Спецкоманда SEAL. Абордаж

10 Среда, 18 мая

11.45 (08.45 по Гринвичу)

Борт грузового судна «Йюдюки Мару».

Индийский океан, к югу от Маврикия.

Жаркое солнце било прямо в глаза, отражаясь от спокойной поверхности Индийского океана. Два корабля — «Йюдюки Мару» и сопровождавшая его «Сикисима» — продвигались на восток, делая по восемнадцать узлов. Прошло уже двадцать дней с их отплытия из Шербура; впереди еще четыре недели плавания. Курс лежал на восток, южнее Австралии и Новой Зеландии, затем им предстояло повернуть на северо-запад, сквозь Микронезию и пустынные воды западной части Тихого океана к порту приписки Токай, в девяноста милях северо-восточнее Токио.

Столь долгое плавание «Йюдюки Мару» стало порождением хрупких реалий современной мировой политики. Подобно Летучему Голландцу двадцатого века кораблю приходилось держаться на удалении не менее двухсот морских миль от любого берега. Доступ в воды Южной Африки, Индонезии и в Малаккский пролив, простирающийся в самом узком месте всего на двадцать три мили, был ему заказан, да и Южно-Китайское море — прибежище современных пиратов — не подходило для его плавания.

В целях конспирации окончательный курс проложили всего за несколько дней до выхода из порта. Нельзя сказать, чтобы он оставался полной тайной. Гринписовское судно «Белуга» следовало едва заметной точкой за маленькой флотилией по пятам, постоянно наблюдая за тем, чтобы японские суда не нарушали предписанный им международный карантин.

Капитана «Йюдюки Мару» Сюичи Кога «Белуга» не волновала, так же как мало трогали его протесты демонстрантов в Шербуре. Они должны были уложиться в семь недель. Кога — профессионал, уверенный и в высшей степени ответственный офицер торгового флота, требовавший абсолютной пунктуальности от себя и от команды — ни в коей мере не сомневался в том, что корабль прибудет в порт назначения точно по расписанию.

«Йюдюки Мару» в общем-то было небольшим для такого плавания судном — 119 метров в длину, чуть меньше 18 в ширину, осадка — чуть больше 6 метров, водоизмещение — 7600 тонн.

При всем при том он относился к классу солидных кораблей. Как и однотипный с ним «Акацуки Мару», он плавал раньше под американским флагом — тогда он назывался «Журавль Атлантики» — до тех пор пока его не переоборудовали для выполнения новой, нестандартной задачи. На верфи в Белфасте корабль прошел основательную реконструкцию: крышки трюмов усилены, передний палубный кран демонтирован, бортовая электроника модернизирована. Значительную часть грузовых трюмов выгородили и отвели под дополнительные баки для дизельного топлива, так что теперь корабль мог обойтись без дозаправки на протяжении сорока тысяч километров. Другая часть трюмного пространства была переоборудована под жилые помещения. Помимо обычного экипажа в сорок пять человек на борту «Йюдюки Мару» находилось теперь тридцать вооруженных охранников.

И, конечно же, всего в километре по левому борту шла надежно охранявшая плутониевый корабль «Сикисима». Капитану Кога, как и большинству его помощников, было бы гораздо спокойнее, если бы «Йюдюки Мару» сопровождали два-три крейсера японского военного флота. Увы, послевоенная конституция Японии запрещала любому из ста двадцати пяти ее военных кораблей выходить за пределы территориальных вод. Поэтому задачи безопасности возложили на Кайдзе Хоанчо — организацию, во многом аналогичную американской Береговой Охране. «Сикисима», строительство которой обошлось в двадцать миллиардов иен, сооружалась по специальному проекту. Этот сторожевой катер, вооруженный пулеметами и американским оборонительным комплексом «Фаланкс», на вертолетной площадке у кормы нес легкий вертолет «Кавасаки-Белл 212».

С самого начала в разработке мер безопасности принимали участие американцы. В общем, ничего удивительного, учитывая их заинтересованность в сохранности ценного и смертельно опасного груза «Йюдюки Мару».

Что ни говори, а две тонны плутония были лакомым кусочком для дюжины правительств, политических группировок, террористических организаций и просто бандитов всего мира.

Этого количества вполне достаточно для того, чтобы развязать войну, и более чем достаточно для того, чтобы ее остановить. Ко всему прочему это прекрасный символ национальной гордости японцев.

Интерес Японии к плутонию носил исключительно мирный, экономический характер. Начиная с шестидесятых годов страна стремилась к независимости от внешних источников энергии путем разработки высокотехнологичной программы ядерной энергетики. В частности, расчет делался на преимущества так называемых бридерных реакторов.

