Список на ликвидацию

Глава 29

Мы шли по парковке, Эдуард справа от меня, Ники слева. Он коснулся пальцами моей руки, и я пожала их, и почти сразу Эдуард сказал:

— У нас гости.

Ники тут же оказался в шаге позади меня, как положено хорошему телохранителю. Даже не глядя, я знала, что Домино у меня за спиной; я ощущала его как жар. Остальных моих ребят я тоже держала в сознании, но как элементы обстановки или просто как мужчин, но не так, как этих двух: эти связаны со мной узами, которых с другими нет.

Возле нашей арендованной машины стоял маршал Ньюмэн. На лбу у него красовалась аккуратная повязка. Был он слегка бледноват на солнце, и потому немногочисленные веснушки выступили резче. Я их вчера не заметила — или это было позавчера? Не соображу. Короткие каштановые волосы Ньюмэна выглядели так, будто он их не дал себе труда причесать, уходя из больницы. Прислонившись к машине, он ждал нас. Подойдя поближе, Эдуард спросил:

— Как голова?

Снова жизнерадостный голос Теда — будто в его шкуре поселилась совершенно новая личность. Я вроде бы уже привыкла, но все равно жутковато.

— Нормально, — ответил Ньюмэн, вставая ровно. Мы не стали расспрашивать, но оба мы знали, что не нормально пока. Он мог действовать, мог работать, но голова наверняка болела дьявольски. Но так бы ответил на его месте любой из нас. Нормально.

— Вот с Карлтон хуже.

До меня дошло: последнее, что я слышала о Лайле Карлтон — она ждала результата анализов.

— Мне говорили, что она должна выкарабкаться.

— Физически с ней все в порядке, — кивнул Ньюмэн.

— Ага, — сообразила я и опустила глаза, собираясь с мыслями. — Так что: ликантропия — положительно?

— Ага, — ответил он.

— Какой вид? — спросила я.

Он глянул удивленно:

— А это важно?

— Важно, — кивнула я.

— И еще как, — сказал кто-то из окружавших меня ребят.

Ньюмэн оглядел их.

— Ребята, так вы все — ликантропы?

Ликантропы, — ответила я за них, и Ньюмэн снова посмотрел на меня.

— Я не спросил, что за ликантропия у нее будет. Не знал, что это важно.

— Это по многим причинам важно.

Вперед шагнул Сократ и спросил:

— Я слышал, что случилось с маршалом. Как она восприняла эту новость?

Ньюмэн глянул на него и только покачал головой.

— Так вот плохо? — спросил Сократ.

Ньюмэн смял шляпу, которую держал в руках.

— Думаю, если бы не ее родные, она бы ствол в рот сунула.

— Блин, — сказала я и обернулась к Эдуарду: — Так какой у нас будет план теперь, когда есть резерв?

— Вернемся к месту их последнего нападения и кого-нибудь из твоих друзей попросим пойти по следу.

— В смысле, использовать их, как я тогда вервольфов в Сент-Луисе против серийного убийцы? Тогда вышло отлично, и я надеялась, что этот способ станет стандартной практикой для полиции во всей стране. Это же было бы как иметь розыскную собаку, которая может общаться с тобой словами — но слишком глубоко въелось в полицейских предубеждение против оборотней. Привести оборотня на место преступления можно, но не в животной форме — а в человеческом облике у них обоняние немногим лучше, чем у обыкновенного человека.

Он кивнул:

— Красиво. Но шансов, что они окажутся достаточно близко для выслеживания, маловато. Времени прошло прилично.

— Маловато, но это какой-никакой, а все же план.

— Что ж, ничего лучше придумать не могу, — сказала я, потом подумала и добавила: — Ты возьми с собой нескольких ребят, и идите по следу. Если найдешь что-то стоящее, звони мне.

— А ты куда? Почему не с нами?

— Я хочу в больницу, Карлтон повидать. Надо ей объяснить, что жизнь не кончена.

Эдуард чуть отвел меня в сторону от Ньюмэна, чтобы поговорить с глазу на глаз.

— С каких это пор ты должна держать за ручку другого маршала?

— С тех самых, как Мика сделался главой «Мохнатой коалиции», и я поняла, как важно поговорить с другим оборотнем, когда узнаешь о себе страшную правду. Чтобы тебе сказали: «Вот посмотри: у меня то же самое, и ничего». Это помогает.

— Ты чувствуешь свою ответственность за то, что с ней случилось?

