30 августа 1985 года

Москва, СССР

Следующая поездка была в Ленинград — город трех революций, и по странам… тьфу — республикам Прибалтики. Работы была масса — подписание меморандумов о взаимопонимании с финнами — создание центра RD, закладка завода по производству советских мобильных телефонов, с представителями правительства Финляндии о свободной экономической зоне. Закладка нового порта — примерно там же где его через двадцать лет будут строить, но там мы всю землю переводим в промышленную и будем по китайскому образцу строить фабрики прямо у воды, чтобы произведенную продукцию можно было бы сразу грузить на корабли и отправлять потребителю. Кстати, когда все это продумывали, столкнулись с устаревшими нормами. Идиотизм — но у нас даже предприятие легпрома нельзя строить так близко к воде и границе — из-за опасений войны. Вообще, проведенная Сталиным эвакуация и создание второй промышленной базы — заложило основу неконкурентоспособности экономики СССР. Слишком велики транспортные расходы. Можно что угодно говорить про царя, но тогда промышленность он развивал исключительно грамотно с экономической точки зрения. Польша — считай наш форпост в Европе, оттуда товары легко достигнут что Берлина что Парижа что Рима. Петербург — город заводов, тут заводы сплошняком возле каналов и речек можно с воды и сырье получать и продукцию тут же отгружать. Южный куст — с опорой на порты Черного моря. И планировался восточный — это тот самый потерянный нами Порт-Артур, Корея, туда огромные деньги в инфраструктуру были вложены, которые мы потеряли по итогам войны с Японией. Но китайцы потом строили экспортные фабрики точно так, где их планировали царские инженеры. Кстати, не забыть бы — при встрече с Дэн Сяо Пином поднять вопрос о совместном строительстве нового грузового порта и совместном развитии порта Владивосток как экспортного. Дело в том, что хотя мы потеряли Порт Артур и в целом всю территорию северного Китая — у нас там есть такой отросток территории, и он перекрывает выход к морю огромной китайской территории с населением под двести миллионов человек. Китайцы вынуждены, чтобы вывезти оттуда продукцию давать круг километров двести. Если мы восстановим изначальный проект КВЖД, проложим пути и организуем прямой вывоз советскими локомотивами — то лет через двадцать Владивосток будет входить в десятку крупнейших портов мира и сам по себе станет крупнейшим логистическим центром как Гонконг, Аден или Роттердам. И нам не надо будет платить людям надбавки — люди сами поедут, тем более что мы и БАМ к тому времени сделаем уже двухпутным и Транссиб реконструируем и разошьем узкие места.

Потом в Прибалтику. Там тоже — вопрос портов, отведения земли, создание промышленных зон, но главное что надо — осмотреться и понять, насколько все серьезно с будущим сепаратизмом. То что они не наши — это понятно. Другой вопрос — что и не наши могут вполне нормально жить в стране, где сумма выгод перевешивает сумму издержек. В 1916 году — почти все купцы и деловые люди Финляндии в ответ на вопрос, нужна ли независимость, ответили бы — конечно же нет. А куда мы будем продавать свои товары, откуда приедут к нам туристы, кто купит наши дачи?

Цинично. Ну да. Зато надежно и практично. Я ведь видел, как живут США. Различия между штатами на самом деле огромны, причем это не зависит от расстояния. Техас и Калифорния[53], например — это почти что две разные страны. Но именно потому, что им дают возможность быть самими собой — они и не поднимают вопрос о сецессии.

Ну и надо представить нового Первого. Михаил Панфилович Панфилов, бывший директор ЛОМО. Лигачев все понял правильно и теперь предлагает на должности и в партии в основном людей с хозяйственным опытом. Правда, возник вопрос, не становится ли обком филиалом облисполкома — не становится. Облисполком будет заниматься текучкой, обком — новым, проведением политики партии, перестройкой — хотя такого термина еще нет. А идеологией — с этим потом разберемся. На голодный желудок как то не усваивается…

Летит со мной и Борис Николаевич, под него создана оперативная группа, и он отвечает за организацию свободных экономических зон и строительство инфраструктуры. По пути поговорим о том, о сем…


Поговорили…

Если честно — я никак не ожидал, что Ельцин настолько левый и при том настолько экономически безграмотный. Просто поражает, как он решился на реформу с такими-то знаниями — никакими по факту…

А так и решился, Довели страну до ручки, потом уже выхода не было. Потом и появились высказывания типа «лягу на рельсы!» — дурные по сути. Потому и решили, что понятия не имели во что ввязывались.

Едва ли не единственный вклад Ельцина в реформу, он инстинктивно понимал одно правило. Если ты ничего не можешь сделать для людей — по крайней мере, не мешай. Дай людям свободу — и они сами себе помогут.

