У дверей стояли два охранника, представившиеся как Донни и Этан. Донни был высок и совершенно лыс, с глазами цвета оранжевого пламени. Тиграм красного клана сложно выдавать себя за людей именно из-за глаз. Эти тигровые глаза выглядят именно как тигриные, а не как человеческие непривычного цвета. На публике красные тигры носят темные очки или цветные контактные линзы. Самое забавное, что хотя все кланы презирали выживших после нападения, эти выжившие в человеческом виде больше походили на людей, чем «чистокровные». Это даже можно было считать признаком чистокровности — тигриные глаза и волосы того же цвета, что и шерсть звериной формы, даже в младенчестве.
Для таких темных глаз обычно нужны были карие линзы для маскировки цвета, но охранник, стоящий рядом с Донни, смотрел серыми глазами — серыми, как мех домашнего котенка. Волосы у него были светлые, настолько светлые, что казались почти белыми, и в них будто была неравномерно добавлена серая подсветка, хотя назвать серый цвет подсветкой — как-то неправильно. И одна прядь — сочного темно-красного цвета, от лба до затылка. Волосы короткие, но достаточно волнистые, чтобы приходилось их сверху причесывать, и вид у него был такой, будто он со своей короткой стрижкой и отличной покраской собрался в ночной клуб. До шести футов Донни он недотягивал, и шириной плеч тоже не поражал. Рядом с Донни он казался хрупким, но наплечная кобура с глоком и запасной обоймой была у него. Игра мышц предплечий выдавала работу с тяжестями и еще какой-то спорт дополнительно. Судя по его осанке, что-то боевое.
Эдуард тронул меня за руку, и я опомнилась. Оказывается, я уставилась на Этана. В общем, надо мне как можно скорее увидеть Алекса. Вампир, имеющий зверя своего зова, часто засматривается на животных этого типа. Жан-Клоду приносит спокойствие поглаживание волков, потому что волк — зверь его зова. Я поняла, что вдали от дома мне не только секса не хватает, мне еще нужны прикосновения и общение с оборотнями, к которым меня тянет. Вроде тигров. А то, что мне Этан казался симпатичнее, чем Донни, шло вразрез с обычным подходом доминантных тигриц к подбору пары. Им обычно нравились самцы с тигриными глазами, но в этом Этане было что-то такое… интересное. Или просто я оголодала.
Я сделала глубокий вдох, но он не помог, потому что от них обоих пахло тигром. Однако от Донни просто пахло красным тигром, а от Этана — чем-то еще. Я подвинулась в ответ на запах, стала нюхать воздух рядом с ним, очистить нос от более теплого и близкого запаха Донни.
— Анита! — окликнул меня Эдуард резким голосом. — Тебе нужно найти мистера Пинна.
Я кивнула и заставила себя отступить от Этана.
— Ты прав, абсолютно прав, — ответила я, не глядя ни на одного из тигров. — Отведите меня к Алексу.
— Мы не можем вас привести к нашей королеве столь сильно вооруженными.
Эти слова заставили меня глянуть, что же у нас с собой. Так как ни один из нас сейчас не имел на руках действующего ордера, самые опасные игрушки были скрыты под ветровками федеральных маршалов. Со мной были только усиленный браунинг, смит-вессон «МП9с», запасные обоймы, два наручных ножа в ножнах и большой нож вдоль спины. Наплечная кобура была специально сделана так, что наспинные ножны цеплялись к ней, и рукоять скрывалась под волосами, когда я в жакете или в куртке. Если бы при мне не было большого ножа, то браунинг был бы на пояснице, где сейчас смит-вессон. У Эдуарда тоже было два пистолета и несколько клинков.
— Автоматического оружия у нас с собой нет, мы налегке, — сказала я.
Донни уставился на меня, но моргнул первым. И нахмурился.
— Вы говорите честно.
— Стараюсь.
— Но мое утверждение остается в силе. Предстать перед королевой Чо Чун вооруженными вам нельзя.
— И отлично, — согласилась я, — мне она в любом случае не нужна. Мне нужен только Алекс.
— Принц Ли Да, — поправил меня Донни.
— Хорошо, мне нужен только Ли Да.
— Принц Ли Да, — повторил Донни.
— Нет. — Я мотнула головой. — Нет. Я — повелительница тигров, и мне он не принц. Алекс или Ли Да, но мне он никакой не принц.
— Это высокомерие.
