У элитного французского ресторана в центре Сеула был непростой день. Сегодня тут ужинал их постоянный и самый привередливый клиент — господин Пак Хи Шунь.
Молодой чеболь лениво покачивал в руках бокал с аперитивом, дожидаясь как основного блюда, так и своего гостя. Отец в очередной раз захотел увидеться, но на этот раз парень отказался ехать к старику или топтаться в его душном кабинете, а просто предложил разделить совместную трапезу.
Сквозь высокомерно прикрытые веки Пак Хи Шунь наблюдал со своего места за другими гостями ресторана. Вот эту пару он видел пару раз в год, этот мужчина ужинал тут так же часто, как и сам Пак Хи Шунь, а вон той молодой паре это заведение очевидно было не по карману. И молодой мужчина, и его спутница не менее получаса внимательно изучали меню, хотя в нем было всего полтора десятка позиций. По мнению Пак Хи Шуня в подобных заведениях больше внимания стоит уделять винной карте, нежели еде; готовить местный шеф умел, и чтобы ты не заказал, это будет на вкус просто превосходно. А вот неудачный выбор вина может трапезу безнадежно испортить.
Когда парочке принесли тушеные утиные ножки вместе с бутылкой молодого белого вина, Пак Хи Шуня передернуло. Кощунство! Очевидное кощунство! Впрочем, он понимал подобный выбор: молодое белое было самым дешевым в винной карте, поэтому выбор пал на него. Но оно было уместно к гребешкам, рыбе или белой птице, такой как курица или индейка, но уж точно не к насыщенному красному мясу утки. Белое можно было бы предпочесть, если бы утка была приготовлена в азиатском стиле, по тем же китайским рецептам, но не в случае традиционного французского ресторана.
Подозвав гарсона коротким взмахом пальцев, мужчина быстро распорядился:
— Принесите за тот столик по бокалу бургундского средней выдержки, — распорядился молодой мужчина. — И немедленно уберите оттуда белое! Невозможно смотреть!
Обслуга молча принялась распоряжения, а Пак Хи Шунь продолжил свое наблюдение. Ему было плевать на унижение этого мужчины, на неловкость, что испытает женщина. Он просто не мог ужинать в месте, где прекрасную утку его любимого шефа запивают белым. Не мог допустить такого произвола!
Сдержанно кивнув ошарашенной парочке, показывая, что это он распорядился поменять их напиток, Пак Хи Шунь бросил недовольный взгляд на наручные часы. Половина девятого. У отца осталось десять минут, после чего он уходит. Ждать родителя даже лишнюю секунду он был не намерен. Хотя, может быть стоит остаться и поужинать? Но вид утки рядом с белым вином отбил у него весь аппетит и даже с приходом отца он от основного блюда, скорее всего, воздержится. Возможно, возьмет гребешков. Уж их-то можно подавать с белым вином.
Ровно в тридцать девять минут в зал вошел Пак Бо Гом. Отец даже не потрудился переодеться — был прямо в рабочем костюме, что вызвало у Пак Хи Шуня дополнительное раздражение. Никакого уважения к месту, где они собрались принимать пищу.
— А ты все предпочитаешь эти европейские заведения, — вместо приветствия сказал Пак Бо Гом, садясь напротив сына.
На часах было ровно без двадцати девять.
— Здесь хотя бы в зале не пахнет кухней, то есть умеют готовить, — высокомерно ответил молодой мужчина, лениво отбрасывая со лба прядь волос. — Впрочем, твои предпочтения в еде, отец, обсуждать бесполезно.
— Я тебе уже говорил, что выхожу из подобных заведений голодным, — ответил Пак Бо Гом. — Хотя я понимаю, что тебя привлекает в подобных местах.
Было видно, что старик не намерен ссориться и в целом прибывает в неплохом расположении духа.
— Есть хорошие новости? — спросил Пак Хи Шунь после того, как они сделали заказ. Молодой чеболь решил начать с гребешков, а его отец выбрал ту самую утку.
— Это ты мне скажи, — с улыбкой ответил его отец, отпивая из стакана воды. — У тебя есть новости?
— Ты интересуешься моими делами, или спрашиваешь о сестре? — прямо спросил Пак Хи Шунь.
— Расскажи о своих делах, если хочешь, — пожал плечами Пак Бо Гом. — Как идет с галереей?
