Спасти СССР

Глава 6

Москва, Кремль

22 февраля 1985 года

Плохо спится…

Все это… безумие, это не так просто принять. Вот представьте себе – вы живете в стране свободных и отважных, у вас какой-никакой бизнес, свой дом, машина, вам не надо бояться просрочить очередной платеж за дом. И хотя бояться есть чего – например того, что меня можно арестовать только на основании незаконного въезда в страну по чужим документам… но если ты в США живешь тихо и ни во что не лезешь, не выделяешься, тихонько платишь местные и федеральные налоги… то так можно и до конца жизни дожить, не возбуждая никаких подозрений.

И тут – бах!

И ты в другой стране, в другом времени… и не в своем теле.

Мне все время кажется, что это дурной сон, и что я в какой-то момент проснусь.

Другой момент – проснусь где? В морге? В ФБР? В федеральном коррекционном центре, откуда выход – только на тот свет. Ну, или в душевую, где уже поджидают черные братья…

Моя ли это страна?

Мы ведь совсем другие. Девяностые – это разлом, за ним другое время, другой народ, все другое. Я здесь чужак, только наблюдателем быть не получится. Да и… совести не хватит смотреть, как все здесь идет к черту.

Интересно, где здесь сейчас я?

Заканчиваю школу. В голове… а что в голове? Девчонки, да записи западных групп, которые доставали из-под полы, переписывая на использованные рентгеновские пленки. Мать говорит, думай, куда ты поступать будешь, и вообще кем ты будешь. Но у меня в одно ухо влетает, в другое вылетает…

Впереди Афган…

Впереди возвращение из Афгана.

Впереди ВДА.

Впереди развал страны.

Впереди оперативная работа.

Впереди Турция. Потом дальше.

Опыт, который я получил – какой ценой я его получил?

А может, все же не надо?

В каких жизненных университетах мы защищали свои диссертации?

Единственно, что знаю про себя – свою защиту я не провалил. И теперь не должен провалить.

Утро порадовало простуженным горлом – все-таки привык к Америке, где простудиться сложно. Но решил, что горячий чай поможет – и надо на работу. Чисто американская привычка – это тут чуть что на бюллетень. Там не поболеешь.

По приезду на работу обрадовали – оказывается мне надо вести Политбюро! Вести Политбюро – вы представляете?

Пришлось с повинной, точнее с больной головой идти к Лигачеву – секретарь ЦК, он был ответственен за техническую подготовку заседаний Политбюро. Тот оценил сразу.

– Бери больничный.

– Егор Кузьмич, сегодня заседание…

– Опросным путем проведем…

Как потом оказалось – больным своим горлом я избежал серьезных неприятностей – настучали доброжелатели Тихонову, что я вмешиваюсь в деятельность Совмина. Он, сам стоя одной ногой в могиле – решил мне с ходу дать бой.

А пока я засел за работу, только чая с лимоном и варением попросил.

Итак, колхозы и НИИ. Это первые шаги, направленные на то чтобы развязать руки частной инициативе там где это можно сделать, не угробив экономику, не вызвав инфляционный бум. Это первое.

Что можно сделать со спросом?

Вообще, в экономике уже скопился инфляционный навес, пусть не такой катастрофический как в 1991 году – но серьезный. Он вызван хроническим поступлением в экономику лишних денег в результате описанных Валовым схем завышения вала, чтобы получить больше денег на ФОТ. Валовой насколько я помню – кстати, надо поискать записку, поданную им на имя Черненко, она, по-моему, у Аганбегяна должна быть на проверке – оценил дутый ВВП в сорок процентов. То есть, именно столько лишних денег каждый год поступает в экономику и это еще одна причина дефицита. Советские рубли не исполняют инвестиционной роли, они все идут на потребительский рынок, здесь нет ни нормального накопления ни инвестиций. А товара они там не встречают. Оттого они идут на черный рынок, где определяют цены.

Советский наличный рубль – это не более чем квитанция на покупку чего-то не более. А если товаров произведенных нет – то…

Вот кстати еще одно направление, где можно отпускать потихоньку вожжи – сфера услуг. Легализовать частников, которые и так этим занимаются – парикмахеров, репетиторов, ремонтников. Тех кто выращивает овощи в теплицах, цветы, пасечников. Большого вреда от них не будет, перепродажей они заниматься не смогут – но в обмен на налоги получат легальный статус. В конце концов, это все есть, подпольная сфера услуг, не надо самим себе врать. Но по крайней мере, легализовав это они смогут в случае вымогательства обращаться в милицию, а потребители смогут сравнивать качество услуг и идти туда где лучше. И это съест часть накопленных денег.

Да, пойдет. Что еще. Услугами пузырь не сдуешь, ем более что и надуваться он сразу не перестанет. Нельзя просто так взять и обрезать сорок процентов ВВП и вместе с этим зарплату людям…

Что еще?

По идее – самый надежный и безопасный способ – стройка.

Стройка в СССР – и сейчас островок капитализма – мало ли бригад шабашников по стране шатается. Но стройка хороша сразу с нескольких сторон. Во-первых – она довольно низкотехнологична и не требует огромных первоначальных вложений. Не надо покупать завод у ФИАТа, все находится на земле – дерево, глина. Нужны руки и свобода строить – остальное пойдет.

Что можно сделать? Во-первых – отменить правило, по которому если у тебя есть квартира, ты не имеешь права владеть домом. Во-вторых – отменить или значительно расширить ограничения по метражу строящихся в сельской местности домов. Шестьдесят метров – бред же. Сделать сто пятьдесят. Или двести.

Третье. Увеличить размер мичуринских участков с трех до шести, а может и до двенадцати соток, и разрешить строить на них капитальный дом и баню. А почему нет то? Часть продовольственной проблемы решится самим же людьми.

Четвертое – разрешить при покупке машины получать участок и строить гараж

В целом – эти меры и свяжут значительное количество накопленного теневого капитала, и дадут высокооплачиваемую работу людям и частично снимут жилищную и продовольственную проблему. В США, кстати, один из важнейших экономических показателей – это housing starts, количество начатых строительством новых домов. Чем оно больше – тем больше у людей денег, тем увереннее они себя чувствуют…

– Снимут, как же.

– Ты тут?

– Ты играешь на руку ворам и стяжателям

– Каким ворам и стяжателям.

– Которые будут воровать стройматериалы. И вообще люди работать перестанут, будут сидеть по своим теплицам и помидоры выращивать, чтобы потом продать втридорога. У нас в Ставрополье было такое.

– Что было?

– Один негодяй устроился в колхоз, получил приусадебный участок, построил на нем большую теплицу и выращивал помидоры. В три яруса! А бригадиру взятки платил, чтобы тот отмечал его на работе.

– Почему подонок то.

– Потому что не хочет работать как все.

– Так все работают так, что помидоры не купишь. Отгадай загадку – и зимой и летом ни хрена нету! Ответ – продукты в магазине.

– Как тебе не стыдно.

– Это не мне, это вам должно быть стыдно. Сколько зерна закупаете, до четверти бывает?

