыскивать его и просить отогнать.
Как будто он пытается проверить, не блефует ли Мина насчет приезда брата.
Тревога разгоняет пульс и вызывает легкую дрожь, но разве не глупо так реагировать? Этот мужчина ничего ей не сделал, только впустил обратно в дом, когда она захлопнула дверь.
Мина могла бы снова сходить на пляж и сказать, что встречается с братом там. Или попросить того типа отогнать машину, а затем уехать, сказав, что они встречаются в ресторане, ведь у нее нет гриля. Мол, им просто жуть как захотелось бургеров.
Мина выглядывает в окно, делает глубокий вдох, надувая щеки, а затем выдыхает. Уже время обеда, а она еще даже не садилась за ноутбук.
Вот что она сделает. Поработает. Она подходит к дивану и открывает компьютер. Но через двадцать минут перечитывает одни и те же две строчки в миллионный раз, потому что не может не смотреть на тот дом.
Наконец неприятный тип выходит. Смотрит в обе стороны, прежде чем перейти дорогу, что нелепо, ведь машин здесь нет – улица тупиковая. Он поднимает голову и ловит взгляд Мины. На этот раз она не прячется. Какой смысл? Мужчина демонстративно переворачивает запястье, как будто проверяет время, и трижды стучит по воображаемым часам. Пожимает плечами.
Вот говнюк. Он спрашивает, где ее брат. Мина не отвечает, но поворачивается спиной и садится на диван перед окном. Печатает, делая вид, что занята.
Он заводит двигатель. По гравию подъездной дорожки хрустят шины. Он уезжает. Давно пора. Но теперь он знает, где она живет. Черт, он даже знает, сколько времени она здесь пробудет. И ее полное имя, и домашний адрес. Мина проглатывает подступающее желание заплакать и говорит себе, что ничего страшного не случилось. Он просто козел, и она постарается с ним не пересекаться.
Мина подходит к окну, чтобы открыть его и впустить немного идеальной для побережья Орегона погоды, и взгляд сразу же падает на соседский дом. Девочка снова в окне и что-то пишет зубной пастой, но на этот раз у нее получилось нарисовать не просто две буквы. Это вовсе не «ПРИВЕТ».
Это «ПОМОГИТЕ».
На самом деле там было не «ПР», а «ПО».
Черт. Мерзкий тип уехал, но Мина боится туда идти. Слишком рано после стычки, из-за которой она измотана. Но девочка просит о помощи.
Мина вытаскивает из сумки блокнот и вырывает лист бумаги.
«Ты в опасности?» – пишет она и подносит лист к окну.
Но девочка резко оборачивается, как будто ее кто-то зовет, и снова исчезает.
Ладно. Мина звонит в полицию.
Отвечает оператор 911, и Мина рассказывает, что произошло. Как девочка просила о помощи, и что Мина никогда не видела ни девочку, ни мужчину вне дома, но говорила с мужчиной через дверь. Как туда приходит неприятный тип, и про доставку продуктов, и…
– Какой адрес, мэм? – прерывает ее оператор.
Она распахивает входную дверь и напрягается, чтобы разглядеть номера домов через дорогу.
– Джей-стрит, тридцать пять.
На другом конце линии долго молчат.
– Спасибо, – наконец говорит диспетчер. – Вы считаете, что совершается преступление?
– Преступление? В смысле…
– Было ли совершено преступление или преступление совершается в данный момент? Или кто-то находится в непосредственной опасности?
Нет. Мина не может утверждать ничего подобного, но что-то явно не так, и девочка просит о помощи.
– Я не знаю, но разве вы не можете прислать кого-нибудь, чтобы проверить дом?
– Не похоже, что для этого есть основания.
– Она просит о помощи!
– К сожалению, этого недостаточно.
– Достаточно. Вы должны отправить полицейского, когда кто-то звонит в 911. Как всегда.
Мина не может этого понять. По крайней мере, причина для проверки точно есть. Что не так с этим диспетчером?
– Ну, здесь, во Фрипорте, полицейский участок слишком маленький, чтобы отправлять копов по каждому звонку, когда кто-то следит за соседом. Если совершается преступление, я пришлю кого-нибудь. В противном случае, хорошего дня.
– Вы издеваетесь? – кричит Мина.
Она не следит за соседями. Девочка просит о помощи.
Но на том конце линии уже никого нет.
Диспетчер просто повесила трубку. Разве так вообще можно?
Просто кошмар. Но Мина не удивлена. Этот город всегда был немного странным, даже если полон прекрасных детских воспоминаний.
«Та девочка».
«Пакстон».
Мысли Мины путаются, она не находит себе места. Это чувство хорошо ей знакомо. Ощущение, будто что-то не так, ужасно не так, но ты ничего не можешь с этим поделать. Не можешь это исправить и не можешь пережить. Не можешь двигаться вперед. Ты застряла в этом кошмаре, в замкнутом круге мыслей о том, что могла бы все предотвратить, оказавшись в нужном месте в нужное время. Могла бы что-то сделать.
Именно это состояние и привело ее в больницу после смерти Пакстон.
Дерек испытывает огромное облегчение, когда на следующее утро Митч появляется один. Какая удача! Брук заполучила говнюка целиком и полностью, и, если ей удастся стащить у него пульт, Дерек воспользуется своим шансом в честном бою. Он крупнее Митча. Моложе. Он мог бы уложить его и, если повезет, прихватить еще и пистолет. А потом, когда появится Грейс, устроит ей не слишком теплый прием. С помощью симпатичного «Глока-19» Митча. Пуля в голову, как только Грейс подойдет к дому достаточно близко, чтобы они…
Его мысли резко обрываются.
«Ошейники».
Допустим, они убьют и Грейс, и Митча. И что дальше?
Они все равно останутся в проклятых ошейниках, которые не могут обезвредить.
Так.
Но все равно было бы неплохо начать с убийства двух психов. А может, он и не станет убивать Митча. Прибережет его на потом. Заставит его говорить, когда Грейс не будет мешаться под ногами.
Они будут свободны, и, если Дерек выберется отсюда, поможет выбраться Брук и Кинси, это будет своего рода искуплением за все ошибки, которые он натворил. Конечно, уже слишком поздно, чтобы изменить прошлое, но вдруг каким-то образом он соберет осколки своей разбитой жизни. Использует эти события как толчок, чтобы двигаться дальше. Может, даже пойдет к психотерапевту, как советовала последняя бывшая. Разберется с тараканами в голове.
– Где Грейс? – спрашивает Брук Митча, как всегда дерзко.
– Не здесь.
– Я вижу, но почему?
– У нее другие дела.
– А ты зачем здесь? – спрашивает Дерек.
– Подумал, что надо вас предупредить, вы заслужили. – Он засовывает пистолет сзади за пояс и прикуривает сигарету от серебряной «Зиппо». – Она собирается убить вас двоих. Вскоре после Кинси. Может, через день. Я пришел это сказать. Подумал, что вы должны знать. Особенно ты, – говорит он, и его взгляд смягчается, останавливаясь на Брук. – Ты здесь так долго, делала все правильно.
– Не все, – говорит Брук, и выражение ее лица меняется, когда она поворачивается к Митчу.
Теперь это те самые глаза. Тот самый взгляд. Дерек видит, как меняется лицо Митча, и готов поклясться, что Брук могла бы вертеть им как хочет. И получить от него все, что им нужно. Черт, да этот тип, возможно, даже пульт ей отдаст, если она попросит с таким взглядом.
– Насколько я могу судить, – говорит Митч, – ты даже не вмешивалась, когда она убивала других.
Лицо Брук вытягивается.
Зачем он это сказал? Она права. Митч точно знает, как ее задеть. Брук растеряла всю решимость, с которой работала над планом.
Но Митч полностью открыт. Он хочет поговорить.
Ей нужно этим воспользоваться.
Когда Митч не смотрит на Дерека, тот пытается установить зрительный контакт с Брук. Она должна видеть, как близка к тому, чтобы заполучить Митча. Просто нужна комбинация из улыбки и взгляда, и кто знает, что еще он может рассказать? Вероятно, Брук даже не придется поступаться своим достоинством. Она нравится этому типу, и не только как сексуальный объект. Похоже, Митч искренне неравнодушен к ней, и только к ней – по-своему. Когда мужчине нравится женщина, он делает глупости.
Митч поворачивается к входной двери, собираясь уйти, и время как будто замедляется. Кинси строит Брук гримасы, чтобы та не отпускала его. Дерек тоже пытается привлечь ее внимание, как-то сказать, что она почти заполучила Митча.
Митч поворачивает ручку, и Брук опускает руки на бедра, хлопая по ним, словно потеряла надежду. Но ловит взгляд Дерека, и в ней снова появляется огонек. Она справится.
– Эй, Митч, – говорит Брук.
Он оглядывается.
– Я хотела кое-что у тебя спросить, но наедине. Не мог бы ты зайти… – Брук оглядывается вокруг и замолкает. Она ни за что не попросит Митча войти в свою комнату. – В комнату Кинси?
– Зачем?
Брук раздраженно вздыхает. Идеально. Она не смогла бы обработать Митча лучше, даже если бы Дерек стоял у нее за спиной и подсказывал.
– Просто заткнись и иди сюда.
Она входит в комнату, ожидая, что Митч последует за ней.
И он идет.
Зайдя в комнату, Брук сразу переходит к делу:
– У тебя свои желания, у меня свои. Давай найдем компромисс.
– Ты о чем вообще?
Лицо у Митча каменное, но пока он не сбил ее с толку, Брук сможет держаться своей линии.
– Я не собираюсь тебя насиловать, если ты об этом, – говорит Митч, и Брук хочется рассмеяться.
Это он так встал на защиту морали? Притом что он похититель и, вероятно, убийца и, без сомнения, тысячу раз смотрел через камеру, как она раздевается. Но спать с ней – это, типа, ниже его достоинства.
– Тогда чего ты от меня хочешь?
С минуту Митч смотрит на нее молча.
– Это шутка?
– Нет. Я не шучу. Уже много лет. Ты-то должен понимать почему.
– Ну, если ты серьезно, правда в том, что я был бы не против посмотреть на тебя вживую.
Вживую.
У нее все внутри переворачивается. Зачем ему это, если он, скорее всего, уже все видел? Брук смотрит на камеру в углу комнаты Кинси.
– Грейс смотрит?
– Нет.
Брук поймет, говорит ли он правду, по тому, что он будет делать дальше. Поведется он или нет.
– Ладно, но, если мне придется раздеваться, ты тоже давай. Хотя бы футболку сними, – говорит Брук.
Она охотится за пультом, висящим на цепочке у него на шее. Пульт всегда заправлен под футболку, и она никогда не видела, чтобы Митч им пользовался. У него есть пистолет, так зачем ему пульт?
Митч усмехается, вызывая у Брук мурашки по коже, но, по крайней мере, ему нравится происходящее. Он снимает футболку, и то, что она принимала за пульт, которым Митч угрожал ей годами, оказывается всего лишь армейскими жетонами на цепочке. Металл покоится на заросшей седыми волосами груди, рядом с крошечными шрамами.
Брук пристально смотрит на жетоны.
– Пульта нет, как я вижу, – говорит она.
– Ты думала, это пульт?
Митч постукивает по жетонам и ухмыляется.
Ей хочется наорать на него за то, что смеется над ней. Но нет, так нельзя. Надо продолжать его обрабатывать. Брук опускает взгляд, изображая стыд.
– Слушай, – с неожиданной нежностью говорит Митч. – Я не позволю ей делать с тобой ничего бесчеловечного. Ты и так от нее натерпелась.
Что это значит? Грейс годами вела себя бесчеловечно, и он никогда не мог ее остановить. В Брук снова вспыхивает искра надежды.
– А что ты можешь? Думаешь, ты вообще способен ей помешать?
Его губы дергаются. Не слишком ли ее занесло? Митч не отвечает, просто разворачивает ее за плечи и тянет вниз молнию.
– Ты сказала, что я могу посмотреть.
Брук внутренне напрягается. Началось, она это сделает. Но Митч не победит в долгой игре.
Платье падает на пол, и она стоит в бюстгальтере и комбинации. Поворачивается к нему лицом. Сжимает зубы.
– Мне всегда больше нравились фигуристые. Есть за что ухватиться, – говорит Митч, проводя языком по нижней губе.
Он тянется к бретелькам бюстгальтера, но Брук отбивает его руку. В голову приходит идея. Шансов немного, но ей хочется завизжать от восторга, что она так хорошо импровизирует.
– Нет. Дай мне что-нибудь взамен.
Он расстегивает джинсы.
– Я не этого хочу.
Руки Митча безвольно повисают, его лицо ничего не выражает. Брук не может понять, нравится это ему или нет.
И тут Митч усмехается и снова тянется к бюстгальтеру.
Брук отбивает его руку, на этот раз сильнее.
– Нет. Пока ты мне не ответишь. Один вопрос за каждый снятый предмет.
«Да, Брук. Гениально».
Он склоняет голову набок и резко пожимает плечами.
Брук должна задавать вопросы по-умному. Только те, на которые он, скорее всего, ответит, потому что у нее есть ровно три вопроса, пока Брук не окажется голой. Бюстгальтер, комбинация, трусы.
– У тебя есть пульт? Или он только у Грейс?
Митч прищуривается, как будто не может понять, в чем заключается игра, но, похоже, не собирается упускать возможность.
– Это два вопроса. Перефразируешь или снимаешь две вещи?
– Перефразирую. Сколько всего пультов?
Она точно знает, что один у Грейс.
– С чего ты взяла, что у меня его нет? Только потому, что ты рассчитывала увидеть его здесь и не увидела? – Митч указывает на свои жетоны.
«Нет, потому что ты сам сказал, что он там, придурок».
– Отвечай на мой вопрос, – говорит Брук.
– Спроси о чем-нибудь другом.
Брук цокает языком. У него нет пульта. Наверное, именно поэтому он так уклончив. Но это было бы так в стиле Митча – запутать ее, хотя у него где-то есть пульт. Она меняет тактику.
– Зачем нужна граница? Почему бы просто не запереть нас в доме?
– Снова два вопроса, но я сегодня щедр. Потому что Грейс хотела, чтобы вы, ребята, чувствовали себя свободными в доме. Чтобы у вас была та же свобода, как и у нее в детстве. До того, как она попала в ловушку брака.
– Я ни хрена не чувствую себя свободной, – говорит Брук притворно сладким голоском.
– Ее методы не всегда имеют смысл. Я это признаю. А теперь…
Митч снова тянется к бретельке бюстгальтера, но Брук уклоняется от его руки.
– Выбираю я.
Поскольку Митч хочет, чтобы она сняла бюстгальтер, вместо этого она стягивает комбинацию, та падает на пол, и Брук остается в бюстгальтере и трусах.
– Ну-ну, ты меня дразнишь, – говорит он, одаривая ее угрожающей полуулыбкой.
Брук ждет, что он сделает еще одну попытку и ей снова придется отбиваться, но он садится в кресло – как всегда, когда присматривает здесь за Кинси. И трет подбородок.
– Ты собираешься спросить меня о чем-нибудь еще? – говорит он.
Это глупо. Ничего не выходит. Первый вопрос не дал ничего определенного.
– Да, но, если ты дашь еще один тупой очевидный ответ, это не считается.
Митч встает и в несколько шагов оказывается почти вплотную к ней.
– Может, тебе напомнить, кто здесь главный?
Брук задерживает дыхание, собирается с духом и касается шрама на его груди. Митч отталкивает ее руку. Гораздо резче, чем кажется необходимым.
– Ты такой чувствительный, – говорит она.
– Не хочу, чтобы ты это трогала.
– Почему?
Возникает пауза, а затем его глаза вспыхивают.
– Это твой вопрос?
– Ты дашь нормальный ответ?
Митч смотрит на ее грудь и облизывает нижнюю губу. Брук хочется прикрыться, но она этого не делает. Сделав над собой усилие, она делает шаг вперед.
– Да. Это мой вопрос. Откуда шрам?
– После операции.
– Какой?
Брук все равно, но его чрезмерная реакция вызывает любопытство. Кажется, это важно для него.
– Я ответил, а теперь давай.
Он машет рукой, веля ей что-нибудь снять. Но Митч уже открыл свои карты. Брук чувствует небольшой сдвиг в расстановке сил. Может, она ошибается, но стоит надавить, чтобы выяснить.
– Я сказала – никаких уклончивых ответов. Не считается.
Лицо Митча дергается, и снова она не может понять, улыбка это или отвращение, но точно какие-то эмоции. Она меняет подход. Надо кое-что выяснить.
– У тебя нет пульта. Все эти годы ты блефовал.
Митч пожимает плечами. Это ответ. У него нет пульта. Не говоря ни слова, он тычет в нее пальцем, прося снять еще одну деталь одежды. Он все еще смотрит на ее грудь, поэтому Брук вместо этого снимает трусы. Митч смотрит на нее как настоящий хищник. Она добыча, которую нужно выследить и проглотить. Ей страшно, но уже готов следующий вопрос.
– Есть способ отключить границу? – спрашивает Брук.
– Может быть. Это был твой последний вопрос, – жестко говорит он, не спуская глаз с ее обнаженного тела.
Ну нет уж, это определенно был уклончивый ответ.
– Мне надо что-нибудь конкретное о том, как работают ошейники или граница. Как нам ее отключить? Или мы закончили.
Брук тянется за платьем.
– Ладно. Хорошо. Ошейники отключить нельзя, только она это может. И я. Так же, как отключил ошейник Коди. Но да, есть способ отключить границу.
Брук всегда задавалась вопросом, почему ошейник Коди больше не нужно заряжать и он не взорвался. Но она сосредотачивается на второй части ответа.
– Как?
– Больше никаких вопросов. Снимай.
Брук смотрит на его шрамы. Люди обычно стесняются шрамов, но эти похожи на порезы от ножа, а не на хирургические. Почему он так взбесился? Только когда Митч шагает к ней, она выходит из задумчивости.
– Нет, я сама, – говорит она.
Митч отступает.
Брук расстегивает бюстгальтер и позволяет ему соскользнуть по рукам на пол. Она стоит перед Митчем, опустив руки по бокам. Он осматривает ее с ног до головы, не торопясь, словно смакуя.
Есть способ отключить границу. Надо узнать больше.
– Ты уверен, что хочешь только смотреть? – шепчет Брук, изо всех сил стараясь, чтобы ее голос звучал соблазнительно, но внутренне содрогается. – Ответь на другие вопросы, и я позволю тебе потрогать.
Митч хмыкает, поворачивается, хватает футболку, продевает руки в рукава и натягивает ее через голову.
– Может, позже, когда я вернусь, – говорит он и выходит из комнаты.
Он сегодня еще вернется?
Одеваясь, Брук слышит, как Митч заводит двигатель. Она выглядывает в окно спальни и видит, как машина срывается с места, оставляя за собой шлейф гравия и грязи. Брук спешит в гостиную, где Дерек и Кинси сидят на противоположных концах дивана, как пациенты, ожидающие новостей от врача.
– Есть только один пульт, и он у Грейс. Он все это время врал, – объявляет Брук.
– Это объясняет наличие пистолета, – говорит Дерек. – Зачем ему пистолет, если есть пульт? Что-нибудь еще?
– Есть способ отключить границу.
– Да, и… – подгоняет ее Кинси.
– Я не смогла вытянуть из него как. Он испугался. Мне нужно больше времени.
– У нас нет времени. Свадьба завтра, – шепчет Кинси.
– Он сказал, что сегодня еще вернется. С ней, – понижает голос Дерек.
– Если ты отвлечешь Грейс, а Кинси не попадется ей на глаза, я попытаюсь добиться от него большего.
– Как мне ее отвлечь? Она бьет меня током каждый раз, когда я подхожу слишком близко, – говорит Дерек.
– Не знаю, например, забери у нее пульт. Просто уложи ее, – отвечает Брук.
– Можешь уложить меня, – говорит Кинси Дереку.
Ее кокетливый тон ошеломляет их обоих.
Брук смотрит на Кинси. С чего вдруг она это сказала? Но Кинси пожимает плечами.
– Что такое? Просто к слову пришлось.
Дерек закатывает глаза. Наверное, он уловил намек на незрелую влюбленность Кинси.
– Я почти вдвое старше тебя. Ты же знаешь, да? Я тебе в отцы гожусь.
– И что?
– Ты слишком молода для меня.
– Мне двадцать три!
– Когда ты родилась, мне уже продавали спиртное.
– Ладно, ладно, давайте сосредоточимся на задаче, – говорит Брук. – Когда они вернутся, ты займешься делом, Дерек.
– Мне придется обезоружить Грейс, прежде чем она доберется до пульта или вытащит нож, – бормочет он, проводя рукой по волосам.
Он смотрит в потолок и качает головой.
– Я знаю, это кажется невозможным, но, если Митча в этот момент не будет рядом, у тебя получится.
Это глупо. Дурацкий план, который слишком сильно зависит от случайности и удачи. Дерек прав. Ему нужно выхватить у Грейс и пульт, и нож, а если у него не получится, он труп. Но они в отчаянном положении.
– Ты должен подобраться достаточно близко, чтобы сначала схватить пульт. А без пульта она просто старуха с ножом, – говорит Брук.
– В этот момент я бы убрал ее, без проблем. Я все продумал. Пока Митч может рассказать, как отключить границу, у нас есть шанс.
– Да, – воодушевленно соглашается Брук. Даже если это призрачный шанс, хорошо бы попробовать. – Я уговорю Митча отправить Кинси на улицу или что-нибудь в этом роде, а потом посмотрю, что еще смогу разузнать.
– Как будто я домашняя собачка, – бормочет Кинси.
Брук разворачивается к ней:
– Ты первая на очереди умирать. В чем проблема?
Кинси пожимает плечами и смягчается.
– Да, прости.
Она была такой стойкой последние несколько дней, такой здравомыслящей. Как будто снова стала прежней Кинси. Только иррациональной. Вероятно, она пытается справиться с мыслью о смерти, но все же зачем пытаться затащить Дерека в постель? Как будто мало других забот.
Дерек идет к двери, говорит, что надо еще раз проверить что-то снаружи. Дескать, возможно, есть простой способ отключить границу, который они пока не нашли.
Его нет. Брук и Тайсон уже это проверили, но она не мешает ему уйти.
– Что на тебя нашло? – спрашивает Брук у Кинси, когда Дерек уходит.
Кинси пожимает плечами, и по ее щеке течет слеза.
– Я не готова умереть.
– Ты не умрешь, – лжет Брук. Нет смысла усугублять положение, говоря правду. – Но все равно, зачем ты наговорила это Дереку?
– Не знаю. Наверное, просто хотелось близости, хоть с кем-нибудь. Необязательно сексуальной, хотя это было бы неплохо. Он наверняка хорош в постели, ты же знаешь, что я в этом разбираюсь. И еще я скучаю по маме.
Брук вздыхает и протягивает к ней руку. Какая странная нить мыслей.
– Ты не одна. Я здесь.
Кинси кладет голову Брук на колени и плачет.
На следующий день Мина находит единственный способ отвлечься от соседского дома, от странного телефонного звонка диспетчеру службы 911 и от Пакстон – работать. Заняться тем, ради чего Мина сюда приехала, поэтому именно на этом она и сосредотачивается.
Уже почти время обеда, и она галопом отредактировала пятьдесят страниц, многие из которых даже не нуждались в исправлении. Она также опустошила упаковку крекеров, каким-то образом избегая вина, но оно взывает к ней, поэтому периодически Мина смотрит на телефон, чтобы узнать, который час.
Пить до полудня – слишком рано. Даже для нее.
Кроме того, ей не терпится продвинуться в правках. Итак, Мина сидит с ноутбуком за кухонным столом, откуда вообще не видит окно на улицу. Никаких отвлекающих факторов. Пока все идет хорошо.
Однако по пути из туалета она замечает, что на другой стороне улицы снова остановился мужчина, доставляющий продукты. Опять. Тот же, что и раньше.
«Им привозят немало продуктов».
Мине стоило бы пройти дальше через гостиную, плюхнуться обратно на деревянный кухонный стул, поместить пальцы на клавиатуру и работать. А вместо этого она стоит и смотрит, как мужчина выходит из маленькой синей машины.
Не успев опомниться, Мина уже выходит на улицу, зажав в ладони ключ от дома, потому что больше не совершит эту ошибку. Мужчина возвращается к машине, и Мина машет руками, чтобы задержать его.
– Здрасте! Извините, что беспокою, – улыбается она. – Вы никогда не замечали в этом доме что-то странное?
Мина указывает на соседский дом.
– В каком смысле?
Мужчина говорит отрывисто, вероятно, торопясь к следующему пункту назначения или желая убраться отсюда. Его нечесаные волосы под бейсболкой намокли от пота.
– Например, вы когда-нибудь видели, чтобы оттуда кто-то выходил? Может быть, чтобы забрать продукты, прежде чем вы уедете.
– Нет.
Он повышает голос и опускает взгляд, как будто что-то скрывает.
– Значит, видели.
– Правда не видел. Но место странное. Не знаю почему, но от него у меня мурашки по коже. К тому же заказ всегда состоит только из заморозки. Редко что-то свежее.
Мина уже заметила замороженные блюда.
– А девочка? Видели ее когда-нибудь?
Мужчина оглядывается через плечо на улицу. Как будто ожидает, что подъедет тот тип на джипе. Это настораживает. Мерзкий тип обычно появляется после того, как привозят заказ. У них не так много времени.
– Она иногда смотрит в окно, – начинает мужчина. – У нее губы накрашены красной помадой, жутковато выглядит.
Мина уже это знает, но подавляет порыв скрестить руки на груди, притоптывая ногой. Может быть, она выяснит больше.
– А еще что?
– Я всегда беру этот заказ, потому что он близко к моему дому.
