Спасение

Шпионская миссия Феритона Кейна. «Спасение Жизни», 2199 год

В наше время можно без особого труда придумать себе любую биографию. И сделать её неотличимой от реальной, заказав у специалистов фальшивый «цифровой след» — были бы время и деньги. Несмотря на то, что у Корпорации Сопряжения было в избытке и того и другого, мне пришлось целый год прожить в Ланкастере, штат Пенсильвания, физически подтверждая свою оперативную легенду.

Найти нестыковки, ручаюсь, не смог бы даже глубинный поиск, проведённый ИИ восьмого поколения. Более того, если какой-нибудь Римский папа или Великий аятолла отправят кого-то в Ланкастер, с целью проверить данные на месте, то они сумели бы найти только данные о том, что я был примерным горожанином, не пропускающим ни одного собрания местной общины квакеров.

Не то чтобы я ожидал, что кто-то из кардиналов и имамов действительно озаботится подобной проверкой, но учитывая важность миссии, руководство решило сделать всё как можно тщательнее. Могу только посочувствовать проверяющему мою легенду агенту — я жил настолько пресной и обыденной жизнью, что он быстро бы утомился выслушивать рассказы о том, какой я отличный (хотя и немного скучный) парень, от соседей, коллег и друзей.

Порой я начинал думать, что я действительно тут родился.

Но нет. В глубине души я всё равно помнил, что я особый агент, действующий по поручению самого Эйнсли Зангари. И это действительно была задача первостепенной важности. Корпорация тратила на финансирование отдела по контролю за Оликс более трёх четвертей миллиарда ваттдолларов в год.

Конечно, большая часть этих денег уходила на поддержку группы ИИ, постоянно мониторящих интерсолнет в поисках свидетельств о необъяснимых атаках на корпорации и учреждения, имеющие отношение к обороне. К сожалению, без особого успеха. Мы получали данные об уже состоявшихся атаках, расследование которых быстро заходило в тупик.

Помимо этого, в отделе было ещё два отдела.

Первый следил за открытыми на Земле посольствами Оликс. Это осуществлялось через внедрение агентов в работающий на Оликс человеческий персонал. Большого смысла в этом не было — думаю, что во всём посольстве не нашлось бы ни одного техника или горничной, не состоящих в штате той или иной земной спецслужбы. Уверен, что некоторые ухитрялись сотрудничать с несколькими спецслужбами сразу.

Второе, наиболее важное с моей точки зрения, подразделение занималось поиском частных порталов, соединяющих корабль Оликс с Землёй. Это позволило бы им сотрудничать с земными партнёрами по разработке тканей кселл в обход официальных каналов. О том, что подобные контакты имеют место, Эйнсли начал подозревать после оговорки Хай-3 в истории с похищением Горацио.

По вполне понятным причинам Оликс не могли действовать на Земле открыто — так что для подобных операций им пришлось бы нанимать агентов из числа землян. И именно за этими агентами мы и должны были следить.

Не буду утомлять рассказом, сколько подобных случаев мы расследовали и сколько допросов провели. Могу только опровергнуть известное заблуждение в том, что люди-де никогда не предадут свой собственный вид. В смысле, не будут союзничать с инопланетянами.

Увы. Занимаясь расследованиями, я имел несчастье познакомиться с множеством людей, готовых на любое зло, при условии надлежащей оплаты. Но даже они не пугали меня так сильно, как люди, готовые творить зло без оплаты. Просто по велению души.

Основной трудностью была невозможность отличить человеческую криминальную деятельность от гипотетической криминальной активности Оликс, которой и вовсе могло не существовать — единственной целью визита Оликс в Солнечную систему было приобретение энергии для производства антивещества, чтобы они могли продолжить свой паломнический полёт.

Конечно, можно было предположить, что Оликс решили увеличить свою прибыль за счёт поставок на чёрный рынок клеток кселл для сомнительных услуг — через партнёров-людей, которые проводили незаконные эксперименты по разработке этих методов лечения.

Но предполагаемая от этих операций прибыль была настолько незначительной, по сравнению с очевидными проблемами, что всерьёз рассматривать эту версию было сложно. В отделе постепенно начала крепнуть уверенность, что оговорка Оликс вовсе не выдавала их зловещих планов — просто за неимением таковых.

Но тут наш отдел начал фиксировать необъяснимое увеличение анонимных атак на системы обороны Солнечной системы. Никто не мог предположить, кто и зачем это устраивает. Но после того как мы получили информацию о том, что Чума устроила на Дельте Павлина, паранойя Эйнсли взлетела до совершенно нового уровня. Атака на Брембл имеет смысл, только если является подготовкой к вторжению.

Моё подразделение было переориентировано на технологии, способные физически обнаружить квантовые пространственные связи между «Спасением Жизни» и Землёй. Если бы мы смогли найти портал, ведущий обратно на Землю, или окрестности, мы, наконец-то, получили бы твёрдое доказательство враждебности Оликс.

К сожалению, оборудование, способное обнаружить квантовую сигнатуру портала, было большим, дорогим и уникальным. Больше половины бюджета отдела было потрачено на усовершенствование сенсорной технологии. И это было только началом: когда занятые в проекте учёные и техники добились приемлемой точности, перед ними была поставлена следующая задача — уменьшить размеры детектора. Когда они справились и с этим, руководство озвучило новую цель — сделать так, чтобы детектор было невозможно обнаружить при сканировании.

По сравнению с затратами труда, потребовавшимися для решения этих задач, пронести детектор на борт «Спасения Жизни» было гораздо легче. Именно поэтому эту работу доверили мне.

В 2199 объединённая экуменическая делегация, одним из участников которой являлся ваш покорный слуга, собралась в Ватикане. Подобные миссионерские делегации собирались четыре раза в год, по очереди, в каждом из религиозных центров.

Оликс неизменно вежливо принимал эмиссаров человеческих религий на борту «Спасения Жизни». Земные священники, раввины и прочие имамы не могли пройти мимо подобной возможности расширить свою паству за пределы человеческой популяции, считая крайне набожных Оликс даром бога (богов, гомеостатического мироздания — впишите нужное).

В этот раз семнадцать миссионеров, улыбающихся и машущих флажками с символикой своих религий, собралось на площади Святого Петра, прямо перед мрачной угробиной базилики. Среди миссионеров, традиционно представляющих ведущие мировые религии, присутствовали и представители меньших религиозных течений.

Я так и не разобрался, каким именно религиозным течением, большим или малым, считается община квакеров, которую я представлял. Да это было и не важно — все мы, представители Земли, объединились в одну большую семью, забыв о разнице между нашими религиями.

Ну, почти все. Многие члены нашей делегации оставили себе традиционные костюмы представителей духовенства — яркие и скроенные по самой последней моде, сравнимой с дизайном оперения тропических птиц.

Для меня самой тяжёлой частью подготовки был тот долгий год в Ланкастере, в течение которого я углублённо изучал представляемую мной религию. Видит бог — мир не знает более путанного, противоречивого и предвзятого набора правил, чем этот. Но терпение и труд всё перетрут — самодисциплина, системный подход и железная задница помогли мне справиться с поставленной задачей.

Конечно, я бы мог рассказать подробней — но любой, кто не является квакером, быстро заскучает. А те, кто квакерами являются, всё это знают и без меня.