— Нет, это всего лишь правда. Строго говоря, я не обязана здесь стоять и с вами препираться, с тобой или вот с Этаном. Я могу просто сослаться на закон и потребовать: «Приведите его ко мне».
— Королева Чо Чун с меня шкуру спустит, если вам сойдет с рук такое презрительное оскорбление.
Я посмотрела на Этана — проверить, не преувеличивает ли Донни, — и что-то в этих спокойных серых глазах котенка мне сказало, что Донни говорит чистую правду. Интересно. В Вегасе у белых тигров порядки другие.
Я повернулась снова к Донни:
— Она распорядится тебя пороть просто за исполнение моего приказа?
— Она — королева. Все мы ходим в ее воле.
Я покачала головой, снова уставилась на Этана. Меня как-то заворожила форма его рта. Верхняя губа такая рельефная, что почти ямочка образовалась над губами, а не под ними.
— Анита! — окликнул меня Эдуард, становясь между мной и Этаном. — Тебе нужно питание.
— Ты абсолютно прав, — кивнула я и повернулась к Донни: — Либо Алекс сейчас же придет ко мне, либо я сделаю то, что обещала по телефону: призову его к себе. Вы сейчас прямо рядом со мной, и можешь мне поверить: для вампирских сил это очень существенно. Ты мне не настолько нравишься, Донни: ничего личного, просто Этан нравится больше. Моя тигрица ему симпатизирует. Если я призову Алекса, есть отличный шанс, что он здесь появится, когда я уже напитаюсь от Этана, а может быть, и от тебя тоже. Ваша королева на самом деле этого хочет, или она просто хочет, чтобы ты меня поставил на место?
— Не мне говорить от имени королевы. Она знает свои намерения, я ее намерений не знаю.
— Считаю до десяти, а потом начинаю призывать Алекса. Но я не лгу относительно возможного воздействия этого призыва на вас с Этаном.
— Этан? — спросил Донни.
— От нее пахнет правдой.
Мне из-за Эдуарда было видно только плечо Этана. Я подавила порыв сдвинуться, чтобы увидеть больше. Нехорошо, когда меня завораживает незнакомец. Господи, да неужто же мне в моей жизни любовников мало?
Донни не мог определить по запаху, говорю ли я правду. Значит, не очень он сильный оборотень. Еще это значило, что он, когда сказал, что я об оружии говорю правду, угадывал. Но сейчас, когда дело было серьезное, он засунул гордость в карман и предоставил отвечать на вопрос более сильному тигру. Интересный момент.
— Я пойду спрошу нашу королеву, каких действий она от меня хочет.
— Нельзя просто позвонить? — спросила я.
— Некоторые вопросы полагается задавать лично.
Он слегка поклонился в мою сторону. Интересно, заметил ли это сам. Потом пошел по коридору.
— А Этана ты здесь бросишь? — спросила я вслед.
— Он охранник, будет выполнять свои обязанности.
— Ты знаешь, что если ты не вернешься вовремя, он будет мне пищей. И ты его все равно бросаешь?
— Он хороший охранник, но он не чистокровный.
— Какое отношение имеет к чему бы то ни было то, что у него наследственность от нескольких линий тигров?
— Он хочет сказать, что я не стою защиты, — пояснил Этан.
Эдуард повернулся так, чтобы мы оба видели оставшегося охранника.
— Защиты от чего? — спросила я.
Этан пожал плечами:
— Да от чего угодно, пожалуй, но сейчас — от тебя. Ты похитила лояльность некоторых из немногих оставшихся красных тигров, когда они навещали тебя в Сент-Луисе, — и вот почему к тебе сейчас охранником приставлен я: если ты меня заворожишь, это не будет потерей для клана. Не будет стоить им чистокровных красных младенцев.
Он это сказал лишь с легким оттенком горечи.
— Это бездушно, — сказала я.
— Это практично, — ответил он.
Я посмотрела на Донни, который остановился, глядя на нас.
— Так ты его оставляешь сторожить нас или быть жертвенным агнцем, а как оно обернется, тебе, в общем, плевать.
Донни посмотрел на меня, потом на Этана, даже на Эдуарда.
— Я пойду доложу королеве Чо Чан о ваших требованиях.
Он снова покосился на меня, потом на Этана, и я поняла, что он нервничает. Очевидно, заявление, что он оставляет Этана мне в пищу, его задело. Многие готовы делать страшные вещи, если можно не формулировать точно, что именно делаешь. Но когда истина прозрачна, врать себе труднее.
