Спасти СССР, Часть 3

20 -22 августа 1985 года

Погода была плохой. С утра было солнце, но по дороге в аэропорт — зарядил мелкий, мерзкий дождь как на балтийском побережье. Сильного ветра не было, что давало вероятность того что самолет Горбачева сядет как положено, а не уйдет на запасной военный аэродром ЗГВ.

Генеральный секретарь СЕПГ Эрих Хонеккер и директор Штази Эрих Мильке ехали в одной машине. Это была не Вольво, как обычно — а удлиненный Ситроен, подарок французских коммунистов. У них специальная подвеска, потому машина не скользит — летит над дорогой…

Хонеккер выслушивал биографическую (расширенную) справку на Горбачева, которую нудно читал ему Мильке — а сам думал. После Брежнева — он не смог сработаться ни с кем, да и с Брежневым отношения были напряженными. Хонеккер категорически отказался направлять народную армию в Афганистан — хотя в Прагу в шестьдесят восьмом послал. Но главная проблема была, конечно же, не в этом…

Русские опасались свободного развития социалистической Германии и потому в свое время запретили ускоренное развитие тяжелой промышленности, зарубили проекты пассажирского самолета и нормальной легковой машины. Русские так же с подозрением относились к контактам соцстран напрямую, помимо Москвы. Но главная проблема была в другом — в неадекватности цен внутри содружества.

Тут Хонеккер конечно лукавил — но на самом деле он просто не знал. Когда в семидесятые поставщики энергоресурсов вздули цены — он искренне возмущался, что так нельзя. И считал нормальным, что СССР так не сделал. Он даже не предполагал, сколько на самом деле могут стоить нефть и газ, и что произойдет с германской химической промышленностью если СССР будет однажды брать за них полную цену.

Но сейчас Хонеккер привычно думал, что попросить у советского лидера. На первом месте были, конечно, атомные энергоблоки. Он планировал довести долю атомной генерации до 25–30 % на первом этапе — как у самых передовых стран Запада. А потом пойти дальше — минимум до 60–70 % как во Франции. Ему рассказывали французские коммунисты…

Вопрос конечно — сколько стоить будет. И что взамен? Конечно, ГДРовская одежда уйдет в СССР в любых объемах — но и немцам ведь надо одеваться.

— Сколько ему лет?

— Кому — прервал нудное чтение Мильке

— Горбачеву

— Пятьдесят четыре.

Хонеккер удивился — молодой совсем

— Он был на оккупированной территории?

— Говорят, был совсем ребенком.

— Проверь

Мильке сделал пометку

Еще бы оружия попросить. Никуда не денешься, самолетный парк уже устарел, надо как минимум два десятка их новых МИГов. Дорого… дорого… дорого.

Действительно погода скверная, Ил-62 сел «из последних сил», три круга сделали. На бетонке — мокли как воробьи старики в черных плащах и под зонтом, оркестр выливал воду из духовых инструментов…

Я сбежал по трапу — никто за мной не успел, это был экспромт, я даже зонтик свой держал сам. Сзади поспевала охрана, я безошибочно направился к Хонеккеру

— Камрад Эрих, камраден…

Хонеккер не знал, что делать и потому дал сигнал — начинайте мол. Подошли не успевшие к трапу барышни, хлеб размок, в солонке была вода. Я покачал головой, но мякиша намокшего хлеба отломил

— Товарищи, что под дождем мокнуть. Давайте, сворачивайте почетный караул, в аэропорту чаю горячего попьем.

В аэропорту была заминка. Дело в том, что многие жители западного Берлина старались летать через восточно-германский аэропорт, это было дешевле вдвое, а немец лишнего пфенинга не потратит. Потому в аэропорту было много западных немцев и иностранных туристов, зал был полон — многие рейсы были отменены. И как только они нас увидели…

— Горбачев! — крикнул кто-то

Дело в том, что на днях я дал большое интервью для Штерна. Готовился визит уже в ФРГ, перед тем проводились мероприятия по «разогреву». В это время никто не знал элементарных правил пиара, потому я сам предложил — перед важными визитами, обязательно приглашаем прессу принимающей страны и даем интервью. Зачем? Ну, это задает тон визиту, если правильно разыграть карты — то пресса окажет давление на местные власти, ты как бы не только задаешь повестку дня — но и высказываешь заранее аргументацию. Это работает…

Охрана в панике отсекла нас от пассажиров…

— Сюда… сюда…

— Подождите — громко сказал я — давайте, поговорим с людьми

Ко мне протолкался Вадим Медведев

— Товарищ Горбачев — негромко сказал он — мероприятие не подготовлено, опасно. Нужно подняться в депутатскую

Я прикинул глазом — метра три до толпы

— Вадим — нормальным, не громким, но и не тихим голосом сказал я — сейчас не сорок пятый. Война закончилась

Не может быть, чтобы хоть кто-то не знал русский в толпе. А слухи быстро расходятся.