Мина качает головой.
«Да мне плевать».
Мужчина внимательно смотрит на нее, и она понимает, насколько странными могут показаться такие расспросы, поэтому признается:
– Я беспокоюсь, что девочка в беде. А копы не приедут, если нет доказательств, что совершено преступление.
– Вы звонили в полицию?
Он еще сильнее прищуривается.
Насмешка в его голосе отрезвляет Мину. Теперь она выглядит как назойливая, истеричная тетка. Для него это может свести на нет любые ее обоснованные опасения.
– Та девочка написала на окне «помогите», так что да, я позвонила в полицию. Знаете что-нибудь еще насчет этого дома? Что-нибудь о людях внутри? Или о том высоком мужчине?
– Он дает очень хорошие чаевые. Еще одна причина, по которой я всегда беру этот заказ.
Мина скрещивает руки на груди.
– Я мало что знаю. Только что́ они заказывают и чье имя указано в заказе.
– Так, и какое же имя?
– Я не могу сказать. У меня будут проблемы.
– Да ладно, на доставку продуктов не распространяется закон о защите персональных данных.
– Я знаю, но мне нужна эта работа. У нас долги за учебу, второй ребенок на подходе…
Мина машет рукой, показывая, что ей все равно.
Он снимает бейсболку и вытирает широкий лоб рукой.
– Ладно. Имена в заказе всегда одни и те же: Джеральд и Грейс Уэйкфорд.
«Может быть, это отец и девочка?»
«Или высокий тип и пожилая женщина?»
Она понятия не имеет, и, поскольку этот неловкий момент перерастает в долгое молчание, мужчина переступает с ноги на ногу.
– Мне пора.
Мина благодарит его, после чего немедленно ставит под сомнение свое чутье.
«А вдруг все остальные правы, а я ошибаюсь?»
Ситуация странная, конечно, но, если девочка пишет на окне «помогите», это еще не значит, что грядет трагедия.
Не такая трагедия, как смерть дочери, приведшая к нервному срыву, из-за которого надолго попадаешь в больницу. Эта девочка выглядит здоровой, накормлена, похоже, о ней заботятся, хотя да, помада – это странно. Но вдруг это все, что осталось от матери, которая умерла или уехала, и девочка пытается быть ближе к ней?
Это больше похоже на сюжет романа, а не на реальную жизнь.
Мина слишком долго на этом зацикливается. И хотя она будет наблюдать и снова вызовет полицию, если еще что-то случится, ей надо наконец сосредоточиться на проклятой книге.
Войдя в дом, она опускает жалюзи.
Когда позже приезжают Митч и Грейс, Дерек уже наготове. Он в костюме, принял душ, даже причесался. Бритвы нет, так что побриться не вышло, и щетина уже начала колоться, но он постарался выглядеть прилично – авось, Грейс захочет подойти поближе.
Когда подъезжает машина, Кинси уже в спальне. План такой: Брук отвлекает Митча, заваливая вопросами о границе, а Дерек пытается стащить у Грейс пульт. Или прикончить ее – что проще. Брук должна ждать, пока Дерек не добьется своего, прежде чем отпустит Митча. Чего бы это ни стоило, потому что, если он услышит драку, тут же примчится на помощь Грейс, и весь план полетит к чертям собачьим.
Едва войдя, Грейс впивается взглядом в Дерека. У того все внутри переворачивается. Он не может понять выражение ее лица, но, кажется, ей нравится увиденное.
План – чистая авантюра, но это все, что у них есть. Даже если Дерек сорвет с Грейс пульт, у Митча все еще есть ствол.
Боже, они в полной заднице. Но все по порядку. Сначала – невыполнимая миссия с Грейс.
– Привет, тюльпанчик! – начинает Брук, изображая Хелен Гамильтон.
Грейс даже не смотрит на нее, отмахиваясь, как от назойливой мухи. Пялится на Дерека.
Брук стоит и смотрит, будто боится сделать лишнее движение, но через мгновение идет в спальню Кинси.
– Зайди-ка сюда, я хочу тебе кое-что показать, – говорит Дерек, жестом указывая на комнату Брук.
Надо увести Грейс как можно дальше, чтобы Митч не услышал. Может получиться шумно.
– Нет, папочка, – говорит Грейс. – Сними костюм, и пойдем на улицу. Сегодня ты покажешь мне, как колоть дрова.
Дерек ошарашенно смотрит на нее. Она серьезно? Но это же еще дальше от комнаты Кинси, чем спальня. Может, Митч вообще ничего не услышит.
И еще топор? О да!
– Конечно, дай мне переодеться. Я выйду через минуту.
Он старается не выдать своего нетерпения.
– Я не просила переодеваться. – На лице Грейс появляется легкая улыбка. – Я просила снять костюм.
«Ох ты ж».
Он снимает пиджак и рубашку. Грейс смотрит. Он стоит перед ней, надеясь, что этого достаточно.
– И брюки, – шепчет она.
Это так унизительно. Дерек никогда такого не испытывал. Дело не в том, что он останется в одних трусах, а в том, как она это делает. Полный контроль. Дерек стискивает зубы, чтобы не сказать что-нибудь такое, за что его ударят током, расстегивает молнию на штанах и стягивает их.
– Ты не в восторге, да? – говорит Грейс, глядя прямо на его трусы.
– А ты ожидаешь от меня восторгов?
Она пожимает плечами.
– Мне все равно. Пошли.
Он следует за ней в одних трусах, как безмозглый идиот, но останавливается, когда она подходит ближе к машине. Дерек не знает, где проходит граница. Грейс открывает багажник и достает топор.
Время пришло.
– Само собой, тебе нельзя им пользоваться, так что придется объяснить мне, как колоть дрова.
– А где дрова? – спрашивает Дерек.
– Сходи к тем деревьям, принеси пару поленьев.
Он не двигается с места. Опять же Дерек понятия не имеет, где находится граница. Рядом с домом есть несколько деревьев, но большинство из них дальше.
Грейс улыбается.
– Да брось, ты же не думаешь, что я отправлю тебя через границу, когда осталось всего два дня?
«Да я понятия не имею, на что ты способна, сучка».
Она вышла из образа, разговаривает с ним как с Дереком. Как с ней общаться?
Он смотрит на золотую цепочку на шее Грейс. Размышляет о том, как быстро Грейс может выхватить пульт. Молниеносно. Он видел, как она это делает.
Дерек потягивает шею и идет к ближайшим деревьям. Чувствует прохладный ветерок на голой коже и взгляд Грейс на своей заднице. На улице хорошо, но не настолько. Дереку хочется скрестить руки на груди, чтобы согреться, но он не доставит ей удовольствия увидеть его унижение и что ему холодно.
Когда он доходит до первой небольшой группы сосен, рубить там особо нечего. Никаких поваленных веток, а деревья недостаточно маленькие, чтобы срубить одним лишь топором. Если только весь день не потратить.
Он поворачивается боком, чтобы краем глаза видеть Грейс, но так, чтобы она не заметила этого. Она на том же месте возле подъездной дорожки, с топором в руке.
Это какое-то испытание, и Дерек не знает, как его пройти.
– Иди к следующему дереву! – кричит она.
Он поднимает голову и смотрит на следующее дерево за домом. Но оно слишком близко к тому месту, где копал Тайсон. Ни за что он туда не пойдет.
Войдя в спальню, Брук выставляет оттуда Кинси.
Как обычно, Митч сидит в кресле у стены, рядом с дверью. По другую сторону от него комод, на котором лежит пистолет.
– Готов ко второму раунду? – спрашивает его Брук.
– Второй раунд начинается там, где закончился первый, – отвечает он, откладывая журнал.
Голышом. Первый раунд закончился тем, что она была голой.
– Ладно. У меня четыре вопроса, чтобы добраться до того места, где закончился первый раунд.
Платье, комбинация, трусы, лифчик. С какой стати ей раздеваться просто так?
– Тебе остался день или около того, прежде чем ты умрешь. А теперь раздевайся.
Митч тянется за пистолетом. Что он задумал? Хочет переспать с ней, держа в руке ствол?
Она стоит у порога, но дверь еще открыта, поэтому Брук закрывает ее. Затем проходит чуть дальше, чтобы создать некоторую дистанцию между ними. Встает у изножья кровати.
Кто знает, сколько времени понадобится Дереку, чтобы подобраться к Грейс достаточно близко и побороть ее. Брук надо тянуть время, но у Митча сейчас все козыри. Если она снова его спугнет, все кончено.
Брук снимает все и заставляет себя смотреть ему в глаза, но это бессмысленно. Он пожирает взглядом ее тело.
– Ты собираешься делать это, не раздеваясь? – спрашивает она.
Митч кладет пистолет, скидывает туфли, стягивает рубашку и принимается расстегивать джинсы с такой скоростью, что ей почти хочется рассмеяться.
И вот он стоит в своих трусах и снова тянется за пистолетом.
– Пистолет? Серьезно?
Митч смотрит на него. Пожимает плечами:
– Наверное, я смогу тебя одолеть, если ты решишь что-нибудь выкинуть.
Он кладет пистолет обратно на комод, идет к Брук, но она выставляет руки, чтобы остановить его.
– Сначала вопросы.
По правде говоря, у нее нет вопросов. Таких, на которые он готов ответить. Но надо как-то тянуть время.
Митч склоняет голову набок, как будто раздражен.
– Как отключить границу?
Митч смеется.
– Не скажу.
– Как снять ошейники?
Он прищуривается.
– Это дурацкие вопросы, и ты знаешь, что я не отвечу. А ты ведь не дурочка.
Ладно, полезные вопросы отпадают. Переходим к плану «Б»: легкие вопросы. Пройтись по пунктам, чтобы Брук не выглядела слишком уступчивой, но и чтобы дело двигалось. Придется тянуть время по-другому.
– Грейс правда собирается убить Кинси?
Митч ухмыляется.
– Да.
Он подходит к Брук, и она собирается с духом, пока он лапает ее грудь и издает мерзкий стон.
Это ужасно. Лучше скорей покончить с этим, чем тянуть резину, поэтому она вжимается в него всем телом. Митч ахает от удивления. Глядя поверх его плеча, Брук пытается увидеть комод и пистолет.
В голове рождается новая идея.
Брук пытается развернуть Митча так, чтобы оказаться ближе к пистолету и тот оказался бы прямо у нее за спиной, но Митч не двигается с места.
Он все еще скептически относится к ее действиям.
– Что? Мне нравится быть сверху, – говорит она, чтобы объяснить смену позиции. – Как думаешь, ты с этим справишься?
Митч поднимается и позволяет развернуть себя. Теперь Брук стоит спиной к пистолету, уже хорошо. Но глаза Митча широко открыты, и он настороже. Член у него отвердел, отчего у Брук к горлу подступает желчь.
Именно тогда она понимает, что точно это сделает. Придется пойти на это, чтобы заполучить пистолет.
Дойти до конца.
Брук толкает Митча на кровать и забирается сверху, оседлав.
Сначала она закрывает глаза, но притормаживает, чтобы устроить представление, ласкает себя и старательно издает нужные звуки, чтобы обмануть его, внушить, что ей это безумно нравится. Боже, судя по ее стонам, Митч, наверное, решил, будто это лучший секс в ее жизни. Как же ей это ненавистно, но важнее заставить его забыться.
В силу возраста кончает он долго, что мучительно, но удобно, поскольку ей нужно тянуть время, а когда все заканчивается, она падает на край кровати, поближе к пистолету. И к двери. Брук в одном прыжке от нее, но и на расстоянии вытянутой руки от Митча. Он лежит, тяжело дыша, как будто только что пробежался.
«Омерзительно».
В голову приходит еще одна идея, настолько простая, что в нее почти невозможно поверить.
Брук встает и идет к пистолету.
– Что ты делаешь? – спрашивает Митч, резко садясь.
– Достаю твои сигареты. Разве тебе не хочется покурить после секса?
Она проходит мимо пистолета, даже не глядя на него, и тянется за штанами, лежащими на полу.
Шарит по карманам и находит зажигалку в переднем, а сигареты в заднем.
Митч, похоже, не знает, как реагировать, и все еще сверлит ее голое тело взглядом. Если бы Брук не знала наверняка, решила бы, что он ей верит. Верит, что она пытается услужить ему, позаботиться. Самоуверенность посредственного белого мужчины.
Она вытаскивает сигарету и держит ее так, будто протягивает Митчу. Тот наклоняется, чтобы взять, но Брук отдергивает руку, дразня.
– Дай я, – говорит она и улыбается. Поддерживает зрительный контакт и вкладывает в этот взгляд все, что осталось от соблазнения.
Митч позволяет ей вставить сигарету себе в зубы. Брук щелкает «Зиппо» и дает прикурить. Митч делает большую затяжку, а Брук стоит неподвижно, с все еще горящим пламенем в руке. Когда он слегка откидывает голову назад, ослабляя бдительность, кидает зажигалку ему на колени и бросается к комоду.
Митч взвизгивает и матерится. Но ему приходится иметь дело одновременно и с зажигалкой, и с горящей сигаретой. Он взмахивает руками, чтобы погасить пламя, пытаясь отодвинуться от него. Брук тянется к пистолету. Краем глаза она видит, как грубая рука тянется к ее волосам.
Она пригибается.
Митч промахивается.
Ее пальцы касаются холодного металла, и она сжимает рукоятку пистолета.
– Снова за волосы? Серьезно? – говорит Брук, поворачиваясь и наставляя пистолет на Митча. – Как и в первый день. Ты такой предсказуемый.
Он отступает.
– Ах ты сука. Я знал, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Отдай.
Брук смеется.
– Черта с два.
Она проверяет предохранитель. Отщелкивает его. Она мало что знает об оружии, но это ей известно. А остальному можно научиться по ходу.
Митч поднимает руки вверх.
Она бросает ему штаны.
– Никто не захочет на это смотреть. Прикройся.
Он подчиняется.
Брук тянется за платьем и, не сводя глаз с Митча, вдевает в него ноги, натягивает на руки. Неуклюже, пытаясь сделать все одной рукой, и спина открыта, но пока сгодится.
Митч смеется.
– Думаешь, тебе это сойдет с рук?
– Да.
Брук пятится к двери спальни. Ей нужна Кинси, чтобы помогла связать его. Брук не сможет сделать это одной рукой.
– Я могу просто позвать Грейс, – говорит Митч.
– Почему же ты этого не сделал?
Он кривится.
– Э-э-э… Тебе будет очень плохо, вот почему.
Он сжимает челюсти.
Брук держит Митча под прицелом, стоя достаточно далеко, чтобы выстрелить, если он прыгнет. Но что теперь делать? Стоять так, пока Дерек не добудет у Грейс пульт? Она чувствует, как Митч становится смелее. Он сильнее ее. А если попытается наброситься на нее? Даже если Брук выстрелит, этого может быть недостаточно, чтобы его остановить. Ей нужна Кинси. Двое лучше, чем одна, даже если обе они слабее Митча.
– Кинси! – шепотом кричит Брук через дверь.
Открыв дверь, Кинси улыбается.
– Помоги его связать.
И тут раздается женский голос:
– Что ты делаешь в гостиной, юная Грейс?
От паники у Кинси перехватывает дыхание.
Брук смотрит через плечо Кинси и видит позади нее Грейс с пультом в руке.
«О нет!»
За спиной Грейс появляется Дерек в одних трусах.
Кинси отступает в сторону.
– Выходи, – рычит Грейс.
Брук наставляет пистолет на Митча и машет ему рукой, чтобы шел вперед. Пусть он встретится с Грейс первым.
– Ради всего святого, Митч, – говорит Грейс, увидев его полуголым.
Дерек потерпел неудачу. Все кончено. Это был их последний шанс, и они его упустили.
– Отдай его мне, – говорит Грейс о пистолете.
Она могла бы прикончить Брук прямо сейчас. Но если выстрелить в нее первой? Нет. Пришлось бы перевести ствол с Митча на Грейс, а Грейс к тому времени уже нажала бы на кнопку.
Но Брук не может просто так отдать оружие! Ни за что.
Брук резко направляет пистолет на Грейс и стреляет.
Но слишком рано, и пуля попадает в деревянную обшивку над головой Кинси.
Кинси орет.
Брук чувствует пронзительную боль во всем теле. В каждой клеточке. Она едва может дышать.
Она понимает, что упала на пол, но больше ничего не чувствует.
Когда Брук приходит в себя, она лежит на холодной древесине. От яркого света раскалывается голова. Но при виде Грейс она испытывает леденящий ужас. Старуха стоит над ней, прижимая к нежной шее Брук холодный металл ножа.
В комнате тихо. Все молчат. Убийственный взгляд Грейс впивается в глаза Брук, которые слезятся, и она мало что видит. Теплая слеза стекает по щеке, а потом по мочке уха на пол.
– Прости, – выдыхает она.
Эту позу и выражение лица Брук видела у Грейс уже много раз за все годы. Прямо перед смертью актера. Теперь ее очередь.
Губы Грейс сжимаются, она стонет от раздражения, но продолжает смотреть на Брук, прижав лезвие к шее.
Брук никогда не видела, чтобы Грейс так затягивала убийство. Может, она этого и не сделает.
«Ну конечно же, сделает».
И тут накатывает облегчение. Грейс убирает нож и встает. Брук выдыхает, но по-прежнему лежит на полу, не зная, как реагировать. Грейс ее не убила.
– Черт возьми, – бормочет Грейс.
Брук садится, но не может найти слов. Не верится, что Грейс оставит это без последствий. А затем она поднимает пистолет, и у Брук все внутри обрывается. Нет, не оставит.
Грейс прицеливается в Митча и стреляет.
Она промахивается. Явно намеренно, судя по тому, как пуля пролетает мимо его головы.
Брук в полном замешательстве. Невозможно понять происходящее, но есть одно утешение: выражение лица Митча. Чистый шок. Он пригибается и поднимает руки, и сальные пряди редеющих волос падают ему на лоб. Он не говорит ни слова, только съеживается у них на глазах.
– Если бы мы не были так близки к завершению сцены, я избавилась бы от всех вас и начала с новым составом, – говорит Грейс. – Но мне страшно хочется закончить. Была проделана большая работа. Дело всей моей жизни, моя страсть, да, но у меня нет сил начинать все заново. Придется обойтись тем, что есть.
Как будто ее выводит из себя то, что они пытаются спастись.
– Давай, тупой ублюдок, – говорит Грейс.
Митч спешит в комнату Кинси за остальной одеждой.
– Завтра последняя сцена юной Грейс, – бросает она через плечо, уходя. – А потом придет время для финальной сцены.
Следуя за ней, Митч выглядит подавленным, столетним стариком. Совершенно растерянным, и его седые волосы в полном беспорядке.
Кинси заходит в свою спальню и хлопает дверью. Она кричит, и раздается грохот, как будто она переворачивает мебель.
Брук и Дерек встречаются взглядами, но она не может подобрать слов, поэтому идет к себе и закрывает дверь.
Ночью Мина спала от силы пару часов, и утром ее клонит в сон. Кофе вряд ли поможет, но она все равно выпивает третью чашку. Еще нет даже шести утра.
Ей приснилось, будто Пакстон на самом деле не умерла. Во сне Мина словно переживала похороны с точки зрения Пакстон. Запертая в темном гробу, она кричала, колотила кулаками по крышке. Рыдала в ужасе от понимания, что все равно умрет, но не прекращала отчаянные попытки. Жгучая потребность в воздухе, который вот-вот закончится. Упрямый инстинкт, заставляющий экономить каждый вдох.
На самом деле с Пакстон все было иначе. Мина видела дочь в похоронном бюро, сама одела ее для прощания. Она совершенно точно была мертва, когда ее опускали в могилу, но мысль застряла в сознании, словно липкая сосновая смола, которую никак не смыть. Мина чувствовала отчаяние дочери в последние мгновения. Ей хочется поделиться этим с Брэди – как странно, что на этой неделе им обоим снилась Пакстон. Но сон Мины гораздо мрачнее, и неизвестно, как отреагирует муж. С одной стороны, это могло бы их сблизить, с другой – Брэди способен накрутить себя и связать сон с душевным состоянием Мины. Вот это ни к чему. Особенно учитывая, что долгие годы ее состояние было стабильным.
Рассветает, Мина открывает жалюзи и с огорчением видит – солнца нет. Небо затянуто набухшими пепельными тучами, готовыми в любую минуту разразиться ливнем. Впрочем, это прекрасная возможность засесть дома и заняться работой.
Взгляд падает на соседское окно, и Мина едва не роняет чашку.
Кровь. На стекле кровавые разводы, словно кто-то порезался и вытер руку о стекло.
Мина хватает телефон и снова набирает 911. Теперь-то у полиции есть причина проверить этот дом! Происходит там преступление или нет, точно нужна помощь.
– Кровь! Там кровь на окне! – кричит она, едва оператор спрашивает о причине вызова.
– Спокойнее. Ваш адрес? – спрашивает мужчина.
– Фрипорт, Джей-стрит тридцать пять.
Снова долгая пауза, точь-в-точь как в прошлый раз.
– Вы меня слышите? – уточняет Мина.
– Да, мэм, я здесь. Кровь, говорите?
Диспетчер другой, не тот, что в первый раз, но такой же бестолковый.
– Да! Кровь. Отправьте кого-нибудь проверить!
Раздается постукивание. Будто пальцы по экрану смартфона. Он что, с кем-то переписывается? Какого черта?
– Алло?!
– Я все еще здесь, мэм. Я кого-нибудь отправлю.
– Ну слава богу! – бросает Мина и отключается.
Странно. Очень, очень странно!
Мина сидит у окна, сердце колотится где-то в горле, словно пытаясь вырваться. Она грызет заусенец и, не замечая, обкусывает все ногти под корень.
А вдруг она опоздала? Вдруг девочка пыталась привлечь внимание, истекая кровью? Если порез глубокий, она могла потерять сознание. А если учесть, насколько беспомощен отец… Боже, что, если она прямо сейчас лежит там и умирает?
Десять минут тянутся мучительно долго, Мина сидит как на иголках.
Хватит. Она снова идет туда. Сколько можно ждать полицию в этом захолустье?
Мина колотит в дверь, но никто не отзывается.
Не успевает она постучать снова, как к ее дому подкатывает серебристый джип.
«Какого хрена?»
Дверь открывается, выходит мужчина. Мина глазам своим не верит. Он в полицейской форме.
Этот тип – коп?
– Эй!
Мина машет рукой, словно он обычный полицейский и у них не было нескольких неприятных встреч. Она возвращается к своему дому.
Они стоят друг напротив друга на ее лужайке. На его бейдже написана фамилия – Мур. Мина не знает, что сказать, поэтому притворяется, будто ее это не тревожит.
– Я звонила в службу спасения, там кровь на окне.
Она указывает на соседский дом и скрещивает руки на груди.
Мужчина хмыкает:
– Откуда вы знаете, что это кровь?
– Да сами посмотрите!
Он переводит взгляд в ту сторону, но, кажется, не особо вглядывается.
– Может, помада.
– Это не помада. И что тут вообще происходит? Вы еще и полицейский?
– По совместительству. Только когда нужен. Маленький городок, полно незакрытых вакансий.
– Ну так пойдите и проверьте!
– Сейчас.
Мужчина ухмыляется и проходит мимо нее. Достает ключ и входит в дом, даже не постучавшись.
Это же незаконное проникновение? Или нет, раз уж он владелец, или управляющий, или кто он там. Но все равно, нельзя же просто так входить. Он постоянно так делает.
В ожидании Мина находит тонкую полоску кожи возле ногтя и принимается ее терзать. На щеку падает капля дождя, потом еще одна, и начинается морось. Зачем она тут стоит? Кто знает, сколько он там пробудет. Мина возвращается в дом и садится на диван у окна, чтобы наблюдать.
Тот тип выходит меньше чем через пять минут и направляется к своему джипу. Открывает дверцу, собираясь сесть. Даже не сказав ей ни слова? Да что ж за человек-то такой!
Мина распахивает дверь и кричит сквозь дождь:
– Ну?! Все в порядке?
– Естественно, – отвечает он, захлопывает дверцу и уезжает.
Ситуация нисколько не прояснилась. Более того, Мина ему не верит. Такое чувство, что он что-то скрывает, и… А вдруг Мина своими действиями только навредила девочке?
От этой мысли в животе словно камень падает.
Телефон Мины пиликает – пришло сообщение. От Брэди.
Доброе утро, красавица. Как продвигается книга?
Отлично!
– отвечает она.
Мина могла бы позвонить в полицию Портленда. Может быть, там что-то предприняли бы. Но нет, она же видела такое в сериалах. Там просто скажут, что это не их юрисдикция.
В голову приходит другая идея.
Я сегодня поеду в Портленд, нужно кое-что разузнать для книги. Пишу на случай, если вдруг увидишь это по геолокации,
– сообщает она.
Хорошо. Спасибо, что предупредила!
Неожиданно. Мина ждала миллион вопросов о том, зачем ей в Портленд и где именно она будет. Но сюрприз за сюрпризом, Брэди отреагировал нормально. В сердце Мины вновь расцветает нежность к нему.
Хотя это сообщение лишь полуправда.
Мина натягивает плащ и влезает в резиновые сапоги. Да, она едет в Портленд. Но не за информацией для книги.
Снаружи льет как из ведра, и Кинси в полном раздрае. Бормочет что-то себе под нос, то и дело всхлипывает. Она бродит по дому в винтажном свадебном платье, которое принесла Грейс.
Брук понимает почему и пытается ее утешить, но, несколько раз получив отпор, злится и сдается. Кинси ведь не единственная, чья жизнь на кону. Не единственная, кто умрет на этой неделе. Сердце Брук каменеет, но вместе с тем сжимается от стыда. Она не хочет ожесточаться против девушки, но что еще делать? Сегодня Кинси умрет. Никакое сострадание этого не изменит.