Не говоря ни слова больше, он повернулся и пошел прочь, и через несколько ярдов его темная одежда слилась с темнотой коридора. Надо бы им здесь освещение улучшить.
Нас оставили стоять в полутемной прихожей в каком-то оглушительном молчании. И во мне шевельнулась красная тигрица, как язычок огня, пробудившийся к жизни в холодном дереве. Я закрыла глаза и сделала глубокий вдох, но это была ошибка, потому что я непроизвольно двинулась ближе к Этану, а от него пахло не только красным тигром. Из тени, из темноты, где живут во мне звери, вышла белая тигрица. Я знала, что темноты во мне нет, нет высоких древних деревьев, — этот ландшафт создал мой разум как метафору для обитания во мне зверей.
Я стояла перед Этаном и глядела в спокойные серые глаза.
— Анита, отойди назад.
Эдуард положил руку мне на плечо.
— Сейчас меня не трогай, Эдуард, — сказала я.
Он не стал спорить, просто убрал руку. Жар от нее стал дальше, когда он отступил.
— Просыпается ardeur? — спросил он.
— Пытается, но не только…
Я подступила к Этану вплотную. Хороший охранник отступил бы назад, но он не стал. Я очень старалась к нему не прикасаться, но мое лицо было прямо над его рукой, над кожей, и я вдыхала его запах, глубоко вдыхала.
Потом появился новый аромат, и синяя тигрица во мне воспрянула и забегала рядом с другими.
— Я думала, у нас единственный живущий самец синего тигра, но вот откуда серые кудри и глаза. Примесь белого тигра тебя осветлила, но ты синий.
— Моя бабушка была синяя, но у вас — единственный чистокровный. Я слишком смешанный, у меня нет цвета.
— Ты не только красный, или синий, или даже белый, ты…
Я не стала говорить вслух, потому что «Арлекин» пытается истребить всех золотых тигров, и пока что не преуспел, но вот передо мной тигр, в котором есть капля этой густой золотой силы.
— Я — кто? — спросил он.
Я по его взгляду поняла почти наверняка, что он сам не знает об этой своей капле драгоценной крови. Интересно.
— Сколько у тебя форм? — спросила я шепотом, почти касаясь его кожи губами.
— Три, — ответил он, и голос его стал глубже. То ли просыпается тигр, то ли мужская реакция.
«Не четыре?» — хотелось мне спросить, но я не стала. У тигров-оборотней приняты перекрестные браки ради генетического разнообразия, и большинство из них похожи на кого-то одного из предков.
Дома у меня есть Домино, перекидывающийся черным и белым, но обычные его волосы и черные, и белые, выдающие смесь. Если в человеческой форме заметна только одна линия, то она и есть та, в которую он может превращаться. Никогда еще не видала тигра, который владел бы тремя цветами, не говоря уже о четырех, но в Этане ощущался манящий запах золотой силы. И золотая тигрица во мне тихо и нежно мурлыкнула. Я попыталась мыслить разумно, но разума в себе не ощущала. На коже чувствовалась тяжесть голода, нижнюю часть тела сводило. От этой реакции я пошатнулась, Этан протянул руку, подхватил меня — инстинктивно. Кто-то падает — пытаешься удержать. Я ощутила сквозь ткань его руку как тяжесть и жар, будто всю эту силу сдерживало только его человеческое тело.
— Эдуард, выйди, — сказала я сдавленным голосом.
— Что?
— Вернись туда, посмотри, как там идет охота, но здесь тебе нельзя.
— Ты теряешь самообладание.
— Да, похоже.
— Анита…
— Эдуард, уйди, прошу тебя, просто уйди.
Я беспокоилась о нем, своем друге, но не могла оторвать взгляда от стоящего передо мной мужчины. Смотрела в эти серые глаза и знала теперь, что это цвет его тигра. Так близко я теперь видела различие между человеческими глазами и этими тигриными. Руки его обвили меня, притянули ближе, а мои уже обнимали его за талию.
— Ты меня хочешь?
Его голос звучал удивленно.
— Да, — ответила я, и четыре тигрицы забегали во мне в длинном темном коридоре.
