Список на ликвидацию

Глава 31

Сократ остался с Лайлой — объяснить ей и ее родственникам, что для нее будет значить быть вервольфом. Я поехала, чтобы привезти ей чистую одежду из мотеля. Ники шел за мной, отставая на шаг, и мы уже подходили к выходу из больницы, когда меня кто-то окликнул:

— Анита!

Я знала этот голос.

— Черт побери, — сказала я и обернулась к Олафу.

Он решительно направлялся ко мне, а за ним — вприпрыжку Бернардо. Мало за кем шестифутовому Бернардо пришлось бы поспевать вприпрыжку. Сестры открыто таращились на Бернардо, наслаждаясь зрелищем. А на Олафа только косились украдкой, будто с испугом. Среди этих взглядов были тревожные — очень уж он здоровенный, но были и такие, какие кидает женщина на привлекательного мужчину, хотя не такие откровенные, как на Бернардо. Может быть, сами того не осознавая, они что-то такое в Олафе чуяли. Знай они, какие у него сексуальные предпочтения, — рванули бы отсюда подальше, но Олаф, как и большинство серийных убийц, не казался с виду чудовищем. Излучаемую им хищную энергию он приглушил, направляясь к нам. А на правой руке у него сверкал ярко-синий гипс.

Блин!..

Ники и Лисандро встали от меня по обе стороны, чуть впереди. Это давало нам пространство для маневра, а их выводило на передний край на случай драки. Их работа — меня охранять, но одно дело — прятаться за спиной Эдуарда, а другое — за спинами мужчин вообще. Это могло в глазах Олафа безнадежно поместить меня в раздел девчонок, то есть потенциальных жертв.

И я сделала то, что должна была сделать: вышла вперед. Ники не стал спорить, просто шагнул назад и уступил мне лидерство. Домино заколебался, но когда Ники отступил, мы с ним оказались на одной линии, что вполне годится. Ни за чью спину я не пряталась.

Но Лисандро увидел, как я поступила, и шагнул вперед. И он, и Ники вполне были в себе уверены, им не надо было никому доказывать, что они — настоящие мужчины. Это мне в них обоих нравилось.

А вот в крупном мужике, стоящем перед нами, я сомневалась. Вполне было ожидаемо, что он тоже уверен в себе, но это оказалось не так. И дело не в том, что они оборотни, а он нет. Я стояла и смотрела на него, осознавая, что будь он моим другом, я бы задала ему кое-какие вопросы, но он им не был. Настоящему другу можно доверять, что он тебя не станет похищать, пытать и насиловать, а не станет ли Олаф — я точно не знала. И от мысли с ним дружить меня дрожь пробирала.

Бернардо догнал его и сказал, несколько торопясь:

— Тут в больнице есть еще кто-нибудь?

Он встал так, чтобы видеть нас обоих, но как-то так, чтобы не оказаться точно между нами.

— Мы приезжали к маршалу Карлтон, — ответила я, не сводя глаз с Олафа.

— Которая подхватила ликантропию? — уточнил Бернардо.

— Ага.

Олаф смотрел на меня глубоко посаженными глазами, будто двумя пещерами в лице, где в темной глубине мелькает далекий огонь.

— Как она переживает потерю значка? — спросил Бернардо, и это наводило на мысль, что вопрос ему небезразличен.

Каждый маршал противоестественного отдела жил с мыслью, что он может быть следующим. Когда охотишься на оборотней, это входит в профессиональный риск.

— Формально у нее пока не могут отобрать значок, — ответила я.

Бернардо нахмурился:

— Почти любой маршал отдал бы его сам, как только получил бы подозрительный анализ.

— Но он не был бы обязан.

Бернардо имел в виду другое, но вслух это произнес Олаф:

— Ты ее позвала с нами на охоту.

Голос его был ниже обычного, грудной рокот — словно из-за каких-то эмоций тембр изменился.

— Ага.

Я подавила желание передвинуть руку ближе к оружию. Он ничего не сделал, чтобы меня напугать. Просто стоял и смотрел. Для него этот взгляд был даже не враждебным, просто пристальным.

— Мне не нужна еще одна женщина на этой охоте. Помимо тебя.

— Не тебе выбирать, кто участвует. Ордера принадлежат мне и Эдуарду. Он уже позвал с собой Ньюмэна.

— Мальчику надо учиться, — ответил Олаф. — А девочка станет вервольфом, месяца не пройдет. Ее учить — зря время тратить.

Он был прав — по сути дела.

— Ей это необходимо, Отто. — Я успела вспомнить, что официально он — Отто Джеффрис. Маршал Отто Джеффрис.

— Она будет обузой, — сказал он, глядя мне в глаза, но именно в глаза.

Я не могла бы его обвинить, что он таращится на мою грудь или что-то в этом роде. Я в глаза умею смотреть, и обычно мне это нравится, но во взгляде Олафа что-то было, отчего сейчас казалось, будто у его глаз есть вес, который я держу — просто тем, что стою здесь. Если бы он был вампиром, я бы напустилась на него, считая, что он творит вампирские фокусы, о которых я не слыхала, — но нет, тут другое. Просто его личность. Тяжесть его личности — и нашей растущей общей биографии.