– Это продовольственная пшеница. Нам хватает своей, только качество низкое – третий, четвертый класс. Она идет на корм скотине.

– Стесняюсь спросить, почему тогда нет мяса. Но дело не в этом. За что вы его посадили то? Имя кстати не помнишь?

– Помнить еще. За спекуляцию!

– Насколько я помню, спекуляция это перепродажа чужого, а он помидоры сам выращивал.

– Все равно спекулянт! А если каждый так будет, кто в колхозе работать будет? Что тогда будет

– Не знаю, может, продукты на прилавках будут. Проехали…

Вообще, кстати, тема интересная, заставляет задуматься. Главное – чтобы работал как все, пусть и продуктивности этой работы – ноль. Но главное – как все.

Продолжаем. По домам все понятно, самый простой и действенный способ связать лишние деньги и занять людей на несколько лет – ну и показать, что власть отпускает вожжи. Но это не единственная проблема.

Несвятая советская троица. Торговля – гостиницы – общепит. Еще четвертое наверное забыл – такси.

Вот что с ними делать – убей не приложу.

По-хорошему – там можно напалмом все выжечь – не ошибешься. Рассадник воровства и коррупции, общесоюзный гнойник. Честных людей там днем с огнем – если и есть кто честный – его выживают. Там кормится вся организованная преступность, оттуда идет спекуляция и мошенничество. Именно на этом споткнутся реформы Горбачева, а потом и Ельцина – многомиллионная армия воров и кидал просто не сможет вести дела честно, не приучена. Вся эта орда здесь – она никуда не делать. Теневые капиталы все там. Корчевать – Андропов пытался.

С такси понятно – разогнать все таксопарки пусть выкупают машины и ездят как частники. А с остальным – что?

Проблема тут в том, что приватизацией это все не привести хоть к какой то норме. Кстати как думаете – кто начал приватизацию? Чубайс? Нет. Приватизацию начали Горбачев и Рыжков в восемьдесят девятом, выкупать магазины и парикмахерские стало можно уже тогда. Когда пришел Чубайс – малая приватизация была уже во многом завершена.

И вот эта вот вся масса воров, деловиков с теневыми капиталами – она будет вредить любой реформе. Подчеркиваю – любой! Они привыкли работать на постоянном дефиците, из-под полы. И так они в общем то и будут работать. В тесном контакте с криминалом, разбираясь с конкурентами незаконными методами… вот как думаете, почему несмотря на то что в девяностых в общем то была полная свобода, в стране в общем то не появилось конкуренции, и все производители при прочих равных предпочитают не бороться за рынок, а поднимать цены? А все оттуда же – это менталитет. Менталитет унаследованный от фарцы, от торговли из-под полы.

Коли уж время есть, расскажу вам историю из жизни- как компания Форд пришла в Россию, и как она из нее ушла. Форд первым из американских производителей пришел в Россию, и не просто пришел – а построил завод во Всеволжске и представил самую современную на тот момент малолитражную модель – Форд Фокус. Машина пошла. В какие-то годы она была лидером рынка, для многих Фокус стал первой иномаркой. Форд не задирал цены, проводил всякие акции, в общем – все работало. И так было до того, как в этот проект вошел российский партнер. Его по имени называть не стоит, он и сейчас работает…

Так вот, с тех пор – машина стала из самой доступной в классе одной из самых дорогих, все акции, распродажи, скидки ушли в прошлое – начали "скирдовать бабло". Скирдовали недолго – машина резко потеряла в популярности и всего за три – четыре года дошло до того, что Форд принял решение свернуть проект и уйти. Нашим достался завод, но выпускать там было нечего, и завод встал никому не нужный…

Это вопрос менталитета. По той же самой причине Россия не смогла повторить путь Китая, хотя после 2014 года рубль стал очень дешевым, а юань наоборот слишком дорогим. Если китаец делает новый продукт – то он делает тысячу а затраты на освоение раскладывает как на миллион. Его выгода в том, что он научился, заказчик проконтролирует качество, а он сможет делать то же самое уже для себя и продавать. У нас же предприниматель обязательно заложит в затраты собственный джип и коттедж, который он хочет за год себе позволить. Потому его товар никто и не купит.

А все это оттуда. Из эпохи вечного дефицита, фарцы, диких цен на телевизоры Сони и джинсы Ливайс – того давно уже нет, но мы никуда не делись, и мы – прежние.

Я здесь, в самом начале пути, но что с этим делать – решительно не знаю…

Примерно через час постучался Рыжков. Глаза виноватые.

– Михаил Сергеевич…

– Ну?

– Тихонов имеет на вас зуб.

…

– Это как понять?

– На этом Политбюро он намеревался выступить против вас.

Я положил ручку

– Откуда знаешь?

Молчание и было ответом.

– Сдал?

Сдал…

Вот смотрю я на него и думаю – взрослый мужик, директор. А жесткости – никакой.

Играет – так играл бы до конца. В наше время если сдавали кого – то играли до конца, и чаще всего – до могилы в лесу. Потому что труп мстить не станет. А тут…

Раз мужчинка, два мужчинка:

пузо, лысина, ширинка,

корм, диван, футбол, газета,

пиво, геморрой, диета…

Может, наше поколение не таким и плохим вышло? Мы если и гадили, то – фатально.

С другой стороны – сам пришел, признался. А с кем работать?

– А зачем пришел?

…

– Только честно.

– Понял, что вы правы – Рыжков поднял глаза

Эх, повинная голова…

– Больше чтобы этого не было.

Дальше произошла удивившая меня пантомима. Рыжков достал из кармана пиджака партбилет, положил на стол, положил на него руку и торжественно-трясущимся голосом произнес

– Клянусь, Михаил Сергеевич. Больше не будет.

Как мне это развидеть…

Москва, ул Правды

22 февраля 1985 года

Комбинат Правды, расположенный на улице Правды – был одним из крупнейших производственных зданий Европы, и один из виднейших памятников архитектуры русского авангарда. Восьмиэтажный редакционный корпус, вытянутые этажи, закругленные углы, делающие здание похожим на огромный корабль. Памятник надежд молодого советского государства – того, где еще не горел Вечный огонь на Красной площади.

Два человека стояли у стекла в одном из кабинетов и смотрели на зимнюю Москву. Один из них был еще при делах, другой – нет, персональный пенсионер союзного значения. Оба в прошлом не раз конфликтовали – но теперь конфликты были забыты перед лицом опасности, объединяющей их. Как говорится, лучше всего дружится не просто так – а против кого-то и здесь эта истина работала на все сто процентов…

– Кучер все, да? – спросил Георгий Цуканов, бывший личный помощник Брежнева и один из лидеров Днепропетровских. Под Кучером – конечно понимался Константин Устинович Черненко

– Да – ответил академик Ричард Косолапов, редактор журнала "Коммунист" и один из теневых идеологов и серых кардиналов режима – я у него в больнице был. Не выйдет уже…

Цуканов ударил кулаком по стеклу, оно глухо задребезжало

– Как упустили, а?

Предыстория всей этой встречи была мрачной и мало известной даже профессиональным "кремленологам".

