Промзона Луговки светилась огнями спецсигналов. Несколько подразделений «силовиков» оцепили территорию вокруг зданий, прилегающих к центральному складу. Тут и там темнели фигуры вооружённых мужчин в бронежилетах.
К штабу, где толпились незнакомцы в деловых костюмах, Б-пять не пошли. Раз все здесь, значит, место Аллочка запомнила и передала правильно. Эд полагал, что соваться к начальству — своему или чужому — смысла нет: группу, формально ушедшую в отпуск, отправят домой. Надо бы самим тихонько пробраться за периметр и поискать Радковского и его шофёра.
Но как обойти оцепление, Эд придумать не успел. Кто-то окликнул Азамата, и, едва тот отошёл, к оставшимся членам Б-пять подошёл незнакомый мужчина в чёрном пальто. У незнакомца были самоуверенный вид, властный взгляд и дорогие ботинки — явно начальник.
— Городские! — с лёгким раздражением воскликнул он. — Ну до чего же настойчивые, а! Сказано же, мы вас с собой не возьмём. Если совсем неймётся, ищите свой спецназ. Захотят с вами возиться — пусть. На свой страх и риск.
— Скажите, а Радковский… — начала Вика.
— С ним мы разберёмся, — перебил чужой начальник непреклонным тоном. — Не вашего полёта птица.
— Задержали? — коротко спросил Эд.
— Пока нет. Если этот субъект не вышел впереди планеты всей под ручку с выводком адвокатов, значит, или отсидеться хочет, или штурма ждёт. И дождётся! Всё, идите отсюда, городские.
Мужчина величественным жестом велел им исчезнуть, и они отошли в сторонку.
Рядом тут же оказался Аз, жаждущий поделиться новостями.
— Несколько гостей уже вышли и сдались. Вон там сидят, — Азамат мотнул головой в сторону чёрного фургона, рядом с которым стояла незамеченная Эдом машина скорой помощи. — И обслуживающий персонал взяли.
У машин в окружении спецназа толпились недовольные мужчины в строгих костюмах и встревоженные женщины в вечерних платьях. Рядом, в отдельном кольце спецназа, испуганно перешёптывались молодые люди и девушки в одинаковых тёмно-красных фартуках поверх однотипной одежды «белый верх-чёрный низ».
— Но Радковского среди них нет. И, надо полагать, не будет, — вздохнул спец по редким существам. — Зыкова тоже.
— Зато нам формально дали разрешение присоединиться к операции, — усмехнулся Максим. — Давайте наш спецназ искать.
Долго искать не пришлось: первый же встретившийся им чужой спецназовец махнул рукой налево:
— Вон туда идите. За заброшенной автомойкой ваши.
Пока они шли, Эд всё думал: неужели совсем скоро они найдут Радковского и его шофёра? Или хотя бы их след.
Надежда была глупой, безосновательной и ужасно заманчивой.
За автомойкой с облезлой, потерявшей цвет вывеской обнаружился очередной склад. Из-за угла вынырнул здоровенный спецназовец и быстро подошёл к незваным гостям, явно намереваясь выставить их за периметр.
Но, подойдя вплотную, передумал.
Кивнул, сказав:
— А, это вы. Здорово, Макс. Здорово, Аз.
— Это Вика и Эд, — представил Кошкин. — Это Костя Ивин. Как у вас тут?
— Тихо, — пожал широкими плечами Ивин. — А вы тут чего?
— Осматриваемся, — отозвался Макс.
— Слышал про вашего старшего. Жесть. Пусть поправляется.
— Спасибо.
— Вы тут не маячьте, ладно? На вас же брони нет — считай, голые. А у нас в планах штурм. Так что зайдите вот сюда, на склад. Только под ноги смотрите: не убейтесь.
Б-пять заверили Ивина, что будут крайне осторожны.
Внутри здания было совсем темно, так что пришлось достать из сумок и рюкзаков фонари.
Эд высветил лестницу слева от входа: наверное, это всё же был не склад. Крутые ступеньки вели и вверх, на второй этаж, и вниз, в подвал.
Змеи часто лазали по заброшенным складам, недостроям и разрушенным заводам, и Эд помнил, что в таких местах могут быть общие или, по крайней мере, сообщающиеся подвалы.
— Может, по подвалу пройдёмся? — предложил он.
— Думаешь, спецназ его не проверил? — усомнился Макс.
— Наверняка проверили, — кивнул Эд. — Но все переходы точно не зачистили: они же штурма ждут. Так что давайте всё же по нему пройдёмся. Хочу убедиться, что этот подвал нигде не пересекается с соседним. Так бывает.
Ступеньки оказались крепкими, хоть лестница и выглядела неприглядно: грязная, облупившаяся, с погнутыми перилами.
— Идём тихо, — вполголоса сказал Эд. — На всякий случай считаем шаги.
Тишину подвала нарушали приглушённые звуки, издаваемые Б-пять: шорох одежды, дыхание четверых человек и звук, с которым обувь соприкасалась с неровным полом. Фонари выхватывали из темноты покрытые изморозью стены и редкий мусор. Эду попалась на глаза пустая пачка из-под чипсов, и желудок мучительно сжался, напоминая, что время ужина прошло безнадёжно давно.
Узкий коридор вывел в большое помещение, заставленное старыми полуразвалившимися станками: то ли мастерская, то ли склад.