Сегодня этим любым оказался Науэль, буддийский монах. Он рассказал мне о том, как обрёл веру, как был принят и прошёл обучение в храме… В ответ я поделился своим пониманием роли квакеров в меняющемся мире и кратким пересказом основных аспектов веры.

Надо сказать, Науэль оказался крепким орешком. Он внимательно и не перебивая выслушивал мои словоизлияния всё время, пока мы шли от базилик через центр Ватикана в портальную сеть Рима. Лёгкая гримаса неудовольствия появилась на его сияющем коричневом лице, только когда мы подходили к расположенному в Бразилии транспортному порталу Оликс.

Пройдя через него, я наконец-то позволил себе замолчать, сославшись на тошноту. Конечно, я мог без особого труда справиться с головокружением, которое испытывают люди, оказавшиеся в зоне действия центробежной силы, заменяющей гравитацию, но это могло вызвать ненужные подозрения. Поэтому я позволил себе остановиться, инстинктивно расставив руки в позе неопытного скейтера, чтобы восстановить равновесие.

— Что, первый раз в космической среде обитания? — улыбнулся Науэль.

Я кивнул, всем своим видом показывая, насколько мне плохо.

— Ничего страшного, — сказал он, — дальше будет легче. Твоему вестибулярному аппарату нужно просто привыкнуть к воздействию кориолисовой силы.

— Кори чего-то там? — переспросил я, опускаясь на пол. — Тебя тоже в первый раз так мутило?

— Я уже не помню, — рассмеялся Науэль. — Это так давно было! Хорошо, что «Спасение» вращается медленно и подобных проблем там не будет.

— Хорошо, если так, — простонал я.

— Может, тебе поможет таблетка от морской болезни? Я могу принести.

— Нет, — твёрдо отрезал я. — Это самый важный момент в моей жизни! Я хочу, чтобы мой разум оставался кристально ясным.

— Как я тебя понимаю, — кивнул он, помогая мне подняться.

Крохотная станция, на которой мы находились, носила имя «Звёздный корабль» и служила пересадочным узлом, занимая позицию в десяти километрах от переднего конца «Спасения Жизни». Все, включая Оликс, называли её Прихожей.

Станция была построена по настоятельной просьбе Оликс, которые заявили, что не хотели бы иметь портал внутри своего корабля. Они-де очень обеспокоены буйным пиршеством видов, живущих в земной биосфере.

Достаточно справедливо. Мы даже не классифицировали и не проанализировали все земные микробы, археи и вирусы. И не можем представить себе, что они способны натворить, столкнувшись с нежной и хрупкой биосферой межзвёздного ковчега.

Этот и множество других вопросов мы начали обсуждать даже до первого личного контакта, ещё по радио, как только «Спасение Жизни» начало замедляться в Солнечной Системе в далёком 2144 году.

С нашей стороны тоже были выдвинуты настоятельные просьбы. Комитет по Первому Контакту в одном из первых сообщений прямо сказал: «Ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах ваш корабль не должен приближаться к Земле».

Причина проста: сорокапятикилометровый и многомиллиарднотонный космический корабль Оликс приводился в движение за счёт антивещества — самого разрушительного и опасного вещества во вселенной. И его у Оликс было достаточно, чтобы разогнать корабль до двадцати процентов скорости света. И эффективно затормозить в Солнечной системе.

Нескольких процентов от этого запаса было достаточно, чтоб стереть с поверхности Земли жизнь, разрушить все астероидные поселения и отутюжить Венеру с Марсом — просто чтоб два раза не вставать.

Понимая обеспокоенность землян, пришельцы согласились припарковать межзвёздный корабль в третьей земной точке Лагранжа, расположенной на земной орбите по другую сторону от Солнца — в точности напротив Земли.

Но даже это заставило некоторых пугливых чиновников и стареньких генералов в панике просыпаться ночью.

Как только «Спасение» достигло этой точки, состоялся долгожданный первый контакт. Мы быстро собрали висящую около чужого корабля Прихожую — километровый тороид, вращающийся вокруг неподвижного шестиугольного космического дока, обслуживающего десяток грузовых и пассажирских судов ближнего действия, беспрестанно снующих между земной станцией и расположенным по оси «Спасения» инопланетным докам.

Экуменическую делегацию провели в гигиеническую комнату — прекрасный эвфемизм для ядрёного дезинфицирующего душа, проводимого под контролем медицинского кибера, тщательно следящего за тем, чтобы обработке подверглась каждая складочка, каждое отверстие.

Заключённые в тюрьмах, я ручаюсь, проходят менее дотошный осмотр. Он длился, длился и длился — чудовищные восемь минут, наполненные страхом, смущением, резью в глазах и мятным запахом. Всё это время персонал тщательно проверял и обеззараживал нашу одежду, обувь и багаж.

Одевшись, мы снова собрались в маленькой комнате ожидания, старательно опуская глаза. Вся наша жизнь словно разделилась на две части — до чистки и после.

— Мне интересно, а проходят ли Оликс аналогичный процесс при путешествии на Землю? — возмущённо сказал Науэль, ёрзая на стуле.

И он сам, и его шафрановая мантия стали на пару тонов светлее и благоухали туалетным антисептиком.

— Вот совершенно без понятия, — пожал я плечами.

Бухгалтер-квакер из Ланкастера не может быть знаком с протоколом о запрете биологического переноса в договоре о добрососедстве и сотрудничестве, подписанном Оликс и Комитетом Обороны Земли. На самом деле Оликс не подвергаются такой жёсткой биологической обработке, поскольку никогда не покидают своих посольств, в которых отсутствует воздухообмен с окружающей средой. Сравнимой с нашей дезинфекцией, они подвергаются только когда возвращаются на корабль. Это, в общем, тоже довольно логично.

Мы поднялись на лифте до зоны нулевого тяготения, расположенной по оси тороида. Ещё при входе в лифт предусмотрительный Науэль снова предложил мне принять таблетку от морской болезни. Я не стал отказываться.

Пара стюардов помогла нам переместиться к стыковочному узлу, состоящему из двух вставленных один в другой стеклянных цилиндров. Между ними располагались уплотнители, позволяющие цилиндрам вращаться один в другом, не выпуская воздух в вакуум. В сетчатом тоннеле, протянутом по центру цилиндра, находилось множество людей, снующих вперёд и назад, словно какие-то мартышки.

Увидев эту конструкцию, Науэль пренебрежительно фыркнул и повернулся ко мне. Я понимающе кивнул — с точки зрения обывателя, выросшего в «мире шаговой доступности», эта конструкция выглядела нелепо и архаично.

Мы толкались, извиваясь словно выброшенные на сушу рыбы, и перемещались по верёвочному коридору к нужному нам шлюзу, к которому был пришвартован наш космический паром.

Забравшись внутрь, я огляделся. Кабина парома представляла собой узкий цилиндр с крошечными окошками и мягкой обивкой на стенах. На узкой тропинке пола были закреплены в два ряда странные кресла с подлокотниками — словно в огромном стоматологическом кабинете. Из исторических драм я помню, что такие кресла раньше стояли в самолётах.

В носу, огороженном пластиковой перегородкой, находилось место «пилота». Забегая вперёд, могу сказать, что за всё время нашего перелёта пилот ничего не делал, погрузившись в игровую реальность: всю работу по пилотированию выполнял искин корабля, тогда как пилот был не более чем мерой предосторожности. Сомнительной мерой — как по мне, надёжность искина много выше человеческой.