Это по сути — всё…

Ладно, будем учить…


Заходим на посадку в Пулково. Воспоминания… по странному стечению обстоятельств именно отсюда, из Пулково я отправился тогда в другую жизнь, отправился, чтобы уже никогда не вернуться. Меня убили там, в том мире — и понятно, что убили не меня одного. Если мне здесь не удастся исправить историю — думаю, всему что я сейчас вижу — наступит конец.

Почему такие мрачные воспоминания? Нет, не только из-за Пулково. Понимаю, что все намного хуже, чем я думал. Борис Николаевич… ну какой из тебя, прости реформатор? А из тебя какой, Михаил Сергеевич?

У трапа — дивчины с хлебом — солью… я кстати думал, тогда еще так не встречали, по-большевистски деловито. Ан нет, встречали… Здесь все руководство города и области — Панфилов, с облисполкома — товарищ Ходырев Владимир Яковлевич.

Пошутил

— Как с Москвы вылетали, был дождь, у вас тут ясно. Должно быть наоборот…


Ленинград…

Говорят самый умышленный город на земле. В СССР он же — один из самых несчастных. Великий город с областной судьбой, второй город СССР по численности населения — при этом он не столица не только ССР, но и АССР — и соответственно, категория снабжения сами понимаете.

Но это все официально. Неофициально — Ленинград давно стал столицей спекуляции, черного рынка и всякого жулья — не просто так он станет в девяностые годы бандитским. Крупный порт, ближайший мегаполис для загула денежных моряков с севера, рядом финская граница. Культурная программа финнов выглядит следующим образом: в пятницу вечером купить по дешевке сумку шмотья в ангаре, сесть на поезд или интуристовский автобус. Утром проснуться в бывшей имперской столице, сдать шмотье фарцовщикам в обмен на рубли и бухать до середины дня воскресения. Главное — не опоздать на автобус обратно — доползти хоть как. Утром в понедельник как огурец — на работу. В Финляндии водка продается в специализированных магазинах примерно в 10 раз дороже, а тут ее хоть залейся. Кто поумнее — скупает серебро, золото, иконы, антиквариат…

Фарцовка и всякие дела породили целую прослойку особого типа людей. Они гордятся тем что на них нет ни нитки советского, слушают только западные группы и готовятся к той самой криминальной революции. Точнее они будут ее жертвами, только сами о том не знают.

Потому что есть еще шпана с ПТУ, с качалок подвальных с рабочих районов. У них нет денег на шмотье, которое продают на Галере. Но они могут его отнять…


Финны уже подъехали. На бетонном зикурате ЛОМО на улице Оптиков висели сине-белые финские и алые советские флаги, все было готово к подписанию контрактов. Пока предварительных, но дальше — как получится…

Сначала прошли на производство, посмотрели цеха. Конечно, не Тайвань, но Москва не сразу строилась

Представители профсоюза попросили сказать речь…

— Товарищи. Сегодня — мы не просто закладываем основу сотрудничества двух крупных, известных объединений — ЛОМО и Нокиа. Сегодня — мы прокладываем мостик в двадцать первый век, торим дорогу будущему. Недалек тот день, когда мы с недоумением будем воспринимать сегодняшние сложности с установкой телефона. Потому что телефон будет у каждого в кармане и каждый сможет в любую минуту поговорить со своими детьми, родителями, близкими

Не верите. Напрасно…

— … Ленинград был всегда передовым городом, локомотивом прогресса, городом трех революций. Сейчас перед нами стоит задача совершить четвертую революцию — но не политическую, а научно-техническую. Мы должны не только догнать Америку в вопросе персональных ЭВМ и средств связи — но и вырваться вперед. Эта работа, точнее даже не работа, а почетная обязанность быть в авангарде революции — снова поручена вам, товарищи. Ленинградским рабочим…


Понятно, что Панфилова тут все еще воспринимали как директора. Как немного улеглось, он улучил момент, подошел ко мне

— Спасибо за доверие, Михаил Сергеевич… не ожидал.

— Потянете?

— Потяну, Михаил Сергеевич. Если не потяну — снимайте.

— Ну, зачем так сразу. Поможем.

— И все-таки, Михаил Сергеевич… телефон в кармане

— Что?

— Неужели это возможно?

— Вы знаете, что первые изыскания в этом направлении — имели место еще в 1908 году, и кстати в России[54]?

— Нет.

— Но это правда. Можете потом поинтересоваться.

— Льва Николаевича[55] мы забрали, но это не значит, что его идеи не стоя внимания. Наоборот — прорывное развитие Ленинграда, создание особой экономической зоны — это самое правильное…

— Мы поняли, Михаил Сергеевич. В лепешку разобьемся, но сделаем…

— И не забывайте про туризм. Вам помощь нужна по снятию ограничений?

