Спасенная красота. Рассказы о реставрации памятников искусства

Суздаль. Город-музей

Каким необычайно популярным за последние годы стал древний русский город Суздаль. Теперь уже едва ли кто удивится, услышав от собеседника рассказ о поездке по суздальским землям. Каждый выходной день караваны автомобилей по шоссе Москва — Владимир направляются в Суздаль. Из самых отдаленных уголков земного шара в Россию приезжают люди, чтобы увидеть этот город, отдать дань уважения таланту древних художников и зодчих.

Мне на всю жизнь запомнилась первая, давняя встреча с Суздалем. По размытой дождями дороге, что пролегла через бескрайние просторы суздальского ополья, полз допотопный местный автобус. Расстояние от Владимира до Суздаля немногим меньше тридцати километров, но нашему «Росинанту» потребовалось несколько часов, чтобы доставить своих пассажиров в конечный пункт. Моими спутниками оказались жители окрестных суздальских сел, ездившие в областной город по делам. Некоторых из них мне пришлось встречать, приезжая в Суздаль и потом, и теперь я точно знаю, что древний город начинается с этих селян, сумевших сохранить многие привычки и черты характера своих далеких предков. В манере держаться просто, с внутренним достоинством, в умении говорить мягко и благозвучно, в улыбке и в участливом доверчивом взгляде — во всем поведении чувствуется самобытность, родившаяся много столетий назад на суздальской земле. Тонкий знаток Суздаля, историк Милий Достоевский писал, что «суздальцы не считают прошлые века чужими и умеют хранить свою старину». Эти строчки удивительно точно раскрывают историческую судьбу древнего города. Только познав настоящую и прошедшую жизнь обитателей Суздаля, можно проникнуть в суть его культурных и художественных явлений и по-настоящему полюбить старые памятники города.

Когда я вышел из автобуса на базарную площадь Суздаля, меня поразила неподвижная, разлитая вокруг тишина. Все казалось застывшим, словно на фотоснимке из домашнего альбома с видами старых городов. Было около двух часов дня, но площадь выглядела совсем опустевшей, готовой вот-вот погрузиться в сон. Ни один листочек не шевелился на деревьях, облака безмолвно повисли в поднебесье. Четкие формы каменных церквей усиливали впечатление извечности и незыблемости.

Покровский монастырь. XVI—XVIII века.

Не случайно я сейчас вспоминаю о впечатлениях первого дня знакомства с городом. Суздальская тишина — явление вневременное. Она незримо присутствует во всем укладе городской жизни. Тишиной веет от суздальских монастырей и храмов. Вековая тишина стоит на улицах и во дворах суздальских домиков, отражается в их маленьких окошках, украшенных цветами и незатейливыми занавесками. Тихие, задумчивые лики святых изображены на иконах, которые написаны в мастерских древнего Суздаля. Все, даже самые важные торжественные события, происходившие в Суздале, отличались спокойным, сдержанным ходом. Пестрота и внешняя суетливость были далеко, в столицах, а за городской суздальской заставой царила патриархальная тишина, и поколебать ее не могли даже самые неожиданные события и трудности, нередко выпадавшие на долю суздальцев.

Среди древнерусских городов, привлекающих внимание современного путешественника, Суздалю — небольшому старинному городу северо-восточной Руси — принадлежит одно из первых мест. Огромное количество памятников материальной культуры XII—XIX веков, сохранившихся в Суздале, дает полное право называть его городом-музеем. Начало расцвета архитектуры и искусства в Суздале относится к XII—XIII векам. Это период острой борьбы владимирских и суздальских князей за объединение раздробленной и разобщенной Руси. Может быть, именно поэтому большинство суздальских памятников того времени — церкви, иконы, фрески, образцы прикладного искусства и редкие, украшенные первоклассными миниатюрами книги, — отмечены печатью жизнеутверждающего оптимизма, яркостью живописной палитры, удивительной гармонией и стройностью композиции.

К середине XII века Суздаль приобретает черты современной планировки: расширяется и растет укрепленный кремль с Рождественским собором; за рекой Каменкой возводится Дмитриевский собор; в четырех километрах от города в селе Кидекша, на высоком берегу реки Нерли, поднимаются белые стены княжеской резиденции Юрия Долгорукого. Незадолго до нашествия ордынцев возводятся стены Козьмодемьянского и Ризположенского монастырей.

Захват и сожжение Суздаля монголо-татарами надолго приостановили экономическое и культурное развитие города. Однако уже в XIV веке суздальские князья пытаются возродить былую славу и поднять политический престиж Суздаля. Начинается закладка Спасо-Евфимиева и Покровского монастырей, а Рождественский собор в кремле был надстроен и получил пятиглавое завершение.

Максимального размаха суздальское градостроительство достигает в конце XVII века при митрополите Илларионе. Благоустраиваются здания кремля, и в центре его двора воздвигаются Архиерейские палаты. Огромная каменная ограда, кажущаяся неприступной и грозной даже сегодня, окружает Спасо-Евфимиев монастырь. По всему городу строятся первые каменные гражданские здания.

Строительство XVIII века не изменило исторически сложившейся планировки города, ибо архитекторы того времени в основном продолжают традиции древних зодчих. Но именно в XVIII веке Суздаль украсили церкви, по которым мы можем судить о художественной и духовной направленности местной архитектуры.

Музеем Суздаль сделало искусство его талантливых мастеров. Поэтому в его памятниках отразились жизнь и история города. Время сумело объединить тончайшие нюансы и создать этот стройный ансамбль. Каждое здание Суздаля отличается ему одному свойственными деталями. Эти типично суздальские элементы объединены в гармоничное целое чудесным чувством меры и несравненным художественным тактом.

Как осматривать Суздаль? По какому маршруту следовать, чтобы лучше узнать город?

Если человек приехал в Суздаль на один день и торопится к вечеру вернуться домой, у него один выход — знакомиться с памятниками в хронологическом порядке. Тогда у путешественника, по крайней мере, останется в памяти историческая картина становления и развития Суздаля. Люди XX века вынуждены торопиться. Таков ритм сегодняшней жизни, деловой и напряженной.

Но, если вам повезло и в вашем распоряжении есть время, забудьте про экскурсионную систему и смотрите Суздаль свободно, как подскажет настроение. Следуйте только желанию увидеть прекрасное. Идите по городским улицам, не спрашивая у старожилов дорогу. В Суздале невозможно заблудиться. Город распланирован логично и просто. Человек обязательно попадет в нужный ему монастырь, найдет затерявшуюся на окраине церковь, увидит редкой красоты дом. Архитектурные постройки не утомят путешественника запутанными планировками или фантастическими размерами. С любой высокой точки Суздаль великолепно обозревается. И нет ничего прекраснее, чем чувствовать себя своим человеком в этом удивительном городе Древней Руси.

Суздальские впечатления классифицировать, разложить по полочкам невозможно. Часто я задаю себе вопрос, что же мне больше всего нравится, что сильнее всего впечатляет в Суздале? И ответ приходит один — Суздаль. В дивном суздальском ансамбле каждая деталь продумана и ее не выбросишь из общего городского колорита.

Суздальская красота удивительно многогранна и изменчива. Застывшие формы чужды местным зодчим. Одна и та же церковь кажется новой в разные времена года, ее очертания меняются каждый час в зависимости от погоды и движения солнца.

Много раз приходилось приезжать мне в Суздаль, и всегда глаза искали стоящую на крутом берегу Каменки церковь Козьмы и Демьяна, отражающуюся в заросшей осокой воде. Полюбились мне ее изысканные главки, музыкальные линии архитектурных форм, стройная колокольня. Но прежде всего хотелось увидеть отражение храма в воде — настолько красивым и поэтичным было сочетание природы и архитектуры. И вот однажды я поймал себя на мысли, что привлекает меня Козьмодемьянская церковь только в те времена года, когда Каменка свободна ото льда, а зимой иногда и не посмотришь в сторону любимицы. В морозный солнечный день февраля я отправился к сказочной постройке, решив проверить, почему же зимой она будто теряет свое обаяние. Берег реки напоминал огромный, сложенный из синеватого мрамора постамент, на котором покоился сияющий белизной изящный собор. Воздух звенел и рассыпался на мириады снежных блесток, играющих на зимнем солнце. Я понял, каким огромным талантом обладал человек, придумавший такое сооружение, а моя чисто «летняя» привязанность родилась потому, что я рассматривал этот шедевр с заранее подготовленной позиции, чего никогда нельзя делать, наслаждаясь произведениями суздальских зодчих.

Кремль. Рождественский собор. XIII век.

Светлые лунные ночи превращают Суздаль в волшебное царство. Очертания церквей приобретают причудливые, фантастические формы, размеры храмов становятся диковинными, а тени куполов и колоколен ползут по земле. Особенно изменяется при ночном освещении Суздальский кремль. Из-за высокого вала видны огромные главы Рождественского собора, напоминающие силуэты многочисленных церковных построек за стенами большого города. Яркие звезды смотрят на застывшие купола, и собор кажется похожим на грандиозную театральную декорацию. Ночной Суздаль успокаивает человека, заставляет на время забыть о нужных и ненужных мелочах повседневья.

Подлинный облик небольшого заштатного русского городка, игравшего некогда первые роли в истории государства, путешественник увидит на торговой площади. Ушли в прошлое княжеские постройки, украшенные заморскими драгоценностями, давно не служат грандиозных служб в соборах XIII века, не скачут на конях по тесным улочкам одетые в дорогие костюмы послы и гонцы великих князей, не расступается народ и не падает на колени перед епископским кортежем. Остались торговые ряды, маленькая Пятницкая церковь в честь покровительницы торговли Параскевы, колокольня, скромно убранная изразцами, и каменная мостовая. Но сколько трогательного обаяния и старания вложено мастерами XVIII века в строительство и планировку базарной площади. Даже архитектура торговых рядов, поставленных по проекту губернского архитектора, привлекает наивной провинциальной помпезностью.

В Суздале, как на благодатной почве, сочетаются и смотрятся едино разновременные и разностильные постройки. Суздальский духовный строй объединяет памятники, на первый взгляд несовместимые. То, чего не хватает одной постройке, присутствует в другой, дополняя общий ансамбль. Единство разновременных архитектурных построек особенно ощущается при осмотре древней части Суздаля — кремля. Фрагменты Рождественского собора, от старой архитектуры которого сохранился лишь нижний ярус, завершенный резным аркатурным поясом, напоминают о периоде расцвета владимиро-суздальского зодчества в ранний период. Традиции, родившиеся на заре владимиро-суздальского стиля в архитектуре, оказались настолько прочными и живучими, что позднейшие перестройки и реставрации не смогли растворить в себе оригинальный замысел талантливых строителей Рождественского собора. Даже купола, синие с золотыми звездами, кажущиеся на первый взгляд грубым диссонансом по отношению к хрупким главкам суздальских церквей, перестают быть навязчивыми рядом с неповторимым декоративным убранством белокаменных стен собора. Древнейший памятник Суздаля дает немало наглядных примеров того, как уживаются рядом сохранившиеся от всеразрушающего действия времени фрагменты с последующими поновлениями и доделками. Безжалостное переустройство внутреннего убранства собора, особенно в конце XVII века, исказило строгий смысл древнего украшения интерьера. Но ремесленники, исполнявшие волю митрополита Иллариона, не могли остаться равнодушными к подлинным произведениям искусства своих предшественников. Монументальный характер и простота, лежавшие в основе творчества древних зодчих, оказали влияние на мастеров, восстанавливающих Рождественский собор. И все-таки трудно после знакомства с исключительным по качеству оформлением Южных и Западных врат собора восхищаться убранством иконостаса, хотя в его оформлении участвовал известный художник XVII века Григорий Зиновьев. Изображение архидиакона Стефана в алтарной апсиде вызывает в памяти некоторые черты монументальной живописи древней эпохи. Фрескист XVII века умеет обобщать достижения различных мастеров, но в своем творчестве он не идет дальше робкой попытки понять и повторить старые образцы. Одного взгляда на лики двух старцев, помещенные в верхней части южной апсиды, достаточно, чтобы представить, как много утратило искусство фрески в течение пяти столетий. Автор стенной росписи XIII века свободно обращается с большой живописной поверхностью, кисть его движется легко; образы святителей запоминаются внутренней значительностью и глубиной портретной характеристики. Первоклассные памятники, существовавшие в Рождественском соборе еще со времени его постройки в 1222—1225 годах, соседствуют с второстепенными элементами храмового убранства, но за исключением отдельных, абсолютно ремесленных украшений, общий вид интерьера древнейшей постройки отличается специфическим «суздальским» единством.

* * *

Так сложилось, что именно в Суздале жили подолгу образованные люди, попавшие в немилость к государям и сосланные в тихие суздальские монастыри. Эти монастыри славились своими уставами и порядками. Образованные суздальские монахи участвовали в общественной и культурной жизни государства. Некоторые монастырские комплексы частично сохранились. Среди них Покровский женский монастырь, основанный в 1364 году.

Церковь Козьмы и Демьяна. 1725.

Белокаменный монастырский городок стоит на низком берегу реки Каменки. Его не увидишь, подъезжая к городу, он словно притаился в низине, не желая раскрывать тайны своего совершенства первому встречному. От всего облика Покровского монастыря исходит удивительное спокойствие, особенно когда мягкое вечернее солнце заливает белые стены ровным розовым светом. Можно часами стоять на высокой круче у Александровского монастыря и созерцать неповторимость творения безымянных зодчих. А сколь прекрасна дорога, ведущая к стенам Покровской обители. Вы спускаетесь по узкой обрывистой тропинке к речке Каменке и идете вдоль берега. Здесь мало что изменилось с XIV века. Только речка стала мелководнее, да осели в землю монастырские башни. Легко дышится в низине. Суздальский воздух вообще считается целебным. Перейдя через деревянные мостки и миновав дорожку, змейкой извивающуюся среди огородов, путешественник через низкую арку попадает во внутренний двор Покровского монастыря и замечает, что все вокруг белое. Симфония белого цвета звучит торжественно и величаво. Трудно поверить рассказам о жестоких пытках, перенесенных узниками Покровского монастыря. Какими черными казались им дни испытаний в окружении этих белых стен.

В центре монастырского двора возвышается Покровский собор. Воздвигнутый в начале XVI века, он вобрал в себя лучшие черты владимиро-суздальского зодчества. Интерьер собора прост и величествен. В пустом, лишенном сейчас всякого убранства храме, особо остро ощущается пространственная свобода, необычайная высота столпов и массивность сводов, вместительность внутреннего помещения. Такое впечатление достигнуто с помощью остроумных, тонко продуманных архитектурных приемов. Стены собора не имели росписи, но дошедшие до нас иконы Покровского монастыря убеждают в изысканности и праздничности его интерьера. Галереи Покровского собора усиливают и без того подчеркнутую торжественность сооружения. Под их сводами невозможно ходить торопливо, они призывают к размышлению и задумчивости. В тени галерей велись религиозные диспуты, обсуждались жизненно важные проблемы.

Рядом с Покровским собором в XVI веке построили Зачатьевскую трапезную церковь. Она выглядит крошечной рядом с центральным храмом. Зодчий совсем не думал о внушительности и монументальности своего сооружения. Простота, изящество, увлечение асимметричными сочетаниями архитектурных форм вносят живость и непосредственность во внешний вид трапезной церкви. Утилитарное начало никогда не подавляло в строителях суздальских храмов творческий дух, но их не обвинишь и в ненужном увлечении украшательством, если это не входит в практические задачи.