Я зарылась лицом в его футболку, в грудь. От него пахло жарким красным пламенем, воздухом после грозы, чистым и свежим, и под всем этим — аромат леденца. Сладкой ватой пахло, сахаристой, мягкой, которая вот сейчас на языке растает. Я давно выяснила, что золотой тигр пахнет сладко, и под запахом сладкой ваты слышалась иная сладость. Клевер, белый клевер в летний день — так пахло от синего тигра. Синрик, оставшийся дома, пахнет как целый сад в середине лета, и синие тигры пахнут чем-то зеленым и цветущим. Все четыре моих тигрицы смотрели на меня, приоткрыв пасть, впивая запах его кожи, вдыхая так глубоко, как только могли. Они замурлыкали хором низкими голосами, рокотом сотрясшими все мое тело, будто кости стали камертоном, задающим начало низкой басовой песне. От резонанса подкосились ноги, Этан подхватил меня, и наши тела сблизились, поглотив последний дюйм просвета между ними. Он был уже готов и рвался в дело, от ощущения я тихо застонала.
— Да, я тебя хочу.
И взмыл во мне волной ardeur, а тогда я поняла одну вещь, которой не понимала раньше. У меня была та же сила, которой обладал и прежний мастер тигров, но ardeur превратил эту силу в нечто иное, более теплое, доброе, живое. И эта живость поднялась из меня приливом и залила его, и он вскрикнул без слов, закрывая глаза и выгибая спину, и руки сжались вокруг меня крепче — просто чтобы не упасть.
— Какая мощь! — прошептал он.
Я еще успела задать себе вопрос, то ли это просто утоляется ardeur, то ли я случайно привяжу к себе метафизически этого тигра. Мне сейчас не нужен новый мужчина — на постоянной основе так уж точно. И Этан ничего плохого не сделал, чтобы его навеки к себе привязывать, тем более случайно. Отбирать его свободную волю я не хочу. Не хочу тащить его в капкан. Или себя.
Мне удалось забраться на водительское место в собственном разуме. Этан на меня уставился:
— Что не так? Сила спадает.
— Что-то не так в этой кормежке ardeur'a, Этан. Что-то по-другому.
— Что же?
— Есть шанс, что это не только ardeur. Что я привяжу тебя как тигра своего зова.
— Как Алекса? — спросил он.
Я кивнула, глядя внимательно ему в лицо. Он был красив по-мужски: широкие скулы, но черты лица тонкие. И ямочка на подбородке.
— У Алекса есть своя жизнь, есть любимое дело. Ты ему ничем не повредила.
— Я не всегда знаю, насколько глубокой получится привязка, Этан. Ты это понимаешь? Я не могу предсказать, как обернется дело.
Он заморгал, пытаясь прочистить мозги от витающих в воздухе феромонов. Проглотив слюну, он спросил:
— Ты мне даешь возможность дать задний ход?
— Да.
— Что может случиться со мной самое худшее?
— Можешь стать невестой — как невесты Дракулы. Лишиться собственной воли. — Я ослабила объятия, попыталась дать ему некоторую физическую свободу подумать. Руки Этана у меня за спиной сжались сильнее. — Такого ты для себя не хочешь.
— Красный клан скрещивается с другими кланами. Если ребенок похож на представителей другого клана, туда его и посылают на воспитание, иначе он остается с нами. Но если ребенок ни на какой клан не похож, то остается с матерью — не потому, что она этого хочет, а потому что клан отца не хочет его взять.
Продолжая обнимать его одной рукой за пояс, я другой погладила его по волосам, по белым и серым, по темно-красной пряди, чуть за нее дернув. И я улыбнулась ему, а он мне в ответ.
— Ты красив, и не верь, если кто говорит иначе.
Он улыбнулся шире:
— Самки клана не хотят быть со мной, чтобы не породить нечистокровное дитя. Я себе даже вазэктомию делал три года назад, и от меня никто не забеременеет. Надеялся, что после этого тигрицы клана не будут считать меня опасным, но они все равно видят во мне нечто скверное — будто мое прикосновение сделает их менее чистокровными.
— Мне жаль, что они такие дуры, Этан.
Он улыбнулся — несколько грустно:
— Мне тоже.
Наш Домино — тигр наполовину черный, наполовину белый. Он служил охранником в белом клане, но был так же одинок, как Этан, но там хотя бы белый клан нашел его в семейном приюте и усыновил. О его рождении они не договаривались и обращались с ним плохо. А здесь даже хуже в чем-то.
Я улыбнулась:
— Поскольку я ни от кого беременеть не собираюсь, для меня это плюс. Ликантропия защищает тебя от всех других болезней, и так как я тоже на таблетках, о большей безопасности и мечтать трудно.
— Защищает нас, — поправил он меня.
— Что?