Дерек, благослови его судьба, пытается успокоить Кинси, но она огрызается, а затем исчезает в своей комнате.
Брук открывает банку томатного супа, чтобы разогреть его на плите. Они добрались до запасов в кладовке. Все свежее закончилось – еще одно напоминание о тикающих часах.
Дерек подходит к Брук, умудряясь, как обычно, встать у нее на пути. Она стонет, жестом веля ему посторониться.
Он, кажется, не замечает ее нетерпения, потому что отступает всего на полшага.
– Я не могу сидеть сложа руки и ждать, пока это случится. Должен быть какой-то выход.
– Ты такой твердолобый. Я с первого дня говорила, что выхода нет. Я пыталась осуществить наш план, и он провалился.
«У меня больше нет сил пытаться».
Вот что Брук хочет сказать, но не говорит. Это звучит глупо. Кто сдается, когда на кону его жизнь? Но она эмоционально истощена и не может найти в себе силы или надежду, необходимые для планирования еще одного побега. Она выливает суп в маленькую кастрюлю.
– Будешь? – спрашивает Брук, только сейчас понимая, что одной банки не хватит на троих.
Дерек идет в кладовку и, не дожидаясь просьбы, берет еще одну банку. Протягивает ей.
Это было кстати. Брук хочет поблагодарить его, но Дерек слишком быстро начинает говорить:
– Может, все еще есть способ раскрутить Митча.
– Я не буду с ним снова спать. Да и он мне теперь не поверит.
Она разворачивается, но Дерек тут как тут. Так близко, что Брук натыкается на его грудь. От него пахнет мылом и дезодорантом. И еще чем-то земляным, приятным, но она не может понять, чем именно. По телу Брук разливается волна тепла.
«Какого хрена?»
Она берет у него банку супа.
– Я не это имел в виду, – говорит Дерек. – Может, он нам что-нибудь даст. Она отчитала его прямо у нас на глазах. Он наверняка взбешен.
– Митч предан Грейс. Он ясно дал это понять.
Брук отталкивает Дерека. Не грубо, просто дает понять, чтобы он снова отодвинулся. Все внутри у нее вспыхивает от прикосновения.
«Господи, да что со мной не так?»
Дерек откашливается.
– Я не говорю…
– Из-за чего вы ругаетесь на этот раз?
Кинси выходит из своей спальни, и первое, что замечает Брук, – это глуповатое, почти отсутствующее выражение лица. Сразу понятно, что это значит.
– Ты под кайфом? – спрашивает Брук, хотя это невозможно.
Кинси нелепо улыбается.
– Может быть.
– Но как? – спрашивает Дерек.
Кинси пожимает плечами.
– Нет, правда, Кинси, как, черт возьми? – спрашивает Брук.
– Митч дал мне кое-что в прошлый раз, когда мы были одни в комнате. Сказал приберечь на черный день. А сегодня, мать его, дождь льет как из ведра.
Пошатываясь, Кинси подходит к дивану и садится. Смотрит в пространство.
– Что он тебе дал? – спрашивает Брук.
– Не знаю, но мне хорошо.
И тут Кинси как будто отключается, теребя ошейник. Ее лицо меняется, словно она что-то осознает.
– Ребята, поможете мне это снять?
Словно просит помочь с заевшей молнией.
– Это нельзя снять, – говорит Брук, помешивая суп и стараясь сдержать раздражение в голосе.
Кинси сама прекрасно знает. Зачем она так себя ведет?
– Я хочу его снять.
– Мы все хотим, Кинси, но ты же знаешь, что он не снимается.
Кинси продолжает возиться с ошейником.
– Прекрати! – говорит Брук, встревожившись.
Дерек кладет руку ей на плечо и, когда она смотрит на него, качает головой. Велит ей остановиться. Или успокоиться? Кто знает?
Кинси уходит в комнату Коди, а Брук возвращается к супу.
– У нее глюки, – шепчет Дерек.
– Думаешь?
Он кивает.
– Блин. Что же делать?
– Снимите его! – вопит Кинси, выходя из комнаты Коди всего через несколько секунд после того, как вошла туда.
У нее в руках металлический напильник. Она пилит им ошейник.
– Помогите мне! – кричит Кинси, ее шея покраснела от того, что она дергает за металл. Даже выступило немного крови из-за того, что инструмент поцарапал кожу. – Я не могу дышать.
Но она прекрасно дышит. Брук видит, как вздымается ее грудь, видит крошечный зазор между ошейником и кожей. Дерек прав. У нее галлюцинации.
– Кинси, ты бредишь. Просто послушай.
Дерек выставляет руки, пытаясь успокоить ее, но Кинси в ответ направляет напильник на свой ошейник, как будто собирается вонзить его.
– Прекрати! – кричит Брук, пятясь к своей спальне.
В доме нет задней двери, иначе она выскочила бы на улицу. Ни за что Брук не побежит мимо Кинси к входной двери. Она никогда не видела, как срабатывает ошейник, и не хочет знать, что происходит.
Дерек делает шаг к Кинси, но она направляет на него напильник.
– Назад. Если только ты не поможешь мне это снять.
– Да, я помогу. Просто дай мне напильник.
Она качает головой и возвращается к ошейнику, вгоняя напильник в металл еще сильнее, чем прежде.
По всему ошейнику Кинси загораются красные огоньки.
– Дерек!
Вот и все, что успевает сказать Брук, но в ту же секунду он тоже это видит.
Одним махом он поднимает Кинси, перекидывает ее через плечо, а она извивается, белое платье и распущенные светлые волосы колышутся. Дерек распахивает входную дверь и выбегает под дождь. Брук судорожно дышит.
«Кинси».
«Дерек».
Снова почувствовав свои ноги, Брук мчится в спальню и прячется в шкафу. Захлопывает дверь и садится в темноте. Накрывает голову руками и рыдает. Она всегда так делает. Сначала позаботься о себе.
Снаружи, со стороны лужайки, раздается громкий хлопок.
Насквозь промокший Дерек открывает дверь шкафа и впускает свет в темноту. На его груди дождевая вода с крошечными вкраплениями крови. Светло-голубая рубашка на пуговицах прилипла к коже, мокрые волосы прядями свисают на лоб. В одной руке он сжимает металлический напильник.
Они молча смотрят друг на друга. Дерек протягивает руку к тому месту, где сидит Брук, свернувшись калачиком.
Суп на кухне закипает и с шипением выплескивается на конфорку. Запах пригоревшего томатного супа и дождя на чистой коже. Вот чем пахнет это мгновение.
Брук берет его за руку, чтобы встать, а потом проходит мимо него. Бежит на кухню, чтобы переставить кастрюлю на холодную конфорку, как будто это сейчас самое важное.
Когда она оборачивается, Дерек стоит в гостиной, все еще наблюдая за ней. Брук закрывает рот обеими руками и орет в них с диким ужасом. Это отсроченная реакция. Шок, конечно же. Она делает резкий вдох и шепчет: «Боже, Кинси!» А потом идет к входной двери.
Дерек перехватывает ее.
– Не ходи туда.
– Она может быть жива. Мы ей нужны! – кричит Брук, пытаясь проскочить, но он крепко держит ее за плечи.
– Ее больше нет.
Голос Дерека срывается.
Брук выпутывается из его рук и садится на диван, качая головой.
– Как это случилось?
Дерек не отвечает. Как будто знает, что это риторический вопрос. Он садится у двери, поджав колени. Словно мысленно где-то в другом месте. Оба смотрят в сторону кухни.
Но Брук должна увидеть. Должна знать наверняка. Она подходит к окну, и там, на полпути между входной дверью и границей, лежит Кинси.
Свадебное платье залито кровью, руки и ноги раскинуты. На месте шеи сплошная краснота. Кровь вытекает крошечными ручейками из неподвижного тела, смешиваясь с потоками дождя.
– Боже, кровь, – охает Брук.
Ошейник Тайсона сработал под землей, и Митчу пришлось отрыть завал, чтобы извлечь труп. Но она никогда не видела, не знала, как это происходит.
Дерек кивает, не глядя на Брук.
– Ей разорвало горло.
– Как ты… выбрался, не пострадав? – спрашивает она. – Ты был так близко.
Дерек прикусывает щеку и отвечает не сразу.
– Ты меня слышал? – спрашивает Брук.
Дерек смотрит на нее.
– Я ее отбросил. Уже поставил ее на землю, а она держала напильник у шеи, возилась с ошейником, и он мигал красным, а потом издал звук. Щелчок. Я оттолкнул ее в сторону от дома и побежал.
Его губы дергаются, как будто он пытается сдержать слезы.
Брук не знает, что сказать. Дерек встает и протягивает ей напильник. Она возвращает его в грудную клетку Коди. Брук оцепенела, двигается на автомате. Дерек выглядит таким далеким.
Весь день они молча сидят в гостиной, ожидая приезда Грейс на злосчастную свадьбу. Что будет дальше? Невесты нет. А если смерть Кинси дала им немного больше времени? Возможно, Грейс придется найти другую девушку, чтобы та сыграла юную Грейс на свадьбе. Но она сказала, что не хочет начинать все сначала. Брук понятия не имеет, чего ожидать.
Звук приближающейся машины кажется намного громче, чем обычно, вероятно, потому, что Брук одновременно боялась его и напряженно прислушивалась весь день. Уже вторая половина дня. Сердце сжимается от полного непонимания, что произойдет, когда Грейс увидит Кинси.
Дверь открывается, и входит Грейс.
– Что здесь произошло? – требует ответа она.
Брук встает.
– Она активировала свой ошейник…
Брук колеблется – ей приходит в голову, что Митчу грозит нагоняй. Это он дал Кинси наркотики, из-за которых та свихнулась. Брук решает не рассказывать. Это может пригодиться, чтобы манипулировать Митчем.
– И зачем ей это делать? Как? – спрашивает Грейс.
Она близка к тому, чтобы обвинить их, возложить на них ответственность за смерть Кинси.
– Она сказала, что больше не хочет быть частью труппы, – говорит Дерек.
Брук смотрит на него.
Грейс молчит, он откашливается и продолжает:
– Сказала, что лучше сама лишит себя жизни, чем позволит это сделать тебе. Мы пытались отговорить ее, но именно поэтому она выбежала на улицу. Чтобы не навредить нам, если произойдет взрыв.
– Ну, она испортила мое свадебное платье, – бормочет Грейс. – И теперь мне придется искать новую юную Грейс.
Брук охает, но подавляет прилив надежды. У них есть больше времени. Митчу потребовался месяц, чтобы после смерти Тайсона найти Дерека.
– Неважно, Митч все уладил. У него уже есть кто-то на примете, – говорит Грейс.
«О нет».
Когда появляется Митч, выглядит он не ахти. Просто мрачное настроение или болен? Брук не может понять. Он выходит на улицу.
– Ну, раз сегодня свадьбы не будет, думаю, стоит нарубить дров, – говорит Грейс Дереку.
«Неожиданно».
Они выходят на улицу, и Брук остается одна в доме.
Она выглядывает за дверь, но не видит Грейс и Дерека. Наверное, они за домом, где растут единственные деревья в пределах границы.
Брук загоняет Митча в угол. Дождь все еще льет, но она все равно выходит наружу. Тело Кинси исчезло, но там, где она упала, все еще виднеется размытое красное пятно.
По лицу Брук стекает вода, капает в глаза и рот, но ей все равно. Она должна найти Митча и вытянуть из него еще что-нибудь, угрожая рассказать Грейс о наркотике. Где он?
Граница гудит, перекрывая шум дождя и напоминая, как мало времени у них осталось. С серо-стального неба льются потоки воды. Возле машины появляется Митч, вытирая руки маленьким полотенцем. Он находится по ту сторону границы. Брук надеется, что он заметит ее и подойдет.
Увидев ее, Митч качает головой и подходит.
– Чего тебе надо? – спрашивает он.
Он все еще злится из-за вчерашнего, как же иначе.
– Ну, прости за пистолет, – говорит Брук. – Я должна была попробовать. Ты же понимаешь, да?
– Я понимаю, что ты мерзкая сука.
– Ты дал ей наркотик, – говорит Брук, игнорируя оскорбление. – Вот почему она это сделала. У нее появились галлюцинации насчет ошейника. Она возилась с ним, пока тот не взорвался.
Митч вздыхает и трет ладонью седую щетину.
– Блин. Ты уже сказала Грейс?
Брук качает головой.
– Не похоже, что вчера Грейс промахнулась случайно. Интересно, что она сделает с тобой, если узнает о Кинси? Скажи, как пересечь границу, и я сохраню это в тайне.
Он на минуту замирает и снова вздыхает. Брук скрещивает руки на груди. На улице не холодно, но она промокла насквозь, а ветер холодит кожу. Грейс и Дерек могут появиться в любую минуту.
– Пойдем внутрь, – говорит Митч и берет ее за руку.
Брук стряхивает его руку.
– Нет. Скажи, как пересечь границу. Думаешь, Грейс еще долго будет за тебя держаться? Она хочет покончить с этим. Разве ты не слышал?
Митч хмыкает.
– Я ей нужен.
– Черта с два.
Митч поджимает губы, но молчит. Наверняка уже думал об этом. Зачем Грейс платить ему после того, как все закончится? Как она может расстаться с ним и пожелать жить долго и счастливо, учитывая, сколько он знает?
Митч смотрит на то место, где умерла Кинси, и говорит:
– В конструкции границы есть изъян. Жаль, что вы не знали об этом, когда Кинси себя вырубила. Грейс даже не подозревает.
– Это еще что значит? – говорит Дерек, наблюдая в окно, как Грейс и Митч уезжают в дождь.
Брук насквозь промокла, дрожит от холода, но уже сообщила ему новости.
– Понятия не имею, – говорит она, – но граница не всегда работает безотказно.
– Больше он ничего не сказал?
Брук качает головой.
– Я надавила на него, но он сказал, что если я такая умная, как ему кажется, то сама разберусь.
– А Грейс не знает об этом изъяне?
Брук пожимает плечами.
– По его словам – не знает.
– И как ты думаешь, что это?
Она вскидывает руки и шлепает по мокрым бедрам.
– Это должно быть как-то связано со взрывом ошейника. Потому что иначе как это может быть связано со смертью Кинси?
– Блин, – выдыхает Дерек и проводит рукой по волосам. – Я кое-что слышал, когда был там с ней. С Кинси.
Брук впивается в него взглядом.
– Ты же знаешь этот постоянный гул от границы? – продолжает Дерек. – Так вот, он затих прямо в тот момент, когда ее ошейник защелкал.
– И ты мне этого не сказал? – выкрикивает Брук.
– Откуда мне было знать, что это что-то значит?
– А если это означает, что граница отключается? – Она замолкает. – Ошейник Коди, – шепчет она с восторгом и смотрит на Дерека. – Мы могли бы бросить ошейник Коди через границу и посмотреть, что произойдет!
– Ошейник Коди не работает. Все равно что бросить кусок металла.
– Значит, мы его зарядим.
Дерек не находит причин спорить с этой идеей. Если граница отключается при детонации ошейника, это может сработать.
Но потом приходит следующая мысль. Нет.
Одному из них все равно пришлось бы пересечь границу, чтобы это проверить. Так что, даже если с ошейником Коди получится, у них нет возможности реализовать эту идею без огромного риска.
– Одному из нас все равно придется прыгнуть через границу, полагаясь на удачу, поскольку мы не уверены, что детонация ее отключит, – говорит он.
По мнению Дерека, ни один из них не станет лабораторной крысой, которая это проверит. И точка.
– Наверняка дело в этом. Что еще это может быть?
Дерек пожимает плечами. Это вполне возможно, хотя не наверняка.
Брук, похоже, размышляет, и с ее лица исчезает все волнение по поводу этой идеи.
– Митч сказал, что отключил ошейник Коди. Его, вероятно, нужно включить, а я не знаю как. Мне надо переодеться, – шепчет она и уходит к себе.
Дерек сидит в гостиной, мысли вихрем проносятся в голове – он обдумывает другие варианты. Каждый раз, когда ему что-то приходит в голову, разум снова вскипает. Ошейник Коди может оказаться способом отключить границу, но это все равно авантюра. Или план может вообще не сработать.
В любом случае не исключено, что Митч лжет. С другой стороны, у них нет времени. В лучшем случае в запасе считаные дни, прежде чем эти говнюки устроят новую свадьбу.
Брук выходит из спальни уже в сухой одежде и снова обретает привычную стойкость и непробиваемость. Она идет на кухню и смачивает полосатую губку в раковине, как будто ничего не произошло.
– Что ты делаешь?
– Убираюсь.
– Зачем? Какой смысл?
Брук бросает мочалку.
– Никакого смысла, ясно? Все тут бессмысленно. Всегда было. В этом маленьком мирке. Но я больше не хочу смотреть на пригоревший суп.
Она вытирает нос и пытается скрыть, что плачет.
Дерек идет на кухню и подходит к Брук.
– Нельзя сдаваться, – говорит он, готовясь к ее гневу.
Но она спокойна.
– В глубине души я готова сдаться, – шепчет Брук. Она отрешенно смотрит куда-то в пространство. И это беспокоит больше, чем ее гнев. – Пересечение границы, даже если я умру, все равно будет чем-то вроде свободы. Впервые за долгое время я возьму свою жизнь под контроль.
– Ни за что, – говорит Дерек. – Этого не будет. У нас чуть больше времени, чем мы считали, так что давай используем его, чтобы придумать другой план.
Брук кричит. По-настоящему кричит, как викинг с оскаленными зубами и брызгами слюны, и Дерек вздрагивает.
– Нет! Больше никаких идей. Больше никаких планов! – Брук обходит кухонный остров, подальше от Дерека. – Я больше не вынесу. Я лучше проведу последние дни спокойно, вспоминая свою жизнь – дочь, чье детство я пропустила, маму, родных, любимую работу, которую только что получила, когда меня похитили. Я лучше подготовлю себя к концу. А не буду трепыхаться, чтобы сделать что-то невозможное и в результате потерпеть неудачу.
– У тебя есть дочь? – спрашивает Дерек.
Он понятия не имел, и в его голове это переводит Брук в другую категорию. Он ничего не может с собой поделать. Тот проклятый инстинкт защитника, который привел его в полицию. Он должен вытащить ее отсюда.
Брук моментально закрывается.
– Неважно.
– Ну ладно, а если мы придумаем план, который не провалится?
Брук снова вскидывает руки.
– Не знаю. Но с меня хватит.
– Ты всегда так говоришь, – пытается смягчить голос Дерек.
– На этот раз я серьезно.
– Послушай, – говорит он, для убедительности хлопая рукой по столешнице, – когда я впервые приехал сюда, ты меня раскусила. Попала в точку. Я неудачник. Я только и умею, что сдаваться. Именно этим я занимался всю жизнь. Кроме того времени, которое провел здесь. Понятия не имею, почему мне пришлось столько ждать, чтобы усвоить этот урок. Но, попробовав оба пути, я говорю тебе, что лучше выложиться по полной и попытаться. Даже если это означает, что ты можешь потерпеть неудачу. Я лучше умру, чем буду влачить это жалкое существование.
Брук вздыхает и, кажется, смягчается. Она прикусывает верхнюю губу, и Дерек воспринимает это как знак, что она готова его выслушать. Выслушать его душещипательную историю.
«Была не была».
Ему позвонили в три часа ночи, и Дерек тут же подумал, что не хочет беспокоить жену, хотя она бросила его несколько недель назад. Вот насколько он был не в себе. Не мог заснуть, пока не напьется до беспамятства. А спал максимум четыре часа и просыпался с раскалывающейся головой, все еще в бреду. Это была первая ночь за долгое время, когда Дерек действительно выспался.
На другом конце линии начальник сказал, что в канаве нашли тело маленькой девочки и Дереку нужно приехать.
Дерек работал в отделе убийств. Уже несколько лет был детективом со впечатляющим послужным списком. Просто невероятным. Он раскрыл все дела, которые ему поручали. Работа была для него всем. Чем-то бо́льшим, чем просто работой. Призванием. Ты находишься рядом с людьми в самый худший день их жизни. Не случись этого, ты им не понадобился бы, но, возможно, можешь сделать что-то хорошее. Так он думал раньше.
Неизвестная девочка была мертва уже по крайней мере неделю, ее завернули в брезент и бросили на обочине. Кто знает, кому понадобилось выгуливать собаку в три часа ночи, но именно так ее и нашли. Что-то в ее деле очень сильно зацепило Дерека. Ничего шокирующего. Никаких признаков сексуального насилия. Просто мертвая девочка. Тем не менее он должен был раскрыть это дело.
Проблема заключалось в отсутствии улик. Экспертиза показала, что все следы крови принадлежали ей и находились внутри брезента. Это, скорее всего, означало, что на нее напали не там, где нашли, но тогда где ее убили?
Несколько месяцев ее не могли идентифицировать, проверяя всех пропавших в Портленде девочек. Но потом поступил звонок от женщины, живущей в нескольких часах езды. Она прислала фотографию своей дочери, и, конечно же, это оказалась она. Девочка Родригес, так ее называли в участке. Они не видели ее в базе данных как пропавшую без вести – как выяснилось позже, потому что ее туда не внесли. Кто-то не выполнил свою работу. Ну ладно, по крайней мере, они узнали, кто жертва, и Дерек жаждал найти ублюдка, вот так оборвавшего молодую жизнь.
Полиция начала поиски в городе, где пропала девочка, и обнаружила гостиничную простыню, спрятанную в кустах неподалеку от того места, где девочку Родригес видели в последний раз. На простыне было пятно крови. Анализ ДНК подтвердил, что кровь принадлежит девочке. Самая близкая к месту преступления улика.
И тогда у Дерека возникла проблема с юрисдикцией. Похоже, кто-то убил девочку в другом городе, но бросил ее в Портленде. Дерек хотел вести это дело. Он уже начал прочесывать местность в поисках свидетелей, опрашивая всех, кого мог найти. Работал не покладая рук. Но дело перешло к городу, где было совершено преступление. Портленд передал дело вместе со всеми уликами с того места, где обнаружили девочку. Дерек попросил у начальника разрешения поехать туда и помочь местной полиции. Он не мог бросить дело. Конечно, хотел раскрыть его, чтобы сохранить идеальный послужной список, но еще и потому, что оно не давало ему покоя. С разрешения начальства Дерек приехал, чтобы помочь. Местный полицейский департамент был таким маленьким, что ему не отказали, но каждая зацепка оказывалась пустышкой. Каждый раз, когда Дерек считал, что есть хотя бы небольшой прорыв, дверь захлопывалась, и они возвращались к исходной точке.
Через несколько месяцев позвонил его начальник. Сказал, что Дерек нужен в Портленде для работы над более свежими делами.
Дерек потерпел неудачу. Он пытался быть рациональным и говорил себе, что теперь это даже не его дело. Его забрали. Но логика не работала. Он видел девочку Родригес во сне по ночам и просыпался в поту, как будто испытал ту боль, которую пережила она. Как будто это была и его боль.
Местный полицейский участок некоторое время работал над делом, хотя и не так напористо, как Дерек. Вскоре он даже перестал получать новости.
Он ездил туда в выходные, рыскал в одиночку, пытаясь найти хоть что-нибудь и понять, кто убил девочку. Прошли годы, а реальных зацепок так и не появилось. Подсказки – да, но они никогда не приводили к результату. Дело давно стало висяком, и Дерек только зря тратил время в разъездах, пытаясь обнаружить хоть что-нибудь. Ему пришлось сдаться. Но это еще не самое худшее. Хуже всего было то, что вскоре он даже перестал работать над текущими делами. Девочка Родригес продолжала преследовать его во сне. Он пытался спрятать свои чувства. Какое-то время помогало спиртное, но затем разрушился и второй брак Дерека.
Однажды вечером он лег спать и на следующий день просто не вышел на работу. И на следующий тоже. Вскоре выпивка уже не могла заглушить боль и сожаления. Девочка все так же появлялась и спрашивала, почему он не нашел убийцу. И тогда Дерек достал кое-что посильнее и даже перестал видеть сны. В конце концов он не мог больше оплачивать счета, но ему было наплевать. Шло время, он знал, куда движется и что именно там ему и место.
Дерека волновало только то, что он должен был выкинуть из головы: девочка Родригес.
Дерек замолкает, складывает вместе ладони и склоняет голову, как будто для молитвы.
Брук предполагала, что в его прошлом была подобная история. Заваленное дело. Но это сбивает с толку, потому что похоже на обычный висяк. Сколько таких дел, где убийцу так и не находят. Почему он воспринял это как личную неудачу? Он взрослый человек, а как будто не понимает, что иногда случается всякое, но ты все равно двигаешься дальше. Да и вообще, с тех пор как Дерек попал сюда, он был полон решимости сбежать, почти трудно представить, что он может так легко сдаться. Потерять рассудок из-за одной неудачи.
Одно можно сказать наверняка: слушая Дерека, видя его уязвимость, Брук увидела его в другом свете. Он хороший человек, с добрым сердцем под всей своей бравадой.
– У всех бывают неудачи. Это не твоя вина, – говорит Брук осторожно, намного мягче, чем обычно.
Дерек пожимает плечами, и это почти обесценивает все, что он только что рассказал.
– Легко сказать.
– Подумай обо всем хорошем, что ты сделал. Обо всех раскрытых делах. К тому же ты сделал для нее все, что мог. Намного больше, чем я сделала для Коди.
Она не пыталась перевести разговор на себя, но внезапно именно это и происходит.
Дерек смотрит на нее. Ему так хочется переключить с себя внимание.
Брук вздыхает.