Протиснувшись по узкому проходу между кресел, я занял место у одного из маленьких окон. Обзор загораживала решётчатая стена дока, вдоль ячеек которой вились кабеля и трубопроводы. Как и всё в открытом космосе, её ячейки были либо ярко освещены слепящим солнечным светом, либо были скрыты угольно-чёрной тенью.

От этого контраста рябило в глазах, но не успел я закрыть иллюминатор шторкой, как заработали укреплённые в хвосте парома газовые сопла, выпустив поток сжатого газа. Их дробные щелчки напомнили мне о посещении стрелкового тира.

Стенки дока дрогнули, начав с постоянно ускоряющейся скоростью двигаться вдоль окна. Я прижался к стеклу, рассчитывая увидеть «Спасение Жизни» — но в первые секунды полёта видел только непроглядную тьму космического пространства.

Не успев расстроиться, я снова услышал щелчки газовых клапанов. На этот раз звук, казалось, исходил прямо из-под моего кресла — включились двигатели ориентации, развернувшие паром боком, слегка раскрутив его вдоль продольной оси. Этот манёвр не имел практического значения, за исключением предоставленной нам возможности восхититься зрелищем межзвёздного корабля.

Конечно, все мы видели множество изображений и схем, которые, как оказалось, совершенно не передавали и доли величественности оригинала. Мы проплывали под невообразимо огромной, неровной поверхностью, похожей одновременно на брюхо кита и на допотопный дирижабль, замерев от благоговейного почтения.

Конечно, среди наших орбитальных поселений имеются гораздо большие конструкции, но они, по большому счёту, являются не более чем обрамлённой сталью воздушными пузырями, тогда как здесь сдержанная мощь чувствовалась в каждой складке, в каждой трещине и метеоритной выбоине.

Этот грубо обработанный кусок камня преодолел огромные расстояния, его поверхность озаряли лучи других солнц. Корабль Оликс представлял собой застывшую историю. В этот момент я впервые позавидовал его обитателям: путешествовать среди звёзд на собственной искусственной планете — что может быть прекраснее?

История звёздного корабля началась много тысяч лет назад, с астероида в далёкой звёздной системе. Люди, с их технологией молекулярного связывания, просто добыли руды и минералы, использовав очищенную массу, чтобы построить цилиндрический или торообразный корабль.

Оликс использовали более грубый способ: они срезали рыхлые, покрытые кратерами внешние слои, вырезав из твёрдого астероидного ядра гладкий цилиндр, сорока пяти километров длиной при двенадцати километрах в диаметре.

Проплывая вблизи от его обшивки, я не мог не поразиться её удивительной сохранности — несмотря на путешествие в тысячи парсеков и лет, она сверкала зайчиками на изломах камня, словно каменный уголь под потоком солнечного света.

Поверхность корабля была защищена ударным экраном — во время межзвёздного путешествия корабль создавал перед собой огромное плазменное облако, уничтожающее любые частицы, с которыми мог столкнуться корабль на скорости в двадцать процентов от скорости света.

Мы летели настолько близко к поверхности, что я мог разглядеть расположенные на передней части корабля генераторы магнитного поля, удерживающие частицы плазмы на месте — они выглядели как приклеившиеся к скале золотые ракушки.

От созерцания меня отвлекли выстрелы газовых клапанов, раздающиеся с носа парома. Наше короткое путешествие подходило к концу — мы добрались до расположенной с противоположного конца звёздного корабля шлюзовой камеры Оликс.

Подобно шлюзовому узлу земной станции, вход в корабль Оликс представлял собой расположенный по оси корабля диск. В отличие от вращающегося корабля, он оставался неподвижным, обеспечивая возможность стыковки для подобных нашему паромов. Я невольно улыбнулся, отмечая схожие с земными технические решения и узлы — инженеры выдают похожие технические решения, вне зависимости от того, какую форму имеет их тело (тела).

Большая часть шлюзовых люков использовалась для снабжения корабля электроэнергией — для получения антиматерии её требовалось огромное количество. Оликс получали её через снабжённые крошечными энергетическими порталами земные модули, парящие в вакууме перед люками. Удерживающие их на месте ионные двигатели сияли синими колючими лучами, бросая всполохи на соединяющие их с кораблём Оликс толстые жилы сверхпроводящих кораблей.

Если опустить гуманитарные соображения, покупка электроэнергии была единственной причиной контакта Оликс с Солнечной системой. Для них мы были всего лишь крохотным эпизодом в невероятном путешествии к концу Вселенной. Оликс уже посетили тысячи звёзд и посетят десятки тысяч, а может быть и миллионы в будущем, перед тем как встретятся лицом к лицу со своим Богом в Конце Времён.

Каждая звёздная система, с которой они сталкивались, являлась всего лишь остановкой для пополнения запасов между рейсами, возможностью купить (или получить в дар) местные ресурсы для ремонта «Спасения Жизни» и произвести достаточно нового антивещества, чтобы отправиться вперёд — к новым мирам.

Дело в том, что разгон такого здоровенного корабля требует энергии. Много энергии. Все известные нам процессы, когда-либо придуманные человеческими физиками для создания антивещества, были ужасно неэффективными, превращая в антивещество всего один или два процента от затраченной энергии.

Оликс не делали тайну из того, что их преобразование всего лишь незначительно эффективней. Но низкая эффективность не делает процесс накопления антивещества невозможным — просто на него потребуется больше времени и энергии. К счастью Оликс, в Солнечной системе у них было и то и другое. Прибытие звёздного корабля было величайшим благом, которое когда-либо знали энергетические корпорации Солнечной системы — Оликс несли им каждый доллар, полученный от продажи клеток кселл. Каждый пятый солнечный колодец снабжал Оликс энергией — и эта доля постоянно росла.

Подлетающий к шлюзу паром, тем временем, погасил остатки скорости, выпустив последний залп из передних газовых сопл. В следующую секунду раздалась серия металлических щелчков, сменившихся лёгким шипением, — мы пристыковались к шлюзовой камере.

Люк, расположенный в носу корабля, распахнулся до того, как я успел отстегнуть ремни. Внутреннюю часть кабины заполнил воздух «Спасения Жизни» — чуть более прохладный, чем мы привыкли, полный странного, непривычного аромата.

Технические решения осевого дока также были схожи с земными, тогда как внутреннее убранство разительно отличалось — стены были увиты живыми лианами с восково-пурпурными листьями, обвивающими стойки конструкций. Мы словно оказались в захвативших старинный город диковинных джунглях: по коридорам порхали напоминающие пушистые шарики птицы с крохотными крыльями, похожими на плавники, которых было, естественно, пять штук — биология Оликс тяготела к пятилучевой симметрии.

Восторженно оглядываясь по сторонам, мы выбрались из вращающегося шлюза. Вестибюль приёмной камеры Оликс представлял собой внушительную полусферу, вырезанную из скалы, с неровной поверхностью, покрытой тусклым топазовым мхом. У её основания находились десять широких лифтовых дверей, сделанных из чего-то вроде глянцевого дерева медового цвета.

Около одной из них нас ждал Оликс, твёрдо стоящий на покрывающем пол мху — приклеившись к поверхности словно на липучках.