В конце семидесятых годов, когда стало понятно, что дни Брежнева сочтены – на высотах власти началась грызня нескольких сплоченных группировок за пост генсека. Группировки были самые разные, некоторые складывались по национальному признаку, некоторые – по личной лояльности лидеру. Но всех их объединяло одно – готовность на все ради своих целей.

Сам Брежнев, кстати, понимал, что чувствует он себя плохо, работать нормально не может – но те же самые группировки все как один уговаривали его не уходить – ибо борьба за власть не была закончена.

Изначально, Брежнев рассматривал два варианта с своим преемником – оба предусматривали, что для Брежнева создается какой-то церемониальный пост, а всю текущую работу должен будет выполнять другой человек. И первоначально – Брежнев рассматривал совсем необычную кандидатуру – Шарафа Рашидова, главу узбекских коммунистов. Рашидов кстати перерос свою должность, он был не только хозяйственником, но и дипломатом, на его счету – урегулирование третьей и последней по счету войны между Индией и Пакистаном, подписание мирного договора в Ташкенте, который больше не был нарушен. Брежнев надеялся, что Рашидов добьется урегулирования конфликта в Афганистане на приемлемых для СССР условиях и помирится с Ближним Востоком. Мусульманин во главе СССР, причем из уважаемого всеми мусульманами места, из Бухары и Хорезма – сильный ход.

Однако, цепочка подозрительных событий – обрушение трибуны на Ташкентском авиазаводе, когда Брежнев едва не погиб, убийство Ибрагимова, скандал с хлопком и взятками – закрыли Рашидову путь наверх.

Вторым претендентом был Щербицкий, глава компартии Украины. Назначение должно было произойти в ноябре 1982 года, но за несколько дней до этого Брежнев уснул и не проснулся. При том, врачи считали, что его здоровье улучшалось.

Русская партия проиграла изначально – ее единственный оставшийся наверху представитель, Андрей Кириленко был так плох, что не мог связать двух слов. Через несколько дней после смерти Брежнева его отправили на пенсию.

Выиграли КГБшники. Юрий Андропов – неожиданно для всех занял кресло Генерального секретаря. И так же неожиданно для всех умер спустя всего шестнадцать месяцев после того как занял этот пост. Хотя для осведомленных людей это неожиданностью не было – Андропов был болен настолько, что еще в семидесятые предпринимались попытки оформить ему инвалидность, что закрыло бы ему дорогу наверх. После андроповской встряски – консерваторы взяли свое и следующим генсеком стал Константин Устинович Черненко, ничем не примечательный украинец родом из Сибири, бывший "второй человек" при Брежневе.

Время Черненко отнюдь не было вторым изданием застоя. При нем продолжалась разработка планов экономической реформы, начатых еще в семьдесят девятом, была создана комиссия по совершенствованию управления, планировалось повышение роли профсоюзов, местного самоуправления (местных Советов) и разрешение кооперативов (Рыжков пользовался наработками, сделанными еще при Черненко). В основу экономической реформы был положен венгерский опыт, планировалось снизить долю госсектора в экономике до пятидесяти процентов, тридцать должны были составлять кооперативы и двадцать – мелкие предприниматели, кустари на патентах. Планировалось так же дать право некоторым предприятиям на самостоятельную внешнеэкономическую деятельность. Продолжалась борьба с коррупцией, просто не так громогласно, как при Андропове. При этом – во внутренней политике Черненко проводил курс на реабилитацию Сталина и сталинизма, был восстановлен в партии с вручением партбилета В.М. Молотов…

Однако, никто не ждал и не предполагал, что Черненко, этот еще крепкий, сибирского здоровья старик – вдруг сляжет. Говорили, что он слег от рыбы, которую ему преподнес министр внутренних дел Федорчук – но кроме него, эту рыбу ели еще несколько человек, а отравился почему-то один Черненко?

Таким образом, все противоборствующие кланы вновь оказались перед проблемой выбора. От Черненко – ждали хотя бы двух – трех лет спокойной жизни, такой как при Брежневе, на остатках былого величия и старого Политбюро. Но оказалось что год – и снова надо решать, снова подвергать опасности систему, потому что в ней – любая смена первого лица была стрессом и испытанием на устойчивость.

– Как упустили, как упустили. Решать надо. Решать сейчас.

Косолапов зачем-то посмотрел на часы

– Сколько.

– Двух нету.

…

– У них кто, как ты думаешь?

– И гадать не надо – Горбач.

– С…а – Косолапов зло выругался – он еще ведь щенок. Лиха не видавший.

– Щенок не щенок. У нас и такого нет.

– Как нет? А Щербицкий? Гришин? Романов в конце концов…

– Щербицкий не пойдет, у него сын наркоман. Гришин стар… давай, не будем обманывать себя, а? Никто больше не проголосует за генсека на год – два, всем надоело. Романов…

…

– Мы не успеем выдвинуть Романова. Просто не успеем. И никто не выберет человека не из Москвы, это надо понимать.

– Горбач в Москве без году неделя!

– Он проживет как минимум лет десять.

…

– На твоем месте Ричард, я бы думал, что с него попросить.

Расстроенный Косолапов сел на один из гостевых стульев, начал мерно стукать кулаком по столу. На лице его было написано отчаяние

– Надо. Надо.

– Надо. Только знаешь, что?

…

– У нас нет выбора – и это самое плохое. Горбач чужой, я это кожей чувствую. Для него ленинизм – это просто слова.

Цуканов зло посмотрел на академика

– А для нас что – дела что ли?

Косолапов изумленно уставился на собеседника

– Ты чего?

– Того! Надо хоть иногда в народ то выходить. Смотреть, слушать. Что сейчас творится. Все хищничают, спекулируют, веры нет никакой. На партсобраниях спят. Громыхают словами – а веры, веры настоящей – нет.

– Ну, так очернять тоже не стоит.

– Стоит. Стоит, стоит…

Цуканов зло смотрел на Москву за стеклом

– Знаешь, я все больше уверяюсь в том, что Андропов был прав – мы не знаем общества, в котором живем. Может, мы заблудились. А может…

– Что – может?

– Может, мы должны потерять то что имеем – чтобы оценить это.

– Ты что говоришь то.

– Говорю как есть. Юрий Владимирович, чтоб его, был человеком умным, как не крути. При нем готовились самые разные варианты обновления партии…

Цуканов осекся

– Теперь это все в наших руках…

Москва, Кремль

22 февраля 1985 года

Как, оказалось, простыл я прилично – что было некстати. Поставили диагноз – ангина. Мне вполне официально в поликлинике, к которой я был прикреплен дали больничный на три дня и я отправился домой. Еще подумал – не коронавирус ли… а потом вспомнил – ну какой сейчас коронавирус.

До этого кошмара еще надо дожить…

Бюллетень – дал возможность спокойно посидеть, поработать, подумать.

Вообще жаль, очень жаль, что не удалось застать живым и работающим Алексея Николаевича Косыгина, вероятно, самого квалифицированного специалиста в экономике во всей позднесоветской верхушке. Многое из того что задумывал Косыгин – так и не было реализовано ввиду либо противодействия, либо того что все это входило в неустранимое противоречие с политикой и идеологией.