«Спецы» замерли, затаили дыхание: по-прежнему ничего не слышно. Никто не разговаривает, не бродит по подвалу, кроме них самих. Б-пять осторожно двинулись вдоль левой стены.
Когда они вышли из большого подвального зала и новым тёмным коридором направились куда-то на юго-восток, Вика вдруг сказала:
— Мне кажется, мы вышли за пределы того помещения, через которое вошли.
— Согласен, — кивнул Эд.
По его подсчётам, пройденный зал как раз занимал пространство под зданием. И сейчас они движутся в направлении центрального склада, находящегося в кольце спецназа.
— Идём тихо-тихо, — напомнил Эд.
Сейчас главное — слушать. Забыть о ноющем от голода желудке, о предвкушении погони, о гудящей от напряжения голове, даже о тревоге за Егора. Красться и слушать. Внимательно слушать. Превратиться в слух.
Если бы он не был так сосредоточен, то никогда бы не расслышал этот звук. Будто кто-то далеко-далеко в глубинах коридора уронил на бетонный пол несколько мелких камней.
— Слышали?
Аз услышал. Макс и Вика нет.
— Давайте проверим, что там. Уверен, что мне не показалось.
Возражений не последовало.
Вроде бы идти надо вперёд и направо. Они свернули в узкий отнорок: под ногами оказались переплетения проржавевших труб, а идти приходилось боком и пригнувшись. Эд опасался, что застрянет тут с концами.
Снова послышался негромкий перестук падающих на бетон камушков. На этот раз его услышали все.
К счастью, вскоре отнорок вывел в нормальный коридор почти метровой ширины.
Новый поворот — и коридор стал ещё шире, а впереди за углом мерцал свет. Не электрический и не сияние знаков или существа. Скорее что-то вроде костра.
Теперь ещё осторожнее, ещё тише.
Там точно кто-то есть.
Надо прикинуть, кто пойдёт первым, а кто будет прикрывать.
Но додумать мысль Эд не успел: из-за угла, за которым прятался источник мерцания, показалась светящаяся морда, похожая одновременно на львиную и на рыбью.
— Защита! — приглушённо крикнул Аз, и Эд рефлекторно выставил перед собой нож.
Сияющие знаки не понравились существу: оно оскалилось и, тряхнув башкой, ринулось на людей.
— Огонь! Он боится огня, — снова подал голос Азамат. — Прикройте меня.
Эд сунул руку в карман за зажигалкой. Пусто. Видимо, положил в другие джинсы и забыл достать. Дурак!
Существо, ощутимо пихнув его боком, видимо, ударило Макса по ногам — Кошкин упал на пол. «Лев» прыгнул ему на грудь и попытался вцепиться в лицо. Максим прикрылся рукой — защита засветилась, заставляя монстра отдёрнуть голову.
Эд ткнул ножом со знаками твари в морду, та оскалилась, но с человека не спрыгнула. Грызть передумала — уже хорошо.
Пока она таращится, надо найти запасную зажигалку.
В кармане сумки.
Эд полез туда наощупь, не сводя глаз с существа. Как назло, попадалось сплошное барахло: смятый чек, забытая «рафаэлка», брелок, крышка от бутылки с газировкой…
Чёрт!
Ладно, раз тварь смогла его пихнуть, то и он её сможет.
Эд кинулся на монстра, рассчитывая сбить его с Макса. Получилось! «Лев» врезался в стену, Эд вонзил в него нож в знаках, стараясь прижать к бетону покрепче.
— Берегись! — снова подал голос Азамат, и Эд отскочил к противоположной стене.
«Льва» тут же окутало облако мелких частиц. Затем вспышка Викиной зажигалки превратила и «облако», и существо в клуб пламени, прогоревшего в один миг.
— Макс, цел? — спросил Эд.
— Ага, — буркнул Кошкин, поднимаясь с пола.
— Так, с рыбным львом покончили, но теперь там, — Аз показал фонариком в сторону поворота, — точно знают, что мы здесь.
— Там и так это знали, раз прислали «льва», — возразила Вика.
— По протоколу, нам положено представиться, — заметил Макс.
Эд тут же рявкнул:
— Спецотдел! Выходите с поднятыми руками!
Никто, конечно, не вышел. Послышались тихие неразборчивые голоса, как будто кто-то с кем-то спорил.
Потом раздалось:
— Я выхожу. Пожалуйста, не стреляйте. Я не сделал ничего плохого.
Из-за поворота в перекрестье лучей фонариков появился незнакомый парень в узких джинсах и пёстрой футболке. Руки он держал поднятыми, на тонких запястьях болтались десятки браслетов и фенечек.
— Ой, не светите в глаза, пожалуйста!
На лице незнакомца, полуприкрытом ладонью, были написаны страх и лёгкое недоумение.
Он обиженно протянул:
— Меня пригласили друзья. Сказали, будет весело. И я вообще не понимаю, что тут происходит.
— Вы тут один? — спросила Вика.
— Да. Я…
Эд шагнул навстречу чужаку. Что-то в нём казалось «спецу» странным. Ну, что-то кроме неискренности: парень явно только что переговаривался с кем-то, а теперь утверждает, что он один.
То ли то, что парень одет не как богатый гость и не как официант, то ли ещё что-то, но что конкретно, Эд не мог объяснить.