— Ты же оборотень-универсал? Ты только не перекидываешься, так что ликантропия защищает тебя от любой другой болезни, кроме ликантропии.
Я нахмурилась, потому что никогда еще в таких терминах об этом не думала.
— Не знаю. Поскольку у меня ликантропии несколько штаммов, не уверена на сто процентов, что не могу заразиться другой болезнью.
Он кивнул:
— Верно, так что тебе приходится думать о защите.
— Если я с людьми, — ответила я.
— А ты вообще бываешь с людьми?
— Нет. Но уверена, что тебе с человеческими женщинами отлично.
Он улыбнулся, почти застенчиво.
— Я пытался встречаться с ними. Но я не могу им сказать, кто я, а вечно это скрывать невозможно.
— Да, — согласилась я. — Невозможно.
— Это как отрицать собственную суть. Чуть ли не более одиноко получается, чем вообще никого в объятиях не держать.
Я кивнула:
— Был у меня бойфренд, жених, который мечтал поселиться со мной за белым штакетником. А это совсем не в моем стиле.
Он широко улыбнулся:
— Я чувствую, что ты меня хочешь. — Этан нагнулся надо мной, обнюхивая щеку. — И ощущаю запах красного, и белого, и синего, и еще… и еще что-то, в первый раз чую. Сладко пахнет, и… отчего мне золото мерещится? Золотой тигр.
— Потому что в тебе есть капля золотой крови.
— Этого не может быть.
— Я чувствую запах на твоей коже.
Он втянул в себя воздух:
— Боже, какой от тебя родной запах.
— Мне говорили, что золотые тигры не ищут родного дома.
Он покачал головой:
— Значит, они его уже нашли, потому что каждый ищет в других родной дом или родную душу.
Он шептал это, повернувшись ко мне, губами касаясь щеки, почти в поцелуе, но не совсем. И дыхание его грело кожу.
Пульс бился у меня в горле, тело покалывало от его близости.
— Ты понимаешь, что с тобой может случиться?
Я пыталась говорить рассудительным голосом, но получался хриплый шепот.
— Думаю, что да.
— Мы только должны подождать, пока придет Алекс, и тогда можно об этом подумать. У тебя есть время, если хочешь подумать.
Он коснулся ладонью моей щеки, пальцы запустил мне в волосы. Поцеловал меня в другую щеку, едва ощутимо.
— Я не хочу думать.
Я закрыла глаза, чувствуя, как он трется щекой о мою щеку, словно кот, оставляющий пахучую метку, рука вцепилась в волосы сильнее, я слегка застонала в ответ.
— А чего ты хочешь?
— Ощутить родной дом, — ответил он тем же шепотом.
Я отодвинулась заглянуть ему в глаза. Они уже затуманились, губы раскрылись, и нижняя стала влажной, когда он ее облизнул. Ardeur рвался наружу, тигрицы царапались изнутри, я повисла на его руках, он подхватил меня, лицо озабоченное.
— Что с тобой?
Я помотала головой. Пока ничего, но будет не очень, если я еще буду сопротивляться. Я подумала про Алекса — и почувствовала его, он скоро придет, но я ощущала его злость на мать, она его задержала. Он слишком далеко, я не выдержу. Ощущая запах кожи Этана, я не могла не сознаться себе: не хочу выдерживать. Да, это ardeur, да, это из меня рвется тигриное, но главное — его одиночество. Я годами была одинока, я знала, что это значит — когда ты иная, и за это тебя никто не любит.
— Тебе нехорошо? — снова спросил он, держа меня теперь за руки чуть ниже плеч, будто боялся, что я упаду.
— Сейчас будет хорошо, — ответила я.
— Что мне сделать?
Я умерила ardeur, придавила тигриц, хотя и знала, что это ненадолго.
— Ты должен понять, что я не смогу удержать весь процесс под контролем. Я не знаю, в какой степени ты утратишь свободу воли, когда мы это сделаем. Ты это должен очень хорошо понимать, Этан.
Серьезные серые глаза смотрели на меня внимательно.
— Я понимаю.
— Правда?
— Нет, но за это выражение твоего лица несколько минут назад, за аромат твоей кожи, за это чувство неодиночества… не оставляй меня одного.
Я подумала об Алексе, подумала слишком поздно: «Не приближайся» — и прекратила сопротивляться. Прекратила преодолевать ardeur, отбиваться от тигриц и сражаться с собой. Я отдала себя моменту — и мужчине, который держал меня в руках.