В феврале 1950 года в свой кабинет секретаря ЦК Хрущев вызвал секретаря Среднеазиатского бюро ЦК Игнатьева.
Эта должность была фиктивной и на нее временно определяли партийных работников, которых необходимо было проверить, прежде чем решить, что с ними делать. До своего ареста и Кузнецов сидел на похожей должности секретаря Дальневосточного бюро после снятия его с должности секретаря.
ЦК ВКП(б). Вот и Игнатьева засунули в этот отстой, сняв с должности 2-го секретаря компартии Белоруссии.
– Я не люблю юлить туда-сюда, – «взял быка за рога»
Хрущев. – Я человек простой и скажу прямо, хотя вы и так, товарищ Игнатьев, об этом, наверное, знаете. Негодяи – Кузнецов, Вознесенский, Попков и члены их банды – хотели расчленить нашу партию и Советский Союз. После того, как партия об этом узнала и начала принимать меры, по предложению товарища Пономаренко вас перевели с должности 2-го секретаря Белоруссии на эту пустячную должность. Товарищ Пономаренко сообщил мне, что вас в Белоруссию направил Кузнецов, и предложил мне проверить вас на участие в заговоре ленинградцев.
– Это неправда, товарищ Хрущев, я ничего об этом не знаю, – перепуганно залепетал Игнатьев.
Хрущев, глядя на Игнатьева строго и оценивающе, угрожающим голосом посоветовал.
– Подумайте, товарищ Игнатьев, подумайте, мы и так все узнаем, а искренне раскаявшихся партия прощает.
Игнатьев тут же пришел в смятение и покрылся потом, потом невнятно замямлил.
– Я не знаю… Я честный коммунист… Я всегда верно служил партии… Кузнецов и был для меня партией. Я только делал, что он говорил. Я готов искренне покаяться и всё рассказать… – не закончив в смятении замолчал.
Хрущев, продолжал смотреть на Игнатьева тяжелым взглядом. Подумал: «А ты, хлопчик, трус! На тебя положиться нельзя! Но что же делать? Додавить тебя и сдать?
Но с кем мне тут в Москве работать, где найти своих людей?
Придется тебя использовать… Кузнецов все отрицает, но Игнатьев-то этого не знает, он только знает, что мы с Маленковым следствие ведем. А, значит, Игнатьев знает, что если я захочу его привлечь к делу ленинградцев – привлеку, не захочу – еще поживет. Значит, он меня будет бояться». Обдумав ситуацию, Хрущев многозначительно, с намеком в голосе сказал.
– Покаяние, товарищ Игнатьев, вещь хорошая, но партия больше всего ценит не покаяние, а преданность. Понимаете? – подчеркнул голосом и произнес по слогам. – Пре-дан-ность.
Игнатьев растерянно смотрел на Хрущева и в панике не мог понять: «Чего он хочет? Не хочет слушать мое покаяние…
Почему? Ага, он не хочет, чтобы я своим покаянием запутал и его в это дело. Он хочет быть в стороне и надо мною. Хочет и командовать мною, и иметь возможность сдать в любой момент. Гад! Но что же мне-то делать?!!
Покаяться или положиться на Хрущева? Может, с его помощью пронесет, может, Кузнецов меня не выдаст или Хрущев это скроет?» Игнатьев наконец решился.
– Дорогой Никита Сергеевич! Можете быть уверены, что я лично вам буду предан, как собака. Я сделаю все, что вы прикажете, только пальцем пошевелите!
– Не мне, а партии нужно быть преданным, – нарочито назидательно поправил Хрущев.
– Конечно, но вы для меня, дорогой Никита Сергеевич, и есть партия, – Игнатьеву было не до гордости, и он решился на откровенное низкопоклонство.
– Хорошо, – тоном этого «хорошо» Хрущев показал, что низкопоклонство оценено. – С ленинградцами вы не были связаны, в Ленинграде не работали, будем считать, что товарищ Пономаренко проявил излишнюю бдительность, а вы, товарищ Игнатьев, проверку прошли.
Игнатьев сначала не поверил сказанному, но потом лицо его просияло, он быстро перегнулся через стол и схватил Хрущева за руку.
– Благодарю, дорогой Никита Сергеевич, благодарю.
Век буду помнить, и вы никогда об этом не пожалеете.
– Хотелось бы! – выдернул свою руку Хрущев, брезгливо боясь, что Игнатьев ее поцелует. – Думаю, товарищ Игнатьев, что вы засиделись в секретарях этого никчемно188 го бюро, думаю, что вас надо выдвигать. Как вы смотрите, если мы выдвинем вас в заведующие отделом ЦК по контролю за советскими и партийными органами? Будете глазами и ушами партии, будете наблюдать за всеми партийными и советскими руководящими работниками. Справитесь?
– Дорогой Никита Сергеевич! Я буду вашими глазами и ушами… – мгновенно понял Игнатьев, что от него требуется.
Хрущев усмехнулся и одобрительно подумал: «Сообразительный, сукин сын!», – после чего пообещал.
– Хорошо, я переговорю с остальными секретарями ЦК и попробую убедить их в полезности вашего перевода на эту должность.