Спасите наши души

Глава 7. «Ну о чем с тобой говорить?»

Отыскать в многомиллионной Москве одного кандидата математических наук казалось мне делом очень простым, но заняла эта затея два полных дня, без обеденных перерывов и прочих вольностей с рабочим временем. За это время я успел оформить нужные бумаги, заполучить у Денисова приказ относительно Морозова и поговорить с Серёгой, повинившись, что такое-сякое начальство передало мне одного представителя его контингента. Тот ситуацию понял не хуже меня, но разговор вывел так, чтобы закрепить за мной должок. Я, в принципе, с этим не спорил, поскольку о неформальных взаимоотношениях с коллегами понимание имел, так что расхождение у нас с Ветровым могло быть только относительно величины этого долга. Впрочем, это были приятные хлопоты. Неприятности начались в четверг после обеда, когда выяснилось, что Морозов является секретоносителем, и это очень сильно влияло на всю эту ситуацию. Я уже пожалел, что не отдал его Серёге с потрохами – пусть бы он выпутывался из всего этого дерьма, а я бы в это время агитировал Ирину за советскую власть. Но, как правильно говорят в народе, попала собака в колесо – пищи, но беги. Я и побежал. Прямиком в отдельное конструкторское бюро имени товарища Миля, которое находилось в Сокольниках.

Начальника секретной части КБ звали Василий Иванович. На актера Бориса Бабочкина он похож не был, но войну прошел – был сапером, на Курской дуге потерял все пальцы на правой руке, после чего и поселился в первых отделах различных предприятий. Сейчас ему было хорошо за пятьдесят, дело своё он знал туго, но ответить на вопрос, почему согласовал прием на работу Марка Морозова, с ходу не смог.

– Ах, этот, – стукнул он себя культей по лбу, когда добыл из несгораемого шкафа соответствующее личное дело. – Погромист, – хмыкнул он. – Рассчитывает всякое по заданиям наших конструкторов. Они ему формулу, а он им – готовые циферки. Раньше-то всё вручную считали, но потом сначала одну дуру поставили, а сейчас целую залу под новую отвели, как для какой-то барыни. Что тут скажешь... С расчетами этот Морозов хорошо управляется, а в секретные дела его не пускают – думаю, он и не знает, что и для чего считает. А считать в этом деле много надо – и тепловые режимы, и материалы соответствующие. Я сам-то без образования, только ускоренный курс в войну осилил, звездочку на погоны получил – и под Обоянь, танкоопасные направления минировать. Но кой-чего нахватался, с этим не поспоришь. Я сам ещё с Братухиным тут начинал, с тех пор под всеми главными конструкторами походил. Сейчас вообще всех вертолетчиков тут собрали, государству, наверное, так удобнее. И в Люберцах место под новый завод выделили.

«Дура» – это советский совсем не персональный компьютер БЭСМ-6, какой-то аналог, кажется, американского гроба от IBM. Его программирование требовало определенной сноровки – сначала нужная формула переносилась на карточки-перфокарты, эту программу вводили в память машины вместе с переменными, после чего получали готовый результат. Потом цикл повторялся с новыми переменными – и так до полного удовлетворения разработчика. Формулы, насколько я знал – и насколько знал «мой» Орехов, – были зубодробительные, но совсем недавно конструкторы действительно обсчитывали их вручную. И ничего – и вертолеты летали, это КБ уже МИ-8 выпустило и к Ми-24 присматривалось, и ракеты в космос тоже, пусть и не всегда с первого раза. Впрочем, последнее, судя по событиям из будущего, от мощности и удобства компьютеров не зависело абсолютно. [1]

В принципе, я был согласен с Василием Ивановичем. Компьютерные расчеты, которые велись в интересах наших конструкторов самых лучших в мире вертолетов – последнее, что могло заинтересовать западные разведки. Вот характеристики будущей техники, особенно перспективной, близкой к принятию на вооружение – могли. А расчеты... впрочем, отметать эту версию с ходу я не стал. Агенты ЦРУ и МИ-6 коварны и могут заходить с разных сторон.

– То есть он не замечен в каких-то подозрительных расспросах или чем-то подобном? – уточнил я.

