Спасите наши души

Глава двадцать шестая

Я тихонько толкнула в бок, глазевшую по сторонам Таиску и взглядом указала на портрет.

– О-па-па, – прошептала она.

Дальше мы не смогли продолжить обсуждение насущного вопроса, народу в помещение набилось столько, что дышать стало нечем. Нас оттеснили в угол у входа. Как не пыталась толпа нас разлучить, стояли мы с Таисией Михайловной плечом к плечу насмерть, как героические сиамские близнецы. Откуда ни возьмись, за конторкой возник Актавий, появился он так неожиданно, что я даже испугалась маленько. Потом сделала вывод, что там имеется еще одна дверь. Тая сунула мне в руку теплые кубики и мы сделали вид, что очень озабочены поправкой платков на головах. Заткнув уши, я почувствовала себя увереннее, по крайней мере, промывка мозгов не грозила, в способностях Актавия я уже убедилась. Актавий что-то произнес, народ что-то хором заорал, даже сквозь затычки слышно было, и стал протягивать к нему руки. Мы все аккуратно повторяли за публикой. Странно, но с берушами в ушах мне почему-то стало еще труднее дышать, уж не поступает ли кислород в организм и через ушные раковины? Прямо научное открытие, может, Нобелевскую премию дадут? Чтобы отвлечься от теснотищи, духотищи и гнетущего впечатления, которые производили лица на портретах, я пыталась думать обо всяких милых, легкомысленных глупостях, но ничего не выходило. Взгляд, как заговоренный останавливался на картинах. Явно рисовал один художник, все лица какие-то тяжелые, с резкими тенями и яркими бликами, из-за чего они выглядели чересчур искусственными. Глаза у всех смотрели прямо, бездумно, безо всякого выражения, и эта картинная галерея напоминала мастерскую таксидермиста, будто это не рисунки, а чучела голов. Потом я переключилась на то, почему одни висят в синих рамках, а другие в белых?

Актавий все что-то возбужденно вещал, обстановка в зале так наэлектризовалась, что того гляди искры полетят в разные стороны. Народ стал слегка покачиваться из стороны в сторону, ну и нас начало болтать. Затошнило сразу. Судя по зеленоватому цвету Тайкиного лица, она, как и я, на подходе к нирване. За время этой невыносимой болтанки я готова была: а) пару раз «съездить в Ригу», б) упасть в обморок, в) умереть. К счастью подлунный мир устроен справедливо, чтобы там не говорили, у всего, что имеет начало, имеется так же и конец (финиш, абзац, каюк, баста – нужное подчеркнуть). И этот кошмар закончился. Отчего-то чрезвычайно медленно публика двинула на выход, мы плелись вместе со всеми, всеми фибрами души желая выбраться на свежий воздух. В дверях прояснилась причина столь медленного течения публики: на улице, по обе стороны дверного проема стояла пара добрых молодцев у одного в руках была башня из маленьких пластиковых стаканчиков, у другого эмалированное ведро и половник. Выходивший из молельной брал стаканчик у одного, подставлял другому и отходил в сторону. Когда мне плеснули полстакана бесцветной жидкости, я отошла подальше и понюхала. Какого-то особенного запаха на ветру не уловила. Подоспела Тая.

– Ты что?! – зашипела она. – Не пей!

– Я не пью, я нюхаю.

Спрятавшись за ближайшим деревом, мы вылили подозрительную жидкость на землю. После отнесли стаканчики в большой мусорный мешок, который держал для этих целей страшненький носатый паренек.

На пути в трапезную, где нас ожидал ужин, я посмотрела на часы, и чуть дара речи не лишилась. Оказывается, в молельной мы пробыли больше трех часов! Ничего себе, мне показалось, что от силы минут сорок! Просто чудеса в решете, полное выпадение из времени! Усевшись за стол в трапезной, я поделилась этим с Таей.

– Да ты что? – удивилась она. – Не может быть.

– Мы вошли туда, еще пяти не было, а сейчас уже восемь.

Пока Тая осмысляла это чудо, я давилась пресной рисовой кашей, начиная в душе потихоньку ненавидеть такие все из себя полезные злаковые культуры.