Немцы боялись больше наших. Хонеккера оттеснили свои охранники — в то время как я добился своего и прошел к людям. Раиса Максимовна была рядом, она немного говорила по-немецки и что-то отвечала. Я общался через переводчика, ну и людям просто хотелось побыть рядом, пожать руку советскому лидеру. Причем так получилось, что в толпе были и западные и восточные немцы.

— Герр Горбачев — спросил кто-то — что вы намерены делать в Берлине?

— Времени у меня мало. За культурную программу отвечает камрад Хонеккер. Наверное, будет Фридрихштадтпаласт[23].

— Вы любите театр?

— Да, особенно политический.

Все засмеялись

— Герр Горбачев, будет ли у нас в Европе мир? — крикнул кто-то

— А за мир отвечает мистер Рейган и его ракеты. Как там называется новая его ракета — Пискипер? С чувством юмора у него все в порядке…

Снова смешки.

— Герр Горбачев, когда вы посетите нас?

— Визит уже готовится.

Кто-то выкрикнул

— Простите нас за всё!

Я посмотрел в ту сторону, откуда раздался выкрик, смутивший и охрану и самих немцев. И твердо сказал

— Мы должны оставить прошлое — в прошлом…

Хонеккер не осмеливался подняться на второй этаж — и наблюдал за происходящим со стороны. Его буквально трясло.

Мальчишка! Что себе позволяет!

Чутьем опытного политического бойца Хонеккер понял главное — Горбачев не похож ни на одного генсека, которого он знал. А на кого он похож?

На Ленина.

Подсознание подсказало — на Ленина. Первого и последнего пока советского лидера, который вел борьбу за власть не в коридорах Кремля — а на улицах

Что-то будет…

Германская демократическая республика — имела столицей Берлин, правда только часть его. Город был разделен, бывшие британская, американская и французская зона оккупации сейчас представляли из себя анклав — свободный город Берлин. К нему вела экстерриториальная автострада.

В свое время, Михаил Сергеевич пустил дела на самотек и Германия стала единой. Я в принципе тоже не против этого, вопрос — на чьих условиях объединяться. Мне в свое время довелось прочитать мемуары Брента Скаукрофта, на момент объединения Германии помощника президента США по вопросам нацбезопасности. Он написал, что настаивая на сохранении Германии в НАТО они думали не ор том как бы обмануть Горбачева. Они боялись возрождения германского фашизма. Но получилось, как мы знаем, сильно по-другому…

После войны — две части Берлина восстанавливались двумя разными системами и восстанавливались наперегонки. Восточный Берлин — это сталинки, хрущевки, трамваи Татра и машины Трабант. Встречалось и немало наших ВАЗов.

Провели первый раунд переговоров, во многом прощупывание. Я подивился аппетитам немцев. Попросил показать типичный новый район для рабочего класса. Поехали смотреть…

И вот тут я позавидовал…

Немцы строят примерно, так же как и мы — у них есть хрущовки на четыре, пять и семь этажей. Высокие дома — это у них одиннадцать. Но как же все отличается.

Я не говорю про качество материалов. Но у них на хрущевках — просторные остекленные лоджии. И в подвале не крысы бегают — подвал оборудован, там для каждой квартиры есть небольшой запирающийся чулан для всякого хлама.

Плата за жилье сто девять марок за трехкомнатную. Это немного, если учесть что средний житель ГДР получает 600-1000 марок в месяц. Кстати вся коммуналка — в числе этих ста девяти марок.

Построили не так как у нас — постарались сделать дворы, какие-то закрытые пространства. Высажены деревья. Удивительно — району как мне сказали семь лет.

В каждом микрорайоне что-то вроде социально-бытового комбината, который одновременно и дом культуры и два — три типа магазинов. Обязательно есть «деликатессен» — там продаются западные продукты за марки ГДР, но цены очень высокие. Что поразило — в обычных магазинах основной набор продуктов питания есть всегда и не стоят очереди. Это социалистическая страна! Они тоже живут, так как завещал Маркс. Но почему у них, получается, жить без очередей?

Возможность поговорить с Хонеккером по душам появилась на второй день, когда мы посетили министерство промышленности. Там была организована небольшая выставка продукции германской промышленности — и я еще раз удивился, сколь многого добились немцы, причем в стесненных обстоятельствах. Понятно, они практически всю оборонную продукцию получают от нас, причем за копейки. И основные усилия у них направлены на группу Б, так называемую. Но — немцы были бы не немцами, если бы не добились в этом успеха. Например, их фотоаппараты покупают более чем в тридцати странах мира.