– Да не, этого точно не было, мне бы доложили, – подтвердил Василий Иванович. – К тому же... эх, не хотел этого говорить, но чего уж... не с кем ему разговоры разговаривать. И с ним никто близко не сходится, и он как-то особняком от ребят и девчат, как бирюк, на работе никогда не задерживается, отсидит своё – и бежать на проходную. В семнадцать ноль ноль уже пропуск сдает.

Я понимающе кивнул. Для этого программиста понедельник точно не начинался в субботу. У него была другая, более интересная жизнь за пределами КБ Миля, где он получал минимальную зарплату, которой с трудом хватало на жизнь. Ну а друзья на воле, что у него были, возможно, и не знали, что он работает на очень секретном производстве. Хотя, может, и знали – но у них были другие задачи, которые не включали шпионаж за изготовителями советских вертолетов. Или же этот Морозов был настолько никчемным, что привлекать его к шпионской деятельности настоящие агенты ЦРУ попросту побоялись. В любом случае, копать под него мне предстояло в других местах.

– А что он за человек в целом? – спросил я. – Общие впечатления?

– Неприятный, – поморщился Василий Иванович. – Ему сейчас чуть за сорок, но выглядит так, словно глубоко за пятьдесят... даже хуже меня. Рассказывал, что болел в детстве часто, причем серьезно – туберкулёз или что-то подобное, в школу не ходил толком. В институт его не сразу взяли... но тут, я мыслю, он сам дурак – конец сороковых, в стране с космополитами борются, а он в МГУ полез. Потом одумался, в автомеханический институт пошел, и после этого уже в МГУ кандидатскую защитил. Так-то оно, думаю, проще. Что ещё... женат, ребенок есть маленький, живет неподалеку, в Перово.

Такое себе неподалеку, на мой взгляд, метро туда ещё не докопали.

– То есть с другими сотрудниками не общается?

Я уже понял, что надо закругляться, поскольку здесь я ничего не найду. Придется делать выписки из личного дела и идти по биографии этого Морозова с самого рождения в надежде чего-нибудь откопать. А заодно начать пробивать его круг общения – там улов обещал быть более интересный.

– Нет, почему же, общается, – усмехнулся Василий Иванович. – В основном – ругается. У него есть бзик – он всех, кто на него косо взглянет, антисемитами считает и начинает изводить. Будь дело в цеху, быстро бы по лицу от рабочих схлопотал – там люди простые, высоких материй не разумеют. А в вычцентре один женский контингент. Они только плакать могут. С ним уже и начальник ихний говорил, и к директору вызывали, и на собрании пропесочивали – а он всё одно твердит. Мол, вы ко мне плохо относитесь, потому что я еврей.

Это уже было интереснее, но ничего не объясняло. Конечно, среди диссидентов евреев было много, но такую странную борьбу с антисемитизмом никто из них не вёл. Я снова подумал, что мне досталась какая-то пустышка. Правда, теперь придется встречаться с Ириной не только для галочки – надо будет узнать, как они с Морозовым сумели оказаться в одной точке времени и пространства.

Я поблагодарил Василия Ивановича за информацию, попросил оформить выдержки из личного дела Морозова и переслать их мне, получив твердое обещание, что вскоре у меня всё будет. Ну а напоследок мне показали мой объект – время лишь только приближалось к концу рабочего дня, и он пока ещё сидел в машинном зале, скрючившись над каким-то непонятным устройством, в которое засовывал картонные карточки.

Я наблюдал за ним минут десять – и ничего не происходило. Часы тикали, карточки исчезали в приемнике, Морозов ни на что не отвлекался, он был полностью поглощен этим делом. Но ровно без двух минут пять он вдруг встрепенулся, отложил оставшиеся карточки в сторону, снял халат, повесил его на вешалку в углу – и быстрой походкой направился к выходу.

– Морозов, ты закончил? – крикнула ему вслед одна из женщин.

Она только вошла в зал – видимо, была из следующей смены. Большие советские ЭВМ работали круглосуточно, с редкими перерывами на протирку чистым спиртом, запах которого стоял тут почти столбом.

– Нет, там половина осталась, – бросил он на бегу.

И скрылся за дверьми.