У него всегда был конкурент, хотя никогда они прямо не конкурировали. Дмитрий Федорович Устинов – управленец, государственник, производственник. Но Устинов был просто отличным менеджером, у него никогда не было широты видения экономических проблем страны, какое было у Косыгина. И Косыгин был больше чем просто премьером – он лично вел переговоры с банкирами, промышленниками мировой величины, несколько раз встречался с Рокфеллером. Сорок два года в правительстве, из них шестнадцать премьером. С Брежневым у него был нейтралитет, и это видимо и было ошибкой – Косыгину не нужна была политическая власть, а Брежнев ничего не смыслил в экономике. Однако мало кто знает что в 1967 году во время Шестидневной войны и кризиса на Ближнем Востоке переговоры с президентом Джонсоном – вел не Брежнев, а именно Косыгин.

Что Косыгину не дали сделать? Во-первых – именно он, еще в качестве Зампреда Совмина отвечал за эксперимент по переводу части предприятий на хозрасчет. Да, это понятие впервые появилось в последние три года правления Сталина и в одной из последних работ Сталин выступал за перевод на хозрасчет и против огосударствления всей промышленности, как это произошло при Хрущеве. В конце шестидесятых – начале семидесятых годов Косыгин вел переговоры в США об углублении разрядки, предоставлении СССР режима наибольшего благоприятствования в торговле с США и привлечении инвестиций. По сути это было венцом усилий по расширению инвестиционной привлекательности СССР – ведь именно при Косыгине был заключен ряд стратегических сделок. Итальянцы получили свой ФИАТ на Волге, в Перми они же строили огромный завод по производству стиральных машин, готовилось соглашение по Даймлер-Бенц.

Во-вторых – Косыгин готовил продолжение экономических реформ – конвергенция, то есть слияние или, по крайней мере, сближение двух систем – были для него не пустым звуком. Сейчас уже сложно сказать, к чему все привело бы – но Косыгин принимал в СССР первых лиц мира экономики. И если бы не Пражская весна 1968 года…

Впрочем, и Прага не стала концом. Концом стала отставка Никсона. Никсон, циник и прагматик – не хотел продолжения Холодной войны после поражения во Вьетнаме, он придерживался модели "пяти полицейских" то есть раздела мира между пятью державами. Ни один президент после него – не был готов дать СССР зону влияния и не посягать на нее. После Никсона – конфликты по самым разным поводам возобновились с новой силой.

Тем не менее, при Косыгине был заложен фундамент современной, мощной экономики – и жаль, что на нем не удалось построить дом. Инфраструктура у нас такая, что в чем-то и США превосходит.

Ну и Афган. Что делать с Афганом…

То, что это надо прекращать – это факт. Проблема в том, что генералы начали использовать Афганистан как полигон для молодняка, и ставят себе задачи "обкатать войной" как можно больше призывников. Афганцы цинично пользуются нами, понимая, что мы не можем отступить, не потеряв лица.

– Не потеряв лица – это как?

– Не опозорившись

– Разве это главное

– А что главное?

– Мы оказываем интернациональную помощь братскому афганскому народу.

– О…

– Мы должны гордиться…

– Слушай!

…

– Я тебе скажу, что там было. Когда зеленые шли в атаку, многие стреляли в молоко. Умышленно. А почему?

…

– Потому что они не могли убить людей, исполняющих волю Аллаха. Это было выше коммунизма, социализма, долга, чести и совести…

– Опять очерняешь? Мы многое сделали, чтобы открыть афганским товарищам глаза…

– Только ни черта не открыли. Знаешь, в то время, откуда я родом – почти весь Ближний Восток делится на две части. В первой господствуют исламисты – людям головы рубят, взрывают, жгут. Это все происходит день за днем, месяц за месяцем, год за годом. Вторая часть – это страны, в которых как бы ты, наверное, сказал правореакционные режимы. Есть те, которые зарабатывают на нефти. Есть те, которых либо нефтяные державы содержат, либо Америка. А есть еще такая страна как Сирия – в ней уже десять лет идет война.

– А Афганистан?

– Там тоже идет война.

– Постой… это сколько же лет она идет?

– Больше сорока. Война в Сомали не прекращается сорок лет. Война Палестины с Израилем – так и возобновляется время от времени. В Ирак как вломились американцы в две тысячи четвертом – там ни дня спокойного не было, за три года до миллиона человек вырезали. Вот так вот.

…

– Что молчишь?

– Как же вы так. Как же вы живете?

– Да вот так и живем. В Чечне тоже война была. И может, еще будет. Последние годы спокойно было, а так – взрывы, теракты. Школу захватили и заминировали в Беслане, больше трехсот человек погибло. Дети в основном. В Буденновске бандиты больницу захватили, согнали туда людей, кого на улицах нашли. Тоже больше сотни погибли.

– А Союз? Зачем же вы его развалили? Чтобы вот так жить?

– Так не мы разваливали. Хотя и мы тоже виноваты. Все думали, вот не будет СССР, и не будет всей этой дури. Смотри фильмы, какие хочешь, читай книги, какие хочешь. Джинсов хотелось, колбасы не по праздникам… да чего там говорить. Каждый свое хотел, личное. Украинцы, например, страну себе хотели, только свою, для себя. И латыши, литовцы, эстонцы. Сейчас украинцы полякам задницы в больницах подтирают, клубнику собирают. А прибалты бегут в Европу на любую работу, потому что у себя работы никакой нет. Но заметь – в СССР обратно мало кто хочет.

– Как же так…

– Много было глупостей в СССР. Причем – глупых глупостей. Вот это бы убрать… теперь понимаешь, какая работа нам предстоит? Нам с тобой.

Настроение было ни к черту. Но я помнил расклад в Пешаварской семерке. Из всех пятерых, непримиримыми можно назвать только двоих – однозначно Халеса и скорее всего – Хекматьтяра. Правда, последнему подчиняется треть всех боевиков семерки. С остальными пятерыми можно договориться, и однозначно надо договариваться с муллами. И надо уже сейчас решать, на каких условиях выводить войска. С юга Афганистана выходить надо полностью, на севере можно оставить аэродромы, базы спецназа. Но срочников оттуда надо убирать всех.

Еще не мешало бы вспомнить пару интересных планов. Разделение Афганистана на южный и северный – не такая утопия как может показаться. Там разные языки, разные народы доминируют. Юг – вотчина пуштунов, север – меньшинств, в основном говорящих на дари. Пусть разбираются друг с другом, чем с нами.

Второй план – это предъявление от имени Афганистана претензий на населенную пуштунами пакистанскую зону племен. Столкнуть лбами афганских националистов и исламистов. В Пакистане – мечети в основном находятся под контролем местных спецслужб, но если муллы заявят что афганские претензии на Зону племен не от Аллаха – то они тут же потеряют всяческий авторитет в среде пуштунов, любой пуштун будет плеваться, проходя мимо мечети. Наша ошибка была в том, что мы все время выводили Пакистан за скобки проблемы и все время пытались вести себя прилично. Но если пакистанские "ястребы" на своих Ф-16 то и дело шакалили в афганском воздушном пространстве, сбивая наши штурмовики – почему бы и нам не пошакалить? У нас тоже есть новые самолеты – Миг-29 и Су-27, и почему бы не проверить их в боевых условиях?