На японских островах уже действовало более сорока атомных электростанций обычного типа. Год за годом отработанное ядерное топливо из реакторов отправлялось на заводы по его переработке — в основном на предприятие французской фирмы «Когема» в Кап де ля Гаг в Нормандии и на английский завод в Селлафилде. Там из радиоактивных отходов выделялся чистый плутоний. Бридерные реакторы вырабатывали из плутония энергию и, казалось бы, в нарушение законов природы получали в виде конечного продукта большее количество ядерного топлива. Собственно говоря, Япония вполне могла бы отказаться от внешних поставок энергоносителей, более того, экспортировать их.

Достойная цель, особенно учитывая то, что Япония до сих пор целиком и полностью зависела от внешних источников энергии, а для дальнейшего экономического развития ей необходимо будет развивать энергоемкие производства. К несчастью, на пути решения этой проблемы встретились серьезные препятствия.

Первым и основным оказалось то, что плутоний, без сомнения, является самым смертоносным из известных веществ. Не говоря о высокой радиоактивности, он так ядовит, что микроскопическая доза его способна убить человека, а грамм или два в системе водоснабжения способны превратить в кладбище целый город. Разумеется, существует и ядерный аспект: самое сложное в изготовлении ядерной бомбы — это переработка урана. Но ведь можно раздобыть и уже переработанный плутоний — главное, чтобы массы хватило на инициирование цепной реакции. Всего восьми килограммов плутония достаточно для того, чтобы соорудить примитивное взрывное устройство, по мощности равное тому, что испепелило Нагасаки.

Во-вторых, на пути развития ядерной энергетики в Японии возникли помехи политического характера. Значительный процент населения Японии по вполне понятным причинам настроен против демонстрации пусть даже мирной, но ядерной мощи. По всему миру прокатилась волна протестов «зеленых» и антиядерных движений. Транспортировка такого количества плутония называлась неприемлемым риском, угрозой для жизни тысяч, миллионов людей.

Да и сама бридерная технология вряд ли уже достаточно отработана. «Монжу», экспериментальный реактор, все еще далек от промышленного использования. Америка, Франция, Великобритания и прочие развитые индустриальные державы давно уже отказались от использования бридерных реакторов как слишком опасных для гражданских целей.

Производство такого количества плутония поставило бы перед официальным Токио целый ряд головоломных политических задач, но другого пути решения энергетических проблем у страны просто не было. Предложенный международным сообществом вариант, согласно которому Япония использовала бы плутоний, полученный при демонтаже устаревшего ядерного оружия, не решал проблемы, тем более что японское общественное мнение категорически возражало против использования оружейного плутония.

К этому добавлялись обоснованные страхи: а что если эта прорва плутония попадет не в те руки — будь то в Японии или за ее пределами. К тому же «зеленые» не замедлили вычислить, что если неполадки обычного реактора приведут к его плавлению и радиоактивному заражению, то авария бридерной электростанции закончится грандиозным взрывом.

С того момента, как Соединенные Штаты продали Японии изначальное количество ядерного топлива, Вашингтон, согласно положениям Договора о нераспространении ядерного оружия, обязан был контролировать его использование. К сожалению, правительство США оказалось куда чувствительнее к давлению движений в защиту окружающей среды, чем Япония. В 1989 году план доставки плутония в Японию по воздуху заблокировали именно США, опасаясь политических, экологических и прочих последствий в случае катастрофы самолета с грузом плутония на борту.

Идеальным вариантом стала бы, конечно, переработка ядерных отходов здесь же, в Японии, но первый такой завод, строящийся в Роккасе, в Северной Японии, будет введен в строй не раньше 1997 года, да и производительность у него не больше пяти тонн плутония в год. В довершение всего Британия и Франция заявили, что не согласны держать японский плутоний до бесконечности. Вещество неудобно в хранении, требовало больших и дорогих помещений и представляло собой слишком соблазнительную цель для террористов и политических экстремистов.

Поэтому единственной приемлемой альтернативой стала транспортировка плутония морем. Токио провел консультации с Вашингтоном и принял все американские требования по безопасности перевозок. Они включали модернизацию предназначенных для перевозок судов, усиленную вооруженную охрану груза и строительство «Сикисимы».

Первое судно с 1,7 тонны плутония на борту вышло из Шербура в первых числах октября 1992 года и благополучно прибыло в Токио спустя пятьдесят два дня. С той поры было осуществлено еще несколько рейсов. История еще не знала таких масштабных перевозок плутония морем. Согласно графику до 2010 года в Японию предстояло перевезти всего девяносто тонн плутония.