Женщина покачала головой и пошла к оставленной Морозовым стопке карточек – видимо, расчеты были нужны сегодня, и ей предстояло доделывать то, что не сделал этот «погромист».

Я же мысленно усмехнулся и тоже поспешил на выход. Мне вдруг стало интересно, куда этот Морозов так спешил.

***

Пожалуй, я погорячился. Морозов быстро оделся в раздевалке, потом выскочил за проходную, перешел железку, добрался до Русаковской, проехался на трамвае до Комсомольской площади, там спустился в метро, на следующей станции вышел, на Курском вокзале прошел прямо на перрон – и также целеустремленно доехал до Кусково. Перово было застроено не так давно, в нем преобладали стандартные пятиэтажки времен Хрущева – в одной из них, в километре на север от платформы электричек, и обитал мой объект.

Правда, именно этот дом носил следы «архитектурных излишеств», да и вообще был выстроен из кирпича, а не из железобетонных блоков. Правда, никаких балконов или лоджий этот проект не предусматривал, но, думаю, в будущем квартиры тут будут чуть подороже, чем в типовых домах по соседству. Как рассказал мне Василий Иванович, Морозов жил тут у жены, причем вместе с тещей и маленьким ребенком – и все вместе они как-то помещались в небольшой тридцатиметровой однушке.

У самого поворота с дороги я остановился, а Морозов, который, судя по всему, меня не заметил, пробежал вдоль дома. По дороге он толкнул плечом пожилую женщину, которая что-то прокричала ему вслед. Он не обратил на её крик никакого внимания и скрылся в одном из подъездов – третьем. Ему нужно было подняться на третий этаж.

Он давно давно уже скрылся в подъезде, а я всё ещё топтался на углу здания. Сегодня было морозно – к вечеру похолодало до пятнадцати градусов ниже нуля, а ночью обещали все двадцать, – но я не торопился. Та женщина медленно приближалась ко мне, продолжая, кажется, ругать Морозова чуть ли не во весь голос. И когда она проходила мимо меня, я решил воспользоваться этой оказией.

– Простите, это вы мне?

– Что? – она наконец заметила меня.

– Говорю – простите, это вы про меня сейчас говорили? Ну, что я ирод царя небесного и всё такое?

– А, это... – женщина улыбнулась. – Это я про вон ту грешную душу, соседа нашего, прости Господи.

– А что с ним не так?

– Да всё с ним не так! – в сердцах воскликнула она. – Ни поздоровается никогда, ни доброго слова не скажет, уткнется в землю и прёт вперед. А что там интересного, в земле-то?

– Ну, вдруг кто копеечку обронит – денежка малая, а всё прибыток, – ответил я.

Шутка оказалась в кассу – женщина благодарно засмеялась.

– Разве что так, только он сам скорее копеечки потеряет, чем найдет что. И чего в нём Ленка нашла? Девка-то хорошая, жаль, что с матерью у ей так плохо сложилось...

– А что с ней?

– Паралич разбил, года три уже, – охотно сообщила она. – Так и лежит без движения, а Ленка за ней ходит. Потом этот у ней появился – за ним тоже начала ходить. Ребенок родился – уже за тремя смотреть пришлось. Смотрю на неё – и слезу вышибает! Я ж её вот такой знала, конфетками угощала!

Она показала, что ростом тогда Ленка была этой женщине по пояс. Конечно, это было художественное преуменьшение, потому что восемьдесят сантиметров дети должны набирать раньше года, когда им ещё не до конфет, но смысл я понял. Дому было лет двадцать, с тех пор моя собеседница и Ленка с матерью тут и обитали. А пару лет назад у них появился зять – тот ещё подарочек, похоже. Ну и ребенок родился – с одной стороны, радость, с другой – дополнительные хлопоты.

– И что же, он совсем-совсем не помогает жене? – с осуждением в голосе спросил я.

– Совсем! – подтвердила женщина. – Да его и дома-то не быват, то на работе, то так, от безделья бегат куда-то. Наверное, и сейчас спешит – зайдет в квартиру, жрать потребует, слопает всё, что Ленка приготовила, и снова убежит.

– Да, не дело так жить, – я покачал головой. – А что же Ленка терпит его выкрутасы? Выгнать – и всех делов.