* * *

«Того же лета (1152) Юрий Владимирович из Суздальской земли создал на Нерли церковь во имя мучеников Бориса и Глеба». Так повествует летописец о закладке Юрием Долгоруким укрепленной резиденции в селе Кидекша. Возводя церковь, князь, известный своей деятельностью в области архитектуры, приложил немало стараний и к сооружению дворцовых зданий. Но нам не суждено их увидеть. Время сохранило от тех веков лишь Борисоглебскую церковь, да и то в частично перестроенном виде. Однако село Кидекша — один из тех уголков суздальского края, где старина запечатлена в первозданном виде.

Далеко видна на высоком берегу живописной Нерли одинокая церковь. В четырех километрах от Суздальского кремля находился когда-то Кидекоцкий монастырь, входивший в состав нижегородского Печерского Вознесенского монастыря. Был, да быстро запустел. В XVII веке поставили Святые ворота, в 1780 году закончили церковь Стефана и тут же возвели колокольню. Разновременные постройки вроде должны мешать друг другу на такой тесной площадке. Но и здесь, как всегда в Суздале, несовместимое совместилось. Колокольня, покосившаяся набок, не мешает древнему собору. И собор не лишает колокольню и Стефановскую церковь самобытности поздней эпохи суздальского строительства. Природа их объединила, приняла в свои владения, растворила в земной красоте. Кажется, иногда, если долго смотришь из-за реки на кидекоцкие здания, что построены они в одно время, да и не построены вовсе, а будто выросли из земли, как деревья.

Борисоглебская церковь в Кидекше служила усыпальницей для членов княжеской семьи. Летописи сообщают о захоронении в соборе сына Юрия Долгорукого — князя Бориса и дочери последнего — Евфросинии. Вскоре после войны известный ученый, профессор Николай Сычев, открыл в нише Кидекоцкого храма предполагаемое портретное изображение жены Юрия Долгорукого княгини Евфросинии, написанное в конце XII века. «Это открытие, — писал Н.П. Сычев, — проливает новый свет на историю культуры и искусства феодальной Руси той эпохи, когда затихал авторитет «матери городов русских» — Киева и когда в далекой Суздальской земле закладывались в борьбе с сепаратистскими стремлениями князей-вотчинников новые основы централизованного государства».

Так в Кидекше, ныне тихом селе с давно заброшенными монастырскими постройками, решались когда-то важные вопросы, делалась история русской державы.

Впечатление от знакомства с суздальскими древностями будет неполным, если не посетить местный музей. В сводчатых белых залах Архиерейских палат выставлены редкие образцы иконописи, шитья, изделия из металла, произведения мелкой пластики.

Искусство суздальских художников было неразрывно связано с культурной жизнью города. Краски суздальских икон мягкие, нежные. Гармония линий и цвета присутствует даже в самых незначительных живописных образцах. Высокий суздальский стиль отличает каждый памятник, связанный с творчеством местных мастеров. Произведения изобразительного искусства не служили подручным материалом для украшения архитектурных ансамблей. Иконы и фрески существенно дополняли силу эмоционального воздействия, которым проникнуты памятники суздальского зодчества.

Лирическая окрашенность архитектуры древнего Суздаля находит свое продолжение в галерее иконописных шедевров. Художники Суздаля оставили в наследство потомкам нетленную красоту, которая волнует и привлекает к себе наших современников.

Новгород. Воскресший из пепла

Любимая работа всегда приносит человеку счастье. Нужно только уметь радоваться не одним результатам, но и самому процессу труда, каким бы тяжелым он ни был. Тогда смысл человеческой деятельности становится закономерным и реально ощутимым.

Обычно люди представляют себе реставраторов склонившимися над старинными экспонатами в тихой музейной атмосфере специальных мастерских. Но «кабинетная» часть труда реставраторов знаменует лишь завершение долгого пути возвращения шедевров древней живописи из глубины веков в современность. С большинством восстанавливаемых памятников мы знакомимся за много лет до того, как они попадают на рабочий стол. Встречи происходят там, где многие века назад рождались эти произведения искусства.

Для меня поездки в древнерусские города по отбору памятников на реставрацию стали главным содержанием профессии, источником познания ее сокровенных тайн. Именно здесь, в богатых запасниках и открытых фондах местных музеев, когда осматриваешь древние произведения на месте их создания, в окружении предметов — свидетелей художественной жизни далекого прошлого, лучше всего прослеживаются истоки творчества старых живописцев. И еще потому я жду с нетерпением каждую такую поездку, что меня неизменно волнует предстоящее знакомство с неизвестным доселе древнерусским городом.

Старинные русские города обладают особой притягательной силой. Снова и снова готов я возвращаться в безмятежно спокойный, располагающий к размышлениям Суздаль, в самом воздухе которого словно разлита тишина, а каждая архитектурная постройка пронизана тонким лирическим настроением — основой творчества суздальских мастеров. Сколько бы раз не приходилось мне приезжать на остров Кижи, всегда захватывает дух при виде бесконечно знакомого кружева серебристых главок деревянных северных строений. Незабываемы цвета старого Пскова — удивительного и неповторимого в своей красоте города северо-западной Руси. Для меня сказочными были дни и месяцы пребывания в монастырском городке Кириллове; никогда не забудется работа во дворцах и палатах Ростова Великого; фантастическим видением возникают в памяти дивные фрески Дионисия со стен Ферапонтова монастыря, затерявшегося среди озер и лесов земли Вологодской. И над всеми воспоминаниями, связанными с заповедными уголками России, неизменно встает образ Новгорода, древнего северного города на берегах Волхова-реки. Здесь, в «Господине Великом Новгороде», как называл русский народ столицу вольнолюбивого княжества, состоялось мое первое знакомство с прошлым России, произошло символическое посвящение в святая святых старого искусства, в тайны творчества замечательных мастеров нашей земли.

* * *

Лето в том году выдалось не по-северному жарким. Прозрачно-голубое небо без единого облачка, щедрое и совсем неназойливое солнце надолго стали неотъемлемой принадлежностью новгородского пейзажа. Белые и розовые стены старых городских построек насквозь пропитались солнечным теплом. Добротно выложенные массивные башни и бойницы новгородского кремля казались легкими, воздушными, словно написанными на светло-синем фоне плавными движениями невидимой кисти. По вечерам с широких кремлевских галерей часами можно было любоваться бескрайними лугами, затопленными водой, смотреть, как последние лучи заходящего солнца скользят по куполам затерявшихся вдали архитектурных сооружений. В такие вечера особенно остро ощущалась извечность новгородской красоты и мы думали, что нельзя найти во всем мире силу, которая смогла бы разрушить ее. Но память безжалостна, и вторгается она в наши мысли без предупреждения, не позволяя забывать ни о чем.

Нашлись варвары, разрушившие почти все замечательные творения новгородских мастеров. Фашистские бомбардировщики выполнили приказ высшего командования об уничтожении памятников культуры на территории северо-западного фронта как «не имеющих художественного значения». Один самолет прилетел даже на далекий ильменский островок Липну, и там он на бреющем полете разрушил храм XIII века, украшенный редчайшими фресками работы новгородских художников.

Немыми свидетелями вандализма и варварства стояли обугленные колонны, продырявленные снарядами стены, развороченные фундаменты всемирно известных шедевров новгородской архитектуры, когда в город вступили советские войска. 29 месяцев оккупации, безжалостного уничтожения и разрушения. Сорок жилых домов, сохранившихся из двух с половиной тысяч, и пятьдесят жителей — вот что застали в Новгороде воины-освободители 20 января 1944 года. Даже у самых мужественных опустились бы руки при встрече с городом-руиной, буквально втоптанным в землю машиной войны. Первый раз за многовековую историю такая страшная беда пришла в Новгород, впервые новгородцам потребовалось начинать строительство сначала. Но то, что сделали люди за несколько послевоенных лет, не укладывается в рамки даже многозначительного слова «возрождение». Подвиг на ниве восстановления Новгорода не менее велик, чем геройские действия солдат, принесших городу свободу. Через десять месяцев после освобождения тысячи новгородцев вернулись в заново построенные и восстановленные дома, дети, как обычно, пошли в школы, а 2 ноября 1944 года состоялось торжественное открытие памятника «Тысячелетие России», который немцы совсем недавно разобрали на части и готовили к отправке в Германию.

И в то жаркое лето 1959 года наша бригада реставраторов приехала в Новгород, чтобы продолжить ликвидацию последствий хозяйничания захватчиков, не пощадивших культурных реликвий русского народа. В городе ничто уже не напоминало про страшные времена, и рассказы очевидцев казались нам невероятными воспоминаниями об очень давних событиях. Дыхание войны мы ощутили на себе, когда увидели в запасниках Новгородского музея изуродованный иконостас Софийского собора. Живопись и снаряды. Хрупкие, беззащитные создания человеческого гения и орудия массового уничтожения. Сквозные дыры, зиявшие на древних досках, «раненые» линии и осыпавшиеся краски, разбитые композиции еще раз напомнили нам, что такое война и как страшны ее следы.

Наши реставраторы трудились в Новгороде с особым старанием, не прекращая работу даже по ночам. Город готовился к 1100-летнему юбилею, и София должна была выглядеть празднично в эти торжественные дни. Золотой купол, пробитый бомбами, немецкие солдаты и офицеры разобрали и вывезли. Новгород без купола центрального собора не мог жить, как человек не может жить без сердца. Несколько лет мастера-позолотчики вместе с верхолазами работали на лесах Софийского собора, и золотое сердце новгородского кремля забилось вновь. Руки людские способны залечить самые тяжелые раны. Восстановили они и казавшийся безнадежно погибшим иконостас Софийского собора. Пробитые огромными осколками снарядов иконы потребовали от реставраторов колоссального умения, беззаветной преданности и любви к своему делу. Все живописные памятники удалось отреставрировать к юбилейным торжествам. И только один маленький осколок, попавший в самое сердце юного воина Дмитрия, изображенного русским художником XVI века, мы оставили как красноречивое обвинение против всеразрушающего вандализма, как символ стойкости и мужества Новгорода.

* * *

1125 лет. Немного найдется городов, чья история восходит к столь древним временам. Под 859-м годом упоминается Новгород летописцем, как город, заложенный словенами, руководимыми старейшиной Гостомыслом. Дата эта условна. Условны многие хронологические границы древнего периода новгородской истории. На страницы летописей вместе с реальными событиями их составители заносят и легендарные факты, угодные князьям и духовенству. Предания старины называют Рюрика первым князем, правившим в Новгороде, однако документальных подтверждений существованию варяжского посланца до сих пор не обнаружено. Но никакого сомнения не вызывают летописные свидетельства о большом значении Новгорода в X—XII веках. Выплачивая дань Киеву и находясь в зависимости от «матери городов русских», новгородские правители подчиняют себе все больше и больше окрестных земель и укрепляют военную мощь. Зависимость от Киева не была по душе вольнолюбивым новгородцам, и Ярослав Мудрый посылает им специальную грамоту, освободившую северный город от налогов. Теперь уже новгородский посадник избирается на место из бояр новгородских, сменивших киевских ставленников.

Феодальная республика, сложившаяся в Новгороде к XIII веку, четко определила для себя основной путь развития местной экономики, политики и культуры. Новгородские бояре и купцы прекрасно разбирались в тонкостях торговли, умело вели строительство, ловко использовали положение города на пути «из варяг в греки» в своих интересах. На берегах Волхова строятся пристани, видавшие корабельные флаги западных и восточных государств. Торговать с Новгородом считалось выгодно, а местные купцы пользовались репутацией расторопных и грамотных компаньонов. Сохранившиеся до наших дней материальные ценности свидетельствуют о большом богатстве новгородской знати. Многие предметы изготовлялись непосредственно в городских мастерских, немало диковинных изделий доставляли иностранные гости. В заморских странах хорошо знали о могущественной Новгородской республике. Средневековые письменные источники нередко упоминают о Новгороде в самых восторженных выражениях. Но новгородцы знали и недоброе отношение западных соседей и не забывали о защите родной земли.

Воевать Новгороду приходилось много. Силу новгородского воинства не раз испытывали на себе шведские, немецкие, ливонские, норвежские и литовские захватчики. Прекрасно вооруженные новгородцы (оружие изготовлялось местными ремесленниками) умели и защищаться и нападать. Такие крепости, как Ладога, Юрьев, Корела, Ореховец и сам Новгород, зодчие укрепляли по последнему слову тогдашнего оборонного строительства. Многие иноземные пришельцы напрасно штурмовали их неприступные стены и вынуждены были отступать. В 1187 году новгородцы совершили выдающийся военный поход на столицу Швеции Сигтуну и совместными усилиями флота и сухопутных войск заставили сдаться хорошо укрепленный город. Героизм новгородских воинов, сражавшихся под знаменами Александра Невского, вошел в анналы мировой военной истории. Имея перед собой столь грозного противника — полчища немецких рыцарей, новгородцы совершали подлинные чудеса военного искусства. Знание тактики сочеталось с глубочайшим патриотизмом и приносило отрядам Александра Невского победу за победой.

Новгородом правили князья, а вместе с ними республикой руководило вече. Вече согласно заключенному договору назначало очередного князя, оно же лишало его власти. С 1215 по 1236 год вече сумело посадить на княжеский стол 13 своих ставленников. Князь жил за пределами города; его дворец и церковь находились на специально отведенном недалеко от Новгорода месте, которое называлось городищем. В военное время князь должен был командовать вверенным ему войском.

А что же вече? Кому принадлежали подлинные бразды правления в Новгородской республике?

Участвовать в проводимом вече мог каждый новгородец, но хозяевами положения всегда оказывались бояре, представители высшего духовенства и купцы, те, в чьих руках сосредоточивалось основное материальное богатство. Из среды имущих, как правило, избирались руководители вечевого делопроизводства. Демократические настроения городских низов далеко не всегда находили отражение в решениях высшего органа власти республики. «Совет господ», созданный в XIV веке, диктовал вечевому собранию готовые декреты и распоряжения.

Однако нельзя забывать, что ремесленный люд составлял основную часть городского населения, он был важной движущей силой в развитии и укреплении Новгорода. Мелкие торговцы и ремесленники, несогласные с политикой правящей верхушки, нередко бунтовали, превращая выступления протеста в крупные восстания. На протяжении XII—XV веков Новгород был свидетелем почти ста таких восстаний. В 1228 году бунт охватил весь город. Разгневанные новгородцы добились смены руководителей веча и даже изгнали архиепископа, что стало крупной победой повстанцев. Ересь стригольников, поддержанная широкими слоями новгородских ремесленников, была не только религиозным событием. Ее идеологи направили острие своей программы против гнета крупных феодалов. Казнь руководителей еретиков Никиты и Карпа не испугала свободолюбивых новгородцев, и в 1418 году новое восстание потрясло город и превратилось в настоящий бой народа с боярством. «Сташа чернь с одиноя стороны, а с другую бояре», — фиксирует летопись кровавую драму, происходившую на улицах Новгорода.

Постоянные столкновения народных масс с боярством подтачивали изнутри государственные устои Новгородской республики. Привыкшие к самостоятельному решению всех насущных проблем, новгородские бояре уделяли мало внимания процессу становления общерусского централизованного государства. Москва, взявшая на себя эту трудную миссию, не могла примириться с существованием свободной Новгородской республики. Да и среди многих новгородцев находила поддержку и одобрение идея присоединения родного города к московским владениям. Боярская оппозиция ищет союзников в борьбе с московскими князьями и государями в самых различных местах, заключая не всегда оправданные договоры с правителями Польши, Литвы и других западных дворов. Но на стороне Москвы было слишком много помощников, чтобы недовольное новгородское боярство могло ей противостоять. Даже политика местничества, проводимая фанатичной Марфой Борецкой, терпит полный крах, в 1478 году посадница и вечевой колокол навсегда покидают Новгород. Это означало лишение древнейшего русского княжества свободного определения курса внутренней и внешней политики. «Вечевому колоколу в отчине нашей в Новгороде не быти, посаднику не быти, а государство нам свое — держати». Решение, продиктованное великим князем Иваном III в 1478 году, через сто лет окончательно подтвердил царь Иван IV, предавший Новгород разгрому и опустошению. Свобода, столь ценимая новгородцами, уступила место повиновению более могущественным повелителям. Уступила на долгие годы, сменившись покорным существованием новгородцев — жителей провинциального города Российской империи.