Главное увлечение и инвестиционная площадка Пак Хи Шуня, выставочная галерея на окраине Сеула, которая приносила ему неплохую прибыль. В первую очередь, благодаря качественному подбору консультантов и выставляющихся там художников. В мире искусств уже стали ходить разговоры, что это небольшое помещение, где демонстрировались различные эксклюзивы, скоро может стать крайне влиятельным местом на региональном рынке. А это огромные деньги и еще большее влияние. Многие корейцы, японцы и китайцы предпочитали инвестировать либо в картины, либо в антиквариант. Кто-то для уклонения от уплаты налогов, кто-то — с иными целями. Настоящих ценителей искусства, утонченных личностей, среди них было немного, так что Пак Хи Шуню не составляло труда делать на этих толстосумах неплохую кассу. И при этом работать полный рабочий день в офисе своего отца.
— С галереей все хорошо, спасибо за твой интерес, отец. Вышли в этом году на чистую прибыль в восемьсот миллионов вон. К концу года будет еще один всплеск продаж, думаю, получится продать на миллиард двести миллионов. Не меньше.
— Рад слышать, — кивнул Пак Бо Гом. — Я не верил в это твое предприятие, но ты доказал, что способен вести собственный бизнес отдельно от семьи.
— Ты никогда ни во что не веришь, если это делаю я, — фыркнул Пак Хи Шунь.
— Ты заблуждаешься, Хи-кун.
— Это у тебя просто плохая память, отец.
Немного помолчали. За это время подали блюда. Гребешки для Пак Хи Шуня и проклятую утку для Пак Бо Гома.
— А что с Пак Сумин? — спросил Пак Бо Гом через некоторое время.
— Что ты хочешь знать?
— Все, что касается этого дела, — серьезно ответил старший. — Ты же понимаешь, как это важно?
— Отобрать ее наследство? — съязвил парень.
— Вернуть в семью то, что она бездумно прожигает, — прорычал Пак Бо Гом. — Ей досталось слишком многое для ее куриных мозгов!
С этим Пак Хи Шунь был не совсем согласен. Его дед, Пак Ки Хун позаботился о том, чтобы во главе трастового фонда и управляющей компании Пак Сумин встали хорошие, талантливые люди. Достаточно осторожные для того, чтобы не привести к убыткам и при этом достаточно инициативные, чтобы строительный бизнес его сестренки процветал. Кое-где, по всей видимости, помогал и сам дед, подталкивая компании внучки в нужную сторону и организовывая ей нужные подряды. Даже бетонный завод не простаивал и регулярно выдавал продукцию отличного качества, даже было расширение производства. Хотя, казалось бы, на таком конкурентном рынке базовых стройматериалов сложно расти — тут все было давно и надежно поделено, а экономика региона в последние годы переживала не лучшие времена. Эпоха, когда Китай взмывал вертикально вверх и тянул за собой всех соседей — прошла. Пришло время медведей, работы с малой маржой и низкими рисками. Никаких бычьих трендов и быстрых денег. Ни на фондовом рынке, ни в реальном секторе.
— Знаешь, чем больше я узнаю о своей сестре, тем интереснее становится ситуация, — ответил мужчина, отправляя в рот кусок гребешка. Приготовлено, как и всегда, просто идеально.
— Что же тебя удивляет? — спросил Пак Бо Гом, терзая утиную ножку.
— Она не так много тратит. И зарабатывать не особо стремится, но ее траты серьезно взлетели только четыре месяца назад.
— И как же?
— Когда она стала руководителем службы техподдержки и пригрела северянина, — ответил Пак Хи Шунь.
— Вот как? Думаешь, она с ним спит?
— Я практически в этом уверен, — хмыкнул молодой мужчина. — Но скажу честно, это самый дорогой жиголо в Сеуле. Я даже был удивлен.
— Кто? Этот северокореец? — удивился Пак Бо Гом. — Я вроде видел его мельком на совете… Ничего впечатляющего.
— Значит что-то сестренку все же впечатлило, — хмыкнул младший сын. — На днях она подарила ему целый Майбах. В топовой комплектации. И именно этот северянин заявился в китайский квартал, чтобы прищемить хвост моему тупому братцу Минхо…
— Говори о членах семьи уважительно, Хи-кун, — резко осадил его Пак Бо Гом. — Он твой старший брат.
— А это правило распространяется на мою сестру? Или я могу называть ее, например, шлюхой? — уточнил Пак Хи Шунь.
Пак Бо Гом одарил своего младшего сына тяжелым взглядом. Всегда он так, ловит собеседника на слове и все переворачивает с ног на голову. Вместе с острым умом его младший сын получил еще и полнейшее отсутствие манер. Ему было совершенно плевать на людей и чувства. Больше его интересовали картины, статуи, вазы и европейское вино. Пак Бо Гом был уверен, что если бы нашлась бутылка достаточно редкая, то его младший сын без всяких колебаний перерезал бы за нее глотку кому угодно.
— Кстати говоря, — начал Пак Бо Гом, доставая телефон из кармана и открывая фотографию. — Оцени.