— Может быть. Все равно она с нами.

— Зачем? — спросил он, и я подумала, что вопрос искренний. Честная попытка понять, что я делаю и зачем, так что ответ тоже должен был быть честным.

— Потому что у нее рухнула самооценка, и она считает себя уже монстром. Отец не хочет даже взять ее за руку, как зачумленную.

Я мотнула головой, не пытаясь скрыть злости.

— Что тебе до нее? Она же чужая для тебя.

— Не уверена, что могу тебе объяснить.

— Когда-то я решил бы, что ты хочешь сказать, будто я слишком глуп и не пойму. Теперь я так не думаю.

— Нет, и так я никогда не думала.

— Тогда объясни мне, почему тебе не все равно.

— Потому что полагается помогать друг другу, Отто.

Я развела руками так широко, что даже плечами пожала — дескать, никакого лучшего объяснения не придумаю.

— Если человек ценен на нашей работе, то ты хочешь, чтобы он был здоров и мог тебя поддержать. Это просто здравый смысл. Но эта женщина-маршал бесполезна. Она психологически травмирована, а это замедляет реакцию. И она будет принимать неверные решения.

— Этого ты не знаешь, — возразила я.

Он улыбнулся самодовольно:

— Это я как раз знаю.

— Ты не знаешь Карлтон. И не знаешь, какова она сейчас будет в работе.

— Она женщина. Слабой она будет.

Вдруг оказалось, что мне совершенно не трудно смотреть ему в глаза. От злости многое становится легче сделать.

— Мне напомнить тебе очевидное?

— Если хочешь.

— Тебе не мужчина руку сломал.

Бернардо чуть вдвинулся между нами, заставив нас обоих посмотреть на него.

— Давайте с этим делом за дверь.

— Почему? — спросила я.

Он наклонился так, что его длинные прямые волосы соприкоснулись с моими. Пахнуло дорогим одеколоном — пряным и мускусным, но едва-едва, не слишком, только вблизи ощутимым. Не так, как бывает у мужчин, которые в нем купаются. Как бы ни был хорош одеколон, мужчина, выливающий его на себя в избытке, пахнет мерзко. Бернардо мерзко не пахнул.

— Потому что врачам мы рассказали совсем другое.

Ой!..

А вслух я сказала:

— Извини, конечно, Пойдем отсюда.

Мы вышли через большие двери во внешний мир. Меня остановила женщина в белом халате, с коротким хвостом каштановых волос. Почти сразу я узнала ее — она присутствовала, когда мне швы накладывали, среди интернов. Что ей нужно было от меня — я понятия не имела, но остановилась, если просят — для этого я достаточно женщина.

Мужчины остановились вместе со мной. Девушка-интерн несколько смутилась и жестом попросила меня отойти в сторонку. Я подумала, что она хочет мне задать вопрос по поводу моих способностей заживления ран, или даже попросит показать рану. Такое бывает у профессионалов-медиков: хотят видеть результаты своей работы.

Она была лишь чуть выше меня, пять футов пять дюймов примерно. Но когда она подалась ко мне, я посмотрела вниз и увидела каблуки как минимум в два дюйма.

— У маршала Форрестера жена и дети, а другие маршалы, которые с вами?

Я не стала объяснять, что официально они с Донной не женаты. Они живут вместе дольше, чем мы с Микой и Натэниелом и лишь на пару лет меньше, чем тянется наш роман с Жан-Клодом.

— Тот, что с волосами в хвост, женат и дети есть. — Я засомневалась, что говорить о Ники. Формально говоря, он вполне свободен спать с другими женщинами. Я не моногамна, и несправедливо было бы ограничивать его мной, но здесь он присутствует, чтобы утолять ardeur и прикрывать мне спину. Так что я сказала: — А блондин со мной.

— Повезло вам.

— Спасибо, — улыбнулась я машинально. — Насколько мне известно, ни маршал Конь-В-Яблоках, ни маршал Джеффрис сейчас не заняты.

И тут я поняла, что передо мной темноволосая женщина. Чуть менее темная, чем он предпочитает, но вполне близко к его профилю жертв, чтобы я об этом вспомнила. А тогда и он мог о том же подумать, черт побери.

— Пардон, виновата. У маршала Джеффриса — это тот, который повыше — сейчас роман. Недавно началось, все забываю.

— Насколько недавно?

Я улыбнулась:

— Поверьте мне… простите, забыла ваше имя?

— Рид. Пэйшенс Рид.

Я выгнула бровь, а Рид засмеялась — хорошим, легким смехом. И сразу стала казаться еще моложе.

— Я знаю, что для доктора ужасно называться пациентом.

Молодая и неискушенная. Значит, держать ее подальше от Олафа.

— Действительно забавное имя для врача. Ну, в общем, Олаф очень серьезно относится к этой новой женщине в его жизни, а вот Бернардо свободен и вполне готов к роману.

— Бернардо его зовут?

Она глянула мне за спину, и я, даже не оборачиваясь, знала, куда именно.

— Ага. Бернардо Конь-В-Яблоках.

— Он коренной американец?

