Среди Йоркширских холмов

32

Зигфрид, развалившись у камина, был полон энтузиазма.

— Рад, что вы заехали, Джеймс. Всегда приятный гость. Днем у нас времени поболтать не остается, э?

Я заглянул к нему после вечернего вызова по соседству. Он вложил мне в руку рюмку и опустился в кресло, сияя радушием.

— Какие-нибудь затруднения?

— Нет-нет. Послеродовой парез у Джона Ланкастера. Когда я уезжал, корова уже поднялась.

— Чудесно, чудесно! Милый человек Джон.

— Да, очень симпатичный. Когда я хлопнул корову по крупу и она встала, он страшно обрадовался.

— Превосходно. Маленькие триумфы ветеринарной практики. У меня тоже выдался удачный день. И что может быть приятнее, чем в холодный вечер сесть у огонька и отдохнуть душой! Который час? — Он взглянул на каминную полку, где стояли часы. — Половина восьмого. До чего же приятно покончить с делами и провести часок-другой в тишине и покое.

— Вы правы, Зигфрид. Совершенно с вами согласен. До завтра вы свободны. — Я пригубил рюмку и с нежностью поглядел на моего партнера.

Он вытянул длинную ногу к камину и носком домашней туфли поправил полено на решетке.

— А вдобавок ко всему еще и телевизор. — Он указал на мерцающий экран телевизора по ту сторону камина. Звук был приглушен. — Нынче в моде снобизм наизнанку: люди называют его идиотским ящиком и приманкой для дураков, но мне многие программы доставляют истинное удовольствие. Не спорю, в холмах это новинка, но поверьте, когда сидишь тут и смотришь интересную программу, это очень взбадривает.

Он устроился в кресле поглубже и вытянул обе ноги к огню.

— Сегодня днем я заезжал к Дереку Маттоку. Они как раз закололи свинью и надарили мне всего — ребрышки, печень, кусок окорока. Очень щедрые люди.

— Ну это относится ко всем фермерам в холмах. Я постоянно получаю подарки: масло, яйца, овощи прямо с огорода.

— Совершенно верно! — Зигфрид кивнул. — Мы с Дереком долго разговаривали, и он упомянул одну вещь, которая касается вас. Недели две назад вы обещали провести обезроживание, но так и не позвонили. — Зигфрид поглядел на меня с легкой усмешкой.

— О черт! Действительно. Завтра же поеду к нему. Но вообще-то беда невелика.

Зигфрид вновь одарил меня улыбкой из глубин кресла.

— Да, мой милый, но вы же забыли, так?

— Не спорю. Но я все исправлю.

— Не сомневаюсь, Джеймс. — Он кивнул с серьезным видом и немного помолчал. — По странному совпадению выяснилось и еще кое-что в том же духе. Боб Харди пожаловался, что его стаду давно пора пройти туберкулинизацию. Вы сказали, что займетесь этим, но прошел уже месяц.

Я пожал плечами.

— Чтоб им! Действительно… Но просрочка на неделю-другую — пустяк. Займусь не откладывая.

Зигфрид в очередной раз одарил меня улыбкой и погрозил пальцем.

— Но вы же забыли, так?

— Ну ладно, ладно, я же сказал…

— Прошу прощения, Джеймс, минуточку! — Он поднял ладонь. — Вы постоянно что-то забываете. Крохотный недостаток во всех отношениях превосходного человека. Невозможно найти более добросовестного и способного ветеринара, чем вы, но забывчивость может бросить на вас тень. Вдруг люди решат, что вас их животные не заботят, что вам все равно…

— Погодите…

— Разрешите мне докончить, Джеймс. Для вашей же пользы. — Он сложил кончики пальцев. — Забывчивость — порок, с которым легко справиться, если знать, как взяться за дело. Подобных прискорбных случаев избегать очень просто: достаточно с самого начала запечатлеть в памяти то, о чем вам следует помнить.

— Господи! Это уж чересчур! А как насчет…

— Еще секунду, дорогой мой. Как я уже сказал, обещая что-нибудь, тут же сознательно запечатлейте это обещание у себя в памяти. Очень просто. Я сам постоянно применяю этот метод. Полная гарантия, что вы ничего не забудете.

Я не собирался молча снести упреки в забывчивости от самого забывчивого человека во всем Йоркшире, но тут зазвонил телефон.

Зигфрид протянул томную руку и взял трубку.

— А! Как вы себя чувствуете, Уилф, мой старый друг? — Глаза у него полузакрылись, и он совсем ушел в недра кресла.

— Я-то хорошо, мистер Фарнон, — рявкнул в трубке громовой бас. Звонил Уилф Брамли, председатель дискуссионного фермерского общества. Он принадлежал к старой гвардии и считал, что, говоря по телефону, голоса жалеть не следует, и я ясно слышал каждое его слово. — А вы-то как?

— Превосходно, Уилф, превосходно, — прожурчал Зигфрид, держа трубку на почтительном расстоянии от уха.

— Вот и хорошо. А то мы уж подумали, не случилось ли с вами чего!

— Случилось?.. Но почему?

— Так зал же полон, люди в дверях стоят, и мы вас уже полчаса ждем. Вот и подумали, вдруг что-нибудь приключилось, когда вы возвращались с вызова.

Зигфрид внезапно выпрямился, и у него отвисла челюсть.

— Зал?..

— Ну да. Человек двести собралось, не меньше. В том году все вас прямо заслушались. Я так и знал, что народу явится пропасть. Вот сидим и ждем вас. Без докладчика-то начать никак нельзя, сами понимаете. Хе-хе-хе!

На Зигфрида больно было смотреть. За эти секунды он словно состарился на десять лет.

— Страшно сожалею, Уилф! Я…

— Да нет, мистер Фарнон, извиняться вам ни к чему. Такому-то занятому человеку! Вас ведь на части рвут. Одна нога здесь, другая там. Как тут не опоздать иной раз? — Голос Уилфа загремел еще громче. — Мы же знаем, вы ведь не перед телевизором рассиживаетесь, хе-хе-хе!

У Зигфрида выпучились глаза.

— Да, Уилф, да, конечно… разумеется. Ха-ха-ха! Какой там телевизор! Ха-ха-ха! — Смех с трудом вырывался из перекошенного рта. — Я уже совсем собрался. Буду через несколько минут.

Мой партнер швырнул трубку на рычаг и катапультировал из кресла.

— Уезжаю, Джеймс. Увидимся утром.

Он кинулся к двери, и во мне взыграло недостойное чувство.

— Зигфрид! — окликнул я.

Он остановился на пороге и посмотрел на меня диким взглядом. Я погрозил ему пальцем и ощутил, как губы складываются в ехидную усмешку.

— Вы же забыли, так?