— О! — глаза молодого мужчины загорелись. — Вино начала двадцатого века?
— Что скажешь? — спросил отец.
— Неоправданно дорого, неликвидно. Ты же знаешь, моя коллекция это еще и вложения, а тут стартовая цена в пятьдесят тысяч долларов. За время торгов она вырастет до ста или ста пятидесяти, — махнул пальцами Пак Хи Шунь. — Лучше вложить эти деньги в картины. Или более молодые, но достойные урожаи.
— Я знал, что ты здраво смотришь на подобные вещи, — кивнул Пак Бо Гом, убирая смартфон.
Но блеск в глазах младшего сына говорил сам за себя. Он хотел это вино, но его фонд был не резиновым, а спускать солидную часть прибыли с галереи на одну бутылку — минимум триста миллионов вон по оценкам Пак Хи Шуня — тот не собирался.
— Так значит, ты говоришь, что этот северянин вовсю пользует мою дорогую племянницу? — продолжил беседу Пак Бо Гом.
— Люди могут говорить что угодно. Счета и чеки не врут, — самодовольно ответил Пак Хи Шунь. — И самое удивительное в том, что она охотно за него платит.
— Значит, ты нашел способ вывести ее из себя, — ответил Пак Бо Гом. — Пак Сумин очень эгоистичная и жадная девочка, всегда ею была. Никогда не любила делиться. Особенно своими игрушками, просто не выпускала их из рук. И очень огорчалась, если они внезапно ломались. А знаешь, когда человек огорчен, он допускает ошибки, так?
Отец и сын переглянулись и молча продолжили трапезу. Свое разрешение на активные действия Пак Хи Шунь получил, а если надо, ему поможет и Пак Бо Гом. А пока Пак Сумин будет занята спасением своей новой игрушки, можно будет провернуть и захват через размытие доли уставного капитала. За нужные веревочки Пак Хи Шунь уже подергал, справки навел и людей, которые были бы готовы помочь ему изнутри, он уже нашел. Первой его целью будет бетонный завод на юге страны — как самый крупный актив в копилке сестрицы. Забрать остальное будет уже делом техники, без внутренних поставок все ее строительные фирмы очень быстро почувствуют на своем горле удушающую хватку Пак Хи Шуня. И тогда нужно будет только подставить руки и подхватить их, словно дорогую китайскую вазу, чтобы не упали и не разбились.
Дочь обычно не отвечала на его звонки и перезванивала потом сама, так что единственный способ спокойно поговорить с ней вне офиса — это приехать домой, тем более свободного времени у Юн Донджина было не так и много.
Пожилой мужчина приехал к небольшому жилому комплексу, где сейчас жила его девочка и, оставив машину на улице, нащупал в кармане связку ключей. Два — от его собственной квартиры и один от дома Юн Хян Ми. У него всегда был свой ключ, просто на всякий случай, точно так же как и дочь всегда имела доступ к его жилищу, пусть никогда этим правом не пользовалась.
Поднимаясь по лестнице старый телохранитель думал о том, что сказал ему господин Пак Ки Хун. Примириться с дочерью? Он и этот выродок похожи? Пусть другие и видели в Юн Хян Ми взрослую самостоятельную женщину, для него она навсегда останется малышкой Хян Ми-ян, маленькой, чуть угрюмой девочкой, которая всегда держалась за его мизинец или пряталась за ногу, если ей что-то или кто-то не нравился.
В квартире было темно и пустынно, хотя Юн Донджин точно знал, что дочь уже должна быть дома. Свет в гостиной не горел, только узкая полоска ночника пробивалась из-под двери спальни в дальнем конце помещения. А еще он увидел на пороге обувь. Туфли его девочки, небрежно сброшенные прямо перед дверью рядом с мужскими туфлями невероятных размеров. Он моментально пересек гостиную, взялся за ручку двери спальни и ворвался внутрь. Весь его благожелательный настрой, которым он преисполнился, пока ехал сюда, просто улетучился. Сейчас в висках Юн Донджина яростно стучала кровь, отзываясь зловещими барабанами в ушах.
— Дрянная девчонка, как ты смеешь так поступать⁈ И что здесь забыло это животное⁈ — прорычал с порога старый телохранитель.
— Почему ты вообще без спроса входишь в мой дом⁈ — вскрикнула женщина, прикрываясь одеялом.
Юн Донджин стоял в дверях спальни и наблюдал, как его дорогая, его любимая и единственная дочь сидит на постели, а рядом с ней развалилась эта гигантская свинья по имени Мун Джин.