– Эта свадьба – не первый раз, когда Грейс подкидывает сюрприз. Однажды она дала мне возможность выбрать… – Брук ждет реакции, чтобы понять, достаточно ли Дерек понятлив, чтобы избавить ее от необходимости объяснять. Его лицо остается нейтральным. Он ждет продолжения истории. – Жизнь Тайсона или Коди.
Глаза Дерека округляются, и Брук готовится к осуждению с его стороны. К тем же обвинениям, которые она выдвигала против себя много лет.
«Как ты могла так поступить с ребенком?»
– Так должно было случиться, – продолжает она. – Если бы я убила Тайсона, это было бы напрасно, потому что Коди играл Ларри, который в реальной жизни умер в детстве, и поэтому роль Коди была ближе к завершению, по словам Грейс. Если бы я убила Коди, Тайсон дожил бы до свадьбы юной Грейс. Его роль заканчивалась, только когда Альберт уходит со сцены, а это, как я думала, произойдет по меньшей мере лет через десять.
Брук чувствует подступающие слезы, но сжимает кулак и ударяет им себя по лбу. Она не заслуживает роскоши плакать или жалеть себя.
Дерек садится рядом с ней на пол. Они оба прислоняются спинами к кухонным шкафчикам. Дерек убирает кулак Брук, но она отдергивает руку, кладет на колени. Больше он до нее не дотрагивается, и слава богу, потому что это так отвлекает, все внутри буквально вибрирует всякий раз, когда они касаются друг друга. Тепло его тела рядом – вот и все, что нужно. Оно утешает, как раньше, когда он стоял рядом. Это чувство умиротворения кажется сейчас таким неуместным.
– Невозможно было выбрать, – шепчет Дерек.
– Тайсон не знал об этом, – продолжает Брук. – По крайней мере, сначала. Но Грейс позаботилась о том, чтобы в конце концов узнал, и после этого наши отношения изменились. Долгое время он даже не смотрел мне в глаза. Тайсон был хорошим человеком, и он не понимал, как я могла позволить ребенку умереть. Сказал, что умер бы за Коди.
Дерек качает головой.
– Опять же, легко сказать.
Брук поворачивается к нему лицом.
– В смысле?
– Ну конечно, легко так говорить, когда все уже свершилось. Занять безопасную высоту.
Какого хрена? Дерек не был знаком с Тайсоном. Он не знает, что Тайсон мог сделать или не сделать. А Брук знает.
– Тайсон был таким. Готовым на жертвы, – говорит она, пытаясь скрыть, что ее чувства задеты.
– И долго он наказывал тебя за это?
Вопрос застает Брук врасплох, обжигая щеки слезами. Дело не только в участии, прозвучавшем в голосе Дерека, но и в том, как трудно ей дался этот переход – от защитницы Тайсона к человеку, принимающему сторону Дерека.
Но он прав.
Жесткая реакция Тайсона на ее решение тогда вызвала у Брук такую ярость, что она по-настоящему с ним поссорилась. В первый и единственный раз: Тайсон избегал ссор. Он сглаживал, всегда сглаживал любые шероховатости, чтобы они не переросли в открытое противостояние. Он панически боялся конфликтов и требовал, чтобы окружающие избегали их любой ценой. Но понимание конфликта у Тайсона было, мягко говоря, странным. Он сторонился всего, что не было полным согласием, и малейшее разногласие выводило его из равновесия. Он не выносил, когда Брук повышала голос, даже от восторга. Казалось, любое проявление силы представляло для него угрозу. Он начинал нервничать и, если это состояние затягивалось, просто уходил. Поначалу Брук закрывала на это глаза, списывая все на трудное детство Тайсона и отсутствие нормальной семьи. Но со временем она начала задыхаться. Как будто он требовал, чтобы она изменилась ради него. Не внешне, как того хотел Йен, а внутренне.
И сейчас она понимает, насколько это хуже. А тогда не замечала.
Поэтому Брук и стояла на своем в споре с Тайсоном, ведь это Грейс поставила ее в такое положение, и в любом случае кто-то должен был умереть. Казалось логичным выбрать человека, который все равно скоро умрет. Но Тайсон считал, что нельзя убивать ребенка ради спасения взрослого.
– Не так долго, как я наказывала себя, – наконец отвечает Брук.
Тишину нарушает лишь тихий шелест дождя по крыше. Брук не ждала от Дерека сочувствия. Напротив, она думала, что он встанет на сторону Тайсона, особенно после его рассказа. Если бы она знала, что он будет так мягок, то и не заикнулась бы об этом. Ей неловко обнажать перед ним душу.
– От тебя ничего не зависело, хоть тебе и кажется иначе. Ты простишь себя, – говорит Дерек.
– Я могла бы сказать то же самое тебе. Убийцу нашли?
Брук пользуется случаем, чтобы сменить тему.
– А?
– Того, кто убил девочку Родригес. Его нашли?
Дерек качает головой.
– Не знаю. – Он вздыхает, проводя рукой по волосам и почесывая затылок. – Я вот о чем думал, когда наконец протрезвел… Может, когда выберусь отсюда, если дело все еще не раскрыто, то попробую сам поискать. Это, конечно, не вернет той семье дочь, но вдруг я узнаю, что с ней произошло, кто виноват. Это уже кое-что. Ну, знаешь, в смысле… не сдаваться.
Брук напрягается. Им не выбраться отсюда. Она надеялась что-то выяснить насчет границы, но Дерек прав: кому-то придется это проверить, а риск слишком велик. Они даже не знают, можно ли отключить границу. Одни лишь догадки. Реальность же такова: Кинси погибла, и стоит им удовлетворить прихоть Грейс, устроив свадьбу, как они тоже умрут.
Но Дерек и не ждет, что Брук с ним согласится. Он цепляется за надежду. Учится новому навыку – не сдаваться. И кто она такая, чтобы отнимать у него надежду? Брук сама цеплялась за нее столько лет. А он здесь всего несколько дней. К тому же сейчас Брук почему-то кажется очень важным, чтобы Дерек раскрыл дело, разрушившее его жизнь.
– Да, у меня есть дочь, – выпаливает Брук, возвращаясь к вопросу, который он задал раньше. Она должна это сказать. Сейчас это кажется правильным. – Ее зовут Джесси, ей десять.
Дерек судорожно вздыхает и шепчет:
– Десять? Но ты же здесь… десять лет.
Брук опускает взгляд на свои сцепленные руки.
– Когда меня схватил Митч, ей было полгода.
Дерек качает головой:
– Надо вытащить тебя отсюда.
У нее нет сил на новый спор, поэтому она подыгрывает ему:
– И тебя.
Дерек шевелится, словно собирается встать и уйти. Брук не хочется, чтобы он уходил, и она лихорадочно ищет какие-нибудь слова, чтобы удержать его, еще немного погреться в лучах его тепла.
Но он уже поднимается на ноги.
В одно мгновение все кончено. Момент упущен.
Во всяком случае, Брук так кажется.
Но, подняв взгляд, она видит раскрытую ладонь Дерека.
– Иди ко мне, – шепчет он.
Брук внимательно смотрит на его – вроде бы не шутит, – и, чуть помедлив, слабо улыбается.
– Черт, да от этой улыбки с ума сойти можно… Иди сюда, – выдыхает он, и Брук вкладывает свою ладонь в его. Но вместо того чтобы, как она ожидала, помочь ей встать, Дерек рывком прижимает ее к себе. Она утыкается лицом ему в грудь, а его руки смыкаются у нее за спиной. От этой неожиданной ласки Брук чувствует себя спокойно и в безопасности – именно то, что сейчас нужно. Она не одна. По крайней мере, в эти несколько минут, пока ее обнимает Дерек, она не одна.
Брук обнимает его в ответ. Ее слезы оставляют мокрое пятно на рубашке, но он не разжимает объятий, лишь перемещает одну руку ей на затылок, поглаживая волосы. Стараясь не касаться ошейника.
Это приятно. Помогает забыться.
Но потом что-то внутри меняется, и Брук хочется стать еще ближе. Раствориться в нем, чтобы хоть на какое-то время почувствовать что угодно, кроме страха и сожаления.
Она отстраняется, заглядывая Дереку в глаза и пытаясь понять, что у него на уме. Он улыбается.
– Ты красивая, – говорит Дерек. – Стервозная, но красивая.
Он шумно выдыхает и ловит ее взгляд. Брук кладет руку ему на грудь. Сердце колотится как бешеное. Он ее хочет. Она растягивает этот момент. Затем Дерек берет ее лицо в ладони и наклоняется – их губы почти соприкасаются. Он смотрит на ее губы. Собирается ее поцеловать?
– Ты все равно не в моем вкусе, – выпаливает она.
– Черта с два!
– Но у меня нет к тебе чувств, – шепчет Брук.
Он вздрагивает и хмурится. Секунду медлит, а потом отвечает:
– Знаю. И у меня к тебе тоже.
И тогда Брук бросается к нему, накрывает его губы своими, а он отвечает с той же страстью, пропуская через ее тело разряды электричества. Она запускает пальцы в его волосы. Дерек чуть пригибается, не разрывая поцелуя, и обхватывает ее за ноги под коленями. Поднимает, и платье задирается, обнажая бедра, но его руки крепко держат ее за ягодицы. Брук думает о том, какой, должно быть, тяжелой она ему кажется. Никто никогда не держал ее вот так. Такое бывает только с худышками. Она пытается скрестить лодыжки у него за спиной, словно желая хоть как-то облегчить задачу.
– Я держу, – говорит Дерек. – Предоставь это мне. – И снова целует. Брук позволяет себе расслабиться в его руках, пусть ноги безвольно болтаются. Это заводит еще сильнее, и она покусывает его шею, шепча:
– Чего ты ждешь?
Дерек несет Брук к спальне, но она откидывается назад.
– Нет. Там слишком много всего произошло. Лучше здесь.
– На полу?
Он ставит Брук на ноги.
– Да.
Она стаскивает с дивана плед, бросает на него несколько подушек и снова подходит к Дереку. Брук могла бы начать прямо сейчас, но ей не хочется, чтобы все закончилось слишком быстро. Пусть это продлится подольше – ощущение близости. Единение. Вот чего она хочет. Секс – лишь способ этого достичь.
«Это ничего не значит».
– Иди ко мне, – снова говорит Дерек и обнимает ее, словно они нажали на кнопку «перезагрузка», будто и он ищет в ней утешения, продлевая этот момент.
Когда он расстегивает молнию на платье, Брук хочется ахнуть от того, как его пальцы скользят по спине, до самой талии. Дерек стягивает платье с плеч, и оно падает на пол. Потом стаскивает с себя рубашку, а Брук возится с его брюками. Боже, насколько же он все-таки великолепен!
Затем он снимает с нее бюстгальтер и отстраняется, чтобы полюбоваться. Какое-то время они стоят так: Брук с обнаженной грудью, а Дерек в одних боксерах. Она переводит взгляд ниже, хочет, чтобы он это заметил, а затем прикусывает нижнюю губу. Прежде чем Брук успевает снова встретиться с ним взглядом, он уже целует ее живот, стягивая комбинацию, трусики. Встает, обхватывает грудь ладонями.
– Обожаю твое тело, – выдыхает он ей в щеку.
Брук проводит пальцами по его бедру, вдоль края свободных боксеров, нежно касаясь его там, внизу. Дерек вздрагивает.
– Не сейчас, – говорит он, разворачивает ее к себе спиной и прижимает к груди: одна рука поддерживает ее под грудью, другая скользит вниз по телу, к лобку… но это лишь дразнящая игра.
Брук выгибается, сцепляет руки у него на затылке, прижимаясь головой к его груди, отдаваясь ему целиком, без остатка. Дерек проводит обеими руками по ее бокам, вызывая дрожь. Затем обхватывает одну грудь и целует Брук в шею. Она откидывает голову в сторону, освобождая ему доступ. Она словно подвешена в воздухе, стоит почти на цыпочках, и Дерек снова держит ее на весу. От этого Брук становится жарко.
– Я хочу этого, – шепчет она ему на ухо.
Дерек разворачивает ее, снова подхватывает под ноги и прижимает к себе, так что Брук обнимает его за талию. Они целуются, и ей кажется, что это длится целую вечность.
Потом Дерек кладет Брук на диван и опускается перед ней на колени. Разводит ее ноги и начинает с легких поцелуев, поднимаясь по внутренней стороне бедер. Вцепившись пальцами в винил, Брук тихо стонет. Должно быть, это его заводит, потому что она чувствует, как меняется характер поцелуев – они становятся более настойчивыми. Он исследует языком именно то место, где ей хочется. Брук не устоять, и это ощущается как освобождение – наслаждаться этим. Свобода, которой она не знала годами. Она запрокидывает голову, закрывает глаза.
Дерек отстраняется.
Брук смотрит на него.
– Что-то не так?
– Просто растягиваю удовольствие, – улыбается он.
Но она уже почти на грани. Хватает его за волосы и притягивает обратно.
– Я не хочу ждать.
Дерек снова отстраняется.
– Тем хуже для тебя. Ты будешь ждать.
И целует ее в губы.
Дерек вечно с ней борется, и, наверное, это ее взбесило бы, если бы не было так хорошо. Потом, когда он снова находит путь вниз, она способна только охать.
Брук едва может сосредоточиться, ее разум купается в волнах наслаждения, все вокруг расплывается. Она опускает руку ему на грудь, ведет пальцами к талии. Он резко вдыхает.
– Неплохая попытка, – шепчет он в ухо и возвращает ее руку на диван.
Затем нависает над ней, целует так сильно, что в другом контексте это могло бы быть даже больно.
– Дай мне то, чего я хочу, или я заставлю тебя кончить так резко и быстро, что ты усомнишься, было ли это вообще, – шепчет Брук, отстраняясь.
– Это самая дурацкая угроза, которую я когда-либо слышал.
Дерек обводит языком ее сосок, и она откидывается на спинку дивана, раздвигая ноги как можно шире, просто чтобы заманить его туда. Брук сосредотачивается на его прикосновениях, на пульсации внизу живота.
Его губы снова там, внизу, и на этот раз Дерек не шутит. Он делает это с неуклонным совершенством. Брук выгибается и вскрикивает. Запускает пальцы ему в волосы и думает: а могла бы когда-нибудь полюбить Дерека? К этому она точно могла бы привыкнуть. И он не такой, каким Брук его себе представляла. У него есть сердце, и, похоже, оно прекрасно.
Но думать об этом некогда, потому что она чувствует, что взлетает. Руки Дерека сжимают ее ягодицы, пальцы впиваются в кожу – возможно, завтра останутся синяки, но ей все равно. Она касается его макушки, привлекая внимание. Он поднимает взгляд, смотрит в глаза, не сбиваясь с ритма. Брук улыбается.
И вот она взмывает – все выше и выше.
Безгранично.
Взрыв экстаза. Ощущение, словно ее выпустили на волю.
И Дерек не останавливается. Это повторяется снова и снова, и, когда Брук уже думает, что удовлетворена, она снова оказывается на грани. В последний раз – и все внутри у нее содрогается, тело покалывает, и ей кажется, что она ничего больше не почувствует. Ничего, кроме этого блаженства, никогда. Затем она притягивает лицо Дерека к своему.
– Спасибо, – шепчет Брук. – Теперь я вся твоя.
Он целует ее в лоб и, просунув руку под спину, одним движением переворачивает на диване. От ощущения такой легкости в руках Дерека у Брук перехватывает дыхание. Он без колебаний берет свое, и ей это нравится. Ей даже нравится, каким грубым он может быть, поэтому упирается в сиденье дивана и подается бедрами вверх – приглашение. Он это заслужил.
И Дерек входит в нее. Замирает, давая ее телу привыкнуть, и накрывает собой, гладит грудь, целует спину. И снова – это чувство покоя, неподвижности. Почти каждый сантиметр его тела прижимается к ней, кожа к коже. Так нежно.
Потом Дерек отстраняется, сжимая ее бедра, и начинает двигаться. Его пальцы находят ту самую, единственно верную точку на ее теле, и снова – электрический разряд. Она почти у цели, он входит глубже, и каждый раз ей хочется застонать, но она пытается сдержаться, пока он не шепчет: «Давай кричи».
Но с ее губ слетает только: «Дерек», а потом следует вздох, который она не в силах сдержать.
– Ох, черт… – стонет он, ускоряясь, его пальцы ни на секунду не ослабляют нажим, пока оба не взмывают ввысь.
Потом, лежа на пледе, Дерек прижимает Брук к себе.
– Кинси была права. Нам стоило сделать это намного раньше, – говорит он.
Брук напрягается, обнимая его. Упоминание Кинси было слишком поспешным? Дерек точно не знает. Он вообще сейчас плохо соображает. Как тут соображать, после такого?
Брук не отвечает, и Дерек судорожно пытается придумать, что бы еще сказать, но Брук прерывает молчание.
– Не-а, – говорит она. – Это был бы секс со злости. Утешительный секс намного лучше.
– Ой, да ладно, секс со злости тоже может быть очень даже ничего. И я говорил серьезно.
– Что?
– О том, что ты красивая. Я знаю, что бываю мудаком, но…
– Это не должно повториться, – прерывает его Брук.
Слова звучат как пощечина. Дерек считает, что она солгала о своих чувствах к нему, как и он сам. Но берет себя в руки и старается, чтобы в голосе не звучала злость.
– Почему?
– Мы умрем. – Брук садится, и при виде очертаний ее фигуры в лунном свете у Дерека перехватывает дыхание. – К тому же я думала, мы договорились. Для меня это просто как долгие объятия. Мне нужен был кто-то, и ты оказался рядом.
– Тебе не понравилось?
– Это было… потрясающе.
– Так в чем же проблема?
– Нет никакой проблемы. Просто хочу, чтобы все было ясно.
Дерек заставит ее это произнести, потому что он ей не верит. Это противоречит всему, что говорило ее тело минуту назад. Тому нарастающему притяжению, которое он чувствовал между ними.
– Что именно?
– Что это ничего не значило. Ты мне не нравишься… Ну, ты понимаешь.
– Чушь.
Слово срывается с губ, Дерек вздрагивает, ожидая вспышки, но Брук снова ложится рядом и шепчет:
– Ладно. Может, у меня что-то к тебе и есть, врать не буду. Но это не имеет значения. Времени все равно нет.
– А если бы мы встретились при других обстоятельствах?
Брук качает головой.
– Я не могу быть рядом со вспыльчивым мужчиной. Потому что сама такая. Мне нужен кто-то нежный и спокойный, чтобы уравновесить.
– Кто-то вроде Тайсона, – говорит Дерек, сожалея о просочившейся ревности.
– Да, вообще-то, – говорит Брук с вызовом. – Тайсон пробудил во мне нечто иное. Мягкость. То, что бушует у меня внутри, затихало рядом с ним.
– Потому что он это подавлял. Стыдил тебя за это. И вообще, зачем приглушать это в себе? – спрашивает Дерек. – Ты многое пережила, но, по сути, выжила именно благодаря тому, что так в себе ненавидишь. Сила, страсть и мощь. Это ты. Мне это нравится. Мне нравится, какая ты.
Брук делает глубокий вдох, словно обдумывает его слова, но Дерек сам не понимает, что делает. Пытается ли он изменить ее мнение? Убедить ее полюбить его на оставшиеся часы? В этом нет смысла, и все же он пытается донести свою мысль.
– Ну, как бы то ни было. В любом случае я рада, что ты сейчас со мной, – говорит Брук, протягивая руку и переплетая свои пальцы с его.
Дерек кивает. Пусть будет так. Этого достаточно.
Через некоторое время Брук встает и натягивает платье. Дереку хочется, чтобы она осталась подольше, но он молча наблюдает, потому что не может ее контролировать. Должен отпустить. Она делает шаг в сторону спальни и оборачивается.
– Идем, – говорит Брук.
– Куда?
– Тебе не обязательно спать на диване. У меня огромная кровать.
Дерек колеблется, не понимая, что это значит. Сначала она говорит, что он ей не нужен, что даже не займется с ним больше любовью. А потом приглашает в свою постель.
– Просто поспим. Я не кусаюсь, – добавляет Брук, когда он молчит.
Дерек предпочел бы, чтобы она кусалась, в этом-то и проблема, но, к счастью, он понимает, что лучше промолчать. Достаточно того, что они уже столько времени не ругаются. Еще и после такого секса. Поэтому он просто идет за ней в комнату.
Когда они лежат в темноте под одеялом, Брук поворачивается к нему.
– Обними меня на минутку, ладно? Больше ничего, я просто…
Дерек притягивает ее к себе, и голова Брук оказывается у него на груди. Он гладит ее волосы и снова задается вопросом, честна ли она. Потому что это кажется таким естественным. Они вместе, вот так. И не нужно ходить вокруг Брук на цыпочках. Она совсем его не боится. Он любит в ней именно то, что, по ее словам, раздражало других. Раздражало Тайсона. Но с другой стороны, Брук сказала, что должна быть с ним осторожной из-за взрывного темперамента, именно поэтому она не может быть с ним.
Ну вот, он снова ведет себя так, будто у них есть будущее. Его нет. Если только он что-нибудь не придумает.
По пути в Портленд моросило, и дворники лихорадочно пытались очистить лобовое стекло, чтобы Мина разглядела хоть что-то. Но поездка оказалась продуктивной. Она купила GPS-трекер для автомобиля, как тот, что когда-то давно видела в сериале «Во все тяжкие».
Если она не может выманить соседей на улицу и убедиться, что все в порядке, и не может вызвать туда полицию, она попробует сама немного пошпионить. Выяснит, где живет тот тип, а когда он появится в доме напротив, отправится к нему домой. Мина осмотрит его дом. А потом, в зависимости от того, что найдет, заставит полицию что-нибудь предпринять.
Для покупки трекера потребовалось подписаться на ежемесячную услугу и придумать историю о неверном муже. Но продавец объяснил, как работает устройство, и Мина задала много вопросов, потому что не очень разбирается в технике. Убедившись, что все поняла, она снова выехала на мокрую дорогу, стараясь, чтобы машину не занесло по пути обратно к дому.
Мина вернулась во Фрипорт еще до наступления вечера, в рекордный срок. И начала ждать, наблюдая из окна. Прошло несколько часов. У нее есть GPS-трекер, полностью настроенный и готовый к работе. Нужно только прилепить его к серебристому джипу, не попавшись. Не то чтобы она ожидала, что тот тип появится сегодня же вечером, но в любом случае она готова.
«Все это слегка попахивает безумием».
Но именно поэтому Мина не рассказала о своих планах Брэди. Он не понял бы. Вообще-то, она немного побаивается, что струсит. Но если это шанс помочь той девочке, нельзя все испортить. Мина не может сидеть сложа руки и расслабляться, пока соседская девочка в опасности. Других вариантов нет. Нельзя вызвать копов, потому что они либо в доле, либо предупредят этого типа – именно он и не дает им отреагировать как положено.
«Она мыслит как параноик».
Конечно. Но это не паранойя. Иначе почему тот тип появился у нее на пороге, когда она позвонила 911? Он что-то скрывает. Наверняка.
Так что да, она проследит за ним. Соберет больше информации о том, где он живет, чем еще занимается. О чем угодно. Может быть, найдет какие-нибудь зацепки, благодаря которым поможет девочке. Люди совершают ошибки, и Мина молится, чтобы этот человек поскорее ошибся и она смогла этим воспользоваться.
«А что, если это паранойя?» – снова возражает мозг Мины.
Неужели все это лишь из-за жутковатого типа и пятна крови на окне?
Ну и еще из-за того, что девочка попросила о помощи.
И того, что Мина никогда не видела, как кто-либо из соседей выходит из дома.
И того, что доставщику продуктов тоже кажется, что там происходит странное.
Нет, она не параноик. Она действует на опережение, и, даже если из ее маленькой затеи со слежкой ничего не выйдет, по крайней мере, она попыталась.
К дому напротив подъезжает машина. Какая удача, что он появился как по расписанию! В голову Мине ударяет прилив адреналина.
Сейчас или никогда.
Мина надевает кроссовки и натягивает куртку.
Она наблюдает из темной гостиной, как тот тип входит в дом, и, когда дверь за ним закрывается, вылетает из дома, натягивая на голову капюшон. Покров темноты идеален, а дождь бьет по асфальту так сильно, что заглушает любой звук, который она может издать.
Она приседает сбоку машины, шарит под ней и прикрепляет трекер, но с первого раза не выходит. Мина забирает его, чтобы понять, в чем проблема, и пробует снова. Держится. Может получиться.
Дверь соседского дома открывается. Слишком рано. Мина все еще близко к машине, но с другой стороны, вне поля зрения с крыльца, слава богу. Мина выглядывает из-за машины, чтобы посмотреть, не идет ли тот тип. Дверь широко открыта, свет заливает двор. И тут она слышит, как внутри кричит и плачет девочка. Что происходит?
Надо убираться отсюда, но она никак не может вернуться к дому. Тот тип увидит ее и поймет, что она была на подъездной дорожке. Что-то выведывала.
«Даже хуже. Шпионила».
Тогда Мина встает и идет по улице к тропе на пляж, сунув руки в карманы и поправляя капюшон.
«Темно. Он меня не видит. Я просто гуляю».
«Ночью».
«Под дождем».
«Вот блин».
Мина выглядит подозрительно, но, ускоряя шаг, говорит себе, что все в порядке. Правда, она не знает, достаточно ли быстро ушла от машины. Он мог ее видеть. Нельзя обернуться, чтобы узнать. Вместо этого Мина бежит трусцой. Нужно добраться до тропинки, ведущей к пляжу, чтобы спрятаться. Если он подъедет сзади, то схватит ее с поличным.
