Спасите наши души

Глава двадцать пятая

Валентина-Пулола передала нас с рук на руки тетеньке в белом платке, надвинутом по самые брови. В широкой серой юбке, в серой кофте с длинными рукавами, она напоминала хозяйственную мышь из сказки «Дюймовочка».

– Сейчас я вам все покажу, – слегка шепелявила она, – размещу вас.

Мы вышли из здания и направились по тщательно подметенной дорожке к соседнему коттеджу.

– Здесь у нас живут святые сестры, – знакомила нас с местностью «мыха-норуха», – вон там святые братья, это молельня, – кивнула она на красивую рубленую избу, – там трапезная, там, – указала она на дальний домик на отшибе, – целительная.

– Какая? – заинтересовалась Тая. – Что там?

– Целительная, это вроде больницы.

– А, понятно.

Оставив обувь на крыльце, мы потопали по тонким половичкам, устилающим полы и лестницы. Поднялись на второй этаж и, пройдя по коридору в левое крыло, попали в большую комнату, заставленную деревянными стеллажами с открытыми ячейками, в ячейках теснилось разнообразное барахло.

– Здесь оставляйте свои вещи.

Тая послушно засунула сумку в ячейку поближе к двери. И мы пошли в обратную сторону.

– Тут уборная, тут душевая, а здесь вы будете жить.

Она толкнула следующую за душевой дверь и нашим взорам предстала здоровенная комната с полным отсутствием мебели, зато по периметру стен теснились ряды аккуратно свернутых полосатых матрасов. И полки на стенах с духовной литературой, да синие кресты. Я хотела было упасть в обморок, но за спиной торчала Тая, и я выстояла.

– Идемте, выдам вам спальные принадлежности.

В прострации мы последовали за тетенькой. Вот это условия для проживания, вот это я понимаю! Матрас на голом полу и будь здорова!

Мы прошли в противоположный конец коридора, там располагалась хозяйственная часть. Нам выдали по скрученному матрасу и по комплекту постельного белья с жиденькими темно-зелеными одеялами.

– И вот, возьмите, – тетушка вынесла нам по серой юбке, по безразмерной кофте самого гадкого синего цвета, какой я когда-либо видала и по беленькому платочку. – Свои вещи принесете, эти мне отдадите, не принесете, носите на здоровье. Вы идите, обустраивайтесь, все сейчас на молитве, потом сразу в трапезную пойдут. Обустроитесь и ступайте с трапезную. Бог к вам.

– Спасибо, – прошелестели мы, и отправились обустраиваться.

Зайдя в «матрасную комнату», подруга сказала:

– Слушай, а у них есть тут какие-нибудь правила размещения, ну типа, кто у окна, а кто у параши?

– Тай, – невольно улыбнулась я, – мы ж не в тюрьме.

– А у меня такое чувство, что мы залезли в местечко похуже тюрьмы. С детства ненавижу пионерские лагеря и прочие заведения, где необходимо носить хоть какую-нибудь униформу и жить по распорядку.

Пока мы положили матрасы на пол, сверху постельное белье и принялись рассматривать одежду. Двумя пальцами Тая растянула резинку юбки размера до семидесятого.

– Предлагаю напялить эту гадость прямо поверх всего.

Так мы и поступили. Юбки висели до пола, даже не заметно, что под ними джинсы, безразмерные кофты не стесняли движений, и что главное – нам не было жарко, ведь оба предмета были сшиты из достаточно тонкой ткани. Повязав на головы платки и придя к выводу, что выглядим блестяще, мы спустились вниз, желая отправиться в трапезную, не особо, в принципе, предвкушая плотного и вкусного обеда.

В трапезной еще никого не было, тетушки разносили по столам тарелки с какой-то серой размазней.

– Бог к вам! – приветствовали нас. – Вы новенькие?

– Да, – улыбнулась я, – Трута и Носра!

Тайкину кликуху я произнесла с особым смаком, за что была награждена убийственным взглядом.

Тетушки запрягли нас помогать с тарелками, мы, в принципе, не сопротивлялись. Когда настала очередь стаканов с бледно-желтым содержимым, сильно уж напоминающим плохие анализы, в трапезную заглянула представительная дама, чьего ухоженного, солидного вида не мог скрыть ни платок, ни юбка-балахон. Окинув взглядом помещение, она поманила нас рукой.

– Бог к вам, девочки.

– И к вам.

– Завтра вам надо сдать анализы.

– Какие? – изумилась Тая.

– Кровь, так что с утра ничего не ешьте и часикам к восьми подойдите в целительную.