XVII век — самый тяжелый период в древней истории Новгорода. Сначала шведская оккупация, а затем крупнейшее восстание 1650 года довели город почти до полной разрухи. «А в твоей государеве отчине, в Великом Новгороде Софийская сторона вся пуста и разорена до основания, а на Торговой, государь, стороне также многие улицы и ряды пусты, а в которых, государь, улицах и есть жильишка и тех немного, в улицах человек по осьми и по десяти, да и те бедны и должны». Безысходная скорбь слышится в словах письма новгородских людей к своему царю.

Петровские реформы не обошли вниманием и новгородские земли. Лежащий на пути из Петербурга в Москву город царь посещает самолично и закладывает здесь основы промышленного строительства. Верные государю слуги направляются в Новгород для реконструкции древнего северного города. Местное купечество и ловкие предприниматели нового типа сумели извлечь немало выгод из государственных мероприятий Петра I. Новгородские товары вновь завоевали внешний рынок, хотя и не в таких больших размерах, как это было в старые республиканские времена.

Получив в 1727 году права центрального губернского города, Новгород уже совсем не выходит на авансцену исторического театра России. Екатерина II издает приказ о перепланировке города по специальному проекту — стандартное решение, исполненное при ней и в других губернских столицах. Тихий, провинциальный уклад новгородской жизни в XIX веке почти не нарушается какими-либо значительными событиями. Война 1812 года вызвала у новгородцев патриотические чувства. Местное народное ополчение проявило завидное мужество в борьбе с армией Наполеона, заставившее вспомнить былые ратные подвиги новгородцев. На протяжении всего столетия в губернию приезжают и живут здесь подолгу многие видные русские деятели. Мы встречаем среди них Г. Р. Державина, А. Н. Радищева, М. Ю. Лермонтова, А. И. Герцена и многих других. Случайно или нет попадали они на новгородскую землю — не столь важно. Очевидно лишь одно — край, знаменитый своей исторической судьбой, край великих традиций не мог оказаться в полном забвении, и благодарное Отечество именно в Новгороде устанавливает в 1862 году памятник «Тысячелетие России», признавая за городом право первородства и утверждая огромное значение Новгорода в древней истории государства.

* * *

Самый красноречивый свидетель, рассказывающий сегодня о жизни Новгорода на протяжении столетий, — каменная летопись города, история создания его архитектурных сокровищ. Каждый камень, положенный новгородскими зодчими в стены древних сооружений, может сообщить интересные и ценные факты. Нужно для этого только рассматривать новгородскую архитектуру внимательно и относиться к памятникам древности так, будто перед вами не умершие давно произведения, а живые собеседники из далекой эпохи. Талант, характер, устремления, склад души новгородцев нигде не дают о себе знать столь отчетливо и сильно, как в творениях зодчих. «Одного взгляда на крепкие, коренастые памятники Великого Новгорода достаточно, чтобы понять идеал новгородца — доброго вояки, не очень обтесанного, мужиковатого, но себе на уме, потому и добившегося вольницы задолго до других народов, предприимчивого не в пример соседям, потому и колонизовавшего весь гигантский Север; в его зодчестве такие же, как и сам он, простые, но крепкие стены, лишенные назойливого узорочья, которое, с его точки зрения, «ни к чему», могучие силуэты, энергичные массы. Идеал новгородца — сила, и красота его — красота силы. Не всегда складно, но всегда великолепно, сильно, величественно, покоряюще». Слова академика И. Грабаря могут служить своеобразным ключом к пониманию новгородской архитектуры, настолько верно передана в них основная суть местного зодчества. Остается лишь добавить, что строители Новгорода нашли гармоничное созвучие между своими рукотворными произведениями и природой северного края. Древние памятники раз и навсегда созданы на новгородской земле, и невозможно представить их в другой сфере, в ином окружении. Они не вписаны искусственно в здешний пейзаж, они — органичная часть его; как небо, реки, леса и поля, живут они в неповторимой картине величавого новгородского раздолья.

* * *

Новгород начинается с кремля. От кремлевских стен расходятся невидимые нити, связывающие воедино все многообразие древних новгородских памятников. В кремле свершались важные события из жизни Новгорода, на его площадях, в дворцовых палатах и соборах горожане решали нередко людские судьбы и судьбы Отечества. Кремлевские стены слышали звон оружия новгородских ратников, уходящих на борьбу с иноземцами. Они же были свидетелями торжественных победных празднеств и горя народного в те дни, когда тяжелые бедствия случались в Новгороде. Кремль выстоял почти десять веков, сохранил первоначальный вид многих построек, расположенных на его территории, и посейчас остается символом древнего города, знаком незыблемости новгородского духа, средоточием образцов русского искусства.

Стены и башни новгородского кремля занимают особое место среди выдающихся памятников оборонного зодчества Древней Руси. Неоднократно перестраивавшиеся защитные сооружения сохранили в своем облике немало древних элементов, относящихся к раннему периоду застройки новгородского детинца. Бревенчатая кладка кремлевских стен славилась неприступностью еще в XI—XII веках. Плотницкое дарование местных мастеров ценилось далеко за пределами Новгорода. «А вы плотницы сущи, а приставим вы хором рубить наших», — письменное свидетельство 1015 года, наряду с насмешкой киевлян над новгородцами, говорит о признании превосходства последних по части деревянного строительства.

Бревенчатые стены, сдерживавшие натиск непрошенных гостей, не могли, однако, устоять против страшных пожаров, часто вспыхивавших в Новгороде. Поэтому уже в начале XIV века плотники уступили место каменщикам, и они стали возводить первые башни из более прочного материала. Каменное строительство затянулось надолго, и облик кремлевских стен складывался постепенно, с учетом древних традиций. Даже летопись новгородская отмечает, что зодчие XVI века, возводя новые стены и тринадцать башен, работали по «старой основе», придерживались принципов первоначальной планировки крома. (Слово «кремль» — более позднее, видоизмененное название крома; в древности кремль именовали детинцем и кромом.)

Стены новгородского кремля бесконечно живописны и выразительны. Средневековые русские мастера, создавая сугубо утилитарное сооружение, оставались художниками в повседневных ремесленных занятиях. Строгие архитектурные расчеты и сухую строительную геометрию они умели сочетать с живыми свободными решениями. Время — великий преобразователь — как бы продолжило труд древних зодчих, наложило на их творения отпечаток своей красоты, вечной и нетленной. У стен новгородского кремля прекрасный вид в любую погоду. Дует ли холодный ветер, перебирая мелкими барашками воды Волхова, идет ли столь частый на севере моросящий дождь, светит ли яркое, все вокруг растворяющее солнце или падает мягкими хлопьями снег, они словно излучают внутренний свет, притягивают к себе, обещая надежную защиту. Возле этих стен ощущаешь вечность, покой и незыблемую тишину. Здесь место рождения Новгорода, и стены призваны охранять священный порядок, установленный временем и человеком.

Внутри новгородского кремля расположен город, построенный по проекту необычного зодчего. Этим зодчим явилась история, свидетельства которой собраны на территории кремля. Краеугольный камень архитектурной истории Новгорода был заложен в 1045 году, когда началось строительство Софийского собора. Храм Софии для новгородцев означал если не все, то очень многое. С ним связан каждый шаг Новгородской республики. София и Новгород — понятия неразделимые. «Кде святая София ту Новгород», — заявил князь Мстислав Мстиславович перед собравшимися на вече горожанами. Свободу новгородского духа, вольнолюбие новгородцев символизировало их отношение к главному храму города. «Положим головы или изомрем честно за святую Софию», — клялись новгородские воины перед боем. Поэтическая легенда, включенная в одну из новгородских летописей, отождествляет Софию с владычицей Новгорода, хранительницей его судьбы. Украшая Софию фресками, художники написали в куполе Христа с благословляющей раскрытой рукой. Наутро новгородский епископ увидел, что рука сжата в кулак, и приказал переписать образ. Три раза пытались живописцы исполнить приказ владыки, а на третий услышали они в храме громкий глас: «Писари, о писари! Не пишите меня с благословляющей рукой, а пишите с рукой сжатою, потому что в этой руке держу я великий Новгород, а когда эта рука моя распрострется, тогда Новгороду будет скончание». Легенды не всегда документальны, но нередко они случайно совпадают с исторической закономерностью. Купол Софии и сжатая в кулак рука Пантократора пережили все беды, но вот снаряд фашистских варваров уничтожил софийскую главу, а вместе с ней разрушен был до основания древний город.

Софию новгородцы строили недолго, всего пять лет. Если учесть ее огромные размеры, то срок этот — минимальный. Сегодняшняя высота Софийского собора равна 38 метрам. Культурный слой, поднявшийся у стен храма со дня закладки, «утопил» стены к нашему времени на два метра. Нетрудно себе представить, какое впечатление производил внешний облик Софии на жителей Новгорода, привыкших к невысоким деревянным строениям. Сложенный из огромных камней неправильной формы (в древности Софийский собор не штукатурили), кремлевский исполин был виден издалека, а покрытая в XV веке золотом средняя глава храма служила незаменимым ориентиром для новгородцев. Собор и сейчас, особенно при первом знакомстве, поражает неземной монументальностью, строгостью архитектурного решения и суровой простотой. Он обязывает человека смотреть, поднимая взгляд снизу вверх, постепенно постигая внутреннюю суть уникального создания древних зодчих.

София Новгородская (XI век) и памятник «Тысячелетие России» (1862 год).

Интерьер Софийского собора впечатляет не меньше, чем его внешние формы. Под гулкими сводами навсегда остановились часы истории; время избрало Софию своим музеем и само распорядилось устройством его экспозиции. Археологические раскопки открыли фрагменты первоначального покрытия соборного пола. Древние плиты с вкраплениями мозаичной смальты отражали в себе теплое пламя свечей и казались подобием драгоценного ковра. Мозаики было немного в убранстве собора, но выложили ее художники с тонким знанием техники, и в записках иностранца, посетившего Софию в XVII веке, мы находим описание этой мозаики, «сделанной из эмалевого камня, из коего золотых дел мастера изготовляют разного рода и цвета превосходную эмаль». На массивных столпах собора раньше висели большие иконы, с каждой из которых связаны важные события в жизни новгородского княжества. Золотые и серебряные сосуды, драгоценные оклады книг с редкими по красоте миниатюрами, искусно вышитые ткани, торжественные песнопения не могли не привести в благоговейный восторг новгородца, оторвавшегося от повседневного труда в темной кузнице или ремесленной мастерской.

Стены собора недолго простояли девственно белыми. Фрески, которыми так знаменит средневековый Новгород, украсили барабан купола, притворы, паперти. В девятнадцатом веке безграмотные церковники уничтожили большую часть фрескового ансамбля, но даже в незначительном количестве сохранившиеся фрагменты свидетельствуют о высочайшем уровне монументальной живописи новгородских мастеров. Изображение Константина и Елены в южном притворе Софии выполнено в конце XI века. Золотая, поистине детская пора русского искусства породила свежие краски и бесконечно выразительный рисунок фрески.

Западный портал Софии украшают бронзовые врата с рельефными изображениями библейских и евангельских сцен, один из трофеев новгородского воинства, согласно историческому преданию, привезенный из столицы Швеции Сигтуны. Среди многочисленных фигур на сигтунских вратах особо интересны изваяния пяти лиц, имеющих непосредственное отношение к исполнению первоклассного образца средневековой скульптуры. Плоцкий епископ Александр и владыка из Магдебурга Вихман скорее всего были заказчиками врат. Изготовили их литейщики Риквин и Вайсмут, на рельефах они изображены с рабочим инструментом в руках. Русский мастер Авраам смонтировал трофейные пластины в Новгороде и оставил рядом со своей фигуркой автограф, написанный по-русски.

Разновременные постройки в стенах новгородского кремля не смотрятся разобщенно. Время сумело увязать свидетельства веков в единый ансамбль, проникнутый логикой исторического развития. Древняя София и здания XVIII—XIX веков, Грановитая палата и памятник «Тысячелетие России», перестроенная в XVII веке часозвоня и губернские присутственные места — этот сравнительный ряд противоположностей можно продолжить, но хронологическая полярность не дает о себе знать, когда бываешь в новгородском кремле. Как легенды уживаются на страницах древних летописей с историческими фактами, так эпохи сосуществуют на кремлевской земле. Даже мраморная урна над прахом Державина, захороненным недавно напротив сигтунских врат Софийского собора, вписалась настолько органично в пространство кремлевского двора, будто всегда здесь стояла. Новгородская культура объединяет, подобно чудесному дереву, самые различные плоды на своих ветвях и поддерживает стройную гармонию единого новгородского стиля.

Средневековый Новгород не уступал по величине и благоустройству крупным западным столицам. Иностранцы с восторгом описывали северный город, восхищаясь умением новгородцев строить и украшать грандиозные по тому времени сооружения. Разделенный Волховом на две части — Софийскую и Торговую сторону, — Новгород застраивался интенсивно и планомерно. «Великий Новгород — удивительно большой город: он расположен на большой равнине, окруженной большими лесами, и находится в низкой местности среди вод и болот», — так начинает описание города Гильбер де Ланнуа, посетивший его в 1413 году. До наших дней дошла лишь часть архитектурного богатства древнего города, но и этих фрагментов достаточно, чтобы представить, каким значительным и впечатляющим зрелищем встречал Новгород посланцев различных держав.

Новгород богат архитектурными памятниками. Надо долго жить здесь, смотреть внимательно, изучать, сравнивать и только тогда начнешь понимать, какие сокровища оставили древние зодчие потомству. Каждый новгородский шедевр — целая история, рассказанная языком изобразительного искусства, величавое повествование о таланте народном. Чтобы убедиться в неповторимости и очаровании архитектуры старого Новгорода, достаточно первого знакомства с замечательными памятниками. Любовь к старине и знание богатого новгородского наследия придут не сразу, но останутся в памяти и сердце на всю жизнь.

* * *

Маленькая деревня Аркажи расположена совсем недалеко от города. Здесь когда-то существовал Аркажский монастырь, от него сохранились лишь романтические руины Успенского храма. В 1179 году новгородцы воздвигли рядом с деревней церковь Благовещения и через десять лет расписали ее стены фресками. Маленькая постройка вроде и не заслуживает внимания — сколько таких на земле новгородской. Но не спешите пройти мимо, останьтесь здесь подольше. Подлинные драгоценности не сразу бросаются в глаза, к ним надо присмотреться. Церковь в Аркажах неяркий, но подлинный изумруд в архитектурном ожерелье Новгорода. На долю храма выпали тяжелые испытания. Рухнули и были вновь возведены в XVI веке своды и купол; фашисты использовали помещение под конюшню и постарались испортить все, что можно. И все же Благовещенская церковь выстояла в веках, а чудесные фрески ее известны во всем мире. Останьтесь подольше в Аркажах, и вы почувствуете новгородскую красоту в ее первозданности. Вечером, когда тишина становится полноправным и единственным хозяином, когда синий туман плывет между стогами сена и раздаются первые звуки ночи, в Аркажах особенно легко дышится и хорошо думается.