«Оно запрашивает разрешение на голосовой звонок», — оповестил меня электронный ассистент Санджи.

— Добро пожаловать! — раздался в ушах голос. — Меня зовут Эол, а это тело — Эол-2. Пожалуйста, проводите меня до нашей первой биокамеры. Я уверен, что вы предпочитаете повышенную гравитацию.

В ответ раздался нестройный хор благодарностей. Следуя за нашим проводником, мы переместились в лифт, который, громыхая и лязгая, отправился в путь.

Оказавшийся воистину бесконечным, лифт двигался медленно. Путь до дна четырёхкилометровой биокамеры казался нескончаемо долгим, а похожий на запах специй инопланетный запах, который мы ощутили сразу по прибытии, усиливался с каждым пройденным метром, становясь навязчивым.

Понимая наши трудности, Эол-2 старался как мог развлечь нас, ведя светскую беседу. Получалось плохо — подавленные избытком впечатлений, мои спутники предпочитали отмалчиваться.

Когда двери лифта наконец распахнулись, мы оказались в длинном каменном туннеле с покрытыми мхом стенами и освещённом расположенными на уровне пояса ярко-зелёными полосами. Тяготение составляло около двух третей земного с практически отсутствующей силой Кориолиса — что позволило мне облегчённо вздохнуть.

Было заметно, что Оликс приложили немало усилий, чтобы их гости чувствовали себя как дома. Расположенные на террасе, внутри огромного пузыря первой биокамеры, наши жилища напоминали мне осовремененные юрты: вместо того чтобы обтягивать раму тяжёлой тканью, Оликс использовали своё вездесущее дерево, порезанное на тонкие листы — доски, уложенные на геодезический каркас, как черепица на крыше. Мебель тоже была собрана из сплошных кусков дерева, представляя собой коллекцию слегка сюрреалистических скульптур, выполненных в стиле кубизма.

Внутренняя поверхность юрты была декорирована сплошным ковром из подобных орхидее растений, опускающих свои украшенные тёмными цветами побеги вниз. Их сладкий аромат показался мне приятнее, чем густой запах пряностей, присущий атмосфере «Спасения».

Наш радушный хозяин, Эол-2, показал нам дома, предложив посвятить вечер медитации и восстановлению сил. Воспользовавшись его советом, мы разошлись по домам.

Оставшись один, я распаковал свой мешок для стирки и отправился в ванную комнату, отделённую занавеской от основного помещения. Задёрнув её, запустил быстрое сканирование на предмет электронного наблюдения — не обнаружил ничего интересного.

Впрочем, это ничего не значило. Оликс предпочитали биотехнологические решения. Оглядевшись, я хмыкнул: несмотря на то, что вся мебель, как и сама юрта, была собрана из местных материалов непосредственно на корабле, душевая стойка, ванна, туалет и раковина были привезены с Земли, что было довольно забавно.

Стянув рубашку, я освежился — сполоснул торс и побрызгал подмышками одеколоном. Видимо, по неопытности я использовал слишком много ядрёного состава, заполнив весь дом сильным синтетическим ароматом. После чего поскучал несколько минут, выстроив в ряд флакончики на полках и наполнив пару стаканов водой из-под крана.

По моим подсчётам, этого времени должно было хватить, чтоб содержащиеся в одеколоне анестетики парализовали нервные волокна в цветущих растениях на потолке.

В рамках подготовки к моей миссии, предыдущие агенты собрали образцы растущих в юрте растений для анализа, обнаружив странные токопроводящие волокна, идущие вдоль стеблей растений. Несмотря на то, что мы так и не разобрались, как работает эта схема, стало очевидно, что пространство внутри юрты находится под наблюдением.

Эйнсли, помнится, радовался находке как ребёнок — надо же, она подтверждает его теорию о том, что Оликс вовсе не такие безобидные простачки, за которых себя выдают. Я же всегда считал, что путь в тысячу солнц невозможно осуществить, не предпринимая элементарных мер безопасности. Поставить точку в вопросе — является ли слежка за посетителями частным примером злокозненности пришельцев или же это разумная мера предосторожности против агрессивных дикарей, сующих свои носы куда не следует, — должна была эта миссия.

Обеспечив себе, таким образом, некоторую приватность, я присел на корточки, душераздирающе вздохнул и вытащил из себя биопакет. Анальная полость человека использовалась контрабандистами для перевозки тайных грузов на протяжении большей части нашей истории. Я безмерно горд тем, что сумел пронести эту славную традицию в век космических перелётов.

Не без труда — поверхность пакета была специально сделана скользкой — я разделил его на две половины, опустив части в заранее подготовленные стаканы с водой.

Осталось сделать последний штрих. Вытащив из своей маленькой аптечки шесть таблеток от несварения желудка, я положил по три в каждый стакан, с удовлетворением посмотрев, как они вспениваются на поверхности, быстро растворяясь в воде.

В случае чего эти таблетки можно было бы съесть — хотя не думаю, что они хоть как-то могли повлиять на расстройство желудка. Зато они содержали вещества, превращающие воду в идеальный питательный раствор. В них также содержался гормон, запускающий рост яиц.

Эта фаза должна была длиться сутки.

Я спрятал стаканы в шкаф под раковиной, сбрызнув ещё раз одеколоном тщательно вымытые руки — используя его на этот раз по прямому назначению. После чего натянул свою любимую гавайскую рубашку и вышел из юрты с целью скрасить вечер беседой с остальными делегатами.

* * *

Расположенные внутри «Спасения Жизни» биокамеры представляли собой овоиды размером восемь километров по своей оси и четыре километра в диаметре в самой широкой части. В первом из них, в котором мы сейчас находились, в центре висел заменяющий солнце огромный светящийся шар, сияющий тёплым, слегка оранжевым светом.

Создаваемые людьми космические поселения, как правило, формировали ландшафты на внутренней поверхности цилиндра, оставляя торцевые стены свободными. В отличие от нас, биосферы Оликс были полностью покрыты растительностью.

Наш лагерь находился на опушке инопланетного леса — одновременно и похожего и отличного от земного. Деревья с мясистыми листьями пурпурного оттенка в этом лесу не вырастали до тех размеров, которые вы нашли бы в земных лесах, и не имели привычного природного разнообразия — все одного вида.

Их ветви ловко переплетались друг с другом, становясь опорой для десятков более мелких растений, таких как цветущие орхидеи-лианы, подобные растущим на потолке моей юрты. Их цветы, наряду с виноградными лозами и рваными нитками висящего мха, свисающими с ветвей словно бахрома, создавали уютный полумрак.

Почва под деревьями была покрыта мягким, жёлтым мхом, расцвеченном разноцветными пятнами, словно замысловатый мозаичный ковёр, в складках которого текли маленькие ручейки, впадающие в заросшие тростником прудики, проглядывающие среди деревьев.

На мой взгляд, лес скорее напоминал выставку гигантских бонсай, чем что-то природное. Рукотворные ландшафты наших орбитальных поселений кажутся мне многократно более естественными, уж простите меня за подобный оксюморон.

И это при том, что люди, создавая «дикую природу», использовали бы целую армию киберсадовников, тогда как Оликс предоставляла своим искусственно сконструированным организмам существовать в симбиозе. То есть, конечно, взаимодействовать, дополняя друг друга в соответствии с заложенной в них программой.