…???

— Военные, КГБ.

— Бдительность конечно нужна и важна, но не пускать людей в один из самых интересных городов Европы это преступление самое настоящее.


Встретился с партийным активом области. Выделился худощавый, аккуратный, с иголочки одетый человек, воодушевленно прочитавший мне приветственный адрес

Собчак…

А где-то там у него на кафедре секретарит аспирант Дима Медведев…

Знаете, что меня во всем в этом поражает?

Как легко они все перекрасились. Когда в реальности началась перестройка — они все с такой легкостью стали демократами, что это заставляло задуматься — какими они были коммунистами (никакими) такими они будут и демократами. По воспоминаниям одного диссидента, он пришел в 1991 году устраиваться на работу к Собчаку, и Собчак кратко, в нескольких словах объяснил человеку, что такое демократия. Он сказал: демократия — это когда мы у власти[56]! Человек развернулся и ушел. И когда говорят, рассуждают о том, почему в России потерпела крах демократия, это дискуссия ошибочна с самого начала. В России не могла потерпеть крах демократия, потому что ее никогда в России и не было, а была «демократия» во главе с людьми подобными Собчаку. Тот же путь Ельцина — разогнал Верховный совет, открыл по Белому дому огонь из танков, принял под себя суперпрезидентскую конституцию, еще раз пытался совершить военный переворот перед выборами девяносто шестого[57]. Это что, путь демократа? Это и есть демократия?

Или это просто б…ство.

Не помню, говорил ли… я неплохо знаю, как проводить экономическую реформу — но до сих пор ума не приложу, как проводить реформу политическую. Американская система- рассчитана на людей с пуританским менталитетом, с изрядным чувством добросовестности. Советский человек изначально крайне лукав, потому демократическая система тут не сработает… она выродится либо в охлократию либо в диктатуру

— А этот… Собчак — он кто?

— Сейчас никто.

— А потом?

— Потом глава Ленсовета. Первый мэр Санкт-Петербурга.

— Ленинграда

— Нет. Санкт-Петербурга.

— Город Ленина переименовали?!

— Да.

— Безобразие!

— Ну и что по-твоему делать?

— В тюрьму этого Собчака. Вот что!

— Будет другой. Ты лучше подумай, почему люди за переименование проголосовали. Может, потому что жрать было нечего? Великий город с областной судьбой — это не шутки…


На обратном пути нарвались на пикет.

Там видимо милиция недосмотрела — и несколько человек прорвались с плакатами «нет строительству дамбы». Когда мы проезжали мимо, их уже винтило КГБ и вело к автобусу с зашторенными окнами, и я неожиданно даже для себя сказал.

— Стойте…


По всему маршруту следования — стояли люди, где много где мало — но стояли везде. Мы вышли из машины… поддувал ветерок, неприятный такой, холодный, привычно питерский. Охрана рванула вперед, я подошел к оцеплению, протянул руки для рукопожатия

— Здравствуйте, товарищи…


Народ у нас простой, дотронуться до высшего начальства — как до царя. Минут пять я жал руки и отвечал на вопросы, потом КГБшники раздвинули толпу и подвели пару экологических активистов. Встрепанные, жалкие, типичные интеллигенты.

— Вас как зовут! — так же громко спросил я

Интеллигенты замялись, потом один ответил

— Михаил Петрович!

— Меня Михаил Сергеевич

Толпа засмеялась

— Против чего протестуем? Вот люди, расскажите, против чего протестуете.

Заминка, потом не представившаяся дама выкрикнула

— Нет дамбе!

— Значит, вы против строительства дамбы. Почему? Дамба предназначена для защиты города от наводнений.

— Дамба убьет всю рыбу!

— Кто такое сказал? Вы читали результаты экологической экспертизы?

Если честно, я не уверен, что она тут есть. Но надо вводить. Как и общественное обсуждение крупных инфраструктурных проектов, некоторых видимо даже по телевидению. Потому что степень невежества большинства профессиональных протестующих — сравнима лишь со степенью их несвежести. То есть немытости и небритости — интересно, кстати, почему от большинства интеллигентов псиной пахнет?

— Товарищи, дамба для Ленинграда, это единственный способ защититься от наводнений разрушительного характера. Все просчитано учеными и заложено в проект, в том числе и возможность миграции рыбы, сама же дамба будет большую часть времени открыта, шлюзы будут закрываться только при угрозе наводнения.