От Аркажей рукой подать до Юрьева монастыря. Ивовая аллея, проложенная еще в первой половине XIX века, пересекает озеро Мячино и приводит к монастырским стенам. После новгородской Софии Юрьев занимал некогда второе место в жизни города. Князь Всеволод Мстиславович построил здесь в 1119—1130 годах Георгиевский собор, который хотя и уступал главному кремлевскому храму, но явился чудом строительной техники того времени. Летопись упомянула имя великого зодчего, воздвигшего собор Юрьева монастыря: «А трудился мастер Петр». Храм в честь воина Георгия в буквальном смысле слова возносится над окрестностями Новгорода. Громадные формы взмывают в воздух, покоряя вокруг все пространство, подчиняя себе окружающую природу. Устремленность вверх еще больше дает о себе знать внутри собора. Система несущих конструкций высчитана с учетом максимальной приподнятости и легкости.

Церковь Благовещения в Аркажах. 1179.

Стены Юрьева монастыря выходят на берег Волхова. Река в этом месте особенно живописна, величественна и созвучна строгим архитектурным формам древних построек. На берегу просмоленные рыбацкие лодки, развешенные для просушки сети. Картина вряд ли многим отличается от обстановки, царившей у стен монастыря в давние времена. А если отправиться на лодке по озеру Ильмень и Сиверсову каналу, можно попасть на самый заповедный, совсем почти не тронутый временем островок Липну. Только варварское разрушение церкви Николы в годы войны нарушило идиллическую тишину, царившую на острове в течение столетий. Реставраторы восстановили Никольский храм, и Липна снова хранит первозданный вид древнего уголка новгородской земли.

Напротив Юрьева монастыря, на другом берегу Волхова летом 1198 года князь Ярослав Владимирович построил великолепную церковь Спаса на горе Нередице. За несколько теплых месяцев среди густых лугов выросла небольшая церковка, как вырастают цветы или созревают плоды. Спас-Нередица словно вышла из земли, оставив в ней могучие корни. Будто и не строили ее мастера, а произросла она сама и потянулась к солнцу. Высотой ее природа не наградила, зато приняла в свои материнские объятия, растворила среди вкусно пахнущего многотравья, и невозможно представить, что когда-то церкви на горе Нередице не было. И на внутренних стенах Спасской церкви новгородские художники написали такие земные, такие понятные их современникам фрески, что по ним можно точно судить о местном искусстве тех далеких времен. Даже портрет князя Ярослава изобразили мастера и, судя по всему, представили его похожим, стараясь угодить своему повелителю. Гитлеровские пушки превратили Спас-Нередицу в груды камня и пыли. Только древние корни прочно вросли в землю, и сразу же после войны начали реставраторы восстанавливать храм. Сегодня снова розовеют его неровные, шероховатые стены над зеленью Нередицкого холма.

Церковь Спаса Преображения на Нередице. 1198.

Торговая сторона древнего Новгорода жила деловой, шумной жизнью. Красочность костюмов, многоголосье языков иноземных и местных купцов хорошо сочетались с парадными постройками Торговой стороны. Рядом с церквами строят новгородские князья «чудно изукрашенные» дворцы, удивляя блеском и роскошью заморских гостей. Строгость и простота кремлевских зданий и загородных резиденций были неуместны на Торговой стороне. Ярославово дворище, впервые упоминаемое в летописи под 1030 годом, видело немало выдающихся деятелей средневековья на своих площадях, большие события разворачивались в его дворцах и соборах. Вече, собиравшееся чаще в кремле, некоторые решения обсуждало на Ярославовом дворище. Порядок поддерживали княжеские дружины; за благоустройством дворища следили специальные мастера; церкви и дворцы строили первоклассные архитекторы, расписывали блестящие художники.

Центральный, княжеский храм Ярославова дворища — Никольский собор строился 23 года. Освященный в 1136 году, он не мог, конечно, противостоять Софии, но князья дорожили Николо-Дворищенским храмом, щедро одаривая его ризницу. Собор воздвигли неподалеку от княжеского дворца, соединив две постройки каменной мостовой. Фресковая живопись XII века погибла в соборе почти целиком, но даже маленькие остатки говорят о первоклассном уровне исполнения живописного убранства.

О людях судят по делам. Может, и остались бы неизвестными новгородский посадник Семен Андреевич и «благородный боярин» Василий Данилович, не вложи они свои капиталы и не займись сооружением и росписью двух дивных новгородских церквей XIV века — Федора Стратилата на ручью и Спаса Преображения на Ильине улице. Летопись не могла обойти вниманием замечательное строительство, назвала имена заказчиков, а, главное, указала художника, которому Василий Данилович с уличанами (жителями Ильинской улицы) поручил в 1378 году расписать церковь Спаса Преображения. Имя его — Феофан Грек, имя выдающегося мастера средневекового изобразительного искусства.

В изображении современников Феофан Грек — «дивный и знаменитый муж», «преславный мудрец, очень искусный философ, превосходный художник книги и среди иконописцев отменный живописец». Наблюдавший работу Феофана средневековый философ Епифаний Премудрый подмечает: «...никто никогда не видел его взирающим на образцы, как делают некоторые наши иконописцы, которые постоянно в них всматриваются, глядя туда и сюда, и не столько пишут красками, сколько смотрят на образцы. Он же, казалось, руками писал роспись, беспрестанно расхаживал, беседуя с приходящими, а умом обдумывал отвлеченное и духовное, ибо чувственными очами ума видел духовную красоту».

Новгородцам пришлось по нраву и полюбилось искусство Феофана. Они будут подражать ему в последующие годы, но основным в отношении местных художников к творчеству Феофана было преклонение перед его гениальностью. Во фресках Спаса на Ильине улице свет, подобно изменчивым языкам пламени, пробивается сквозь оболочку плоти, как бы сжигая ее очистительным огнем. Источник света — внутри каждого персонажа. Земных законов для этого света словно не существует. Он присутствует везде; то обрушивается слева направо косым дождем параллельных бликов на щеках, шее и груди, то искрами разлетается на волосах столпника, то мерцает огоньками на концах его пальцев. Феофановские персонажи вызывают восхищение, движения их исполнены непреодолимой мощи. Воля человека соединилась с высшей энергией. Это единение сделало феофановских персонажей могущественными, изменило их природу: они стали прекрасными. Феофан в ильинских фресках показал величие и неисчерпаемую силу человеческого духа.

Неподалеку от московской дороги, в Красном поле, за кладбищенской оградой спряталась церковь Рождества. Простая, скорее даже упрощенная архитектура позднего XIV века и блистательно исполненные стенные росписи того же времени. Такое сочетание было возможным в новгородском искусстве. Видимо, заказчики не смогли заполучить для своих работ лучших зодчих, зато с живописцами им явно повезло. Чувство глубокого наслаждения испытываешь всякий раз, осматривая яркие, сочные фрески церкви Рождества на кладбище.

До войны фрески Ковалева и Болотова были в центре внимания всех любителей древнего искусства. Даже в столице Византии Константинополе не осталось подобных комплексов живописи, дошедших до наших дней в такой идеальной сохранности.

Археологи и реставраторы решили во что бы то ни стало спасти уцелевшие после войны фрагменты ковалевских фресок. Пессимисты с улыбкой восприняли сообщение о выезде на место бывшего храма бригады реставраторов под руководством А. П. Грекова. Но у них были золотые руки, немалый опыт, а, главное, преданность и любовь к своему делу. До поздней ночи сидели люди в специальном помещении рядом с церковью, разбирая кусочек за кусочком. А фрагменты насчитывались десятками тысяч. Только зоркий глаз и профессиональная память позволяли составлять сложнейший калейдоскоп в том порядке, как задумали фрески мастера-живописцы XIV века. Сначала детали древней живописи, а потом целые фигуры стали воссоздавать руки реставраторов. Бригада восстановила немало композиций, и лишь пробитые пулями дырочки разрушают подлинный облик древних фресок.

Выйдя из небольшого помещения Рождественского храма на улицу, невольно залюбуешься видом Новгорода, открывающимся с Красного поля. Лаконичные силуэты новгородских храмов живописно «расставлены» среди бескрайних просторов. Эта своеобразная новгородская прелюдия нарисована уверенными, сдержанными штрихами. И особенно непоправимой утратой ощущается отсутствие в этой картине куполов некоторых церквей, которые немецкие снаряды сравняли с землей.

Тридцать лет продолжаются восстановительные работы в Новгороде. Город, как птица феникс, воскресает из пепла. Хочется, чтобы миллионы людей могли наслаждаться искусством новгородских мастеров, и никогда больше тени от крыльев военных самолетов не омрачали вечную красоту северной Венеции.

* * *

Древняя культура Новгорода — одна из наиболее изученных страниц в общей истории государственного развития России. Интерес к новгородскому археологическому материалу и художественному наследию проявился среди отечественных и иностранных ученых раньше, чем к историко-культурным памятникам других областей русского государства. С Новгородом связывались представления об эпохе зарождения и расцвета национальной культуры. Новгородский республиканский строй идеализировали политические деятели и поэты, в нем искали истоки разумных основ правления и, даже если не находили, все равно с восторгом вспоминали «дела давно минувших дней». Новгород щедро одарил тех, кто посвятил себя изучению его прошлого, открыв богатые тайники культурной сокровищницы древности.

Археология Новгорода стала золотым разделом мировой науки о материальных культурах прошлого. Земля новгородская за последние пятьдесят лет отдала ученым огромное количество исторических свидетельств о жизни древнего русского города. Почти каждый год Новгородская археологическая экспедиция удивляет научный мир сенсационными находками. Планомерно проводимые работы по изучению культурных слоев в Новгороде прерываются лишь из ряда вон выходящими открытиями. Первая берестяная грамота, найденная в 1951 году между плахами мостовой XIV века, оказалась счастливым талисманом. Теперь количество документов из бересты превысило цифру 600 и среди них есть такие грамоты, историческое значение которых ни в каких деньгах не оценишь. А изделия новгородских ремесленников, ежегодно возвращаемые землей, настилы мостовых, остатки древних строений! Сколько музейных фондов пополнилось недостающими звеньями в истории материальной культуры русского государства в результате счастливой и плодотворной деятельности Новгородской археологической экспедиции.

Археологи не одиноки в благородном труде по изучению новгородского наследия. Историки, искусствоведы и филологи ведут огромную работу по расшифровке и публикации ценнейших памятников литературы и изобразительного искусства древнего Новгорода. Летописи новгородские, на которые мы столь часто ссылались в ходе нашего рассказа, исследовали и исследуют крупные специалисты, находя в них новые аспекты исторической эволюции северного княжества. Глубокий интерес к изобразительному искусству Древней Руси, пробудившийся в прошлом столетии, сопровождался прежде всего поисками и раскрытием произведений новгородских художников. Одно время термин «новгородский» был знаком качества для каждого вновь открытого памятника древней живописи или найденного образца ювелирно-прикладного искусства. На все предметы, представлявшие художественную ценность, владельцы древнерусских реликвий стремились получить новгородский паспорт. Сейчас, когда наши знания об изобразительном искусстве Руси стали более универсальными, нет нужды относить в разряд новгородских творения мастеров многочисленных средневековых городов. Но сокровища, созданные художниками Великого Новгорода, не утратили первостепенного значения, и высокий класс их исполнения служит эталоном при оценке различных явлений в области древнерусского искусства.

Художественные памятники Новгорода, исторические документы, археологические предметы и литературные подлинники хранятся во многих музеях и библиотеках нашей страны и являются украшением даже великолепно подобранных экспозиций. Их всегда отличишь по чисто новгородским характерным признакам, они, как правило, «на первых ролях». И все же лучше всего творения рук новгородских чувствуют себя в местном историко-художественном музее, коллекция которого сосредоточена в различных зданиях на территории новгородского кремля. Здесь они дома, на земле, их породившей, в окружении близких по стилю предметов. Здесь есть с чем сравнивать, сопоставлять, прослеживать истоки и пути развития новгородской художественной культуры.

В Грановитой палате — значительном памятнике новгородской архитектуры — сооруженной в 1433 году, собраны великолепные изделия местных ювелиров, чеканщиков, мастериц вышивания, мастеров эмальерного дела. Подписные серебряные кратеры Софийского собора не уступают по мастерству и знанию основ сложной техники известным работам европейских авторов. Исполнившие их Константин и Братила превосходно усвоили уроки западных и восточных серебряников и смогли найти свое, чисто новгородское решение при изготовлении сосудов для причастия. Из ризницы Софийского собора попали в Грановитую палату два сиона, символизирующие храм Воскресения в Иерусалиме. Тонкость работы напоминает ювелирную отделку драгоценностей, металл послушен умелым движениям рук безымянных мастеров. Не уступают византийским прототипам и редкой красоты новгородские перегородчатые эмали XII века, украшавшие оклады книг и икон. В Грановитой палате выставлена лишь часть большого богатства. Остальные предметы хранятся в запасниках музея или экспонируются в галереях других городов страны.

Собрание икон Новгородского музея — одно из лучших среди отечественных коллекций. Последние годы древлехранилища на местах благодаря заботам государства переживают период большого подъема. Музейные залы Суздаля, Ростова, Вологды, Кириллова пополнились первоклассными экспонатами, древними памятниками, возвращенными к жизни реставраторами. Новгородский музей по праву занимает главенствующее положение в ряду сокровищниц древнерусского искусства.

Иконы в новгородской галерее впервые были выставлены в начале нашего столетия. Большинство здешних экспонатов происходит из крупнейших монастырей и храмов Новгорода. Авторами икон являются местные художники. История новгородской живописи отражена в залах музея с исключительной полнотой и представлена в четкой хронологической последовательности: древнейшие иконы «Петр и Павел», «Знамение», «Никола Липный» написаны в XI—XIII веках; классические образцы изобразительного искусства Новгорода XIV—XV веков; детали живописного убранства более поздних по времени храмов подобраны устроителями музея с большим художественным вкусом и знанием проблем местной школы живописи.

Творчество художников древнего Новгорода привлекает чистотой формы, яркостью и свежестью восприятия, предельным лаконизмом и выразительностью. В новгородской живописи многое идет от сдержанной красоты северной природы. Новгородская иконопись тесно связана с философией и литературой, современными ее эпохе; как вся новгородская культура, она проникнута стремлением к максимальной простоте повествования и конкретности формального строя.

Одним из основных признаков, отличающих типичные образцы новгородской живописи, является безупречное владение линией ее мастеров. Но наряду с культом линии в местном изобразительном искусстве существовало и живописное направление. К иконам живописного направления следует отнести такую уникальную икону как «Успение». Вернее всего рассматривать ее как произведение мастера, творившего в конце XIV века. Живописный талант таких художников явился неисчерпаемым источником для последующих поколений мастеров, работавших в самом Новгороде и его северных провинциях.

Нельзя не назвать здесь другого новгородца-мастера, написавшего в XIV веке «Покров» для Зверина монастыря. Работал он свободно, легко. Кисть его двигалась широко и размашисто. Колорит «Покрова» отличается богатейшими переливчатыми тонами. Цветовая гамма построена на сочетании сильных, ярких красок — киновари, лазури, золота и охры. Автор наделил персонажей иконы чертами мужественными, и по сравнению с памятниками других школ, например ростово-суздальской, они могут показаться грубоватыми и слишком земными.

Новгородская живопись конца XV — начала XVI века — явление сложное и своеобразное. В эту эпоху она постепенно утрачивает ту ясность и силу, которые лежали в основе более ранних памятников. Линия окончательно побеждает цвет; усложняется некогда предельно простая тематика; утрачивается выразительность и глубина образов. Но слишком сильны были традиции старой живописи, и мастер, написавший житийный цикл Федора Стратилата, сочетает в своей работе требования времени с привлекательностью и неповторимым цветовым обаянием старых образцов. Его произведению свойственны утонченность, просветленность образов и гармония.