Маленькие птицы, напоминающие переросших стрекоз, гудели в листьях, собирая нектар из цветов и выщипывая засохшие листья. Эти листья падали на мох, привлекая странных, похожих на выросших до размера кота улиток, которые скользили по земле в поисках опавшей листвы, оставляя за собой плёнку природного удобрения.

Ещё во время спуска Эол-2 рассказал, что животный и растительный мир этой биокамеры достиг равновесия тысячи лет назад, и при условии бесперебойной подачи энергии будет продолжать жить с минимальным вмешательством до бесконечности. Полагаю, это имеет смысл, учитывая, сколько времени должно было занять путешествие.

Немного прогулявшись по опушке инопланетного леса, мы разошлись по своим юртам, чтоб отдохнуть от насыщенного впечатлениями дня. Вопреки ожиданиям, я уснул, едва моя голова коснулась подушки, не иначе как заразившись ленью от медлительной местной жизни.

На следующее утро, ничем не отличимое, в плане освещения, от вчерашнего вечера, у нас состоялась экскурсия. Сразу после завтрака, приготовленного из замороженных земных продуктов, Эол-2 пригласил нас во вторую биокамеру — куда мы отправились на электромобиле, выглядевшем как кустарная копия земных транспортных средств, существовавших до наступления «Эры шаговой доступности».

Дорога туда вела по проложенному сквозь толщу астероида широкому тоннелю. Двигаясь по нему, я провожал взглядом каждую развилку, каждое ответвление, старательно запоминая путь. Несмотря на анализ множества записей, которые велись с самого прибытия корабля-ковчега, люди так и не смогли полностью нанести на карту лабиринт проходов и пещер, пронизывающих внутренности «Спасения».

Выехав из туннеля на свет, мы оказались во второй биосфере — примерно идентичной, по форме, первой. Разница состояла в том, что климат в ней был более умеренным, сравнимым со средними широтами Земли. Отличался и растительный мир — более скудный по сравнению с джунглями первой камеры.

Проехав всю биокамеру по шоссе, петляющему между холмами, мы углубились в следующий тоннель, ведущий нас в третью, и последнюю, известную нам камеру. Ещё не выезжая из тоннеля, мы почувствовали разницу — третья камера была самой жаркой.

Внутри нас встретила настоящая пустыня — висящий над головой шар искусственного солнца заливал покрытые редкой растительностью песчаные барханы.

— Все три наши биокамеры являются отражением природных зон нашего первоначального мира, — сказал Эол-2, заметив наше удивление. — Мы сохранили их, поскольку ценим природное разнообразие и считаем, что бог, ожидающий нас в конце времён, любит все проявления жизни. Смотрите, разве он не прекрасен?

Говоря это, Эол-2 сорвал растущий на обочине невзрачный цветок, тусклые, серо-зелёные листья которого были покрыты пылью, и словно величайшую драгоценность протянул нам.

— Местами он великолепен, — ответил я за всех, бережно принимая дар. — Мы все потрясены, узнав, что вы, на протяжении многих тысяч лет, бережно сохранили природные условия родной планеты. Расскажите нам, какие природные чудеса ещё таит ваш корабль? Нас ждёт ещё один биосферный заповедник?

— Вынужден вас разочаровать, — певуче провозгласил Эол-2, — это последняя биокамера из имеющихся на корабле. Дальше идут отсеки с оборудованием, необходимым для перемещения нашего корабля и которое не является целью данной экскурсии.

Я оглянулся, читая на лицах коллег-делегатов плохо скрываемые выражения облегчения. Меньше всего им хотелось бродить по залам, полным непонятной техники, слушая нескончаемый монотонный комментарий о силовых соединениях и распределительных узлах.

В отличие от меня. По расчётам, проведённым специалистами нашего отдела, двигательная установка «Спасения Жизни» вовсе не требовала для своего размещения отдельного отсека. Эол-2, как и все Оликс, просто врал нам. Корабль «Спасение Жизни» содержал четвёртую биокамеру.

* * *

Ещё в 2189 наш отдел разместил пять спутников-невидимок в точки розетты Клемперера, в двух миллионах километров от «Спасения Жизни». Они содержали небольшие портальные двери, ведущие к Тевкру, одному из троянских астероидов Юпитера, расположенному в точке Лагранжа L4 впереди планеты.

В то беспокойное для Солнечной системы время Тевкр получил известность как очередная налоговая гавань. Лишь немногим было известно, что на нём располагалась станция, обслуживающая системы наблюдения за «Спасением».

День за днём из расположенных на спутнике порталов выстреливались крохотные, размером с горошину, зонды, летящие по траекториям, ведущим к инопланетному кораблю.

Некоторые их этих зондов пряли тонкие нити из токопроводящей паутины, способные уловить мельчайшие колебания электромагнитного поля внутри корабля, другие были оборудованы детекторами экзотических нейтрино, способных выдать расположение двигательной установки из узла производства антивещества.

Большинство следящих спутников было оборудовано твёрдотельными масс-детекторами с чувствительными микротрансмиттерами, собирающими данные о малейших изменениях крошечного гравитационного поля «Спасения» — которое напрямую зависело от плотности и расположения массы внутри корабля.

Именно эти датчики дали нам первые подсказки, что Оликс вовсе не так открыты и честны, как заявляют: их корабль имел пустоты, которые не могли использоваться для целей, поставленных перед инженерной и двигательной секциями корабля.

Другими словами — корабль Оликс имел секретную полость, размерами примерно в пять километров, информацию о которой хозяева тщательно скрывали от людей. Несложно было догадаться, что эта «тайная комната» является сердцем их подпольной деятельности.

И моей целью.

* * *

Разговор продолжился, когда наша делегация снова собралась в высокой беседке, задрапированной фиолетовыми виноградными лозами. Мы сидели, наслаждаясь прохладой, лёгкими закусками и интеллектуальной беседой.

Наш радушный хозяин, Эол-2, полулежал, подогнув свои ножки, на широком, предназначенном специально для него диванчике, похожем на огромную водную черепаху.

— Смею надеяться, что тур оказался для вас информативным, — прозвучал в моих ушах его синтезированный голос. — Вы убедились, что несмотря на все различия, наши культуры имеют много общего.

Собравшиеся миссионеры послушно закивали.

— У вас есть три отдельные биокамеры, — начал старший из представителей католической церкви, мужчина средних лет, в красной кардинальской мантии. — Означает ли это, что ваша культура также разделена на отдельные группы?

— Я понимаю ваш интерес к различным культурным фракциям, — сказал Эол-2, — но вынужден вас разочаровать: все наши культурные различия давно остались позади. Сейчас Оликс представляет собой единое общество — монокультуру.

— Я правильно понимаю, — навострился миссионер, — в вашем первоначальном мире всё-таки были разные культуры?

Прихлёбывая горячий эспрессо, аромат которого практически не чувствовался из-за вездесущего запаха специй, я наблюдал за лёгкой дрожью, всколыхнувшей средние части телесной юбки Эола-2. Некоторые ксенопсихологи, изучающие Оликс, считали, что это признак лёгкого раздражения. Другие, правда, считали эту дрожь аналогом снисходительной улыбки.