– А зачем нам сдавать кровь? – я обалдела, честное слово.

– Все члены общины находятся в тесном контакте друг с другом, – казалось, дама смотрит на нас двоих одновременно своими крупными карими глазами, – мы хотим исключить любую возможность болезней и, не дай бог, эпидемий.

– Понятно, хорошо.

Кивнув на прощанье, она ушла в сторону молельной.

Вскоре потянулись «святые сестры и братья». Мы уселись за стол в центре, чтобы хорошо просматривался народ. На содержимое тарелок мы особо внимания не обращали, нас интересовали лица. Иры среди них не было. Последняя надежда обнаружить ее в секте угасла.

Кое-как отобедав скользкой кашей непонятного происхождения, глотнули сладковатой желтенькой водички, побубнили вместе со всеми, делая вид, что читаем благодарственную молитву Вселенскому Духу, и отправились восвояси. Выбирать комфортные места для матрасов. Девушки, шедшие с нами в одном направлении, всячески пытались наладить с нами контакт и завязать беседу. Все они казались какими-то неестественно радостными и бодрыми, лично я всегда считала, что в подобных местах, где люди сильно озабочены состоянием своей души (духа, кармы, реинкарнации – нужное подчеркнуть), должен царить благостный покой, а эти ж козы ну ни на минуту не затыкались. И все, как по писанному, взахлеб расхваливали общину. Мы с тоскою слушали.

Поднявшись в «матрасную», мы поинтересовались, каким же образом будем размещаться?

– А после вечерней молитвы и посмотрим, – ответила коза, назвавшаяся Лурой, – разложимся, где будет свободно, туда и постелитесь.

Хорошенькое дело.

– Что сейчас будем делать? – поинтересовалась Тая.

– Читать.

– Чего?

Я предусмотрительно наступила Тае на ногу. Читать, значит читать. «Святые сестры» похватали с полок толстые книжки с синими крестами на обложках, уселись прямо на пол, то бишь на тонюсенькие дорожки-половички, и погрузились в чтение. Делать нечего, не стоять же истуканами среди склоненных голов в платках. Тайка взяла с полки пару книг, одну передала мне, с другой сама устроилась у стены. Я уселась к ней под бочок, и мне тут же захотелось спать смертельным образом.

– Сена, – зевнула мне прямо в ухо дорогая подруга, – ты меня щипай время от времени, а то я задрыхну.

– Хорошо, а ты меня.

Я открыла книгу на первой странице, и буквы тут же принялись расплываться перед глазами. Да еще и сидеть было не удобно, я и так пыталась устроиться и эдак, наконец, угнездилась, положила голову на плечо Таиске и мгновенно отключилась.

– Сена! Сена!

– А?!

– Не ори! Проснись же, чтоб тебя!

Я отрыла глаза и поправила сползший чуть ли не на нос платок.

– Чего тебе?

– Вставай уже, на молитву идем, продрыхла, змеюка, все на свете!

Я не понимала, чего она на меня так сердится? Тая не замедлила объяснить.

– Прямо сразу уснула, поросятина! А мне пришлось тебя маскировать: платком прикрыть, книжку по особенному положить, будто ты зачиталась в такой вот необычной позе! А сама глаз не сомкнула, так и пришлось эту галиматью читать, чтоб со скуки не спятить!

– А сама чего не придремнула? – я убрала книги обратно на полки.

– Скажешь тоже! А кто будет ситуацию контролировать?

В числе последних мы покинули «матрасную» и отправились в молельную. Вечерело, поднялся сильный пронизывающий ветер. Даже мы, одетые, как капусты продрогли за три минуты пути от одного дома до другого, а жизнерадостные сестры в тонких нарядах вели себя так, будто на улице август месяц. Оставив обувь при входе, мы вошли внутрь. Просторное помещение было выкрашено в синие и белые цвета. У противоположной стены возвышалось нечто напоминающее узкую трибуну, крытую синей материей. Но больше всего нас потрясло то, что было на стенах. Вместо церковных икон, красовались изображения непосредственно членов секты. За «конторкой» висел большой портрет Актавия, окруженного ярким сиянием и еще три портрета поменьше неизвестных нам персон, видимо занимающих ведущие посты в «Величии Духа». Стену по левую сторону заполняли портреты в рамках из синих искусственных цветов, очень напоминающих цветочки из разоренных кладбищенских венков, на правой стороне портретов было гораздо меньше, от силы десяток, их рамки были белыми и цветы пышнее, вроде хризантем. Хотя портреты были довольно примитивными, лицо Ирины Колесниковой я узнала сразу.