Ладно, Афганистан в сторону. Пока. Похоже ко мне пришли.

Болдин не подвел, нужного человека мне нашел, привез на цэковской машине ко мне на дачу.

Валовой, Дмитрий Васильевич, экономист и политэкономист, с 1962 года журналист, возглавлял еженедельник ЦК КПСС "Экономическая газета", с 1972 года – заведующий экономическим отделом Правды, заместитель главного редактора. Автор нескольких книг на экономическую тематику, в течение двадцати с лишним лет присутствовал на каждом (!!) заседании Совмина СССР. Как и Егор Гайдар отлично знает югославский опыт, был там в длительной командировке – но в отличие от Гайдара воспринимает его критически и с опаской. Член Комитета народного контроля СССР, участвовал во множестве ревизий министерств и ведомств. Доктор экономических наук. Человек, ведущий обширную переписку со множеством не последних людей, которые на любительском уровне занимаются макроэкономикой и осмыслением экономических проблем СССР. Автор той самой записки на имя Черненко, в которой он сообщил что сорок процентов ВВП СССР – туфта. Записка – я ее кстати еще не нашел – ушла Аганбегяну и тот ее замотал. Причина проста – у него уже была готова своя концепция экономической реформы, а предложения Валового серьезно ей противоречили. Кроме того – Аганбегян давно наверху, и согласиться с выводами Валового – значит, расписаться в некомпететности всего экономического блока Совмина и всех НИИ, обеспечивающих его. Потому что вывод, что ВВП на сорок процентов дутый – он убийственный.

Но с Горбачевым – Валовой не виделся ни разу. До того момента.

– Присядьте, Дмитрий Васильевич. Только вон там, подальше, а то еще заразу подхватите, какую. Не болели этой зимой?

– Нет, признаюсь, пронесло

– А я второй раз. Никак организм не может к холодам привыкнуть.

Валовой боролся с упрощенным универсальным показателем оценки "по валу" в советской экономике еще с шестидесятых годов. Я знаю, что он предлагает – это не рыночная экономика, это усложнение показателей оценки, которое мы не факт что и потянем – компьютеров то нет. Но он вскрыл проблему, которую надо решать. И первое – вопрос: как?

– Дмитрий Васильевич. Ваша записка на имя товарища Черненко. Вы можете поручиться за достоверность изложенных в ней цифр?

– Абсолютно, товарищ Горбачев. Все цифры перепроверены, источники готов предоставить.

– Если все так обстоит… почему тогда мы еще не рухнули?

А правда – почему?

Вопрос интересный, мое мнение таково. Искажения накапливались на протяжении длительного времени, не аккордно. Как и лишние деньги. В конечном итоге их абсорбировала теневая экономика – уровень цен в ней определялся именно наличием "лишних денег" на руках у населения. Часть денег уходила на Кавказ, в Среднюю Азию и оседала там в наличной форме. Самое главное – теневая экономика не раскручивала инфляцию, инфляция существовала как бы в параллельном измерении, и рядовой советский человек сталкивался с ней только если хотел джинсы Ливайс купить. Причем теневой характер этой торговли не порождал и социальную напряженность. Горбачев, разрешив кооперативы, всего лишь вывел эту инфляцию на свет божий, люди поняли, что их зарплата – условно на один ужин в кооперативном ресторане. И разозлились. Кроме того, открытие кооперативов открыло вполне легальные шлюзы перекачки ресурсов из госсектора в теневой и их освоения там – остатки товаров перекочевали туда. Кто же будет продавать товар по госцене, если есть возможность продать по свободной?

– Так ведь рухнем, товарищ Горбачев! По моим подсчетам, если сейчас ничего не предпринять, то необратимые процессы начнутся к девяносто пятому году

Политика запустила их еще раньше.

– Дмитрий Васильевич. Я читал ваши предложения… вы предлагаете разработать более совершенную систему показателей, которые не дадут искажать реальные результаты работы предприятий. У меня два вопроса – как быть с зарплатой работников этих предприятий, после того как мы увидим реальные цифры. И второе – как быть с тем сектором экономики, в котором уже набрали силу весьма и весьма нездоровые экономические процессы. Я говорю про торговлю, всю сферу общественного питания, про гостиницы, профилактории. Ведь там ситуация такова, что если людям не платить, они все равно будут продолжать ходить на работу. Вы сами писали в одной из статей про ресторан, в котором не рады посетителям, потому что все что не съедено – можно будет перепродать на черном рынке. Что будем делать с ними?

Валовой явно сбивается с мысли

– Товарищ Горбачев, вы читали ту мою статью?

– При Политбюро работают две комиссии, одна по планируемой реформе, вторая по совершенствованию управления. Разумеется, мы читали ваши статьи.

На самом деле – я подозреваю что в Политбюро никто их не читал. Даже несмотря на то что опубликованы они в Правде.

– Мы можем организовать широкую дискуссию в Правде…

– Пока рано.

…

– Выносить такие вопросы на всеобщее обсуждение, в то время как у нас нет даже общего понимания, что делать – означает взбудоражить общество и усугубить и так идущие в нем нездоровые процессы. Давайте так, – Дмитрий Васильевич. Подумайте над теми двумя вопросами, какие я только что назвал. Хорошо подумайте, и возможно не в одиночку. С привлечением товарищей, но только тех кому можно доверять. А я подумаю над тем, как и в каком качестве подключить вас к работе в комиссии при Политбюро. Договорились?

Интересные дела. В США консультация человека с таким пониманием экономики – стоила бы сотен долларов в час. Здесь люди не молчат, они готовы помогать, причем помогать "за идею", не в расчете залезть во власть и там обогатиться. Почему тогда их никто не слушает и не желает слушать?

Мне конечно проще, я знаю все наперед. Но неужели трудно вчитаться в записку, поданную на имя генсека и выслушать человека, который каждую неделю присутствует на заседании Совмина? Что сложного то? А?

Болезнь все-таки создает некоторые неудобства – горло болит и все такое, надо пить лекарства и ходить на прием к врачу – правда, в моем случае, это врачи ходят на прием ко мне. И, кроме того, если у тебя ангина, то по лесу, по полю не прогуляться. Остается только стоять на пороге, закутанным в шарф и смотреть – на лес, на поле, на сосны, на нетронутый еще весенним солнцем снег…

– Миша…

Раиса Максимовна выскочила из дома, как увидела

– Михаил, ты что? Тебе нельзя…

– Подожди…

Она и сама была легко одета

– Нет, нельзя. Иди в дом, сейчас же…

Я позволил себя увести. На первом этаже было что-то вроде холодной прихожей, не холл, а так – ноги от снега обтрясти. Вот тут мы и присели – я со своими думками, Раиса со своим беспокойством обо мне. И надеюсь, что без третьего – товарища майора в наушниках…

– Ты какой-то не такой все последние дни – сказала вдруг Раиса Максимовна – изменился… даже говорить стал как то иначе.