Но нужно ли правительству столько плутония, подумал Кога, чтобы нарушить пятидесятилетний запрет на производство ядерного оружия? Сама по себе мысль об этом мало тревожила капитана, впрочем, как и многих его соотечественников: он лично не помнил Хиросимы и с ростом изоляции Японии в этом враждебном мире ей приходилось учиться защищать себя, не полагаясь на ненадежный, раздираемый противоречиями Запад.

В конце концов для него главное — выполнить задачу: благополучно доставить две тонны плутония в Токио.

Подняв к глазам бинокль, он с минуту осматривал пустой горизонт, потом навел его на белый корпус державшейся чуть севернее «Сикисимы». В бинокль отчетливо виднелась эмблема Кайдзе Хоанчо — три голубые полосы на корпусе, опускавшиеся от фальшборта к ватерлинии наподобие положенной на бок угловатой латинской буквы "s". Загоравших на солнце у пулемета матросов, похоже, не волновала исключительность груза «Йюдюки Мару».

Собственно говоря, повода для беспокойства не было. Груз надежно упакован в сотни маленьких свинцовых контейнеров, закрепленных в трюмах компактными блоками, чтобы при любых обстоятельствах не превысить критической массы, ведущей к цепной реакции. Что же до угрозы извне, «Йюдюки Мару» и «Сикисима» бороздили этом океан вдвоем. Ближайшей землей была южная оконечность Мадагаскара, до которой их отделяла тысяча километров, а погода — вообще-то весьма серьезный фактор — стояла неправдоподобно тихая.

Кога перевел взгляд на палубу «Йюдюка Мару». Корабль проектировался как сухогруз — с угловатой белой надстройкой у кормы, перед которой до самого носа тянулась палуба с выступающими над ней крышками трюмов. На палубе в этот момент находилось несколько человек, в основном свободные от вахты матросы. Один матрос, с камбуза, расположился на крышке трюма. Вынимая овощи из мешка, он чистил их и нарезал в стоявшую у него на коленях миску.

Кроме того, в поле зрения присутствовали охранники в коричневой форме, вооруженные автоматическими пистолетами «Беретта». Опять-таки во избежание нарушения послевоенной конституции их набрали из отряда специального назначения токийской полиции; впрочем, они считались лучшими из лучших полицейских — крепкие, дисциплинированные, прошедшие подготовку в британских СЛС, германской ГСГ-9 и израильских десантных войсках.

У неприятеля, кем бы он ни был, просто не оставалось шанса заполучить плутоний из трюмов «Йюдюки Мару». Капитан Кога даже позволил себе улыбнуться. Плавание обещало быть особо монотонным.

— Капитан! — крикнул рулевой, указывая куда-то влево. — Смотрите!

Кога повернулся и не поверил своим глазам. У борта «Сикисимы» вздымался к небу столб воды, брызги от которого летели на палубу. В следующее мгновение корабль выгнулся дугой, словно раздраженная кошка, зависнув в воздухе; еще через секунду до «Йюдюки Мару» донесся грохот взрыва, от которого заложило уши и задребезжали стекла ходовой рубки. Замедленно, словно в кошмарном сне, «Сикисима» обрушилась в воду. Корма смялась от удара, на палубе взвилось пламя.

Кога смотрел в оцепенении. Что случилось? В голове его, сменяя друг друга, роились самые противоречивые мысли. Взорвались котлы... Напоролись на дрейфующую с незапамятных времен мину... Торпедированы...

Торпедированы! Второй взрыв срезал кормовую часть «Сикисимы», подбросив обломки — шлюпбалки, спасательные плоты, лебедки, людей — на сотни метров в воздух. Сопровождавший их катер не мог напороться на две мины сразу. Они торпедированы в открытом море чьей-то подводной лодкой!

— Капитан! — крикнул рулевой. — Что делать?

Что делать? Если они сбавят ход, чтобы подобрать выживших, следующая торпеда может угодить прямехонько в корпус «Йюдюки Мару». О том, что произойдет в этом случае, страшно даже думать. Более того, торпеда, возможно, уже несется к ним под волнами.

— Полный! Полный вперед! — скомандовал Кога. Он потянулся снять микрофон внутренней связи с крючка на стойке у окна и застыл при виде разворачивающегося на передней палубе зрелища.