— Мы не вспоминаем то, что оставили позади, — торжественно сказал Эол-2, — потому что мы смотрим в будущее, а не в прошлое. Для нас очевидно, что любой разумный вид, рано или поздно приходит к единой жизненной философии. Всё ваше разнообразие — историческое следствие вашей разобщённости, того, что в момент созревания вашей культуры вы не имели средств связи.

В этом нет ничего плохого. Вы молоды, и можете потратить время и ресурсы, потребные для создания множества конкурирующих культур. Это хорошо и правильно. Но правильно и то, что после текущего периода чрезвычайного физического и политического разнообразия, вы выберете одну культуру, самую жизнеспособную, которая будет распространяться и адаптироваться, и в конечном итоге поглотит и переварит все остальные культуры.

Нет никаких сомнений, что рано или поздно вы будете жить в рамках единой монокультуры. Уже сейчас, наблюдая за тем, как обязательные межправительственные договоры объединяют ваши правовые системы, мы видим ростки этого будущего единого объединения.

— Выходит, что наши религии тоже сольются? — недоумённо спросил кто-то с задних рядов, вызвав сдержанные смешки.

— Всё на свете сольётся в конце времён, когда все мысли и деяния объединятся в великом коллапсе пространства-времени. Перед этим великим слиянием меркнут все события, произошедшие, происходящие и те, что ещё не произошли, но обязательно произойдут в будущей истории вселенной.

Бог одновременно един и многогранен. Вы, люди, уже благословлены тем, что стали свидетелями фрагментов окончательного слияния, которые легли в основу всех ваших религиозных верований, интерпретируемых по-разному. Мы понимаем вас, так как испытали что-то подобное, на заре наших дней, сразу как были одарены разумом.

Если вам повезёт, если вы останетесь открытыми для Божественного, каким вы кажетесь, вы можете услышать шёпот Бога. Я верю, что вы уже это ожидаете. Второе пришествие. Судный день. Откровение. Нирвана. Реинкарнация… Всё это отголоски грядущего слияния. Так много концепций Бога уже доступно вашему пониманию.

Осталось сделать последний шаг. Признать, что будет только один Бог в конце и что Его Истинная Форма будет открыта всем, кто сумеет добраться до его обиталища…

— Будет очень невежливо, если я скажу Эолу-2, что конец времён отменяется? По последним научным данным вселенная стабилизируется и будет существовать вечно.

Мне с большим трудом удалось удержаться от громкого смеха.

— У меня есть вопрос, — прошамкал пожилой имам, похожий на волшебника старик с белоснежной бородой, безупречно отглаженной чёрной мантией и крючковатой тростью в руках. — Вы утверждаете, что находитесь в паломничестве к концу времён. Если да, то приветствуете ли вы людей, которые могут пожелать присоединиться к вам?

— Конечно! — радостно провозгласил Эол-2. — Но это не простой путь. Нам придётся адаптировать вашу биологию, чтобы обеспечить бессмертие — без этого вы не дождётесь конца времён. Наши клетки кселл могут справиться с этой задачей, но нам предстоит проделать значительную работу, прежде чем эта цель будет достигнута.

— Следует ли из этого, что вы сами уже бессмертны? — спросил имам.

— Все биологические тела смертны, — сказал Эол-2, — и наши тела тоже. Но тела — не более чем сосуд разума. Меняя тела, мы остаёмся неизменными и можем, таким образом, существовать вечно.

— А у вас вообще бывают дети? — поинтересовался Науэль.

— Когда-то были. Сейчас нет. Физически и духовно мы созрели настолько, насколько это возможно. Как вы бы сказали, мы достигли конца нашей истории. Вот почему мы начали наше великое путешествие — в этой вселенной нам больше не к чему стремиться.

— Мне трудно в это поверить, — сказал кардинал. — Вселенная нашего Бога обильна и безгранична!

— Мы уже знаем всё, что нужно знать об этом творении. Поэтому мы хотим узнать, что будет дальше.

— Дальше?

— Позже. Ожидающий нас в конце времён Бог окинет взором историю вселенной, взвесив и измерив всё хорошее и плохое, что в ней было. И создаст новую, улучшенную вселенную из того хаоса, в который, к тому времени, превратится всё и вся. Это будет настоящий воплощённый рай. Разумеется, в новую вселенную он пригласит своих верных последователей, — добавил Эол-2, скромно потупившись, — то есть нас.

— Это обещание прижизненного рая подозрительно смахивает на трусость, — взмахнул рукой имам. — Выглядит так, словно вы боитесь умереть, вверив свою посмертную судьбу своему богу.

— Вот кто бы говорил! — Несмотря на синтетический голос, чувствовалось, что Эол-2 не на шутку раздражён. — Бессмертие, простирающееся через эту жизнь и в следующую, и дальше, и опять, — единственная цель, к которой может стремиться зрелый разум. Ваше отрицание не более чем показатель незрелости. Отсутствие наличия готовности следовать по пути, по которому мы идём к встрече с богом. Чтоб двигаться с нами — вам придётся повзрослеть.

— А остальные взрослые? — ядовито заметил имам. — Где они? Вы путешествовали бесчисленное количество тысячелетий, посетили тысячи звёзд. Почему никто другой не присоединился к вашему паломничеству?

— Увы, это самое печальное открытие, совершённое нами за время нашего путешествия. Мы узнали, насколько редка жизнь в этой галактике. А разумная жизнь — самая редкая из всех. Мы много раз слышали слабые голоса цивилизаций, когда они поднимались и падали. Очень немногим удаётся достичь той стадии, которой вы достигли.

Обычно всё, что мы находим, — древние руины, населённые утратившими разум потомками великих цивилизаций, ютящихся под светом остывающей звезды. Вот почему мы счастливы, встретив вас — разумный и деятельный вид, самое драгоценное сокровище в галактике. Наши учёные рассчитали, что встречи, подобные этой, могут случиться не более дюжины раз за всё время нашего полёта.

— Предсказание будущего на основе статистики, — ровным тоном сказал кардинал, — у нас считается недостоверным.

Краем глаза я заметил, как губы имама подёргиваются в тайном удовлетворении.

— А у вас есть записи о погибших древних цивилизациях на планетах, которые вы посетили? — с горящими от любопытства глазами спросил Науэль. — Я был бы счастлив их увидеть.

— Я спрошу у наших учёных, — произнёс Эол-2. — Боюсь, правда, что они будут небольшими — наш взгляд направлен в будущее, а не в прошлое.

* * *

— Ну и что ты думаешь обо всём этом? — спросил меня Науэль за ужином в тот же вечер.

— Думаю, что нам нужен астрофизик, чтобы разобраться с концом вселенной, — усмехнулся я.

Мы сидели в беседке, держа в руках тарелки с едой и бокалы. После дискуссии, закончившейся всеобщей перепалкой, в которой все высказывали свои версии относительно конца света, Эол-2 покинул нас, пообещав вернуться на следующий день.

Мы же, бесплодно проспорив ещё несколько часов, постепенно перебрались в кухонную зону, где обрели… нет, не спасение с просветлением, а внушительный набор земных закусок и лёгкого алкоголя.

Перед тем как покинуть нас, Эол-2 сообщил нам планы на завтра: большую часть времени мы должны будем знакомиться с планами Оликс по организации паломничества к концу времён, их философией, а также ознакомимся с подробным анализом благ, которые получим, когда (и если) достигнем вместе с ними обещанного конца всего. Дискуссия, во время которой Оликс могли ознакомиться с нашими теологическими предположениями, также была предусмотрена планом, но выглядела скорее данью вежливости, чем реальной возможностью.