— И надо меньше слушать паникеров, которые знают все и про всё даже то чего я сам еще не знаю…

Последнее сказал, чтобы смягчить. Хотя толпа не была агрессивной и с готовностью рассмеялась

— Спасибо за дамбу, Михал Сергеич! — крикнул кто-то

— Пожалуйста — совершенно серьезно ответил я


Вечером собрали еще раз руководство города и области. Горком, горисполком, основные ведомства. Из Москвы — на Красной стреле прибыли Валовой, Гайдар и несколько членов их группы.

Собрались мы в Мариинском дворце, в том самом зале, в котором заседал первый русский парламент — Дума. Эти стены помнили Родзянко, Милюкова, Пуришкевича, Гучкова, Столыпина и многих других великих ораторов того времени, которые не смогли однако остановить сползание страны в бездну…

— Слово имеет товарищ Горбачев Михаил Сергеевич — без политесов объявил товарищ Панфилов

Спустился с президиума на трибуну — а тут кстати много всего оригинального сохранилось, встал за кафедру и знаете — почувствовал. Почувствовал, как сквозь тьму времен — на меня из зала смотрят дворяне и крестьяне, купцы и разночинцы, которых отрядил ходатаями за себя со всех уголков Империи великий народ. А за моей спиной — в этот момент стояли и все, кто отчитывался с этой трибуны о делах своих, кто торил путь в будущее.

Плохо что слишком много крови на этом пути пролилось Наверное, ни одному народу кроме может быть сербов — так трудно не далось оно — будущее…

— Товарищи — сказал я — я собрал здесь вас всех для откровенного большевистского разговора по душам. И прошу, не надо аплодировать, не надо отбивать руки, тем более что аплодировать нам в общем то и нечему.

— Здесь, семь десятков лет назад, вот с этой самой трибуны, Павел Дмитриевич Милюков произнес свою знаменитую речь, каждый тезис которой он заканчивал словами, что это — глупость и измена. И народ подхватил слово «измена» хотя во многих случаях это действительно была не более чем глупость, однако народ назвал царских министров изменниками, и отправил их туда, где им было самое место — на свалку истории. Царский режим не смог обеспечить ни заводы работой, ни население хотя бы черным хлебом — и население сказало: хватит, уходите.

— Теперь что касается нас, товарищи. Нас, большевиков. Марксистов. Кому-то надо напоминать, какая система победит в соревновании?

— Говоря откровенно, товарищи, за все одиннадцать пятилеток нам так и не удалось закрыть дефициты даже по основным потребительским товарным группам. А недавно на Политбюро была дискуссия в ходе которой мне задали вопрос — а знаю ли я, сколько еще советских граждан живет на шестьдесят рублей в месяц. Я задумался, но не об этом, а о том, а что это у нас за система такая, в которой есть люди, живущие на шестьдесят рублей в месяц — работающие заметьте люди.

— Здесь с нами находятся товарищи Валовой и Гайдар. Товарищ Валовой отвечает за реформы промышленности, тяжелой, прежде всего промышленности, государственного сектора экономики, товарищ Гайдар отвечает за легкую промышленность, сферу услуг и потребительский сектор. Сейчас они кратко выступят перед Вами, обрисуют ту картину, которую мы имеем сейчас и предложения по улучшению ситуации. Не скрою, Ленинградская область выбрана как одна из базовых для проведения ряда экономических экспериментов. Потому — просьба внимательно отнестись к тому, что скажут товарищи.

— Записывать нельзя — подал реплику Панфилов


Первым выступил Валовой, его текст выступления я знал почти наизусть, в сущности это переработанная записка на имя Черненко, которую замотали. Единственно я смягчил некоторые моменты, в частности попросил не упоминать, что без реформы СССР к 1995 году погибнет.

Затем выступил Егор Гайдар, проинформировав собравшихся о том что Академия наук проверила подсчеты товарища Валового и ошибок не нашла, а это значит, что каждый год экономика оплачивает сорок процентов дутого ФОТ — и соответственно производит те же сорок процентов дутого ВВП. Вот поэтому нет и того и этого, и дальше будет только хуже, потому что объем ничем не обеспеченных денег в стране накапливается с каждым годом.

Дальше на трибуну снова взошел я

— Товарищи Валовой и Гайдар обозначили одну часть проблемы, я же упомяну о другой части. Накачка экономики дутыми деньгами соседствует с теневыми рынками потребительских товаров. Частично они производятся на наших предприятиях нелегально, частично колхозы и совхозы укрывают часть произведенной продукции. Существует теневой рынок услуг самых разных — парикмахеры, стоматологи. В конечном итоге — дутые, не заработанные деньги как то находят соответствие с товаром, нашим незаконным, и импортным контрабандным.