Он поравнялся с парнем, намереваясь обыскать его, — и вдруг понял: незнакомец время от времени поглядывал вверх.
Едва мысль оформилась в Эдовой голове, как с потолка прыгнуло что-то быстрое, сильное. Эд упал, подмятый чужим весом, уронил фонарь, но успел схватить «пёструю футболку», и тот рухнул вместе со «спецом», грязно ругаясь сквозь зубы.
«Быстрое и сильное» металось по коридору, расшвыривая «спецов». Вспыхивала защита на одежде и сумках, а вот существо светилось совсем слабо: или маскировка, или это одно из тёмных созданий вроде тимориса или чёрного человека. Тогда дело совсем плохо.
Парень попытался вывернуться из-под Эда, но не смог. Снова выругался — и существо бросилось на спину «спецу». Разодрать одежду с наскока не сумело, обожглось о штатную и внештатную защиту и отскочило. Тут же набросилось снова, но из коридора прилетело удвоенное уничтожение — и тварь мигом взлетела по стене.
Смутная тревога прошла холодком вдоль позвоночника: почему знак не тройной?
Тварь снова кинулась к Эду, но отпрыгнула, отброшенная новым удвоенным знаком.
— Он им управляет! — крикнул Азамат.
Эд схватил парня за голову, сжал вполсилы и рявкнул:
— Убью!
— Не надо, — всхлипнул пленник. — Вот, возьмите! Я просто мимо проходил… меня заставили…
Тварь перестала кидаться, но надо убедиться, что негодяй ничего не задумал.
— Вели монстру подойти сюда и лечь рядом. Если натравишь его, я всё равно успею свернуть тебе шею.
— Х-хорошо…
Существо неслышно приблизилось и прижалось к ногам хозяина и «спеца».
— Меня заставили… я…
— Цыц! — в слезливые оправдания Эд не верил ни секунды. — Как ты им управляешь?
— Да вот же, говорю, возьмите!
— Аз, подойди сюда, — велел Эд, не отпуская голову пленника.
— Мне больно… — жалобно протянул тот.
— Потерпишь, — отрезал «спец».
Больно парню наверняка было, но серьёзного вреда Эд ему пока не причинил: синяки останутся, челюсть поболит — всё.
Азамат почему-то подошёл не сразу.
Но подошёл, взял что-то из протянутой руки парня, посветил. Эд не удержался и глянул: спец по редким существам разглядывал один из браслетов с круглой крупной поблёскивающей металлом подвеской.
— Что там? — спросил Макс из темноты коридора.
— Браслет с подвеской. На ней знаки: существо, видимо, привязано к этой штуке.
— Пустите меня. Больно… — снова жалобно завёл пленник.
— Ну-ка, ну-ка, — пробормотал Аз.
Монстр неожиданно засветился бело-зелёным. Стало видно, что он выглядит как помесь длиннолапой мохнатой собаки и ящерицы: собачье тело и хвост, ящериная морда с почти собачьими вислыми ушами, непроницаемые глаза с вертикальными зрачками. В этих глазах Эду померещилась презрительная усмешка.
— Надо же, «хамелеон»! — обрадовался спец по редким существам.
Непонятное создание встало и подошло к Азу. Нет, тело у этого «хамелеона» всё же длинновато для собаки.
— Работает, — кивнул спец по редким существам. — Отпускай его.
Эд оттолкнул парня, тот ударился о стену, потёр челюсть, развернулся и ринулся наутёк. Ничего, далеко не убежит: как только поднимется, тут-то его и схватит спецназ.
— Макс, Вика! — спохватился Эд: почему-то ни Кошкин, ни Ежова так и не подошли.
— Существо их обоих задело, — пояснил Аз.
Голос его звучал виновато.
— А чего сразу не сказал? — нахмурился Эд, покрываясь холодным потом: неужели их ранили? А он тут ерундой страдает, монстра разглядывает. Идиот!
— Боялся, что ты этого, в футболке, всё-таки прибьёшь. Тебя потом посадят, а нам как без тебя работать?
Непонятно, шутит Аз или он всерьёз? Поразмыслив, Эд решил, что это неважно. Сейчас есть более значимые проблемы.
— Макс, ты как? Вика в порядке?
— Я жива, — отозвалась девушка. — Лишилась очков и былой самоуверенности.
Голос Вики звучал мрачно, но насмешливо.
— «Хамелеон» ей бровь рассёк, — пояснил Аз. — Кровищи много, но глаза целы, всё в порядке: я проверил.
— Голова не болит? — обеспокоенно уточнил Эд у девушки.
— Нет, всё нормально. Идите дальше: вдруг Радковский там?
— Макс, ты как?
— Ушибся, нога болит, а так всё хорошо.
Вика права: надо идти. Возможно, Радковский и его шофёр прямо сейчас удирают, чтобы выйти из подвалов где-то в безопасной дали, прыгнуть в машину и умчаться в аэропорт. Или ещё куда-то.
— Идём, — кивнул Азу Эд. — Я первый, ты за мной.
— Понял.
Из-за поворота Эд выглянул очень осторожно: метрах в десяти впереди светились шесть старинных фонарей, поставленных кругом.
Между фонарей неподвижно лежал человек в тёмной одежде, а над ним стояли двое: Радковский и крепыш в чёрном костюме. Чуть в стороне прижимался к стене испуганный светловолосый мужчина среднего роста и телосложения.