— Да всё это уже переговорено тысячу раз, — вздохнул Науэль, оторвавшись от кружки со слабоалкогольным сидром. — Нет никаких объективных свидетельств, подтверждающих теорию Оликс о цикличности вселенной.

— Тоже этого не понимаю, — продолжил я, делая глубокий глоток из своей кружки. — Оликс достигли технологического уровня, который позволил им построить «Спасение Жизни», и Бог знает сколько других кораблей. Им хватает решимости и рассудительности, чтоб сотнями и тысячами лет странствовать по вселенной. И при всём этом — они не могут предоставить нормальное научное доказательство того, что вселенная будет развиваться согласно циклической теории.

— А что не так с теорией цикличности? — повернулся ко мне кардинал. — У нас есть достаточно свидетельств космологического фонового излучения, чтобы подтвердить Большой взрыв, который сам по себе является аргументом против теории устойчивого состояния.

— Большой взрыв подтверждает только большой пшик, — сказал я. — Эта модель развития вселенной заканчивается не концом всего, а банальной тёплой смертью — когда выгорают все звезды и всё такое. Не думаю, что Оликс, говоря о конце времён, имели в виду эту кашу.

— Значит, их богу нужно будет преодолеть состояние максимальной энтропии, — произнёс кардинал. — Сотворить что-то вроде акта творения в миниатюре. Не сотворить, но перезапустить вселенную.

— А вот и теорию виртуальности подвезли, — вздохнул Науэль.

— Сорок два, — усмехнулся кардинал.

— В смысле? — спросили хором мы с Науэлем.

— Ну, это такая старая шутка, — ответил кардинал, — про заранее известный ответ на неизвестный вопрос.

— Вот и я о том же, — возмутился Науэль. — Всё, что Оликс делают, базируется на теории цикличности, но они не предоставили ничего, чтобы доказать её правильность. При этом они умны, рациональны и целеустремлённы — что, пусть и косвенно, но убеждает меня в том, что доказательство этой теории у них есть. Но они нам его почему-то не предоставляют. Хотя очевидно доброжелательны и открыты.

— Для того чтобы отправиться в путь к богу, вовсе не нужны доказательства, — сказал кардинал, обняв нас с Науэлем за плечи. — Разве не так, дорогие мои коллеги?

— Бинго, — мрачно ответил Науэль.

* * *

Потолкавшись среди окружавших столы делегатов с полной сидра кружкой, я удалился в юрту, икая и слегка пошатываясь, словно неожиданно захмелел. Войдя внутрь, подошёл к туалетному столику, чтоб освежиться. Но не рассчитал силы, разлив одеколон по столу.

Выждав пару секунд, чтобы средство подействовало, я осторожно открыл дверцы шкафчика, где меня уже ждали пять сотен мух, вылупившиеся из пронесённых мной яиц. Выстроившись ровными рядами, они были полностью готовы к работе — они поглотили большую часть питательных веществ из стаканов и перебирали лапками от нетерпения.

Ну, по крайней мере, мне так показалось.

Я тут же приказал Санджи включить мигалку. Встроенная в мой глаз крошечная линза сразу начала светить ультрафиолетом на замерших в ожидании команд искусственных насекомых. Да-да, мои крохотные помощники были не чем иным, как продвинутым продуктом генной инженерии — помимо собственно части насекомых, их восьмибуквенная ДНК содержала инструкции по выращиванию нейропроцессора, заменяющего им мозг.

Мой ультрафиолетовый импульс активировал их, вызвав полную загрузку управляющей программы, которая заняла около секунды. В ответ мушки активировали свои излучатели, слившись в единый рой.

Я просмотрел передаваемый ими отчёт: из яиц вылупилось больше 90 процентов, количество дефектных особей меньше 2 процентов, запасы энергии 99.9 процентов. По факту, у меня имелся полностью готовый к работе инструмент, способный обнаруживать квантовую запутанность, неизбежно сопровождающую создание порталов.

По отдельности, каждый элемент роя мог обнаружить запутанность на очень коротком расстоянии — всего два метра. С учётом коллективной работы этот показатель увеличивался на пару порядков.

Дело оставалось за малым — доставить рой в область, где, как мы подозревали, располагались порталы в гипотетическую четвёртую биокамеру. Работы на пятнадцать минут — войти и выйти.

В следующую пару минут я разобрал свой чемодан. Снятые мной ручки и декоративные накладки казались кучкой безобидных стержней и колец — но собранные в правильной последовательности, они превратились в монтажные инструменты — плоскогубцы, гаечный ключ, отвёртка…

Сняв, при помощи их, панель со стороны ванны, я принялся отвинчивать шурупы, крепящие крышку люка под ней. Как и вся остальная ванная комната, эта панель была изготовлена людьми — что объясняло наличие земных шурупов — крайне низкого качества, с проржавевшими головками.

Справившись с ним за несколько минут, заполненных кряхтением и стонами, я снял крышку. Зияющее передо мной отверстие, скажем прямо, было невелико. Пробираться через него, несмотря на всю мою гибкость, будет непросто. А также больно и довольно унизительно.

Полностью раздевшись, я вытащил из багажа свой спортивный костюм. Как и любой другой фанатик фитнеса, я не жалел денег на снаряжение — спортивный костюм, состоящий из нескольких слоёв умной ткани, был лишь немногим проще лёгкого скафандра.

Сейчас мне нужен нижний слой — облегающий тело, словно тонкий гидрокостюм. Вместе с капюшоном, перчатками, умными «солнцезащитными очками» и фильтрующей маской, костюм полностью скрывал поверхность моего тела. Натянув комбинезон, я дал команду Санджи активировать систему маскировки.

Через долю секунды поверхность ткани вспушилась мириадами углеродных нанотрубок, став абсолютно чёрной. Слово «абсолютно» здесь означает, что комбинезон приблизился по характеристикам к недостижимому в реальности физическому абсолюту — «абсолютно чёрному телу». На практике это означало, что ткань поглощала обширный участок электромагнитного спектра, существенно затрудняя наблюдение с помощью радара или лазерного сканирования.

Тепловое излучение также принималось в расчёт — расположенные внутри комбинезона ленты тепловой батареи обхватывали руки, ноги, позвоночник, шею и череп, собирая и поглощая выделяемое человеческим телом тепло в эндотермической химической реакции. Их ресурса должно было хватить как минимум на десять часов, на протяжении которых поверхность костюма была термически нейтральной.

Без лишней скромности могу сказать, что в этом костюме-невидимке я походил на ожившее ничто, дыру во Вселенной в форме человека.

Надев умные «солнцезащитные очки» и затянув капюшон, я сделал глубокий выдох. Скользнул рыбкой в отверстие, подняв правую руку вверх и перекосив плечи. На несколько мучительных секунд мне показалось, что земные агенты, замерявшие отверстие во время прошлых миссий, ошиблись на пару сантиметров, но потом у меня пролезла голова.

Дальше всё пошло как по маслу. Протиснувшись сквозь люк, я повис на руках и спрыгнул в санитарный тоннель. Ведомые Санджи, за мной в люк влетели все пять сотен моих крошечных мушек-помощников.