Таблетки Новгородского музея (небольшие холсты, загрунтованные и расписанные с двух сторон) предназначались для Софийского собора и служили своего рода иллюстрированным календарем. Основная часть их написана в конце XV века одним художником — типичным представителем позднего периода новгородского искусства. Иконописец умело разнообразит композиционное построение таблеток, избегая излишней перегруженности и повторов. Многофигурные сцены сопоставлены с композициями более лаконичного содержания. Художник с безукоризненным мастерством чередует цвет, ракурсы, архитектурные фоны, чтобы преодолеть сухость и простую иллюстративность. Все это заставляет отнести новгородские таблетки к числу высоких достижений местной школы живописи.

Особой популярностью у новгородских художников в XVI веке пользовалось иллюстрирование литературных памятников. Сцены из христианской прозы легче всего поддавались вольной интерпретации даже при строгих требованиях канона. Неслучайно в памятниках этой эпохи большую роль играет сюжет самого повествования, а живописные элементы остаются иногда вне сферы внимания художника. Житийная икона апостолов Петра и Павла из одноименной новгородской церкви не может сравниться по живописным достоинствам с известными памятниками пятнадцатого столетия, но зато ее можно долго и с увлечением рассматривать, открывая в каждой сцене новые детали, почерпнутые художником из литературных источников.

Классический памятник живописи Новгорода XVI века — икона «Вознесение», написанная в 1542 году. Талантливый художник создал произведение, проникнутое неповторимой красотой и обаянием, так свойственными новгородскому искусству. Работая над «Вознесением», новгородский живописец, безусловно, имел под рукой образцы иконописи или миниатюры, вышедшие из московских мастерских. Но он не воспользовался ни одним из них для буквального копирования. Динамичность приемов новгородского мастера прекрасно сочетается с монументальностью и величественностью — чертами лучших образцов древнерусского искусства.

* * *

С памятных дней, когда состоялось мое первое знакомство с Новгородом, прошло почти двадцать лет. Рабочие будни часто потом приводили меня на берега Волхова. Но за суетливостью повседневья, за торопливостью и спешкой город удавалось увидеть мельком, на ходу. Десятки раз, проезжая Новгород по пути в Ленинград, ловил я себя на мысли, что он сильно меняется из года в год. Глаза искали знакомые места, память отмечала их снова и снова, но первые впечатления постепенно стушевывались и внутренний контакт с памятниками древней новгородской культуры становился все более слабым. Я смотрел на город со стороны, как турист, оказавшийся здесь случайно. И вот совсем недавно состоялась вторая встреча с ним, вернувшая мне Новгород, заставившая полюбить его еще больше, раскрывшая неизвестные доселе приметы новгородской красоты.

Самолет, доставивший нас в Новгород из Пскова, приземлился рядом с церковью Благовещения в Аркажах. Когда он пошел на посадку, перед глазами промелькнули главы Юрьева монастыря, проплыли заливные луга, как на огромном макете, предстал кремлевский двор с золотым куполом Софии. День был светлым, солнечным, и памятники выглядели сверху празднично, словно недавно воздвигнутые по какому-то случаю.

Спешить нам в тот день было, к счастью, некуда и мы отправились бродить по городу. Прогулка затянулась до поздней ночи. Новгород за прошедшие годы стал необычайно уютным, чистым и располагающим к себе. Новгородцы сделали все, чтобы ничто в городе не напоминало о военной разрухе. Ведя новое строительство, они постарались сохранить возле каждого древнего памятника свободное пространство, необходимое для его жизни и осмотра. Всюду ухоженные деревья, цветы, красивые и разнообразные. Любовь к родному городу превратила древний центр в место паломничества миллионов любителей прекрасного, она же соединила сокровища старого искусства с современными ритмами городской жизни. Любовь эта помогает Новгороду строить новое, не забывая о великом прошлом, заставляет бережно охранять и чтить традиции.

В. Янин. Открытие древнего Новгорода

В изучении средневековых древностей Руси Новгород занимает особое место. Археологические раскопки начались в нем в 1932 году, продолжаются более полувека и, по самым осторожным прогнозам, продлятся еще лет 100—200. По масштабу работ Новгородская экспедиция не имеет равных себе в Советском Союзе. И этот устойчивый интерес исследователей нуждается в разъяснении.

Разумеется, Новгород привлекает к себе археологов своей исторической значительностью. В нем возникли особые формы политического устройства, республиканские по своей сущности. Этот город был на протяжении многих веков крупнейшим торговым центром Европы, имел связи с городами Скандинавии и Германии, с районами причерноморского юга и с мусульманскими центрами Востока. Он не подвергся монгольскому нашествию, и, следовательно, многие процессы его развития не были деформированы военным разрушением, обратившим в пепелища крупнейшие города Руси.

Однако имеется еще одно специфическое отличие Новгорода, бесценное в глазах археолога. В этом городе, как нигде в другом месте, сохраняются предметы, изготовленные из органических материалов — деревянные, костяные, кожаные, а также ткани, зерно. Что касается металлических предметов, то в культурном слое Новгорода они покрываются тонким слоем коррозии, предохраняющей их от дальнейшего разрушения.

Причиной такой особенности является повышенная влажность культурного слоя. Новгород возник некогда на глинистой почве, не впитывающей осадков и талых вод. Не имея вертикального стока, влага до предела насыщает культурный слой и сочится по нему в Волхов, препятствуя проникновению в почву воздуха. В такой среде не возникает условий для развития микроорганизмов и, следовательно, нет процесса гниения. Это значит, что все предметы, попавшие в древности в землю, сохраняются в почве, практически без изменения их формы. Главным поделочным материалом на Руси на протяжении всего средневековья было дерево. Из него строили дома, настилали плахи уличных мостовых, изготовляли бытовую утварь и детские игрушки, колыбели и транспортные средства, музыкальные инструменты и механизмы. На древесной коре писали, что впервые было установлено именно в Новгороде.

Поскольку в большинстве других городов предметы, сделанные из органических материалов, не сохранились, ассортимент находимых в них древних предметов случаен, музейные экспонаты таких городов не способны адекватно передать картину древней жизни. В культурном же слое Новгорода сохраняется практически все, и археология способна представить средневекового горожанина в окружении всего, что было создано его руками.

Великолепная сохранность дерева оказалась полезной и для хронологического анализа древностей. Коль скоро в земле остаются неразрушенными нижние ярусы бревенчатых домов и плахи уличных мостовых, отличающиеся особой массивностью (для их изготовления использовались бревна 40-, 60-, а порой и 100-летних сосен), эти остатки, подвергнутые дендрохронологическому анализу, получают дату рубки деревьев с точностью до одного года. Любой дом, любая мостовая датируются с максимальной точностью, а заключенные между двумя строительными ярусами горизонтальные прослойки культурного слоя датируются с точностью до 10—20 лет. Еще два десятилетия назад подобная точность казалась недостижимой в археологии. В Новгороде она стала нормой.

Первые — сосновые — мостовые появились в Новгороде еще в первой половине X века. Их массивность обладала громадным запасом прочности. Даже сегодня расчищенные археологами уличные мостовые Новгорода XIII—XIV веков выдерживают нагрузку грузовой автомашины. После постройки мостовой начиналось образование по ее сторонам культурного слоя, который спустя 10—20 лет не позволял поддерживать мостовую в чистоте. Тогда жители города вынуждены были поднимать уровень мостовой, сооружая на еще прочном настиле новый ярус. На отдельных участках города раскопками вскрыто до 28—30 настилов, образующих как бы единую конструкцию, нижние ярусы которой относятся к X веку, а верхние к XV. Всю толщу культурного слоя возможно расчленить на десятки уровней, каждый из которых точно датирован. В совокупности такая конструкция из сосны является основой дендрохронологической шкалы, успешно заменив отсутствующие на Руси породы долговечных деревьев, подобных американской секвойе или дугласовой сосне.

Однако прекрасная сохранность вещей, сделанных из органических материалов, в Новгороде составляет только половину достоинств этого археологического источника. Культурный слой Москвы по своим объективным характеристикам близок новгородскому. Тем не менее многие участки Москвы при всей их исторической значительности не могут удовлетворить археолога. На древнейших улицах Москвы, как и в Новгороде, из века в век сменяли друг друга небольшие деревянные дома, остатки которых до поры до времени сохранялись в культурном слое. Но в XVI—XVIII веках на их месте появились каменные строения, потребовавшие рытья глубоких фундаментов, которые уничтожили ранние комплексы. В XIX и особенно в XX столетии на смену им пришли многоэтажные дома, несущие конструкции которых опустились до уровня материковых пород, переломав все то, что уцелело от хозяйственной деятельности XVI—XVII веков.

Змеевики и амулеты. X—XIII века.

Новгороду повезло и в этом отношении. На протяжении многих столетий, когда в городе преобладало деревянное строительство, фундаментов не копали. Напротив, влажность почвы требовала поверхностных подкладок под нижние ярусы домов. По той же причине жители Новгорода избегали рытья погребов и хозяйственных ям. Каменное строительство в заметных масштабах началось там только во второй половине XVIII века и велось по утвержденному Екатериной II генеральному плану, который в основу градостроительных решений положил принцип регулярности: на смену стихийно сложившейся структуре городского плана пришла прямоугольная и радиальная сетки улиц. Новые городские магистрали прошли, как правило, по дворам древних комплексов, а наиболее важные для археологов комплексы древних жилых строений оказались внутри современных кварталов и остались непотревоженными. Исторически образовавшиеся прослойки культурного слоя и сегодня сохраняются в их стратиграфической чистоте, что максимально облегчает их датировку и исследование. Все эти особенности превратили Новгород в эталонный источник истории русской средневековой жизни.

Существует еще одно обстоятельство, связанное со свойствами новгородской почвы. В ней идеально сохраняются берестяные грамоты — вид письменной записи, открытый впервые в 1951 году. За тридцать лет, прошедших с момента обнаружения первой такой грамоты, в ходе раскопок их обнаружено уже более шестисот. Поскольку большинство этих документов оказалось в земле там, где жили их адресаты, возникла возможность определить принадлежность исследуемых усадеб конкретным лицам. Правда, имеется немало и таких усадеб, владельцы которых и прежде были известны по сообщениям древних хроник и свидетельствам актов.

Возник прочный мост между миром безмолвных археологических источников и миром красноречивых письменных документов. Если прежде археология тяготела к генерализации выводов, имея дело с массовыми предметами и их статистической обработкой, а история испытывала склонность к персонификации процессов, следя за деятельностью конкретных лиц, то теперь оба направления органично слились. Современная археология Новгорода персонифицирует свои комплексы, переставшие быть безмолвными, и обращается к изучению круга проблем, который традиционно считался безраздельной собственностью историков, далеких от археологии. О некоторых проблемах пойдет речь в нашем рассказе.

* * *

Берестяные грамоты найдены во всех прослойках новгородского культурного слоя с начала XI века и до середины второй половины XV века. Особенно много грамот встречается в слоях XIV—XV веков. В конце этого периода получает широкое распространение бумага, вытеснившая (в силу своей дешевизны) бересту, и берестяное письмо быстро идет на убыль, что, в частности, подтверждает и следующее обстоятельство. На стенах новгородских церквей сохранилось немало древних надписей, нацарапанных на штукатурке. Палеографически эти граффити датируются XI—XV вв., но со второй половины XV века их практически нет. Объясняется это тем, что граффити процарапывались тем же орудием письма — металлическим или костяным стилом, которое применялось для выдавливания надписей на бересте. С массовым переходом к письму на бумаге гусиным пером привычный атрибут грамотного новгородца — стило — перестает употребляться, а вместе с ним исчезает необходимость царапать надписи на стенах.

Древнейшая берестяная грамота датируется первой половиной XI века, однако есть надежда отыскать и более древние документы, так как орудия письма на бересте встречены в слоях 953—989 годов.

К настоящему времени в Новгороде найдено 625 берестяных документов, в Старой Руссе — 14, в Смоленске — 10, в Пскове — 4, в Витебске и Мстиславле — по одной. Всего, таким образом, известно уже 655 грамот на бересте.

Возникает весьма существенный вопрос: является ли преобладание берестяных грамот в Новгороде только результатом более масштабных археологических раскопок или же сравнительно редкие находки их в других городах вызваны какими-то иными причинами?

Разумеется, планомерный поиск на протяжении 30 лет — очень важный фактор, определивший сегодня указанное выше соотношение. И тем не менее, можно утверждать, что и при резком увеличении масштаба работ в других древнерусских городах преимущество Новгорода не исчезнет.

Значительную часть берестяных документов составляют письма. А переписка предполагает наличие значительного расстояния между автором и адресатом. Писать письма городским соседям, особенно когда письмо требует значительного физического усилия (выдавливать буквы на бересте гораздо труднее, чем писать гусиным пером на бумаге), не слишком разумное дело. Изложить просьбу или получить совет гораздо проще, посетив нужного человека лично. Иное дело — необходимость общения на расстоянии. Большинство берестяных писем и появилось в результате этой потребности. Главную часть берестяной переписки составляют письма, полученные от крестьян или сельских управляющих их господами. Эти письма содержат крестьянские жалобы, просьбы, связанные с семенами или инвентарем, донесения управляющих о ходе полевых работ или о состоянии урожая.

Именно Новгороду свойственна была неповторимая в таких размерах особенность — землевладельцы, особенно распоряжавшиеся крупными вотчинами, были сосредоточены в самом Новгороде, тогда как их владения располагались на значительном удалении от городских дворов.

Любопытен факт, бросающийся в глаза при одном взгляде на карту расположения древнерусских городов XII—XV веков. На карте любого княжества, Киевского, Смоленского или Рязанского — множество небольших городов, возникавших, как правило, как замки феодалов, вассалов князя. Новгородская земля почти лишена центров городской жизни. Только Псков, Ладога и Русса лишают эту карту пустоты. Другие города — Порхов, Копорье, Ям, Корела, Орлец и т. п. — возникли в XIII—XIV веках как крепости, узлы обороны, на дальних подступах к сердцу земли — Новгороду. Они в средневековое время и не стали городами в полном смысле этого слова. В них содержались гарнизоны и жило какое-то количество людей, обслуживавших военный люд.

Такая ощутимая разница между Новгородской землей и другими русскими княжествами объясняется достаточно просто. В княжествах вассал князя был, если можно так выразиться, по своей природе центробежен. На удалении от своего сеньора он обретал большую самостоятельность, был сам себе монархом по отношению к окрестным жителям. Он стремился основать замок и господствовать, живя в нем, над округой. Новгородский боярин, напротив, был в высшей степени центростремителен. При ежегодном обновлении магистратских должностей он располагал реальными шансами быть избранным на любую высокую должность в государстве, в том числе и на пост руководителя республики — посадника. Но для этого ему необходимо было постоянно находиться в гуще политической борьбы, в центре хитросплетения интриг. Новгород, как сильнейший магнит, притягивал к себе всех претендентов на власть. На территории Новгородской земли были археологически изучены некоторые городища — центры вотчин. На них практически нет культурного слоя: боярин приезжал в них только для личного наблюдения над основными полевыми работами, всякий раз стремясь вернуться в Новгород.

Эта отдаленность землевладельца от его землевладений и стала главной причиной активной переписки, вызвав к жизни постоянную необходимость в берестяном письме.

Когда в 80-х годах XV века после присоединения Новгорода к Москве, Иван III вывел из Новгородской земли всех сколько-нибудь значительных землевладельцев, переселив их в московские земли, на их место он послал своих людей, наделив их за службу бывшими новгородскими вотчинами. Начался активный процесс оседания землевладельцев в местах расположения их поместий. Деятельность новых землевладельцев в этих условиях уже не фиксировалась так, как это было в прежнее время, поскольку распоряжения стали отдаваться устно. Подобный порядок, естественно, был свойствен московским землям и в более раннее время.