Мина не слышит, завел ли он джип. Работает ли мотор? Слишком громко барабанит дождь. Она даже не знает, на месте ли машина. Джип может появиться в любой момент. А вдруг джип уже едет за ней? Но разве в таком случае она не увидела бы фары? Осталось всего десять шагов. Нельзя оглядываться. Она прерывисто дышит в одном ритме с шагами и снова проклинает себя за то, что вообще не в форме.
Мина поворачивает направо, на тропинку к пляжу, но тут же ныряет за огромный куст, чтобы спрятаться и подождать. Она всего в нескольких шагах от крошечного перекрестка, но вне поля зрения. Загораются фары. Мина наблюдает сквозь просветы в кустах. Через несколько секунд серебристый джип подъезжает к концу Джей-стрит. И останавливается.
Двигатель работает на холостом ходу, но зачем? Вокруг ни одного автомобиля. Почему он остановился?
Мина прислушивается к дождю, скрежету дворников джипа. Она так близко.
И тут она видит.
Контур маленькой головы на заднем сиденье.
«О нет».
Пока машина стоит, Мина решается подобраться ближе, высовывая лицо.
«Нет, нет, нет!»
Там девочка. Он куда-то ее везет.
Мина прячется и пытается замедлить сердцебиение. Кажется, сердце вот-вот выскочит из груди. Машина поворачивает налево, в сторону сто первого шоссе, и уезжает.
Колени дрожат от адреналина.
Мина достает телефон и смотрит, где находится трекер.
Работает. Джип едет на юг по сто первому шоссе, увозя девочку.
Накатывает дурное предчувствие. Ужасное предчувствие. Эта девочка.
«Пакстон».
Мина собиралась проследить за машиной. Вот и все. Собрать информацию, узнать домашний адрес того типа. Навестить его позже. Но сейчас? Теперь придется ехать за ним.
Мина сует телефон обратно в куртку и бежит к арендованной машине, хватает ключи. Оказавшись внутри, устанавливает телефон в подставку на приборной панели, чтобы следить за джипом. Затем откидывает голову назад, наслаждаясь отсутствием дождя. Нужна минутка, чтобы перевести дыхание, хотя все внутри кричит: «Вперед!» Но пусть он оторвется, чтобы не заметил слежку. Ливень бьет по «Лексусу», как будто с неба падают крошечные камешки.
Мина нажимает кнопку зажигания и выезжает с подъездной дорожки.
«Куда, черт возьми, он едет?»
Мина следует за джипом уже некоторое время, и он ни разу не сбавил скорость, только свернул с шоссе и поехал по проселочной дороге к лесу, в противоположную от океана сторону. Дождь тоже не утихает. Мина держится на приличном расстоянии. Пока все идет хорошо.
Она пытается обуздать блуждающие в голове мысли о той девочке. Паника сжимает все внутри, заставляя мозг забегать вперед, придумывать худшие варианты, но пока это все, на что она способна.
«Просто сосредоточься на слежке».
Примерно через полчаса езды по проселочной дороге Мина понимает, что уже давно не видела других машин. Как и домов. Ничего, кроме замшелых деревьев и кустарника. И дождя. Потоков воды, которые дворники с трудом успевают счищать.
Дождь размывает задние фонари джипа, но Мина еще видит ровный красный свет впереди. Всякий раз, когда у джипа загораются стоп-сигналы, она тоже тормозит. Пытается сохранить дистанцию. Но наверняка тот тип видит ее фары, и теперь, когда нет других машин, это может его насторожить. Мина несколько раз нажимает на тормоз, чтобы еще больше замедлить скорость, и красные габаритные огни исчезают из виду.
Но телефон по-прежнему отслеживает местоположение трекера.
«Все хорошо. Я справлюсь».
Взглянув на телефон на приборной панели, она видит, как джип поворачивает. Он примерно в миле впереди.
Мина прибавляет скорость, сжимая руль, и напрягается, чтобы посмотреть сквозь лобовое стекло, но тут колесо попадает в выбоину, и машину немного заносит. Мина корректирует курс и нажимает на тормоза. Она останавливается посреди дороги, выдыхает.
«Не торопись».
Впереди сплошная стиральная доска и выбоины, как будто на этом участке дороги никто не ездит.
Трекер перестает двигаться.
Видимо, тот тип приехал в нужное место.
Мина осторожно нажимает на педаль газа, чтобы объехать самые большие ямы на грунтовке. Ей нужен план. Очевидно, она не может просто приблизиться. Надо оставить машину подальше. Дождь все еще идет, но уже не такой сильный, это хорошо. Здесь так много деревьев, что можно легко свернуть с главной дороги и прокрасться, прячась за ними, пока она не доберется до того места, где остановился тот тип. Мина проезжает мимо поворота и тормозит там, где дорога спускается в неглубокий овражек. Если джип вернется тем же путем, что и приехал, обратно к цивилизации, ее машину не увидят.
Убедившись, что припарковалась как можно дальше от поворота, Мина включает фонарик на телефоне и идет по грунтовке, избегая луж, пока не оказывается на подъездной дорожке. Она проверяет телефон – убедиться, что джип снова не начал движение. Не начал. Он прямо перед ней, примерно в четверти мили.
Но телефон здесь не ловит, и эта реальность камнем ложится на душу.
И тут сквозь шум дождя прорезается крик.
Это девочка.
– Ты это слышал? – шепчет Брук, приподнимаясь в постели. – Похоже на детский крик.
Дерек, конечно же, слышал, и он быстро встает с кровати, оглядываясь в темноте, как будто может найти оружие. Инстинкт после долгих лет работы в полиции, потому что Дерек еще не до конца проснулся. Оружия, разумеется, нет, поэтому он тянется за штанами.
– Оставайся здесь, – шепчет Дерек, натягивая их.
– Нет, – шепчет в ответ Брук, соскальзывая с кровати и расправляя длинную белую ночнушку.
Дерек стонет. Не время спорить, но, по крайней мере, Брук не устраивает сцен, когда у входной двери он толкает ее за спину, чтобы защитить. Одной рукой Брук держится за его пояс, как за ручку, а другая лежит на спине.
Они смотрят в окно на проливной дождь. Трудно что-то разглядеть в темноте, да еще когда по стеклу течет вода.
На подъездной дорожке стоит машина Митча, и он борется с кем-то на заднем сиденье.
Появляется крошечная фигурка – должно быть, ребенок, – и Митч тащит ее к дому.
– Твою мать, – бормочет Дерек.
«Это ребенок. Еще один ребенок. О нет».
Ноги Брук становятся ватными, и она больше не в силах стоять. Она плюхается на диван.
– Ты как?
Дерек рядом, кладет ей руку на голову.
– Я не могу смотреть, как еще один ребенок…
Она не заканчивает фразу, слова переходят в рыдания.
– Ты думаешь, что этот малыш – следующая юная Грейс? Для свадьбы?
Брук кивает.
Дерек гладит ее по волосам, а затем убирает руку. Делает глубокий вдох. Он весь напряжен. Сжимает кулаки по бокам.
Не обращая на это внимания, Брук смотрит на него.
– Но он один. И теперь мы знаем, что у него нет пульта.
– Только пистолет.
На лице Дерека дергаются желваки. Брук буквально чувствует, как вращаются шестеренки в его голове. Он пытается придумать, как обезвредить Митча.
– Надо застать его врасплох. У меня есть идея.
Нет времени одеваться, и все еще идет дождь, но ребенок так сильно сопротивляется Митчу, что у того уходит целая вечность, чтобы затащить его внутрь. Они то и дело падают на землю, ребенок пинается и вырывается. Митч даже не может ухватить его, чтобы поднять и унести. Брук сразу же приступает к делу.
– Следуй за мной. Я займусь ребенком. А ты Митчем.
Брук распахивает дверь и выбегает под дождь. Ее тонкая ночная рубашка сразу же промокает насквозь, но Брук не обращает на это внимания, как и на холод, сковывающий ноги.
– Митч! Что ты делаешь? – кричит она.
– А на что это похоже? – огрызается он через плечо.
Брук подходит ближе и видит в темноте, что это девочка. Та по-крабьи отползает на четвереньках по траве в сторону джипа. Разглядев ее, Брук замирает.
На девочке металлический ошейник.
– Стой! Остановись! – кричит Брук.
«Слишком резко. Надо быть мягче, но девочка ползет прямо к границе».
– Я хочу к папе, – плачет она. – Отвези меня домой! – кричит она Митчу.
– Эй, малышка, – говорит Брук. Твердо, но гораздо мягче. Слова вылетают быстро. – Если доберешься до подъездной дорожки, ты умрешь. Тебя убьет ошейник. Пожалуйста, замри. Пойдем в дом, и я сделаю тебе горячее какао.
Дерек и Митч катаются по земле неподалеку. Брук не видела, как все началось. Наверное, Дерек бросился на Митча, но говнюк вырвался. Он встает и пересекает границу. Как будто это какая-то игра соседских мальчишек.
«Кто не спрятался, я не виноват!»
Он громко смеется над Дереком.
– Сами разбирайтесь с этой соплячкой. Свадьба завтра.
Дерек с ворчанием встает. Он весь в грязи.
Не хочется быть к нему строгой, но как он мог так облажаться? Брук поворачивается к девочке, которой, вероятно, лет десять.
«Столько же, сколько Джесси».
А вдруг… Брук охватывает что-то вроде надежды, смешанной с горечью, и дрожащей рукой она откидывает с девочки капюшон. Но она не знает, как выглядит Джесси, так что это бессмысленно.
– Как тебя зовут? – спрашивает Брук.
– Карли.
– Когда у тебя день рождения?
– Четвертого января.
Брук вздыхает с облегчением. Почему она решила, что это Джесси? Слава богу, нет. Но облегчение недолговечно, потому что теперь на сцене появился ребенок.
Мысли Мины лихорадочно мечутся, она пытается понять, что делать дальше, и тут возле дома снова вспыхивают фары джипа.
Метнувшись за ближайшее дерево, достаточно толстое, чтобы скрыть ее, Мина наблюдает, как джип выезжает с подъездной дорожки на дорогу. В ее сторону.
Все как во сне. Габаритные огни вдали. Моросящий дождь. Крик девочки.
«Брэди».
Почему-то Мина вспоминает Брэди, и ей хочется, чтобы он был здесь. Она скучает по нему. И это приятно – скучать по нему.
Затаив дыхание и присев на корточки, Мина ждет. Джип приближается и медленно проезжает мимо. Слишком темно, чтобы заглянуть внутрь, поэтому непонятно, там ли девочка. Может, он ее высадил. Но зачем? Когда машина проезжает мимо, Мина бросается к другому дереву, подальше от подъездной дорожки, и прячется, обхватив колени руками, в надежде скрыться от яркого света.
Что она вообще здесь делает? Она должна работать над книгой, а не играть в шпиона с жутковатым типом.
«Ты подвергаешь себя опасности», – сказал бы Брэди.
«Но девочка…»
«Это она в опасности».
Легко убедить себя в этом, когда Мина вспоминает девочку и кровь. Крик из дома прямо перед тем, как вышел тот тип. Может, он схватил ее. Может, причинил ей боль, пытаясь утащить с собой. А потом снова крик здесь, в этой глуши.
Но может быть, он везет девочку домой. Может быть, все это просто ерунда, и Мина поедет обратно и вернется к работе.
«Это вряд ли», – нутром чует она.
Джип поворачивает направо, как она и ожидала, в том же направлении, откуда они приехали.
Мина ждет еще несколько минут – вдруг он вернется по какой-либо причине, – а затем направляет фонарик телефона себе под ноги и шагает через высокие заросли обратно по грунтовой дороге, чтобы узнать, зачем этот человек сюда приезжал.
Дерек и Брук провели Карли в домик и завернули в одеяло. Они узнали, что ей девять лет и она тоже из Портленда. Митч и Грейс держали ее вместе с отцом-инвалидом в другом месте.
Дерек не может думать о том, что девочку убьют. Но приходится. Он должен разработать какой-то план, чтобы этого избежать.
Брук переоделась из мокрой ночной рубашки в сухое платье и суетится на кухне, высыпая какао в большую кружку с горячей водой.
От стука в дверь они вздрагивают.
Кто это может быть? Митч и Грейс никогда не стучат, к тому же Митч только что был здесь и уехал.
– Кто там? – спрашивает Дерек через дверь, включая свет на крыльце.
– Извините, что беспокою, – отвечает женский голос. – Это может прозвучать безумно, но я волновалась, что что-то… не так. Я знаю, сейчас разгар ночи, и я очень хотела бы ошибиться, поэтому, если вы скажете, что с тем мужчиной и девочкой все в порядке, я уйду.
Дерек поворачивается, чтобы посмотреть на Брук, ее рот приоткрыт в удивленном «О». Он открывает дверь и сразу же чувствует тепло Брук позади себя.
Лицо по ту сторону двери выбивает из него весь воздух, от потрясения он не может подобрать слов. Брук с силой хлопает его по спине, как бы подгоняя, напоминая, что нужно говорить. Она, вероятно, мало что видит, поскольку он загораживает весь дверной проем. Но Дерек способен лишь смотреть на эту женщину в синей куртке, с капюшона которой стекает дождь. Светлые кудри прилипли к ее мокрым щекам. В мягком свете крыльца он замечает такое же удивление в ее глазах.
Брук протискивается вперед и встает перед Дереком.
– Нас держит в плену психопат! У вас есть телефон?
Но женщина лишь бросает на нее беглый взгляд, а затем снова смотрит на Дерека.
– Ты, – выдыхает она.
– Мина… но как? Что ты здесь делаешь? – спрашивает он.
– Ты ее знаешь? – пронзительным от удивления голосом спрашивает Брук.
Дерек кивает.
– Помнишь, я рассказывал тебе о девочке Родригес? Это ее мать.
– Ее звали Пакстон, – поправляет его Мина, как будто это сейчас самое важное.
Но это важно. Для нее.
Какова вероятность столкнуться с полицейским, работавшим над делом Пакстон? Здесь, в глуши, когда весь отпуск она так много думала о дочери. Это кажется невозможным.
Коп продолжает смотреть на нее. Мина стоит под дождем, безвольно опустив руки по бокам.
– Та девочка. Она здесь? – спрашивает Мина, пытаясь осмотреться и заглянуть в дом.
– Да.
Одно слово. Это все, на что он способен?
– Нужно вытащить ее отсюда, привлечь настоящую полицию.
– Послушайте, это безумие, что вы двое знакомы, – начинает женщина позади Дерека, – но самое главное сейчас – вызвать копов.
– Это Брук, – вставляет Дерек.
Мина пытается ответить коротким кивком, но все это не важно.
– Девочка живет в доме напротив моего съемного жилья на пляже. Мне кажется, ее вместе с отцом держат там силой. Что вы делаете в этой глуши?
И тут Мина замечает ошейники у них на шеях. Почему она не увидела сразу? Спину царапает дрожь, словно чьи-то невидимые ногти.
– Что тут происходит? – шепчет она.
– Господи! Да где твой телефон?! – почти орет Брук.
– Здесь нет связи, – говорит Мина. – И мы все равно не можем вызвать полицию.
– Почему? – визжит Брук.
– Потому что этот тип из полиции. Я думаю, он перехватывает звонки в службу 911. Так произошло, когда я просила их помочь с девочкой. Можно мне ее увидеть?
Дерек отходит в сторону, и Мина видит закутанную в огромный плед девочку, сидящую в кресле с чашкой горячего какао.
– Привет, – говорит Мина, просовывая голову в дом.
Лицо девочки озаряется.
– Это ты. Ты меня нашла.
«С ней все в порядке. Слава богу».
Брук громко вздыхает, скрестив руки на груди.
– Где твой телефон?
Мина лезет в карман куртки и замечает, как выражение лица Дерека меняется, становясь из удивленного жестким.
– Митч – коп, – констатирует он, как бы про себя. Затем смотрит на Мину. – Он работал над делом Пакстон?
– Я не знаю. У меня был… нервный срыв после того, как ее… нашли. – Помнит ли это Дерек? – Брэди… Это мой муж, – говорит Мина Брук, вовлекая ее в разговор. – Это он ездил во Фрипорт, имел дело с полицией. Я вернулась сюда впервые с тех пор.
– Подожди, так как зовут твою дочь? – спрашивает Брук, теперь уже мягче.
– Пакстон.
– Но она умерла во Фрипорте?
– Так считает полиция, – отвечает Мина.
– Ладно, садись в машину и езжай туда, где есть связь. Позвони в полицию Портленда, – говорит Брук.
– Они ничего не будут делать. Я уже узнавала.
– Ну, ты должна кому-нибудь позвонить, чтобы помочь нам, и быстро! Поезжай!
– На его джипе стоит мой жучок, – говорит Мина. – Здесь нет связи, но GPS все равно работает. Не волнуйтесь, он уехал.
– А я волнуюсь. Мы все в опасности! – кричит Брук.
Она в панике, но Дерек все еще смотрит на Мину, как будто видит призрака, и думает о чем-то другом.
– Видимо, Митч знает меня с тех пор, как я приезжал сюда работать над делом Пакстон. Я его не помню, но это наверняка так, – говорит он.
– О боже, – бормочет Брук, а потом хватает Дерека за руку, вытаращив глаза. – А что, если Митч все это время готовился к финальной сцене? Приводил актеров, с которыми хотел свести счеты.
– Он не настолько умен, – говорит Дерек.
Брук склоняет голову набок.
– Он нацелился на тебя. Он знал тебя, поэтому и схватил. И в любом случае у нас нет времени на болтовню! – Она переводит взгляд на Мину. – Иди. Ты должна до утра привести кого-нибудь на помощь. Иначе он убьет Карли.
Брук кивает в сторону девочки.
Мина снова смотрит в телефон, желая убедиться, что Митч уехал.
Но джип не двигается. Он стоит где-то здесь. Близко. Но где? Она крутит головой, но ничего не видит.
Свет на крыльце гаснет, и они оказываются в полной темноте.
– Что за… – шепчет Мина.
– Уезжай, Мина. Когда окажешься на безопасном расстоянии, позвони в полицию Портленда, – выдыхает Дерек.
От страха в его голосе она вздрагивает.
И тут кто выбивает телефон у нее из рук.
Мина смотрит направо, откуда пришел удар. И видит направленный ей в лицо пистолет.
– Вот же заноза в заднице, – рычит тот жутковатый тип – Митч.
Она поднимает руки.
– Мне жаль.
Забавно, почему эти слова первыми приходят в голову. Мина нисколько не сожалеет.
Дерек дергается к Митчу, но тот направляет пистолет на него.
– Даже не думай.
Дерек и Брук поднимают руки.
– Как ты узнал, что я… – начинает Мина.
– Следила за мной? – говорит Митч и поднимает смартфон. – Я получил уведомление, что на моей машине жучок. Я знал с самого начала.
Разве такое бывает? Почему парень, который продал трекер, не предупредил об этом?
– Я был в восторге, – говорит Митч. – Я собирался использовать малышку Карли в качестве невесты, а затем найти новую Грейс Уэйкфорд для Джей-стрит, поскольку это не так срочно. Но теперь? Теперь все намного лучше. Ненавижу смотреть, как умирают дети.
Ребра Мины сжимает ужас, проводя ледяными пальцами по позвоночнику, так что волоски на затылке встают дыбом.
Она встречается взглядом с Дереком.
– Боже мой, – шепчет Дерек. Затем толкает ее в сторону от пистолета и кричит: – Беги!
Мина оступается, но, удержав равновесие, выпрямляется. Бежать невозможно: Митч наставил на нее пистолет.
В этот момент Дерек бьет его кулаком, и Митч падает навзничь. Дерек наваливается на него, и Мине остается лишь наблюдать за схваткой.
– Беги, дура! – вопит Брук. – Со всех ног!
Тело словно приковало к месту, парализовало.
Но вдруг оковы спадают. Словно что-то внутри щелкает – и вот она, развернувшись, уже мчится к выезду с участка.
Капюшон соскальзывает, струи дождя обрушиваются на голову, заливают лицо, приходится смахивать воду руками, чтобы хоть что-то видеть.
Раздается выстрел.
Мине отчаянно хочется обернуться – удостовериться, что с Дереком все в порядке, понять, не устремился ли Митч в погоню.
«Не оглядывайся. Это тебя замедлит».
В венах пульсирует адреналин, она уже почти пересекла двор, вот-вот окажется на подъездной дорожке. Высокая трава и сорняки хлещут по ногам, джинсы промокают насквозь. Кроссовки хлюпают по грязи.
Энергично двигая руками, Мина гонит тело вперед, выжимая из него максимум. До машины еще далеко, а она преодолела лишь треть пути.
«Надо обернуться. Придется».
И она оборачивается.
Кругом лишь непроглядная тьма, и Митча нигде нет. Он не бежит следом. Дерека и Брук на крыльце тоже не видно. По крайней мере, ей так кажется – под проливным дождем разобрать что-либо трудно.
Она уже на полпути. Не сбавляя шага, Мина шарит в кармане куртки в поисках брелока от машины. От этого бежать становится немного неудобно, но вот наконец брелок зажат в руке.
«Телефона нет. Вот черт».
Митч вышиб его из рук, подобрать не было времени. Как теперь звонить?
Добравшись до города, она найдет телефон. И позвонит в полицию Портленда, как и говорил Дерек. И Брэди позвонит.
Мина почти у цели – выезд совсем рядом. Дорога, где она оставила машину, в сотне метров отсюда.
Сзади вспыхивают фары. Они приближаются со стороны дома. Значит, Митч развернулся с другой стороны, чтобы подкрасться незаметно.
Нужно добраться до машины и уносить ноги, пока не поздно.
Мина бросает взгляд по сторонам и сворачивает налево, в лес. Бежит напрямик, и джип за ней не проедет, но под ногами сплошные кочки и корни. Не видно, куда ступать, приходится замедлить бег. Лучше уж так, чем упасть и разбиться.
Мина бежит вдоль дороги к машине, лавируя между деревьями и замшелыми валунами, прокладывая себе путь в зарослях.
Она не знает, где именно оставила машину. В густых зарослях почти ничего не видно, лишь смутное ощущение, что машина где-то рядом.
И тут снова – яркий свет фар, сворачивающих на дорогу. Они ближе, чем прежде. Мина прячется за дерево и наблюдает за медленно ползущим мимо джипом. Он еле тащится. Но даже при такой скорости доберется до ее машины раньше.
Это понимание как удар под дых. Мина резко выдыхает, признавая поражение.
Но тут же вспыхивает искра надежды.
«Геолокация!»
Брэди ведь с маниакальной одержимостью отслеживает ее местоположение. Возможно, он видел, что она едет сюда, – еще до того, как пропала связь. Пройдет совсем немного времени, и он поймет, что давно не получал от нее вестей. Проверит, где Мина, и не найдет. И тогда начнет действовать. То, что всегда в нем раздражало, сейчас может стать спасением.
Джип замирает на дороге. Вспыхивают стоп-сигналы. Осторожно пробираясь между деревьями, Мина видит, что происходит.
Фары джипа светят прямо на задний бампер ее внедорожника.
«О нет».
Она опускается прямо на землю, на мокрую от дождя траву, не обращая внимания на грязь. Нужно что-то придумать. Может, переждать? Или прокрасться обратно в дом за телефоном?
А что потом? Идти, пока не появится связь? Она ехала по этой дороге полчаса. Пешком – это целый марафон. А если Митч забрал телефон и возвращаться – бессмысленная трата времени?
Она – пешком. Он – на джипе.
Но у нее есть надежное укрытие – густой лес. Митчу придется выйти из машины, чтобы найти ее. Он немолод, да и, судя по всему, не слишком привычен к физическим нагрузкам. Может, рискнуть и рвануть к машине? Но у него ведь оружие! У Мины перехватывает дыхание.
«Думай же, Мина».
Проходит несколько минут. Красные огни стоп-сигналов гаснут. Вероятно, двигатель джипа выключили.
Митч поджидает ее. Не она ведет охоту, а он.
Грудь сдавливает тисками паники, вот-вот начнется приступ удушья.
Тянутся минуты. Мина теряет им счет, но ничего не меняется. Проклятый джип так и стоит там.
И вдруг дорогу озаряют еще одни фары, приближающиеся к джипу.
Вспышки красных и синих проблесковых маячков, короткое блямканье сирены.
Полиция. Приехала полиция.
Инстинкт велит Мине воспрянуть духом. Но надежда тут же тает – она вспоминает, что Митч сам полицейский. Эти копы, вероятно, с ним заодно.
Следом за первой машиной подъезжает вторая.
Из машин выходят четверо – в темноте видны лишь силуэты. Включаются фонари. Заливаются лаем собаки.
Выбора нет: придется возвращаться к дому и попытаться забрать телефон.
Мина разворачивается и снова пускается в путь, но скорость уже не та – ногу пронзает боль. Должно быть, повредила ее, да не заметила – адреналин заглушил боль.
Дождь стихает, и лай собак сливается с шуршанием мокрых зарослей за спиной. Лучи фонарей выхватывают из темноты фрагменты пути впереди, но вместе с тем грозят обнаружить ее саму.
– Мина! – раздается сзади мужской голос, ближе, чем хотелось бы. – Мина Родригес! Вы здесь?
Что-то в его интонации… Неужели они думают, что она заблудилась? И хотят ей помочь?
Может, они и вправду не с Митчем. Но рисковать нельзя.
Лай за спиной приближается.
– Мина! Остановитесь!
Они совсем рядом. Сил бежать быстрее нет, но Мина выжимает из себя все возможное.
– Сюда! Она побежала к дому! – кричит еще один голос, совсем близко.
Обе полицейские машины разворачиваются и едут обратно к подъездной дорожке. Но позади тоже остались полицейские, пешие и с собаками. Внезапно все вокруг озаряется ярчайшим светом. Мина заслоняет глаза. Одна машина перегородила дорогу, развернувшись к ней и направив мощный прожектор.