Зря он поддался на уговоры своего господина, зря послушал старика Пак Ки Хуна и решил поговорить серьезно с дочерью. Лучше бы глаза его не видели того позора, который развернулся прямо перед ним. Сколько же достойных мужчин пытались за ней ухаживать! Сколько предложений выгодного брака поступало! Они могли породниться с отличными семьями, в которых с Юн Хян Ми, как с любимой и желанной невестки сдували бы пылинки! Но он не мог заставить свою дочь пойти на подобный шаг, а она даже не смотрела на тех, кто к ней сватался. Всегда окатывала высокомерным холодным взглядом, будто бы перед ней были какие-то насекомые. Сколько же ему пришлось извиняться за подобное ее поведение! Сколько ночей он не спал, волнуясь о ее будущем! И как она ему отплатила? Она же обещала, клялась, что больше не будет связываться с этим выродком! И вот, что он видит⁈ Эти двое опять вместе!
— Я думаю, вам стоит поговорить вдвоем… — протянул мужчина, показывая бывшему начальнику спину и не спеша натягивая брюки, которые валялись рядом с кроватью.
— Ты никуда отсюда не уйдешь, ублюдок! — прошипел Юн Донджин.
— Отец! — Юн Хян Ми вскочила с кровати и подбежала к своему родителю, пытаясь того вразумить.
— Закрой рот! Мы не так воспитывали тебя с матерью, — сбросил пальцы молодой женщины со своего локтя сподвижник Пак Ки Хуна. — Не так!
— Да вы вообще в моем воспитании участия не принимали!!! Просто сбросили учителям!!!— прокричала Юн Хян Ми прямо в лицо взбешенному мужчине.
Хлесткий удар пощечины разорвал пространство комнаты. Юн Донджин прожигал взглядом непокорную дочь, которая от неожиданности даже присела, и сейчас держалась за стремительно наливающуюся кровью щеку.
— Не смей так говорить о матери, паршивка, иначе… — сквозь зубы выдавил Юн Донджин, но закончить не успел.
Следующим звуком в комнате был щелчок затвора пистолета, дуло которого Мун Джин направил прямо в грудь потенциального тестя.
— Ты еще и смеешь направлять на меня оружие, щенок⁈ — вспыхнул мужчина. — Совсем страх потерял⁈
— Мертвецы ничего сделать не могут, — ответил Мун Джин. — Если хоть шелохнетесь в сторону своей дочери, господин Юн Донджин, я устрою вам экскурсию в Мозамбик. Без предупредительных, без ранений в плечо.
— А в голову-то попадешь? — высокомерно спросил Юн Донджин.
— По такой тыкве точно не промахнусь, но можем проверить, — ответил Мун Джин.
— Прекратили, немедленно! — прокричала изо всех сил Юн Хян Ми. — Мун Джин, убери эту дрянь! Отец! Выйдем!
Мужчины даже не шелохнулись и Юн Хян Ми почувствовала, что ситуация проще не становится. Спустя долгую минуту Мун Джин наконец-то стал опускать ствол пистолета. После чего мужчина стал поднимать с пола свои вещи. Рубашку, пиджак, белье.
— Отец, послушай, тебе надо понять, что я уже взрослый человек, и ты не можешь так врываться в мой дом… — начала Юн Хян Ми, пока ее любовник собирался.
— Ты моя дочь, и я могу делать все, что посчитаю нужным, — ответил Юн Донджин, не сводя взгляда с наглеца, который посмел так опозорить его перед Юн Хян Ми.
— Вы сами себя опозорили тем, что вломились сюда, — бросил через плечо мужчина, пройдя мимо отца с дочерью к двери и уже с порога обращаясь к Юн Хян Ми. — Я позже позвоню, Ёбо.
От последнего слова у Юн Донджина буквально внутри все взорвалось. Ёбо⁈ Так он обратился к его дочери⁈ Будто бы они уже давно женаты, будто они чтят традиции их народа, а не занимаются тайными встречами по отелям, а теперь и в ее доме⁈ Будто бы они — не безмозглая беспринципная молодежь, которая ничего не знает об уважении к старшим⁈
Он бы мог стерпеть, если бы этот ублюдок обратился к Юн Хян Ми по имени, но так⁈ Мун Джин, несомненно, сделал это специально, только чтобы побесить его, несчастного родителя! Других причин для этого нет!
Только этот подонок развернулся, Юн Донджин потянулся к скрытой кобуре под полой пиджака. Он все еще был личным телохранителем Пак Ки Хуна, и пусть года его уже были не те, раз в месяц он выезжал на стрельбище. Просто чтобы не забыть запах оружейного пороха.
Юн Хян Ми не успела помешать отцу. Когда она поняла, что происходит, охваченный яростью Юн Донджин уже выхватил пистолет из кобуры и, не взводя курок, навскидку, всадил две пули в спину уходящего Мун Джина.