Я пожала плечами:

— Некоторую. Но я знаю, что полезно будет поговорить и с ней, и с некоторыми охранниками. Он пристально смотрел мне в лицо:

— Мне не хотелось бы разделять силы.

— Мне тоже, но со мной будут хорошие бойцы, и с тобой тоже. И проведаю Олафа. Я не хотела ему руку ломать.

— Я не подумал, что он будет тебя испытывать. Моя вина.

— Что его заставило так испытывать свою удачу? Это было серьезнее, чем в прошлый раз.

— Я думаю, слухи обо всех твоих мужчинах — и еще о том, что у тебя быстрота и сила оборотня.

— Комбинация мужской и рабочей ревности?

— Вроде того.

Я покачала головой.

— Дошло до него наконец, что в подружки серийного убийцы ему меня не заполучить?

— Не знаю.

Я только глаза закатила к небу.

— Ну, класс. Вот только этого нам сейчас не хватало.

— Олаф когда приехал, стал задавать вопросы насчет твоих новых мужчин. Особенно его интересовал Синрик.

— А почему Сии особенно?

— Сии? — переспросил Эдуард.

— Ему всего семнадцать, для такого пацана «Синрик» — слишком серьезно.

— Но почему Сии?

Я пожала плечами:

— Будь он другого типа мальчишкой, ходил бы бледный в черном и писал стихи о смерти. Мне тоже его ник не нравится. Но почему именно Синрик так заинтересовал Олафа?

— Думаю, что из-за возраста.

— Из-за его возраста или из-за разницы между ним и мной?

— Могу только гадать, как и ты. Он не говорит на эту тему, но задавал вопросы о Синрике. Хотел знать, верно ли, что ты взяла себе в любовники мальчишку.

— Он так и спросил?

Эдуард подумал секунду, затем кивнул.

— Он спросил: «Правда ли, что Анита взяла к себе жить мальчишку-подростка?» Я ответил, что да, и тогда он спросил: «Правда ли, что он ее любовник?» Я снова подтвердил.

— Он когда-нибудь спрашивал конкретно о ком-нибудь из моих любовников?

— Нет. Спрашивал, правда ли, что у тебя столько любовников, сколько приписывает тебе молва. На это я ответил, что с таким количеством мужиков никто не может трахаться.

— Ты ему не хотел говорить, со сколькими мужчинами я сплю?

— Ненависть Олафа к женщинам отчасти возникает из убеждения, что все они потаскухи и пытаются мужиками вертеть. Когда вы только познакомились, ты вообще ни с кем не спала, и это ему помогло не иметь на твою тему тараканов. Вот я и подумал, что лучше число любовников не уточнять.

С этим ходом мысли я не могла спорить, но…

— Ты думаешь, что в представлении Олафа я переступила некоторую черту? И теперь я ему уже не подруга и не возможная любовница, а обыкновенная шлюха, которую надо похитить, пытать, изнасиловать и зарезать?

Эдуард снял темные очки и потер глаза.

— Анита, я не знаю. Честно, не знаю.

— Черт, до чего же все это усложняет ситуацию!

— И еще ты ему руку сломала, и он будет теперь пытаться доказать, что ты не лучше его в профессии. Да практически любой мужчина попытался бы.

— Я не хотела ухудшать ситуацию, Эдуард.

— Знаю.

Он смотрел на меня светлыми усталыми голубыми глазами из-под ковбойской шляпы. Я все еще не привыкла, что «Тед» носит шляпу, а Эдуард — нет. Эдуард шляп не любит. Он солнечные очки закладывает так, что они прячутся под рубашкой, а не сверху. Там они меньше мешают стрелять.

— Так что мне с ним делать?

— Да вот не знаю я, Анита. Если он решил, что ты просто шлюха, то уже никогда, никогда тебе с ним не работать. И он может попытаться заняться тобой всерьез.

— То есть сделать меня своей жертвой.

— Да.

Мы посмотрели друг на друга.

— То есть мне не надо его навещать в больнице, когда я поеду говорить с Карлтон?

Он покачал головой, снял шляпу, провел рукой по волосам. Снова надел шляпу и сдвинул на затылок, в то же удобное положение, с которого начал. Последние несколько лет он больше был Тедом, чем собой. Может, теперь Эдуард тоже полюбил шляпы?

— Мне вообще не нравится, что ты поедешь в больницу, когда там Олаф, Анита.

— Но ты же не пытаешься убедить меня не говорить с Карлтон?

Он снова покачал головой:

— Я слишком хорошо тебя знаю.

— И знаешь: я не могу допустить, чтобы страх перед Олафом встал между мной и моей работой.