Эд узнал Зыкова — и оскалился, намереваясь кинуться к подлой твари, не обращая внимания ни на кого другого. Выскочил из-за поворота, но тут Радковский вырвал из рук крепыша неправильно длинный пистолет и выстрелил. Крепыш мешком повалился на пол, рядом с неподвижным телом. Выстрела Эд не услышал и понял, что «длинность» — это глушитель.
Шофёр присел, прикрывая голову руками, а Радковский расхохотался, разворачиваясь и направляя пистолет на Эда.
Пистолет в руках Германа дёрнулся, и в ту же секунду с потолка на него прыгнул «хамелеон», вновь ставший тёмным.
За спиной вскрикнул Азамат, и Эд развернулся на ходу, предчувствуя страшное.
Аз прижимал руку к плечу и ошеломлённо мотал головой.
— Кажется, меня задело, — удивлённо сказал он. — Не очень-то и больно.
Вопреки своим словам, спец по редким существам медленно осел на пол, продолжая сжимать плечо. Видимо, всё-таки больно было, но он ещё не осознал этого. Ладно, пока «хамелеон» разбирается с Радковским, надо проверить рану.
«Хамелеон» неслышно проскользнул мимо Эда и уселся рядом с новым хозяином.
— Иди обратно!
Существо не послушалось. Вместо того, чтоб вернуться к преступнику, оно обвилось вокруг Аза и оскалилось, глядя Эду в глаза. Видимо, Аз сейчас не может ему приказывать, и «хамелеон» перешёл в режим пассивной защиты.
«Опять отвлекаешься! А у врага там пистолет», — напомнил знакомый голос в голове.
Эд развернулся, ринулся к тому месту, куда отлетело оружие.
Но Радковский не спешил вернуть себе пистолет. Он стоял посреди круга, стягивая с себя пиджак, галстук и рубашку.
К Герману кинулся перепуганный шофер, но полуголый псих с нечеловеческой силой толкнул его в грудь — и Зыкова впечатало в стену. Он сполз на пол и замер рядом с телами парней в чёрном.
Радковский снова расхохотался, затем чужим холодным голосом произнёс несколько отрывистых слов на незнакомым Эду языке.
В коридоре вдруг стало холодно, как на улице.
Радковский взмахнул руками как дирижёр. Эд с удивлением осознал, что от Германа исходит слабое свечение.
Не веря своим глазам, Эд присмотрелся внимательнее: так и есть — тело Радковского покрывали мелкие знаки. И они светились, разгораясь всё ярче и ярче.
Как круги и связки на месте ритуала.
Он вызывает кого-то на себя? Или в себя?
Он сумасшедший⁈
Радковский перестал махать руками и замер, вытянувшись всем телом. Полуголый и странный, он не казался смешным. Было в светящейся подтянутой фигуре что-то от киношных спартанцев и ацтеков.
Но здесь не кино.
Эд тряхнул головой и двинулся к врагу, сжимая исчерченный знаками нож в правой руке. Пора заканчивать это шоу.
Кожа Радковского зашевелилась, забугрилась, пошла волнами — и сквозь тело человека проросло существо. Четыре руки — две внутри человеческих, две чуть ниже. Две ноги-лапищи. Хвост, покрытый шипами. Раздувшаяся голова. Пылающие глаза, клыкастая пасть и узкая щель вместо носа.
Герман, ставший в почти в полтора раза выше и раза в два шире, снова захохотал и прорычал:
— Давай сразимся! Давай!
Эд перестал пытаться понять, что не так с этим Радковским.
Неважно, что он с собой сделал и чего хочет. Важно остановить эту тварь.
Он кинулся к монстру, метя ножом в сердце. Тварь встретила его взрывом хохота и ударом «двойной» руки в грудь. Эду на миг показалось, что монстр пробил грудную клетку. Боль ослепила и парализовала. Он не мог дышать. Однако тело помимо воли продолжало двигаться на одних рефлексах: откатиться от удара ногой, прикрыть от шипов на хвосте глаза, всадить лезвие в призрачную плоть.
Тварь отдёрнула хвост и прорычала:
— И это всё⁈ Ну же, дай мне битву!
Эд прижался к стене, наконец вдохнул и раскашлялся. Стёр выступившие от кашля слёзы и пот. Поднялся, тяжело опираясь на стену. Сильная тварь. Она может его убить. Может. Но он её остановит.
Прыжок. Блок. Уклонение. Ещё прыжок. Ножом в шею. Не вышло.
Короткая, но яростная нагрузка отозвалась диким сердебиением. Эд взмок весь и насквозь.
А тварь лишь смеялась:
— Хватит бегать! Давай драться! Ты скучный. Я убью тебя. Убью твоих приятелей, а потом пойду наверх. Может, там мне дадут битву⁈ Пули мне не страшны, а человеческие смерти сделают меня ещё сильнее!
Смех твари превращался в рёв.
Откат. Прыжок. Блок. Уворот.
Нет, монстр прав: надо драться. Долго он в таком темпе не продержится, а монстру-Радковскому хоть бы что.
Надо добраться до тела твари.
Кем бы она ни была, у неё человеческое сердце.
Снова прыжок.
Принять удар. Схватить тварь за руку. Не блокировать удар руками с другой стороны. Не уклоняться. Не думать о боли.