Бороться с этим надо, но надо отдавать себе отчет, что если, к примеру, ОБХСС посадит работающего на дому парикмахера — дутые деньги останутся, и люди останутся не постриженными, и такое лекарство — едва ли лучше самой болезни…

— Потому, товарищи, на ближайшую пятилетку у нас одна задача. Точнее две взаимосвязанных. Первая — привести в соответствие ФОТ предприятий с реальной выработкой, прекратить оплачивать воздух, перекрыть те механизма обмана, какие использовались уже десятилетиями. И второе — связать уже существующую излишнюю денежную массу. Как связать? Частично вкладами, с этой целью мы начинаем реформу банковской системы, как говорил Егор Тимурович. У денег будет цена, причем цена как на входе так и на выходе, и предприятия через какой-то переходный период будут все переведены на банковское финансирование, которое будет и возвратным и платным. Второе — расширение предложения товаров и услуг на рынке. Для этого мы разрешаем сельскую кооперацию, для этого мы разрешаем кустарничество, расширяем сферу частных услуг. Для этого мы разрешаем колхозам и совхозам продавать на рынках значительно большую долю своей продукции, чем до этого. Но для этого и промышленность должна поднапрячься и удовлетворить спрос.

— Кроме того, товарищи, именно ваш регион должен одним из первых самостоятельно выйти на экспорт, одним из первых получить право самостоятельной ВЭД в той части, что касается Свободной экономической зоны.

— Прошу с пониманием отнестись вот к чему товарищи. Я понимаю, что в какой-то мере это отступление. Отступление вынужденное, как Владимир Ильич вынужден был ввести НЭП в двадцать первом. Все мы в какой-то мере виноваты в том, что проглядели такую дыру в наших планах. Все мы виноваты, что из года в год платили незаработанное. Отнять мы не можем. Остается только так. Вопросы…

— Смелее, смелее…

Закипела дискуссия. Я тут не все расскажу, приведу только вопросы, меня поразившие или возмутившие…

— … а почему, если у нас излишняя денежная масса, нельзя провести денежную реформу и просто обменять деньги.

Вскинулся Гайдар, но я ответил первым

— Отвечаю. Первое — любая денежная реформа или даже слухи о денежной реформе приведут к всплеску спроса на товарную массу, вымывание ее остатков, резкому росту нездоровых проявлений. Народ наш привык к денежным реформам и каждая следующая подрывает доверие все сильнее.

— Второе — я категорически против таких методов как денежная реформа, обмен денег в пропорции иначе, чем 1/1. Это показывает, что в своей экономической политике мы обанкротились, промотались как купчики последние и теперь перекладываем издержки своих ошибок и разгильдяйства на народ. Нет, у нас нет права подрывать доверие к рублю, с последствиями этого придется иметь дело не только нашим детям, но и внукам…

— Как быть с тем, что такая политика неизбежно приведет к еще большему разделению на бедных и на богатых…

Вот это вот самый, можно сказать, большой вопрос и для меня. Потому что чем дальше мы пойдем по этой дороге, тем сильнее будет вставать эта проблема. Неравенство есть уже сейчас, рубль в разных руках весит совершенно по-разному, простая торгашка со своим рублем имеет больше возможностей чем, условно говоря, профессор. Но сейчас это все скрывается, с того момента как пойдет реформа — это все будет заметно.

Проблема не в этом, а в том, что мы как бы институционализируем неравенство. И вот это действительно неприятно, и хотя я понимаю, что неравенство и есть один из двигателей реально работающей системы — здесь оно будет воспринято болезненнее, чем на Западе.

— Товарищи. Задам встречный вопрос. Поднимите руки те, кто считает, что коммунизм это равенство во всем…

Поднялись несколько рук… немного. Потом пара опустилась.

— Хорошо. Потому что это неправильно, товарищи. Как, например, может быть равенство между передовиком производства и бракоделом и летуном? Что это за равенство такое и к чему оно приведет? Ответьте, ответьте

— До добра не доведет — сказал кто-то

— Точно! Такая политика приведет к тому, что бракоделов, не наказанных деньгами станет больше, передовики производства разочаруются и перестанут быть передовиками. Да, нельзя, неправильно сводить всю мотивацию к деньгам — но и деньги тоже очень важны.

Есть еще один аргумент, который я не могу использовать. Я ведь больше американец. И меряю реальность американской меркой. И я прекрасно вижу, что на самом деле бедных тут нет или почти нет.

По американским меркам бедный человек — тот, кто не имеет нормального жилья, работы, часто неграмотный или почти неграмотный, питающийся в миссиях[58], получающий талоны на еду. У совсем бедных нет даже машины — по американским меркам это абсолютная бедность, там вся жизнь построена вокруг автомобиля и если нет нескольких сотен долларов даже на совсем старый автомобиль — это полное днище.