Пятеро дежуривших на палубе охранников подбежали к лееру левого борта, глядя на тонущую «Сикисиму» и возбужденно перекликаясь. За их спиной матрос с камбуза сунул руку в мешок с овощами и вытащил оттуда отсвечивающий матово-черным штурмовой автомат АКМ.

Прежде чем Кога успел среагировать — крикнуть или еще как-то предупредить охранников, — тот открыл огонь очередями с расстояния меньше пяти метров. Один из охранников согнулся и рухнул за борт, остальные, сраженные пулями, упали на палубу, не успев схватиться за оружие.

Забыв про интерком, Кога нажал на кнопку корабельной тревоги. Оглушительный рев вырвался из динамиков по всему кораблю. Дежуривший на мостике офицер-охранник выхватил из кобуры пистолет и шагнул вперед.

— Капитан... — начал он, но тут одна из дверей на мостик распахнулась и из коридора ворвались двое, дико вращая глазами. Один держал в руках «Узи», другой — АКМ. Тот, что с «Узи», нажал на спусковой крючок, и девятимиллиметровые пули снесли охраннику полголовы, швырнув его в окно. Брызги стекла и крови полетели во все стороны. Второй, игнорируя остальных находившихся на мостике, рванулся к двери в корабельную радиорубку.

— Выходи! Выходи! — крикнул он, но офицер-радист и остальные вахтенные, должно быть, подчинились не сразу, ибо почти тотчас же в тесном помещении мостика прогрохотала очередь АКМ. Кто-то протяжно закричал, послышалась еще очередь, а потом уже ничего нельзя было разобрать, кроме сигнала тревоги.

— Заткни этого! — бросил человек с «Узи» и приставил автомат прямо к голове Кога. Кога повиновался мгновенно. Он не сомневался в том, что при малейшем сопротивлении эти психи перестреляют всех на мостике.

Только теперь до Кога дошло, что «Узи» находится в руках его собственного четвертого помощника, Тецуо Куребаяси. Тот же, что с садистской ухмылкой возвращался из радиорубки, был не кто иной, как Сигеру Йоситоми, суперкарго.

— Чикусе! — произнес Кога, когда рев стих. — Будьте прокляты! — это было совершенно невероятно: террористы на борту, и кто же? Члены его собственной команды! — Что вам нужно?

— Молчать! — обрезал Куребаяси. Глаза его горели боевым азартом, лицо перекосилось, Кога заглянул ему в глаза и содрогнулся. — Руки вверх! Все вверх! На колени! Руки за голову! Ну!

Кога вместе с остальными опустился на колени. Даже в этом положении ему удалось захватить последние мгновения жизни «Сикисимы». На поверхности моря расплывалось горящее пятно, над водой виднелась только вертолетная площадка, задравшаяся под немыслимым углом к горизонту. К небу поднимались клубы черного дыма.

Откуда-то с нижних палуб доносились приглушенные автоматные очереди. Боже, сколько же их здесь, этих террористов? Как они внедрились к нему в команду? Кога зажмурился от внезапной догадки.

Несмотря на весь его профессионализм, «Йюдюки Мару» и его смертоносный груз не прибудут в порт назначения.

15.20 (12.20 по Гринвичу)

Моторная яхта «Белуга».

Индийский океан, к югу от Мадагаскара.

Как ни старалась Джин Брендис стать своей для немецких подруг Гертруды и Хельги, она так и не привыкла загорать «топлесс» на глазах у мужчин — пусть один из них и был ее мужем. Это пережиток пуританского воспитания, свойственный девицам из среднезападных штатов, она не изжила окончательно даже за три года жизни в Лос-Анджелесе и во Франции. Поэтому все долгое плавание от Шербура на юг вдоль Европейского побережья Атлантики каждый раз, когда Герти или Хельга разоблачались под солнцем, она хоть и следовала их примеру, но утыкалась лицом в коврик и держала лифчик-бикини под рукой.

Когда «Белуга» вошла в омывающие Африку воды, она обгорела настолько, что у нее появилась уважительная причина не раздеваться. Тем более что мыс Доброй Надежды они проходили в холодную, ветреную погоду, сравнимую с ноябрем в северных штатах.

Однако на подходе к Мадагаскару ожоги на спине Джин превратились в деликатный калифорнийский загар, а погода снова установилась для того, чтобы Хельга и Гертруда возобновили свои ежедневные сеансы в обнаженном или полуобнаженном виде. Джин не хотелось казаться старомодной или провинциальной и ей пришлось присоединиться, тем более что муж это поощрял.

Ей так хотелось произвести на новых друзей хорошее впечатление...