Вот. То-то и оно. Никто не знает мужика лучше его жены. А какой-то не такой – это еще мягко сказано

– Какой?

– Не знаю… ты каким-то… суровым стал. Даже глядишь иначе.

– Я много думаю, Рая.

– О чем?

– О себе. О нас.

…

– О стране.

…

– Помнишь, Хрущев сказал, что к восьмидесятому году мы построим социализм? Ведь я тогда поверил. А ты? Поверила?

Раиса Максимовна повела плечом

– Наверное, да. Поверила – неуверенно сказала она

– А сейчас? Сейчас кто-то верит?

…

– Что с нами со всеми случилось, Рая? Почему мы больше ни во что не верим?

Раиса Максимовна посмотрела на меня

– Я верю.

– Ты – хорошо. А другие?

…

– Посмотри, хоть кто-то вспоминает что такое – быть коммунистом? Во что превратилась партия? Комсомол?

Раиса Максимовна смотрела на меня, явно не понимая

– Помнишь, Юрий Владимирович сказал в своем докладе. Мы не знаем общества, в котором живем. Боюсь, никто не понимает, насколько он был прав. Я не уверен, что это уже социалистическое общество.

Надеюсь, что тут прослушки все же нет.

– Рая, нужно изучать общество. Я не верю тем докладам, которые идут наверх, в политбюро. Не верю докладам КГБ и МВД. Я уже никому не верю.

– Да, но что я…

– Рая, ты же социолог. Настоящий. Сделать институт…

Раиса Максимовна удивленно посмотрела на меня

– Обвинят же

Да. Скорее всего.

– У тебя же остались связи с однокурсниками. Пусть не ты возглавишь.

Раиса Максимовна задумалась.

– Юра. Юра Левада. Он занимается прикладной социологией.

– Отлично. Когда сможешь связаться?

Я все никак не могу привыкнуть что тут нет ни электронной почты, ни скайпа, ничего такого. Человека тут можно не один день искать.

– Постараюсь побыстрее, если он в Москве.

– Только никто ничего знать не должен, поняла?

– Поняла, но… зачем он тебе?

– Хочу предложить создать что-то типа… службы общественного мнения при Политбюро. Чтобы постоянно опрашивали людей, проводили исследования, как они относятся к тем или иным нововведениям…

В СССР такой службы не было. Были, конечно, институты, занимающиеся обществом – но ни один из них не занимался оперативным реагированием и обработкой информации "с колес". Все были нацелены на исследование долговременных изменений.

Причин, почему не было такой службы, было две. Одна из них фундаментальная – в Политбюро, да и во всей КПСС были уверены, что история может идти только в одном, правильном направлении. Это породило очень опасную иллюзию того, что какие ошибки не совершай, все равно ничего не изменится, коммунизм выживет, и будет продолжать существовать. Вторая – в СССР не было конкурентных выборов, и как таковой не было рекламы. Потому в загоне была практическая психология, как воздействие на поведение людей. В США же прикладная психология сначала развивалась исключительно в направлении рекламы – как наиболее эффективно заставить людей купить твой товар. И только потом – методы коммерческой рекламы перешли в политику.

Но если мы не хотим выпустить ситуацию из-под контроля, как в реальной жизни произошло, такими инструментами, как психология, мониторинг общественного мнения, продвижение – надо заниматься уже сейчас. Потому что когда выйдет из-под контроля толпа, как в том же Андижане или Тбилиси, или начнут стрелять как в Карабахе – будет поздно.

Путин как говорят, каждый день получает результаты исследований общественного мнения. И не сказать, что это плохо.

– А разве КГБ не дает вам материалы?

– Дает, но не те. И не вовремя. Вот скажи, ты ходила по дворам в Ставрополье, опросами занималась. Сколько времени это заняло?

– Разве ты не помнишь? Больше года.

– Вот. А нам нужно принимать решения и получать результаты социологии по ним за несколько дней.

– Миша, это невозможно

– Почему. Если подумать, все возможно

Или в Америку на практику съездить

– И еще. Помнишь, был в вашей группе такой Мераб?

– Конечно.

– Это ведь Мамардашвили. Он сейчас кто? Кандидат? Доктор?

– Кандидат, по-моему

– Мне бы и с ним повидаться

– Но он же занимается историей. И философией. Совершенно не прикладными вещами

– Поговорить есть о чем.

…

– Да и просто… за чаем посидим. Вспомним старые времена.

На самом деле Мамардашвили мне был нужен, чтобы начать, пока концептуально, на философском уровне решать проблему грядущего распада СССР.

Жизнь подкинула мне задачку, на которую я и рассчитывать не рассчитывал – подселила в чужую голову, вместе с моими невеселыми знаниями и опытом. Я знаю, что СССР рухнет, и я знаю, что он рухнет не просто так. Причина тому – отнюдь не слабый Горбачев и своекорыстный Ельцин, если бы не было ни того, ни другого – он бы все равно рухнул или, по крайней мере, находился бы под угрозой распада. В СССР сформировались отдельные политические нации (и их, кстати, больше чем пятнадцать), и у них есть свое представительство. По сути это уже наполовину государства, только без дипломатического признания. И если просто действовать силой или, к примеру изменить конституцию, запретив выход – можно на выходе получить югославский вариант развода.

Причина развала СССР – отсутствие понимания того, почему мы должны жить вместе и вместе тащить нелегкий воз сверхдержавы. Отсутствие этого понимания – дало например девяносто процентов на референдуме за независимость Украины – когда говорят, что трое в Беловежской пуще предали страну, как то забывают, что вообще поводом для разговора стали шокирующие результаты украинского референдума, где девяносто процентов населения проголосовали за независимость – в том числе более восьмидесяти процентов дали Донецкая и Луганская области. Без такого результат референдума – и Кравчук бы не осмелился говорить о полном отделении, и Ельцин вел бы себя иначе.

Как купили украинцев? А так же как и всех нас – дешево. Отделимся и будем все сало себе оставлять – и заживем! А русских купили иначе – хватит кормить тех и этих, мы сами по себе, у нас всего много, уйдут нахлебники – нам больше достанется. Украинцам еще скормили сказку про золото гетьмана Полуботко – и многие поверили кстати. В Белоруссии рассказывали про то что было вот Великое княжество Литовское на территории Белоруссии и столица его у нас была и жили мы куда богаче чем сейчас.

Проблема распада СССР не политическая и не экономическая – она философская. Ни элиты ни народ не понимали, что распад единой, веками складывавшей матрицы – приведет не к национальному и экономическому возрождению, а наоборот, к одичанию. И национальная интеллигенция, которая боролась и выбарывала, не понимала, что настоящая, европейского типа интеллигенция, интеллектуалы европейского уровня – востребованы лишь в общей, большой стране. В национально однородной стране – будет не культура, будет фольклор. А ему интеллигенция не нужна. И распад СССР загубит много культурных феноменов. Начиная от грузинского и прибалтийского кино, которые были востребованы только в большой, общей стране – и заканчивая уникальными, многонациональными городами, со сложной состоящей из нескольких культурами. Одесса, Львов, Тбилиси, Баку, Вильнюс. Все эти города пострадают от вражды, от неустроенности, от массового отъезда, но больше всего – от культурной агрессии титульной нации, которая уничтожает, а не сосуществует с другими культурами. В Одессе не станет евреев, из Баку изгонят армян, из Тбилиси русских – и кто выиграет? А никто. Только те кто раньше и стишка не мог напечатать, а теперь стали "духовными отцами нации", совестью и моралью – сами ни совести ни морали не имеющие.