Всадить нож в грудную клетку, целясь в сердце.
Вцепиться в монстра как в давно потерянного и вновь обретённого друга.
Тварь заревела, нечеловечески раззявив огромную пасть. И в эту пасть Эд сунул левую руку: кулак и запястье, оплетённое браслетом с неуставным артефактом.
Руку обожгло, и в следующий миг Эд увидел и почувствовал всем телом белый взрыв. Повалился на пол вместе с тем, что осталось от Радковского. И потерял сознание.
…Эд пришёл в себя от того, что кто-то дёргал его за плечо и звал по имени. Потребовалось невыносимо много времени, чтобы узнать Максима.
— Он открыл глаза! — обрадовался Кошкин. — Эд, ты меня слышишь?
— Да.
— Какое сегодня число?
— Десятое… или уже одиннадцатое…
— Отлично! Радковский мёртв, Зыкова мы взяли. Спецназ уже тут.
Крепкие ребята в броне окружили Эда, и знакомый Макса — Костя, вроде — спросил:
— Встать сможешь?
Эд попытался, и его подхватили и подняли.
— Давай медиков сюда пришлём? — предложил кто-то.
— Не, я сам…
— Ладно, — кивнул Костя. — Обопрись хоть.
Эд навалился на крепкое плечо.
Вели его долго-долго: холодные тёмные коридоры всё не кончались и не кончались, и до Эда не сразу дошло, что это потому, что он идёт слишком медленно.
— Где… — он хотел спросить, где остальные, но язык еле-еле ворочался во рту.
— Твои тут, всех ведём наружу, к медикам, — прогудел Костя.
Эд слабо обрадовался, а потом сосредоточился на ходьбе: переставлять ноги было почему-то очень тяжело, и процесс требовал полного сосредоточения.
Наверху в тёмной морозной январской ночи врачи долго осматривали Эда, ощупывали, светили в глаза, проверяли знаками. Обработали непонятно откуда взявшийся ожог, кольцом охватывающий левое запястье. Потом сказали: мол, повезло, ничего серьёзного — надо только отдохнуть и отоспаться как следует.
Эд, еле одолевая сонное отупение, спросил, что с остальными. Азу подлатали плечо. Вике зашили бровь. У Макса ушиб бедра и головы, но сотрясения нет. Всем надо в больницу, а потом спать, хорошо питаться и избегать стрессов хотя бы недельку.
К негодованию врачей, никто из Б-пять не захотел поехать в больницу или хотя бы домой.
Ночные рассадили коллег по машинам и куда-то повезли. Эд, оказавшийся в одном авто с Викой, откинулся на мягкое сиденье и впал в просоночное состояние. Всю дорогу он видел сияющие разводы на снегу за окном, искры, мерцающие вокруг фонарей, и падающие с неба разноцветные звёзды.
В спецотделе их напоили кофе и предложили ехать по домам. Аз, уводя за собой «хамелеона», убрёл в лабораторию помогать в сортировке конфискованных существ и артефактов, а Эд, Вика и Макс хотели во что бы то ни стало поучаствовать в допросе Зыкова.
11 января, 00 часов пятьдесят одна минута
…Зыков, привезённый в отдел, не раскрывал рта, тупо таращась на стол перед собой.
Выглядел он плохо, но жалеть Зыкова никто не собирался.
Кошкин почти сорок минут безуспешно пытался его разговорить. Эд молча сидел напротив, с трудом подавляя желание наброситься на того, кто пытался убить Егора. Всматривался в лицо возможного убийцы, искал ответ на вопрос «почему?», но видел только усталость и растерянность. Ни злобы, ни злорадства, ни маниакальной одержимости, ни даже страха.
Задержанный заговорил лишь раз, в ответ на очередное Максимово «сознайтесь — вам же легче станет».
Он тихо проронил:
— Нет. Не станет, — и снова погрузился в молчание.
Через десять минут Вика вызвала коллег из кабинета и попросила оставить Зыкова одного на полчасика. Следить за ним из соседней комнаты неотрывно, у двери дежурить, но дать побыть одному. А потом разыграть небольшую сценку.
…Через тридцать пять минут Макс и Эд вернулись в кабинет.
Кошкин сел на то же место, где сидел получасом раньше.
Дежурно предложил Зыкову во всём признаться, послушал ответное молчание, потом сказал:
— В общем-то показания Ивана Леонидовича нам не очень-то и нужны. Согласно полученным данным, за все преступления в ответе гражданин Радковский, ныне покойный. Полагаю, он или запугал Ивана Леонидовича, или ввёл в заблуждение. В каком-то смысле Зыков — тоже жертва. Несчастный, ни о чём не подозревающий шофёр сумасшедшего мажора.
Максим скорбно покачал головой. Если плохо знать Кошкина, можно купиться на его тон, можно поверить, что он и правда жалеет беднягу Зыкова.
Но Эд Максима знал хорошо и видел напряжённо прищуренные глаза, настороженный взгляд и бьющуюся у виска вену. Кошкин сдерживался изо всех сил.
Эду и самому пришлось приложить немалое усилие, чтобы кивнуть и проговорить:
— Да, богатые мерзавцы часто используют слабых.
Вика чётко сказала: мол, если не уверен, что сможешь, давай я.