Касаясь научного значения берестяных грамот, мы можем теперь, когда их число достигло столь внушительной цифры, оценить открытие их как особо выдающееся достижение археологии. Грамоты позволили по- новому характеризовать многие стороны средневековой истории и городской культуры, осветили самые потаенные их уголки, заглянуть в которые еще недавно казалось абсолютно нереальным.

Сравнивая информативные возможности грамот с возможностями других традиционных источников, можно отметить следующее. Главным источником сведений о жизни средневековой Руси до сих пор остается летопись, погодная хроника. Но интерес летописца всегда был избирательным. Он акцентировал свое внимание на необычном. Объявление войны, заключение мира, рождение или смерть князя, выборы епископа, голод, неурожай, эпидемия или эпизоотия, явление комет и солнечное затмение, даже рождение страшного урода — вот главные его темы. Летописца не интересовал медленный, видимый на удалении процесс развития тех явлений, которые сегодня стали главным предметом историка. Зачем писать о том, что было известно отцу и деду и, по-видимому, останется неизменным при детях и внуках?

Важнейшим источником являются акты, но, отражая конкретное действие, они писались по традиционному, мертвому формуляру, оставляя за гранью своих сообщений общеизвестные прежде, но неизвестные современному исследователю знания. Так, в договорах Новгорода с князьями, написанных по древнему формуляру, конституционной основой называются «грамоты Ярослава», духа и буквы которых должен был придерживаться каждый приглашаемый в Новгород князь. Но «грамоты Ярослава» до нас не дошли, и смысл их с трудом может быть реконструирован совокупным изучением косвенных свидетельств.

Археология в ее обычном понимании способна ввести исследователя в усадьбу и дом средневекового горожанина, показать ему во всех подробностях окружавшую его и меняющуюся со временем бытовую обстановку, но она не в силах воскресить человека, заставить зазвучать его голос и дать нам представление о его повседневных заботах, радостях и горестях.

Поэтому находка любой новой берестяной грамоты — маленькое чудо воскрешения давно умершего человека, имя и самое существование которого, казалось бы, навсегда было забыто его потомками. Найденные к сегодняшнему дню берестяные документы, сообщив нам сотни забытых имен, населили Новгород целой толпой говорящих теней, способных рассказать о себе и о своих современниках.

Мы теперь иначе представляем себе и состояние грамотности в древнем Новгороде, и характер внутриусадебных отношений, и те динамические процессы, которые лежали в основе развития новгородской экономики и политики. Однако, повторяю еще раз, — главным результатом их открытия является персонификация жилого комплекса, возможность сомкнуть тяготеющие к генерализации вещественные материалы раскопок с конкретностью письменного документа, не только увидеть исчерпывающий набор предметов и сооружений, которыми пользовался средневековый новгородец, но и услышать голос этого новгородца. Эта новая возможность видоизменила саму манеру археологического исследования, поставив перед ним проблемы, бывшие прежде традиционными для исследователей письменных источников.

Берестяная грамота.

Оценивая перспективы дальнейших поисков берестяных грамот в Новгороде, можно привести — пусть самый приблизительный — подсчет. За пятьдесят лет раскопок в Новгороде вскрыто 2,5 гектара культурного слоя, в котором обнаружено свыше 600 берестяных грамот. Если принять активно используемую площадь древнего города за 100 гектаров (общая его площадь в пределах валов конца XIV — начала XV века равна 260 гектарам), то количество еще не открытых, но хранящихся в земле документов приравняется к 23 500. Такая цифра может показаться фантастической, однако ее подкрепляют материалы о насыщенности новгородского культурного слоя берестяными грамотами на разных раскопах. В среднем одна грамота приходится на 20-30 кв. м культурного слоя. Общая цифра берестяных грамот может быть меньше или больше, но в любом случае Новгород таит в своих недрах многие тысячи берестяных документов, которым еще предстоит войти в фонд первоисточников нашей истории.

Можно только позавидовать будущим исследователям. Главным документом, с которым придется иметь дело грядущим историкам экономики и государственного устройства, культуры и права, политики и языка древнего Новгорода, станет лист бересты, покрытый прожилками и трещинами, подчас безжалостно изорванный, но неизменно порождающий чувство живого соприкосновения с прошлым.

Коснемся теперь некоторых частных проблем берестяного письма.

Надо полагать, что способ этого письма сыграл немаловажную роль в формировании как палеографических особенностей русской письменности, так и особенностей древнерусского литературного стиля. Как уже отмечено, письмо на бересте требует заметного физического усилия, фактура же бересты — простоты линий. Письмо на бересте и скоропись (курсив) — понятия взаимоисключающие. Скоропись на Руси возникает достаточно поздно, только с середины XV века. Трудно не обратить внимания на совпадение двух важных дат — исчезновения берестяного письма и распространения скорописных почерков. Если последнее связано с массовым внедрением бумаги и гусиного пера, то вряд ли следует сомневаться в том, что популярность берестяного письма служила главной причиной, консервирующей уставные и полууставные почерки пергаменных рукописей с их прямолинейными буквами. Наличие в коллекции новгородских берестяных грамот значительного числа разновременных школьных упражнений, самым известным из которых является комплекс берестяных грамот мальчика Онфима (XIII век), лишний раз подтверждает, что формирование почерков прямо связано с берестяным письмом.

К слову, школьные упражнения на бересте демонстрируют уже сложившиеся навыки письма. Рядом с алфавитами и примерами слогового письма («ба, ва, га, да... бе, ве, ге, де...» и т. д.) той же рукой бывают выписаны целые фразы. По-видимому, первоначальный процесс обучения письму был связан с использованием дощечек, покрытых воском. Такие дощечки, оборотные стороны которых богато орнаментированы, а в одном случае снабжены вырезанной азбукой, складывающиеся в виде диптиха или триптиха, неоднократно обнаруживали на раскопках. На них писали тем же стилом, который употреблялся при берестяном письме. Как правило, противоположный конец стилоса оформлен в виде лопаточки для стирания написанного по воску. Надо думать, что слабая рука ребенка привыкала сначала к восковому письму, а затем только переходили к обучению на бересте.

В неменьшей степени письмо на бересте формировало и литературный стиль. Вынужденная лапидарность такого письма накладывала неизбежный отпечаток на саму манеру изложения мысли, сохраняющей всю свою емкость при максимальной экономии слов. Полагаем, что многие проблемы древнерусской стилистики могут быть весьма интересно исследованы в связи с изучением литературного стиля берестяного документа.

Однако рассматриваемый аспект, по-видимому, немаловажен и для обсуждения вопроса о возможных поисках и открытии берестяных грамот в археологических комплексах Центральной и Западной Европы. Орудия берестяного письма не один раз были найдены на городищах Польши. Существуют сведения о применении бересты как писчего материала в средневековой Скандинавии. Известны шведская и немецкая (последняя из Таллина) берестяные грамоты XV—XVI веков, написанные чернилами (кстати, две чернильные берестяные грамоты найдены и в Новгороде в слоях середины XV века). Однако Олаус Магнус в XVI веке недвусмысленно писал о шведских грамотах, не написанных чернилами, а именно процарапанных на бересте: «Применяли бересту тем охотнее, что письма не повреждались и не портились ни дождем, ни снегом». В поисках западноевропейских берестяных грамот, таким образом, существует определенная обнадеживающая перспектива. Однако, надо полагать, западноевропейское берестяное письмо в целом исчезает раньше русского. И бумага, и беглые курсивные почерки появляются в большинстве стран Западной Европы еще в XIII веке. Вероятность находки берестяных грамот в таких условиях повышается для более ранних слоев. Менее вероятны находки в напластованиях XIV—XV веков.

Музыкальные инструменты.

Тем не менее первая процарапанная берестяная грамота, написанная немцем на латинском языке, была найдена в Новгороде, на территории ганзейской фактории «Готского двора», в слоях рубежа XIV—XV веков. Она содержала начальные строки 94 псалма Давида и конспективную запись очередности литургических служб в апрельские календы. Ее нетипичность подчеркивается и применением на бересте готического курсива, то есть почерка, сформировавшегося на бумаге, и местом находки, где береста в указанное время сохраняла все качества преимущественно употреблявшегося дешевого писчего материала.

Коснувшись иноземных для Новгорода текстов, нужно упомянуть и берестяную грамоту № 292 XIII века, написанную на карельском языке кириллицей. До этой находки самые ранние, известные науке карельские тексты относились только к XIX веку.

* * *

Есть нечто символическое в том, что древнейшая берестяная запись (она была найдена летом 1981 года) оказалась азбукой, с овладения которой всегда начинается обучение письму и знакомство с письменностью. Эту берестяную грамоту (ей присвоен очередной номер 591) обнаружили на древней Славной улице, извлекли из самых нижних пластов раскопа — с глубины 6 м 40 см. Дата этого документа будет уточняться анализом всех находок, происходящих с этого уровня, и еще раз проверяться при дальнейшем расширении раскопа, когда он достигнет древнейших пластов. Но уже сейчас ясно, что грамота написана в первой половине XI века (не исключен и конец X века) и является на сегодня пока самым древним из всех берестяных документов, найденных в Новгороде. До сих пор самыми ранними были грамоты середины XI века.

В азбуке не хватает некоторых букв. Писавший ее, несомненно, ошибся: он пропустил после буквы 3 три буквы — И, I, К и поменял местами Л и М. Происхождение такой ошибки поддается простому объяснению. По-видимому, нанося на бересту буквы, писавший произносил их названия и, написав 3, то есть «землю», машинально изобразил вслед за ней те согласные, которые следуют одна за другой в этом названии.

Однако принципиальный характер имеет нехватка некоторых других букв. Азбука состоит не из 43 знаков, а только из 32. Правда, некоторые из отсутствующих знаков, такие как «кси», «пси», иотованные буквы, не употребляются и в более поздних берестяных азбуках. Они были достоянием грамотеев более высокого порядка, имевших дело с книжным письмом. Но в азбуке, найденной в 1981 году, отсутствуют и такие широко употреблявшиеся буквы, как Щ, Ы, Ь. Можно было бы предположить, что для этих букв, помещавшихся в заключительной части алфавита, просто не хватило места. Однако такое предположение сразу же отпадает при взгляде на громадный лист бересты, на котором без труда можно было бы разместить несколько подобных азбук.

Археологические находки из стекла и камня.

Археологические находки из металла.

Быть может, человек, записавший азбуку, недостаточно твердо знал ее конец и пропустил отсутствующие в ней знаки по незнанию или невнимательности? И это допущение тоже приходится отвергнуть. В 1969 году в слое начала XII века была найдена берестяная грамота № 460 с записью азбуки, в которой недоставало ряда букв, и мысль о недостаточной грамотности написавшего ее человека тогда казалась совершенно естественной. Теперь мы сравнили только что найденную азбуку с находкой 1969 года и убедились, что и там и здесь отсутствуют одни и те же буквы. А это значит, что в обоих случаях мы встретились с отражением того раннего этапа, когда в Новгороде кириллическая азбука употреблялась еще в неокончательном ее варианте.

Например, на этом этапе еще не было буквы Щ, вместо нее писали ШТ (из лигатуры этих знаков, как полагают, и была образована Щ), буква Ы рождалась соединением Ъ и I, а сама буква Ъ употреблялась для передачи и мягкого, и твердого знаков.

Несомненно, такая неполная азбука в начале XII века, отраженная грамотой № 460, была реликтовой. К этому времени сохранившиеся до нас рукописные новгородские книги середины XI — начала XII веков демонстрируют употребление всех букв, в том числе и отсутствующих в берестяных азбуках. Сохранилась книга 90-х годов XI века, на полях которой ее переписчиком была записана полная азбука, с включением Щ, Ы, Ь. Речь идет о традиции, сохранившей в обучении письму употребление азбук более раннего этапа.

Еще одна азбука XI века была открыта в Киеве. Она процарапана на штукатурке одной из стен Софийского собора. Это тоже необычная запись. В ней, как и в новгородских берестяных азбуках ранней поры, нет полноты состава, но она отличается и иным порядком букв. Включая ряд славянских букв, то есть будучи несомненной кириллицей, она придерживается в целом той очередности знаков, которая свойственна греческому алфавиту (употреблявшемуся и на Руси, но в качестве цифровой азбуки; киевская же надпись включает и буквы, цифрового значения не имевшие).

Таким образом, мы наблюдаем на Руси XI века употребление разных вариантов кириллической азбуки, не набравших еще всей полноты буквенных знаков. Насколько важно сделанное открытие?

Известно, что изобретение славянской азбуки связано с деятельностью болгарских просветителей Кирилла и Мефодия в третьей четверти IX века. В древности у славян употреблялись для азбуки — кириллица, которой, в частности, написаны все берестяные грамоты и которой мы пользуемся и сегодня, и глаголица, отличающаяся вычурностью и очевидной искусственностью букв. Какую же азбуку изобрели Кирилл и Мефодий? На этот вопрос, казалось бы, ответить очень просто. Если одна из азбук называется кириллицей, то именно она и составляет изобретение Кирилла. Однако кириллицей такую азбуку стали называть только в XVI веке; кириллическая книга середины XI века содержит приписку о том, что она переписана «из куриловице», то есть переведена с другого алфавита, под которым возможно понимать только глаголицу. Поэтому заслуживает самого пристального внимания тезис, выдвинутый еще в середине прошлого столетия знаменитым славистом П. Шафариком о том, что Кирилл изобрел вовсе не кириллицу, а глаголицу.

Действительно, в последнее время возникли серьезные основания для вывода о том, что великие славянские просветители создали искусственное глаголическое письмо, а та буквенная система, которую мы привыкли называть кириллицей, образовалась постепенно на базе византийского (греческого) алфавита, и к ней на протяжении определенного времени добавлялись те знаки славянского языка, которым не было соответствия в звуках греческого языка.

Думается, что новые находки в Новгороде подтверждают правильность этого тезиса. Эти новые материалы не отвечают на вопрос, пользовались ли славяне в докирилловское время для записи текстов своего языка греческой системой письма с минимальным добавлением оригинальных знаков или такая система сформировалась не ранее конца IX — начала X веков. Однако находки, несомненно, отражают ранний этап ее существования, когда азбука еще не пополнилась теми знаками, которые придали ей исчерпывающую завершенность.

Цвета древнего Пскова

Сейчас, спустя десять лет, перечитывая страницы книги отзывов той памятной выставки «Живопись древнего Пскова», вновь и вновь думаешь о людях, благодаря которым выставка эта пришла под своды зала Союза художников СССР на Кузнецком мосту, 20...

Послевоенные годы, трудные, неустроенные, отмечены знаком особого интереса к памятникам древней культуры. Шедевры русского зодчества в буквальном смысле слова поднимали из руин, восстанавливая, воссоздавая одновременно живописное убранство уникальных построек, спасая и находя чудом сохранившиеся творения живописного искусства прошлого. Ранней весной, едва только сходил снег и открывался доступ к отдаленным монастырям, скитам, храмам, отряды самоотверженных музейных работников, искусствоведов, реставраторов отправлялись в многомесячные экспедиции на поиски произведений живописи, прикладного искусства, редких книг.

Тщательнейшим образом обследовалась тогда и земля псковская, славившаяся своими художественными сокровищами. Немало их обнаружили экспедиции Государственного Русского музея и Всероссийского реставрационного центра. Группы специалистов под руководством таких знатоков, как заслуженный деятель искусств РСФСР Н. Н. Померанцев и известный художник-реставратор Н. В. Перцев, по крупицам собирали драгоценные свидетельства истории развития древней псковской живописи.

