Спасите наши души

Глава двадцатая

Соблюдать тишину оказалось проблемно – слишком громко шуршали Тайкины штаны. Пришлось ей, широко расставив ноги, передвигаться в позе краба черноморского. У соседней комнаты мы замерли и прислушались, потом осторожно толкнули дверь. Это тоже оказалось гостевое помещение, но обставленное несколько уютнее нашего: кровати посимпатичнее, круглый журнальный столик кресла у стены, небольшой телевизор на тумбочке у окна. Следующим помещением и впрямь была душевая на четыре кабинки, дверь рядом – туалет. Миновав лестницу, ведущую вниз, мы перебрались в «правое крыло». Там располагались три двери: две на правой стороне, одна на левой. И все оказались запертыми.

– Ах, значит, нет препятствий для духа? – прошептала Тая.

Со стороны лестницы послышался какой-то шум, и мы поспешили в свои апартаменты. Раскоряка Тая существенно тормозила процесс побега, и я успела испугаться, что нас застукают – по лестнице поднимались. В самый последний момент, когда голоса уже раздались на этаже, мы влетели в комнату и тихонько прикрыли дверь.

– Уф! – Тайка прижала ладонь к груди. – Сейчас сердце выпрыгнет… Сен, кажется, сюда идут.

В мгновение ока мы уже сидели на кроватях, погрузившись в чтение брошюрок. Совершенно случайно я бросила взгляд на стол у окна, там красовалась недопитая бутылка вина и пластиковые стаканчики. В один прыжок я достигла стола, схватила этот натюрморт и сунула под кровать. Но к нам никто не вошел, судя по звукам и шуму, народ заходил в соседнюю комнату с журнальным столиком. Мы переместились к стене и прислушались. Или слышимость была скверной, или разговаривали тихо, но доносилось лишь невнятное бу-бу-бу. Как не напрягались, ничего путевого не услышали, поняли лишь, что их там двое. Вернувшись на кровати, мы на всякий случай взяли брошюры.

– Который час?

– Шесть с копейками.

– У, как время медленно тянется.

Она встала и принялась ходить по комнате взад – вперед. Подойдя к окну, она присела на край стола и стала обозревать пейзажи.

– Глянь-ка, Сен.

– Чего там? – я нехотя слезла с кровати.

– Ну глянь иди!

Из-под свитера Тая извлекла висевший на шнурке фотоаппарат и открыла объектив. Наше окно выходило аккурат на торец красивого рубленого дома, к нему подтягивалась народная вереница и, скрываясь из нашей видимости, входила внутрь. Тая щелкнула это пару раз.

– Осторожнее, не высовывайся ты так, не хватало чтоб тебя заметили.

– Да они сюда и не смотрят. Слушай, а много народу, да? Человек пятьдесят, не меньше.

Мужчины были одеты обыкновенно – брюки, свитера, а женщины все поголовно в белых косынках, длинных юбках темных расцветок и свободных блузах навыпуск, с длинными рукавами, на некоторых были вязаные кофты. Определить возраст «святых послушников» было проблематично из-за платков на головах и похожей одежды, а вот мужчины – от тридцати и выше. Женского полу было подавляющее большинство.

– Сколько ж дур на белом свете, – вздохнула Тая, убирая фотоаппарат под свитер.

– Не от хорошей жизни, я думаю, они по сектам таскаться стали, у каждого этого «святого послушника», наверняка за спиной какая-нибудь трагедия.

– Отсутствие мозгов, вот, Сена, самая большая трагедия, – проворчала подруга, вытягиваясь на кровати. – Ты же читала эту лабуду, бред со всех сторон, это как надо людям мозги замусорить, чтобы они в такую абракадабру поверили.

– Главное найти подход к человеку, потом можно втюхать ему в мозги все что угодно, – я продолжала стоять у окна, высматривая в веренице Ирину Колесникову.

– Если мозги есть, – упрямилась Тая, – то они не пострадают, человек просто не подпустит к себе сектантского вампира.

– Разные бывают ситуации, очень разные.

Последний человек скрылся в избе, округа опустела. Ирину я не заметила, хотя вполне могла ее просто не узнать в такой одежде.

– Чего там происходит? – приподнялась на локтях подруга.

– Ничего, зашли в дом, должно быть это молельня или что-то вроде этого.

– Потом, видать, ужинать пойдут, а там и наша очередь подойдет. Так есть хочется, аж скулы сводит, бутерброды просвистели как-то незаметно.

– Худеть вам, барыня, надобно, худеть.

– Да ну, сколько той жизни осталось, – она перевернулась на бок, – и так удовольствий никаких, так еще и в еде себе отказывать. А за стеной там все бубнят и бубнят, жаль, что никак не подслушать, даже балкона нет. Скукатища… чем бы заняться?

– Мы смертельно уставшие грибники, чем еще мы можем заниматься кроме долгожданного отдыха? Пойти и спросить, есть ли у них тут бильярд? Давай поспим.