В СССР неграмотных людей просто нет. По американским меркам здешняя возможность получить бесплатно все виды образования — роскошь. Как и полностью бесплатная медицина. Как и лагеря для детей и санатории — в США редкие работодатели содержат это. Точно так же можно устроиться на работу — хотя бы дворником или в сельском хозяйстве. И хоть какое то жилье имеют все. Понятно, что есть наш позор — это коммуналки, бараки еще в тридцатые — сороковые построенные, очередь на жилье — это все очень плохо. Но в США полно людей, которые ночуют в машинах, а то и на скамейке в парке. Причем среди них есть те, кто еще год назад был, вполне благополучным и имел работу — а сейчас все потерял и не по своей вине.

Так что мы сейчас говорим не о пропасти между богатыми и бедными — потому что настоящих бедных тут нет. Мы говорим об усилении социального расслоения и появлении открыто богатых. К чему общество — положа руку на сердце не готово. Потому что один из негласных «социальных контрактов» — недопущение появления богатых. В России нет и не было никогда общественной легитимности даже честного богатства. Почему? Сложно сказать, возможно, потому что народ всегда жил очень тяжело, скудно и если кто-то жил богато — то складывалось понимание, что он богат и потому другие бедны, что он как бы обделяет других, что то, что у него в излишке — для других это жизненная потребность и у них этого нет. Русский народ ведь никогда внятно не изучал марксизм, как до того он не изучал христианство, не читал Библию. И понимание социализма у народа самое примитивное. Но оно есть и большевикам удалось сказать нечто сакральное, что вымечтано поколениями, что ложится на народную душу. Видимо, одна из таких сакральных вещей — при социализме не будет богатых.

— Мы сейчас говорим, товарищи, о возвращении в какой-то мере к наследию Владимира Ильича Ленина. Тот вынужден был объявлять НЭП в куда худших условиях, чем те, в каких находимся мы. У него не было тяжелой промышленности, которую сейчас мы построили. Но в процессе строительства мы допустили ошибку, как говорил товарищ Микоян — совсем свернули голову частнику. Меж тем есть такие сферы экономики, куда государство не должно лезть. Например, парикмахерские — это не дело государства, стричь людей. Куда лучше с этим справится частник.

Да у нас будут артели, будут кооперативы, будут частно занятые граждане. Будем мы облагать их налогом? Будем — не таким, чтобы они свернули деятельность, но таким, чтобы они вносили свой вклад в общественные фонды. Будут среди них те, кто будет зарабатывать много, больше обычной заработной платы? Да, но только те, кто хорошо, с любовью подходят к своей работе. И эту справедливую оценку их труда — мы должны принять, товарищи…

Захлопали. Но я все же уловил — политик должен понимать настроение любой аудитории «с полуслова» — согласны не все.


В Ленинграде мы должны были переночевать. Поселили нас в гостиницу при Смольном, тогда были в каждом регионе специальные гостиницы. Я сначала отказался туда селиться — но меня убедил Медведев сказав, что если не там — то придется селиться в одной из городских крупных гостиниц и меры безопасности парализуют всю их работу. Пришлось согласиться — я кстати считаю, что одно из достоинств человека и политика — мгновенно признавать свои ошибки и корректировать поведение и курс. Так кстати мог Ленин, а после него — никто.

Вообще, думая о Ленине — а я заказал материалы о нем, якобы для написания книги о Ленине, мне е как раз сейчас и пишут, как это принято здесь — но я активно участвую — я не могу отделаться от мысли, что Ленин сильно недооценен, хотя о его истинных достоинствах тут даже не подозревают.

Ленин был великолепным публичным политиком, инстинктивно чувствовавшим настроение хоть одного человека, хоть всей страны и умевший говорить с любым человеком — хоть с крестьянином хоть с интеллигентом — на понятном, не раздражающем его языке и о понятных вещах. Он единственный из всех политиков того времени «снизошел» до народа. В чем проблема Временного правительства? На тот момент это было видимо самое образованное правительство в мире, Милюков был доктором наук, но и остальные… не было ни одного человека без высшего образования — и это в стране, где две трети населения не имели образования вообще. И что было общего между этим правительством и народом, которым оно управляло? Ленин же — через неделю после приезда в Петроград заменил котелок на рабочую кепку. И если он выступал или писал — он делал это не свысока. И проблемы он был готов решать — вполне конкретные, имеющиеся сейчас проблемы простого народа.