В городе Опочке была найдена доска средних размеров. Аляповатая, грубая живопись ее верхнего слоя, не заслуживающая внимания, относилась к концу XIX века. И лишь опытный глаз исследователя, чувствующего тончайшие нюансы, смог разглядеть под толстым панцирем разновременных записей древний красочный слой. Фотоотпечатки рентгенограммы и другие методы лабораторного анализа, проведенного в Москве, подтвердили предположения специалистов. Процесс раскрытия авторской живописи вылился в волнующую демонстрацию мастерства наших реставраторов. Прямо на глазах исчезала легко растворяющаяся масляная краска, и вместо композиции «Огненное восхождение Ильи» во всей своей первозданной красоте выступали под искусными руками реставратора красочные переливы псковской иконы XVI века на совершенно другой сюжет — «Рождество Христово».

Яркие цветные репродукции деталей найденного в Опочке и возрожденного шедевра безымянного мастера стали своеобразной эмблемой выставки «Живопись древнего Пскова» — они были воспроизведены на ее афише и пригласительных билетах.

Всероссийский реставрационный центр готовился к этой выставке, как готовятся к большому празднику. И многоопытные профессионалы, долгие годы посвятившие восстановлению шедевров древнерусской живописи, и новички, недавно поступившие в обучение, с одинаковым рвением и энтузиазмом трудились над псковскими находками, порой забывая про еду и сон, стремясь как можно скорее вернуть этим вещам первозданную красоту. Представьте только себе: за год с небольшим отдел темперной живописи восстановил около 60 икон внушительных размеров, каждая из которых нуждалась в сложнейших реставрационных операциях, начиная от укрепления грунта и красочного слоя и кончая тонировкой и покрытием лаком расчищенной живописной поверхности...

Духовный порыв, одержимость — иными словами эту работу не назовешь. Помню, как все мы помогали друг другу советами, совместно обсуждали возникающие затруднения, сообща принимали решения. Каждый отвечал не только за порученное ему дело, но и за всю экспозицию будущей выставки. Бывало, вспыхивали ожесточенные споры, накалялась атмосфера... Равнодушных исполнителей в отделе не было. И это было прекрасно!

...Вот Наташа Дунаева склонилась над доской с изображением Богоматери Одигитрии. Живопись очень старая. Специалисты датируют ее рубежом XIII—XIV веков. Сколько невзгод, пожаров, стихийных бедствий пронеслось над нею! Сколько разрушений и позднейших записей выпало на ее долю! Попробуй пробиться сквозь вековые напластования, найти верный путь в этом лабиринте! И ложатся на живописную поверхность миллиметровые компрессы, допытывается разгадки око специального микроскопа...

К открытию выставки удается «нащупать» лишь несколько авторских кусков. А впереди еще много лет работы, прежде чем спасенный и восстановленный памятник окончательно займет свое место в музейных залах.

Луиза Овчинникова и Марина Наумова. Какими маленькими и хрупкими выглядят они рядом с почти двухметровым образом Богоматери Тихвинской, с XVI века украшавшей интерьер Троицкого собора — главного храма древнего Пскова. Не верилось просто, когда Марина приступила к работе, что за сравнительно короткий срок это великолепное живописное творение будет отреставрировано полностью. На выставке оно заняло отдельную стену. И, наверное, лучшей наградой мастеру-реставратору явились толпы посетителей, подолгу любовавшихся величественной гармонией красок, непередаваемо изящных линий и строгой одухотворенностью ликов.

В чем же, спросите вы, секрет неповторимости псковских икон?

Ответить на этот вопрос не так-то просто. Псков торговал, воевал, строился, разрушался и вновь строился, приглашая нередко иноземцев, которые помогали вершить дела политические, а также давали советы, как лучше строить храмы, дворцы и крепкие стены оборонительных сооружений. Но — странное дело — если новгородские мастера, чей родной город имел не менее оживленные связи с другими государствами средневекового мира, охотно использовали достижения чужеземных собратьев по искусству, то псковичи были непреклонны и последовательны в каком-то пуританском отношении к сохранению местных традиций. Получив основные уроки от византийских мастеров, художники древнего Пскова веками разрабатывали свою систему иконописания, проникнутую высоким духовным началом.

В псковской иконописи все отличается самостоятельностью, оригинальностью. Здешние мастера не любили изменять правилам, установленным предшественниками. От учителя к ученику, от отцов к детям передавались незыблемые каноны, профессиональные навыки, начиная со способов обработки доски и кончая структурой построения ликов.

Почти все псковские иконы XIV века — классического периода в истории этой школы — написаны на сосновых досках, сработанных и скрепленных между собой с помощью таких похожих столярных приемов, что кажется, один умелый ремесленник руководил их изготовлением. Левкасные грунты также абсолютно специфичны. Они нанесены на деревянную основу плотными слоями, поверхность левкаса не зашлифована под стекло, как, например, в суздальских образцах, а отличается шероховатой, неровной фактурой. Левкашение икон в древнем Пскове напоминает принцип обмазки церковных построек города штукатуркой, положенной свободно и неравномерно, вылепленной руками строителей, не заботившихся о наведении особого глянца. Подобный способ обработки грунта придает внешнему виду псковских икон особую простоту и делает более живописными красочные плоскости.

Манера письма художников древнего Пскова поистине удивительна. Псковскую икону, особенно произведения, созданные в XIV—XV веках, сразу выделишь среди образцов других школ средневековой русской живописи. Никто из современников не мог написать такие лики, какие смотрят с икон древнего Пскова. Вероятно, они казались мастерам остальных русских городов странными, далеко не соответствующими традиционным представлениям и канонам изображения святых. Необычайная экспрессия, переходящая в фанатизм духовный, внутренний, а не внешний, исступленный, передавалась псковичами с помощью контрастного сопоставления цвета и света, осмысленной деформации линии рисунка и красочных плоскостей. Динамика видна в конструктивном построении фигур на псковских иконах. Художники любят фиксировать моменты энергичного движения, хотя в динамике псковских икон абсолютно исключен момент суетности, их авторы никогда не позволяют бессмысленно раскручиваться сюжетной пружине, все время сдерживая ее потенциальный порыв. Пробела, отмечающие складки одежды, на псковских живописных образцах далеки от строгой геометрической системы византийских прототипов, но отнюдь не выглядят небрежными и хаотическими, так как и они подчинены воле художника, глубоко чувствующего предельные грани возможного и невозможного, допустимого и недопустимого каноном.

Церковь Успения от Парома. XV—XVI века.

Немало вопросов рождается при изучении псковских икон, и трудность ответа на них связана со сложностью постижения внутренних закономерностей и причин развития местного искусства. Скажем, в силу каких обстоятельств художники древнего Пскова оставались равнодушными к творчеству талантливых мастеров иных княжеств и городов? Для того только, чтобы сохранить в строгой неприкосновенности изобразительную форму и стиль? Служа высокой идее? Или подлаживаясь под вкусы и требования заказчиков? А религиозные догматы? Они должны были переосмысливаться мастерами, создавшими иконы, не похожие на известные памятники. Переосмысление становится, таким образом, основой творчества. Кто и как руководил иконописцами на этом пути? Ответить на выдвинутые вопросы можно будет лишь после тщательнейшего изучения всех вновь открытых творений одной из важнейших школ нашей средневековой живописи.

Псковская земля богата древними памятниками. В вековой тишине непроходимых лесов, на ярких коврах заливных лугов, по берегам быстрых речек, над бескрайними озерными гладями или просто посреди широких полей щедрыми руками псковских зодчих разбросаны неповторимые архитектурные творения. Драгоценные россыпи сокровищ древней псковской культуры привлекают современного путешественника высокими художественными качествами, органичным слиянием памятников архитектуры с окружающей природой, мастерством исполнения, строгостью форм, тонким вкусом. Общие принципы и строгие законы в строительстве не мешали псковичам создавать непохожие по своему многообразию монастырские постройки и жилые дома, княжеские дворцы и церкви, монументальные здания кафедральных соборов и неприступные оборонительные сооружения. Даже в наши дни, когда от старых памятников сохранились лишь отдельные фрагменты, осмотр каждого исторического места псковской земли сопровождается различным эмоциональным воздействием.

Знакомство с древнерусским городом начинается обычно в тот момент, когда подъезжаешь к нему издалека. Каждый старый город имеет своеобразный пейзаж-вступление, отражающее как в зеркале основные элементы архитектурного облика этого города. В пейзаже фокусируются художественные устремления зодчих, веками создававших живописную панораму города.

По дороге на Новгород путешественник невольно залюбуется лаконичными силуэтами церквей, разбросанных среди просторных окраин древнего города. Залюбуется и никогда не забудет эту картину, нарисованную уверенными сдержанными штрихами. Доступ к сокровищам города Владимира открывают золотые купола высоко возносящегося в небо Успенского собора. Задолго до въезда в городские ворота можно видеть Вологодскую Софию, господствующую над белоснежными храмами, которые словно застыли у самой кромки тихих вод реки Вологды. Суздальская панорама возникает неожиданно среди вольготных просторов владимирского ополья.

Во Псков ведут разные дороги. Троицкий собор виден со всех дорог, задолго до въезда в город. Но своеобразная прелюдия к величественной музыке древнего Пскова наиболее открыто и торжественно звучит в Изборске, «псковском пригородке», расположенном в тридцати километрах к западу от города. Здесь начинается история псковского княжества, здесь свершались легендарные дела и события общерусского значения. Город-крепость выдержал столько нападений, так много дней и ночей провел в осадном положении, что недаром зовется в письменных источниках «железным городом». У его стен в течение многих веков пробовали свои силы лучшие воинские отряды Европы, но все ловцы военной удачи испытали горечь поражения и возвращались в родные страны «со многим стыдом и срамом».

Ушли в прошлое годы тяжелых войн и постоянных набегов. Изборск потерял былую славу защитника западных порубежий русского государства. Мирная жизнь с ее повседневными заботами окружила стены могучей крепости. В древнем Изборске цветут сады, на труднообрабатываемых землях голубеют поля льна, зреют хлеба. И все же именно в Изборске псковская история воспринимается необычайно остро, а крепостные стены живо напоминают о далеких событиях, волновавших средневековый мир.

Церковь Папы Климента. XV век.

Изборск принадлежит к числу тех исторических мест России, которые время словно обязалось сохранить в первозданном виде. В Изборске все заповедное: небо, земля, воздух, пейзаж и, конечно же, исторические памятники. Люди, живущие в изборских окрестностях, чтут древние легенды и соблюдают традиции, передаваемые из поколения в поколение. Хорошая слава живет долго, и местным крестьянам есть чем гордиться. История каждой крепостной стены, маленькой часовни или ажурной звонницы рассказывает о боевых подвигах изборян, прославляет смелых воинов, воспевает человеческий труд. Вот почему с такой любовью относятся местные жители к драгоценным свидетельствам прошлого.

Мужественная красота присуща внешнему облику старого Изборска. Она складывалась на протяжении столетий. У стен изборской крепости ощущаешь дыхание вечности. Незримое могущество окутывает склоны Жеравьей горы. Здесь нет места сентиментальному, идиллическому настроению, ибо красота в Изборске скрыта в самых простых вещах, она совсем земная и присутствует в явлениях обычных, повседневных. Созданные руками людей крепостные стены, жилые дома, храмы и часовни Изборска не просто вписаны в окружающую их природу. Они принадлежат ей, они — неотъемлемая часть изборского пейзажа. Поэтому Изборск не поражает диковинными формами и колоссальными размерами; на изборских холмах ничто не нарочито и не заставляет изумляться. К древностям Изборска нужно привыкать постепенно, и тогда раскрывается их потаенный, внутренний смысл. Чтобы понять красоту Изборска, необходимо пожить у его стен хотя бы недолго, просыпаться по утрам вместе с жителями в сложенных из местного известняка домах, сходить пешком в деревню Сенно, чтобы услышать колокольный звон действующей звонницы XVI века, посетить Мальской монастырь, часами говорить с рыбаками, так много знающими и так охотно рассказывающими об изборской истории. Древний Изборск радушно принимает всех, кому дорога и близка древняя культура народа, красота созданного им искусства.

* * *

Богатая событиями жизнь древнего Пскова протекала в борьбе за независимость от иноземных захватчиков, против посягательств соседних княжеств на законные псковские владения. Эпохи расцвета сменялись периодами упадка и разрушения владений Псковской республики.

Начало освоения земель будущего Псковского княжества ученые относят к эпохе неолита. Племя кривичей — пришельцев с верховьев Днепра — появилось в бассейне реки Великой в VIII веке. Находки археологов свидетельствуют о широком развитии ремесел среди славян, поселившихся на берегах Псковского озера. Курганы Псковщины хранят древние орудия земледелия, металлическое оружие, изделия из стекла и камня.

«Повесть временных лет» упоминает о Пскове под 862 и 903 годами, а местный летописец считает дату основания родного города еще более древней. «А о Плескове граде от летописания не обретается воспомянуто, от кого создан бысть и которыми людьми».

Среди городов Киевской Руси Псков занимал важное место, будучи пограничным стражем нового государства. Князь Владимир послал одного из своих сыновей управлять Псковом, а с XII века бразды правления переходят в руки новгородских феодалов. Во Псков из Новгорода регулярно присылали боярина-посадника. Новгородские князья обязаны были защищать младший пригород от вражеских нападений. Псковичи подчинялись решениям новгородского веча, согласовывая многие вопросы в жизни молодого княжества с правителями Новгорода. Особенно прочными узами связаны судьбы Пскова и Новгорода в XIII веке, когда двум городам пришлось вести трудную военную борьбу с крестоносцами, шведскими войсками и рыцарями Ливонского ордена. Орды монголо-татарских захватчиков не добрались до Пскова, хотя и заставили княжество платить большую дань. Одновременно активизировались ливонские феодалы. В 1268 году псковичи вместе с полками других русских городов разгромили ливонцев под Раквором, а псковский князь Довмонт-Тимофей провел отряды своих войск «до самого моря» в Прибалтику. Военные подвиги псковичей свидетельствовали о растущей мощи княжества и способствовали обретению независимости от Новгорода.

Псковская феодальная республика официально была признана в 1348 году, когда псковичи получили право приглашать князя и перестали подчиняться новгородским наместникам. Четырнадцатый век — особая страница в книге псковской истории. Это время подъема духовной культуры, создания первоклассных литературных памятников и философских трактатов. Участие отряда псковичей в Куликовской битве положило начало сближению с Москвой, которое продолжается в XV веке, а в 1510 году произошло полное объединение Пскова и Москвы.

* * *

Архитектура псковских построек отличается оригинальностью художественных форм и неповторимой спецификой строительных приемов. Археологические раскопки дают ценный материал, позволяющий воссоздать приблизительную картину ранней застройки Пскова. В X—XI веках город целиком был деревянным, живописно распланированным и хорошо укрепленным. Дерево легко поддавалось художественной обработке, и древние мастера любили обыгрывать конструктивные детали затейливыми орнаментами и причудливыми узорами. Найденные в земле остатки деревянных построек полностью совпадают со старинными описаниями богато украшенных языческих и ранних христианских храмов.

Здания из камня начинают возводиться в Пскове со второй половины XII века. За сравнительно короткий срок на берегах реки Великой выросли стены трех крупнейших сооружений во всей истории псковского зодчества. Новгородский и псковский архиепископ Нифонт около 1156 года освящает соборный храм основанного им Спасо-Мирожского монастыря, чьи владения расположились у слияния рек Мирожи и Великой. Севернее Нифонтовой постройки ансамбль Ивановского монастыря увенчали купола белоснежной Предтеченской церкви. А в самом конце двенадцатого столетия, по предположению специалистов, возводится первый каменный собор на территории, примыкающей к будущему Довмонтову городу — Троицкий. Он, как и подобает центральной церкви города, выглядел особо торжественно, возвышаясь над деревянными улицами и домишками посада.