– Ой, не говори! – она махнула рукой. – Но так просто не выгонишь же.

– Это ещё почему?

– Дык ведь она-то не работает, на дочку пособие получает и пенсию за мать. А там слезы одни. Вот и живут на его зарплату – он же всё-таки работает, что-то домой приносит.

– А, ну раз так, значит, не всё плохо, – я позволил себе улыбнуться. – Ну а что убегает куда-то – так ведь обратно возвращается.

– Возвращается, – подтвердила женщина. – Но всё равно – недобрый он человек!

Я с ней согласился, и мы расстались, очень довольные друг другом. Она – тем, что сумела выплеснуть негатив в отношении Морозова на совершенного нового человека, а не на привычных подружек. Ну а я узнал несколько фактов, которые, возможно, помогут мне разобраться с этим делом без особых проблем.

***

Что я мог сказать про Марка Морозова после двух разговоров с людьми, которые его немного знали и недолгого наблюдения за ним самим? Не так уж и мало. Судя по всему, он был в какой-то мере обижен на советскую власть, которая не оценила его таланты и заставила всего лишь вводить данные в ЭВМ. У братьев Стругацких, помнится, в книге «Понедельник начинается в субботу», этим занимались некие «девочки», а у главного героя были более интересные занятия. Морозову роль «девочки» явно претила, но он стиснул зубы и держался, понимая, что найти подобное место, да ещё и в оборонке, ему будет непросто. В КБ Миля он, кстати, проработал уже лет пять – с тех пор, как там решили завести собственного компьютерного монстра, – так что считался старожилом, а такими кадрами на советских предприятиях стараются не разбрасываться.

То есть Морозов был крепким профессионалом, да ещё и сумевшим защитить кандидатскую степень; я мысленно дал себе задание узнать название его кандидатской диссертации – это, правда, к моему делу относилось мало, но удовлетворять своё любопытство за государственный счет умели не только инженеры советских НИИ. И при этом он явно не был агентом вражеских разведок – в противном случае он бы больше интересовался разработками своего КБ, и этот интерес рано или поздно заметил бы Василий Иванович. Правда, в этом я уверен не был – секретчик у Миля был хоть и свой, из старых, проверенных кадров, но и работал он явно по старинке. Впрочем, в эту область человеческих знаний я вряд ли сунусь. Пусть тёзка Чапаева спокойно доживет до пенсии, он это заслужил хотя бы потерянными на войне пальцами, тем более что ему и осталось-то хрен да нихрена – меньше года. Разработка Морозова может занять как раз весь этот срок.

Да, торопиться в его случае я не собирался – просто не видел смысла. Морозов не был тайной за семью печатями, напротив – он был открыт настолько, насколько это возможно. Его ежедневные отлучки наверняка были как-то связаны с диссидентскими посиделками на чьей-либо кухне, где несколько друзей-товарищей обсуждали, какая плохая в стране власть. Возможно, они почитывали Солженицына, трепетно приникали к мудрости великого писателя и Нобелевского лауреата, ругали на чём свет кровавого Сталина и жалели, что капиталисты никак не организуют очередной освободительный поход на Восток. При этом они не думали, что смогут дожить до падения и развала Страны Советов, перехода от социализма к капитализму – в общем, до времени, когда все их хотелки сбудутся буквально и очень нехорошо для подавляющего числа сограждан.

В девяностые мне было слишком мало лет, чтобы от той эпохи у меня осталось что-то кроме каких-то детских воспоминаний про красочные диснеевские мультфильмы, про жвачку с пузырями и вкладышами и про крутые голливудские боевики со всепобеждающим Шварцем. Ну а потом жизнь почти устаканилась, хотя к концу жизни я понял, почему мои родители ушли так рано. И, честно говоря, мне не хотелось повторения той судьбы. Но на пути уже моих хотелок стояли такие, как Марк Морозов – и это означало, что неведомая мне Ленка останется без мужа и его зарплаты, если означенный Марк не одумается и будет упорствовать в своем желании угробить Советский Союз.