— Утешать Карлтон не входит в твои рабочие обязанности, Анита.

— Нет, но я не хочу, чтобы Мика ехал сюда, пока тут «Арле…», блин, пока тут они. Он станет мишенью или заложником.

— Верно.

— Значит, приходится мне самой.

— Я знаю, что ты будешь осторожна.

— Как девственница в брачную ночь, — пообещала я.

Он улыбнулся, но как-то невесело. Сунув руку назад, он достал темные очки из-за ворота, надел их, чтобы я не видела, какие у него недовольные глаза.

— Я не хочу убивать Олафа до того, как он нам поможет поймать этих гадов. — Очень было в его манере — сказать, что не хочет убивать Олафа до того, а не вообще не хочет убивать. Не хочет убивать, пока тот полезен. — Ладно, езжай сострадать своей Карлтон. Я попытаюсь послать с тобой Ньюмэна, а ты попытаешься их обоих оставить в больнице.

— Он не был бесполезен в лесу, Эдуард.

— Нет, но он новичок, только что с курсов. Это значит, он не привык к нашей свободе в обращении с правилами.

— Никто не обращается с правилами так свободно, как мы.

— Неправда. Маршалы прежних времен — сплошь и рядом.

Я подумала и согласилась:

— Совершенно верно.

— Вот если включить Бернардо и Олафа, тогда никто так не насилует правила, как мы.

— Включу, — улыбнулась я.

И он тоже улыбнулся. Интересно, улыбнулись ли глаза за темными очками.

— Ладно, иди теряй время в больнице, а я буду выслеживать злых и страшных вампиров.

И он двинулся прочь.

— Эдуард! — окликнула я его.

— И ты прости, но пока я не буду знать намерений Олафа относительно тебя, я не хочу, чтобы ты была не рядом со мной.

Я дотронулась до его руки, отчего он посмотрел на меня.

— Ты и правда сильнее опасаешься того, что меня похитит Олаф, нежели… Те-Кого-Нельзя-Называть?

Он сделал, очень глубокий вдох, выдохнул медленно и старательно, потом кивнул.

— Они дадут Злобной Твари Мира завладеть моим телом, Эдуард. Это было бы хуже смерти.

— Но они не будут тебя пытать, а я знаю, что ты физически крепкая — это значит, что у нас будет шанс тебя вернуть. Если тебя заполучит Олаф, спасать будет некого и нечего. Ты понятия не имеешь, что он творит с жертвами.

— А ты имеешь?

Он кивнул. И побледнел под летним загаром.

— Ты видел?

Он снова кивнул:

— Мы закончили работу и отмечали. Пошли в один бордель, а я тогда не знал правила Олафа, что он после работы расслабляется.

— И что было?

— Какой-то клиент напился, вошел не в свой номер — и заорал. А потом вдруг замолчал. Мы все, кто еще не был пьян, бросились туда с оружием. Ты же знаешь, что означает такой резко прерванный вопль.

— Да.

— Тот, кто кричал, лежал на пороге мертвый. Женщина была привязана к кровати.

— Тоже мертвая.

— Нет.

Эдуард сказал это еле слышно.

Я посмотрела на него, широко раскрыв глаза.

— Мы сперва подумали, что мертвая, но ошиблись. Лучше бы она была мертва. Я бы его убил, но он стоял, направив на меня пистолет. На всех нас. И стал с нами торговаться.

— Как?

— Можем все умереть, можем все жить. Мы остались жить.

— Как ты вообще мог с ним после этого работать?

— Очень немного есть в нашей профессии людей моего класса. Он один из них, Анита. Кроме того, в договор вошло условие: когда он работает со мной, он не расслабляется потом.

— Так что ты заключил сделку с дьяволом, чтобы он больше не убивал женщин?

— Да.

— Бернардо тоже там был?

— Нет. Он лично работы Олафа не видел, иначе никогда бы не стал с ним опять работать.

— Его потрясти проще, чем тебя.

— Чем меня или тебя, — ответил Эдуард. Я оценила комплимент.

— Что ты мне советуешь? — спросила я.

— Если тебе покажется, что Олаф наметил тебя очередной жертвой — убей его. Не жди удобного выстрела, не жди, чтобы подозрения перешли в уверенность, не жди, чтобы не было свидетелей, — ничего не жди, просто убей его на месте. Обещай, Анита. — Он взял меня за руку, крепко сжал. — Обещай мне.

В темных очках я видела свое отражение.

И я ответила единственное, что могла:

— Обещаю.