Но Эд ответил, что сможет. Он должен узнать, почему этот Зыков и его шеф чуть не убили Егора.
«Может, и убили. Операция ведь всё ещё идёт».
И Эд сможет изобразить всё, что требуется. Потому что работать в команде — это не только уметь применять силу.
— Вот с одной стороны, в безумии вроде бы сам сумасшедший и не виноват, — продолжал Максим. — А с другой — ну надо же как-то лечиться.
— Сдох — и хорошо, — вполне искренне отозвался Эд.
— А человека несчастного запутал и под статью подвёл. Вот бывают же такие эгоисты, а!
Зыков что-то прошептал, но Макс сделал вид, что ничего не заметил, и добавил безапелляционным тоном:
— Уверен, этот Герман и родился бессердечной тварью. Говорят, даже его семья только рада тому, что он умер. А это что-то да значит. Мерзейший, получается, был че…
— Неправда! — крикнул Зыков, хлопнув по столу обеими руками.
— Что именно? — спросил Максим с вежливым вниманием.
— Всё неправда. Герман — прекрасный человек. Б-был…
— То есть мы чего-то не понимаем? — приподнял брови Макс.
— Вы ничего не понимаете. Ничего!
Герман Радковский и Иван Зыков подружились ещё подростками. Герман родился в богатой семье, но его отец полагал, что младшему сыну будет полезно поучиться в общеобразовательной школе. Зыков уверял, что его друг всегда был бесстрашным, решительным и лучшим во всём. Герман был не только умным и смелым, он был щедрым и великодушным. Радковский без единого вопроса дал денег на лечение матери Зыкова, оплатил обучение Ивана, когда тот не прошёл на бюджет в вуз, подарил другу квартиру, когда сестра Ивана вышла замуж и родила ребёнка в родительской «двушке».
Радковский мог купить что угодно, но предпочитал помогать другу. Ещё он убегал из дома, дрался с хулиганьём в городских трущобах и никогда ничего не боялся.
В сущности, у Германа было всего две проблемы. Первая заключалась в том, что его, такого смелого, непокорного и сильного, категорически не понимал отец. Михаил Радковский называл его смелость дерзостью, непокорность — распущенностью, а силу духа — скверным характером. Ставил младшему сыну в пример старших братьев, спокойных, правильных, отвечающих всем родительским запросам.
Вторая проблема — скука. Герман часто жалел, что родился не в свою эпоху. Говорил, что ему нужны драккары викингов и пиратские фрегаты, походы и битвы, настоящая жизнь, а не прозябание. Герман мечтал войти в историю. А Иван лишь поражался тому, как мыслит его друг: ему самому не хватало смелости на что-то большее, чем мечты о новой машине, семье и хорошей квартире. И чтоб всегда была возможность помогать Герману. Он ведь больше, чем простой человек. Он за пределами серой обыденности.
В вузе Герман поначалу учился блестяще. Но на третьем курсе ему всё надоело, и они с Иваном отправились путешествовать по Латинской Америке. В этой поездке Герман увлёкся редкими существами и наркотиками.
Отец, узнав о новых страстях сына, пообещал убить его, если отпрыск не одумается и не откажется от наркоты. Тот, на первый взгляд, послушался: ничего не колол, не курил и не нюхал. Но на деле решил сплести воедино два своих новых хобби и создавать препараты из настоящих и ненастоящих растений.
Пять лет исследований и почти научных экспедиций. Сотни неудавшихся вариантов и несколько прототипов, ставших впоследствии порошком под названием Млечный путь, создаваемым из смеси трёх сверхъестественных трав, высушенных особым способом, и экстракта из семян редкого угольного маковника.
Два года Герман работал над идеальным вариантом Млечного пути, дающего — в зависимости от дозы — либо эйфорию и ощущение безграничного счастья, либо умножение силы, выносливости и внимания, либо возможность концентрироваться настолько сильно, что появлалсь способность управлять нематериальным миром.
Потом ещё год наслаждался результатом.
А потом Герману снова стало скучно. И его единственный друг ничем не мог ему помочь: Иван не представлял, что может развлечь Германа, и в то же время понимал, как тот страдает. Скука мучила Радковского хуже иной болезни, а из-за постоянного употребления Млечного пути ощущения Германа обострились — и он буквально сходил с ума. Скука изводила его мозг и грызла тело. Он похудел, перестал нормально спать, а когда засыпал — видел кошмары.
— Почему вы не помогли своему другу? — не выдержал Макс.
— А что я мог сделать? Что? Пользы от меня никакой.
Зыков переплёл пальцы и сжал их так, что они побелели.
— Бесполезный слабак…
Однажды Герман проснулся и понял, что до сих пор работал только с «растительными» существами и не занимался свойствами существ типа «животные». Через месяц он вышел на столичных устроителей подпольных боёв. Через полгода отец отправил его «в ссылку»: в городок, где располагалось родовое гнездо Радковских, якобы, чтоб присмотреть за Никитой, младшим сыном старшего брата. На деле Михаил, судя по всему, начал догадываться, чем занимается Герман, и решил удалить сына из столицы.
Сначала Герман злился, а потом решил, что сможет развлечь сам себя даже тут, в захолустье. Он составил план: сначала надо захватить подпольный бизнес организаторов боёв и вывести его на новый уровень. Потом надо организовать продажу богатым гостям Млечного пути — и стать состоятельнее отца. А затем можно начать новое дело — создание химер, сплавляя людей и монстров. Это никогда ему не надоест. В этом он будет лучшим. Он впишет себя в историю. Выйдет за все возможные пределы: закона, этики, биологии, психологии и всех социальных наук. Сотворит невозможное.