Зачем нужен Мамардашвили? Затем что он единственный из всей мне известной национальной интеллигенции, который во время националистического ража сохранил здравый рассудок. Это он, когда Гамсахурдиа считали спасителем Грузии, сказал – я не могу понять, как во главе правозащитной Хельсинкской группы Грузии стал человек, не имеющий ни малейшего представления о правах человека. И если народ Грузии проголосует за этого человека – я пойду против своего народа.

Проголосовали.

Мамардашвили начали травить, сделали врагом Грузии. Он умрет от сердечного приступа, когда на него во Внуково набросятся опознавшие его сторонники Звиада Гамсахурдиа. Те самые полусумасшедшие, которые бьются в истерике на митингах, заявляя: "ему не нужны интеллигенты, он сам интеллигент". Потом оказалось что интеллигенты ему все-таки нужны. Такие как составитель сказок Гурам Петриашвили, который на премьере оперы Верди "Аида" заорал "Нам тут не нужны эти ваши русские оперы!" и предлагал бегать босиком. Или доктор наук, профессор и вор в законе Джаба Иоселиани, который создал единственную в мире армию уголовников (Мхедриони) и заявил "Демократия это вам не лобио кушать. Кто не подчинится расстреляем." Но это будет уже потом – Мамардашвили не увидит ни вора в законе во главе страны, ни артиллерии на проспекте Руставели, ни уличных боев за Сухуми.

Мамардашвили сейчас изучает культуру Вены до Первой мировой и искренне считает, что единственный шанс для Грузии и других республик цивилизоваться – это выйти из состава СССР. Но он не понимает, что это путь не к цивилизации, а наоборот к одичанию. Что только в большой стране, возможно то существование интеллигенции, и тот объем интеллектуальной работы, который проделывается сейчас. После развала денег на науку просто не будет, а на место культуры придет "Кто не скачет тот москаль". Табор в центре столицы, именуемый майдан – это и есть самое что ни на есть наглядное выражение культурной деградации.

С этим надо бороться на уровне интеллигенции, придумывать новые смыслы, говорить с людьми, разъяснять – без этого все остальное, как укрепление армии, появление единой, общесоюзной политики – это все будет впустую.

Поймет ли меня Мераб Мамардашвили? Не знаю. Но попытаться я должен.

Москва,

Центральная клиническая больница

Четвёртого главного управления при Министерстве здравоохранения СССР

22 февраля 1985 года

А в это время – в Центральной клинической больнице, под неусыпным надзором врачей – медленно умирал человек. Он знал что он умирает и осталось недолго. Не знал он того что вместе с ним – умирает и целая эпоха.

Константин Устинович Черненко, как и положено советскому вождю – был родом не из интеллигенции, с самых низов. Украинец, сын родителей переехавших в Сибирь. Его звездным часом оказалось решение о переводе его в Молдавию, точнее – о ссылке в Молдавию. Он был первым секретарем в Пензе, готовилось решение о переводе его в Москву – но доброжелатели настучали о "нестойком моральном облике"- то есть гулял от жены. Перевод отменили и вместо Москвы послали в Молдавию, заведующим отдела агитации и пропаганды. Главой советской Молдавии был тогда Леонид Ильич Брежнев. Два мужика, любящие погулять и не чурающиеся никаких радостей жизни в теплом и солнечном краю, подальше от Москвы. Так они и шли с тех пор – рука об руку.

Черненко никогда не был политиком – для этого он был слишком прост. Но брал другим – аккуратностью, точностью, исполнительностью. Все знали, что если надо быстро провести документ по всем инстанциям – надо идти к Черненко. Брежнев это тоже знал и держал Черненко при себе, как орговика и канцеляриста – но многое из того что Брежнев задумывал, не получилось бы без него, Черненко. Со своей стороны – Черненко никогда не рвался наверх. И это мнительного Брежнева более чем устраивало.

Черненко полностью поддерживал политику своего шефа, и если бы он был жив – так бы и шел в его фарватере. Но шефа не стало. И пришлось ему…

Сейчас он, всесильный вождь страны с атомным оружием, который не мог жить без баллона с кислородом рядом – лежал на кровати и мучительно думал о будущем. Он понимал не только то, что он умирает. Но и то что сменить его – некому.

Нормальный процесс смены элит в Советском союзе – сорвался с момента разгрома группировки Шелепина, опасной до начала семидесятых. Шурик Шелепин, молодой вождь советского комсомола- претендовал на высшую должность в стране, и тогда было слишком для него рано. Брежнев сожрал его и его соратников в аппаратной борьбе – но выигрыш сиюминутный обернулся проигрышем. Застой – люди не сменялись на своих местах по десять, двенадцать, пятнадцать, двадцать лет. Партаппарат наслаждался покоем после сталинского ужаса и хрущевского раздрая – но никто вовремя не заметил, что скамейка запасных то – пуста. Именно из того, отставленного от власти поколения – идет большинство диссидентов, антисоветчиков, просто людей держащих фигу в кармане. И когда в восьмидесятых оглянулись – увидели за собой кадровую пустоту…

Андропов это понимал – но кого он мог привести к власти? Только людей из своей системы – КГБ[7]. А по негласному правилу это было запрещено – как кстати и занятие кгбшником высшей должности в стране. Но и Юра долго не задержался – а следом он.

Надо ему было? Да нет, конечно. Анна Николаевна – в голос рыдала, умоляла не соглашаться. Но он был партийцем. Настоящим. Если партия сказала "надо" – отказываться нельзя.

Но он думал, лелеял в давно огрубевшей душе надежду, что хоть два – три годика… может, пять. Кто же знал…

Он понимал, что все – скоро. По глазам врачей понимал. Не выберется он отсюда. Понимал он и то что у него осталось единственное, что он еще может.

Преемник.

Он лежал и ждал. Пока к нему не зашел прикрепленный – в медицинском халате

– Константин Устинович, к вам Громыко

Черненко показал глазами – зови

Громыко после него – оставался за старшего… возраст все же много значил. Он был последним из поколения сталинских наркомов, мистер нет, лицо советской дипломатии на протяжении не одного десятилетия. И тоже – с виду бодрый старик, а как на деле…

– Константин Устинович…

Черненко показал – сядь поближе…

– Андрей… – он экономил слова и дыхание.

– Костя… смотрю, ты порозовел что-то. Скоро весна, потом лето

Черненко отмахнулся рукой

– Не… доживу

– Да ты чего, Костя. Чего ты сдаешься то.