Санитарным этот тоннель назывался потому, что был забит изготовленным людьми оборудованием, стерилизующим поступающие из расположенных вверху юрт стоки из душевых кабин и туалетов. Твёрдая фракция отходов паковалась в пакетики с целью утилизации в космосе, а вода поступала обратно, в основной экологический круговорот «Спасения Жизни».

Эту трубу я и искал.

Пол отсека был выложен массивными, похожими на крышки гробов, каменными плитами. Найдя нужную плиту, я постучал по ней костяшками пальцев. Внешне она выглядела неповреждённой, но я знал, что мои предшественники, агенты, которых мы посылали раньше, успели распилить её на несколько фрагментов со скошенными углами.

Я нашёл нужную трещину и вставил в неё лезвие своего универсального инструмента, вытягивая спрятанную петлю. Ухватившись за неё, с силой потянул плиту на себя. Несмотря на всю свою немыслимую тяжесть, плита поддалась, открывая ведущий вниз провал.

Вытащив её, я спрыгнул в высеченный в скале служебный тоннель. Оказавшись внизу, осмелился ненадолго включить фонарик и осветить стены, по которым вились гибкие белёсые кишки труб. Сквозь полупрозрачную оболочку некоторых из них можно было видеть ленивый ток передвигающейся толчками жидкости, в других были проложены практически неотличимые от земных силовые электрические провода, перемежающиеся пучками чего-то похожего на оптоволокно.

Я выключил фонарик. Полученных данных было достаточно, чтобы Санджи рассчитал виртуальную модель тоннеля, выбрав для меня оптимальный путь среди хитросплетения труб, подсветив золотым сиянием участки, на которых я опасно приближался к узлам, контролирующим, по одной из теорий, бесперебойную работу находящихся в тоннеле систем.

Перед тем как начать движение, я разделил свой рой мушек на две части. Одна, небольшая часть, должна была следовать за мной с целью предупредить о крайне маловероятном случае появления хозяев, занимающихся техническим обслуживанием тоннеля. Остальные с лёгким жужжанием выдвинулись вперёд, обдав меня слабым дуновением ветра сотен крылышек.

Я отправился вслед за ними, легко лавируя между склизкими трубами. Идущий вперёд тоннель изгибался и вилял — то спускаясь вниз, то взлетая вверх почти отвесным склоном. В этом случае мне приходилось вставать на четвереньки, активируя усыпанные крошечными шипами пластины на локтях и коленях.

Посланные вперёд мушки разведывали путь — на каждом перекрёстке рой делился, исследуя оба пути. Поначалу всё было просто — все найденные ответвления заканчивались тупиками всего через несколько десятков метров, но по мере углубления в недра корабля мне стали попадаться перекрёстки, с которыми рой уже не мог справиться.

В этом случае мне приходилось выбирать один из путей, основываясь на удаче и показаниях инерционного компаса. Пять раз эта тактика меня подводила, заставляя возвращаться назад, когда тоннель, по которому я бежал, неожиданно заканчивался тупиком или уходил в сторону от направления к кормовой части корабля.

По мере углубления в недра корабля густая путаница труб постепенно редела, сходя на нет. В таких тоннелях я мог бежать трусцой, дав команду мушкам приземлиться на одежду. Без этого я бы ни за что не успел вернуться к утру в свою юрту.

Миновав, по расчётам Санджи, третью биокамеру, я начал искать путь наверх. Вскоре на моём пути стали попадаться крупные транспортные туннели, по которым двигались машины. В этом случае я отступал обратно в тоннели, ища обходные пути.

Но потом просто махнул рукой — отведённое на разведку время истекало, а до того места, где по нашим предположениям могла находиться четвёртая биокамера, оставалось ещё тысячу двести метров. Найдя транспортный тоннель, ведущий в нужном мне направлении, я взвесил все риски.

Фрагменты роя, отправленные мной на разведку, сообщали, что не обнаружили никаких движущихся предметов. Набравшись смелости, я выглянул из лаза и горестно вздохнул: стены транспортного тоннеля были полностью покрыты слоем тускло светившегося биолюминесцентного материала. На этом фоне мой угольно-чёрный комбинезон будет бросаться в глаза.

Единственная возможность укрыться — неравномерно расположенные тёмные боковые тоннели. Получив от роя оповещение о движущемся транспорте, я должен был стремглав промчаться к ближайшему из них. Конечно, я был в хорошей форме и прошёл несколько генетических процедур, но уже успел порядком устать. Кроме того, сила тяжести на «Спасении» составляла две трети от земной, что тоже не способствовало бегу.

Тщательно взвесив все плюсы и минусы, я решил рискнуть. В том числе и потому, что в противном случае мне пришлось бы бесславно вернуться, передав возможность узнать тайну следующему агенту.

Сделав несколько глубоких вдохов, я побежал.

Между мной и местом, где, по моим расчётам, начиналась четвёртая биокамера, было три боковых тоннеля. Добежав до первого, я скрылся во тьме, дыша как загнанная лошадь. Минута семнадцать секунд, если вам так интересно. Не упал я только потому, что мне нужно было бежать дальше.

Дождавшись змеившегося за мной длинного хвоста из отставших от меня мошек, я бросился бежать дальше. Осмелев, пробежал мимо второго ответвления не снижая скорости — за всё время пути так и не увидел ни одной движущейся машины.

Подбегая к третьему ответвлению, я твёрдо решил дать себе небольшую передышку, но передумал, увидев яркий свет в конце тоннеля. У меня словно открылось второе дыхание — так что последние четыреста метров я пробежал чуть ли не быстрее, чем первые.

Окончательно потеряв осторожность, выбежал из тоннеля и стянул умные очки, закрывая глаза от яркого света рукой. Очень скоро я узнаю, какие страшные тайны скрывают тут Оликс!

К счастью, никто не дежурил у входа в тоннель. Когда мои глаза привыкли к свету, огляделся. Я стоял на крохотном пятачке дорожного покрытия, со всех сторон окружённом дикими джунглями. Климат биокамеры примерно соответствовал первой биокамере, но растительность выглядела дикой, буйной и неухоженной.

Вспомнив, что стою на виду, я поспешил скрыться под пологом густой зелени, отправив рой своих мушек на поиски жизненных форм. Получив первые данные, облегчённо выдохнул. В поле зрения, расширенного роем до пузыря в сотню метров, находились десятки птиц, сотни крупных, улиткоподобных слизней, но не было больших хищников.

Найдя удобное укрытие в тени сломанного ствола, я уселся на землю, отправив часть роя на дальнюю разведку. Санджи уже успел разработать схему, по которой должны двигаться мушки, чтобы бегло обследовать территорию в поисках рукотворных объектов.

Первый из них я заметил сам, без помощи от распределённых сетей насекомьего разума. Заглянув сквозь щель в листьях, увидел просвет, расположенный прямо напротив входа. Осторожно подойдя ближе, я обнаружил поросшую горчично-жёлтым мхом поляну, в центре которой возвышался похожий на клык пирамидальный обелиск в добрую сотню метров высотой. Ума не приложу, как я не заметил его от входа.

Выйдя на поляну, увидел расположенные чуть дальше похожие обелиски. Всего их было пять штук — я никогда не видел ничего подобного. Отойдя обратно к деревьям, направил рой к ближайшему из обелисков, чтобы получить более детальное изображение поверхности…