Первая половина тринадцатого века ознаменовалась для Пскова военными событиями. Не до строительства было князю Александру Невскому, возглавившему псковское ополчение в битвах с немецкими рыцарями. Псков, однако, умел быстро оправляться после тяжелых потрясений. Псковский князь Довмонт-Тимофей, сыгравший главенствующую роль в укреплении княжества, расширил могучие стены вокруг кремля и застроил небольшой участок земли несколькими храмами. Немецкий хронист писал, будто «город (Псков) так обширен, что его окружность обнимает пространство многих городов, и в Германии нет города, равного Пскову».

Древнейшие храмы Пскова почти целиком погибли, и наши сведения о них базируются на свидетельствах письменных источников, результатах археологических раскопок и архитектурных реконструкциях. Зато памятников зодчества XV—XVI веков много и, что очень важно, они дошли до наших дней почти в неискаженном виде. По сохранившимся сооружениям XV века можно судить о жизненной силе архитектурных традиций, родившихся столетием раньше. Церкви этого времени дают энциклопедические сведения об эпохе расцвета псковского градостроительства.

Классические памятники псковской архитектуры занимают самостоятельное место в истории средневекового русского зодчества. Архитектурный облик любой постройки старого Пскова проникнут особым интимным настроением, присутствующим и в остальных разделах местной культуры. Псковские мастера умели строить прочно, красиво и несложно. Традиционная архитектурная схема, раз и навсегда установленная каноном, не мешала им разнообразить устоявшиеся формы чисто псковскими художественными деталями. Строители средневекового Пскова добивались глубокой задушевности, находили оригинальное решение для каждого вновь возводимого храма. Древние церкви Пскова лишены официальной представительности новгородской архитектуры; внешний эффект уступает здесь место более земному толкованию архитектурных образов.

Лучшие традиции псковского зодчества живы на протяжении всего XVI века, когда, несмотря на постоянные столкновения с врагами города и полную утрату республиканской самостоятельности в 1510 году, в Пскове продолжают строить культовые здания, возводят крепостные стены, закладывают фундаменты гражданских сооружений. Псковское оборонное строительство этой эпохи вызывало восхищение у современников — жителей соседних областей. Один из древнерусских литераторов написал тогда: «Яко же во всей Руси пресловущий великий град Псков каменный четырьмя стены огражден, да новый град Смоленск». Города Древней Руси охотно пользуются услугами псковских архитекторов, поручая им строительство наиболее ответственных объектов. Зодчие Пскова вплоть до XVII века строго соблюдают основные принципы местной архитектурной школы и используют проверенные временем псковские строительные навыки, работая вдалеке от родного города. Рука псковских мастеров коснулась многих крупных сооружений, возведенных в эпоху формирования Русского национального государства. Посник Яковлев и его сотоварищ по ремеслу Барма были специально вызваны из Пскова для создания чудной архитектурной сказки — храма Василия Блаженного у стен Московского Кремля (1555—1560 гг.) Немало церквей в Казани и Свияжске воздвигнуто артелью Ивашки Ширяева и другими псковскими мастерами. Они выступали не столько в роли новаторов, сколько в роли хранителей старых традиций, но дальнейшее развитие русской архитектуры во многом обязано создавшейся в ту пору творческой атмосфере и высокому профессиональному мастерству псковских зодчих.

Начало гражданского строительства во Пскове, судя по письменным источникам, относится к раннему периоду архитектурной истории города. На протяжении нескольких столетий псковичи сооружали дворцы, жилые палаты, складские помещения и другие хозяйственные строения. До наших дней время сохранило лишь незначительную часть жилых домов XVII века. Это самостоятельный раздел псковской архитектуры.

Каждая из дошедших построек рассказывает о быте средневекового города не меньше, чем самый точный летописный свод. «...Дух простоты и правдивости отличает и гражданское зодчество Пскова... Псковские гражданские здания XVII века — это частные, разных типов каменные дома богатых псковских купцов и гостей, чьи вкусы с необычайной яркостью отразились в этих постройках с их мощными плетеными стенами, огромными подвалами, маленькими зарешеченными железом окнами, едва оживляющими белые глади фасадов домов, похожих порой не столько на жилье, сколько на крепость». Гражданские сооружения древнего Пскова очень часто перестраивались и потому предстают перед нами в сильно измененном виде.

Псковские реставраторы, занимаясь восстановлением первоначального облика старых жилых построек, стараются быть максимально достоверными в своей работе. Прежде чем утвердить окончательный вариант реконструкции памятника, специалисты тщательно изучают исторические документы, делают точнейшие обмеры, проводят подробный сравнительный анализ. Комплексы жилых сооружений средневекового Пскова, благодаря стараниям реставраторов, занимают достойное место в архитектурном мемориале города.

Вольнолюбивый Псков долго сопротивлялся неизбежному концу своей независимости. Особенно стойко отстаивали художественные принципы местной школы псковские архитекторы и иконописцы. Но в семнадцатом столетии общегосударственный порядок взял верх, и последующие два века знаменуют постепенное умирание традиций псковского художественного творчества.

* * *

...Летом московский поезд прибывает в Псков ранним утром. Дорога от вокзала к центру — современный, запруженный потоком транспорта проспект. Нетерпеливый путешественник может даже испытать минуты разочарования, не видя поначалу ожидаемых памятников старины. Подобно многим древнерусским городам, Псков подвергался неоднократным перестройкам в каждом столетии. А бурный XX век вмешался в сложившийся городской ландшафт как властный и требовательный хозяин. Не везде здесь удалось достигнуть гармонии, согласованности средневековых сооружений с новыми жилыми массивами, фабриками, заводами. Но все же старая псковская архитектура наряду с традиционной планировкой города осталась его существенной частью и даже оказала определенное влияние на характер и расположение новых современных зданий, улиц и промышленных комплексов. Псков сумел сохранить в своем облике черты заповедного уголка Древней Руси.

«Пскова больше нет и никогда не будет!» — заявляло фашистское командование, покидая город, который гитлеровским захватчикам так и не дано было покорить. В отместку, одержимые бессильной злобой, они постарались уничтожить все, что могли — жилые дома, фабрики, мосты, электростанции и, конечно, памятники архитектуры. Со всех пяти глав Троицкого собора была снята обшивка. Палаты купцов Поганкиных захватчики подорвали. Крепостные стены кремля разрушили так же безжалостно, как и укрепления Окольного города. Огонь артиллерии и бомбежки довершили дело.

Церковь Старое Вознесение. XV век.

Возрождение Пскова началось сразу вслед за вступлением в него наших войск. По решению правительства от 1 ноября 1945 года Псков был включен в число 15 городов, подлежащих первоочередному восстановлению. Москва, Ленинград и многие другие города страны оказывали Пскову помощь, присылая станки, строительные материалы, оборудование для школ и больниц.

Одновременно с неотложными строительными работами специалисты занялись спасением драгоценных реликвий истории и культуры. Архитектурные сооружения Пскова поднимали из руин замечательные реставраторы.

Работая в древлехранилище Псковского историко-художественного музея, разбирая там богатейшее собрание псковской живописи, я подружился со многими прекрасными людьми, посвятившими свою жизнь возрождению славного города и его исторических, культурных памятников.

Мне, к сожалению, не довелось лично знать Ю. П. Спегальского, одного из крупнейших теоретиков и практиков реставрационного дела в России, но его капитальный труд «Псков» стал моим постоянным спутником. До сих пор поражают смелостью фантазии и обширными знаниями фактического материала проекты реконструкции псковской старины, созданные этим талантливым ученым. С отдельными его предложениями можно было поспорить, однако все они отличались тонким художественным вкусом и тактичностью решений. Это была большая школа.

С Всеволодом Петровичем Смирновым мне посчастливилось встретиться, когда он работал главным архитектором Псковской реставрационной мастерской. Судьба его неразрывно сплелась с судьбой Пскова. Юношей- ленинградцем ушел он на фронт, освобождал от врага псковскую землю, а после окончания института приехал на берега реки Великой восстанавливать псковскую старину. Своей любовью к памятникам местного зодчества молодой архитектор сумел заразить всех, кто принимал непосредственное участие в восстановительных работах, — каменщиков, плотников, штукатуров, кузнецов, первыми творивших чудо возрождения древнего города. То была бригада подлинных энтузиастов. А ведь реставрация одного только Покровского комплекса продолжалась десять лет...

В. Смирнов успевал бывать всюду, где требовались его помощь и совет.

Вместе с Б. Скобельцыным и М. Семеновым он поднимал из руин крепостные стены и башни Изборска, воссоздавал ансамбль монастыря- крепости в Печорах. Учитывая сложность и длительность реставрационных процессов, просто диву даешься, как много успел сделать этот неутомимый человек.

При этом он еще сумел параллельно освоить трудную профессию кузнеца и увлекся восстановлением прапоров, которые некогда украшали башни псковского кремля и Печорского монастыря, достигнув в этом многосложном ремесле настоящего совершенства, ибо не пошел по пути стилизаторства, но, опираясь на богатейший опыт, накопленный русскими, и прежде всего псковскими, кузнецами, создал оригинальные художественные произведения в духе вековых традиций.

Однако и на этом мастер не успокоился и, овладев премудростью художественной ковки, задумал и осуществил несколько монументальных памятников из металла.

Художник, архитектор, кузнец, реставратор. И в высоком смысле слова посредник-пропагандист и популяризатор искусства прошлого. Через уютную мастерскую В. Смирнова в бывшей звоннице XVI века пролегла для многих дорога к шедеврам псковской культуры. Здесь я встречал писателей, художников, музыкантов и, конечно же, студентов. Они у Смирнова частые гости. И для каждого у него находится время.

Здесь же в мастерской Всеволода Смирнова среди удивительных вещей, любовно собранных либо сработанных руками хозяина, имеющих свою историю, свою судьбу, я повстречал в первый мой приезд в Псков Леонида Алексеевича Творогова, даровитого исследователя, увлеченного бытописателя псковской старины. В местном музее он занимал должность хранителя библиотеки. «Занимал должность»... Нет, пожалуй, эти безликие слова не способны передать всю многогранную деятельность Л. А. Творогова по сбору и изучению книжных богатств псковской земли. Он задался, казалось бы, невероятной целью — создать книгохранилище, состоящее из всех известных библиотек, когда-либо существовавших на Псковщине, — от легендарного книжного собрания Спасо-Мирожского монастыря, основанного в XII веке, до библиофильских редкостей наших дней. И многое ему удалось сделать.

Рядом с ним были помощники-энтузиасты. Практиканты составляли каталоги и описи, художники красили стены, находили и реставрировали старые портреты, мастерили витражи в подвальных окнах, отливали со старых образцов бюсты писателей и философов... Постепенно, шаг за шагом просторные книжные шкафы заполнялись уникальными изданиями. Л. А. Творогов часами мог рассказывать о каждой новой находке или удачном приобретении. А какой радостью светились его глаза, когда из Германии вернулись ящики с книгами, вывезенными отсюда фашистами во время оккупации!

Я приходил к Леониду Алексеевичу в хранилище и не раз наблюдал, как он мгновенно ориентировался, на первый взгляд, в беспорядочных ворохах книг и рукописей. Отодвинув в сторону томики прижизненного издания Пушкина или запустив руку под пухлую подшивку журнала «Нива», он, не прерывая оживленной беседы, изящным жестом извлекал древний арабский манускрипт, псковскую грамоту XVII века или письмо А. П. Ганнибала к Екатерине II.

«Оставайтесь во Пскове. Живите и работайте здесь. Какие богатства откроются перед вами!» — не уставал внушать Л. А. Творогов искусствоведам и историкам, приезжавшим сюда. И затем в подкрепление своих слов вел их на экскурсию по городу. Это были незабываемые прогулки! Леонид Алексеевич знал псковскую историю досконально, знал, кто строил крепостные стены, храмы, а кто — жилые дома XVII столетия, описывал давно минувшие события так, будто сам при них присутствовал. И слушателям его древний Псков становился роднее и понятнее.

В Пскове дни кажутся длинными, подчиненными спокойному, величавому настрою местной природы. И размеренность здешней жизни заставляет забыть о повседневной суете. В Пскове не хочется торопиться: торопливость неуместна рядом с вечностью. Особенно хорош город в солнечные летние дни. Белые стены соборов впитывают лучи солнца и становятся почти прозрачными на фоне голубеющего неба, никогда не бывающего ярким. Звуки, шумы центральных улиц растворяются в жарком мареве и не долетают до маленьких улочек, перечерченных неподвижными тенями высоких звонниц и куполов церквей.

Нередко я задаю вопрос: почему именно Псков влечет меня к себе с особой силой? Ведь другие древнерусские города тоже богаты чудесными памятниками, и талант их создателей не уступает таланту псковских мастеров. И все-таки Псков тянет к себе больше. Многолетнее знакомство с этим городом подсказало единственно правильный, как мне думается, ответ. Причина властной притягательности Пскова для заезжего путешественника кроется в неповторимом укладе местной жизни. Древние памятники Пскова органично вплетаются в канву повседневного бытия, без них нельзя представить нынешний город. В Пскове живется и дышится легко. Приезжая сюда, перестаешь чувствовать себя туристом. Древности Пскова располагают к особому душевному настрою. Ненавязчивые, неброские, они вселяют внутреннее спокойствие, устанавливают с тобой личную связь. Постепенно у тебя появляются здесь любимые места, заповедные уголки. И, наконец, наступает тот момент, когда старый город овладевает тобой полностью, оставляет неизгладимый отпечаток в твоем сознании.

Река, а вернее, реки играли и продолжают играть важную роль в жизни Пскова-города, в формировании его бытового уклада и внешнего облика. Они дополняют друг друга — полноводная и широкая Великая и неглубокая, извилистая, быстрая на перекатах Пскова, впадающая в Великую у стен кремля.

Берега Великой — реки судоходной, соединяющей Псков с внешним миром, были застроены торговыми домами, крупными монастырями и пристанями. Древнейшая часть города находилась на Крому, где Пскова сливается с Великой. Средневековыми архитекторами не случайно выбрано для Троицкого собора самое высокое место. Теперешнее здание кафедрального храма относится к концу XVII века. Но не вызывает никаких сомнений связь его с более ранними вариантами этой же постройки. Страж города, он виден со всех концов, откуда бы ни подъезжать к Пскову.

Подлинную атмосферу средневековой жизни крупного политического и культурного центра боярской республики можно вообразить себе за каменной оградой Мирожского монастыря. Все здесь дышит памятью о людях, живших сотни лет назад. Это они участвовали в украшении драгоценными фресками главной постройки монастыря — Спасо-Преображенского собора в XII веке, это кто-то из них переписывал в монастырской келье «Слово о полку Игореве», у стен храма сограждан на борьбу с супостатами... Гулкое эхо звучит под сводами собора, эхо далекого и вместе с тем близкого прошлого. И вновь приходит настойчивая мысль: разве могут умереть или оказаться забытыми чудесные творения псковских мастеров, чьи имена неизвестны, но чье художественное наследие бесценно!

«От начала убо русския земли сей убо град Псков никем же князем владем бе, по своей воле живяху в нем сущия люди». Возвышенными словами псковская летопись утверждает основной девиз древнерусского княжества: независимость — прежде всего! Стремление к независимости псковичи пронесли через столетия бед и пожаров, сквозь все испытания, выпавшие на их долю, в тяжкие и светлые времена сохранив любовь к родному городу, к родной земле. И сегодня Псков может гордиться не только своей древней историей, но и неувядаемой силой псковских традиций.

Псковичи — люди гордые и горячие, как все те, кто много выстрадал и много повоевал, аристократично гостеприимные, как подобает жителям города с древней историей. Эти гордые и гостеприимные люди продолжают ныне творить славную историю Пскова, имя которого известно во всем мире.

И всякий, кто хоть раз побывал здесь, непременно опять захочет вернуться, будет мечтать о новой встрече с городом, как мечтаю о ней и я.