Я посмотрел на часы – самое начало седьмого. Я не собирался ждать, когда Морозов поест и поедет к своим друзьям-диссидентам. Это в целом было против наших внутренних инструкций, я и с его сопровождением от работы до дома слегка перегнул палку – но не сильно, а ровно до той степени, когда ещё мог объяснить свои действия «оперативным чутьем». Денисова это объяснение обычно устраивало. Но дальше надо было действовать правильно.

Поэтому я пошел обратно, в сторону Кусково. Меня ждал наш кабинет, в котором наверняка уже не было Макса, и машинка, на которой я напечатаю несколько бумаг. Среди них будет отчет о сегодняшнем плодотворном дне, а также заявки на наружное наблюдение за неким математиком Марком Морозовым, который подозревается в очень серьезном преступлении – невосторженном образе мыслей и попытке получения сведений, составляющих государственную тайну.

Дата суда над Буковским точно была государственной тайной.

Но оказавшись в кабинете, я первым делом набрал хорошо знакомый «моему» Орехову номер. Ирина ответила почти мгновенно.

– Ир, привет, это Виктор, – напомнил я о своем существовании.

– Здравствуй, – её голос прозвучал очень холодно и неприветливо. – Чего надо?

– Да хотел извиниться... А в качестве извинений – у меня есть билеты на Таганку на завтра, там «Гамлета» будут показывать. Составишь компанию?

Пауза продлилась чуть дольше, чем могла себе позволить почти замужняя и хорошо беременная девушка.

– Нет, не составлю, завтра я не могу, – сказала она.

Разочарование в её голосе, думаю, заметил бы и такой носорог, каким был Орехов.

– Жаль, – искренне сказал я. – Но нам всё равно нужно встретиться. Как насчет субботы?

– Во сколько и где?

– «Прага», полдень, – быстро прикинул я. – Подойдет?

И снова пауза, которая не подходила девушке в её положении.

– Да, давай в «Праге», я приду, – вдруг сказала она.

А я уже был готов настаивать.

– Хорошо, спасибо, – отозвался я. – Надеюсь, мои извинения будут приняты. Как Новый год?

– Встретила... – уклончиво ответила она. – Больше и сказать нечего. А ты?

– Пришлось потрудиться, – честно признался я. – Внезапно вызвали, срочно, как у нас всё и бывает.

– Опять врагов народа ловили? – усмехнулась она.

– Если бы... – я вздохнул. – Бумажки в порядок приводили. Ну, знаешь – отчеты, планы. У нас всё должно быть четко, как в бухгалтерии. Или у вас... ты, кстати, на чем программируешь?

Почему-то Орехов не удосужился узнать эту деталь из биографии своей любовницы.

– Зачем... – начала она, но быстро осеклась и закончила с определенной гордостью: – У нас «Мир-2» стоит, киевская, новая разработка академика Глушкова.

Я про этого академика что-то слышал, причем у нас, в будущем. Вроде бы он с Косыгиным, нынешним главой союзного правительства, работал, но сейчас уже весь выработался.

– Хорошая машина, – похвалил я.

Мне не трудно, а ей, думаю, будет приятно.

– Лучшая! – подтвердила она мои опасения и спохватилась: – А зачем тебе?

– Просто интересно. Сегодня был в одном институте, там БЭСМ-6 стоит. Вот и думал всю дорогу, на чем ты работаешь – и ничего не придумал, потому что не знал.

– А, понятно, – протянула она. – По службе?

– Не совсем... так получилось, – уклонился я от ответа.

Мне было любопытно, свяжет она моё посещение некой конторы, в которой стоит БЭСМ, с Морозовым. Наверняка же они обсуждали свои рабочие инструменты – или я слишком глубоко копаю? Они могли и не быть настолько хорошо знакомы. Но в любом случае – всё это выяснится уже в субботу.

Жаль, что не завтра. Девушку на второй билет предстояло ещё где-то найти – не идти же в Таганку с Максом?

[1] на самом деле считается, что БЭСМ была аналогом системы CDC 1604 американской фирмы Control Data Corporation, от которой сейчас почти ничего не осталось, а то, что осталось, выпуском компьютеров не занимается. Аналогом систем от IBM (System/360 и System/370) была запущенная в 1971 году серия ЕС ЭВМ, но и там сходство относительно условное.