Он был намного выше соратников как политик. Зиновьев — не только болтун, но и политический демагог и авантюрист, готовый на митингах будить самые темные чувства в народной душе. Бухарин — он и демагог и ученый, который вообще не владеет языком народа, его выступление народ просто не поймет. Ну и наконец — Сталин. Сухонький, рябой, не вполне владеющий русским, боящийся людей грузин, который чувствует себя на своем месте только в тиши кабинета, закипающий при любой попытке возразить. Он был самым слабым публичным политиком из всех — Ленин мог задавить любого оппонента интеллектом, Зиновьев — площадной митинговщиной, Бухарин — заумными словами с которыми никто не хочет спорить. Сталин — ничем, он мог только заткнуть оппоненту рот. Что он и начал делать.

У Ленина не было совершенно никаких предрассудков и табу, и, стремительно осознав ситуацию и перебирая варианты — он имел в своем распоряжении намного больше вариантов чем все политики того времени — именно потому что у него не было никаких табу. Не было у него так же ни морали, ни совести, ни корысти — идеальная политическая машина, в равной степени готовая и созидать и разрушать. Только Ленин мог таким образом выйти из войны — в условиях полностью развалившейся, дезертировавшей армии — заключить мир с немцами, отдав им столько территории, сколько они попросят. А что они могли сделать с этой территорией? Там началась партизанская война — а когда Антанта победила, она потребовала дезавуировать Брестский мир, объявив его политическим преступлением. Напомню, что Сталин в аналогичном случае вывернуться не смог, подставив страну под страшный удар фашизма и заплативший наивысшую цену за победу. Если бы Ленин был жив, с его знанием германской внутренней политики, может мы вообще избежали бы этой войны.

И третье уникальное качество Ленина — обладая несомненными лидерскими качествами, он при этом умел мгновенно признавать свои ошибки и при необходимости поворачивать политику на сто восемьдесят градусов.

Вот этого качества начисто был лишен Сталин — очень упертый человек. Если что-то не получилось — Сталин давил, а если еще не получалось — давил еще и еще. Все сталинские времена — это чередование бешеного натиска, кампании — и успокоения, попытки оглянуться и посчитать потери — но Сталин никогда не успокаивался, и следовал новый натиск. Посчитаем: после затишья НЭПа — бешеный натиск коллективизации и индустриализации. 1934–1936 — затишье, ослабление гаек, в какой-то мере возвращение к НЭПу — после страшного голода и разрушения деревни. 1937–1939 — новый натиск, чистки, репрессии, начало второй волны индустриализации. От сорокового и до начала войны — снова затишье, в сорок первом на Политбюро даже обсуждали варианты экономических реформ. После войны — первые пару лет тихие, затем — новые аресты, борьба с низкопоклонством и космополитизмом, явное намерение Вождя устроить очередное избиение кадров — только на сей раз закончилось его смертью. Все это — ни что иное как попытки построить социализм «напролом».

Ленин в отличие от «отца народов» уловив ситуацию — мгновенно разворачивался и шел по пути наименьшего сопротивления, не забывая впрочем, о главной цели. Только этим — можно было спасти советскую власть и Ленин ее спас дважды. Первый раз — подписав совершенно позорный, но неизбежный в таких реалиях Брестский мир — если бы не подписал, бегущие с фронта солдаты сбросили бы советскую власть, как и любую другую. И второй раз — в двадцать первом году. Попытка построить социализм наскоком, «по Троцкому» едва не обернулась катастрофой. По всей стране вспыхнули крестьянские восстания, их пик пришелся как раз на завершение борьбы с белыми армиями. Причина проста — крестьяне решили, что теперь помещики точно не вернутся, пора и красных с их запретом торговли скинуть. Крестьяне были отнюдь не коммунистами, получив землю и мир, они готовы были попрощаться с большевиками, как раньше с Временным правительством. В городах массовые забастовки рабочих. Вспыхнул мятеж в Кронштадте. В тот момент судьба революции висела на волоске — посланные на подавление мятежа армейские части перешли на сторону мятежников и отправились поднимать восстание в Петрограде. И если бы их не перехватили и не сообщили о введении НЭПа — скорее всего уже к вечеру закончилась бы советская власть в Петрограде, а потом и во всей стране. Теперь понимаете, каким было чувство момента у Ленина? Ленин понимал, что как именно строить социализм, Маркс не написал, а значит — надо пробовать всё. Вообще — всё. Одно не работает — отказываться, и тут же пробовать другое. Порой совершенно противоположное. Что работает — то и правильно.

Разве это можно сравнить с туповато-тяжеловесной поступью Сталина?