Другая машина, та, что ехала первой, сворачивает на подъездную дорожку.
Мина в ловушке.
Слезы сами собой льются из глаз.
– Мина? – окликает ее сзади мужской голос.
Неожиданная мягкость в его интонации удивляет.
Она резко оборачивается.
– Мы вам поможем. Пойдемте с нами.
«Девочка Родригес Дерека – это Пакстон».
Брук знакомо это имя. Много ли найдется малышек по имени Пакстон?
Когда Митч выстрелил в воздух, Брук отступила в дом. Ни за что она не останется здесь, подставляясь под шальную пулю. Дереку и самому повезло, что его не задело; но выстрел так его ошеломил, что он позволил Митчу взять себя на мушку и сбежать.
Теперь Дерек наблюдает за суматохой со двора, выкрикивая новости Брук, сидящей рядом с Карли. Девочка кажется такой измученной, что, если бы не весь этот переполох, тревога и страх, наверное, просто вырубилась бы. Брук обнимает ее за плечи и целует в макушку. Никто не причинит вреда малышке. Во всяком случае, не у нее на глазах.
– Она сейчас в лесу, – сообщает Дерек. – Копы приехали! Ура!
Он кричит полицейским:
– Эй! Сюда! Нас держат здесь насильно!
Сомнительно, что копы слышат его под таким дождем и на таком расстоянии, но Брук молчит. Он заходит внутрь и говорит:
– Копы здесь, Брук. Они нас найдут. Мы выберемся!
Его лицо сияет, хоть он и промок до нитки – уже второй раз за день.
Брук натянуто улыбается.
– Митч тоже коп, – шепчет она, не желая портить Дереку настроение, но он должен трезво оценивать ситуацию.
Должно быть, он не расслышал, потому что не реагирует. Через несколько секунд Дерек снова выходит на крыльцо.
– Погоди-ка. У них собаки. Зачем?
«Потому что они заодно с Митчем».
Дерек кричит полицейским, выходит во двор, размахивая руками над головой, чтобы привлечь их внимание. Но слишком темно. Шум дождя поглощает звук его голоса.
Разумеется, Митч поднял телефон с земли, прежде чем броситься в погоню за Миной. Брук лишь вполуха следит за тем, что происходит с Миной. Ее мысли заняты другим – как спасти Карли.
Хотя в голове, словно заевшая пластинка, вертится имя другой девочки. Не отпускает.
«Пакстон».
«Пакстон».
«Пакстон».
Дерек входит в темный дом. Электричество отключено. Видимо, Митч его вырубил, когда погрузил их во тьму на крыльце.
– Они уезжают. Копы уезжают, и Митч ее поймал, – говорит Дерек, зачесывая назад мокрые волосы.
Затем хватает стул в гостиной и швыряет его в кухонные шкафчики.
Брук вздрагивает.
– Это не поможет, – твердо говорит она.
На этот раз стул приземляется рядом с нижними шкафами, ничего не разбив.
Дерек вздыхает.
– Ты права, прости. Прости. Но… Почему она? Из всех людей? Почему именно она? Я не могу смотреть, как ее убивают. Не могу. Черт, и не буду.
Неужели у него чувства к Мине? Брук раздражает, что мысли сразу же устремляются в этом направлении. В конце концов, в таком смысле Дерек ее не волнует.
«Ведь так?»
Так. Но откуда тогда эта тихая волна ревности, подкатывающая к сердцу? Когда это последнее, что должно ее сейчас волновать.
– Вы были… вместе? – спрашивает Брук, стыдясь собственного вопроса.
– Что? Нет! – почти кричит Дерек. – Она же мама девочки Родригес, то есть Пакстон. Она же мама!
Брук молчит. Ждет, что он продолжит.
– Я уже подвел семью Пакстон, не найдя убийцу. А теперь меня заставят смотреть, как умирает женщина, потерявшая свою малышку.
Он падает на диван рядом с Брук. Голова Карли лежит у Брук на коленях – как только шум снаружи стих, девочка уснула. Удивительно, что она может спать во время этого взрыва эмоций Дерека. Должно быть, устала как собака.
Брук нервно сглатывает.
– Мне так жаль, – шепчет она и, наклонившись, кладет голову ему на плечо.
Дерек раскрывает ладонь и берет Брук за руку, сплетая пальцы. Он делает вдох, словно собираясь что-то сказать, но останавливается. К дому подходит Митч; он несет Мину – ее рука безвольно свисает.
На Мине металлический ошейник.
Брук смотрит вдаль, на дорогу, но других полицейских машин там нет. Только джип с включенными фарами стоит на подъездной дорожке.
– Хорошо, что полиция помогла мне найти «потерявшуюся племянницу».
Митч ухмыляется, и Брук словно слышит эти кавычки в его голосе. Он заходит в бывшую комнату Кинси и возвращается один, с пистолетом в руке.
– Ты вызвал копов? А потом наврал им? – спрашивает Дерек.
– Грейс вызвала. Я сообщил ей по рации о том, что вы тут устроили. Весь департамент у нее в кармане. Маленький городок, вот так-то. Но ей не нравится, что кто-то может прознать о ее здешних делах, так что да, пришлось соврать. Копы думали, что помогают брату по оружию найти пропавшего члена семьи, и уехали домой с чувством выполненного долга – и довольные, что угодили Грейс Уэйкфорд. А теперь – где свадебное платье?
– В комнате Кинси, – подавленно бормочет Брук.
– Точно.
Он идет туда, но Брук снова подает голос:
– Митч, позволь мне ее одеть. Пожалуйста. Давай хотя бы сохраним ей какое-то достоинство.
Он трет щеку.
– Я не извращенец.
«Да уж, не извращенец».
– Да. Просто позволь мне.
– Ладно. Она твоя.
– Ты не случайно меня подобрал, – цедит сквозь зубы Дерек, вставая.
– Кто, я? – изображает удивление Митч.
– Из-за Пакстон. Я работал над ее делом вместе с вашим департаментом. Я не был для тебя случайным прохожим.
– Я же сказал тебе в первый же день, если помнишь. Не моя вина, что ты хреново расследуешь дела. Но тебя было трудно найти. Целый месяц потратил.
Дерек опускает взгляд, но сжимает кулаки. Он явно собирается напасть на Митча.
«Нет». Этого нельзя допустить. У Митча пистолет, и Дерек уже пробовал этот путь – безуспешно.
Брук перекладывает Карли с колен на диван, чтобы та могла спать дальше, и встает рядом с Дереком. Кладет руку ему на плечо, но он не сводит глаз с Митча, дыхание Дерека учащается. Он вот-вот взорвется. Она берет его лицо в ладони и поворачивает к себе.
– Не сейчас, – шепчет она. – Давай разработаем план.
Он поднимает брови и, кажется, немного расслабляется.
Но тут его лицо снова напрягается, глаза округляются.
– Брук, твой ошейник. Он мигает желтым.
Брук касается металла и смотрит на зарядное устройство в стене.
Электричества все еще нет. Она резко поворачивается к Митчу.
– Включи электричество!
Она бросается к зарядному устройству, чтобы подключиться, как только появится электричество.
Митч засовывает руки в карманы и выставляет ногу вперед.
– Ну и как ты умудрилась выбиться из графика? Ты уже должна быть полностью заряжена.
Дерек. Они с Дереком увлеклись и кувыркались на полу как подростки. Она забыла зарядить ошейник. Дереку заряжаться еще не пора, но его ошейник тоже скоро начнет мигать желтым.
– Митч, включи электричество. Ты правда хочешь, чтобы Брук умерла за день до грандиозной финальной сцены Грейс?
Брук не может поверить в такое хладнокровие Дерека. Ни битой посуды, ни потока ругательств, ни разбитых губ. Просто искреннее и убедительное требование. Может, у него еще есть шанс.
Митч закатывает глаза.
Дерек снова смотрит на ошейник Брук.
– Мигают новые лампочки.
– Пожалуйста, Митч, – умоляет Брук – мягко, как никогда прежде.
– Ладно, но только потому, что я не вынесу ярости Грейс, если из-за меня сдохнет еще кто-то из вас, идиотов.
Как будто они дети, за которыми он присматривает.
Он исчезает, и через несколько секунд вспыхивает свет. Брук подключается к зарядному устройству и вздыхает с облегчением. Дерек проводит рукой по волосам и снова плюхается в кресло.
– А теперь отдай мне девчонку, и я отвезу ее обратно на Джей-стрит.
Митч идет в сторону Карли.
– Нет, – говорит Брук, но не может преградить ему дорогу, потому что заряжается.
Дерек берет ее за руку, и Брук, черпая силы в его прикосновении, позволяет ему говорить за них обоих.
– Сколько времени у нее на Джей-стрит?
Митч пожимает плечами.
– Больше, чем если она останется здесь, на проклятой свадьбе.
Дерек смотрит Брук прямо в глаза.
– Отпусти ее.
Глаза Брук наполняются слезами. Это иррационально. Разумеется, нужно отпустить девочку, не оставлять ее здесь, зная, что произойдет. И хотя Брук знает Карли меньше часа, отпускать ее мучительно тяжело, словно их связывает нечто большее.
Теперь уже Дерек берет ее лицо в ладони.
– Она не Джесси. И у нее больше времени, чем у нас. Мы ей поможем, но не сейчас. Давай составим план, как ты предлагала.
Брук кивает.
Мина просыпается в постели. Голова раскалывается, но она все равно пытается сесть. Тело налилось свинцом, все болит. В комнате светло. На улице день.
Рядом с ней Дерек и та женщина, Брук. Они разговаривают друг с другом, и Мина почти уверена, что о ней, но мысли текут медленно, и она не может разобрать слов.
– Не напрягайся, – говорит Дерек. – Все нормально?
«Конечно нет».
Но если за этим вопросом скрывается другой, то он справедлив. Вероятно, Дерек хочет знать, не ранена ли она.
– Я цела. – Она пытается встать, но головная боль усиливается, и Мина способна лишь произнести: – Какого черта?
– Он накачал тебя наркотиками.
И тут она замечает, во что одета.
На ней забрызганное кровью белое платье.
Что-то сдавливает шею. Мина тянется туда, но Дерек перехватывает ее руку.
– Это устройство со взрывателем, не трогай его.
Те самые ошейники, что были на них. Теперь такой же и на ней.
Мина открывает рот, но слова как цунами проносятся в голове, проносятся так быстро, что она не успевает ухватиться ни за одно.
– Таким способом нас здесь и держат, – продолжает Дерек, объясняя что-то про границу по периметру и разыгрывание сцен из жизни старухи. И что Митч увез девочку обратно на Джей-стрит. И про свадьбу. И почему на Мине белое платье.
– Почему оно в крови? – спрашивает она.
Они переглядываются, и Дерек качает головой, словно предупреждая Брук, чтобы та молчала. Но она все равно говорит:
– В нем умерла предыдущая девушка.
Мина тихо всхлипывает и говорит:
– Мне надо в туалет.
Дерек берет ее за руку и помогает встать, обхватывает за талию и поддерживает, чтобы Мина могла на ватных ногах доковылять до спальни.
Она отмечает паркетный пол, мебель в стиле середины прошлого века, и лежащий на боку стул. Старомодный холодильник с большой металлической ручкой. На Брук теперь винтажное платье нежно-голубого цвета с белым фартуком. Одежда Дерека тоже выглядит старомодно. Короткие узкие брюки и рубашка на пуговицах. Мина не особенно общалась с ним после того, как нашли тело Пакстон, – этим занимался Брэди, – но помнит, что он всегда одевался довольно небрежно. Футболка, толстовка, джинсы и все такое.
Выйдя из ванной, Мина добирается до дивана. Брук приносит ей стакан воды. Стул в гостиной теперь стоит ровно, как будто кто-то прибрался за эти несколько минут. И Брук, и Дерек наблюдают за Миной, словно она непредсказуемое животное.
– Почему ты решила за ним проследить? – спрашивает Дерек.
– Я беспокоилась о той девочке. Она никогда не выходила из дома. Вообще никто не выходил. Девочка все время писала «ПОМОГИТЕ» на окне, но полицейские не приезжали. А вчера я увидела кровь на стекле и испугалась, поэтому поехала за ним сюда, когда поняла, что копы ничего не сделают.
– В руках Грейс весь город, – говорит Дерек.
– Каким образом? – спрашивает Мина.
– У нее куча денег. Ее муж ворочал здесь недвижимостью, – объясняет Брук.
– Могла бы и раньше об этом сказать, – обращается Дерек к Брук. – Когда мы обменивались информацией.
Брук пожимает плечами.
– А это что-то меняет?
– Кстати, об обмене информацией, – говорит Мина. – Муж следит за моим местоположением по телефону. Весьма вероятно, он увидит, что я здесь, и попытается мне позвонить. Когда я не отвечу, он забеспокоится.
– Митч уничтожил твой телефон, – говорит Брук.
«Боже, ну и пессимистка».
– По телефону полиция все равно определит последнее известное местоположение, возможно, и Брэди тоже, – добавляет Дерек.
– Полиция Фрипорта? – говорит Брук.
«Точно».
Как же легко они забывают, что копы им не друзья.
– Мы живем в Сиэтле. Может, сначала он обратится в полицию Сиэтла, – говорит Мина, хотя знает, что Брэди немедленно свяжется со здешней полицией.
Снова повисает тишина, и у Мины столько вопросов, что она не знает, с чего начать. И честно говоря, слишком устала, чтобы расставлять приоритеты или даже обдумывать их, но все же начинает.
– Давно вы здесь? – спрашивает она Дерека.
– Я – несколько недель. Брук здесь уже десять лет.
– Не может быть!
Брук переминается с ноги на ногу и озирается.
– Значит, мы разыгрываем эту притворную свадьбу, а потом меня убьют, – констатирует Мина.
Она не хотела, чтобы это прозвучало так буднично, но как уж вышло.
Брук смотрит на Дерека, и он подает голос:
– Ну уж нет. Мы выберемся отсюда. Еще не все кончено.
Мина наблюдает за реакцией Брук. Она здесь дольше всех. Она знает больше всех о похитителях. Брук закусывает нижнюю губу и не смотрит ни на нее, ни на Дерека. На ее лице написало уныние. Она явно не верит, что отсюда можно выбраться. Это вонзает стрелу отчаяния Мине в сердце.
– Можешь рассказать о своей дочери? – просит Брук. – Что с ней случилось?
– Зачем? Какой смысл говорить об этом сейчас?
Брук не похожа на человека, который любит болтать о пустяках или вообще тратить время зря.
– Возможно, смысл есть.
Мина делает глубокий вдох, собираясь с мыслями. Давно она не рассказывала эту историю, но несколько лет она говорила о случившемся почти ежедневно. И вряд ли способна забыть хоть одну деталь.
В тот день ее жизнь со скрежетом остановилась. И это несмотря на то, что погода на орегонском побережье в ту неделю стояла просто великолепная. Океан переливался темной бирюзой, воздух был таким теплым, что хоть в купальнике ходи. У Пакстон был маленький слитный купальник в розовых и оранжевых ананасиках. На голове – желтая шляпка, светлые кудряшки липли к лицу, перемазанному солнцезащитным кремом и морской водой. На переполненном пляже люди загорали, играли в волейбол, перекидывались мячом – кто футбольным с ребенком, кто с собакой теннисным. Компания студентов врубила громкую музыку, Мина еще подумала, что это невыносимо, как будто рядом на светофоре стоит машина с сабвуфером, от которого все вибрирует. Ревущий прибой заглушал любые намеки на мелодию.
Пакстон впервые увидела океан и буквально помешалась на лужах, оставляемых приливом. Особенно на одной. Совсем крошечной, рядом с отелем. Стоило выйти из номера через раздвижную стеклянную дверь – и ты на месте. Брэди и Мине приходилось одергивать Пакстон, чтобы та не хватала все подряд из этой лужи. Они не хотели нарушать естественную среду, хотя, как родители, все же не могли удержаться и позволяли ей потрогать что-нибудь – для развития, так сказать. В основном морских звезд. Там были оранжевые, фиолетовые, желтые… Брэди еще удивился, почему у лужи так мало народу. И правда. Казалось, это их маленький секрет. Будто эта лужа видна только им, и Пакстон может наслаждаться волшебством на берегу моря. Последним волшебством, как оказалось.
В общем, во время отлива они втроем ходили к луже. Но Пакстон не понимала, что такое прилив и отлив. Поэтому, когда вода поднималась и скрывала лужу, она рыдала в номере – как же так, нельзя пойти и посмотреть на морских звездочек. Брэди пытался объяснить, что у звездочек тихий час. Что им нужно подзарядиться, и тогда они снова будут готовы к встрече с ней, и, может быть, ей тоже стоит вздремнуть. Мина даже сказала Брэди, что зря они сняли номер прямо на пляже. От этого только хуже: Пакстон видит воду, вспоминает про лужу и плачет, потому что не может туда попасть.
В последний полноценный день отпуска Брэди побежал в магазин за солнцезащитным кремом. Они не ожидали такой жары, хотя, конечно, не жаловались. Мина велела ему не торопиться, может, даже взять с собой книгу и шезлонг и посидеть на пляже, отдохнуть. Пакстон нужно было уложить спать, а Брэди и так целыми днями сидел с ней, пока Мина работала. Ему нужна была передышка. Он заслужил.
Решив, что Пакстон уснула, Мина набрала ванну. Она, конечно, была рада дать Брэди отдохнуть, но все равно злилась, что посреди дня приходится торчать в темном номере со спящим ребенком. Чувствовала себя загнанной в ловушку. Как же это глупо. Она все отдала бы, чтобы иметь возможность делать это каждый день до конца жизни, лишь бы вернуть свою девочку…
Мина включила беспроводную колонку, которую они привезли с собой, и под музыку Билли Холидей и Нины Симон потягивала вино в ванне. Она не торопилась: Пакстон вымоталась и должна была проспать долго. Прошел час, может, больше, Мина вышла из ванной.
В номере уже не было темно. Наоборот, он был залит ярким солнечным светом.
Раздвижная дверь на балкон была распахнута.
Кровать – пуста.
Пакстон исчезла.
В одном лишь белом гостиничном халате, даже не задумываясь, Мина выскочила на балкон, обжигая о горячий песок мокрые ступни, и закричала, зовя Пакстон. Снова и снова. Она металась по пляжу, спрашивала у людей, не видел ли кто Пакстон. На девочке была фиолетовая футболка и белые шортики в фиолетовый горошек. Светлые кудряшки, зеленые глаза. Так Мина описывала ее всем. Фиолетовая, светлые, зеленые. Фиолетовая, светлые, зеленые. Фиолетовая, светлые, зеленые. Будто заезженная пластинка, повторяющая одно и то же снова и снова.
Пакстон никто не видел.
Мина словно потеряла связь с реальностью. Ей не за что было зацепиться. Хотелось оказаться везде и сразу, чтобы найти свою девочку. Но это было невозможно. А вдруг Пакстон вернется в номер? Вдруг Мина разминется с ней? Но она была одна, и поэтому бросилась обратно в номер, позвонила в полицию, потом Брэди. Он примчался, к тому времени Мина уже оделась и вернулась на пляж, продолжая звать малышку. Больше она ничего не могла сделать. Горло саднило от крика, потому что она пыталась перекричать шум волн. Начался прилив, и она не могла добраться до той самой лужи. Этого Мина и боялась. Что Пакстон ушла туда одна. И утонула.
Брэди пошел в другую сторону, продолжил поиски там, где остановилась Мина.
Приехала полиция, стала опрашивать людей, но толку не было никакого. Копы все время допрашивали Брэди: где он был, кто может подтвердить? Это было так возмутительно, что не хотелось слушать. Тем более что из них двоих именно Мина упустила Пакстон из виду. Если уж кого и винить, то ее. Это она так надолго закрылась в ванной. Включила музыку погромче. Это она, черт возьми, расслаблялась, разозлившись, что приходится сидеть в темном номере. Мина была виновата, и эти мысли, словно иглы, впивались в ее сознание во время поисков Пакстон.
Девочку так и не нашли.
Ни в тот день, ни на следующий, ни спустя недели.
Шли месяцы. Брэди и Мина хотели остаться во Фрипорте, продолжать поиски, но ей нужно было возвращаться на работу. Счетам и коллекторам плевать, что ты потерял самое дорогое в жизни. Но они не сдавались. Мина начала связываться с полицией в более крупных городах вокруг Фрипорта. И когда она вышла на Дерека, они и узнали о Пакстон. Ее тело нашли.
Мина не могла с этим справиться. Просто не в состоянии была принять эту новость. Сначала она не поверила, и отрицание стало своего рода защитным механизмом, но, когда Мина увидела Пакстон в портлендском морге, она сломалась. Ее это просто уничтожило. Все эти месяцы мучительного беспокойства о пропавшей дочери – и в итоге известие о том, что ее убили. Той же ночью дома Мина попыталась покончить с собой, и Брэди отвез ее в больницу.
В конце концов она смогла взять себя в руки. Лекарства помогли. И долгие сеансы психотерапии. Брэди поддерживал связь с Дереком, и тот, благослови его господь, действительно старался. Боже, как он старался! Они чувствовали, что Дерек искренне хочет найти подонка, который сотворил такое с их девочкой. Но восемь лет спустя она знает о смерти Пакстон не больше, чем тогда…
После того как Мина заканчивает рассказ, Брук несколько секунд молчит.
«Светлые волосы, зеленые глаза».
Это она. Та самая Пакстон.
– Я должна кое-что сказать, – шепчет Брук.
Дерек устроился на стуле, локти на коленях, голова опущена. Его обычная поза. Он поднимает взгляд.
Мина смотрит на Брук, сидящую рядом с ней на диване.
Некоторое время все молчат.
Брук откашливается.
– Я не знаю, как это сказать, поэтому скажу прямо.
Она ждет какой-то реакции, но никто не реагирует.
– Пакстон была здесь.
– Что?! – бормочет Дерек, вставая. Он сжимает кулаки, как будто у него вот-вот случится очередной приступ. – Здесь? В доме? Но как?
Брук не отвечает. Вместо этого она смотрит на Мину, чье лицо совершенно ничего не выражает. Она быстро моргает, но больше ничего, пока ее губы медленно не кривятся, а все тело сотрясают рыдания. Она закрывает лицо руками, и, когда Брук пытается утешить ее прикосновением к плечу, Мина вздрагивает и отстраняется.
Брук смотрит на Дерека – тот расхаживает по кухне. Его желваки подрагивают, костяшки пальцев побелели от напряжения сжатых кулаков.
– Вот подонок. – Дерек ударяет кулаком по кухонному острову и повышает голос почти до крика. – Я убью его. Сверну ему мерзкую шею…
– Пожалуйста, успокойся, – взвизгивает Мина.
Он приходит в себя. Качает головой и усаживается обратно.
– Прости, Мина, – говорит Дерек. – Продолжай, Брук.
– Я сопоставила все только прошлой ночью, когда ты назвала ее имя, Мина. Я никогда не знала фамилии Пакстон, а Дерек всегда называл ее только «девочкой Родригес».
– Я не забыл ее имя, – вмешивается Дерек. – Просто… было слишком больно его произносить. Прости. Не могу поверить, что она была здесь.
Он что-то бессвязно бормочет, как будто снова готов сорваться, но Мина прерывает его.
– Расскажи мне все, – говорит она со стальным взглядом. – На самом деле все.
Брук делает глубокий вдох. Ей будет больно рассказывать, но она все равно это сделает.
– Пакстон была очаровательной малышкой. Со светлыми кудряшками – как у тебя. – Она показывает на волосы Мины – непокорные волны, ниспадающие ниже плеч. – И такие же ямочки. Зеленые глаза, как ты и сказала. Она была особенной, и я полюбила ее, как только увидела.
Брук делает паузу, чтобы оценить обстановку. Никакой реакции.
Мина качает головой, пытаясь прийти в себя, вытирает нос.
– Пожалуйста, продолжай.
Готовы хлынуть слезы, но Брук не может сейчас плакать. Она должна рассказать все, ради Мины, ради Пакстон. Сейчас речь не о ней, поэтому она откашливается.
– Я была здесь уже пару лет, когда появилась Пакстон. Она была первым ребенком-актером. Я была полна решимости сделать ее жизнь радостной, насколько возможно в тех обстоятельствах. Мы сблизились. Она звала меня тетей Би.
Брук наблюдает за лицом Мины в поисках любых признаков того, что пересекает черту. Что говорит слишком много. Но Мина только сидит и смотрит на нее, не вытирая слезы с лица.
– Я пекла ее любимое печенье всякий раз, когда Митч приносил шоколадную крошку. Я задавала вопросы о родителях, чтобы сохранить память о них – о тебе – в ее голове. Пакстон рассказывала мне, как вы втроем были на пляже. Как она дала имена всем морским звездам, которых видела. Как какой-то мужчина открыл раздвижную дверь вашего гостиничного номера и сказал, что морские звезды уже появились, не хочет ли она на них взглянуть.
Мина ахает, закрывая рот рукой.
– Вот сволочь, – выдыхает Дерек.
Брук прерывается и снова смотрит, нет ли признаков того, что ей следует замолчать. Мина плачет. Брук наконец смотрит на Дерека, и он на нее, его глаза сверкают. Мина взмахом руки просит ее продолжать.
– Мужчина, игравший в то время Альберта, был полным придурком. Я ему совершенно не доверяла, поэтому Пакстон никогда не оставалась с ним наедине. Никогда. Даже ночью она спала в моей комнате, а не в своей. Здесь всего несколько игрушек и детских книг, и Пакстон вскоре выучила эти истории наизусть. Поэтому я старалась вспоминать свои любимые сказки из детства, чтобы рассказывать ей, когда ей надоели книги. Помочь ей заснуть. Самое смешное, что она уже слышала так много этих сказок и поправляла меня, когда я ошибалась. Довольно часто.