Джин Брендис считала себя активисткой общественных движений вот уже пять лет, с тех пор как вышла замуж. Пол Брендис, голливудский продюсер, завоевал международную известность своими фильмами на экологические темы. Именно он окунул ее в новый мир — мир демонстраций, митингов и прочей общественной деятельности. Два года назад они по рекомендации знаменитого французского кинорежиссера вступили в международную организацию «Гринпис».

Там они и познакомились с Карлом и Хельгой Шмидт и Руда и Гертрудой Колер, давними активистами «Гринписа» и Европейской партии «зеленых». Карл приложил руку к организации протестов в Шербуре, а яхта «Белуга» принадлежала Руди, хотя он зарегистрировал ее на «Гринпис». Джин просто пришла в восторг от образа жизни новых друзей Пола и еще больше — от перспектив общественной деятельности, от дела, за которое действительно стоило бороться.

Хотя тогда она и представить себе не могла, что эта работа потащит ее за тридевять земель по следам японского грузового судна. Конечно, удерживать «Йюдюки Мару» и его груз в центре внимания мировой прессы было благородной задачей, но плавание довольно быстро превратилось в бесконечную череду одинаковых, прожженных горячим южным солнцем дней. Кроме того, здесь оказалось тесно — «Белуга», сорокаметровая двухмачтовая шхуна, настоящая миллионерская яхта, за три недели, проведенные в обществе десяти людей (их шестеро, да еще четыре человека команды), съежилась до габаритов двадцатифутовой прогулочной скорлупки. Хельга и Гертруда, которые три недели назад представлялись ей такими умными, опытными и блестящими, на поверку оказались обычными сплетницами, трепавшимися больше о вечеринках и о самих себе.

Хуже того, в последние дни ее стало беспокоить поведение Карла. То, что началось как безобидный приятельский флирт, превратилось в назойливое преследование. Каждый раз, сталкиваясь в узком коридоре, он тотчас прижимался к ней, вроде бы случайно, но весьма недвусмысленно, к тому же это повторялось подозрительно часто.

Да и Пол... уж он-то мог бы встать на ее защиту. Но нет, он все бубнил насчет того, какой любезной должна она быть с пригласившими их хозяевами. Она понимала, что для него Карл и Руди — ценные люди со связями в европейском шоу-бизнесе и киномире, вот только она очень сомневалась, что он знает, какой любезности ждет от нее Карл.

Ей хотелось, чтобы плавание поскорее кончилось. Более того, ей хотелось, чтобы что-нибудь случилось. Очень уж скучно — все плыть и плыть по следам невидимого за горизонтом японского корабля, день за днем, день за днем...

Крик на носу яхты прервал сонное течение ее мыслей. Карл и два матроса бросились на нос, и даже ровно урчавший дизель, казалось, зазвучал как-то по-другому. Что-то произошло!

Карл уже бежал обратно на корму, к штурвалу.

— Карл! — окликнула она. — Что это?

— Не знаю, лапуля, — ответил тот. — Виктору кажется, что это обломок кораблекрушения.

Обломок, в сотнях миль от берега? Чушь какая-то. Забыв про свою обнаженную грудь, она вскочила на ноги и побежала на нос. У леера правого борта уже сгрудилась кучка людей, тыча пальцами в воду и переговариваясь по-немецки. Виктор — старпом «Белуги» — навел бинокль на воду прямо у борта.

— Что случилось? — спросила подошедшая Хельга. — Что они там увидели?

Вытягивая шею, выглядывая из-за плеча Виктора, Джин увидела на поверхности моря в сотне ярдов от яхты темное маслянистое пятно. Похоже на сброс нефти из танкеров... Знакомая история... нет, тут на поверхности плавают еще какие-то обломки.

Хельга завизжала и принялась указывать куда-то пальцем.

В двадцати футах по правому борту «Белуги» на воде качалось мужское тело. Его сильно обожженное лицо, без всякого сомнения, было монгольского типа.

И еще в одном никто не сомневался: он был мертв.

Рядом с ней возник Пол со счетчиком Гейгера в руке; стиснув зубы, он помотал прибором в воздухе над трупом.

— Это... это...

— Радиации нет, — отрезал Пол. — Я не знаю, откуда он, с «Йюдюки Мару» или нет. Возможно, он с охранявшего их катера, — он повернулся к Виктору. — Надо сообщить об этом по радио.

— Йа, герр Брендис!

Джин, дрожа, скрестила руки на груди. Ее желание насчет того, чтобы что-то произошло, исполнилось.

Хотя вряд ли она имела в виду что-то подобное.