А сейчас — Ленин нужен нам сейчас. Нам надо возвращаться к ленинизму, но не в смысле интеллектуальной вольницы, а в смысле широты и скорости поиска путей продвижения вперед. То что было раньше — уже не работает. И карты, как строить социализм в реальности — Маркс не оставил. Значит, надо искать и пробовать. Как Ленин…

Разница между мной и Лениным в том, что я знаю точно, что работает — потому что видел. В другой жизни видел. Китайский путь. Но как повернуть на него, тем более что мы не китайцы, а сам успех китайского пути зависит от того, насколько нам откроют рынки и главный рынок планеты — американский? Вот это — вопрос…

Заснуть так нормально и не удалось. Это кстати скверно — особенность организма. Когда нервничаю — не сплю. Сколько учил себя спать, даже специально тренировался — здесь это почему то не работает. Не знаю, почему.

Стараясь не разбудить Раису Максимовну, наскоро оделся. Вышел из номера. Тут же рядом оказались прикрепленные

— Михаил Сергеевич…

— Не спится…

— Снотворное примете?

По правилам у одного из прикреплены с собой по карманам пол аптеки было

— Нет. Прогуляюсь… на Неву посмотрю.

— Михаил Сергеевич…

— Кому я нужен, ночь на дворе…

Накинул на плечи стремительно нашедшийся плащ — от холода, не от дождя. Вышел во двор, пешком в сопровождении охраны пошел к Неве — тут рядом совсем. Мосты разведены…

А над Невой разведены мосты,

Весна кипит черемуховой пеною,

И ночи белые прозрачны и чисты,

И в небесах распластана Вселенная.

В пересеченьи улиц и дорог

Моя судьба по узелкам сплетается,

А мой распевный волжский говорок

На торопливый питерский меняется[59].

У парапета стоял и смотрел на Неву одинокий, хорошо знакомый человек. Я подошел ближе — да, Гайдар.

— Не спится?

— Михаил Сергеевич…

— Не помешал?

— Нет, никак…

— Давайте вместе тогда постоим…

Я встал рядом, охрана отошла. Оба мы — стояли и смотрели на Неву, на проходящие корабли…

— Нервничаете?

— Поделитесь, легче будет.

— Нервничаю — сказал Гайдар не поворачиваясь ко мне — очень нервничаю

— Большое дело делаем.

— Дело не в этом, Михаил Сергеевич. Я с Дмитрием Васильевичем разговаривал…

— Так…

— В сфере услуг и торговли сформировалась криминальная среда. Речь не об отдельных проявлениях, а именно о среде, о системе. Там оборот денег быстрее всего и больше всего возможностей извлекать нетрудовые доходы. Все сгнило

— Что мы и пытаемся исправить, так?

— Речь не об этом, Михаил Сергеевич. Если в этих условиях начать приватизацию, скупку начнут прежде всего те, у кого скоплены нетрудовые доходы за много лет. То есть директора баз, магазинов, торгов. Это будет означать легализацию мафии…

Да…

— В Югославии не так?

Гайдар покачал головой

— Нет. Не так.

— Чем?

— В Югославии изначально сделали ставку на самоуправление трудовых коллективов. Совет трудового коллектива там не формальность. Именно он выступает противовесом самовластию директорского корпуса.

— А у нас?

— А у нас…

— В любом коллективе будут несколько прихлебал — прилипал директора, именно они вместе с директором захватят власть в любом совете, какой бы ни создали. Кто скажет слово против — будет изгоем. И есть аморфная масса, которой ничего не надо.

— Югославы они… другие. Сильно другие. Для них слова «надо» нет, это для нас для всех святое…

Гайдар опомнился

— Извините, Михаил Сергеевич.

— Я сам сказал — я готов выслушать правду, какой бы она не была.

— Я вот думаю, каким бы был социализм, если бы не было Сталина.

Гайдар долго молчал. Потом сказал

— Не знаю. Но другим, Михаил Сергеевич. Точно — другим.

Да…

Интересно, конечно, а как будет выглядеть приватизация в нормальном обществе с нормальной ценой денег и активов?

По опыту США — мафиози быстро легализуются и уже дети их будут нервно реагировать на прошлое отцов и стараться быть святее Папы Римского

Но надо дожить.

Социальные издержки реформ — могут быть серьезными. Очень — серьезными.

Я посмотрел на тусклый свет на востоке над Невой, над изломанной линией ленинградских крыш. Города трех революций. И четвертой надеюсь не состоится — криминальной

— Идемте спать, Егор Тимурович. Утро вечера мудрее…

Тебе я вовсе не родная дочь,

Завороженная твоей необычайностью,

Я — осень, я — заплаканная ночь,

Случайность в быстротечьи неслучайностей.

Прими меня, мой город неродной,

Такой как есть — не более, не менее.

Я прорасту, как лютик полевой,

В твоем асфальте средь столпотворения.

А над Невой разведены мосты,

Весна кипит черемуховой пеною,

И ночи белые прозрачны и чисты,

И в небесах распластана Вселенная[60].

Загрузка...