— Ага.

Она поспешно отвернулась и чуть покраснела. Наверняка Бернардо подарил ей одну из своих неотразимых улыбок. Такую, от которой девушка на раздаче ему сообщила, когда у нее смена кончается.

— Он такой красивый, что даже страшно его приглашать, — сказала Пэйшенс Рид.

— Обязательно пригласи, — ответила я.

— Думаешь, он согласится пойти выпить кофе или чего-нибудь?

Я кивнула:

— Не знаю, сколько у кого-нибудь из нас будет времени на светскую жизнь, но дай ему свой телефон или какие-нибудь координаты. Вдруг у него выдастся окно — никогда же не знаешь.

— Да я как-то не могу вот так сразу.

И тут у нее глаза сузились. Я глянула назад — две сестры разговаривали с Бернардо. Он улыбался и отвечал.

— Я бы на твоем месте дала ему свой телефон, пока они не опередили.

Пэйшенс решительно зашагала к растущей группе, подошла и влилась в круг, оцепивший Бернардо. Нерешительность исчезла, девушка пробилась через окружение трех других. Лисандро одну обожательницу отразил, подняв руку и показав обручальное кольцо — то есть девушка становилась назойливой. Очень шустрая была — пяти минут не прошло с начала разговора.

Ники стоял у другой стены, мило беседуя с блондинкой достаточно хорошенькой, чтобы у меня всплыло слово «красивая». Ей несколько не хватало округлостей, но при росте почти в шесть футов это обычное дело, зато у нее были длинные-длинные ноги. И почти наверняка блондинистые локоны на фоне светло-синего халата были натуральные. И глаза тоже должны быть светло-голубые, под цвет халата.

Ники обернулся при моем приближении. Вот только что он улыбался и флиртовал с блондинкой, и вдруг все его внимание переключилось на меня. Но груб он не был, даже представил нас:

— Анита, это Мишель.

Я улыбнулась, изо всех сил стараясь быть дружелюбной. Глаза меня не разочаровали — поразительно большие и нежно-голубые, но взгляд их не был нежен. Только что ей принадлежало все его внимание, и вдруг будто солнце отвернулось и стало светить другому — это подошла я. Я знала, что Ники умеет быть очаровательным. Он мне когда-то говорил, что умение флиртовать облегчало ему работу под чужим именем, и даже информацию он умел добывать, соблазняя женщин. Ночные разговоры очень способствуют сбору разведданных. Дома он, как правило, с женщинами-оборотнями и вампиршами не флиртует. Это он объяснял тем, что дружеский секс у них бывает, но все они знают, что он мой, а он меня предпочитает им. Сурово, но сейчас я это сама увидела. Хотя я подумала сперва, что он всерьез заинтересовался блондинкой. Так это было или он только делал вид?

Он улыбнулся мне, и хотя мы друг друга даже не коснулись, даже за руки не взялись, но мы оказались вместе. Не знаю, как объяснить, но вот только что он подавал сигналы, что доступен, а потом ощутил мое присутствие — и снял себя с торгов. Блондинка глянула на меня, на него, и на миг у нее на лице отразилась мысль, что она не привыкла проигрывать другой женщине в борьбе за намеченного мужчину.

Я улыбнулась, не очень понимая, как реагировать. Старалась сохранить ситуацию дружелюбной, но она чувствовала себя в чем-то обманутой. Ники выдавал все признаки флирта и согласия как минимум на кофе, если не больше, и вдруг прекратил, будто повернул выключатель, явно показав свою преданность мне. Он может флиртовать, и даже более того, если представится такая возможность и я не против, но он мой. Бывали и другие женщины, с которыми он флиртовал, и я, быть может, слегка ревновала, когда он это делал, но на меня он среагировал немедленно и явно, хотя и тонко, показал, что на рынке его нет. Витринный экземпляр, а она хотела купить.

Натэниел, Жан-Клод, Ашер, Дев, Джейсон и Криспин — все флиртовали чаще и даже лучше, чем Ники, но все они, кроме Джейсона, поступали так же, как он. Джейсон был всего лишь близкий друг с некоторыми льготами, у него была постоянная девушка в другом штате, так что хорошо, что он так не реагировал, потому что он мне не принадлежит. Тот факт, что так не реагирует и Дамиан, стал одной из основ соглашения между ним, мною и его постоянной подругой, Кардиналом. Она меня из-за этого слегка недолюбливает, и я ее вполне понимаю.

И никак не могу винить эту блондинку Мишель, что тут же меня невзлюбила. Она с ним разговаривала несколько минут — слишком мало, чтобы почувствовать себя вправе, однако я такое видала у незнакомых женщин — у посетительниц по отношению к Жан-Клоду или Натэниелу, — но связывала это с тем, что оба чертовски красивы. Ники тоже красив мужественной красотой, соблазнителен, но либо я не вижу того, что видят другие, либо дело не в красоте, а в чем-то ином, чего я в упор не вижу. Пожав плечами, я не стала развивать эту мысль. Незнакомая женщина ревнует, что я нравлюсь Ники больше, — ее трудности.

И тут я заметила, что одного мужчины с нами нет. Где Олаф?