После ужина пошли отдыхать. Девицы принялись раскатывать свои матрасы, стелить лежбища, мы стояли у двери, ожидая, когда же они угомонятся и можно будет выбрать себе место. От нечего делать я их пересчитала – двенадцать человек без нас с Таюхой. В матрасах, помимо постельных принадлежностей, обнаруживались еще и одинаковые широкие, длинные ночные рубашки. Ничуть не стесняясь друг друга, дамочки раздевались до гола, надевали рубашки и укладывались под тонкие одеяла. У некоторых из них я заметила на животах, боках послеоперационные рубцы. Совсем свежие. Меня будто кипятком ошпарили.

– Тая, ты в туалет не хочешь?

– Нет, – буркнула она, старательно раскручивая свой матрас. – Так я и знала, что подушки не будет! Надеялась, может, тут завернута, так нет же!

– Носра, – визгливым от страха голосом прочирикала я, – а мне так в туалет охота, но без тебя идти боюсь.

– Я тебя сейчас побью за «Носру»!

Тогда я наступила ей на ногу со всей силы, и разлюбезная подруга соизволила обратить на меня внимание. Я кивнула ей, мол, выйдем давай.

Заглянув в туалет, я удостоверилась, что мы одни.

– Тая, – зашептала я, – ты видала, какие у девок рубцы?

– Нет, а где?

– На животах, на боках! Им делали какие-то операции!

– Мне тоже делали, вон у меня какой шрам после аппендицита остался.

– Тая, ты не понимаешь, у них свежие рубцы, операции делали недавно, их оперировали здесь!

– Ну, мало ли…

– Что, у всех разом аппендицит? Нет, тут что-то не-то.

Я подошла к раковине, умылась и вытерла лицо подолом юбки.

– И вообще, если они так сильно борются за соблюдение санитарных норм – даже кровь сдавать надо, почему все спят вповалку на полу? Нам даже полотенец не дали! Они все пришли после ужина и сразу спать отправились, никто не пошел умываться или зубы чистить, тебе не кажется это странным?

– Давай подумаем об этом позже, – зевнула Тая, – а то места все позанимают, будем спать в коридоре.

– Давай переоденемся здесь, ведь придется при всех разоблачаться, а у нас под свитерами аппаратура. Предлагаю вообще снять только юбки с кофтами, а рубашку надеть прямо поверх…

– Спать в джинсах и свитере? Да ты сдурела!

– А кто тебе сказал, что мы собираемся спать?

Не задавая лишних вопросов, Тая сбегала за рубашками. Переоблачившись, мы вернулись в «матрасную».

Устроились у самой двери, что, в принципе, меня устраивало. Через минуту свет погас, девушки притихли, прекратив возиться. Спустя какое-то время дверь приоткрылась и заглянула та самая представительная дама с крупными глазами. Она обвела взглядом лежбище и произнесла приятным грудным голосом:

– Все хорошо, девочки?

– Да, – вразнобой ответили ей.

– Тогда спокойной ночи.

И дверь закрылась. Я почувствовала вдруг такую усталость, такое сильное желание заснуть немедленно… а ведь только что сна не было ни в одном глазу. Но желание уснуть было слишком велико, чтобы я размышляла над этим, я стремительно проваливалась в какую-то теплую, уютную пропасть… Вдруг сильная боль привела меня в чувство. Я хотела было заорать, но не смогла, рот мне закрывала чья-то ладонь.

– Тихо ты, – зашипел мне в ухо Тайкин голос.

Ладонь исчезла.

– Как больно… что это было?

– Я укусила тебя за ухо.

– Похоже, ты его откусила совсем.

– Хватит ворчать, я спасла нас обеих.

– От чего?

– От гипноза! Или уж не знаю, что сделала эта тетка, но все мгновенно отрубились!

– Да? – я приподнялась на локтях.

Насколько можно было разглядеть в темноте, все девушки, дамы и тётусы лежали абсолютно неподвижно, даже не слышно было ничьего дыхания.

– Поняла теперь?

– Ага, – я все-таки проверила, на месте ли ухо. – Слушай, мне здесь вообще не нравится.

– Да и я не в восторге.

– Вот что надо сделать, – несмотря на повальную спячку, я шептала на всякий случай так тихо, как только могла, – надо сфотографировать портреты на стенах молельной.

– А как?

– Надо будет посмотреть завтра, есть ли замки на двери.

– А если есть?

– Тогда как обычно будем действовать по ситуации.