На этот счет Тайку не надо было долго уговаривать, через пару минут она уже вовсю насвистывала курносой носопырой.

Проснулась я, как по тревоге, без пяти девять.

– Тая! Вставай! Хен де хох, рашин зольдатен!

Зевая и хлопая ресницами, она нехотя сползла с кровати.

– Давай, давай, скорее шевелись, а то нам вообще ничего не достанется, всё святые слопают.

Находясь в тылу врага, мы предпочитали не расставаться со звукозаписывающей и фотографирующей техникой, на Тайкиной шее болтался фотоаппарат, у меня под свитером на таком же шнурке притаился диктофон.

– Слушай, что у тебя под штанами надето?

– А в чем дело?

– Такой шорох стоит – караул.

– Там у меня колготки и носки.

– Может, ты снимешь штаны и пойдешь в колготах?

– Они у меня черные и прозрачные. Нет, я конечно же, могу…

– Иди и шурши, – вздохнула я.

Никого не встретив, мы спустились вниз. Послушников уже не было, «святые сестры» убирали со столов посуду. Увидев нас, они заулыбались, опять сказали: «Бог к вам!» и попросили присаживаться. Мы примостились с краю, у лестницы, ожидая, чем же нас угостят. Молодая женщина в платке принесла поднос и поставила перед нами тарелки с манной кашей и стаканы все с тем же сухофруктовым компотом. И душа моя зарыдала кровавыми слезами. Тая смотрела на эти кулинарные изыски с таким выражением лица, будто ей подали тарелку шевелящихся опарышей.

– Сделай лицо попроще, пожалуйста, – шепнула я ей. – Неужто ты не любишь манную кашку? Поверить невозможно.

От взгляда, коим меня наградила любимая подруга, я должна была тут же обратиться в дорожный камень с нецензурными надписями, но отчего-то осталась жить.

Поковыряв ложками в тарелках, мы принялись цедить вонючий компот, в надежде хоть чуточку унять сосущее чувство голода.

– Чего не кушаете? – подошла к нам все та же молодая женщина в платке.

– Да мы так устали, что и кусок в горло не лезет, – промямлила Тая.

– Убирать?

– Угу.

Пока она не успела уйти, я успела вставить пару фраз о том, как сильно мы успели заинтересоваться их религией, обчитавшись духовной литературы.

– Да, это так интересно, – поддакнула Тая, – и просто для понимания.

– Истинная истина всегда проста для понимания, – важно изрекла женщина и отчалила с нашими тарелками в пищеблок. Мы допили компот, но уходить не спешили, встали, прошлись туда-сюда, будто прогуливались за разговорами, и увидали дверь, за которой скрывались тетеньки с подносами. Напрашивался логический вывод, что там кухня. На этой двери и впрямь не было замочной скважины, только простая круглая ручка.

– Идем наверх?

Я кивнула.

Нарочито медленно мы стали взбираться по ступеням, надеясь хоть кого-нибудь встретить, но нам не повезло – ни на одну личность не натолкнулись.

От зверского чувства голода мы мучались часов до одиннадцати.

– Я готова уже сырые грибы жрать, – стонала Тая. – Давай вино допьем?

– На голодный желудок нас мгновенно развезет, а нам не следует расслабляться в таком месте.

– Но что же делать? – Тая заломила руки, будто играла в пьесе Шекспира. – Я невыносимо хочу есть!

Да, богатые кислородом прогулки по лесу, разожгли в нас первобытный жор…

– Могу съесть манную кашу с чужой грязной тарелки! Честное слово могу!

Дело принимало серьезный оборот.

– Снимай штаны.

– Чего?

– Снимай, говорю, свои музыкальные штаны и пойдем на кухню, наверняка там что-нибудь съедобное осталось.

– Я тебя люблю, Сенчурия!

Тайка поспешно стянула штаны, оставшись в колготках и ботинках, с торчащими из них полосатыми носками. Свитер аккурат прикрывал ее объемную попу, так что выглядела подруга вполне пристойно.

Крадучись мы миновали коридор и спустились на первый этаж. Над верхушками елей нависла яркая полная луна, она, словно прожектор на сторожевой вышке светила прямо в окна. Мы прокрались к двери, ведущей в пищеблок и прислушались.

– Вроде никого, – шепнула Тая и осторожно приоткрыла дверь.

Лунного света вполне хватало на то, чтобы без усилий рассмотреть интерьер: две больших электрических плиты, длинный разделочный стол, какие-то ящики, коробки… и здоровенная холодильная камера в углу. Не долго думая, мы направились к ней.

– Надеюсь, там не трупы? – глупо хихикнула Тая, берясь за металлическую ручку.

– Я сейчас тебе по башке дам чем-нибудь тяжелым и будут трупы.

– Ну, я же пошутила, а ты прям сразу в драку.