— Вы понимали, что это путь в никуда? — спросил Максим.
Зыков покачал головой.
— Вы понимали, что ваш друг сходит с ума? Что вам надо спасать уже не его, а себя?
— А что, вы бы бросили друга, если с ним что-то не так? — спросил в ответ Зыков. — Дружить можно только с тем, с кем всё в порядке?
Макс ничего не ответил, и Иван продолжил рассказывать.
Сначала всё шло хорошо: умный и богатый Радковский быстро вышел на нужных людей и вошёл в долю. Потом сместил часть оргов. Затем подмял подпольные бои под себя. Если монстры будут интереснее, а схватки — зрелищнее, то ставки станут выше, а гостей будет больше. А значит, расширится рынок будущих покупателей Млечного пути.
Герман был в двух шагах от цели: мелкие неудачи вроде вырвавшихся монстров на вокзале прошлой зимой или убийства старухи Рыковым легко решались взятками. Сегодня он собирался представить гостям Млечный путь: угостить их пробной порцией — и стать их новой звездой, их светом.
Сам Герман уже не проводил ни дня без Млечного пути. И мыслил всё масштабнее — и безумнее.
Ему мешали только надоедливые «спецы», лезущие не в своё дело. Они едва не раскололи Рыкова — благо Герман успел передать с продажным новичком и угрозу, и обещание покровительства.
Они зачем-то докопались до племянника Никиты — пришлось ехать в спецотдел и напоминать их начальству, что так дела не делаются.
Они нагло приехали к кафе, в котором люди Радковского набирали обслугу для самого важного дня.
И Герман велел другу подложить «особую штучку» под машину не пожелавших отступиться сотрудников. Чтобы избавиться от надоевшей проблемы или хотя бы отвлечь назойливых «спецов» на пару-тройку дней.
— Ты пытался нас убить, — подал голос Эд.
— Я… — задержанный пристально смотрел на свои руки, сложенные на столе, — мне жаль… но так было надо. Герман сказал, что так было надо… Ему же лучше знать. А теперь его нет…
Зыков поднял голову и посмотрел на «спецов» растерянным взглядом.
— Как теперь без него?..
11 января, 3 часа 40 минут
Из больницы позвонили под утро. Вика некоторое время слушала собеседника, повторяя «да, поняла», потом прижала телефон к груди.
— Егор! Что с ним? — не выдержал Эд.
Макс протянул руку и сжал Викино плечо.
Эд одинаково боялся и того, что она скажет, и того, что девушка продолжит молчать.
— Операция закончена. Егор жив, — выдохнула Вика.
Облегчение волной захлестнуло Эда, а губы почти против воли растянула улыбка.
Живой. Живой!
— Едем к нему! — обрадовался Максим. — Сейчас позвоню Азамату.
— Егор пока без сознания, — отозвалась Вика. — Мне сказали, что поговорить с ним можно будет часа через два-три, но лучше дать ему отдохнуть не менее суток.
— Да мне хоть посмотреть бы на нашего Егора — уже хорошо, — улыбнулся Макс.
Эд согласно кивнул, через минуту в кабинет влетел Аз, и через четверть часа два такси отвезли Б-пять в первую городскую больницу.
В палате Егора сидела женщина в наброшенном на плечи белом халате. Судя по её усталому лицу и поникшим плечам, сидела давно.
Услышав, что кто-то зашёл, она встрепенулась. Улыбка разом сделала её на несколько лет моложе, и Эд понял, что она совсем молодая, просто измученная.
— Здравствуйте, вы, наверное, группа Егора? Я Ирина, его… подруга. Пришлось, правда, представиться женой, а то не пускали.
Она снова улыбнулась, на этот раз чуть виновато. Аз и Макс тут же разговорились с Ириной. Вика пошла искать врача. Эд остался в палате, глядя на старшего. Выглядел тот неважно, но главное — живой.
Приходи в себя, возвращайся.
Ты нам очень нужен.
Мы все тебя ждём.
Врачи, с пристрастием допрошенные Викой, а потом и остальными членами группы, избегали точных прогнозов, отделываясь фразами о необходимости восстановления и стабильном состоянии.
Мы будем ждать столько, сколько нужно.
13 января
Антон Иваныч, невыспавшийся, в помятом пиджаке, выглядел так, будто ни разу не побывал дома со дня большой разборки.
Он оглядел подчинённых и вздохнул:
— Хорошо поработали, дорогие мои. Хорошо. Молодцы! С последствиями разберёмся, главное, что все живы, — Иваныч потёр глаза и снова вздохнул. — Но есть вопрос, который надо решить прямо сейчас, ребятки. Егор больше не будет вашим старшим. На оперативную работу он не вернётся.
У Эда сжалось сердце. Этого не может быть. Наверное, это какая-то ошибка! Врачи же сказали, что нужно время на восстановление, а значит, потом, когда это время пройдёт, Егор сможет вернуться.
Или не значит?