И вот на обратном пути в машине я и задал вопрос

— А как товарищ Дэн поживает…

Хонеккер насторожился

Товарищ Дэн Сяо Пин.

Это само по себе было ново — называть товарищами тех, кого раньше называли предателями и ревизионистами.

— Хорошо поживает — настороженно сказал Хонеккер

— Я вот думаю — сказал я — сколько вреда социалистическому лагерю стран принесла ортодоксия.

…

— Во времена Владимира Ильича о том, что может быть единственно верная версия социализма, коммунизма или пути к нему — была бы встречена недоумением или непониманием. Маркс не оставил точных указаний на то как именно идти к коммунизму. А если бы и оставил — сколь верным был бы этот компас спустя сто с чем-то лет.

Хонеккер явно не готов был к такому разговору

— К чему это, товарищ Горбачев?

— К тому что нам стоило бы подумать о том как прекратить раздоры в социалистическом лагере. Эти раздоры разъединяют нас и делают нас бессильными перед агрессией капиталистического мира, который силен и един как никогда. Рейган и Тэтчер добились такой близости их стран — какой не было очень давно. Остальные примыкают к ним. Мы же бросаемся обвинениями в ревизионизме…

Хонеккер улыбнулся

— А товарищи в Москве не обвинят вас в безыдейности, товарищ Горбачев?

— Безыдейность. Хорошее слово.

— ???

— Безыдейность. Нет идей. Нет новых идей, куда и как двигаться, все время перемалываем и перемалываем старую жвачку. Лет десять уже нет никаких новых идей. И это нам рано или поздно аукнется…

— Что такое по-вашему еврокоммунизм

Хонеккер пожал плечами. Мы гуляли по лесу в закрытом заповеднике, где были дачи Политбюро СЕПГ

— Ревизионистское течение.

— Да, но они приходят к власти.

— И какая нам от этого польза? Они оболванивают и размывают рабочее движение…

— Эрих…

…

— В Европе так и не произошло тех революций, на которые рассчитывал еще Ленин. Это раз. Второе. Как думаешь, насколько современные рабочие похожи на тех рабочих которых видели и знали Маркс и Ленин…

— Ваш Ленин был умным человеком.

— Ответьте, не уходите от ответа

Хонеккер задумался

— Многое поменялось, конечно

— Именно. А скоро поменяется еще больше. Мы должны творчески развивать учение Маркса-Ленина применительно к сегодняшним реалиям

…

— И идти на сотрудничество с родственными нам силами. Даже социал-демократического направления…

— Вы впадаете в ревизионизм — твердо сказал Хонеккер

— Я пытаюсь развивать идеологию применительно к сегодняшнему времени! — разозлился я — вспомните, Гитлер смог прийти к власти исключительно потому что коммунисты и социал-демократы Германии враждовали вместо того чтобы объединяться! А кто в этом виноват?

Вопрос повис в воздухе…

— Я слышал, вы критикуете Сталина? — спросил Хонеккер

— Да

— Это неправильно.

— Почему?

— Так расшатывается уважение к партии. И к государству.

— Партия осудила культ личности. Уже давно.

— И это неправильно — твердо сказал Хонеккер

— Но почему?

— Вы не жили в то время, в которое жил он, и не были поставлены в те обстоятельства, в каких он был вынужден принимать решения.

— Да, но его осудила именно та партия, и именно то Политбюро, которое жило в это время, видело это время и эти обстоятельства. Я со своей стороны считаю, что мы должны решительно отмежеваться от культа личности и перегибов того времени, чтобы двигаться дальше. Именно партия, международное коммунистическое движение должно осудить эти извращения марксизма-ленинизма, чтобы строить что-то новое.

— Это неправильно — в третий раз повторил Хонеккер

Обратно в свой домик — у него здесь, в этом загородном коттеджном поселке был собственный домик[24] — Хонеккер возвращался в молчании.

Он понимал, что сказал лишнего, и Горбачев сказал лишнего, и хорошего ничего не будет. Они оба раскрылись, и теперь с этим придется, как то существовать, и в его собственном Политбюро есть такие же как Горбачев ревизионисты, а то и похлеще.

Время сейчас такое…

Это сказал ему человек, с которым он давно не виделся, потому что тот уже умер. Леонид Ильич Брежнев. Когда на отдыхе в Крыму, он завел разговор о нестойкости молодого поколения партийцев, Леонид Ильич помрачнел лицом, а потом махнул рукой и сказал — время сейчас такое. Они не видели того чего видели мы.