Мина едва слышно смеется, но потом снова начинает плакать.
– Она была особенной. Я думала, что, кем бы ни были ее родители, они очень ее любили, поэтому она была так уверена в себе. Я понимала, что ее родители с ума сходят от беспокойства. Так же, как и я…
Брук откашливается, чтобы сдержать слезы.
«Не думай об этом. Речь не о тебе. И не о Джесси».
– Брук, – шепчет Дерек, как будто понимая, почему ей так трудно это рассказывать.
Она поднимает руку:
– Мне нужно рассказать.
Дерек снова складывает руки, но в его глазах читается сострадание. Он явно хочет подойти и обнять ее. Но если он это сделает, она не выдержит.
– В таком кошмаре я могла лишь держать Пакстон рядом, – продолжает Брук. – Любить ее. Любить так, как любила собственную малышку.
На последнем предложении голос Брук срывается, и она делает вдох, чтобы успокоиться. Ни разу не взглянув на Дерека, потому что боится не выдержать.
– Я и близко не была заменой вам, ее родителям. Она постоянно говорила о вас. О папе, который сидел с ней дома, пока мама работала. Как он водил ее в парк. Как она любила качаться на качелях, и он раскачивал ее так сильно, что она взлетала высоко-высоко и у нее щекотало в животе. И она рассказывала мне о тебе. О том, какая ты красивая. Что она хочет вырасти и стать похожей на тебя.
– О боже, – шепчет Мина и снова закрывает рот рукой.
– Прости. Мне остановиться?
– Нет! – Она кладет руку Брук на колено. – Нет, пожалуйста, продолжай.
– Поскольку она была здесь летом, мы с Пакстон вместе ловили жуков во дворе. У нее был такой дурашливый смех, и, какое бы у меня ни было настроение, я не могла удержаться от хохота вместе с ней.
– Как чириканье, – говорит Мина. – Так всегда говорил Брэди.
– Да! – Брук улыбается и тихо смеется. – Как чириканье. Совершенно верно. Несколько месяцев мы были друг у друга. А когда в тот день пришла Грейс…
Брук замолкает, чтобы подавить всхлип. Она усиленно моргает, по лицу текут слезы.
– Прости…
Молчание.
– Продолжай. Я должна услышать. Мне все равно, насколько это ужасно, – шепчет Мина.
Брук с трудом сглатывает.
– Когда в тот день пришла Грейс… Не думаю, что она это планировала. Просто все вышло из-под контроля. Потому что Пакстон была еще маленькой. Вот и все. Это единственная причина, по которой это произошло. Она была слишком мала и не понимала, почему ее отправляют в спальню, когда приходит Грейс. Слишком мала, чтобы не закатывать истерики по этому поводу. Эта милая девочка нарушала порядок вещей – в хорошем смысле. Как будто была не создана для того, чтобы улыбаться, кивать и давать людям то, чего они хотят, только потому, что ее об этом попросили.
Мина яростно кивает, но ничего не говорит.
– Я всегда была такой послушной и раньше думала, что именно поэтому так долго здесь продержалась. Поэтому выжила. Но теперь, вспоминая Пакстон, я изменила свое мнение. Дело не в соблюдении правил. Дело во внутренней силе. – Произнося эти слова, Брук смотрит на Дерека. – В силе, необходимой, чтобы бороться, и в тех, кто не боится собственной силы. Они побеждают. Как Пакстон, как я. Именно поэтому я до сих пор жива. – Она делает вдох и смотрит на Мину. – Если бы Пакстон была старше, способна понять, она тоже была бы жива.
Лицо Дерека смягчается. Сердце Брук переполняется нежностью к нему.
– Расскажи, как это произошло. Я должна знать, – говорит Мина почти нетерпеливо.
– В общем, однажды пришла Грейс, и все произошло очень быстро. Клянусь богом, это было мгновенно. Никаких страданий. Как только я увидела, что Грейс приближается к ней со своим убийственным взглядом, я сказала Пакстон, чтобы она вспомнила маму и папу. Вспомнила, как сильно они ее любят. И как ее люблю я. А потом…
Брук не может сдержать поток рыданий, пытающихся вырваться наружу, и не может говорить сквозь них.
– А потом Грейс перерезала ей горло, – монотонно произносит Мина.
Брук кивает.
– Откуда ты знаешь?
– Такова была причина ее смерти.
Брук жалеет, что не может поделиться чем-то еще, но на самом деле ей больше нечего сказать.
Дерек встает, вытирает нос и кладет руку на голову Брук, гладит ее волосы, но ничего не говорит.
– Ты сделала мне подарок, – говорит Мина. – Два подарка. Ты любила ее, когда меня не было рядом, и теперь я знаю, как она провела свои последние дни. Спасибо.
Лицо Мины неподвижно. Оно покраснело и опухло от слез, и она вытирает нос длинным рукавом свадебного платья. Но в ее глазах видна твердая решимость.
Когда Мина возвращается в спальню, вероятно, чтобы привести себя в порядок, Дерек подходит и обнимает Брук.
И произносит всего одно слово:
– Джесси.
Брук с рыданиями разваливается в его объятиях. Она подвела Пакстон. Коди. Какое право она имеет снова увидеть Джесси?
Затем, к собственному удивлению, Брук понимает, что кое-что хочет сделать. И это правильно. Ее нутро кричит об этой истине. И она обретает покой.
Они могут отсюда выбраться. Могут, и она знает как.
– Это, по-твоему, идея?
Дерек почти кричит, резко меняясь в лице после недавних нежностей. Просто не верится, что она устроила весь сыр-бор ради этого. Той самой идеи, которую они уже обсуждали и которую он зарубил на корню.
Брук кивает.
В гостиную входит Мина.
– Нет, – говорит Дерек. – И речи быть не может.
– Я не спрашиваю разрешения. Я хочу. Я должна это сделать ради Пакстон и Коди. Время пришло. И может, я даже не умру. А может, граница отключится, и я просто выйду. Но есть только один способ узнать.
Дерек меряет шагами гостиную. Ему нужно подумать. Сдержать гнев. Но эта женщина, чтоб ее, умеет довести до белого каления. И он не может ее потерять.
– Нет, – повторяет Дерек. – Ради Джесси ты должна выйти отсюда живой. Есть другой способ. Должен быть.
– Кто такая Джесси? – спрашивает Мина.
– И какой же? Этот твой другой способ? – Голос Брук становится ровнее, и они оба игнорируют вопрос Мины.
Она даже не встает. Никакого вызова, не похоже на ее обычную стойку, когда они спорят.
Дерек запрокидывает голову и смотрит в потолок.
– Я не знаю. Но он должен быть.
– Муж заметит, что мой телефон не передает геолокацию. Это все еще вариант, – предполагает Мина.
– Но он может просто позвонить в полицию Фрипорта, помнишь? – говорит Дерек.
– И может опоздать, – добавляет Брук.
Мина опускает взгляд.
– Я брошу ошейник Коди через границу, и, если гул стихнет, перешагну ее, – говорит Брук. – Если у меня получится, вы двое – за мной. Можем сделать это прямо сейчас.
Она встает, и Дерек рывком валит ее обратно на диван. Мина отходит в сторону, чтобы не вставать у него на пути.
– Нет, – цедит он сквозь стиснутые зубы прямо в лицо Брук.
Она пытается вырваться, но Дерек держит ее за запястья и она не может освободиться, поэтому сдается.
– Кто такой Коди? – спрашивает Мина.
Оба смотрят на нее. Какая же это неподъемная задача – объяснять, но Дерек все равно излагает ей суть, коротко и ясно.
– Господи, – шепчет Мина. – Но я согласна с Дереком. Давайте найдем другой способ.
– Отпусти меня. Пожалуйста! – вскрикивает Брук. – Вы двое ничего не понимаете! Нет другого способа. У нас нет времени на ваш оптимизм и мозговые штурмы!
– Не беги. Хотя бы подожди, пока у нас не будет четкого плана, – говорит Дерек, лишь делая вид, что рассматривает ее предложение, чтобы она поверила и подождала.
Надо выиграть время, чтобы придумать что-нибудь. Что угодно, кроме этого.
– Ладно. Мне все равно нужно найти ошейник Коди и попробовать его зарядить. Мы даже не знаем, включится ли он. Могу я получить твое разрешение хотя бы на это?
Дерек отпускает ее, не обращая внимания на сарказм.
Брук приглаживает волосы и потирает запястья.
– Прости, – шепчет Дерек, понимая, что снова сделал ей больно.
Брук игнорирует его и уходит в комнату Коди.
Раздается звук, похожий на треск ломающихся веток, и вскоре Брук возвращается, держа в одной руке металлический напильник, а в другой – ошейник.
– Не похоже, чтобы кто-то его трогал. Он точно такой же, как наши. Немного в пятнах крови, но это не должно иметь значения.
Она подключает ошейник к зарядному устройству и замечает, как все затаили дыхание, чтобы увидеть, получится ли. Загораются зеленые огоньки.
Брук с Дереком выдыхают одновременно. Заряжается.
– Даже если мы это сделаем, у меня нет ключей от машины, – говорит Мина. – И что тогда? Пойдем пешком? Мы так далеко. Но мы могли бы подождать, пока они вернутся, и взять джип.
– Ну уж нет, мы не будем ждать, пока они вернутся, – отвечает Брук.
Дерек стонет. Это безумие, и с каждой минутой становится все безумнее. Но он предпочел бы сбежать и попытать счастья, идя через лес, чем пытаться одолеть двух человек, у которых есть и пистолет, и возможность убить их нажатием кнопки. Если они собираются это сделать, то надо успеть до того, как появятся убийцы.
– Мы не сумеем одолеть этих двоих, но они могут быть здесь в любую минуту и в их руках вся полиция города. Помнишь собак?
Он адресует вопрос Мине.
Она кивает, скрещивает руки на груди и снова опускает взгляд.
Затем, словно своими словами Дерек вызвал чудовище, подъезжает джип. Дерек подходит к окну посмотреть.
– Это Митч. И снова один, – сообщает он.
– Мы должны убить их обоих, – говорит Брук с той же легкостью, как если бы объявила, что готовит тако на ужин. – Теперь это единственный способ. Мы убьем Митча. Сегодня. Сейчас. А когда приедет Грейс, разберемся с ней с помощью его пистолета.
– А потом попробуем с ошейником Коди, – добавляет Дерек.
Брук кивает и передает ему металлический напильник.
Именно такой план Дерек обдумывал или какие-то его вариации, но пусть она считает это своей идеей. А кто первым перешагнет границу, они разберутся позже. Прямо сейчас Дерек должен завалить Митча. И у него нет права на ошибку.
– Не хочу находиться в одной комнате с этим уродом, – говорит Мина, направляясь в бывшую спальню Кинси, но Брук ловит ее за руку.
– Останься. Будет лучше, если ты поможешь.
Мина не хочет дышать одним воздухом с этим чудовищем. Это он выманил ее малышку из безопасной постели и привез сюда, где ее хладнокровно убили. Единственное, что хоть немного утешает, – это то, что Пакстон была тогда не одна, а рядом с Брук, но все же… При одной мысли о страхе, сковавшем ее девочку в последние минуты, душа Мины разрывается на части, снова и снова.
И теперь этот человек идет сюда. Она должна встретиться с ним лицом к лицу, а ей хочется только одного – растерзать его в клочья и скормить морским тварям.
– Не уверена, что смогу вести себя спокойно, – шепчет Мина и вырывается из рук Брук.
– Мина, пожалуйста, останься, – говорит Дерек. – Встань вон там, на кухне, так чтобы тебе пришлось пройти мимо нас с Брук, чтобы добраться до него. Мы не позволим тебе сделать глупость.
Она кивает и делает несколько шагов к раковине, сгорая от стыда за то, как нелепо выглядит в этом жутком, заляпанном кровью платье.
Дерек притягивает к себе Брук, сжимает ее ладонь и прячет за спиной металлический напильник, словно это пистолет.
Входит Митч. В руке он вертит серебряную зажигалку, показушно щелкая крышкой.
За поясом у него пистолет, а на шее… странное женское украшение – массивная золотая цепь с увесистым квадратным кулоном. Брук и Дерек переглядываются, и в этом взгляде Мина не может прочесть ничего определенного.
– Полагаю, вы уже обо всем догадались, – ухмыляется Митч.
– Что ты мерзкий самодовольный ублюдок? Да, – сквозь зубы цедит Дерек.
Митч разражается смехом.
– Ой, ну хватит вам! Загадка-то раскрыта!
Он качает пальцем перед Дереком и Миной.
А затем поворачивается к Брук.
– А ты узнала много нового о своей маленькой подружке. Даже с мамочкой ее познакомилась.
Какого черта? Он все это время знал, что Мина – мать Пакстон? Мину душат рыдания. Тело измучено, ее трясет от пережитого за последние сутки. И непрекращающиеся слезы… Все это давит неподъемным грузом. Но она прикусывает язык, заставляет себя стоять неподвижно, хотя сердце разрывается от ярости, жаждет прикончить урода.
– Ты все это подстроил, – говорит Дерек.
– Не могу взять на себя полную ответственность. Ты? Да, это моих рук дело. Узнав, что Грейс нужен последний Альберт, я понял, что это должен быть именно ты. Так поэтично. – Митч снова тычет пальцем в Мину. – А она? Чистая случайность. Увидел ее имя в договоре аренды и был удивлен не меньше вашего. А то, что она приехала сюда… Ну, это просто дьявольское везение. Видимо, сама вселенная мне благоволит.
– Ах ты тварь! – вопит Брук и бросается на Митча, вцепляясь ему в горло – именно так, как мечтала сделать Мина.
Но все происходит настолько молниеносно, что Мина вздрагивает от неожиданности. Митч роняет зажигалку, та катится по деревянному полу.
Дерек в несколько прыжков настигает Брук, оттаскивает ее, заключая в крепкие объятия. Брук сначала пытается вырваться и снова наброситься на Митча, но затем обмякает, прижимаясь к Дереку.
Митч хватается за шею. Кровь. Брук все-таки достала его, и от этого у Мины сладко замирает сердце. Хоть какие-то страдания для этого чудовища. Митч опускает голову, яростно ощупывая грудь.
– Отдай! – рычит он, обращаясь к Брук, и выхватывает пистолет.
Она усмехается и, вырвавшись из объятий Дерека, протягивает ожерелье, которое только что сорвала с Митча.
– Это? Ты об этом?
Митч делает шаг вперед, нацелив на них пистолет.
– Ты не посмеешь стрелять, идиот. Если уж сама Грейс не смогла меня убить, как, по-твоему, она отреагирует, узнав, что это сделал ты? – спрашивает Брук.
Митч останавливается, но пистолет не опускает.
Вместо этого он взводит курок и целится в Дерека.
– Что ж, рискну. Если это поможет мне наконец-то покончить с ним.
Время словно замедляется, воздух наэлектризован, и Мина понимает – он не блефует. Он действительно готов убить Дерека.
Палец Митча давит на спусковой крючок… но ничего не происходит.
Митч в замешательстве смотрит на пистолет. Ярость на его лице сменяется изумлением. Кажется, оружие заклинило или в нем нет патронов.
В следующее мгновение Дерек валит Митча на пол. Выхватив пистолет, засовывает его за пояс и достает металлический напильник.
«Что он делает? Зачем?»
Мину захлестывает паника. Зачем менять пистолет на какой-то дурацкий инструмент?
Дерек кивком указывает на кухонный стул:
– Садись.
Митч оглядывается на дверь, словно прикидывая – не попытаться ли сбежать.
– Если не хочешь, чтобы эта железка прошила тебе глотку, сядь, мать твою!
– Пистолет, Дерек! Что ты делаешь? – спрашивает Брук.
Дерек игнорирует ее, не сводя глаз с Митча.
– Новенький «Глок-19», говоришь? – Он вытаскивает пистолет, вертит его в руках. – И ты даже не удосужился его обкатать? Глупо. Осечка – частая проблема, особенно если из пистолета не сделали хотя бы сотню-полторы выстрелов. Тебе не повезло, что это случилось сейчас, а не когда стреляла Грейс. Видимо, вселенная не так уж тебе благоволит. Но не переживай, я позабочусь о нем, как только выберусь отсюда.
Угрожающе сжимая напильник, Дерек надвигается на Митча. Тот поднимает руки, и Дерек хватает его за запястья.
– Брук, принеси веревку, свяжи его, – бросает он.
Брук исчезает и тут же возвращается.
Дерек швыряет Митча на стул, а Брук, ловко орудуя веревкой, связывает ему руки за спинкой.
Закончив, она выкрикивает:
– Все! Пора.
– Не торопись, – говорит Дерек. – Пульт у нас. Если появится Грейс, я с ней справлюсь. Даже если пистолет окажется бесполезным – она-то об этом не знает. Сначала нужно выяснить, что с границей. Нельзя рисковать, пока у нас есть другие варианты.
Он показывает на ошейник Коди.
Митч смеется.
Дерек бьет его кулаком в лицо с такой силой, что Мина вздрагивает. Голова Митча безвольно падает на грудь, и он отключается.
Брук и Дерек тут же возвращаются к спору, как будто Дерек только что не вырубил человека.
– Нет! Это наш шанс.
Брук пятится к двери.
– Черт тебя дери, женщина! Остановись!
Дерек бросается за ней, хватает, валит на пол. Брук оказывается на животе, а он, оседлав ее, поднимает колени и опирается на них локтями. Качает головой, запускает пятерню в волосы. Если бы не смертельная опасность, нависшая над ними, сцена выглядела бы почти комично.
Брук кричит, требуя, чтобы он слез.
– Сейчас слезу, – выдыхает Дерек. – Я хочу знать, подтвердит ли он наш план, когда на кону будет его жизнь. Ты можешь остаться в доме еще хотя бы минуту?
– Ну ладно. Хорошо.
– Обещаешь?
– Боже, да! Обещаю!
Дерек встает и подбирает напильник, который выронил, когда бросился на Брук. Протягивает напильник ей и хлопает Митча по щекам, приводя в чувство.
– Сволочь тупорылая… – стонет Митч, приходя в себя. – Она не знает, что я здесь. И скорее всего, уже едет сюда.
– Зачем ты украл ее пульт? Она же теперь беззащитна! – Дерек не ждет ответа. – Граница отключается после взрыва ошейника?
– Грейс скоро будет здесь. Мне нужно просто тянуть время.
– А нам нужно просто проткнуть тебя этой штукой.
Дерек кивает на напильник в руках Брук. Мина не знает, что страшнее – ярость и сила Дерека или ледяной, полный ненависти взгляд Брук. На месте Митча она бы одинаково боялась их обоих.
– Скажи, что не так с границей! – рычит Дерек, нависая над Митчем.
– А с какой стати?
Митч плюет ему в лицо.
Дерек вытирается и отступает.
– Не знаю… Может, потому, что перспектива выжить приятна твоей больной психике?
Митч тяжело вздыхает. Плечи его опускаются, грудь вваливается.
– Мне не для чего жить.
Похоже, Митч снова готов откровенничать. Как в тот раз, когда Брук соблазнила его. Как когда после смерти Кинси он упомянул о дефекте в границе.
И хотя Брук плевать на него, на его взгляды, на то, какой была его жизнь, именно сейчас нужно задать этот вопрос.
– Почему?
Мина пристально смотрит на нее, наклонив голову, словно пытается понять, что происходит, но ей придется подождать. У Брук есть идея. Дерек удивленно вскидывает брови, но кивает.
– Ты не заслуживаешь знать. Особенно после того, что ты выкинула.
На этот раз Митч сплевывает на пол.
– Ты не заслуживаешь жить, но мы как-то справляемся, – парирует Брук.
– Ладно, просто ради смеха, пожалуй, расскажу. Ее муж заправлял городом. Он устроил меня в полицию. Грейс не всегда была сумасшедшей, но вскоре помешалась на покупке домов, в которых выросла, на желании заново пережить прошлое. Джерри, ее муж, поначалу потакал ей, покупал эти дома, оплачивал их реставрацию. Но потом ей захотелось населить их теми, кого она называла актерами. Я выполнял для Джерри кое-какие поручения, и он платил мне, чтобы я занимался этими актерами. Все было ясно и понятно, пусть и совершенно безумно. Короче говоря, Джерри начал беспокоиться из-за того, что она вытворяет, и боялся последствий, если об этом узнают. Грейс устала разбираться с актерами, с их постоянными требованиями, просьбами о повышении зарплаты. Поэтому привлекла своего сына, крутого инженера, чтобы создать ошейники и границу. Джерри узнал об этом и пригрозил продать дома, если она не остановится. Тогда она убила его. Если я не буду выполнять ее приказы, она убьет и меня. Она меня здорово изрезала, когда я попытался ей возразить, много лет назад.
Он показывает на свою грудь.
«Шрамы. Ну конечно».
– Ее сын. Есть ли способ связаться с ним? – спрашивает Дерек. – Узнать, как отключить всю систему.
– Если только ты умеешь разговаривать с призраками. Он мертв. Теперь Грейс владеет компанией и патентом.
– Что? Ее сын мертв? – переспрашивает Брук.
– Проснулась совесть, как у папаши.
Дерек смотрит в потолок.
– Господи боже.
– Пока я выполняю ее приказы, мне хорошо платят, – продолжает Митч. – Она все это время держала меня за яйца. Вот почему я делал то, что делал. Через некоторое время просто отключаешь любые мысли и чувства. Это единственный способ выжить.
– То есть только потому, что она разрушила твою жизнь и угрожала тебе, нормально похищать и убивать детей и выбрасывать тела ради заработка?
– Как бы ты сбежал, если б мог? – спрашивает Дерек сразу после вопроса Брук, подыгрывая, словно Митч – жертва, которой себя выставляет.
Тот пожимает плечами.
– Убил бы старуху, наверное.
– Почему же ты этого не сделал? – напирает Дерек.
Митч кривится в своей угрожающей ухмылке и пожимает плечами.
– Ты что, не слушал? Я пытался. А сейчас я уже не так молод, как раньше, и, наверное, мне нравятся деньги.
– Потому что ты тоже психопат! – неожиданно выпаливает Мина.
Митч тоже в деле. Ему нравится маленькое царство пыток, которое он построил, даже если сейчас над ним нависла угроза. Он считает угрозу ненастоящей. Он ее не боится.
– Ты постарался, чтобы дело Пакстон не расследовали, – говорит Дерек, словно только что это осознал. – Боже правый, ты сфабриковал место преступления, чтобы Фрипорт мог заявить о своей юрисдикции, и ты похоронил дело.
Митч поджимает губы. Брук не может понять, пытается он скрыть улыбку или что-то еще.
– Это придумала Грейс. Она боялась, что ее раскроют.
– Он не станет нам помогать, – говорит Мина. – Он тянет время, надеется, что приедет Грейс и спасет его.
– Да.
Брук идет к ошейнику Коди, все еще висящему на стене, но Дерек хватает ее за руку, останавливая.
– Пожалуйста, еще рано, – умоляет он.
Она зажмуривается и ненавидит себя за то, что собирается уступить, но уступает.
Дерек снова подходит вплотную к Митчу.
– Граница отключается, когда взрывается ошейник? – повторяет он.
– Она будет здесь с минуты на минуту.
Дерек протягивает руку, прося у Брук напильник. Она отдает. Дерек относит его на кухню, где стоит Мина.
– Если целиться вот сюда, – он указывает на точку на своей шее, на выпирающую вену, пульсирующую под кожей, – будет быстро. Тебе решать, хочешь ли ты, чтобы было быстро, или нет. Но сначала я хочу попробовать еще один способ заставить его говорить.
Лицо Митча вытягивается.
Судя по ухмылке Мины, она собирается насладиться каждым мгновением.
Зайдя на кухню, Дерек хватает маленькое полотенце и открывает шкафчики.
– Что ты ищешь? – спрашивает Брук.
– Графин или что-нибудь, во что можно налить воду.
Она кивает и присоединяется к нему, достает графин для лимонада и передает. Дерек включает кран. Все получится. Должно получиться.
Наполнив графин, Дерек говорит Брук:
– Запрокинь ему голову.
Он подходит к Митчу.
Она стоит на месте.
– Давай! – говорит Дерек. Внутри него закипает гнев, и, хотя он не злится на нее, но выглядит именно так. Дерек надеется, что Брук понимает: дело не в ней. – Я выбью из него ответ. И точка.
К его удивлению, Брук не спорит и не расстраивается. Она подбегает к Митчу сзади, держит его голову, пытаясь приподнять за подбородок, но Митч сопротивляется.
– Сильнее, – велит Дерек.
Брук резко запрокидывает голову Митча. Дерек накрывает его лицо полотенцем и льет воду тонкой струйкой.
Сначала Митч захлебывается и кашляет, но потом замолкает и начинает биться в судороге.
– Готов говорить?
Митч кивает.
Брук отпускает его голову.
Дерек снимает полотенце.
– Граница отключается, когда взрывается ошейник?
Митч плюет ему в лицо водой, громко кашляет, хватает ртом воздух. Он смеется. Ублюдок смеется.
– Я был в Ираке, говнюк. Думаешь, я не справлюсь с детскими попытками меня запугать?
Не раздумывая ни секунды, Дерек бьет Митча в лицо. Летят слюни и кровь.
Митч снова смеется, и на этот раз в его смехе звучат маниакальные нотки.
Дерек собирается нанести еще один удар, но тут Брук говорит:
– Это не работает. Надо действовать агрессивнее.
– В смысле?
Брук смотрит в сторону кухни, на Мину, держащую металлический напильник. Потом встает рядом с Дереком, лицом к Митчу.
Все происходит так быстро, что Дерек охает. Брук берет мизинец Митча и с такой силой отгибает назад, что Митч кричит. Мизинец сломан. Брук сломала ему палец.