— Увы, ребятки, повреждения позвоночника там такие, что если он ходить сможет — это чудо. На восстановление уйдёт не меньше года, а то и полтора-два. Но и тогда оперативником Егор быть всё равно не сможет. А на кабинетную работу Брянцев не согласится, вы его знаете.
Б-пять переглянулись. В глазах каждого стоял один и тот же вопрос: «Как это, Егор не вернётся?»
Эд в недавнем вынужденном отпуске чуть не рехнулся без вызовов и заданий. Но его грела мысль о том, что рано или поздно — через месяц-другой — он снова вернётся в строй.
А Егор, который живёт работой, никогда не сможет снова стать «спецом». Из-за какого-то подонка, решившего разнообразить свою «серую», скучную жизнь.
Если бы Эд мог, он бы убил Радковского снова.
Правда, Егору это не помогло бы.
Эд оглядел коллег: кого бы ни назначили, он будет подчиняться. Сильные стороны есть и у Вики, и у Максима, и у Аза. Никто из них не Егор, но любой из них сможет командовать группой. И любой из них однозначно лучше, чем старший со стороны.
— Азамат, — обратился к спецу по редким существам начальник, — формально ты заменял Егора, к тому же работаешь в отделе дольше остальных…
Аз вскинул руки, будто отталкивая ещё неозвученное предложение, и сказал:
— Ну какой из меня старший, а? Мало того, что я им быть не умею, так ведь меня же ещё постоянно то в лабораторию зовут, то другие группы на консультацию, то в областной отдел. Что за старший такой, который на месте через раз бывает? И вообще, вы ж меня знаете, Антон Иваныч: я не гожусь.
Иваныч кивнул. Кажется, ничего другого он и не ожидал, но спросить был обязан.
Он перевёл взгляд на следующего кандидата:
— Вика, женщин-старших у нас мало, и ты бы стала одной из лучших.
Но Вика покачала головой:
— Антон Иваныч, я не готова. В экстремальной ситуации я проявила себя с нелучшей стороны. А старший должен максимально эффективно действовать в условиях форс-мажора.
— Ты слишком строга к себе, — заметил Иваныч.
Эд был полностью согласен с начальником.
Но Вика придерживалась иной точки зрения:
— Однажды я стану старшей. Обязательно. Но не сейчас.
Антон Иваныч повернул голову к Максу и открыл было рот, но Кошкин заговорил первым:
— А давайте старшим будет Эд. Я знаю, что он работает в отделе меньше меня, но будем объективны: он годится на роль старшего больше, чем я или Аз.
Азамат с энтузиазмом закивал. Вика, как ни странно, тоже не возражала.
— Я согласна с коллегой. У Эда огромный потенциал, который он непременно раскроет. К тому же в спецотделе сейчас кадровый голод — хороших сотрудников не хватает, значит, разумнее использовать тех, что есть, а не дробить другие группы.
— Я посмотрю, что можно сделать, — степенно ответил Иваныч, пристально оглядев всех присутствующих и особенно — Эда. — Идите.
14 января
Егора уже перевели в общее отделение. Ира и её сын, Тёма, кажется, поселились в палате. Вот и сейчас они сидели у койки Егора и рассказывали о собаках. Эд сначала подумал, что Тиль и Барон — их общие знакомые, но вспомнил, как Егор рассказывал о псах, оставшихся в доме его старшего, Павла.
Эд поздоровался и неловко замолчал.
Ира глянула на Егора и сказала:
— Тём, а давай-ка чай попить сходим, а? Эд, вы присмотрите тут пока за всем, ладно?
Он молча кивнул.
Когда гражданские вышли, Эд спросил:
— Ты как?
Егор усмехнулся:
— Могло быть хуже.
— Я рад, что ты живой.
Старший — Эд решил, что будет называть Егора именно так — выглядел иначе, чем до инцидента. Взрослее, спокойнее и при том строже, собраннее.
Оттого, что ему придётся заново учиться ходить? Оттого, что он едва не умер? Оттого, что он никогда не станет тем, кем должен быть?
— Я тоже, — кивнул Егор. — Хотя сначала, конечно, думал, что лучше б сдох.
— А потом?
— Потом передумал, — коротко усмехнулся старший.
Кажется, Егор не хочет говорить о том, что пережил, когда узнал, что может остаться прикованным к постели. Неудивительно. Надо быть идиотом, чтобы этого не понять и спросить «А потом?»
Эд тяжело вздохнул, убеждая себя в том, что от его упрёков в собственный адрес никому не станет легче и проще жить.
Затем вздохнул и спросил:
— Ты слышал о… группе?
— О том, что ты станешь старшим? Да, слышал.
— Ты не возражаешь? — меньше всего Эд хотел, чтобы Егор решил, будто он вознамерился сделать карьеру, пользуясь ситуацией.
— А почему я должен возражать? — приподнял бровь старший. — Уверен, ты постараешься как следует. А если нет, то имей в виду: я не намерен тут вечно валяться.
Он вдруг улыбнулся и добавил:
— Эд, ты справишься. Будет сложно, муторно и местами невыносимо. Но ты справишься. Вы все справитесь. Надо же, П-четыре! — вдруг рассмеялся Егор. — Я, кстати, не рассказывал, как Женька однажды…
Через полчаса Эд вышел на улицу и посмотрел в голубое январское небо.
— Справляться… Справляться каждый день со всем, что подкидывает жизнь, — он кивнул сам себе. — То, что надо. В самый раз.