Вот так вот.

Эти слова — на самом деле жгли душу как кислота, тем более что Хонеккер понимал их полную справедливость. Они пали жертвами собственного успеха — в их странах, разоренных страшной войной, причем разоренных не один раз, а дважды за тридцать лет — родилось поколение людей, партийцев которые просто не видели того, что видели они. Им не приходилось поднимать страны из руин. Им не приходилось бороться с озверелым нацизмом.

Они ведь тоже боролись с нацизмом — здесь, в Германии. Многие попали в концлагерь, были казнены, кому-то повезло бежать — как ему. И после войны, после победы русских — им приходилось иметь дело с нацистами здесь, в Германии. Официально считалось, что все нацисты бежали в ФРГ, что в ГДР нацистов нет — но все понимали, что это не так. Нацисты ведь — это не только СС, их взгляды разделяли очень многие.

Сейчас они восстановили, отстроили страну, построили гигантские заводы. Их преемники — они уже почти капиталисты, можно сказать, в их руках гигантские возможности. Построены целые районы и города, в новых квартирах есть и горячая вода и свет и туалет — все есть, и все за скромную плату — они сознательно вот уже двенадцать лет не поднимают квартплату.

И вот как то так получилось, что новое поколение забыло, что надо бороться.

Он кстати понимал, почему Горбачев все время говорил о промышленности. Он материалист, как и многие в его поколении, он не знал настоящей беды. Он все время думает о том, как дать своим людям больше еды, одежды, бытовой техники — но не о борьбе, не о продвижении по пути к коммунизму, не о том, о чем думали они. В Политбюро ЦК СЕПГ есть такие же, они думают что коммунизм — это производить как можно больше всего и люди будут довольны. На Политбюро давно уже не было настоящих идеологических вопросов — все съедает хозяйство.

И с его, Горбачева точки зрения — Сталин преступник, которого надо осудить. Но он просто не понимает логики борьбы, он не понимает, за что и почему Сталин боролся. А борьба — это всегда жертвы, не бывает борьбы без жертв.

Последний проблеск надежды у него был, когда пришел Андропов. Тогда он подумал, что все будет, как раньше, но нет… Андропов быстро умер.

Возможно, что и не случайно.

Повинуясь внезапному порыву, Хонеккер сделал знак рукой, старший офицер охраны оказался рядом

— В Берлин. И быстро

В Берлине он перелистал записную книжку. Потом набрал номер — но не вертушечный, а обычный. Номер в Кремле.

Гудки… он посмотрел на часы — золотая, но ГДРовская Рухла. Ушли что ли?

— Лигачев.

— Егор Кузьмич, это Эрик Хонеккер. Берлин.

Молчание. Потом тревожный голос Лигачева

— Что-то случилось?

Интересно слушают или нет линию? Если да, то так он только хуже сделает и себе и собеседнику своему

Была не была…

— Товарищ Хонеккер, что-то случилось?

Теперь Лигачев спрашивал почти панически

— Я поговорил с вашим Горбачевым…

— С ним все в порядке?

…

— Он не коммунист.

— Что?!

— Он не коммунист, Егор Кузьмич, я это понял по разговору. Он ревизионист и социал-демократ. Он такой же, как Дубчек.

…

— Я говорю это потому что больше мне некому сказать. Вас рекомендовали как стойкого и верного коммуниста, потому я говорю это вам.

Молчание. Потом Лигачев сказал

— Что вы. Это второй Ленин.

Хонеккер помолчал. Потом устало сказал

— Я вас предупредил

И повесил трубку.

В общем, визит в ГДР остался скомканным. Несмотря на то, что кое-что все же подписали, в том числе и важнейшие документы, открывающие возможность не только взаимной торговли, но и открытия филиалов производственных предприятий друг у друга (с расчетами через инвалютный рубль). Но химии с Хонеккером у меня не возникло — скорее я все испортил.

Печально.

Хонеккер был не просто твердолобым, он был человеком того времени, критика Сталина означала для него и критику его молодости, всего того что он делал и ради чего он многое вынес и вытерпел. Думаю, он прекрасно понимал, что обвинения в репрессиях — правда, но принять эту правду он не мог, был не в силах.

Это было обвинение детьми всего поколения отцов.

Вот только Хонеккер не знал того, что знаю я. Что будет интернет и каким он будет. Времени у нас немного, лет двадцать. По историческим меркам миг. За это время мы должны придумать, как обезвредить эту и иные исторические мины.

Потому что потом они взорвутся.