Тайка потянула за ручку и заглянула в холодильное нутро, первое, что бросилось в глаза – полбатона варёнки. Тая схватила его и, урча, как голодная кошка, собралась уже вцепиться зубами в розовое колбасное тельце.

– Погоди, так сильно заметно будет, надо ножом отрезать.

Я направилась к разделочным столам в поисках колюще-режущих предметов. Поравнявшись с приоткрытой дверью, я вдруг услыхала отдаленные голоса и мгновенно взмокла от страха.

– Тая! – метнулась я к подруге. – Бросай колбасу! Там кто-то идет!

Тая изумленно смотрела на меня круглыми глазами: как это – бросай колбасу? Я выхватила продукт из ее хищных лап и метнула обратно в холодильник, после огляделась по сторонам. Спрятаться в пищеблоке было негде, а голоса приближались.

– За мной.

Я схватила за руку голодную Таиску и поволокла в трапезную.

– Ты куда это? – тормозила колбасница процесс побега.

У последнего стола в самом дальнем углу, я затормозила.

– Лезь под стол!

– Чего?

– Лезь под стол, задница! Быстро!

Пинками помогая подруге двигаться скорей, я полезла в убежище. Не успели мы толком укомплектоваться, как голоса раздались уже непосредственно в трапезной.

– Фух, ну и день, – сказал некто, – устал, даже руки дрожат.

– Ничего, сейчас расслабимся, – ответил чуть хрипловатый голос. – Занавески-то задерни.

Послышался характерный звук. Загорелся свет. К счастью, включили его только в центральной части помещения, наш угол так и остался в темноте. Уставший гражданин с дрожащими руками и обладатель хрипловатого голоса ушли в пищеблок и вернулись оттуда минут через пять, звеня стаканами и тарелками.

– Коньяка приличного не нашел, бренди взял, Метаксу, ничего?

– Пойдет. Колбаса так себе, я больше салями люблю.

– Зато сыр отменный, домашний.

Тайка судорожно сглотнула слюну.

Они присели за стол друг напротив друга, нам были видны только ноги, одни в черных брюках, другие в синих джинсах.

– Давай за всё.

Звякнули стаканы. Через пару секунд хрипловатый голос произнес:

– Хорошо. Значит, говоришь, подходят как нельзя лучше?

– Да, девчонки сущий клад.

Я посмотрела на Таю, она осторожно, дабы не произвести ни малейшего шума, вытягивала из-под свитера диктофон.

– Дуры набитые, – продолжал голос, – но с амбициями непомерными, самое оно.

– Писательницы, говоришь?

– Ага, хреновы. Графоманки, каких свет не видывал, а все туда же, книгу о Боге собрались строчить, идиотки.

Зажмурившись, Тайка нажала на запись и пленка пошла.

– Говоришь, сироты?

– По их словам, да.

– И с деньгами?

– Опять же, по их словам.

– Что-то слишком уж идеально все, так не бывает.

По стаканам разлили бренди, потянуло сигаретным дымом.

– Ты б не курил тут.

– Ничего, выветрится. Почему, говоришь, не бывает? Бывает.

– А если их кто-нибудь подослал?

– Сандро, ну это уж слишком. Кто подослал-то? Кто чего заподозрить может? Все у нас здесь цивильно и добровольно, за столько лет ни единой накладки, все чисто и гладко. Да ты на них один раз только глянешь, сразу поймешь, что эти овцы сами по себе и на вид очень здоровые.

– Ну, давай тогда, приводи к нам.

– Угу.

Больше они ни о чем для нас интересном не разговаривали, пили, жрали в свое удовольствие, а мы, в корявых позах под столом, претерпевали несказанные душевные и физические муки. Наконец-то парочка собралась убираться из трапезной.

– Ты разве ночевать не останешься? – спросил хрипловатый.

– Нет, поеду к себе.

– Поздно уже, оставайся.

– Нет, да и дома у меня есть еще кое-какие дела.

Они убрали со стола, судя по шуму льющейся воды в пищеблоке, помыли посуду и распрощались. Брюки отправились наверх, а Джинсы на улицу. Вскоре послышался шум мотора, отъехала машина. Для верности, чтобы Брюки уж точно ушли по месту жительства, мы просидели под столом, наверное, еще минут 100 и только потом осторожно вылезли и попытались разогнуться. С грехом пополам восстановили рабочую деятельность организмов и, несолоно хлебавши, колбасы не евши, поспешили наверх. Прокравшись к себе в комнату, поплотнее закрыли дверь и перевели дух. Тайка молча полезла под кровать за бутылкой вина, я достала из пакета пачку сигарет.

– Ну, что ж, подруга, – Тая протянула мне стаканчик, – первое отделение нашего представления имело успех, зрители рыдают. Ты узнала голос того, в джинсах?

– Разумеется, это Юрий.

– Так я и знала, что он сектант, – покачала головой Таюха, видимо позабыв, что еще недавно ее могучая интуиция подсказывала, что дяденька кристально чист.