Спаси меня от одиночества

Глава 32. Ника.

Стряхнув волнение, возникшее между нами ещё в квартире, первой прохожу в холл и подхожу к дежурной сестре, чтобы уточнить, куда идти.

Вчера мы попали в больницу через приёмный покой, а сегодня пришлось идти вдоль здания, чтобы найти центральный вход.

Не скажу, что здесь красиво. Скорее уныло. Редкие деревца разной высоты, конечно, скрашивают разноцветными листьями общую картинку. Только картинка всё равно получается контрастной в сравнении с теми местами, где я уже побывала.

Кто-то мог бы сказать, что в больницах не до красоты, но я видела разные в Воронеже. И ни одна не портила так настроение, как сейчас.

— Здесь хорошие врачи, — видя мои сомнения, Антон облокачивается на стойку информации и читает объявления, которыми завешен целый стенд.

Здесь и часы работы, и запрещенные к передаче продукты, и разрешённые вещи, и многое другое.

Я цепляюсь за продукты, конечно. Мама очень любит пить молоко по вечерам, а оно запрещено.

— Молоко нельзя, — огорчаюсь.

— Уладим.

Антон разговаривает спокойно и негромко, но каждая его брошенная фраза находит во мне отклик. Пресловутое волнение вперемешку со смущением порождает пылающее лицо и уши. И ненавистные веснушки, активирующиеся сразу же.

Поэтому я стараюсь отворачиваться и думать о чём угодно, только не о его голосе.

Я уже устала бороться со стыдом и совестью: не то время, не то место. Попробуй сердцу объясни про беременную жену. Она сказала, что бывшая, но она же беременная! Вдруг ребёнок его? А я тут думаю… Щекотание бабочек ощущаю. Как будто меня ничему не научило предательство Ивана…

Пока я борюсь с собой, женщина возвращает мой паспорт и называет номер палаты. Я его уже знаю, так как созванивалась с мамой.

Также знаю, что Вика пришла в себя и находится рядом с ней.

Кен лежит в том же отделении, но в противоположном конце длинного коридора. Его апартаменты, как он сам их назвал, расположены ближе к входу. И он уже ждёт нас в коридоре, сидя в кресле и залипая в телефоне.

Друзья здороваются. Мне прилетает поцелуй в щёку и жалобы на злых медсестёр, готовых всадить больной укол вместо ласкового поцелуя. Мне и смешно, и жалко одновременно. Кен так забавно рассказывает, закатывая глаза и пародируя персонал, что настроение стремится в отметке «хорошо».

Мы довольно громко общаемся и получаем замечание от спешащего мимо врача в голубом костюме.

— Вот видишь? А ты не верила. Меня здесь никто не любит.

— Обязательно полюбит, — Антон оттесняет Кена от меня и выставляет руку, упираясь ладонью в стену.

Я в шоке. Иннокентий, кажется, тоже.

— Это чё было?

— Потом поговорим. Нике надо к родным.

— Да я провожу, — Кен пытается забрать мою сумку и получается не очень ловкая ситуация. Антон оказывается быстрее и не отдаёт.

— Колись, рыжик, что сделала в моим другом?

Пожимаю плечами, готовая сквозь землю провалиться. Одному смешно. Второй хмурится. И я… опять вся красная.

— Мне правда надо к маме, она уже ждёт.

Сбегаю, если честно. Слышу шаги позади и даже не гадаю, кому принадлежат. Я уже могу угадывать их с закрытыми глазами.

Ерунда какая-то!

***

Обнимаю маму, вдыхая её духи и запах лекарств. Никак не могу отлипнуть.

Вика лежит на кровати бледная. Спит.

— Не говори ей ничего. Врач сказал, что с девочками сначала поработает психолог. Ещё из участка должны прийти. Твой знакомый написал заявление.

— Я знаю, — шепчу. — Он адвокат, мам.

— Где ты такого нашла? я вчера не в состоянии спросить была. А он сегодня явился. Кофе мне принёс. Потом ещё несколько раз заходил. С Викой побыл, пока я быстро в душ бегала.

— Он хороший. Это тот самый Кен. Ну с рестораном, помнишь?

— Помню. На фото вроде другой был.

— Просто фотка неудачная.

— Симпатичный. И, кажется, ты ему нравишься, Никуш.

Блин, мама!

— Да нет, — прикусываю губу. — Мы друзья.

— Наивный мой ребёнок. Он уже взрослый для дружбы с девочкой, которая его ощутимо моложе. Будь осторожна, дочь. Обещай мне, что не будешь совершать глупости.

— Мамаааа!

— Т-ш-ш-ш, не кричи! Я вот дурочкой была, полетела на огонёк.

— Мам, — поглаживаю её по волосам, — ну вы же хорошо с папой жили. Это потом уже случилось.

— Потом… Не знаю, Ник. Сейчас начинает казаться, что я с самого начала многое не замечала. А ведь влюбилась в него с первого взгляда. Посмотрел на меня, и я пропала. Тут же.

Мама задумчиво вглядывается в облака за окном, а я просто сижу и жду. Минутка откровенности царапнула моё сердце.

Жгучая обида на отца снова подняла свою голову. И как по мановению волшебной палочки, после короткого стука, он появляется в палате.

Аккуратный. Костюм идеально сидит на фигуре. Модная молодёжная стрижка, новый парфюм. Всё в нём чужое.

И выражение лица тоже чужое.

Мама каменеет. От неё веет холодом и морозом.

— Андрей, выйди. Вика спит, ей нужен отдых.

Папа переводит тяжёлый взгляд на сестрёнку и поджимает губы. Раздувающиеся ноздри говорят о том, что он в ярости. Я видела его в таком состоянии…

— Упустила, — шипит. — Я говорил тебе, что мать из тебя такая же ху#вая, как и жена. Доверие? О каком доверии можно говорить с ней?

Сжимаюсь на своём месте, как от удара. Внутри сжимается знакомая пружина.

— Не смей так говорить про маму, — подрываюсь, но отец ловит меня за запястья и с силой усаживает обратно. — Мало вас обеих драли.

— Андрей!

— Рот закрой! Вику я забираю. Сейчас пойду к врачу и договорюсь, чтобы её выписали. Не умеешь следить, не берись.

Мама начинает плакать и мотать головой. Я, всё ещё прижатая к стулу, трепыхаюсь, не понимая, как из любящего папы этот мужик превратился в настоящего монстра. Такое в сказках бывает!

— Сидеть, — бросает мне и широкими шагами пересекает палату.

Сумку, принесённую мной, бросает на пол. От удара с твёрдой поверхностью кружки бьются. Мы слышим звон стекла.

— Собери её вещи. Скоро вернусь.

— Мам, — зову, как только широкая спина исчезает за дверью, — мамуль. Мы не отдадим ему Вику! Мы… Мы что-нибудь придумаем! Кен ведь адвокат! Он подскажет…

Срываюсь с места. Выскакиваю и чуть не падаю, врезавшись в мужскую грудь.