– Граница отключается, когда взрывается ошейник? – повторяет Дерек.
– Я солгал насчет границы. В ней нет изъянов.
Надежды Дерека тают. Но ведь когда взорвался ошейник Кинси, гул прекратился. Это действительно было.
– Я с тобой не шучу, так что не шути со мной, – говорит он, и Брук тянется к следующему пальцу Митча.
Он пытается сжать кулаки, но она разжимает их, пачкая свои руки кровью. Митч смотрит в окно. Дерек следует за его взглядом.
Грейс. Она здесь. Брук отпускает его и отступает.
– Похоже, я спасен.
Перед лицом Дерека проносится полоска металла. Брызжет кровь. Так много крови. Он ахает и отступает, пока разум пытается осознать, что происходит.
Шея Митча сочится красным, кровь течет рекой, он открывает и закрывает рот, как умирающая рыба.
Мина стоит рядом с Дереком, в ее руке металлический напильник, воткнутый в шею Митча. Точно в то место, которое показал ей Дерек. Она вытаскивает напильник.
С фонтаном крови.
За пару секунд все кончено.
Дерек смотрит на Мину, но от шока не может говорить. Он тянется к металлическому напильнику, и она отдает. И отшатывается.
– Мне надоело слушать его болтовню, – говорит Мина. – Времени осталось мало, надо было сделать это быстро.
Дерек поступил бы иначе. Митч еще мог быть полезен, но теперь все кончено.
– Как только она войдет в эту дверь, я ее уложу, – говорит Дерек, вытаскивая пистолет, чтобы использовать его в качестве угрозы, и прижимается спиной к стене.
Когда Грейс войдет, он застанет ее врасплох. Сначала она увидит мертвого Митча на стуле. Это должно немного сбить ее с толку и даст Дереку преимущество.
– Выключи свет, – шепотом приказывает Дерек Мине, которая находится ближе всего к кухне.
Она так и делает.
Брук снимает ошейник Коди с зарядного устройства и прячет под диван, но так, чтобы его можно было быстро достать.
Проходят минуты, и кажется, Грейс уже должна подойти к двери. Или она поняла, что что-то не так?
Поворачивается дверная ручка.
Так тихо, только ветер шумит в деревьях снаружи.
В ушах Дерека стучит пульс.
Дверь слегка приоткрывается.
– Митч? – говорит Грейс, все еще находясь по ту сторону двери.
Дерек готов к прыжку, тело на взводе, но он сдерживает порыв. Еще не время.
В щели открытой двери появляется ствол маленького пистолета.
«Черт».
Дерек не ожидал, что у нее будет пистолет. Но нужно довести план до конца во что бы то ни стало. Только Дерек в состоянии ее одолеть. И это их шанс, ведь теперь у них есть пульт, а Митч мертв. Он сжимает «Глок-19» и снова засовывает его за пояс. Пистолет больше не годится в качестве угрозы – у Грейс есть свой.
– Что такое? Что случилось с Митчем? – спрашивает Грейс.
Дерек вдыхает и выдыхает, а Брук и Мина поднимают руки вверх. В дверном проеме показывается ее рука и часть тела, но Дерека Грейс не видит.
«Сейчас. Сейчас или никогда».
Дерек бросается к ней. Но не дотягивается – пистолет разворачивается в его сторону. Грейс каким-то образом увидела его, а он уже не может остановить прыжок. Где-то глубоко в сознании Дерек понимает, что все пойдет не так, как он надеялся. Прежде чем он успевает сбить ее с ног, раздается выстрел.
– Нет!
Брук с криком бросается к Дереку.
«Он ранен. Боже, Грейс его подстрелила».
Брук ощупывает его плечо, ткань вокруг пропитывается кровью. Он жив. И в сознании, лежит на полу.
Она стаскивает с дивана плед и прижимает к ране.
Внутри что-то щелкает. Ярость, копившаяся десять лет, набирает силу, словно вулкан. Все, кого она потеряла, когда ее похитили. Дочь, которую ей не суждено узнать. Невинные люди, погибшие у нее на глазах. Те, кого она любила.
«Я не потеряю Дерека. С этим надо покончить».
Грейс наклоняется и подбирает зажигалку Митча, но прежде чем Брук успевает что-либо предпринять, старуха уже на кухне, рядом с Миной.
– Я не так представляла себе финальную сцену, но давайте все равно сделаем ее зрелищной, – говорит она и щелкает зажигалкой. Угрожающе подносит огонек к занавескам с рисунком из клубничек. – Знаете, в былые времена занавески очень хорошо горели. Сложно было найти аутентичные. Но я нашла. Мне хотелось, чтобы все было по-настоящему. Чтобы это что-то значило.
Пожар. Она собралась поджечь дом.
Грейс подносит огонь к краю занавески, и та мгновенно вспыхивает, языки пламени ползут вверх.
Мина крадется к Брук и Дереку, стараясь не привлекать внимания Грейс.
Грейс замечает это и наставляет на Мину пистолет, когда та переходит в гостиную.
– Стой на месте. Но не волнуйтесь, я даю вам троим выбор. Сгореть заживо или пересечь границу и покончить со всем быстро. Я подожду снаружи и посмотрю представление. По крайней мере, сколько успею.
Теперь она у портьер в гостиной. Когда она поджигает их, они тлеют, и угольки падают на диван, который тут же загорается. Жар обжигает Брук щеки. Ошейник Коди лежит под диваном, но скоро пламя доберется и до него. Она должна достать его и вытащить Дерека отсюда. Она обматывает плед вокруг плеча Дерека, и тот вскрикивает от боли. Грейс стоит у входной двери.
– Я никогда не запирала двери, так что можете убираться, если хотите, – говорит она.
Брук пытается встать, но Дерек хватает ее за руку и тянет назад.
– Нет, – шепчет он. Голос его прерывается. – Пусть уходит. Мы попробуем твой план, когда она уйдет. У нее ведь есть пистолет.
О чем он, черт возьми? Грейс не уйдет. Он что, не слышал? Надо сделать это сейчас, пока огонь не вытеснил их к границе. Здесь, в лесу, огонь распространяется быстро. Слишком быстро. И если Грейс не уйдет, пока не закончится ее драгоценная финальная сцена, – что ж, у Брук нет выбора.
Она не спорит, а просто касается его руки, чтобы убрать со своей. Сметает волосы с его лба.
Грейс поворачивается к ним спиной.
Дверь за ней с щелчком закрывается.
Брук смотрит на Дерека.
Он качает головой.
«Да пошел он!»
Брук хватает металлический напильник с пола, тянется под диван за ошейником, вкладывает его в здоровую руку Дерека и сжимает его пальцы. Встает.
– Вытащи его наружу, – рявкает она Мине.
Мина кивает.
– Нет, Брук, не ходи за ней, – говорит Дерек. – Она убьет тебя.
– Я сама ее прикончу.
В доме быстро воспламеняются не только занавески – здесь горит все. Огонь распространяется гораздо быстрее, чем ожидала Мина.
Она бросается к Дереку, крича:
– Брук чокнутая!
Он улыбается.
– Именно это мне в ней и нравится.
Он морщится от боли.
Мине нужно как-то вытащить из дома этого гиганта.
– Ты можешь идти? – кричит она, перекрывая рев пламени.
Он кивает.
– Повреждено только плечо. Думаю, я справлюсь. Помоги мне встать.
Мина забирает у него ошейник, чтобы он мог воспользоваться здоровой рукой. Закидывает его руку на свою, как сумочку.
И подставляет плечи под Дерека, готовясь принять его вес.
Когда он пытается встать, Мина спотыкается, но удерживается на ногах. Огонь теснит их и почти перекрывает выход. Оба кашляют. Нужно спешить.
Дерек вскрикивает от боли, но твердо держится на ногах, обмотанная пледом поврежденная рука безвольно висит. Дерек берет Мину за руку, и они выходят во двор.
Грейс уже почти у машины, спиной к дому. Брук бежит прямо на нее.
Грейс идет по лужайке, пистолет безвольно болтается в ее руке. Должно быть, из-за треска огня и тихого гула границы она не услышала, как Брук открыла дверь. Грейс уже почти у самой границы, когда Брук настигает ее. Ей стоило огромных усилий не издать какой-нибудь боевой клич. Дать волю своей ярости, выпустить ее. Но она всего в нескольких шагах и не может упустить элемент неожиданности.
Грейс останавливается, поворачивается, словно хочет оценить сцену и поздравить себя, и вдруг осознает происходящее и собирается поднять пистолет, но Брук уже бросается на нее.
«Отобрать пистолет!»
Эти слова вспыхивают у Брук в голове за долю секунды до столкновения с Грейс.
Брук выбивает пистолет из руки Грейс, но металлический напильник, который она держала, летит через двор. И то и другое приземляется в высокой траве, так что не видно.
Брук сидит на Грейс сверху, ногами прижимая руки старухи к бокам. Брук бьет ее, орет, царапает.
Она снова оглядывается в поисках пистолета, но не видит его. Вспоминает про нож на бедре Грейс и вытаскивает его.
Приставляет лезвие к шее Грейс, в точности так же, как вчера нож прижимали к ее собственной шее.
Глаза Грейс пусты и полны страха, теперь она просто дряхлая старуха.
– Я столько лет сохраняла тебе жизнь, – шипит Грейс.
– Я сама сохраняла себе жизнь, сука.
Брук прокручивает в голове все причины, по которым эта женщина должна умереть прямо сейчас.
«Тайсон».
«Коди».
«Пакстон».
«Кинси».
«И все остальные».
«Украденные десять лет жизни».
«Выросшая Джесси».
«Подстреленный Дерек».
Одним резким движением она проводит ножом по шее Грейс. Смотрит на хлынувшую кровь.
Только когда на плечо ложится чья-то рука, Брук возвращается в реальность.
– Ты это сделала, – шепчет Мина.
Глаза Грейс широко открыты, вся грудь залита кровью.
Брук вскакивает на ноги.
Ее трясет. Она только что убила человека. Человека, который заслуживал смерти, да, но она убила ее. С этой проблемой еще придется разобраться. А прямо сейчас пламя охватывает дом и вырывается к ним, как неряшливые лучи солнца.
– Где Дерек? – спрашивает Брук.
– Там.
Мина указывает на дальний край участка. Дерек стоит спиной к границе. Он держит ошейник и смотрит на Брук.
«Нет!»
Это должна сделать она. Она! Ей так многое нужно искупить. Брук бежит к нему.
– Подожди! – кричит она. – Может быть, пламя погаснет. Выиграем еще немного времени.
В доме что-то взрывается, и в небо поднимается адское пламя, поджигая близлежащие деревья и напугав ее.
– А вот времени у нас маловато, – с улыбкой говорит Дерек.
– Пожарные заметят огонь и скоро приедут, ведь так?
Но даже когда полные надежды слова слетают с губ, Брук осознает, как быстро пламя приближается к ним. Взрыв разбросал огненный дождь дальше по двору, удвоив и утроив очаги разрастающегося огня. Голодное пламя пожирает траву. Нельзя просто ждать спасения.
Брук пытается забрать у Дерека ошейник, но тому достаточно поднять руку, чтобы она не достала. Брук толкает его в грудь, и он вскрикивает от боли в плече. Она отступает.
Может быть, все будет хорошо. Ошейник Коди отключит границу, и, кто бы ни прошел первым, просто… все будет хорошо.
В теории это звучало как рабочий план, но теперь, перед лицом реальности, пугает ее до безумия.
– Прости, что ударила тебя по плечу, – говорит Брук. – Но ты должен позволить мне это сделать. Позволь мне бросить ошейник и шагнуть первой. Ради всех, кто умер здесь у меня на глазах.
– Ради дочери ты должна вернуться домой. К тому же я почти уверен, что даже одной рукой смогу тебя одолеть, если ты что-нибудь предпримешь.
Он снова улыбается.
Почему он так спокоен? Да еще улыбается. При мысли, что она может его потерять, Брук охватывает отчаяние.
Огонь бушует так сильно, что ничто его не остановит. Если только пожарные не подъедут к дому немедленно, а их нет. Что бы там ни взорвалось (баллон с пропаном? Кто знает), это ускорило процесс. Жар рвется к ним, набирая силу с каждой секундой.
Сзади кричит Мина, Брук не видит ее, но понимает, что она пытается сдержать пламя.
«Как?»
«Чем?»
Брук собирается обернуться и посмотреть, и тут Дерек сует руку в карман и что-то достает.
Кольцо из шестигранного болта.
У Брук отвисает челюсть.
– Оно было у тебя?
– Прости.
Он протягивает ей кольцо.
Брук хочется наброситься на него, но сейчас на это нет сил. Она плачет. С облегчением от того, что кольцо нашлось.
– Ты выберешься отсюда и найдешь кого-нибудь поспокойнее, вроде Тайсона, – говорит Дерек, касаясь ее волос. – Кого-нибудь, кто тебя заслуживает. Но он тоже должен ценить твою силу и не пытаться тебя изменить.
Брук надевает кольцо на безымянный палец левой руки, но останавливается, чтобы взглянуть Дереку в глаза. Он смотрит прямо на нее, Брук стоит лицом к границе, и оранжевое пламя окрашивает его щеки, светится в глазах. Сильный жар бьет ей в спину. Мина подходит к ним.
Брук надевает кольцо на правую руку и говорит:
– Дерек, я солгала…
– Нет времени! Надо выбраться отсюда. Немедленно! – кричит Мина.
Брук поворачивается к дому, и пламя уже почти у границы. С каждой секундой пожар усиливается и громко завывает, показывая, что скоро будет прямо там, где они стоят. Брук больше не слышит гула границы. Как они узнают, отключилась ли она, после того как взорвут ошейник?
Есть только один способ это выяснить.
Когда Брук разворачивается, чтобы снова посмотреть на Дерека, он стоит к ней спиной.
– Подожди! Я не слышу гула! А если не получится? – кричит она, но ошейник уже летит из руки Дерека, как диск фрисби. Искрит в воздухе и приземляется на подъездной дорожке, черный и дымящийся.
Брук делает вдох и задерживает дыхание. Дерек поднимает ногу, чтобы переступить через границу. Брук закрывает глаза.
Брук чувствует, как кто-то сжимает ее руку, и, открыв глаза, видит Дерека.
Мина машет ей обеими руками с другой стороны границы.
– Пошли, – улыбается Дерек.
Он вернулся, чтобы забрать Брук, и ей не нужно повторять дважды. Они спешно переходят через границу, и, когда ноги Брук хрустят по гравию подъездной дорожки, она плачет, но идет. Нужно уйти подальше от жара и пламени. Это самое большое расстояние от дома за последнее десятилетие. И теперь… Теперь она свободна.
Щелкает ошейник, и Брук вздрагивает.
Ошейник Кинси тоже щелкал.
Но когда Брук прикасается к нему, то обнаруживает, что он ослаб. Как расстегнутое ожерелье. Мина уже сняла свой, и Дерек тоже снимает.
Все кончено. Невероятно. Брук швыряет ошейник обратно к дому, и они бегут к концу подъездной дорожки. Мина спешит вперед, поворачивая направо, на главную дорогу. Она знает путь. Позади все еще бушует пожар, но они оторвались на приличное расстояние. Брук не может отвести взгляд от Дерека. Его глаза блестят.
– У нас получилось, – говорит он.
Брук бросается к нему, чтобы обнять, но налетает так резко, что он вскрикивает от боли.
– Ой! Прости, – говорит она, касаясь его раненой руки.
Он наклоняется и целует ее в лоб. Легко, как шепот.
– Дерек, я хочу быть с тобой. И в других обстоятельствах все равно хотела бы.
Он улыбается.
– Я так и знал.
Брук закатывает глаза, но прижимается к нему.
– Эй! – кричит впереди Мина. – Кто-то едет!
Машина.
А позади нее сирены и проблесковые маячки. Пожарные. И полиция.
Брук охает, потому что ее сразу же охватывает страх. Грейс владеет – точнее, владела – всем городом. Брук убила Грейс. А если эти люди здесь не для того, чтобы помочь? Что, если они увидят в ней убийцу?
Дерек берет ее за руку и сжимает.
– Это Брэди! В машине! – кричит Мина.
Она прыгает, размахивая руками в воздухе. Машина останавливается, а пожарные и полиция проносятся мимо. Мина бежит к машине, оттуда выходит худой темноволосый мужчина, и они обнимаются. Он поднимает ее и кружит в воздухе.
Брэди никогда еще не выглядел так хорошо, и Мина никогда в жизни не была так рада его видеть.
Она прыгает ему на руки, и он выглядит удивленным. Когда они вообще в последний раз прикасались друг к другу? После секундного замешательства он включается в происходящее и поднимает ее, кружит в воздухе. Она целует его, и это приятно, как оказаться дома. Он ставит ее на землю.
– Как ты себя чувствуешь, Мина?
Брэди смотрит на ее окровавленное платье. Справедливый вопрос, вероятно, без всякой задней мысли.
– Кровь не моя. И это долгая история, расскажу в другой раз, но я жива и здорова, просто измучена и мечтаю вернуться домой. Я должна сказать, Брэди… насчет нас, я должна извиниться за все.
Он берет ее лицо в ладони и нервно сглатывает.
– Только «да» или «нет». Поняла?
Мина кивает, и слеза стекает по ее щеке на теплую руку Брэди.
А вдруг он ее не простит? Что, если теперь, когда она готова быть с ним, по-настоящему ценить его, решит отступить?
– Ты все еще… любишь меня? – давится словами он.
– Да. Боже мой, да! Дело никогда не было в этом. Дело было в потере Пакстон, а затем в потере себя и…
– Мне достаточно «да», Мина, – шепчет он. – Давай оставим прошлое позади и будем вместе двигаться вперед. Строить новую жизнь.
Как она могла быть так строга к нему все эти годы? Почему он остался и терпел? Мина больше никогда не будет воспринимать его как что-то привычное.
Их догоняют Дерек и Брук, Брэди и Дерек пожимают друг другу руки. Своего рода воссоединение. Брэди, кажется, озадачен тем, что столкнулся здесь с Дереком, но после этого Мина представляет Брук.
– Она знала Пакстон, – говорит Мина, улыбаясь.
С широко открытыми глазами Брэди смотрит на Брук.
– Как?!
– Я расскажу тебе все, клянусь, но сначала давай выберемся отсюда.
– Да, надо еще позвонить в полицию по поводу того дома на Джей-стрит. Вытащить оттуда Карли и ее отца, – говорит Мина.
– И я должна найти Джесси, – говорит Брук Дереку.
– Конечно, обязательно. А потом?
Брук наклоняет голову набок.
– Ты о чем?
– Что будет с нами?
– Наверное, просто начнем жить по-настоящему.
Брук и Дерек устраивают встречу в сетевом семейном ресторане «Пиг аут плейс» в Портленде.
Брук выбрала его, потому что это любимое место Джесси.
Сначала она не была уверена, что стоит брать Джесси. Брук меньше всего желала, чтобы тень страданий, пережитых за последнее десятилетие, коснулась ее дочери.
Но Мина настояла на встрече с Джесси, напомнив, что ворошить прошлое – последнее, чего им всем хотелось бы. Хотя Брук не виделась с Миной с того самого дня, когда они сбежали, последние четыре месяца они изредка переписывались по электронной почте. Она не может скрыть нервозность и беспокойство, нараставшие все утро.
Дерек распахивает дверь ресторана и придерживает ее, взглядом приглашая Брук пройти первой: брови приподняты, на губах улыбка. Она заправляет за ухо каштановые волосы, подстриженные до плеч. Когда Брук опускает взгляд на свою руку, сжимающую ладошку Джесси, прядь с другой стороны падает на лицо.
Они с Дереком уже несколько месяцев вместе снимают квартиру, но с Джесси он познакомился совсем недавно. Встреча, разумеется, вышла эмоциональной – это было единственное, о чем Брук могла думать в день побега. Присутствовал Йен со своей женой, ставшей для Джесси замечательной матерью, пока Брук отсутствовала.
Это вызывает у Брук смешанные чувства. Несправедливо, что другая женщина заботилась о Джесси все те годы, когда сама Брук не могла. Но вскоре она поняла, что Джесси расцвела именно благодаря любящей материнской фигуре, так же как сама Брук когда-то заботилась о Пакстон вместо Мины.
После побега Дерек сделал все возможное, чтобы полиция отправилась в тот дом на Джей-стрит и освободила Карли и ее отца. Теперь, когда Грейс и Митча не стало, у продажных копов Фрипорта не было причин медлить.
Брук вернулась в газету «Орегонцы». В первой публикации она разоблачила полицию Фрипорта, которая помешала расследованию дела Пакстон, а также покрывала пыточные дома Грейс. В отношении полицейского департамента провели полномасштабное расследование. С тех пор карьера Брук стремительно пошла в гору.
Дерек говорит, что она наверстывает упущенное время.
Как и он. Дерек не хотел возвращаться к работе в полиции. Он открыл собственное детективное агентство. Его специализация – поиск пропавших без вести и нераскрытые дела, пусть даже бизнес пока развивается медленно. Но это правильный путь для него, потому что он возвращает похищенных людей домой. А если это невозможно, то хотя бы дает семьям надежду на какой-то финал истории.
Дерек сильно изменился с тех пор, как Брук провела с ним несколько дней в заточении. Не так уж много времени, чтобы по-настоящему узнать человека, но достаточно, чтобы вспыхнула любовь. Они не торопят события, и каждая новая ситуация – это возможность узнать его лучше, понять, что им движет, увидеть его огромное сердце.
– Все будет хорошо, – шепчет он, когда Брук, ведя за руку Джесси, проходит мимо и ищет глазами друзей в углу зала.
– Можно мне мороженое, мам? – спрашивает Джесси, глядя на Брук снизу вверх большими карими глазами.
Боже, как же она узнает себя в этом лице!
– Конечно, милая, – дрожащим голосом отвечает Брук.
Джесси лишь недавно начала называть ее мамой.
Перед смертью матери Брук удалось поговорить с ней. Так много осталось невысказанным, но мама сжала руку Брук и на следующий день умерла. Словно держалась из последних сил, только чтобы снова увидеть дочь. По крайней мере, так сказал психотерапевт, и Брук нравится думать именно так.
– Вон Карли, – говорит Дерек, указывая в глубь ресторана.
Взгляд Брук останавливается на столике, за которым их ждут Брэди, Мина, Карли и ее отец. Карли вскакивает и восторженно машет рукой.
– Кто это? – спрашивает Джесси, все еще держа Брук за руку.
В ее голосе слышится волнение. Эта маленькая душа компании всегда рада новым знакомствам. Еще одна причина, по которой Брук решила взять ее с собой.
– Карли. Думаю, она тебе понравится.
Пока все за столиком наблюдают за их приближением, Дерек откашливается, и Брук замечает, как увлажняются его глаза. Она кладет голову ему на плечо и шепчет:
– Я знаю.
Он всегда так кашляет, когда пытается сдержать слезы.
Когда они подходят, Мина протягивает руки. Дерек оказывается ближе всех, и Мина заключает его в объятия.
Затем она обнимает Брук.
Брэди встает, и Дерек пожимает ему руку.
– Рад тебя видеть, – говорит он, и Дерек кивает.
Карли обегает стол и крепко обнимает Брук. Та опускается на одно колено, чтобы посмотреть девочке в глаза. По щекам Карли текут слезы, а Джесси стоит рядом.
– Это моя дочь Джесси, – представляет ее Брук.
Карли широко улыбается, и эта улыбка кажется Брук такой невинной, словно и не было пережитой травмы заточения.
– Хочешь порисовать со мной?
Джесси выжидающе смотрит на маму, и Брук заправляет ей за ухо каштановую челку.
– Конечно, иди, – говорит Брук и садится рядом с Дереком, Мина – по другую сторону от нее.
– Не могу больше ждать, у меня новости, – говорит Мина.
Она бросает на Брэди красноречивый взгляд.
– Ты?.. – спрашивает Брук, и вопрос повисает в воздухе: она не хочет лишать Мину возможности сказать самой.
Она улыбается.
Дерек придвигается к Брук, словно пытаясь вслушаться в разговор. Тепло его плеча согревает.
Близость с ним никогда не надоест.
– Ты что? – спрашивает Дерек.
В его голосе звучит нетерпение. Он все еще борется с этим, хотя, благодаря психотерапии, приступы ярости остались в прошлом.
– У нас будет мальчик, – говорит Мина, радостно прикрыв рот ладонью.
Прослезившись, Брук снова обнимает Мину. Дерек опять откашливается. Брук сжимает его руку.
– Поздравляю, – говорит Дерек, протягивая руку Брэди.
За столом несколько минут царит оживление: Мина рассказывает, как они узнали, как она надеялась на девочку, но, выяснив, что будет мальчик, поняла, что так и должно быть. Этого ребенка не будут сравнивать с Пакстон. Он будет самим собой, и для Брэди и Мины это тоже станет новым опытом. Пакстон навсегда останется той, кем была для них. Никто ее не заменит.
Брук рассказывает о своей работе и расследовании в отношении полицейского департамента Фрипорта.
Дерек делится некоторыми деталями последнего дела. Оказалось, что это был побег, а не похищение, как думали родители. Но он вполне доволен таким исходом.
Они засыпают отца Карли вопросами, чтобы познакомиться с ним получше, поскольку для большинства это первая встреча. Раньше с ним разговаривал только Дерек.
Кажется, девочки успели подружиться.
Мина стучит ножом по стакану с водой, поднимает его и говорит:
– Давайте поднимем тост. За новую жизнь, за дружбу, рожденную в огне, и за новые начинания.
– И за то, чтобы никогда не сдаваться, – добавляет Дерек, глядя на Брук.
Она наклоняется и целует его.