Черненко снова махнул рукой. Ему надо было сказать… когда он последний раз был в квартире, он упал в прихожей, Анна Николаевна с плачем его поднимала, провела в гостиную, сказала – уйди ты на пенсию, гробишь себя. Он сказал, едва дыша – нельзя, оставить некого. Тогда показывали по телевизору какой-то визит, встречал Горбачев – вот Анна Николаевна и сказала – пусть он работает, а ты уйди.

Тогда ему показалось, что – рано, но сейчас он понимал – времени у него нет. Совсем.

– Андрей…

…

– После меня… должен быть… Горбачев. Понял?

– Да ты чего… Костя, ты чего говоришь то.

– Слушай меня. Страну… угробим… нельзя так… Горбачев.

…

– Горбачев

Силы оставили Черненко, говорить он больше не мог, но он был в сознании и требовательно смотрел на Громыко. И кивал.

Горбачев. Горбачев.

На обратном пути, мчась по обледенелой трассе, Андрей Андреевич Громыко напряженно думал.

Он знал, что Черненко тяжело болен, и рассчитывал воспользоваться этим. Всю первую половину семидесятых – советская дипломатия крайне успешно разыгрывала козырь больного Брежнева, слухи о болезнях которого сама же и поставляла на Запад. Западу нравился Брежнев – после внушающего ужас Сталина и придурковатого Хрушева, который мог снять ботинок на заседании ООН и начать бить им по столу – к власти в СССР пришел понятный Западу барин, сибарит, с понятной биографией, и явно не кровожадный. Послание Громыко западным контрагентам было простым – Брежнев болен. Спешите решить назревшие вопросы, пока он жив, пока он у власти, потому что кто придет после него – непонятно. Так удалось решить важнейшую стратегическую проблему советской дипломатии – заключить Хельсинкский акт, который зафиксировал сложившийся в Европе после Второй мировой войны миропорядок и признал Восточный блок как полноценного участника системы международных отношений. Немало сделали и для разрядки с США – ограничение стратегических наступательных вооружений началось именно тогда, все понимали, что так дальше нельзя.

Но вот потом Брежнев заболел по-настоящему.

Сейчас у власти был Рейган. Громыко только что встречался с ним, в сентябре восемьдесят четвертого. Надежды повторить трюк с больным Брежневым не было – Черненко был болен и так что не перенес бы перелета. Рейгану нужно было хоть что-то, чтобы справиться с кандидатом от демократов Мондейлом – нужны были какие-то гарантии мира и прекращения гонки ядерных вооружений. Хорошо получилось поговорить с госсекретарем Шульцем – тот явно был более приемлем, чем его предшественник Хейг. Вообще, Громыко больше боялся предыдущего президента – Картера. В его команде был Бжезинский, были другие ястребы – а сам он был каким-то непонятным, не имеющим никакого опыта – но с опасными, несгибаемыми моральными принципами. Там где другой поопасался бы, просто из чувства самосохранения – этот пошел бы вперед.

Горбачев…

Громыко понимал, что один из претендентов после Константина Устиновича – он сам. Но понимал он и то что шансов у него немного – за ним ни поддержки силовиков, ни региональных кланов. Он никогда и в стране то толком не работал – все по заграницам. Его не выберут.

Почему Горбачев? Просто хочется покоя – без похорон, без постоянных перетрясок – как при Брежневе. Занял пост – это надолго.

С другой стороны…

Он по своей службе хорошо знал, что происходит на Западе, как там ведется политика. И его не покидала мысль, что выборы первого лица на всенародных выборах – это не так то плохо.

С одной стороны народ спускает свой пар недовольства. За кого проголосовали – тот и рулит. С другой стороны – в регулярных встрясках система закаляется, смена первого лица не становится чрезвычайным событием как у нас.

Трое похорон. Двое – но Константин Устинович похоже и впрямь – не жилец. И что делать? С этим его поручением?

Как то доработав день, Громыко поехал домой. Посоветоваться.

Настоящим министром иностранных дел СССР – ну или хотя бы половиной министра – была Лидия Дмитриевна Громыко.

Сам Громыко был относительно честным (в смысле, сам лично он взятки не брал) – нечестной была Лидия Дмитриевна. Ее появление в любом посольстве – а она рыскала в поисках картин и антиквариата – расценивалось как стихийное бедствие, про хамство этой женщины – ходили легенды. Сам Громыко едва не слетел из-за дела, ушедшего к американцам Шевченко, советского посла при ООН. В коридорах МИД шептались, что за назначение Лидия Дмитриевна взяла брошь с бриллиантами – а когда она приезжала в Нью-Йорк, то они вместе с Линой Шевченко ходили по магазинам, и та покупала ей меха и драгоценности на большие суммы. Деньги, скорее всего, были от ЦРУ. Дело пахло государственной изменой – но Громыко проскочил.

Но с тех пор Громыко вел себя крайне осторожно и американцам старался не перечить – после побега Шевченко у него дома изъяли ценностей на сумму более миллиона рублей, и Андрей Андреевич понимал, что Шевченко там, у американцев, и значит он – у них на крючке.

За окном машины мелькали знакомые улицы… проулки… рогатые троллейбусы, осторожно пробирающиеся во тьме…

Андрей Андреевич подумал некстати – просрали державу…

Дома – был готов ужин, но аппетита не было. Громыко тоскливо поковырял в тарелке, показал жене – пойдем, на лоджию выйдем…

Лидия Дмитриевна появилась в собольей шубе… и Громыко, глядя на ее простоватое, жирное лицо внезапно почувствовал тоску и глухое раздражение… вырядилась… как на корове седло! Это из-за нее все! Ей все мало!

– Я сегодня в больнице был.

На лице Лидии Дмитриевны отразился живейший интерес

– Костя… плохо совсем. С меня взял слово, что я проголосую… за Горбачева.

Лидия Дмитриевна моментально взбеленилась

– Что? Этот сопляк!? Да кто он такой!

– Помолчи! – грубо сказал Громыко – рот закрой!

Пораженная грубостью мужа, Лидия Дмитриевна замолчала. Говорят, что это ей принадлежала хамская фраза "На все посольство два с половиной дипломата!". А может и не ей. Важно то, что именно она стояла во главе системы махровой кумовщины и групповщины, пронизывающей все министерство.

– Просто так я не выполнить просьбу генерального секретаря не могу.

– Да он из ума выжил…

– Помолчи, сказал!

…

– Кто знает, может, он не одного меня обработал. За Горбачевым все андроповские, вся свора. Они нас в момент сожрут и не подавятся!

– Андрей, но как так. Он совсем молодой, ему не по возрасту.

– Не по возрасту, значит, ему наставник нужен. Которому по возрасту.

Лидия Дмитриевна навострила уши

– Кроме Горбачева других кандидатур, по сути, и нет. Потому надо договариваться – кто первый, тот и в дамки. Ты Раису Максимовну знаешь?

– Нет, она… не по нашей части. Не знаю, где работает.

– Так узнай! И быстро!

– Хорошо, Андрюша, я поняла.

Громыко с тоской посмотрел на темноту за окном. Сколько он не ездил – а все сюда возвращался. И неужели в этом во всем был смысл…